Пентикост Хью. Любитель Шампанского

   Перед встречей с Эдди Лидия получила от Квиста четкие инструкции.
   – Изыщи возможность поговорить с Эдди Уизмером с глазу на глаз. У него может быть своя точка зрения на эту историю. Он знает, что мы в курсе событий, и Джонни хочет, чтобы он помог нам. Пусть он расскажет тебе обо всем сам, без наводящих реплик Джонни.
   Удобный случай представился в тот же день. Джонни оккупировал кабинет Квиста, коротая время с бутылкой виски, а Лидия же позвонила в «Бомонт» и договорилась с Эдди о встрече.
   Он поджидал ее в вестибюле.
   – Мы можем пойти в один из баров или в номер Джонни, если вы не боитесь.
   С высоты своих пяти футов семи дюймов она посмотрела на него сверху вниз.
   – Чего мне бояться?
   – Вдруг я начну гонять вас вокруг стола?
   – Пожалуй, рискну.
   Эдди усадил Лидию в глубокое кожаное кресло, принес ей бокал дюбонне со льдом, любезно щелкнул зажигалкой. Затем уселся на краешек массивного стола и усмехнулся. Теперь он смотрел на нее сверху вниз.
   – Не знаю, что нового вы можете узнать от меня.
   – Расскажите мне о Джонни.
   Эдди просиял.
   – Джонни – величайший артист. Мы познакомились двадцать пять лет тому назад, а то и больше. Поверите ли, мне кажется, что это было вчера. Он снимался в фильме, я работал на студии: убирал мусор, ставил декорации, – щека Эдди дернулась. – Я стал играть в водевилях, как только начал ходить. Пел, танцевал. Моя мать была комической актрисой, отец – героем-любовником. Теперь-то я понимаю, что актеры они были второразрядные. Но тогда театр оперетты был в каждом городе с населением больше пяти тысяч, и работы хватало всем. Пока звуковое кино не убило водевиль. Я пел, отбивая чечетку, и вдруг оказалось, что это никому не нужно. Я устроился на студию разнорабочим. И вот однажды Джонни подзывает меня: «Эй, парень, принеси мне кофе и сигареты». (Я знал, какую марку он курит.) Потом протягивает пятерку – сдачи, мол, не надо. Нет, отвечаю, я рад, что он позволил услужить ему. Джонни как-то странно посмотрел на меня и говорит: «Если хочешь услужить мне, приходи в мою гримерную после съемок». Я пришел, Джонни расспросил меня о жизни. Мы шутили, смеялись до упаду. Неожиданно он заявил: «Если хочешь оказать мне услугу, работай на меня». Я спросил, что я должен делать. «Все что взбредет мне в голову», – последовал ответ. И так продолжается двадцать пять лет…
   Лидия не знала, сколько времени потребуется Джонни, чтобы покончить с бутылкой виски, и решила перейти к делу.
   – Вы знаете, почему я здесь, Эдди. Джонни попросил мистера Квиста помочь ему.
   – О боже, я так боюсь за него, мисс Мортон. Какой-то сукин сын, извините меня, хочет его убить.
   – Как проходила та вечеринка с шампанским, Эдди?
   Уизмер покачал головой.
   – Поверите ли, мисс Мортон, в тот момент, когда он действительно нуждался во мне, меня не оказалось на месте. У него как раз был роман с одной девицей, – Эдди ухмыльнулся.
   – У него вечно роман, не с одной, так с другой. Так вот, они вдрызг разругались, и девица укатила в Акапулько. Джонни послал меня за ней, с письмом и алмазным браслетом. Он не мог поехать сам: на следующее утро у него была запись на студии. Представьте себе, несмотря на то что произошло, утром он все-таки записал новую пластинку, которую раскупали сотнями тысяч… Так что я не участвовал в той вечеринке. Если б я не уехал, Джонни и в голову бы не пришло обращаться к Луи Сэйболу или Максу Либману. Когда я вернулся из Акапулько, мы каждый день ждали, что крыша обрушится нам на головы, но этого не произошло.
   – Вы хоть наладили отношения с этой девицей?
