Страница:
– А тебе-то что с того?
– Меня просили тебе помочь. У тебя есть один выход.
– Это какой же? – скривился Буян. Внутри всё стало как-то донельзя мерзко и гнусно. – И кто это в наших краях взялся такой добренький мне помогать?
– Кто взялся помогать – сам скоро поймешь. Мне об этом тут речи разводить недосуг. А вот что тебе теперь делать – скажу. Ступай на север. Обогнёшь ваше становище. Будь осторожен – Джейана землю и небо местами перевернёт, чтобы тебя схватить. Я тебе проводника дам. Оглянись, да только, – в голосе щелкунчика вновь зазвенела насмешка, – не слишком пугайся.
Буян осторожно повернул голову. Великий Дух! Так и есть! Ну и ну! У него разом вспотели ладони.
Вслед за Учителем этих существ называли «ламиями», хотя тот же Учитель всегда оговаривался, что «настоящие» ламии, мол, совершенно не такие. Здешние же почти ничем не отличались от людей, имея вид девчонок лет пятнадцати-шестнадцати, только чуть поменьше ростом и притом очень, очень, очень «соблазнительных». Появлялись они только летом, одетые более чем легко – в какие-то полупрозрачные драпировки из трав, так что очень даже полные груди едва не вываливались из вырезов, что же до длины – если ламия присядет, так «срам один», как говорила Фатима. Среди мальчишек, только-только начавших мучиться этим самым, шёпотом пересказывались истории о «добрых ламиях», которые, ежели их изловить, отнюдь не отбрыкиваются и не отбиваются, а очень даже хорошо…
Правда, ламии слыли созданиями редкими. Иногда они попадались среди свиты Ведунов и Ведуний, и тогда, ежели ламия оказывалась в руках клана, пощады ей ждать не приходилось – девчонки и девушки, твёрдо уверенные в том, что от этих ведуньиных потаскух их парни дуреют, теряют рассудок и прочее, попросту разрывали пленницу в клочья. Или сжигали живьём. Или закапывали в землю. Поэтому с девичьей стражей ламии бились насмерть, зачастую сами лишая себя жизни, если путей к спасению им не оставалось. Другое дело, если пленителями оказывались парни. После этого ламия частенько оказывалась на свободе, а вернувшиеся в становище воины в разговорах с подругами отчего-то ни словом не упоминали о том, какая им попалась добыча.
Разумеется, наслушался подобного и Буян.
Представшая ему ламия была невысокой, по плечо далеко не великану Буяну, рыженькой (совсем, как Гилви), с задорными зелёными глазами. При одном взгляде на вырез её платьица парень невольно сглотнул.
Ламия многообещающе улыбнулась.
– Она тебя проводит, – закончил свою речь щелкунчик. – Проводит до того места, которое вы, Твердиславичи, по недомыслию, именуете Змеиным Холмом. Ручаюсь тебе, змей там куда меньше, чем в тех лесах, что вы почитаете своими.
– Змеиный Холм? – Все мысли о ламии разом вылетели у Буяна из головы. Змеиный Холм! Логово Ведунов и Ведуний! Который уже год шли разговоры о том, чтобы объединить силы всех ближних и дальних кланов с заката, восхода, полудня и полуночи – с тем, чтобы раз и навсегда покончить с рассадником кровожадной нечисти, однако ещё ни разу разговоры эти не воплотились ни во что реальное.
– Это что ж, – пролепетал Буян. – Это что ж, мне к Ведунам идти? Да лучше я сам в болоте утоплюсь!
– Вот дурак! – покачал крошечной головой щелкунчик. – Не утопишься ты. Сил не хватит. Испугаешься перед Великим Духом своим предстать. А к Ведунам придешь – они тебя из-под его власти выручат. Знаю, знаю, что ты сейчас думаешь – небось превратят в слугу своего? Ошибаешься, милок, ошибаешься. Это ты сейчас у Джейаны в слугах ходишь, хотя уже и усы пробились и все такое. Это она тобой вертит как захочет. Ей и Твердислав не указ. А про Ставича со Стойко ты не думай. Что ты сделать-то мог? Молнию последнюю метнуть? Не округляй глаза, я не только это про тебя знаю. Ну, метнул бы ты её – и сам бы помер. А прикончила бы она тварь, что на вас напала, не прикончила бы – того ты знать не можешь. Я тебе по секрету скажу, чтобы ты не мучился, – не добил бы ты ее, даже если бы жизнь отдал, в последнее заклятье вложив.
– Правда? – выдохнул Буян. Очень, очень, очень, просто до одури хотелось поверить щелкунчику!
– Ну конечно, правда! – пропела сладким голоском ламия, взмахнув, точно веером, длиннющими ресницами.
– Правда, правда, – кивнул посланец Змеиного Холма. – Ты мне верь. Какой нам резон тебе врать? Слуг у Ведунов, знаешь ли, и так хватает. Врать специально тебе им без надобности. И сам ещё рассуди – кроме как к нам, тебе деваться не к кому. Гномы длиннобородые тебя не примут – на тебе уже наша печать. Как и драгоценные ваши елфы, – насмешливо исковеркал он последнее слово.
Буян опустил голову. Чувство было такое, будто шею душат сразу две петли-удавки: одна Джейаны, другая Ведунов. И деваться некуда. По всем обычаям клана он – трус, и наказание ему одно – смерть. И не оправдаешься уже никак. И не докажешь, что даже третья молния вражину бы не сразила. А к Ведунам идти – тоже страшно! Мало ли что эти двое тут наплетут. Эльфы с гномами? Нет, тут щелкунчик и хотел бы соврать, да нужды нет – даже тех горцев, что просто набеги Ведунов отражали, в Подгорье уже не впускали. Кровь, мол, на тебе да ненависть. С Ведунами гномы разбирались сами, и тот, кто струсил перед тварью чёрных разбойников, мог рассчитывать только на быструю смерть от гномьего топора. Про эльфов и говорить нечего. Отродясь не воевали, от войны шарахались, как Ведуны от Джейаниных заклятий. Учитель? Ой, нет, нет, только не это, от стыда умереть – самая лютая казнь! Уж лучше на Джейанином костре. Есть, правда, ещё какие-то города на Светлой реке – слышал, на ярмарке рассказывали – может, туда? Ой, нет, нет, и туда дорога закрыта – Джейана много толковала про тамошних ворожей, больших мастеров прознавать, кто к ним в гости пожаловал. И струсившего перед Ведунами, да ещё и бросившего на смерть своих же товарищей – что там будет ждать? Правильно. Вот это самое, о чем лучше пока и не думать.
– Ты, Агальдок, побудь-ка в сторонке пока, – прежним медовым голоском вдруг проворковала ламия. – Мы с Буяном тут сами потолкуем по-свойски. А ты подожди.
– Разумно, Ольтея, – щелкунчик с важностью кивнул. – Я удаляюсь. Доводы разума приведены, Буян. Теперь дело за иными.
