«Тебе давно пора повзрослеть!» — сказал он сам себе.
Он улыбнулся Ребекке, надеясь, что покраснел только слегка и она этого не заметила. Ему скоро должен был исполниться двадцать один год, а он ведет себя как подросток. Да, Ребекка первая девушка, с которой ему довелось общаться с момента достижения половой зрелости (конечно, не считая Джудит), но тем не менее надо быть умнее.
Джейсон Чурч махал находившимся на корабле, чтобы они выходили из «Инкунабулы». Пол почувствовал, как сильно бьется сердце у него в груди. Ему нравился тот образ жизни, который приходилось вести, — полеты, путешествия с места на место, — но он все равно страшно любил ходить по твердой поверхности планет. С этим ничто не может сравниться. Ничто. Обычно они останавливались где-то всего на час или два, какое-то время гуляли вокруг места посадки, дышали настоящим воздухом — единственные люди на всей планете.
Но вот как будет на этот раз? Они тоже единственные? И куда делись пилоты того, второго корабля? Странно все это. Джош Хьюетт, самый старший из членов экипажа, открыл шкаф с оружием и роздал полдюжины автоматов, стреляющих иглами, поражавшими жертву электрошоком. Пол взял один, чувствуя легкое возбуждение, — может, все-таки удастся поучаствовать в схватке? Конечно, никакой схватки не будет, потому что их просто никогда не бывает, но он позволил себе пофантазировать, представил, как он уничтожает противников и спасает Ребекку от участи значительно хуже смерти...
— Дорогой, ты идешь? — послышался голос его матери, которая уже стояла у люка и улыбалась сыну.
«Боже, она просто цветет от счастья», — подумал Пол.
Ребекка переводила взгляд с Люсиан Чурч на Пола и самодовольно улыбалась. На ее смуглом симпатичном лице появилась ухмылка — мать разговаривает с сыном, как с маленьким мальчиком.
«Черт побери!» Пол кивнул матери и постарался выглядеть достойно — как настоящий ученый, хотя чувствовал себя в этот момент мальчиком лет девяти.
— Да, мама. Я сейчас выпью сока и присоединюсь к вам.
Мать кивнула, затем направилась вниз по трапу. Ребекка.
последовала за ней. Пол пошел к холодильнику.
На борту остались он и Тейлор, который копался в одном из ящиков — наверное, искал свои вонючие сигары, без которых он жить не может. Тейлор насмешливо посмотрел на Пола и поинтересовался:
— Присмотрел себе подружку?
Пол нахмурился.
— Заткнись, дурак, — ответил он. — По крайней мере, ею мне не придется ни с кем делиться.
Тейлор невинно улыбнулся.
— Но Джуди не возражает, — заметил он. — Почему ты решил, что Ребекка не даст никому, кроме тебя? И почему ты так уверен, что она еще не давала?
Пол попытался принять суровый вид, но ему это не удалось. Он расхохотался. Через несколько секунд Тейлор присоединился к нему.
Пол взял банку сока и направился к трапу. Стояла великолепная погода, наверное, была вторая половина дня, в холодном воздухе Пол почувствовал...
Вначале он не разобрал, что именно. Он нахмурился, принюхался. Что-то гниет? Может, недавно пронеслась буря и что-то погибло? Но все равно запах какой-то странный, нетипичный для гниения чего-либо, существующего в таких мирах. Уж точно не растение.
— Эй, ты уйдешь когда-нибудь или мне тебя подтолкнуть? — послышался за спиной голос Тейлора.
Тейлор стоял у выхода из люка, положив в рот незажженную сигару.
— Уйду, — пробормотал Пол и быстро сбежал по трапу вниз. У него почему-то пропало желание обмениваться шутками, и.
он не мог объяснить, почему именно. Он не торопясь пошел к остальным, которые стояли кучкой у станции, откуда должны были забрать нужный пакет.
Пол читал в учебниках истории о том, что такое Рай, о том саде, из которого предположительно вышли первый мужчина и первая женщина. Несомненно, авторы того описания представляли что-то подобное месту, в котором сейчас находился Пол: богатое дарами природы, чистое, как новая мысль, мечта, ставшая реальностью, легкие приятные фантазии, появляющиеся перед пробуждением. Это и есть Рай, более совершенного человечество не придумает.
Но нужно опасаться змея...
Пол улыбнулся своему пессимизму. В любом идеале он видит что-то темное.
Его отец ввел нужный код и ждал, чтобы машина выдала из базы данных то, что требовалось. Джейсон Чурч разговаривал с Кларками, когда подошел Пол.
— ...никого. Похоже, что корабль оставили по меньшей мере два года назад. Я сужу по количеству пыли. Кстати, очень много запасов провизии.
Луиза Кларк скрестила на груди руки. Она определенно нервничала.
— Может, они все заболели? Заразились и умерли здесь. Вы чувствуете запах? Я обратила на него внимание, когда мы только вышли из нашего корабля. Похоже на запах плесени, что-то органическое. Но не исключено, что это разлагаются трупы.
— Я тоже почувствовал запах, — признался Пол. — Он кажется несколько необычным.
Джейсон Чурч взял в руки выданный машиной пакет и заметил:
— Теперь у нас есть то, за чем мы здесь останавливались. Наверное, нам лучше стартовать. Свяжемся с Компанией, когда снова войдем в радиус действия приборов, сообщим им об этом корабле. В наши обязанности не входит проверка того, как он здесь оказался и что делает.
Отец улыбнулся Полу, а потом заговорил громче, чтобы слышали все остальные:
— Сегодня никаких пикников, друзья. Мне очень жаль. Остальные члены экипажа притворно застонали, но Пол почувствовал облегчение внутри. Лучше побыстрее улететь отсюда. Странный корабль с необычным запахом все испортил. Им с Ребеккой придется подождать.
Внезапно какой-то странный шум прервал ход мыслей Пола. Он застыл на месте, как и все остальные.
В напряженной тишине кто-то лязгал зубами. Это был какой-то животный звук, его точно не мог воспроизвести человек. Но Полу никогда не доводилось встречать зверей, издающих что-то подобное. Да здесь и не должно быть никаких животных.
Потом они услышали, как металл ударяется о металл. Но это был не работающий механизм, а кто-то живой...
— Что, черт побери... — заговорил Тейлор за спиной у Пола.
За станцией двигалось что-то черное, причем необычайно быстро. За первым чудовищем показалось второе, потом еще и еще — где-то около дюжины. Они появлялись быстрее, чем успевали их считать.
