Пендлтон Дон. Смерть уравнивает всех

   Хотя здания здесь и не казались чересчур обшарпанными, стены их не украшались на период масленицы, и потому заметно было, что дерево, из которого сооружены дома, изрядно прогнило, а балконы ощутимо покосились. В маленький дворик, спрятанный за оштукатуренной стеной, вели узорчатые ворота. Возле них стояли два чернокожих здоровяка, облаченных в воинские костюмы племени зулусов, и проверяли прибывающих гостей по списку приглашенных.
   Балконы большей частью нависали над двориком, нежели над улицей. В доме веселье шло уже несколько дней, и вопли кутящих органично сплетались с радостными криками уличной толпы. Все три этажа были ярко освещены. На лестнице, ведущей из дворика прямо на балконы, виднелись несколько гостей, одетых в маскарадные костюмы.
   Болан решил не вламываться в ворота и не вышибать парадную дверь, вместо этого он позволил толпе пронести себя вдоль Дофин-стрит и далее — вокруг всего дома. Обнаружив в соседнем здании заднюю дверь, он поднялся по лестнице на крышу и уже оттуда перешел на крышу дома, который собирался атаковать.
   Отсюда, с высоты, все происходящее вокруг напоминало яблочный пирог.
   Болан спрыгнул на балкон третьего этажа, откуда хорошо просматривался весь дворик, и застыл на некоторое время, ориентируясь в обстановке, после чего бесшумно проник в дом.
   Было очевидно, что центр вечеринки сосредоточен внизу, на открытом воздухе. Пятьдесят или шестьдесят веселящихся людей, одетых в маскарадные костюмы, шествовали по кругу с высоко поднятыми бокалами, разговаривали между собой и громко смеялись, словом, прекрасно проводили время.
   Звуки маленькой музыкальной группы, размещенной немного в стороне, едва прорывались сквозь всеобщий гомон, а на танцы места и вовсе не оставалось.
   Но странный запах, который ударил в ноздри Болана, едва тот вошел в дом, мало сочетался с общей атмосферой праздника, бурлящего снаружи. Тошнотворный запах индейки, слишком знакомый, чтобы ошибиться... Индейка, зажаренная со специями и отчего-то начавшая катастрофически протухать...
   Сделав несколько шагов, Болан безошибочно определил источник этого запаха — крошечный чулан, находившийся под лестницей между вторым и третьим этажами.
   Там он и обнаружил Бланканалеса и Шварца.
   Связанные по рукам и ногам, они полусидели-полустояли, упираясь спинами в стену. Вся одежда их была пропитана кровью, рвотой, потом и мочей, а также всем тем, что способен выдавить из себя организм, в котором еще теплится жизнь.
   Пол чулана был залит кровью — она сочилась из свежего трупа, затиснутого между Шварцем и Бланканалесом. Оба несчастных были в сознании, хотя едва ли понимали, где они и что с ними происходит. Ни у того, ни у другого не хватило сил или даже простого желания отодвинуться от мертвеца — одного из приспешников Карлотти, как мигом определил Болан.
   Палач оттащил труп в сторону, а затем, перерезав веревки, которые стягивали его друзей, начал аккуратно массировать тела несчастных, стараясь восстановить кровообращение.
   Оба глаза Шварца настолько распухли, что превратились в узкие, едва заметные щелочки, а все лицо стало похожим на раздувшуюся окровавленную маску — результат многочисленных побоев.
   Бланканалес был чуть в лучшей форме: по крайней мере у него достало сил приподнять веки и, высунув распухший язык, облизать пересохшие губы.
   — "Политикан"! — тихонько позван Болан.
   — Нормально, я в порядке, сержант, но он... — голос Бланканалеса осекся.
   — Да, «Пол», что? Повтори!
   — Он... Боже! Он схватил Тони!
   — Кто схватил ее?
   — Кирк. Только что, несколько минут назад. Она пришла, чтобы вытащить нас, — его глаза уставились в стену. — Кирк пристрелил этого человека, а Тони забрал.