Сказал так, распустил серый флер – и поминай как звали. Умчался. Ламия проводила его усмешливым взглядом и повернулась к остолбеневшему Буяну. Связанное из трав и цветочных стеблей платьице вдруг волшебным образом начало сползать с мраморно-белых плеч, открывая на левом боку след зажившего ожога. Ламия засмеялась и протянула обе руки к Буяну.
– Тебе ведь этого хотелось, не так ли?
На ночной заре Джейана вышла в лес за Ближним Валом. Вышла, провожаемая пристальными взглядами всей его охраны. Врезались в память громадные глаза Гилви, в которых – одна только боль. Миху не стало хуже, но, против Джейаниного ожидания, не стало и лучше. За дело взялась Фатима, но пока и лучшей на много дней пути и много кланов врачевательнице удалось добиться немногого.
Неширокая тропка, что вела к медоносным угодьям, свернула вправо и растворилась в сумраке. Джейана осталась одна на крохотной полянке перед старым обгоревшим пнем. Его не касалась рука резчика, однако со стороны могло показаться, что это не пень, а присевший отдохнуть скрюченный древний старец.
Девушка закатала рукав грубой домотканой куртки. Обнажилась смуглая, вся исчерченная большими и малыми шрамами рука. Из ножен на поясе сверкающей рыбкой вынырнул нож. На небе – ни просвета, все четыре луны – и Белая, и Алая, и Голубая, и Зелёная – попрятались, словно страшась взглянуть на творящееся под ними. Это хорошо. Не следует тем, кто рядом с самим Великим Духом, попусту глазеть на кое-какие дела верных его слуг и детей.
Вытянув над пнем левую руку, Джейана закусила губу и быстро провела остро отточенным лезвием чуть пониже запястья. Гномья сталь мигом просекла кожу; по клинку побежала темно-рдяная струйка. Щекоча, тяжелые капли катились вниз, падая на поверхность горелого пня. Джейана мерным речитативом вонзала в ночь заклятие, связывая собственной кровью воедино слова и стремительные образы.
Раздался скрип. Он перешёл в скрежет. Пень зашевелился, точно стараясь выбраться из земли, вырвать себя, намертво укоренившегося в этой земле. Джейана молча ждала.
Наконец пронзительный, недовольный голос соизволил дребезжа произнести:
– Это опять ты, Неистовая. Кровь твою не спутаешь ни с чьей.
– А что, к тебе её так много попадёт? – не удержалась девушка.
– Не слишком-то ты почтительна со мной, – проворчало существо в пне. – Дерзишь, вопрошаешь без соизволения.
– Я могу сжечь тебя в пепел, и ты это знаешь, – бесстрастно уронила Джейана. – Но хватит! Не для того я пришла сюда…
– Чтобы пререкаться со мной, – вздохнув, закончил её незримый собеседник. – Понимаю. Тебе нельзя терять времени. Ведунья со сворой душителей рыщет по окрестностям. В этот раз они забрались на редкость далеко.
– Душители? – Даже неустрашимая Джейана вздрогнула. Оказаться в лапах у Душителей – много хуже смерти. А что они с девчонками делают!
– Они самые, – злорадно подтвердил пень.
– Хорошо, – Джейана уже овладела собой. – Я пришла спросить тебя.
– Ты можешь спросить меня только об одном, – с прежним злорадством напомнило существо. – На второй вопрос я не отвечу. А ты ведь хочешь спросить меня о двух вещах. О том, что грозит твоему клану, и о том, куда исчез твой миленький?
Глаза Джейаны вспыхнули. Ещё миг – и её гнев, обращённый в волну разящего волшебства, ударил бы по оскорбителю. Однако в последний момент она сдержалась. Видит Великий Дух, чего ей это стоило!
– Мне это ведомо, – мерно ответила она, одолев предательскую дрожь в голосе. Не видать этой твари её, Джейаны, неуверенности и страха! – Мне это отлично известно. И я задам тебе только один вопрос: что за напасть готовится рухнуть на нас?
Казалось, собеседник Джейаны преизрядно удивлён.
– Ну как ты можешь быть такой бессердечной? Другая б на твоём месте…
– Вот именно поэтому с тобой и говорю именно я, – перебила духа Джейана. – Потому что спрашиваю не о своём, понятно? Ну, ты слышал вопрос? Если да – то отвечай немедля!
– Ну, как тебе будет угодно, – существо в глубине пня на время затихло. Джейана терпеливо ждала. К её полному удивлению, вместо слов она сперва услыхала какое-то шебуршанье, вороханье, шорох – однако её собеседник молчал.
Прошло довольно много времени, когда девушка наконец не выдержала.
– В чём дело?!
– Не могу ответить, – раздалось глухое пристыженное бормотание. – Ничего не понимаю. – Голос звучал все глуше и глуше, пока не умолк совсем.
– Как так – ничего не понимаешь?! – теряя голову, завопила Джейана. Это было немыслимо, это было совершенно невозможно, как если бы на небе вместо четырех лун вдруг появилась бы одна или солнце взошло бы вдруг на севере. Таинственный дух, обитавший в горелом пне, всегда знал ответ на любой чётко поставленный вопрос.
– Не понимаю, не понимаю, – как заведённый бубнил скрипучий голос.
Девушка затравленно огляделась. Мрак вокруг поляны сгустился, сжался, обратившись в неприступную чёрную стену, из-за которой на дерзкую в упор глядели десятки голодных глаз. Любой визит к Отвечающему кончался одинаково – вопрос, на который ты сама не нашла ответа и обратилась с ним к потусторонним силам, развязывал тем силам руки, выпуская их на волю. Обращаться к Отвечающему рисковала одна лишь Джейана – даже неустрашимый Твердислав здесь пасовал, понимая, что из всего клана только его подруга может обуздать и загнать обратно в их обиталища темные орды, что вырывались на свободу, едва дух заканчивал свой ответ.
Холодные голоса бродячей нечисти затянули всегдашнюю тоскливую песнь. В стене мрака вспыхнули зелёные, алые, рыжие глаза. Засвистел ветер; и задергался, заскрипел старый горелый пень, точно норовя вырваться наконец из земли, пустить в ход руки-корни, обхватить ими, стиснуть задавшую неправильный вопрос, сдавить, услышать жалкие мольбы о пощаде, а потом – предсмертный хруст костей.