Ребекка закричала, показывая на них пальцем. Но их уже увидели все собравшиеся.
Чужие. Пол слышал о них, как и все остальные члены экипажа.
Джохансон приготовил свой автомат, но он окажется бесполезным, если слышанное ими об этих чудовищах — правда.
Пол резко повернулся и посмотрел на их корабль, который внезапно показался ему таким далеким. Вокруг него сгрудились три или четыре черных ужасных монстра.
Квентин Кларк прокричал имя своей жены. Пол повернулся назад и увидел, как одно из чудовищ приблизилось к ним, схватило Луизу Кларк и прижало к себе изогнутыми лапищами.
Пол услышал грохот автомата, потом кто-то еще начал стрелять. Но чужие совсем не пострадали, они злобно кричали что-то высокими голосами.
Словно по чьей-то команде, все чудовища заорали одновременно и бросились вперед, к людям, хватая всех подряд. Ужасные хвосты рассекали воздух позади и ударялись о землю, поднимая вверх облака пыли.
Пол истошно закричал, попытался бежать.
Юношу сгребли черные холодные лапы и прижали его сопротивляющееся и извивающееся тело к себе.
Пол понял, что они обречены. Их ждет ужасная, мучительная смерть, чужие разорвут их тела на части и напьются их крови...
Чурч открыл глаза.
«Но нам не повезло тогда, — подумал он. — Смерть не наступила мгновенно. Ее пришлось слишком долго ждать».
Глава 11
Глава 12
Он улыбнулся Ребекке, надеясь, что покраснел только слегка и она этого не заметила. Ему скоро должен был исполниться двадцать один год, а он ведет себя как подросток. Да, Ребекка первая девушка, с которой ему довелось общаться с момента достижения половой зрелости (конечно, не считая Джудит), но тем не менее надо быть умнее.
Джейсон Чурч махал находившимся на корабле, чтобы они выходили из «Инкунабулы». Пол почувствовал, как сильно бьется сердце у него в груди. Ему нравился тот образ жизни, который приходилось вести, — полеты, путешествия с места на место, — но он все равно страшно любил ходить по твердой поверхности планет. С этим ничто не может сравниться. Ничто. Обычно они останавливались где-то всего на час или два, какое-то время гуляли вокруг места посадки, дышали настоящим воздухом — единственные люди на всей планете.
Но вот как будет на этот раз? Они тоже единственные? И куда делись пилоты того, второго корабля? Странно все это. Джош Хьюетт, самый старший из членов экипажа, открыл шкаф с оружием и роздал полдюжины автоматов, стреляющих иглами, поражавшими жертву электрошоком. Пол взял один, чувствуя легкое возбуждение, — может, все-таки удастся поучаствовать в схватке? Конечно, никакой схватки не будет, потому что их просто никогда не бывает, но он позволил себе пофантазировать, представил, как он уничтожает противников и спасает Ребекку от участи значительно хуже смерти...
— Дорогой, ты идешь? — послышался голос его матери, которая уже стояла у люка и улыбалась сыну.
«Боже, она просто цветет от счастья», — подумал Пол.
Ребекка переводила взгляд с Люсиан Чурч на Пола и самодовольно улыбалась. На ее смуглом симпатичном лице появилась ухмылка — мать разговаривает с сыном, как с маленьким мальчиком.
«Черт побери!» Пол кивнул матери и постарался выглядеть достойно — как настоящий ученый, хотя чувствовал себя в этот момент мальчиком лет девяти.
— Да, мама. Я сейчас выпью сока и присоединюсь к вам.
Мать кивнула, затем направилась вниз по трапу. Ребекка.
последовала за ней. Пол пошел к холодильнику.
На борту остались он и Тейлор, который копался в одном из ящиков — наверное, искал свои вонючие сигары, без которых он жить не может. Тейлор насмешливо посмотрел на Пола и поинтересовался:
— Присмотрел себе подружку?
Пол нахмурился.
— Заткнись, дурак, — ответил он. — По крайней мере, ею мне не придется ни с кем делиться.
Тейлор невинно улыбнулся.
— Но Джуди не возражает, — заметил он. — Почему ты решил, что Ребекка не даст никому, кроме тебя? И почему ты так уверен, что она еще не давала?
Пол попытался принять суровый вид, но ему это не удалось. Он расхохотался. Через несколько секунд Тейлор присоединился к нему.
Пол взял банку сока и направился к трапу. Стояла великолепная погода, наверное, была вторая половина дня, в холодном воздухе Пол почувствовал...
Вначале он не разобрал, что именно. Он нахмурился, принюхался. Что-то гниет? Может, недавно пронеслась буря и что-то погибло? Но все равно запах какой-то странный, нетипичный для гниения чего-либо, существующего в таких мирах. Уж точно не растение.
— Эй, ты уйдешь когда-нибудь или мне тебя подтолкнуть? — послышался за спиной голос Тейлора.
Тейлор стоял у выхода из люка, положив в рот незажженную сигару.
— Уйду, — пробормотал Пол и быстро сбежал по трапу вниз. У него почему-то пропало желание обмениваться шутками, и.
он не мог объяснить, почему именно. Он не торопясь пошел к остальным, которые стояли кучкой у станции, откуда должны были забрать нужный пакет.
Пол читал в учебниках истории о том, что такое Рай, о том саде, из которого предположительно вышли первый мужчина и первая женщина. Несомненно, авторы того описания представляли что-то подобное месту, в котором сейчас находился Пол: богатое дарами природы, чистое, как новая мысль, мечта, ставшая реальностью, легкие приятные фантазии, появляющиеся перед пробуждением. Это и есть Рай, более совершенного человечество не придумает.
Но нужно опасаться змея...
Пол улыбнулся своему пессимизму. В любом идеале он видит что-то темное.
Его отец ввел нужный код и ждал, чтобы машина выдала из базы данных то, что требовалось. Джейсон Чурч разговаривал с Кларками, когда подошел Пол.
— ...никого. Похоже, что корабль оставили по меньшей мере два года назад. Я сужу по количеству пыли. Кстати, очень много запасов провизии.
Луиза Кларк скрестила на груди руки. Она определенно нервничала.
— Может, они все заболели? Заразились и умерли здесь. Вы чувствуете запах? Я обратила на него внимание, когда мы только вышли из нашего корабля. Похоже на запах плесени, что-то органическое. Но не исключено, что это разлагаются трупы.
— Я тоже почувствовал запах, — признался Пол. — Он кажется несколько необычным.