   Этих слов было достаточно.
   — Держись! Я скоро вернусь! — взревел Болан и, рванувшись к двери, вышиб ее.
   Вычислить Карлотти в толпе разряженных гостей он вряд ли бы сумел, зато не различить Тони, в какой бы толпе она ни затерялась, было тоже почти невозможно.
   Впрочем, на сей раз удача сопутствовала ему. Он увидел, как по внешней лестнице к балкону на третьем этаже Карлотти тащит за собой девушку.
   Болан рывком вскинул «отомаг» и выпустил пулю 44-го калибра, которая звонко ударилась рядом с мафиози, предвещая тому скорый судный день.
   Мак заорал во всю мощь своих легких:
   — Карлотти!
   Тот застыл вполоборота к Палачу, и рука его автоматически потянулась за пистолетом.
   Состязание могло получиться честным: пистолет против пистолета, почти в упор. Но человек, признававший лишь мягкие туфли лифтера, присылаемые ему из Италии, могущественный босс, моментально превратившийся в ничтожество, не был готов к брошенному ему вызову жизни-смерти. Вместо этого он решил прикончить свою жертву, и потому, приставив пистолет к голове Тони, злобно прокричал:
   — Не приближайся ко мне, Болан, не подходи!
   Болан не рискнул приблизиться.
   Он был до такой степени взбешен, что не позволил бы никому прикоснуться к этой сволочи, которую он считал своей и только своей законной добычей.
   Однако его «отомаг» думал сам по себе и на все имел собственную точку зрения. Он с ревом изрыгнул огонь, посылая вперед свинцовую смерть, и, прежде чем негодяй успел спустить курок, череп его раскололся пополам, а мозг мерзкими фонтанчиками брызнул во все стороны.
   Рука мафиози еще зажимала пистолет, в то время как вопящая душа его уже низвергалась в кромешные, бескрайние потемки ада.
   Тело Карлотти конвульсивно дернулось и рухнуло на ступеньки.
   Тони попятилась к балюстраде, тихо простонав:
   — О, Боже!
   Когда срабатывает столь мощное оружие, эхо выстрела приобретает особое качество: выстрел превращается в четкий доклад, который гулко разносится в воздухе, отдаваясь, словно удар барабана, в ушах тех, кто стоит даже на большом расстоянии. Но и этого оказалось недостаточно, чтобы мгновенно привлечь внимание веселящихся гостей. Реакция была на удивление замедленной, будто подходили к каждому по отдельности и нажимали некую кнопку, выводящую человека из полузабытья. Сначала встрепенулся один, затем другой, и лишь спустя какое-то время все осознали суть происшедшего. И тогда стало ясно: наверху разворачивается спектакль, главным героем которого выступает смерть — яростная, нависшая над домом и готовая выбрать своим партнером любого из собравшихся во дворе.
   Раздается душераздирающий женский визг, его подхватили сразу несколько голосов — и вечеринка внезапно закончилась, веселье исчезло, только уличные звуки, словно эхо из чужого мира, неслись через высокую ограду.
   Болан бросился к Тони и уложил ее под спасительную защиту балюстрады на втором этаже. Затем перевел взгляд вниз, на толпу, и, продолжая сжимать в руке «отомаг», громко крикнул:
   — Все уходите домой, убирайтесь отсюда! Через пару минут это место превратится в полигон!
   Внизу кто-то пьяно засмеялся, но тотчас более трезвый голос произнес:
   — Черт, а ведь он это серьезно!
   — Это Мак Болан! — восхищенно заметил мужской голос.
   Еще никогда не случалось, чтобы вечеринка на масленицу заканчивалась так быстро. Секунду назад люди стояли внизу, глядя на Палача со смешанным чувством ужаса и удивления, и вдруг гостей словно ветром сдуло: многие со всех ног помчались к воротам, мимо остолбеневших «зулусских» охранников, другие же, наоборот, устремились к дому, норовя улепетнуть через задние двери, как и рассчитывал Болан.