– Не понимаю, не понимаю, не понимаю, – неслось со всех сторон. Мрак надвинулся, совсем рядом перекликнулись холодные, исполненные ядовитой ненависти голоса – и тут даже неустрашимая Джейана от страха покрылась липким потом. Из тьмы надвигалось нечто неведомое, неосязаемое, бесформенное, лишенное клыков, когтей, рогов и прочего, но оттого ещё более страшное. Руки девушки бессильно повисли вдоль тела. Она не могла пошевелить и пальцем, сотворить защитное заклятие, она вся оказалась во власти безжалостных нечеловеческих сил, сил, с которыми Твердиславичи никогда не сталкивались и потому ничего о них не знали. Учитель, конечно, всегда предостерегал – не следует прибегать к помощи Отвечающего, ответы нужно искать самим, потусторонние силы алчны и коварны, они никогда ничего не делают бесплатно и не помогают бескорыстно; но разве сейчас, когда исчез Твердислав со всем Старшим Десятком, когда из беспредельности незнаемых земель надвигается-накатывает неведомая, неодолимая сила – разве могла Джейана поступить иначе?
Лица коснулись бесплотные ледяные пальцы, и девушка не сдержала слабый, постыдный крик ужаса. Чья-то незримая рука лениво опустилась ей на голову, прошла сквозь кожу и кости черепа, бесцеремонно принявшись копаться в её, Джейаны, памяти, с ловкостью жонглера извлекая из-под спуда все тайные страхи, давно и с усердием загонявшиеся в самые дальние уголки души. Земля под ногами вспучилась – и обретшие плоть ночные кошмары один за другим, словно жуки-дергунцы по весне, полезли на поверхность, стряхивая чёрные комья, разворачиваясь в бесконечную шеренгу и надвигаясь на Джейану.
Кажется, она закричала. Перед глазами стремительно проносились картины одна страшнее другой – пиршество невиданной нечисти над грудой мёртвых тел. Она видит запрокинутые лица мёртвых и узнает их – одно за другим. Малыши. Гилви с бесстыдно раскинутыми ногами, промежность окровавлена. Фатима с развороченной грудью. Мих, над чьими внутренностями справляет пир какая-то мелкая людоедская нечисть. И Твердислав – тоже мертвый, со скушенными напрочь руками. Такого с ней никогда ещё не было. Вся её сила таяла, точно собранный медовками воск на ярком солнце. Ни защиты, ни обороны. Ничего. Совсем ничего. Только пустота и одиночество.
«У тебя есть выход», – внезапно услышала она. Голос этот оказался ровен, холоден, строг, но при этом – отнюдь не лишён внутренней сжатой силы.
Еще миг – и Джейану охватила бы слепая гибельная паника.
«Нет! Нет! Не сдамся! Не побегу! И слушать не стану!»
Заклинаний не осталось, и последнее, на что можно рассчитывать, – на собственную волю. Если сейчас не дрогнешь, то тебя, может, и убьют, – но душа твоя чистой и незапятнанной предстанет перед Великим Духом, ты смело и прямо взглянешь Ему в глаза, и никто не сможет осудить тебя за трусость – самый страшный грех перед кланом.
Раздирая кожу, по ноге Джейаны прошёлся горелый корень. Пень вывернулся-таки из земли. И это странным образом помогло девушке – как справляться со взбесившимися древесными духами, Леснянками или иными обитателями чащоб, Джейана знала прекрасно. И сейчас сознание само по себе воспроизвело начисто было вылетевшие из головы защитные формулы.
Она никогда не знала, что с её пальцев, оказывается, способен течь голубой огонь. И, конечно, никогда и представить себе не могла, что сама, своими руками уничтожит Отвечающего.
Огонь вырвался наружу вместе со спазмом резкой боли. Короткая голубоватая вспышка озарила крошечную поляну и толпу каких-то жутких тварей вокруг – больше всего они напоминали поднятые из могил людские скелеты. Густо, густо стояли они между деревьями, среди кустов, тесно друг к другу, без малейшего просвета; кости кое-где отливали металлом, в пустых глазницах горели огни глаз. Никогда ещё Джейана не видела ничего подобного, не знала, как и чем с ними бороться, и поэтому всё, что ей осталось, это, сжав зубы, ударить, точно копьём, той самой новообретенной силой.
Кольцо врагов распалось. Молния обожгла саму Джейану – но при этом пробила широкую брешь в строю окруживших её. Не теряя ни секунды, девушка ринулась в проем.
Цепкие лапы Ночи скользнули по плечам, разрывая прочную ткань куртки. Чьи-то когти попытались вцепиться ей в шею и промахнулись, лишь оцарапав кожу. Джейана врезалась в стену душистиков, высоких мягких кустов, что запахом своим всегда отлично отпугивали нечисть, и погоня разом отстала.
Сердце готово было вырваться из груди. По лицу стекали пот и кровь из невесть откуда взявшихся царапин. Чувствуя, что более не в состоянии сотворить ни одного заклятия, Джейана бросилась бежать, понимая, что даже душистики – плохая защита, что эти костяные твари достаточно хитры для того, чтобы выкурить её и оттуда.
Дежуривший на Ближнем Валу Сигурд только присвистнул, увидав внезапно вырвавшуюся из злой ночной тьмы предводительницу клана. Джейана тяжело, с хрипом дышала, наброшенная поверх туники лесная куртка разорвана, обильно закапана кровью, лоб разодран, на щеке и шее – следы чьих-то когтей.
Разумеется, ни одного вопроса Сигурд не задал.
– Короче, – упершись руками в стену Вала, Джейана постояла так несколько мгновений, низко опустив голову и стараясь побороть подступившую тошноту. – Тут у вас всё спокойно? Ничего сейчас не слышали?
– Всё спокойно, – как можно солиднее ответствовал мальчишка. Сигурд отличался отчаянной непоседливостью, и потому, несмотря на его почти четырнадцать лет, никто в клане не принимал его всерьёз. Правда, Великий Дух не обделил озорника и проныру Сигурда магическим даром – он мастерски чуял нечисть за доброе поприще, – и потому Джейана, не колеблясь, поставила его на Ближний Вал. Если что случится – Сигурд поднимет тревогу лучше и скорее сторожевого духа.
– Все спокойно? – Девушка не могла поверить. Такой тарарам, такие полчища, обрушившиеся на неё, а этот щенок утверждает, что ничего не чувствовал! – Спал небось?!
– Да как можно! – обиженно засопел Сигурд. – Чтобы я – и спал?
Это было чистой правдой. Сигурд мог скорее проскакать всю ночь вокруг костра, любуясь на звезды, чем позорно дрыхнуть где-нибудь в тихом уголке.
– А если не спал, – Джейана помедлила, – то отвечай: сейчас, в той стороне, где Отвечающий, ничего не заметил? Ничего не слышал?
Сигурд отчаянно помотал головой. Длинные прямые волосы, светло-светло солнечные, мотнулись из стороны в сторону.
– Ничего, ничего, Джейана.
В клане всех называли просто по именам, лишь Твердислава порой кликали «вождем» или «вожаком».
– Хорошо, молодец, – устало бросила Джейана, подсаживаясь к тлевшему в неглубокой яме костерку.
Сигурд ничего не почувствовал. Что всё это значит? Может, ей все эти кошмары просто пригрезились? А расцарапанные шея и щеки – просто от того, что она слишком быстро, не разбирая дороги, ломилась сквозь кусты?