Джейсон Чурч взял в руки выданный машиной пакет и заметил:
— Теперь у нас есть то, за чем мы здесь останавливались. Наверное, нам лучше стартовать. Свяжемся с Компанией, когда снова войдем в радиус действия приборов, сообщим им об этом корабле. В наши обязанности не входит проверка того, как он здесь оказался и что делает.
Отец улыбнулся Полу, а потом заговорил громче, чтобы слышали все остальные:
— Сегодня никаких пикников, друзья. Мне очень жаль. Остальные члены экипажа притворно застонали, но Пол почувствовал облегчение внутри. Лучше побыстрее улететь отсюда. Странный корабль с необычным запахом все испортил. Им с Ребеккой придется подождать.
Внезапно какой-то странный шум прервал ход мыслей Пола. Он застыл на месте, как и все остальные.
В напряженной тишине кто-то лязгал зубами. Это был какой-то животный звук, его точно не мог воспроизвести человек. Но Полу никогда не доводилось встречать зверей, издающих что-то подобное. Да здесь и не должно быть никаких животных.
Потом они услышали, как металл ударяется о металл. Но это был не работающий механизм, а кто-то живой...
— Что, черт побери... — заговорил Тейлор за спиной у Пола.
За станцией двигалось что-то черное, причем необычайно быстро. За первым чудовищем показалось второе, потом еще и еще — где-то около дюжины. Они появлялись быстрее, чем успевали их считать.
Ребекка закричала, показывая на них пальцем. Но их уже увидели все собравшиеся.
Чужие. Пол слышал о них, как и все остальные члены экипажа.
Джохансон приготовил свой автомат, но он окажется бесполезным, если слышанное ими об этих чудовищах — правда.
Пол резко повернулся и посмотрел на их корабль, который внезапно показался ему таким далеким. Вокруг него сгрудились три или четыре черных ужасных монстра.
Квентин Кларк прокричал имя своей жены. Пол повернулся назад и увидел, как одно из чудовищ приблизилось к ним, схватило Луизу Кларк и прижало к себе изогнутыми лапищами.
Пол услышал грохот автомата, потом кто-то еще начал стрелять. Но чужие совсем не пострадали, они злобно кричали что-то высокими голосами.
Словно по чьей-то команде, все чудовища заорали одновременно и бросились вперед, к людям, хватая всех подряд. Ужасные хвосты рассекали воздух позади и ударялись о землю, поднимая вверх облака пыли.
Пол истошно закричал, попытался бежать.
Юношу сгребли черные холодные лапы и прижали его сопротивляющееся и извивающееся тело к себе.
Пол понял, что они обречены. Их ждет ужасная, мучительная смерть, чужие разорвут их тела на части и напьются их крови...
Чурч открыл глаза.
«Но нам не повезло тогда, — подумал он. — Смерть не наступила мгновенно. Ее пришлось слишком долго ждать».
Глава 11
Тело Мортенсона обмыли и приготовили к последнему ритуалу. Тонкий мягкий пластик покрывал большую часть его лица, но даже маска не могла скрыть ужасной правды: от нижней части головы практически ничего не осталось. «Она, — подумал Креспи, по коже которого пробежали мурашки, — сейчас, наверное, переваривается в желудке у того чудовища, слава Богу, запертого в своем вольере».
Труп лежал на катафалке. «Молния» погребального мешка заканчивалась прямо под носом Мортенсона. Вокруг собралась небольшая группа людей. Пришло всего несколько человек.
«По крайней мере, мешок застегнут почти до глаз, — пронеслось в голове у Креспи, — а то смотреть было бы вообще невозможно».
Креспи пожалел, что согласился присутствовать на прощании, потому что даже после того, как над телом поработал медик, лейтенант выглядел ужасно.
Креспи чувствовал себя изможденным. Было только девять утра. Он не сомкнул глаз ночью, хотя лег относительно рано. Вчера, сразу же после ухода МакГиннесс, позвонил Чурч и отменил назначенную встречу в лаборатории, объяснив это тем, что ему потребуется много времени для подготовки отчета Тавесу. Креспи с трудом заставил себя проглотить ужин и отправился спать. Лицо Мортенсона стояло у него перед глазами — таким, каким оно было в последние секунды жизни. Креспи снилась льющаяся кровь. Казалось, что все его сновидения в ту ночь окрасились в красный цвет.
По Чурчу же нельзя было сказать, что он засиделся допоздна в предыдущий вечер. Он стоял рядом с катафалком, склонив голову, но плечи его были расправлены, а глаза не казались заспанными.
В помещение вошла МакГиннесс и, не привлекая к себе внимания, встала рядом с несколькими техниками, собравшимися на прощание. По поведению присутствующих невозможно было определить, был ли кто близок с Мортенсоном. Креспи переводил взгляд с одного на другого, но не видел ни слез, ни подавленности. В холодном воздухе нижней палубы, отведенной в основном под складские помещения, чувствовалось напряжение.
Креспи знал, что в штате исследовательской станции священника нет, и предположил, что адмирал Тавес навряд ли решит выступить с прощальным словом, так что полковник совсем не удивился, когда Чурч откашлялся и заговорил:
— Не могу сказать, что я близко знал лейтенанта Мортенсона. Буду откровенен: я никогда и не стремился к этому. Я думаю, вы все согласитесь, что мы были очень разными.
Чурч немного наклонился вперед и положил одну руку на бледный лоб покойника.
— Говорят, что два человека отличаются друг от друга даже в большей степени, чем особи животных. Я полностью согласен с этой точкой зрения. Однако я хочу добавить, что мы с Мортенсоном также были и похожи. Нас объединяло то, что делает нас всех братьями: мы — люди.
Чурч взялся за кольцо на «молнии» и застегнул ее до упора. Треск пластиковых зубчиков казался очень громким в погруженном в тишину помещении.
— Если бы когда-нибудь мы с Мортенсоном попробовали сравнить наши биографии, — продолжал Чурч, — то нашли бы много общего: желание познать мир в детстве, трудности переходного возраста, страдания первой любви...
Чурч с серьезным видом посмотрел на застегнутый погребальный мешок.
— Теперь в Мортенсоне не осталось ничего человеческого. Он не получает удовлетворения от работы, не испытывает радости, но в то же время не впадает в отчаяние и... не знает, что такое страх. Его останки будут сброшены в космос. Мне нечего больше сказать, за исключением последнего: прощай!
Кто-то из собравшихся вокруг катафалка кашлянул. Чурч снова склонил голову на несколько секунд, а потом посмотрел на одного из двух медиков, стоявших рядом.