   – Нет. Для Джонни это был черный уик-энд.
   Лидия закурила новую сигарету.
   – Вы знали Беверли Трент?
   – Конечно. Я с первого взгляда понял, что от нее можно ждать только неприятностей. Я предупреждал Джонни. Но у нее была потрясающая фигура и он не смог отказаться от столь лакомого кусочка. А потом она не хотела упускать его. Портила ему жизнь.
   – Вернемся к вечеринке, Эдди.
   Он достал сигарету, подбросил в воздух, поймал губами.
   – Как было принято в водевиле, – улыбнулся он.
   Лидия рассмеялась и захлопала в ладоши. Эдди закурил.
   – Вечеринка не планировалась заранее. Джонни обедал с друзьями в «Чейзене». Кто-то пошутил, что шампанское – всего лишь шипучая вода. Джонни рассмеялся и предложил купить столько шампанского, сколько они смогут выпить, чтобы проверить, соответствует ли действительности это опрометчивое заявление. Тому, кто продержится дольше всех, он пообещал приз – тысячу долларов. Прямо из «Чейзена» они поехали к Джонни домой.
   – Не могли бы вы перечислить тех, кто поехал, Эдди?
   – Не всех. Потом мы с Джонни пытались выяснить, кто же был у него в гостях. То есть он вспоминал, а я проверял, так ли это, расспрашивая тех, кто был наверняка. Мы решили, что кто-то мог притвориться спящим или перепившим. Этот кто-то, оставшись в доме, мог знать обо всем, что произошло. Джонни написал список из пятнадцати или шестнадцати человек, мужчин и женщин. Но были еще трое или четверо. Джонни их не знал. Они тоже приехали из «Чейзена». Те, кого мы спрашивали, не помнили, как выглядели эти субъекты. Вроде бы двое мужчин и две женщины. На той вечеринке все быстро набрались, – Эдди помрачнел. – Шампанское далеко не шипучая вода, знаете ли. И если пить его залпом, бокал за бокалом… – он пожал плечами.
   – Можно предположить, что в доме остался какой-то человек, не известный Сэндзу – продолжила Лидия. – Но нас удивляет утверждение Джонни, что шантажист знал о записке. Из этого следует, что он побывал в той комнате, где умерла Беверли Трент. Сэндз уничтожил записку до того, как приехали его друзья. Значит, шантажист увидел ее раньше Джонни.
   – Совершенно верно, – кивнул Эдди.
   – Между прочим, Эдди, Беверли Трент – сценический псевдоним, а как звали девушку на самом деле? Дэн Гарви предполагает, что шантажист – ее брат, отец или любовник.
   – О, мы пытались это выяснить. Ее звали Луиза Гауптман. Семьи у нее не было. Воспитывалась она в сиротском приюте где-то в Миннесоте. Фамилия немецкая – в тех краях полно немцев. Ее младенцем оставили на пороге приюта. К пеленке была подколота бумажка с именем и фамилией. Из приюта она вышла в восемнадцать лет. Работала официанткой, гардеробщицей. Победила на конкурсе красоты. Поехала в Голливуд, чтобы стать кинозвездой, – Эдди чихнул. С такой грудью она без труда нашла дорогу к постели агентов и продюсеров. Беда в том, что у нее не было способностей, она не умела петь, танцевать, держаться перед камерой. Вновь стала гардеробщицей. Тут-то ее и увидел Джонни. Она вцепилась в него мертвой хваткой. Чем это кончилось, вам известно.
   Лидия помолчала.
   – Эдди, расскажите мне о субботнем вечере. О ложной тревоге с бомбой. Между прочим, как Джонни оказался в Чикаго?
   – Заезжал к подруге.
   – У него действительно целый гарем?
   Эдди усмехнулся.
   – В свое время Джонни объездил весь мир, и в каждом городе, где он выступал, у него была девочка. В начале карьеры он не нашел себе пары только в одном городке – Джаплине, штат Миссури. Так поверите ли, он вновь, чуть ли не даром, выступал в этом городе, только бы сохранить незапятнанным послужной список.
   – Так что же произошло в субботу?