   Тони все никак не могла прийти в себя. Наконец, заикаясь, она пролепетала:
   — Мак, я... Я нашла...
   — Я знаю, — быстро отозвался Болан. — С ними все будет в порядке. А теперь, Тони, действуй: найди телефон и позвони в полицию. Спроси Петро — лейтенанта Джека Петро. Расскажи ему обо всем, что здесь творится. Нам потребуется «скорая помощь» — и чтобы от воя сирен лопался воздух.
   — Я... Я...
   — У тебя получится. Сделай это немедленно. Когда позвонишь, оставайся с ребятами, пока не подоспеет помощь. Что бы ни случилось! Поняла? Что бы ни случилось!
   — А что здесь происходит?
   — В разгаре Кровавый Понедельник. Я ожидаю...
   Внимательный осмотр города не обманул Болана. Пополнение прибыло. Во двор через ворота ворвались четверо энергичных боевиков, толкавших перед собой охранников.
   Затем появился Ричард Зено.
   Болан встряхнул девушку за плечо и прошипел:
   — Шевелись!
   Глаза загнанного зверя повернулись к нему в последний раз, излучая благодарность и понимание, и девушка исчезла.
   Болан отпрыгнул к лестнице и крикнул:
   — Ты опоздал, Зено. Вечеринка сдохла!
   Четыре пары глаз уставились на него. Тяжелый «отомаг» зорко следил за каждым их движением.
   — Тебе не справиться со всеми нами, Болан! — злобно огрызнулся Зено.
   — Мне не нужны вы все. Сейчас — не нужны. Я уже получил то, за чем пришел. Мне кажется, вы тоже ищете кое-кого. Предлагаю вам выбросить белый флаг, забрать тело и убраться к черту!
   — Томми у тебя, да?
   — То, что от него осталось.
   — Брось нам.
   Болан ногой подтолкнул останки Карлотти к краю лестницы и легко спихнул вниз. Тело ударилось о землю и слегка подпрыгнуло, руки и ноги, словно конечности тряпичной куклы, нелепо болтнулись в воздухе и плюхнулись вслед за туловищем. Звук вышел глухой и довольно мерзкий.
   Без лишних разговоров боевики приблизились к телу, каждый взялся за одну конечность, и несостоявшийся наследник быстро и деловито был вынесен со двора.
   Зено последовал за своими подручными и лишь у ворот задержался на секунду, поднял безразличный взгляд на стоящего на лестнице человека — и тотчас ушел.
   Спустя мгновение Болан услышал характерный гудок лимузина, который начал пробираться сквозь толпу.
   По-своему это был печальный финал. И печаль вызывала даже не смерть такого животного, как Томми Карлотти, а крах всех старческих мечтаний, пусть они и принадлежали дикарю по имени Марко Ваннадуччи.
   Болан отвернулся и вошел в дом.
   Кровавый Понедельник еще не закончился.
   Он едва успел начаться.

Глава 20

   Болан оставался с друзьями, оказывая им посильную помощь, пока не услышал вой сирен «скорой помощи», прорезавший доносившийся снаружи гул. Тогда он быстро попрощался с пострадавшими и исчез тем же путем, каким и появился здесь, — по крышам домов.
   Он возвратился к фургону и поменял оружие, прихватив все необходимое дня ведения тяжелых боев, после чего вновь занял наблюдательный пост на крыше. По мере своих «небесных» путешествий, длившихся без малого полтора часа, он обследовал каждый закоулок у себя под ногами и там, где обнаруживал боевиков — этих выходцев из каменного века, немедленно открывал прицельный огонь на поражение. Избежать своей печальной участи не удалось никому.
   Не раз в своих действиях Болан шел против закона, но только дважды те, которых он пометил смертью, оказывали ему достойное сопротивление.