— Отвезите тело к мусорному люку, — приказал Чурч.
Креспи нахмурился. Собравшиеся начали расходиться. "Ничего себе прощание, — подумал Креспи. — Надеюсь, что.
меня ждет нечто большее, чем это. И настоящее захоронение, а не выброс в открытый космос".
Адмирал Тавес сделал шаг вперед и поднял руку.
— Прошу прощения, — сказал он, — доктор Чурч, Мортенсон подписал документ, в котором дал согласие в случае смерти на использование своих внутренних органов в научных целях. Я полагаю, его тело следует оставить на борту станции, приняв меры, чтобы труп не начал разлагаться...
Чурч покачал головой:
— В этом нет необходимости, адмирал. К тому же, протокол требует, чтобы любой умерший...
Тавес вытянул один толстый палец вперед и заорал на Чурча:
— Вы еще собираетесь учить меня моей работе, черт побери?!
— Простите, сэр, — с невозмутимым видом ответил доктор, ни капли не смутившись.
Креспи наблюдал за происходящим, с любопытством ожидая, когда Тавес отступит. Креспи не сомневался, что именно так оно и будет: отступит Тавес, а не Чурч. Вопрос только в том, каким образом.
Адмирал хмурился несколько секунд, потом махнул рукой, как бы благосклонно разрешая Чурчу действовать на свое усмотрение:
— Это ваше дело, Чурч. Я просто подумал, что этот тупица хоть после смерти может принести какую-то пользу. Боже, хоть когда-то должен же быть от него толк.
— Я считаю, что погребение в открытом космосе со всеми воинскими почестями является тем, что требуется в данном случае, — заявил Чурч.
Тавес развернулся, направился к двери и, выходя, бросил через плечо:
— Как хотите, черт побери. Можете даже его задницу напичкать бриллиантами, если вам так хочется.
Чурч повернулся к медикам и кивнул:
— Отвезите его к мусорному люку. Я все сделаю сам.
— Есть.
Чурч повернулся и заметил Креспи.
— Очень мило с вашей стороны, полковник, что вы тоже решили прийти.
Креспи чувствовал себя очень неуютно, не зная, что ответить.
— Мне показалось, что я должен присутствовать на прощании, — наконец выдавил он из себя.
Чурч внимательно посмотрел на него, словно ждал, что Креспи скажет что-то еще.
— Вы произнесли хорошую речь, — добавил полковник.
— О, вы так считаете? — В уголках рта Чурча появилась усмешка, но его глаза горели каким-то странным светом, словно он находился не на прощании с усопшим, а на некоем веселом мероприятии.
У Креспи создалось впечатление, что Чурч смеется про себя. В результате полковнику стало еще больше не по себе.
Иногда смерть, свидетелем которой невольно становишься, вызывает весьма странные чувства. Креспи устало улыбнулся Чурчу, считая, что старшему по возрасту можно простить некоторые странности. Вероятно, доктор винит себя в случившемся, наверное, вообще не спал в эту ночь...
Чурч посмотрел на часы.
— Мы не сможем сейчас приступить к работе в лаборатории. Мне нужно время, чтобы разобраться кое с какими вопросами. Почему бы вам пока не отдохнуть немного, Креспи?
— Спасибо. Я как раз хотел заглянуть в спортзал. Пожалуйста, дайте мне знать, когда я вам понадоблюсь.
— Хорошо, я вам позвоню.
Когда Креспи вышел из помещения, в котором простились с телом лейтенанта Мортенсона, рядом с ним оказалась МакГиннесс.
— Полковник Креспи, — обратилась она к нему, — я могу обсудить с вами?..
Креспи кивнул.
«Боится сказать что-нибудь не так», — усмехнулся он про себя. А вслух он сказал:
— Конечно, МакГиннесс.
Покидая нижнюю палубу, Креспи оглянулся и заметил, что Чурч смотрит им вслед. Доктор улыбался. Наверное, он решил, что Креспи с МакГиннесс направляются или в его, или в ее каюту, чтобы уединиться. Было бы неплохо, если бы у Чурча сложилось такое впечатление. Конечно, МакГиннесс симпатична, умна, но...
«Кстати, старик, — сказал Креспи сам себе, — она даже очень симпатична. Ты уверен, что хочешь пойти именно в спортзал, а не...»
Креспи улыбнулся этой мысли.
Они покинули нижнюю палубу и поднимались на следующую. Улыбка быстро сошла с губ полковника. На борту станции погиб человек. Кто-то на «Безымянной» знает почему. И МакГиннесс нужна Креспи именно для того, чтобы выяснить, кто преступник.
МакГиннесс отвела Креспи в столовую, которая в этот час была практически пуста. В помещении находилось не больше дюжины техников и вспомогательного персонала, пахло растворимым кофе.
МакГиннесс показала на иллюминатор у дальней стены. Они остановились перед ним и посмотрели на черную вечную ночь за стеклом.
— Здесь нам никто не помешает, — сказала женщина.
Креспи кивнул.
Несмотря на то что МакГиннесс уже приняла решение, она чувствовала, что у нее вспотели ладони, а сердце часто бьется в груди. Она раскопала слишком много всякой информации: глубоко залезла в чужое грязное белье, или в дерьмо, кому как больше нравится это называть. Сейчас ей необходимо все передать Креспи: чтобы он как можно скорее оказался в курсе дела. Но он также должен знать, почему она занимается всем этим.
МакГиннесс вздохнула, посмотрела в иллюминатор, и ей вдруг не захотелось ни с кем делиться своими секретами. Последнее время ею двигало желание докопаться до правды, только оно одно заставляло ее жить дальше, преодолевая горечь утраты любимого человека. Сама она никогда не зашла бы так далеко, все ради погибшего Дэвида. Это желание разобраться в случившемся стало ее единственным лекарством от душевной боли.
Когда МакГиннесс подписывала контракт, согласившись лететь на «Безымянную», она понимала, что истинная причина ее желания попасть сюда все равно когда-то всплывет, вероятнее всего, в разговоре с Креспи, потому что именно его послали искать скелеты, спрятанные в шкафах на этой станции. МакГиннесс считала Креспи честным человеком, преданным своему делу офицером, но ее мотивы сильно отличались от тех, что двигали им. А в результате он может отстранить ее от того, чем она начала заниматься.
Креспи ждал, когда она наконец заговорит. МакГиннесс сделала глубокий вдох, попыталась встретиться с ним взглядом и поняла, что не может посмотреть прямо в глаза Креспи.