   – Мы прилетели в Чикаго из Лос-Анджелеса. Джонни повидался со своей ненаглядной, и вернулся в аэропорт, где мы и встретились. Вскоре после взлета пилот объявил, что на борту, возможно, бомба и он поворачивает назад. От страха мы вспотели, как мыши. Самолет благополучно приземлился, я пошел узнавать, когда следующий рейс, а Джонни пытался дозвониться до мистера Квиста. На все это ушло немало времени. Нас обыскали, перетряхнули весь багаж. Пока я добывал билеты, кто-то сказал, что в мужском туалете застрелили человека. Кого именно, мы узнали только в Нью-Йорке. Луи Сэйбол – давний друг Джонни и участник той истории. Когда мы добрались до «Гарден» и Джонни переодевался, позвонил Макс Либман. Наверное, он узнал о смерти Луи. Во всяком случае Джонни сказал, что Макс на грани истерики и хочет с ним встретиться. Джонни предложил ему приехать сюда, в «Бомонт», после концерта. Но тот не приехал. Потом мы узнали, что ему помешало.
   – Как?
   – По радио, – Эдди указал на стоящий в углу радиоприемник. – На следующее утро.
   – Вы знаете, по какой причине Сэйбол оказался в Чикаго, а Либман – в Нью-Йорке?
   – Понятия не имею. Я напуган не меньше Джонни. Похоже, кто-то намерен уничтожить всех, так или иначе связанных с той вечеринкой.
   – Вы думаете, Сэндзу следует обратиться в полицию?
   – Я понимаю, почему он этого не хочет. Если сейчас у него еще есть шанс вернуться на сцену, – а я знаю, что он думает об этом, – то история с Беверли, став достоянием широкой публики, поставит крест на его надеждах. Это я понимаю. Но у вас нет таких возможностей для защиты Джонни как у полиции. Вот что тревожит меня больше всего.
   – Я думаю, Джулиан придерживается того же мнения, но Джонни – его друг, и выставленные им аргументы весьма убедительны.
   Эдди улыбнулся.
   – Джонни, если захочет, сможет продать бикини эскимосам.
   – Ну, спасибо за помощь, Эдди, – Лидия поставила на стол пустой бокал и бросила окурок в пепельницу. – Пойду докладывать боссу.
   Гарви позвонил из Лос-Анджелеса лишь во вторник утром. Квист попросил его повременить с докладом, пока в кабинете не собрались Лидия, Бобби Гиллард и Конни Пармали. И тотчас же из усилителя, стоящего на столе Квиста, загремел голос Гарви:
   – Я не смог позвонить вчера вечером, Джулиан. Надо было еще кое в чем разобраться.
   – Слетал не зря?
   – Увидишь сам. Конни готова?
   Квист взглянул на мисс Пармали, застывшую над машинкой для стенографирования.
   – Начинай, – скомандовал он.
   – Я обнаружил третью жертву.
   – Третью?
   – Да, после Сэйбола и Либмана, – пояснил Гарви, – Маршалл, голливудский полицейский.
   – Он мертв?
   – Можешь не сомневаться. Я начал разыскивать его, как только прилетел. Он уволился из полиции и жил в небольшом коттедже на берегу океана. Приехав туда, я нашел на крыльце три бутылки молока, а в почтовом ящике – газеты за три дня. Я вошел в дом через дверь черного хода, которая оказалась открытой. На столе в кухне обнаружил недоеденный завтрак. Маршалла не было. Я почуял неладное, Джулиан.
   – Я тебя понимаю.
   – Пошел к соседу. Тот сказал, что Маршалл любит по утрам поплавать. По тропинке мы спустились на пляж. Там он и лежал, с проломленным черепом. Не в плавках, а в джинсах, рубашке и кроссовках. Сосед высказал предположение, что Маршалл упал с обрыва. Я думаю иначе. Он лежал на песке, рядом – ни одного булыжника. Судя по всему, его несколько раз ударили по голове чем-то тяжелым. Полицейские пришли к тому же выводу. Молоко, газета, недоеденный завтрак указывают на то, что Маршалла убили в пятницу утром. Того же мнения и судебный эксперт.