Отчего– то очень захотелось, чтобы Твердь оказался бы сейчас рядом. Даже не для того, чтобы пустить в ход всю силу Ключ-Камня. А просто сказать: «Джей, не зарывайся. Не придумывай себе новых страхов, Джей!» Как он убедительно умел это произносить. И как убедительно это звучало, особенно уже после того, как любовная горячка схлынула и они просто лежат рядом, лишь чуть-чуть касаясь друг друга, и всё внимание Джейаны -к собственному голому бедру, на которое естественно-властным жестом упала тяжёлая рука любимого, рука, одинаково хорошо умеющая ласкать и разить.
Ох, не те это мысли, Джейана, не те, коим следует предаваться ночью на Ближнем Валу, чудом вырвавшись из плена призраков и ежеминутно ожидая удара неведомой нечисти!
Она не успела как следует разругать себя. Сдавленно закричал, хватаясь за голову, Сигурд, а в слабом отсвете упрятанного поглубже костерка Джейана увидела, как перед Ближним Валом вспучивается земля, вспучивается широким – шагов до дюжины – пузырём, как верхушка чудовищного нарыва лопается, и пласты земли соскальзывают вниз, с остроконечной чудовищной башки; башка эта покрыта синевато-стальными пластинами защитной брони, пластины разъезжаются, расходятся, на поверхности появляются какие-то длинные многосуставчатые усы, кровяные шары на гибких стеблях – вроде как глаза, а чуть пониже распахивается настоящий провал чёрной пасти, из которой разит непереносимым смрадом. Вывороченная чудовищем земля разом засыпала с такими трудами откопанный ров; рдяные буркалы монстра повернулись к валу – и только теперь остолбеневшая было Джейана нашла наконец в себе силы ответить.
Она не успела объединить воедино всю силу остальных защитников Вала. Суматошно повскакавшие на ноги мальчишки и девчонки тоже пытались ударить по врагу – но поодиночке, а это всегда и заведомо меньше, чем совокупная сила клана. Но, чтобы слить силу многих в один разящий огненный меч, надо чуть побольше тех трех секунд, что оставила Джейане судьба.
Первой успела Гилви. Её невидимый снаряд врезался в броню чудовища, одна из броневых чешуек отлетела напрочь, открыв розоватую шевелящуюся мякоть; по земле заструилась светящаяся кровь.
За Гилви ударили и остальные. Огненные ленты, змеящиеся молнии, чёрные воронки смерчей – в ход пошло все, чем могли атаковать Твердиславичи. Магия рвала и жгла панцирь, разлетались горячими рваными ошмётками кровяные шары глаз, горели усы страшилища, но, нимало не смущаясь, оно выползало и выползало из земляной норы, и не было конца мощному чешуйчатому телу. Бреши на местах отлетевших или рассеченных пластин брони мгновенно заполнялись. Мякоть моментально твердела, оборачиваясь новыми серыми щитами вместо сорванных. Ненасытная, неведомая утроба, казалось, способна переварить даже магический огонь.
Не издавая ни звука, тварь плыла сквозь землю, оставляя за собой чёрную борозду взрыхлённой, взрытой земли. Джейана видела, как, застонав, вторично ударила Гилви; и в тот же момент Неистовая поняла, что именно к таким атакам и был готов (или кем-то подготовлен) этот подземный монстр, что потеря чешуи для него – не более, чем лёгкая щекотка, и что он не остановится, лишившись даже сотни глаз.
Эти очень долгие секунды, пока пламя и молнии рвали панцирь монстра, Джейана простояла, бессильно уронив руки и ничего не предпринимая. Она просто не знала, что делать. Совсем, абсолютно, полностью. Казалось, что всё потеряно и осталось только одно – умереть, сражаясь. Воздух вокруг кипел и стонал от молний и пламени. Огненные росчерки вхолостую расходуемой силы заполнили всё вокруг. Ещё немного – и родовичи просто выдохнутся, изойдут кровавым потом, после чего весь клан Твердиславичей можно будет брать голыми руками. Никогда никто ещё не сталкивался с таким чудовищем. Молчали песни, сказки, байки. Люди всегда были сильнее нечисти. Ведунам никогда не удавалось всерьез угрожать самому существованию какого-нибудь клана. И никогда ещё никому не приходилось драться вот так – всем кланом насмерть.
– Замерли все! – страшным голосом загремела Джейана, перекрывая треск молний и громовые раскаты. – Замерли-и-и-и!
Послушались.
Неверными, дрожащими руками Джейана начала плести Сеть. Сеть, в которой объединятся все волшебники-бойцы клана. Только она, Неистовая, может сплести её, эту Сеть, и только она может набросить её удушающие петли на чудовище.
Могучие, облитые чешуёй плечи бестии лёгко, словно играючи, раздвинули Ближний Вал.
Никто не отступил. В разом наступившей тишине слышалось только тяжкое сопение монстра. Громадная челюсть приподнялась; открылись многорядные челюсти. Странные, беззубые, но в тот миг Джейане было не до таких подробностей. Видимые одной ей светящиеся зеленоватые нити свивались и переплетались, боль ломала защитников Вала – Неистовая грубо, резко тянула на себя незримый покров магической силы. Это было очень, очень больно. Выдерживали не все.
Упала Салли, нежная маленькая Салли, которая так хорошо умела плести весёлые, разноцветные безделки фейерверков, упала, не выдержав жуткого ощущения – холодная рука безжалостно шарит в мозгу, брезгливо сортируя мысли и образы, отбрасывая в сторону память о первом поцелуе и как ей, Салли, впервые признались в любви. Всё это не годилось для боя. Сила, Сила, Сила – ничего, кроме Силы. Джейана, словно неумелый мясник, кромсала по живому большим заржавленным ножом, и её мальчишки с девчонками кричали – от страха и боли, позабыв даже про жуткое чудовище, что пёрло и пёрло прямиком на них.
За Салли – Светланка. Ариадна. Дункан. Мелоди. Леон. Купава. Мечислав.
Уже почти ничего не осталось от Ближнего Вала. Джейана отступала шаг за шагом; только она одна видела рвущие плоть твари синие молнии (почему, ну почему Великий Дух даровал нам лишь это примитивное оружие?!) и понимала, что если не остановит чудовище сейчас, то не остановит уже никогда. И тогда роду Твердиславичей не жить.
Из всех защитников Вала на ногах остались лишь Джейана да Гилви. Девчонка, несмотря на боль, стояла пошатываясь и прижав пальцы рук к вискам, помогая Неистовой, отдавая всю себя бою, до последней капли; но Джейане нужно было больше, ещё больше, намного больше!
«Ну потеряй же сознание, ну скорее, глупная! Такую боль иначе не вытерпеть!» – Джейана не могла крикнуть, не могла обратиться к Гилви мысленно; всё без остатка забирало сражение. А эта глупная дурочка, эта плакса держится и терпит, думая, что этим помогает ей, Джейане!