— Я выяснила несколько весьма неприятных вещей, сэр, — наконец начала она, — однако, перед тем как открывать их вам, я считаю своим долгом объяснить вам причину, почему я решила заниматься всем этим, так сказать, копаться в чужом грязном белье.
Креспи нахмурился, но ответил тихим голосом:
— Продолжайте.
— Когда мы еще находились на корабле, доставившем нас на эту станцию, вы поинтересовались, почему я сама попросилась на «Безымянную». Я ничего вам не ответила, но у меня была причина. Я хотела оказаться именно здесь. Вас послали сюда на замену Дэвиду Ленноксу. Он был... моим женихом.
МакГиннесс смотрела в пол, не желая встретиться взглядом с Креспи.
— Мы познакомились пять лет назад, за два года до того, как его послали на «Безымянную» в качестве помощника Чурча. Он несколько раз обращался к командованию с просьбой перевести его в другое место, но приказ так и не пришел...
Она замолчала, расстегнула карман на рукаве форменной рубашки и достала хранящуюся у нее фотографию, на которой они были изображены вместе с Дэвидом. МакГиннесс не помнила, сколько лет назад был сделан этот снимок. Шарон протянула ее Креспи, прекрасно понимая, что он там увидит: молодого широко улыбающегося офицера, обнимающего счастливую Шарон МакГиннесс, сильно отличающуюся от той, которая в настоящий момент стоит рядом с Креспи. На лице девушки на фотографии нет следов, оставленных болью и печалью, нет синяков под глазами. В последнее время она сама не всегда узнает свое отражение.
Креспи принялся внимательно изучать фотографию. Он нахмурил лоб, выражение лица стало суровым.
— Дэвид отправил мне закодированное послание, но до меня дошла только часть его, — быстро заговорила МакГиннесс. — Через некоторое время после этого мне сообщили, что он умер от сердечного приступа — здесь, на этой станции. Затем кто-то вломился ко мне в квартиру. Воры забрали все, что Дэвид когда-либо посылал мне, даже... — Шарон замолчала, не в силах продолжать, потом, глубоко вздохнув, закончила: — ...любовные письма. Я хочу, вернее, я должна узнать, что здесь произошло. Для меня это крайне важно.
Итак, она объяснила ему, почему попросилась сюда, несмотря на боль, которую вызвали воспоминания. Однако, рассказав все до конца, МакГиннесс почувствовала облегчение. Она так долго носила все это в душе, что казалась одержимой даже себе самой. Креспи должен понять, как трудно находиться в полном неведении и как важно начать активные действия, докопаться до правды, узнать, что же все-таки происходит на «Безымянной», независимо от последствий для себя лично и от того, чего это будет тебе стоить.
Креспи долго молча смотрел на нее. МакГиннесс ждала. Она чувствовала себя гораздо спокойнее, чем предполагала перед началом разговора. Дэвид, наверное, гордился бы ею.
— Ленноксу не следовало посылать вам закодированных посланий, — наконец заявил Креспи тихим злым голосом. — Это было глупостью. Но еще большую глупость совершаете вы, прилетев сюда и лично пытаясь раскопать какие-то факты.
МакГиннесс была ошарашена. Пять минут назад она ожидала подобного ответа, даже уже смирилась с тем, что получит его. Но, черт побери, неужели Креспи не слышал ни слова из того, что она говорила? Неужели он не понял, что она хотела донести до него? Ее мотивы обоснованны. И вообще, как Креспи смеет судить о ее мотивах, в то же время приказывая ей заниматься тем же самым, но для себя лично? МакГиннесс разозлилась, покраснела, на лбу появились капельки пота, она с трудом сдерживалась, чтобы не закричать.
— Я уже покопалась в чужом грязном белье для вас, полковник, не забывайте об этом! — вспыхнула женщина. — Вас интересует то, что я нашла, или вы предпочтете и дальше восседать на троне, поджидая, пока ваш друг и приятель Господь Бог сбросит интересующую вас информацию вам на колени?
Креспи сжал кулаки, краска прилила к его щекам.
— Пожалуйста, говорите потише, — попросил он.
МакГиннесс огляделась вокруг. Никто из находившихся в столовой не обращал на них ни малейшего внимания, даже не поднял головы. Ее гнев прошел так же быстро, как и нахлынул.
Креспи разжал кулаки, отвернулся от МакГиннесс и посмотрел сквозь иллюминатор в черноту космоса.
— Я... — пробормотал он. — Простите, лейтенант. Что вам удалось выяснить?
Женщина откинула со лба волосы, вздохнула и заговорила через несколько секунд:
— Во-первых, я не нашла приказ по станции, в соответствии с которым этого чужого выпустили из вольера. Для доступа к большей части секретной информации нужно знать несколько довольно сложных кодов. Я не уверена, что мне удастся добраться до каких-либо фактов. Методом тыка здесь ничего не добьешься. Во-вторых, истории болезней всех членов экипажа изменены. Я не в состоянии определить почему, пока не буду знать кода доступа к этой учетно-отчетной документации.
Креспи нахмурился и наклонился поближе:
— Вы смогли выяснить, сколько членов экипажа погибло?
МакГиннесс кивнула:
— Возьмитесь рукой за стену, чтобы не упасть. Тридцать четыре за последние три года.
У Креспи округлились глаза.
— Это невозможно! — воскликнул он.
— Как бы мне этого хотелось, полковник.
— Практически по человеку в месяц! Но сюда прилетает только один транспортный корабль в год. Каким же образом прибывают люди на замену?
МакГиннесс скрестила руки на груди и продолжала отчет:
— Скорее всего, они прибывают на трех не включенных в график кораблях. Это продолжается уже пять лет. Информация о них есть в главном компьютере станции. Следовательно, все, что здесь происходит, одобрено в верхах.
Креспи был потрясен. Увидев выражение его лица, МакГиннесс подумала, что все-таки не зря старалась.
— Сучий сын, — прошептал Креспи.
— Вы хотите, чтобы я продолжала совершать глупости, пытаясь добраться до учетно-отчетной документации?
Креспи с трудом взял себя в руки и посмотрел в глаза стоявшей напротив него женщине.
— МакГиннесс, — обратился он к ней, — простите мне те слова. Да, конечно, продолжайте.
— Спасибо, сэр.
Креспи кивнул и понял по ее мягкому тону, что она тоже просит у него прощения.
— Наверное, нет необходимости напоминать вам, чтобы вы были осторожны, — добавил полковник. — Но если вас все-таки поймают, можете рассчитывать на мою помощь.