   – Есть ли подозреваемые?
   – Нет. Подъездная дорожка заасфальтирована, следов шин на ней нет. Соседи никого не видели. Машина Маршалла в гараже. С этим все.
   Квист взглянул на Лидию и Бобби Гилларда. Вопросов у них не было.
   – Продолжай, Дэниэл.
   – Я заехал в конторы Сэйбола и Либмана. Рыдающие секретарши. Черная тоска. С обеими одна и та же история.
   – Какая история?
   – Джонни попросил Сэйбола встретиться с ним в Чикаго. Джонни попросил Либмана встретиться с ним в Нью-Йорке. Срочно.
   – О господи, Дэн, неужели ты хочешь сказать…
   – Подожди, это еще не все. Джонни не разговаривал ни с Сэйболом, ни с Либманом. Секретарша Сэйбола сказала, что позвонил мужчина. Она решила, что это Эдди Уизмер, хотя признает, что тот не представился. Он, мол, звонит по поручению Джонни. Сэндз хочет, чтобы Сэйбол встретился с ним в чикагском аэропорту в такое-то время. «Передайте мистеру Сэйболу, что речь пойдет об особом шампанском». Секретарша знала, что Сэйбол не может лететь: он работает семь дней в неделю. Когда же она передала ему просьбу Джонни, Сэйбол позеленел и приказал ей купить билет до Чикаго.
   – Ты сказал, что с Либманом произошло то же самое?
   – Совершенно верно. Мужчина не назвал себя. Сказал, что звонит по поручению Джонни Сэндза, который хочет встретиться с Либманом в Нью-Йорке, после благотворительного концерта в «Гардене». Либман должен позвонить в «Гарден», и они договорятся о месте и времени. Секретарша засомневалась, сможет ли она найти Либмана: тот где-то играл в гольф с клиентом. Мужчина подчеркнул, что дело срочное, насчет «особого шампанского». Она нашла Либмана. Не доиграв партию, он улетел в Нью-Йорк.
   – И на этот раз секретарша подумала, что звонил Уизмер?
   – Нет, – Гарви хохотнул. – Я прямо спросил ее об этом. Она зарделась и ответила, что узнала бы голос Эдди. Подозреваю, у них не только деловые отношения.
   – Девушки полагают, что звонили из Лос-Анджелеса?
   Как они могут это знать, Джулиан? Сейчас можно звонить из Анкориджа, а будет слышно, как от соседа. И никаких телефонисток – автоматическая связь. Но я думаю, что звонили из Лос-Анджелеса, Маршалла убили в пятницу утром. Сэйболу и Либману позвонили в тот же день после полудня. Нашему приятелю хватило времени, чтобы прилететь в Чикаго раньше Сэйбола. Он успел и телеграмму послать авиадиспетчеру. А потом улетел в Нью-Йорк, чтобы свести счеты с Либманом.
   – И с Джонни, – заметил Квист.
   – И с тобой! – добавил Гарви. – Кто-то убивает всех, замешанных в дело Трент, а заодно и тех, кто попадается на пути. Например, Квиста.
   – Да, действие перенесено из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк.
   – Поэтому я вылетаю первым же рейсом. Кто-то должен прикрывать тебе спину. Наш любитель шампанского настроен серьезно.
   Кровь отхлынула от лица Джонни. В одно мгновение он ссохся и постарел.
   – Майк Маршалл! В это невозможно поверить.
   – Придется, – пожал плечами Квист.
   Они сидели в номере Джонни в отеле «Бомонт». Эдди смешивал и разносил коктейли. Квист говорил, Джонни слушал и уголок его рта изредка дергался. Когда Эдди приносил стакан, он выпивал его залпом и тут же возвращал назад.
   – Я пару раз встречался с той крошкой из конторы Либмана, – подтвердил Эдди. – Слава богу, что она запомнила меня, иначе ты бы мог подумать…
   – Не болтай ерунды, Эдди, – оборвал его Джонни и, насупившись, повернулся к Квисту. – Если б ты не знал меня, Джулиан, и тебе выдали всю эту информацию, не подумал бы ты, что именно я убиваю всех, кто знал о деле Трент?