– Меня просили тебе помочь. У тебя есть один выход.
– Это какой же? – скривился Буян. Внутри всё стало как-то донельзя мерзко и гнусно. – И кто это в наших краях взялся такой добренький мне помогать?
– Кто взялся помогать – сам скоро поймешь. Мне об этом тут речи разводить недосуг. А вот что тебе теперь делать – скажу. Ступай на север. Обогнёшь ваше становище. Будь осторожен – Джейана землю и небо местами перевернёт, чтобы тебя схватить. Я тебе проводника дам. Оглянись, да только, – в голосе щелкунчика вновь зазвенела насмешка, – не слишком пугайся.
Буян осторожно повернул голову. Великий Дух! Так и есть! Ну и ну! У него разом вспотели ладони.
Вслед за Учителем этих существ называли «ламиями», хотя тот же Учитель всегда оговаривался, что «настоящие» ламии, мол, совершенно не такие. Здешние же почти ничем не отличались от людей, имея вид девчонок лет пятнадцати-шестнадцати, только чуть поменьше ростом и притом очень, очень, очень «соблазнительных». Появлялись они только летом, одетые более чем легко – в какие-то полупрозрачные драпировки из трав, так что очень даже полные груди едва не вываливались из вырезов, что же до длины – если ламия присядет, так «срам один», как говорила Фатима. Среди мальчишек, только-только начавших мучиться этим самым, шёпотом пересказывались истории о «добрых ламиях», которые, ежели их изловить, отнюдь не отбрыкиваются и не отбиваются, а очень даже хорошо…
Правда, ламии слыли созданиями редкими. Иногда они попадались среди свиты Ведунов и Ведуний, и тогда, ежели ламия оказывалась в руках клана, пощады ей ждать не приходилось – девчонки и девушки, твёрдо уверенные в том, что от этих ведуньиных потаскух их парни дуреют, теряют рассудок и прочее, попросту разрывали пленницу в клочья. Или сжигали живьём. Или закапывали в землю. Поэтому с девичьей стражей ламии бились насмерть, зачастую сами лишая себя жизни, если путей к спасению им не оставалось. Другое дело, если пленителями оказывались парни. После этого ламия частенько оказывалась на свободе, а вернувшиеся в становище воины в разговорах с подругами отчего-то ни словом не упоминали о том, какая им попалась добыча.
Разумеется, наслушался подобного и Буян.
Представшая ему ламия была невысокой, по плечо далеко не великану Буяну, рыженькой (совсем, как Гилви), с задорными зелёными глазами. При одном взгляде на вырез её платьица парень невольно сглотнул.
Ламия многообещающе улыбнулась.
– Она тебя проводит, – закончил свою речь щелкунчик. – Проводит до того места, которое вы, Твердиславичи, по недомыслию, именуете Змеиным Холмом. Ручаюсь тебе, змей там куда меньше, чем в тех лесах, что вы почитаете своими.
– Змеиный Холм? – Все мысли о ламии разом вылетели у Буяна из головы. Змеиный Холм! Логово Ведунов и Ведуний! Который уже год шли разговоры о том, чтобы объединить силы всех ближних и дальних кланов с заката, восхода, полудня и полуночи – с тем, чтобы раз и навсегда покончить с рассадником кровожадной нечисти, однако ещё ни разу разговоры эти не воплотились ни во что реальное.
– Это что ж, – пролепетал Буян. – Это что ж, мне к Ведунам идти? Да лучше я сам в болоте утоплюсь!
– Вот дурак! – покачал крошечной головой щелкунчик. – Не утопишься ты. Сил не хватит. Испугаешься перед Великим Духом своим предстать. А к Ведунам придешь – они тебя из-под его власти выручат. Знаю, знаю, что ты сейчас думаешь – небось превратят в слугу своего? Ошибаешься, милок, ошибаешься. Это ты сейчас у Джейаны в слугах ходишь, хотя уже и усы пробились и все такое. Это она тобой вертит как захочет. Ей и Твердислав не указ. А про Ставича со Стойко ты не думай. Что ты сделать-то мог? Молнию последнюю метнуть? Не округляй глаза, я не только это про тебя знаю. Ну, метнул бы ты её – и сам бы помер. А прикончила бы она тварь, что на вас напала, не прикончила бы – того ты знать не можешь. Я тебе по секрету скажу, чтобы ты не мучился, – не добил бы ты ее, даже если бы жизнь отдал, в последнее заклятье вложив.
– Правда? – выдохнул Буян. Очень, очень, очень, просто до одури хотелось поверить щелкунчику!
– Ну конечно, правда! – пропела сладким голоском ламия, взмахнув, точно веером, длиннющими ресницами.
– Правда, правда, – кивнул посланец Змеиного Холма. – Ты мне верь. Какой нам резон тебе врать? Слуг у Ведунов, знаешь ли, и так хватает. Врать специально тебе им без надобности. И сам ещё рассуди – кроме как к нам, тебе деваться не к кому. Гномы длиннобородые тебя не примут – на тебе уже наша печать. Как и драгоценные ваши елфы, – насмешливо исковеркал он последнее слово.
Буян опустил голову. Чувство было такое, будто шею душат сразу две петли-удавки: одна Джейаны, другая Ведунов. И деваться некуда. По всем обычаям клана он – трус, и наказание ему одно – смерть. И не оправдаешься уже никак. И не докажешь, что даже третья молния вражину бы не сразила. А к Ведунам идти – тоже страшно! Мало ли что эти двое тут наплетут. Эльфы с гномами? Нет, тут щелкунчик и хотел бы соврать, да нужды нет – даже тех горцев, что просто набеги Ведунов отражали, в Подгорье уже не впускали. Кровь, мол, на тебе да ненависть. С Ведунами гномы разбирались сами, и тот, кто струсил перед тварью чёрных разбойников, мог рассчитывать только на быструю смерть от гномьего топора. Про эльфов и говорить нечего. Отродясь не воевали, от войны шарахались, как Ведуны от Джейаниных заклятий. Учитель? Ой, нет, нет, только не это, от стыда умереть – самая лютая казнь! Уж лучше на Джейанином костре. Есть, правда, ещё какие-то города на Светлой реке – слышал, на ярмарке рассказывали – может, туда? Ой, нет, нет, и туда дорога закрыта – Джейана много толковала про тамошних ворожей, больших мастеров прознавать, кто к ним в гости пожаловал. И струсившего перед Ведунами, да ещё и бросившего на смерть своих же товарищей – что там будет ждать? Правильно. Вот это самое, о чем лучше пока и не думать.
– Ты, Агальдок, побудь-ка в сторонке пока, – прежним медовым голоском вдруг проворковала ламия. – Мы с Буяном тут сами потолкуем по-свойски. А ты подожди.
– Разумно, Ольтея, – щелкунчик с важностью кивнул. – Я удаляюсь. Доводы разума приведены, Буян. Теперь дело за иными.