МакГиннесс выдохнула воздух. Она была благодарна Креспи, хотя, конечно, не собиралась ему этого показывать. До этой минуты она не понимала, какую тяжелую ношу ей приходится нести одной. Она также боялась, что ей не разрешат попробовать найти ответы на интересующие ее вопросы. У Дэвида не было семьи. Только она...
За иллюминатором появилось что-то непонятное, какие-то очертания проплыли под ним. МакГиннесс посмотрела вниз и воскликнула:
— Господи!
Это оказался погребальный мешок.
— Мортенсон, — прошептала женщина.
Креспи вслед за ней выглянул в темноту.
Они стояли рядом несколько секунд и наблюдали за одиноким грузом, медленно покидающим освещенное пространство прямо за бортом станции и улетающим в холодную черную бездну, которая станет его могилой.
— Постарайтесь, чтобы вас не поймали, МакГиннесс, — повторил Креспи, развернулся и пошел прочь, пока она еще не успела придумать, что ответить.
Труп лежал на катафалке. «Молния» погребального мешка заканчивалась прямо под носом Мортенсона. Вокруг собралась небольшая группа людей. Пришло всего несколько человек.
«По крайней мере, мешок застегнут почти до глаз, — пронеслось в голове у Креспи, — а то смотреть было бы вообще невозможно».
Креспи пожалел, что согласился присутствовать на прощании, потому что даже после того, как над телом поработал медик, лейтенант выглядел ужасно.
Креспи чувствовал себя изможденным. Было только девять утра. Он не сомкнул глаз ночью, хотя лег относительно рано. Вчера, сразу же после ухода МакГиннесс, позвонил Чурч и отменил назначенную встречу в лаборатории, объяснив это тем, что ему потребуется много времени для подготовки отчета Тавесу. Креспи с трудом заставил себя проглотить ужин и отправился спать. Лицо Мортенсона стояло у него перед глазами — таким, каким оно было в последние секунды жизни. Креспи снилась льющаяся кровь. Казалось, что все его сновидения в ту ночь окрасились в красный цвет.
По Чурчу же нельзя было сказать, что он засиделся допоздна в предыдущий вечер. Он стоял рядом с катафалком, склонив голову, но плечи его были расправлены, а глаза не казались заспанными.
В помещение вошла МакГиннесс и, не привлекая к себе внимания, встала рядом с несколькими техниками, собравшимися на прощание. По поведению присутствующих невозможно было определить, был ли кто близок с Мортенсоном. Креспи переводил взгляд с одного на другого, но не видел ни слез, ни подавленности. В холодном воздухе нижней палубы, отведенной в основном под складские помещения, чувствовалось напряжение.
Креспи знал, что в штате исследовательской станции священника нет, и предположил, что адмирал Тавес навряд ли решит выступить с прощальным словом, так что полковник совсем не удивился, когда Чурч откашлялся и заговорил:
— Не могу сказать, что я близко знал лейтенанта Мортенсона. Буду откровенен: я никогда и не стремился к этому. Я думаю, вы все согласитесь, что мы были очень разными.
Чурч немного наклонился вперед и положил одну руку на бледный лоб покойника.
— Говорят, что два человека отличаются друг от друга даже в большей степени, чем особи животных. Я полностью согласен с этой точкой зрения. Однако я хочу добавить, что мы с Мортенсоном также были и похожи. Нас объединяло то, что делает нас всех братьями: мы — люди.
Чурч взялся за кольцо на «молнии» и застегнул ее до упора. Треск пластиковых зубчиков казался очень громким в погруженном в тишину помещении.
— Если бы когда-нибудь мы с Мортенсоном попробовали сравнить наши биографии, — продолжал Чурч, — то нашли бы много общего: желание познать мир в детстве, трудности переходного возраста, страдания первой любви...
Чурч с серьезным видом посмотрел на застегнутый погребальный мешок.
— Теперь в Мортенсоне не осталось ничего человеческого. Он не получает удовлетворения от работы, не испытывает радости, но в то же время не впадает в отчаяние и... не знает, что такое страх. Его останки будут сброшены в космос. Мне нечего больше сказать, за исключением последнего: прощай!
Кто-то из собравшихся вокруг катафалка кашлянул. Чурч снова склонил голову на несколько секунд, а потом посмотрел на одного из двух медиков, стоявших рядом.
— Отвезите тело к мусорному люку, — приказал Чурч.
Креспи нахмурился. Собравшиеся начали расходиться. "Ничего себе прощание, — подумал Креспи. — Надеюсь, что.
меня ждет нечто большее, чем это. И настоящее захоронение, а не выброс в открытый космос".
Адмирал Тавес сделал шаг вперед и поднял руку.
— Прошу прощения, — сказал он, — доктор Чурч, Мортенсон подписал документ, в котором дал согласие в случае смерти на использование своих внутренних органов в научных целях. Я полагаю, его тело следует оставить на борту станции, приняв меры, чтобы труп не начал разлагаться...
Чурч покачал головой:
— В этом нет необходимости, адмирал. К тому же, протокол требует, чтобы любой умерший...
Тавес вытянул один толстый палец вперед и заорал на Чурча:
— Вы еще собираетесь учить меня моей работе, черт побери?!
— Простите, сэр, — с невозмутимым видом ответил доктор, ни капли не смутившись.
Креспи наблюдал за происходящим, с любопытством ожидая, когда Тавес отступит. Креспи не сомневался, что именно так оно и будет: отступит Тавес, а не Чурч. Вопрос только в том, каким образом.
Адмирал хмурился несколько секунд, потом махнул рукой, как бы благосклонно разрешая Чурчу действовать на свое усмотрение:
— Это ваше дело, Чурч. Я просто подумал, что этот тупица хоть после смерти может принести какую-то пользу. Боже, хоть когда-то должен же быть от него толк.
— Я считаю, что погребение в открытом космосе со всеми воинскими почестями является тем, что требуется в данном случае, — заявил Чурч.
Тавес развернулся, направился к двери и, выходя, бросил через плечо:
— Как хотите, черт побери. Можете даже его задницу напичкать бриллиантами, если вам так хочется.
Чурч повернулся к медикам и кивнул:
— Отвезите его к мусорному люку. Я все сделаю сам.
— Есть.
Чурч повернулся и заметил Креспи.
— Очень мило с вашей стороны, полковник, что вы тоже решили прийти.
Креспи чувствовал себя очень неуютно, не зная, что ответить.
— Мне показалось, что я должен присутствовать на прощании, — наконец выдавил он из себя.