   – У меня могли бы зародиться подозрения, – кивнул Квист.
   – Этому типу, кто бы он ни был, известно все, – вмешался Эдди. – Но как ему удалось выяснить, что мы собираемся лететь через Чикаго, босс? Об этом знали только вы, я и продавец билетов в аэропорту.
   – Знал же он о записке, которую, как мне казалось, не видел никто, кроме меня, – вздохнул Джонни. – Да, он все рассчитал.
   – Давайте не усложнять дела, – возразил Квист. – Кто-то не ушел с твоей вечеринки в тот вечер или находился в твоем доме, не принимая в ней участия. Насколько я тебя знаю, войти к тебе мог любой прохожий. Приятель Беверли Трент два года доил тебя, а теперь, когда молоко иссякло, он начал мстить. С этим все совершенно ясно. А насчет остановки в Чикаго – так он мог стоять за спиной Эдди у окошечка кассы.
   – Вот чего я не могу понять, – не сдавался Эдди. – Мистер Квист говорит, что Максу и Луи позвонили в пятницу днем. А мы решили, что полетим через Чикаго только в аэропорту Лос-Анджелеса. Как он мог знать о наших планах, босс, до того как они определились?
   Джонни прижал кончики пальцев к глазам.
   – Это не совсем так, Эдди. В четверг вечером я позвонил Джейн в Чикаго, чтобы узнать, будет ли она дома. Я не сказал об этом тебе, так как ты стал бы меня отговаривать.
   На лице Эдди отразилась обида.
   – В аэропорту я разыграл сценку, прикинувшись, будто эта идея только что пришла мне в голову, – Джонни взглянул на Квиста. – Думаешь, мой телефон в Беверли-Хиллз может прослушиваться?
   – Неизвестный знал о твоей поездке в Чикаго.
   Джонни посмотрел на часы.
   – Ты собираешься к Мэриан Шеер, Джулиан?
   – Если ты там будешь, – ответил Квист. – Мне бы не хотелось отпускать тебя одного, пока у нас нет четкого плана действий.
   Джонни рассмеялся.
   – Одного? Я беру с собой трех куколок.
   – Чем больше, тем безопаснее, – поддакнул Эдди.
   Квист встал.
   – У меня не детективное агентство, Джонни. Я не могу приставить к тебе телохранителя. Хочешь знать мое мнение?
   – Конечно, дружище. Я доверяю тебе. Ты это знаешь.
   – Неизвестный убивает всех, кто был в курсе перемещения тела Беверли Трент из твоего дома в ее квартиру. Об этом знали полицейский, Сэйбол, Либман. Остались Эдди и ты.
   – О, боже! – ахнул Эдди.
   – Если это просто маньяк, который мстит за Беверли Трент, вернее, Луизу Гауптман, можешь быть уверен, что он постарается добраться до тебя. Но сначала, я думаю, он разделается с Эдди.
   – Почему? – прошептал Эдди. – Я не участвовал в вечеринке. Я уезжал в Акапулько.
   – Ты помогал заметать следы, – бесстрастно ответил Квист. – Ты умрешь первым, Эдди, потому что для Джонни этот мерзавец приготовил что-то особенное. Джонни придется отвечать за все. В пятницу утром он был в Голливуде. Следовательно, мог убить Маршалла, полицейского. Он находился в аэропорту Чикаго, когда там застрелили Сэйбола, и вел машину по той улице Нью-Йорка, где задавили Либмана. На его машине помят бампер. Поэтому, что бы ни случилось с тобой, все будет выглядеть так, будто это дело рук Сэндза. Если на него падет подозрение, история Беверли Трент станет достоянием широкой публики. Тут есть и мотив – стремление заткнуть рот всем, кто знал, что случилось с Беверли, и реальная возможность твоего, Джонни, присутствия на месте убийств в момент их совершения. Получается так, что тебя шантажировали и этим положили конец твоей карьере. Ты не смог установить личность шантажиста, но знал, что это один из четырех – Сэйбол, Либман, полицейский или Эдди. Задумано неплохо. Никому не хочется умирать. Внезапная, мгновенная смерть – не самое худшее. Но медленная смерть, когда топчут твою гордость, твою репутацию, а все секреты твоей жизни ловкий прокурор выставляет напоказ, ожидание своего часа в череде смертников, крушение всего, что любил… Трудно представить себе что-нибудь более ужасное.