Сказал так, распустил серый флер – и поминай как звали. Умчался. Ламия проводила его усмешливым взглядом и повернулась к остолбеневшему Буяну. Связанное из трав и цветочных стеблей платьице вдруг волшебным образом начало сползать с мраморно-белых плеч, открывая на левом боку след зажившего ожога. Ламия засмеялась и протянула обе руки к Буяну.
– Тебе ведь этого хотелось, не так ли?
* * *
На ночной заре Джейана вышла в лес за Ближним Валом. Вышла, провожаемая пристальными взглядами всей его охраны. Врезались в память громадные глаза Гилви, в которых – одна только боль. Миху не стало хуже, но, против Джейаниного ожидания, не стало и лучше. За дело взялась Фатима, но пока и лучшей на много дней пути и много кланов врачевательнице удалось добиться немногого.
Неширокая тропка, что вела к медоносным угодьям, свернула вправо и растворилась в сумраке. Джейана осталась одна на крохотной полянке перед старым обгоревшим пнем. Его не касалась рука резчика, однако со стороны могло показаться, что это не пень, а присевший отдохнуть скрюченный древний старец.
Девушка закатала рукав грубой домотканой куртки. Обнажилась смуглая, вся исчерченная большими и малыми шрамами рука. Из ножен на поясе сверкающей рыбкой вынырнул нож. На небе – ни просвета, все четыре луны – и Белая, и Алая, и Голубая, и Зелёная – попрятались, словно страшась взглянуть на творящееся под ними. Это хорошо. Не следует тем, кто рядом с самим Великим Духом, попусту глазеть на кое-какие дела верных его слуг и детей.
Вытянув над пнем левую руку, Джейана закусила губу и быстро провела остро отточенным лезвием чуть пониже запястья. Гномья сталь мигом просекла кожу; по клинку побежала темно-рдяная струйка. Щекоча, тяжелые капли катились вниз, падая на поверхность горелого пня. Джейана мерным речитативом вонзала в ночь заклятие, связывая собственной кровью воедино слова и стремительные образы.
Раздался скрип. Он перешёл в скрежет. Пень зашевелился, точно стараясь выбраться из земли, вырвать себя, намертво укоренившегося в этой земле. Джейана молча ждала.
Наконец пронзительный, недовольный голос соизволил дребезжа произнести:
– Это опять ты, Неистовая. Кровь твою не спутаешь ни с чьей.
– А что, к тебе её так много попадёт? – не удержалась девушка.
– Не слишком-то ты почтительна со мной, – проворчало существо в пне. – Дерзишь, вопрошаешь без соизволения.
– Я могу сжечь тебя в пепел, и ты это знаешь, – бесстрастно уронила Джейана. – Но хватит! Не для того я пришла сюда…
– Чтобы пререкаться со мной, – вздохнув, закончил её незримый собеседник. – Понимаю. Тебе нельзя терять времени. Ведунья со сворой душителей рыщет по окрестностям. В этот раз они забрались на редкость далеко.
– Душители? – Даже неустрашимая Джейана вздрогнула. Оказаться в лапах у Душителей – много хуже смерти. А что они с девчонками делают!
– Они самые, – злорадно подтвердил пень.
– Хорошо, – Джейана уже овладела собой. – Я пришла спросить тебя.
– Ты можешь спросить меня только об одном, – с прежним злорадством напомнило существо. – На второй вопрос я не отвечу. А ты ведь хочешь спросить меня о двух вещах. О том, что грозит твоему клану, и о том, куда исчез твой миленький?
Глаза Джейаны вспыхнули. Ещё миг – и её гнев, обращённый в волну разящего волшебства, ударил бы по оскорбителю. Однако в последний момент она сдержалась. Видит Великий Дух, чего ей это стоило!
– Мне это ведомо, – мерно ответила она, одолев предательскую дрожь в голосе. Не видать этой твари её, Джейаны, неуверенности и страха! – Мне это отлично известно. И я задам тебе только один вопрос: что за напасть готовится рухнуть на нас?
Казалось, собеседник Джейаны преизрядно удивлён.
– Ну как ты можешь быть такой бессердечной? Другая б на твоём месте…
– Вот именно поэтому с тобой и говорю именно я, – перебила духа Джейана. – Потому что спрашиваю не о своём, понятно? Ну, ты слышал вопрос? Если да – то отвечай немедля!
– Ну, как тебе будет угодно, – существо в глубине пня на время затихло. Джейана терпеливо ждала. К её полному удивлению, вместо слов она сперва услыхала какое-то шебуршанье, вороханье, шорох – однако её собеседник молчал.
Прошло довольно много времени, когда девушка наконец не выдержала.
– В чём дело?!
– Не могу ответить, – раздалось глухое пристыженное бормотание. – Ничего не понимаю. – Голос звучал все глуше и глуше, пока не умолк совсем.
– Как так – ничего не понимаешь?! – теряя голову, завопила Джейана. Это было немыслимо, это было совершенно невозможно, как если бы на небе вместо четырех лун вдруг появилась бы одна или солнце взошло бы вдруг на севере. Таинственный дух, обитавший в горелом пне, всегда знал ответ на любой чётко поставленный вопрос.
– Не понимаю, не понимаю, – как заведённый бубнил скрипучий голос.
Девушка затравленно огляделась. Мрак вокруг поляны сгустился, сжался, обратившись в неприступную чёрную стену, из-за которой на дерзкую в упор глядели десятки голодных глаз. Любой визит к Отвечающему кончался одинаково – вопрос, на который ты сама не нашла ответа и обратилась с ним к потусторонним силам, развязывал тем силам руки, выпуская их на волю. Обращаться к Отвечающему рисковала одна лишь Джейана – даже неустрашимый Твердислав здесь пасовал, понимая, что из всего клана только его подруга может обуздать и загнать обратно в их обиталища темные орды, что вырывались на свободу, едва дух заканчивал свой ответ.
Холодные голоса бродячей нечисти затянули всегдашнюю тоскливую песнь. В стене мрака вспыхнули зелёные, алые, рыжие глаза. Засвистел ветер; и задергался, заскрипел старый горелый пень, точно норовя вырваться наконец из земли, пустить в ход руки-корни, обхватить ими, стиснуть задавшую неправильный вопрос, сдавить, услышать жалкие мольбы о пощаде, а потом – предсмертный хруст костей.
– Не понимаю, не понимаю, не понимаю, – неслось со всех сторон. Мрак надвинулся, совсем рядом перекликнулись холодные, исполненные ядовитой ненависти голоса – и тут даже неустрашимая Джейана от страха покрылась липким потом. Из тьмы надвигалось нечто неведомое, неосязаемое, бесформенное, лишенное клыков, когтей, рогов и прочего, но оттого ещё более страшное. Руки девушки бессильно повисли вдоль тела. Она не могла пошевелить и пальцем, сотворить защитное заклятие, она вся оказалась во власти безжалостных нечеловеческих сил, сил, с которыми Твердиславичи никогда не сталкивались и потому ничего о них не знали. Учитель, конечно, всегда предостерегал – не следует прибегать к помощи Отвечающего, ответы нужно искать самим, потусторонние силы алчны и коварны, они никогда ничего не делают бесплатно и не помогают бескорыстно; но разве сейчас, когда исчез Твердислав со всем Старшим Десятком, когда из беспредельности незнаемых земель надвигается-накатывает неведомая, неодолимая сила – разве могла Джейана поступить иначе?