Чурч внимательно посмотрел на него, словно ждал, что Креспи скажет что-то еще.
— Вы произнесли хорошую речь, — добавил полковник.
— О, вы так считаете? — В уголках рта Чурча появилась усмешка, но его глаза горели каким-то странным светом, словно он находился не на прощании с усопшим, а на некоем веселом мероприятии.
У Креспи создалось впечатление, что Чурч смеется про себя. В результате полковнику стало еще больше не по себе.
Иногда смерть, свидетелем которой невольно становишься, вызывает весьма странные чувства. Креспи устало улыбнулся Чурчу, считая, что старшему по возрасту можно простить некоторые странности. Вероятно, доктор винит себя в случившемся, наверное, вообще не спал в эту ночь...
Чурч посмотрел на часы.
— Мы не сможем сейчас приступить к работе в лаборатории. Мне нужно время, чтобы разобраться кое с какими вопросами. Почему бы вам пока не отдохнуть немного, Креспи?
— Спасибо. Я как раз хотел заглянуть в спортзал. Пожалуйста, дайте мне знать, когда я вам понадоблюсь.
— Хорошо, я вам позвоню.
Когда Креспи вышел из помещения, в котором простились с телом лейтенанта Мортенсона, рядом с ним оказалась МакГиннесс.
— Полковник Креспи, — обратилась она к нему, — я могу обсудить с вами?..
Креспи кивнул.
«Боится сказать что-нибудь не так», — усмехнулся он про себя. А вслух он сказал:
— Конечно, МакГиннесс.
Покидая нижнюю палубу, Креспи оглянулся и заметил, что Чурч смотрит им вслед. Доктор улыбался. Наверное, он решил, что Креспи с МакГиннесс направляются или в его, или в ее каюту, чтобы уединиться. Было бы неплохо, если бы у Чурча сложилось такое впечатление. Конечно, МакГиннесс симпатична, умна, но...
«Кстати, старик, — сказал Креспи сам себе, — она даже очень симпатична. Ты уверен, что хочешь пойти именно в спортзал, а не...»
Креспи улыбнулся этой мысли.
Они покинули нижнюю палубу и поднимались на следующую. Улыбка быстро сошла с губ полковника. На борту станции погиб человек. Кто-то на «Безымянной» знает почему. И МакГиннесс нужна Креспи именно для того, чтобы выяснить, кто преступник.
МакГиннесс отвела Креспи в столовую, которая в этот час была практически пуста. В помещении находилось не больше дюжины техников и вспомогательного персонала, пахло растворимым кофе.
МакГиннесс показала на иллюминатор у дальней стены. Они остановились перед ним и посмотрели на черную вечную ночь за стеклом.
— Здесь нам никто не помешает, — сказала женщина.
Креспи кивнул.
Несмотря на то что МакГиннесс уже приняла решение, она чувствовала, что у нее вспотели ладони, а сердце часто бьется в груди. Она раскопала слишком много всякой информации: глубоко залезла в чужое грязное белье, или в дерьмо, кому как больше нравится это называть. Сейчас ей необходимо все передать Креспи: чтобы он как можно скорее оказался в курсе дела. Но он также должен знать, почему она занимается всем этим.
МакГиннесс вздохнула, посмотрела в иллюминатор, и ей вдруг не захотелось ни с кем делиться своими секретами. Последнее время ею двигало желание докопаться до правды, только оно одно заставляло ее жить дальше, преодолевая горечь утраты любимого человека. Сама она никогда не зашла бы так далеко, все ради погибшего Дэвида. Это желание разобраться в случившемся стало ее единственным лекарством от душевной боли.
Когда МакГиннесс подписывала контракт, согласившись лететь на «Безымянную», она понимала, что истинная причина ее желания попасть сюда все равно когда-то всплывет, вероятнее всего, в разговоре с Креспи, потому что именно его послали искать скелеты, спрятанные в шкафах на этой станции. МакГиннесс считала Креспи честным человеком, преданным своему делу офицером, но ее мотивы сильно отличались от тех, что двигали им. А в результате он может отстранить ее от того, чем она начала заниматься.
Креспи ждал, когда она наконец заговорит. МакГиннесс сделала глубокий вдох, попыталась встретиться с ним взглядом и поняла, что не может посмотреть прямо в глаза Креспи.
— Я выяснила несколько весьма неприятных вещей, сэр, — наконец начала она, — однако, перед тем как открывать их вам, я считаю своим долгом объяснить вам причину, почему я решила заниматься всем этим, так сказать, копаться в чужом грязном белье.
Креспи нахмурился, но ответил тихим голосом:
— Продолжайте.
— Когда мы еще находились на корабле, доставившем нас на эту станцию, вы поинтересовались, почему я сама попросилась на «Безымянную». Я ничего вам не ответила, но у меня была причина. Я хотела оказаться именно здесь. Вас послали сюда на замену Дэвиду Ленноксу. Он был... моим женихом.
МакГиннесс смотрела в пол, не желая встретиться взглядом с Креспи.
— Мы познакомились пять лет назад, за два года до того, как его послали на «Безымянную» в качестве помощника Чурча. Он несколько раз обращался к командованию с просьбой перевести его в другое место, но приказ так и не пришел...
Она замолчала, расстегнула карман на рукаве форменной рубашки и достала хранящуюся у нее фотографию, на которой они были изображены вместе с Дэвидом. МакГиннесс не помнила, сколько лет назад был сделан этот снимок. Шарон протянула ее Креспи, прекрасно понимая, что он там увидит: молодого широко улыбающегося офицера, обнимающего счастливую Шарон МакГиннесс, сильно отличающуюся от той, которая в настоящий момент стоит рядом с Креспи. На лице девушки на фотографии нет следов, оставленных болью и печалью, нет синяков под глазами. В последнее время она сама не всегда узнает свое отражение.
Креспи принялся внимательно изучать фотографию. Он нахмурил лоб, выражение лица стало суровым.
— Дэвид отправил мне закодированное послание, но до меня дошла только часть его, — быстро заговорила МакГиннесс. — Через некоторое время после этого мне сообщили, что он умер от сердечного приступа — здесь, на этой станции. Затем кто-то вломился ко мне в квартиру. Воры забрали все, что Дэвид когда-либо посылал мне, даже... — Шарон замолчала, не в силах продолжать, потом, глубоко вздохнув, закончила: — ...любовные письма. Я хочу, вернее, я должна узнать, что здесь произошло. Для меня это крайне важно.