   Джонни закрыл глаза. Его лицо перекосила гримаса боли… или страха?
   – Кто бы это мог быть, Джулиан? – прошептал он. – Кто?
   Квист словно и не слышал его вопроса.
   – Есть, правда, шанс, что этот псих оставит тебя в живых.
   Глаза Джонни широко раскрылись.
   – Он покажет, что держит тебя за горло, и ты снова начнешь платить. Ты будешь знать, что иначе неминуема расплата: в суде ли, или на улице – от пули между глаз.
   – Зачем ты мне это говоришь? – спросил Джонни. – Это лишь догадки.
   – В надежде напугать тебя, Джонни, – ответил Квист. – «Квист Ассошиэйтс» не ведет таких дел. Мы можем посоветовать, что делать дальше, но не защитить тебя.
   – Так советуй!
   – Для начала я бы отправил Эдди в длительный отпуск, куда-нибудь подальше, к примеру, в Тимбукту. Он останется там под вымышленным именем, пока этого парня не поймают. Затем ты обратишься в полицию и скажешь правду о Беверли Трент. Ты ее не убивал, ты только перевез ее тело. Будет громкий скандал, но ты его переживешь. Полиция, ФБР начнут охоту на преступника. Тебе будет обеспечена надежная защита. Рано или поздно они его найдут. К нему наверняка потянется ниточка от Беверли Трент. Как только его посадят за решетку, мы вздохнем свободно.
   – Он подтасовал факты. Все убийства выглядят так, словно они совершены мною.
   – Ты обратишься в полицию раньше, чем он. Они ему не поверят.
   – Я об этом подумаю.
   – Дело приняло такой оборот, что раздумывать некогда.
   Джонни сидел не шевелясь. Эдди, облизывая пересохшие губы, не отрывал от него глаз.
   – Я бы хотел переговорить с Эдди. О том, что мы решим, я скажу тебе у Мэриан Шеер.
   – Если ты не обратишься в полицию, Джонни, считай, что я вышел из игры, – заключил Квист.
   – Зачем мы идем на этот ужин? – спросила Лидия, поднося к губам бокал мартини. В элегантном вечернем костюме она была эффектна.
   – Я обещал ему, – Квист поднял свой бокал. – Твое здоровье!
   – А если он не обратится в полицию?
   – Мы вежливо попрощаемся и пойдем куда-нибудь еще.
   – Например, вернемся сюда?
   – Тебе тут нравится?
   Лидия улыбнулась.
   – Больше, чем где бы то ни было.
   – Тогда обязательно вернемся, – Квист наклонился, поцеловал ее в щеку и взглянул на часы. – Скоро прилетит Дэн. Ему скажут, где нас искать. За прошедший день он, наверняка, раскопал немало интересного. Возможно, мы сможем сделать какие-то выводы.
   Мэриан Шеер умела принимать гостей. Особняк сиял от подвала до чердака. Тут и там стояли корзины цветов. Два официанта в белых смокингах и три служанки в черных платьях с накрахмаленными передниками разносили подносы с холодными и горячими закусками. На каждом этаже был бар. Любое желание гостя исполнялось, как по мановению волшебной палочки.
   Квиста и Лидию встретил молодой человек в двубортном зеленом костюме, сшитом из материи, напоминающей вельвет.
   – Мисс Мортон… Мистер Квист? Я – Дуглас Хэдман. Мэриан ждет вас наверху.
   Лицо Хэдмана показалось Квисту знакомым. Тут же он вспомнил, что видел его в кабинете управляющего «Гарден».
   Мэриан Шеер окружила себя молодежью. Самым старым был Джонни Сэндз, но именно он находился в центре внимания. К нему льнули три красотки – брюнетка, блондинка и рыжеволосая. Джонни, веселый и радостный, попытался представить своих дам Лидии и Квисту.