   В большинстве своем меченые были мелкими сошками — отбросы с корабля, Терпящего крушение, своего рода балласт, от которого избавляются прежде всего, когда нужно спастись. Такие люди годились своему начальству лишь на один раз, и потому Болан пускал их в расход без сожалений.
   Единственной фигурой, которая своими поступками могла вызвать нежелательные последствия, был Энрико Кампенаро. Тут банда Ваннадуччи явно подсуетилась. Сверхамбициозные преступники и предатели стоили для старого мафиози куда больше, нежели расчищающий дорогу разум Болана. И это предопределило крах Марко Ваннадуччи. Бывший дружок по сути подставил его, четвертовал и обезглавил, и посадил истекающую кровью голову на кол, словно заготовку чучела дьявола на Жирный Вторник.
   Да, день очевидно превращался в Кровавый Понедельник, и Болана тошнило от его запаха.
   Вероятно, никто не мог бы поручиться за веселящихся на улицах людей, но сам Палач уже приготовился к Пепельной Среде и последующим тридцати девяти дням поста.
   Впрочем, на этом Кровавый Понедельник для Мака Болана не закончился.
   С трудом выбравшись из толпы празднующих масленицу, Болан нажал кнопку вызова на своем мобильном телефоне.
   Петро откликнулся немедленно:
   — Надеюсь, это ты?
   — Да, я, — устало ответил Болан. — Здесь почти все кончено. Что слышно о жертвах похищения?
   — Будут жить. Конечно, пытали их по-страшному, не знаю, как они все это выдержали, добавь еще к физическим мукам почти полную обезвоженность организмов... Но врачи говорят, что кризис уже миновал и все будет в порядке. Хотя не исключено, что один из парней — Моралес, или как ты его называешь, — может оглохнуть на одно ухо. Еще у него сильно пострадала почка, даже опасались, как бы он не лишился ее, но она все-таки заработала. Думаю, им обоим чертовски повезло. А девушка...
   — Что — девушка?
   — Влюблена, как мне кажется, в некоего беглеца, у которого нет абсолютно ничего, что он мог бы ей предложить. Печально, правда?
   — Переживет, — небрежно бросил Болан.
   — Я тоже переживу, но после всего мне на нервы действует одна проблема.
   — Всего одна? — поинтересовался Болан.
   — Особенно одна. Этот чертов мешок с деньгами для выкупа. Кто его заработал?
   — Мертвец. Заплати за его поместье.
   — За какое поместье? Этого идиота никто даже по имени не знает. Кстати, получается, что, кроме Карлотти, он был единственным на свете человеком, осведомленным о похищении. Даже хозяйка дома, где прятали ребят, не имела об этом ни малейшего представления. От одного запаха в комнате она лишилась чувств. На эти верхние этажи никто не поднимался в течение многих лет.
   — Что связывало Карлотти и убитого им человека?
   — Да обыкновенный мальчик на побегушках! Едва мог связать несколько слов по-английски, жил в испаноговорящей части города. Твоя девушка сказала, что он помог Карлотти связать пленников, вот и вся его работа. С тех пор он их не видел до сегодняшнего вечера. Просто работал в районе улицы Дофин за кусок хлеба и время от времени передавал сообщения от Карлотти.
   — А Тони чертовски хороший детектив, — задумчиво проговорил Болан.
   — Вероятно. Но вся эта история превратилась в трагедию, в глупую...
   — Кто-то может сказать, по какой причине их схватили? — оборвал его Болан.
   — Твои люди сейчас не могут много говорить. Похоже, все развивалось именно по той схеме, которую ты обрисовал в самом начале. Как ты помнишь, ребятам не понравилось дело, которым они занимались. Они не стали сдавать оборудование после прослушивания первой проверочной пленки. Карлотти впал в панику: а вдруг они сообщат обо всем кому не следует? Не мог же он признаться своим спонсорам, что облажался на очень дорогой операции. Вот он и пытался выбить из твоих ребят, как работает аппаратура. Удивительно, что после всего они еще остались живы. По-моему, эти ребята... ну, не совсем то, что...