Лица коснулись бесплотные ледяные пальцы, и девушка не сдержала слабый, постыдный крик ужаса. Чья-то незримая рука лениво опустилась ей на голову, прошла сквозь кожу и кости черепа, бесцеремонно принявшись копаться в её, Джейаны, памяти, с ловкостью жонглера извлекая из-под спуда все тайные страхи, давно и с усердием загонявшиеся в самые дальние уголки души. Земля под ногами вспучилась – и обретшие плоть ночные кошмары один за другим, словно жуки-дергунцы по весне, полезли на поверхность, стряхивая чёрные комья, разворачиваясь в бесконечную шеренгу и надвигаясь на Джейану.
Кажется, она закричала. Перед глазами стремительно проносились картины одна страшнее другой – пиршество невиданной нечисти над грудой мёртвых тел. Она видит запрокинутые лица мёртвых и узнает их – одно за другим. Малыши. Гилви с бесстыдно раскинутыми ногами, промежность окровавлена. Фатима с развороченной грудью. Мих, над чьими внутренностями справляет пир какая-то мелкая людоедская нечисть. И Твердислав – тоже мертвый, со скушенными напрочь руками. Такого с ней никогда ещё не было. Вся её сила таяла, точно собранный медовками воск на ярком солнце. Ни защиты, ни обороны. Ничего. Совсем ничего. Только пустота и одиночество.
«У тебя есть выход», – внезапно услышала она. Голос этот оказался ровен, холоден, строг, но при этом – отнюдь не лишён внутренней сжатой силы.
Еще миг – и Джейану охватила бы слепая гибельная паника.
«Нет! Нет! Не сдамся! Не побегу! И слушать не стану!»
Заклинаний не осталось, и последнее, на что можно рассчитывать, – на собственную волю. Если сейчас не дрогнешь, то тебя, может, и убьют, – но душа твоя чистой и незапятнанной предстанет перед Великим Духом, ты смело и прямо взглянешь Ему в глаза, и никто не сможет осудить тебя за трусость – самый страшный грех перед кланом.
Раздирая кожу, по ноге Джейаны прошёлся горелый корень. Пень вывернулся-таки из земли. И это странным образом помогло девушке – как справляться со взбесившимися древесными духами, Леснянками или иными обитателями чащоб, Джейана знала прекрасно. И сейчас сознание само по себе воспроизвело начисто было вылетевшие из головы защитные формулы.
Она никогда не знала, что с её пальцев, оказывается, способен течь голубой огонь. И, конечно, никогда и представить себе не могла, что сама, своими руками уничтожит Отвечающего.
Огонь вырвался наружу вместе со спазмом резкой боли. Короткая голубоватая вспышка озарила крошечную поляну и толпу каких-то жутких тварей вокруг – больше всего они напоминали поднятые из могил людские скелеты. Густо, густо стояли они между деревьями, среди кустов, тесно друг к другу, без малейшего просвета; кости кое-где отливали металлом, в пустых глазницах горели огни глаз. Никогда ещё Джейана не видела ничего подобного, не знала, как и чем с ними бороться, и поэтому всё, что ей осталось, это, сжав зубы, ударить, точно копьём, той самой новообретенной силой.
Кольцо врагов распалось. Молния обожгла саму Джейану – но при этом пробила широкую брешь в строю окруживших её. Не теряя ни секунды, девушка ринулась в проем.
Цепкие лапы Ночи скользнули по плечам, разрывая прочную ткань куртки. Чьи-то когти попытались вцепиться ей в шею и промахнулись, лишь оцарапав кожу. Джейана врезалась в стену душистиков, высоких мягких кустов, что запахом своим всегда отлично отпугивали нечисть, и погоня разом отстала.
Сердце готово было вырваться из груди. По лицу стекали пот и кровь из невесть откуда взявшихся царапин. Чувствуя, что более не в состоянии сотворить ни одного заклятия, Джейана бросилась бежать, понимая, что даже душистики – плохая защита, что эти костяные твари достаточно хитры для того, чтобы выкурить её и оттуда.
Дежуривший на Ближнем Валу Сигурд только присвистнул, увидав внезапно вырвавшуюся из злой ночной тьмы предводительницу клана. Джейана тяжело, с хрипом дышала, наброшенная поверх туники лесная куртка разорвана, обильно закапана кровью, лоб разодран, на щеке и шее – следы чьих-то когтей.
Разумеется, ни одного вопроса Сигурд не задал.
– Короче, – упершись руками в стену Вала, Джейана постояла так несколько мгновений, низко опустив голову и стараясь побороть подступившую тошноту. – Тут у вас всё спокойно? Ничего сейчас не слышали?
– Всё спокойно, – как можно солиднее ответствовал мальчишка. Сигурд отличался отчаянной непоседливостью, и потому, несмотря на его почти четырнадцать лет, никто в клане не принимал его всерьёз. Правда, Великий Дух не обделил озорника и проныру Сигурда магическим даром – он мастерски чуял нечисть за доброе поприще, – и потому Джейана, не колеблясь, поставила его на Ближний Вал. Если что случится – Сигурд поднимет тревогу лучше и скорее сторожевого духа.
– Все спокойно? – Девушка не могла поверить. Такой тарарам, такие полчища, обрушившиеся на неё, а этот щенок утверждает, что ничего не чувствовал! – Спал небось?!
– Да как можно! – обиженно засопел Сигурд. – Чтобы я – и спал?
Это было чистой правдой. Сигурд мог скорее проскакать всю ночь вокруг костра, любуясь на звезды, чем позорно дрыхнуть где-нибудь в тихом уголке.
– А если не спал, – Джейана помедлила, – то отвечай: сейчас, в той стороне, где Отвечающий, ничего не заметил? Ничего не слышал?
Сигурд отчаянно помотал головой. Длинные прямые волосы, светло-светло солнечные, мотнулись из стороны в сторону.
– Ничего, ничего, Джейана.
В клане всех называли просто по именам, лишь Твердислава порой кликали «вождем» или «вожаком».
– Хорошо, молодец, – устало бросила Джейана, подсаживаясь к тлевшему в неглубокой яме костерку.
Сигурд ничего не почувствовал. Что всё это значит? Может, ей все эти кошмары просто пригрезились? А расцарапанные шея и щеки – просто от того, что она слишком быстро, не разбирая дороги, ломилась сквозь кусты?