Итак, она объяснила ему, почему попросилась сюда, несмотря на боль, которую вызвали воспоминания. Однако, рассказав все до конца, МакГиннесс почувствовала облегчение. Она так долго носила все это в душе, что казалась одержимой даже себе самой. Креспи должен понять, как трудно находиться в полном неведении и как важно начать активные действия, докопаться до правды, узнать, что же все-таки происходит на «Безымянной», независимо от последствий для себя лично и от того, чего это будет тебе стоить.
Креспи долго молча смотрел на нее. МакГиннесс ждала. Она чувствовала себя гораздо спокойнее, чем предполагала перед началом разговора. Дэвид, наверное, гордился бы ею.
— Ленноксу не следовало посылать вам закодированных посланий, — наконец заявил Креспи тихим злым голосом. — Это было глупостью. Но еще большую глупость совершаете вы, прилетев сюда и лично пытаясь раскопать какие-то факты.
МакГиннесс была ошарашена. Пять минут назад она ожидала подобного ответа, даже уже смирилась с тем, что получит его. Но, черт побери, неужели Креспи не слышал ни слова из того, что она говорила? Неужели он не понял, что она хотела донести до него? Ее мотивы обоснованны. И вообще, как Креспи смеет судить о ее мотивах, в то же время приказывая ей заниматься тем же самым, но для себя лично? МакГиннесс разозлилась, покраснела, на лбу появились капельки пота, она с трудом сдерживалась, чтобы не закричать.
— Я уже покопалась в чужом грязном белье для вас, полковник, не забывайте об этом! — вспыхнула женщина. — Вас интересует то, что я нашла, или вы предпочтете и дальше восседать на троне, поджидая, пока ваш друг и приятель Господь Бог сбросит интересующую вас информацию вам на колени?
Креспи сжал кулаки, краска прилила к его щекам.
— Пожалуйста, говорите потише, — попросил он.
МакГиннесс огляделась вокруг. Никто из находившихся в столовой не обращал на них ни малейшего внимания, даже не поднял головы. Ее гнев прошел так же быстро, как и нахлынул.
Креспи разжал кулаки, отвернулся от МакГиннесс и посмотрел сквозь иллюминатор в черноту космоса.
— Я... — пробормотал он. — Простите, лейтенант. Что вам удалось выяснить?
Женщина откинула со лба волосы, вздохнула и заговорила через несколько секунд:
— Во-первых, я не нашла приказ по станции, в соответствии с которым этого чужого выпустили из вольера. Для доступа к большей части секретной информации нужно знать несколько довольно сложных кодов. Я не уверена, что мне удастся добраться до каких-либо фактов. Методом тыка здесь ничего не добьешься. Во-вторых, истории болезней всех членов экипажа изменены. Я не в состоянии определить почему, пока не буду знать кода доступа к этой учетно-отчетной документации.
Креспи нахмурился и наклонился поближе:
— Вы смогли выяснить, сколько членов экипажа погибло?
МакГиннесс кивнула:
— Возьмитесь рукой за стену, чтобы не упасть. Тридцать четыре за последние три года.
У Креспи округлились глаза.
— Это невозможно! — воскликнул он.
— Как бы мне этого хотелось, полковник.
— Практически по человеку в месяц! Но сюда прилетает только один транспортный корабль в год. Каким же образом прибывают люди на замену?
МакГиннесс скрестила руки на груди и продолжала отчет:
— Скорее всего, они прибывают на трех не включенных в график кораблях. Это продолжается уже пять лет. Информация о них есть в главном компьютере станции. Следовательно, все, что здесь происходит, одобрено в верхах.
Креспи был потрясен. Увидев выражение его лица, МакГиннесс подумала, что все-таки не зря старалась.
— Сучий сын, — прошептал Креспи.
— Вы хотите, чтобы я продолжала совершать глупости, пытаясь добраться до учетно-отчетной документации?
Креспи с трудом взял себя в руки и посмотрел в глаза стоявшей напротив него женщине.
— МакГиннесс, — обратился он к ней, — простите мне те слова. Да, конечно, продолжайте.
— Спасибо, сэр.
Креспи кивнул и понял по ее мягкому тону, что она тоже просит у него прощения.
— Наверное, нет необходимости напоминать вам, чтобы вы были осторожны, — добавил полковник. — Но если вас все-таки поймают, можете рассчитывать на мою помощь.
МакГиннесс выдохнула воздух. Она была благодарна Креспи, хотя, конечно, не собиралась ему этого показывать. До этой минуты она не понимала, какую тяжелую ношу ей приходится нести одной. Она также боялась, что ей не разрешат попробовать найти ответы на интересующие ее вопросы. У Дэвида не было семьи. Только она...
За иллюминатором появилось что-то непонятное, какие-то очертания проплыли под ним. МакГиннесс посмотрела вниз и воскликнула:
— Господи!
Это оказался погребальный мешок.
— Мортенсон, — прошептала женщина.
Креспи вслед за ней выглянул в темноту.
Они стояли рядом несколько секунд и наблюдали за одиноким грузом, медленно покидающим освещенное пространство прямо за бортом станции и улетающим в холодную черную бездну, которая станет его могилой.
— Постарайтесь, чтобы вас не поймали, МакГиннесс, — повторил Креспи, развернулся и пошел прочь, пока она еще не успела придумать, что ответить.
Глава 12
Креспи набрал воздуха в легкие, задержал дыхание и начал медленно поднимать вес, лежа на скамейке тренажера. Его руки дрожали, струйки пота скатывались со лба и текли по шее. Еще одно усилие — и он почувствовал, как напряглись плечи и спина, приятная боль начала медленно растекаться по телу. Это означало, что он хорошо поработал.
Он выдохнул воздух и опустил вес.
— Десять, — сказал полковник, ставя штангу на место. Неплохо, учитывая, что ему столько времени пришлось находиться в анабиозе. Конечно, кое-какие мышцы атрофировались: это неизбежно, хотя в каютах и использовались специальные стимуляторы. Сегодня ему удалось поднять вес, практически равный его собственному. Он даже не надеялся на подобное так скоро после выхода из анабиоза.
Он выдохнул воздух и опустил вес.
— Десять, — сказал полковник, ставя штангу на место. Неплохо, учитывая, что ему столько времени пришлось находиться в анабиозе. Конечно, кое-какие мышцы атрофировались: это неизбежно, хотя в каютах и использовались специальные стимуляторы. Сегодня ему удалось поднять вес, практически равный его собственному. Он даже не надеялся на подобное так скоро после выхода из анабиоза.