   — Не надо об этом, Петро.
   — Мне кажется, я начинаю вспоминать двоих...
   — Не надо об этом.
   — Ну, хорошо, хорошо. Так что с той сумкой, которая у меня в руках? Такая сумма денег просто пугает меня. Лучше бы тебе не оставлять ее на пороге моего дома.
   — Деньги не мои, Петро. Они принадлежат «Эйбл Груп».
   — А, тогда понятно. Ладно, я прослежу, чтобы денежки дошли по назначению.
   — Вот и прекрасно. А теперь давай подведем кое-какие итоги. Что стало с боевиками из Миссисипи?
   — Они устроили пробку на шоссе между штатами. Полицейские встретили их в тот момент, когда караван уже выезжал на Канал, и настойчиво посоветовали развернуться и отвалить. Дескать, город и без того переполнен.
   — Это были городские полицейские, да?
   — Они самые. Наш шеф был вместе с ними.
   — А он откуда узнал?
   — Я сказал ему. Боже, как он разволновался! И тут же распорядился закрыть город для нежелательных лиц.
   — Ты что-то говорил о дорожной пробке.
   — Да. Целый час Сиглия торчат у всех на виду и разглагольствовали будто выступал в Конституционном суде. Пытался расчистить дорогу...
   — Когда они разъехались?
   — Прямо перед твоим звонком.
   — А в какую сторону направились?
   — На запад. Мне сообщили, что они повернули на шоссе Эрлайн Хайвэй и выехали на Джефферсон Пэриш.
   — К югу от Козвэя?
   — Да. А дальше, вероятно, двинулись по Ривер-Роуд.
   — Так оно и есть, — подтвердил Болан.
   — Не езжай туда.
   — Почему? Отдел по расследованию преступлений все еще следит за ними?
   — Просто не едь.
   — Возможно, я последую твоему совету. В городе осталось совсем мало сброда.
   — Не знаю, не знаю... Но, говорят, городские морги переполнены. Просто удивительно.
   — Что удивительно?
   — Странная заразная болезнь, которая поражает людей прямо в голову. Знаешь, пули в углах, в носу, во рту, другие прицельные попадания. И все — насмерть. Похоже, сегодня вечером кто-то очень серьезно поработал. Какой-то шустрый малый...
   — Он был далеко не один, Петро, — устало проговорил Болан. — Из этого окаянного мира, сам знаешь, какого, никто не уходит с почестями и оркестром. Марко косил всех подряд, полагая, что вновь обрел контроль над городом. Теперь он гол как сокол, но будет драться до последнего. Сейчас он силен, как никогда раньше.
   — Я так не думаю, — тихо возразил полицейский. — По-моему, золотая империя сгорела в пламени нынешней масленицы и в среду уже не восстанет из пепла. Даже сорок дней великого поста не оживят ее.
   — Убедиться в этом можно только одним способом, — сухо сказал Болан.
   — Твоим способом, а?
   — Именно так.
   — Не езжай туда. Ты почти верно угадал количество боевиков. Сто двадцать стволов. Не волнуйся, они и без твоей помощи позаботятся о себе.
   — Только не так, как ты думаешь. У Организации просто вырастет новая голова, так что ей даже не придется изображать птицу Феникс.
   — Допустим, ты прав. Но не забывай о книгах, которые ты нам передал. Они способны похоронить многих из этих толстых котов. Документы помогут прижать их. Мы их всех возьмем.
   — Что ж, займитесь этим, но только доведите дело до конца.
   — Советуешь биться головой о стену? Ладно, попробую. И даже постараюсь уцелеть.
   — Петро, ты прекрасный парень, спасибо тебе за все.
   — Тебе тоже спасибо. Держись, парень, и будь внимателен на флангах.
   — Непременно, — пообещал Болан и положил трубку.