Отчего– то очень захотелось, чтобы Твердь оказался бы сейчас рядом. Даже не для того, чтобы пустить в ход всю силу Ключ-Камня. А просто сказать: «Джей, не зарывайся. Не придумывай себе новых страхов, Джей!» Как он убедительно умел это произносить. И как убедительно это звучало, особенно уже после того, как любовная горячка схлынула и они просто лежат рядом, лишь чуть-чуть касаясь друг друга, и всё внимание Джейаны -к собственному голому бедру, на которое естественно-властным жестом упала тяжёлая рука любимого, рука, одинаково хорошо умеющая ласкать и разить.
Ох, не те это мысли, Джейана, не те, коим следует предаваться ночью на Ближнем Валу, чудом вырвавшись из плена призраков и ежеминутно ожидая удара неведомой нечисти!
Она не успела как следует разругать себя. Сдавленно закричал, хватаясь за голову, Сигурд, а в слабом отсвете упрятанного поглубже костерка Джейана увидела, как перед Ближним Валом вспучивается земля, вспучивается широким – шагов до дюжины – пузырём, как верхушка чудовищного нарыва лопается, и пласты земли соскальзывают вниз, с остроконечной чудовищной башки; башка эта покрыта синевато-стальными пластинами защитной брони, пластины разъезжаются, расходятся, на поверхности появляются какие-то длинные многосуставчатые усы, кровяные шары на гибких стеблях – вроде как глаза, а чуть пониже распахивается настоящий провал чёрной пасти, из которой разит непереносимым смрадом. Вывороченная чудовищем земля разом засыпала с такими трудами откопанный ров; рдяные буркалы монстра повернулись к валу – и только теперь остолбеневшая было Джейана нашла наконец в себе силы ответить.
Она не успела объединить воедино всю силу остальных защитников Вала. Суматошно повскакавшие на ноги мальчишки и девчонки тоже пытались ударить по врагу – но поодиночке, а это всегда и заведомо меньше, чем совокупная сила клана. Но, чтобы слить силу многих в один разящий огненный меч, надо чуть побольше тех трех секунд, что оставила Джейане судьба.
Первой успела Гилви. Её невидимый снаряд врезался в броню чудовища, одна из броневых чешуек отлетела напрочь, открыв розоватую шевелящуюся мякоть; по земле заструилась светящаяся кровь.
За Гилви ударили и остальные. Огненные ленты, змеящиеся молнии, чёрные воронки смерчей – в ход пошло все, чем могли атаковать Твердиславичи. Магия рвала и жгла панцирь, разлетались горячими рваными ошмётками кровяные шары глаз, горели усы страшилища, но, нимало не смущаясь, оно выползало и выползало из земляной норы, и не было конца мощному чешуйчатому телу. Бреши на местах отлетевших или рассеченных пластин брони мгновенно заполнялись. Мякоть моментально твердела, оборачиваясь новыми серыми щитами вместо сорванных. Ненасытная, неведомая утроба, казалось, способна переварить даже магический огонь.
Не издавая ни звука, тварь плыла сквозь землю, оставляя за собой чёрную борозду взрыхлённой, взрытой земли. Джейана видела, как, застонав, вторично ударила Гилви; и в тот же момент Неистовая поняла, что именно к таким атакам и был готов (или кем-то подготовлен) этот подземный монстр, что потеря чешуи для него – не более, чем лёгкая щекотка, и что он не остановится, лишившись даже сотни глаз.
Эти очень долгие секунды, пока пламя и молнии рвали панцирь монстра, Джейана простояла, бессильно уронив руки и ничего не предпринимая. Она просто не знала, что делать. Совсем, абсолютно, полностью. Казалось, что всё потеряно и осталось только одно – умереть, сражаясь. Воздух вокруг кипел и стонал от молний и пламени. Огненные росчерки вхолостую расходуемой силы заполнили всё вокруг. Ещё немного – и родовичи просто выдохнутся, изойдут кровавым потом, после чего весь клан Твердиславичей можно будет брать голыми руками. Никогда никто ещё не сталкивался с таким чудовищем. Молчали песни, сказки, байки. Люди всегда были сильнее нечисти. Ведунам никогда не удавалось всерьез угрожать самому существованию какого-нибудь клана. И никогда ещё никому не приходилось драться вот так – всем кланом насмерть.
– Замерли все! – страшным голосом загремела Джейана, перекрывая треск молний и громовые раскаты. – Замерли-и-и-и!
Послушались.
Неверными, дрожащими руками Джейана начала плести Сеть. Сеть, в которой объединятся все волшебники-бойцы клана. Только она, Неистовая, может сплести её, эту Сеть, и только она может набросить её удушающие петли на чудовище.
Могучие, облитые чешуёй плечи бестии лёгко, словно играючи, раздвинули Ближний Вал.
Никто не отступил. В разом наступившей тишине слышалось только тяжкое сопение монстра. Громадная челюсть приподнялась; открылись многорядные челюсти. Странные, беззубые, но в тот миг Джейане было не до таких подробностей. Видимые одной ей светящиеся зеленоватые нити свивались и переплетались, боль ломала защитников Вала – Неистовая грубо, резко тянула на себя незримый покров магической силы. Это было очень, очень больно. Выдерживали не все.
Упала Салли, нежная маленькая Салли, которая так хорошо умела плести весёлые, разноцветные безделки фейерверков, упала, не выдержав жуткого ощущения – холодная рука безжалостно шарит в мозгу, брезгливо сортируя мысли и образы, отбрасывая в сторону память о первом поцелуе и как ей, Салли, впервые признались в любви. Всё это не годилось для боя. Сила, Сила, Сила – ничего, кроме Силы. Джейана, словно неумелый мясник, кромсала по живому большим заржавленным ножом, и её мальчишки с девчонками кричали – от страха и боли, позабыв даже про жуткое чудовище, что пёрло и пёрло прямиком на них.
За Салли – Светланка. Ариадна. Дункан. Мелоди. Леон. Купава. Мечислав.
Уже почти ничего не осталось от Ближнего Вала. Джейана отступала шаг за шагом; только она одна видела рвущие плоть твари синие молнии (почему, ну почему Великий Дух даровал нам лишь это примитивное оружие?!) и понимала, что если не остановит чудовище сейчас, то не остановит уже никогда. И тогда роду Твердиславичей не жить.
Из всех защитников Вала на ногах остались лишь Джейана да Гилви. Девчонка, несмотря на боль, стояла пошатываясь и прижав пальцы рук к вискам, помогая Неистовой, отдавая всю себя бою, до последней капли; но Джейане нужно было больше, ещё больше, намного больше!
«Ну потеряй же сознание, ну скорее, глупная! Такую боль иначе не вытерпеть!» – Джейана не могла крикнуть, не могла обратиться к Гилви мысленно; всё без остатка забирало сражение. А эта глупная дурочка, эта плакса держится и терпит, думая, что этим помогает ей, Джейане!