   – Это Долорес, это Бетси, а это Клодин, – каким-то образом ему удавалось обнимать всех троих.
   – Я – Бетси, – поправила его рыжеволосая. – А вот Клодин, – она указала на блондинку.
   – Я – Долорес, – возразила блондинка, – Клодин – это она, – и посмотрела на брюнетку.
   – Имена, имена, имена, – рассмеялся Джонни. – Меня больше интересует совсем другое, – и он погладил ногу Долорес.
   – Ты подумал? – спросил Квист.
   – Конечно, дружище, – кивнул Джонни. – Утром я сразу же последую твоему совету. Эдди не пришел, потому что собирает чемодан. Он решил поехать в Венецию. Говорит, что с детства мечтал покататься в гондоле. А теперь наполняйте бокалы и догоняйте тех, кто начал раньше.
   Подошла Мэриан Шеер в ослепительном, подчеркивающем достоинства ее фигуры вечернем платье.
   – Вижу, Дуглас вас встретил. Я очень рада, что вы смогли прийти.
   – Благодарим вас за приглашение, – вежливо ответила Лидия.
   Среди гостей Квист и его спутница увидели немало знакомых: молодого актера, которому Квист помогал пробиться на Бродвей, известную деятельницу движения за равноправие женщин (с помощью Квиста она вела серьезную предвыборную кампанию кандидата от демократической партии на пост президента США), галантного Джада Уолкера, официального представителя города Нью-Йорка. У Мэриан было много друзей, и, похоже, в ее доме никто не скучал. В особенности Джонни, которого кроме трех дам окружала еще целая толпа поклонников.
   Квист и Лидия обсуждали с Джадом Уолкером субботний благотворительный концерт, ту легкость, с которой Джонни покорил аудиторию. Увлеченные разговором, они и не заметили, как в дальнем конце комнаты Джонни вскочил на стул, за роялем возник Дон Эдвардс, и в мгновенно наступившей тишине Сэндз запел.
   Когда он умолк, грянул гром аплодисментов. Джонни схватил как по заказу появившуюся на рояле трубу.
   – А теперь пора перекусить! – воскликнул он и заиграл походный марш.
   Буфет поражал воображение. Огромная индейка, толстые ломти ветчины, красная рыба, разнообразные сыры, маслины, салаты, соусы. Официанты обносили гостей бокалами с бургундским.
   – Интересно, думал ли Делберт Шеер, куда пойдут его деньги, когда он умрет, – хмыкнул Квист.
   – Надеюсь, он не стал бы возражать, – заметила Лидия.
   – Такого я еще не видела. Пожалуйста, не смотри на меня, дорогой, я превращаюсь в обжору.
   Уголком глаза Квист заметил, как Джонни накладывает своим девицам полные тарелки. Сам Джонни вообще ел очень мало, и никогда – перед выступлением. А он, судя по всему, настроился петь.
   И когда объевшиеся и напившиеся гости отвалились от буфета и уселись кто в кресла, а кто прямо на пол, Джонни запел. Одна песня сменяла другую, прерываясь лишь аплодисментами. Чья-то рука легла на плечо Квиста, и он обернулся.
   – Можно вас на минуту, Джулиан? – в голосе Мэриан Шеер слышалась тревога.
   Лавируя между гостями, она вывела Квиста в маленький холл у лифта. Обернувшись, он увидел, что Дуглас Хэдман уже подсел к Лидии.
   – Какой-то полисмен спрашивает Джонни. Не могли бы вы поговорить с ним? Если Джонни сейчас остановить, весь вечер пойдет насмарку.
   – Он, наверное, поставил машину в неположенном месте, – попытался успокоить ее Квист.
   На лифте он спустился в холл. Одного взгляда на ожидающего там полисмена хватило, чтобы по спине Квиста побежали мурашки. Он уже имел дело с лейтенантом Кривичем из отдела убийств – низкорослым, коренастым крепышом, пытающимся придать своему еще детскому лицу суровое выражение.