   Конечно, он будет очень внимательно следить за своими флангами.
   Ибо настало время нанести окончательный удар.
   Старик Марко еще не лег в могилу.

Глава 21

   Шестнадцать сверкающих лимузинов с выключенными моторами и потушенными фарами выстроились бампер к бамперу вдоль Ривер-Роуд перед поместьем Ваннадуччи. Возле парадных ворот замерли еще два лимузина, призванные обеспечивать безопасность. В отличие от прочих машин двигатели у них были заведены и фары ярко горели.
   Похоже, затевались переговоры или, по крайней мере, делалась попытка провести таковые.
   Болан медленно вел свой фургон вдоль припаркованных на Ривер-Роуд автомашин и, всматриваясь в приборы ночного видения, пытался разобрать, что происходит внутри лимузинов.
   В каждом из них, беспечно куря, сидели шоферы и по одному или по два боевика. Всего — тридцать-сорок стволов, не более.
   Цифры по непонятной причине не сходились.
   Где, черт побери, остальные боевики?
   Ваннадуччи ни за что бы не впустил всю мафиозную верхушку внутрь своей зоны безопасности, неважно, какую оборонительную стратегию он сейчас выбрал. Болан дважды проходил через эту зону, ведя предварительную разведку, и знал, что главные силы расположены по периметру. Самое же сердце поместья практически не охранялось. Но — цифры не сходились. И это не на шутку встревожило Палача.

* * *

   Напряженная, наэлектризованная атмосфера царила в, рабочем кабинете на втором этаже. Старик вышагивал взад-вперед по маленькому овальному коврику, расстеленному перед письменным столом. Фрэнк Эбо сидел скрючившись на углу стола и прижимал к уху телефонную трубку, хотя ни с кем не разговаривал.
   Единственным источником света служила маленькая лампа на стене, и потому в комнате царил полумрак, как, впрочем, и на всем этаже.
   Гарри Скарбо, босс Алджиерса, полнощекий маленький человек с круглым лицом, с вечно торчащей изо рта незаженной сигарой, стоял, держа наготове бинокль, возле зашторенного окна.
   Рокко Ланца застыл у бокового окна и тоже зорко следил за садом.
   Зено, сопровождаемый Ральфом Пепси и двумя охранниками с пулеметами, отправился к передним воротам, чтобы начать переговоры с поджидавшей его делегацией из Нью-Йорка.
   Ваннадуччи мрачно оглядел присутствующих:
   — Так сколько, вы говорили, у них там машин?
   Эбо, управляющий домом, сокрушенно вздохнул:
   — Пятнадцать, а может быть, и больше.
   — Выходит, этот Болан не дурачил нас, а? — встревоженно спросил старик, наверное, уже в пятый раз за вечер.
   Эбо качнул головой и вновь принялся накручивать телефонный диск.
   — Чем они там занимаются, Гарри? — Ваннадуччи уставился на Скарбо.
   — Кажется, переговоры завершились, — откликнулся Алджиерс от своего окошка. — Зено возвращается. Но мы заметили далеко впереди одну штуковину... ну, как бы дом на колесах.
   — Какого черта? — зарычал Эбо. — Они что, собрались на экскурсию в туристических автобусах?
   Ваннадуччи презрительно глянул на управляющего:
   — Пусть доставят его сюда.
   Трубка заплясала возле уха Эбо.
   — Они уже вышли навстречу, Марко. Боюсь, ничего нового мы не дождемся. Все страшно напуганы. Все эти наши важные друзья... Дьявол, в такие времена необходимо четко отделять друзей от врагов!
   — Мы оставим его в офисе, — пробормотал Ланца и, отвернувшись от окошка, злобно посмотрел на Эбо, словно тот был во всем виноват. — Возможно, он сумеет кое-что нам сообщить.
   — Давайте подходить ко всему реалистически, — отозвался Эбо. — Идет война, и становится жарко. А в такую жару, чтобы не перегреться, лучше сидеть в доме.
   Ваннадуччи, изрыгая проклятия, продолжал вышагивать взад-вперед по кабинету.
   Ланца, до крайности взбешенный, подскочил к Эбо:
   — Слушай, повесь трубку! Он не вернется. Не делай вид, будто сидишь и выпрашиваешь дешевое печенье. Мы отомстим им, когда все малость определится.
   Эбо перевел взгляд на Ваннадуччи:
   — Марко?
   — Да, повесь трубку и позвони во Флориду.
   — Господи Иисусе! — взорвался Ланца. — Чем нам сейчас поможет Флорида? Мы находимся в Луизиане, Марко, и боевики из Нью-Йорка стучатся в наши ворота!
   — Я хочу, чтобы прибыли полицейские и расчистили территорию перед домом! — заревел старик в ответ. — Какого черта я плачу налога? Отдаю деньги всем этим дурацким фондам, выдаю пособия и оплачиваю разные кампании. Так какого черта?! Пусть теперь служители закона наконец появятся внизу, и немедленно!
   — Но ведь ты же не собираешься вызывать полицейских из Флориды, Марко?
   — Ты опупеешь от того, что мне доставят из Флориды, Рокко. И прекрати нытье. Давай, Фрэнк, звони во Флориду!
   Управляющий поспешно набрал номер.
   Ланца с отчаянием завопил:
   — Ты круглый идиот, Марко!
   — Сам идиот! — огрызнулся старик. — Раскрой свои глаза и уши, мальчик, и, может, узнаешь сегодня вечером кое-что новое. Что, по-твоему, движет делами в этом городе, да, в конце концов, везде? Телефонные звонки — вот что движет всем. Слово там, слово здесь, парочка реплик между друзьями... Соображаешь?
   Гарри Скарбо подал голос от окна:
   — Этот дом на колесах опять появился. Движется по дороге. Я плохо вижу из-за чертовых деревьев. Марко, ну, на кой хрен у тебя их столько растет под окном?
   Высоко подняв брови, Эбо заметил как бы между прочим:
   — Эти ублюдки иногда используют такие фургоны для...
   Он оборвал фразу на полуслове и схватил трубку.
   — Мне плевать, что они используют! — взъелся Ваннадуччи.
   В дверь вбежал Зено и, еле переводя дыхание, выпалил:
   — Переговоры не состоялись, Марко! Они предъявили ультиматум. С ними там, внизу, Альфред Дамио. Он говорит...
   — Конечно, Нью-Йорк — это Америка, как говаривал мой покойный друг Фрэнк Камбелла, — злобно усмехнулся Ваннадуччи. — Все правильно. И что же Альфред?
   — Я завел с ним разговор об ультиматуме, Марко. Но он уперся как баран, и не собирается возобновлять свои старые знакомства. Он уполномочен передать приглашение — сам знаешь, от кого. Приглашает тебя выйти на улицу. Говорит, что с нами, Марко, покончено и Нью-Йорк поднялся мощным фронтом, поскольку пришло время произвести замену. Еще он говорит, будто твой наследник ждет сейчас внизу. Он утверждает...
   — Что все это значит?! — завопил Ваннадуччи.
   — Это не мои слова, Марко. Это их слова.
   — Естественно! И, чтобы передать мне подобную новость, они послали какого-то жалкого мальчишку на побегушках?
   — Это еще не все, — устало продолжил советник. — Они дали нам час, чтобы убраться отсюда. Уже готов самолет, ожидающий тебя, Марко.
   — Самолет? А куда он летит?
   — В Коста-Рику.
   — А, черт, будь они все прокляты! Горстка ничтожеств! Да я крестил половину этой шпаны! Они что, забыли?
   В этот момент в комнату ворвался Ральф Пепси с широко раскрытыми глазами. На секунду замерев на пороге, он на цыпочках двинулся дальше. Эбо опустил телефонную трубку и вопросительно посмотрел на него: