Страница:
Это пустые и мертвые глаза человека, потерявшего рассудок.
– Ваш билетик, пожалуйста, – бесцветно говорит Наташа. – Оплачиваем проезд.
Я сую руку в карман джинсов, протягиваю завалявшуюся там мелочь. Наташа ссыпает деньги в холщовый мешочек, висящий на шее, и сует мне клочок бумаги:
– Возьмите билет…
Я отхожу от нее, стиснув зубы, чтобы не разреветься. В кабине бесцеремонно толкаю Баронета в плечо:
– Я не хочу, чтобы было так, слышите?
– Ты о чем? – невинно осведомляется он.
– Сами знаете! О Наташе. Она же абсолютно помешанная.
– Совершенно верно.
– Но… так нельзя!
– При чем тут я? – пожимает плечами мэтр. – Ты прекрасно знаешь, что Наташа была одержима. Она черпала силу благодаря энергетической связи с твоей теткой. Силы Анастасии блокированы, вот демоны и покинули бывшую супругу того самого писателя-фантаста. А после себя демоны оставляют полную разруху и в доме, и в душе…
– И никак нельзя ее исцелить? – спросила я, глянув в салон. Наташа неуклюже встала со своего места и подошла к сороконожкам, видимо спрашивая у них билеты. Я услышала взрыв хохота и выкрик: «У нас льготный проезд, крошка!» Наташа растерянно стояла, покачивая головой, как китайский болванчик, а по щекам ее медленно катились слезы.
– Исцелить?! – присвистнул Баронет. – Вика, ты ведьма или мать Тереза? Нашла кого жалеть, она всего-навсего получает то, что заслужила…
– Кто мы такие, чтобы судить о чужих заслугах?! – яростно сказала я. – Вы кто, судья этому миру, Баронет?
– Вика права, Калистратушка, – мама ласково погладила мэтра по плечу. – Мне тоже жаль эту женщину.
– Ну вот, двое на одного! – проворчал Баронет. – Я с вашим стихийным и не вовремя проявляющимся гуманизмом скоро превращусь в миссионера… И от Черной ведьмы их спасай, и Алтарь зла разрушай, а теперь еще нужно лечить всяких негодниц, перепичканных оккультизмом! Нет уж, Вика, Наташей, если хочешь, занимайся сама. В конце концов, это несложно. Фитотерапия, гипноз, сеансы психокоррекции… Карму ей почистишь или, там, чакры… У тебя все получится, уверяю. Поселишь ее на время в моей квартире, будешь за ней ухаживать… Заодно за квартирой присмотришь, цветы польешь, пыль с книг сотрешь…
– Погодите, а вы куда? – воскликнули мы с мамой.
– С докладом в Трибунат. А к докладу придется представить и вашу родственницу. Ее будут судить Матери-Ведьмы.
– Вообще-то относительно Анастасии у меня были другие планы, – задумчиво сказала мама. – У нее столько преступлений, что на пожизненное заключение тянет…
– Поверьте, моя драгоценная подполковничиха, до тех пор пока Анастасия не будет лишена всех магических способностей, она легко избежит любого вашего заключения. Превратится в воду и утечет из тюрьмы по канализационным трубам. Зачарует охранников, так что они сами откроют ей ворота да еще снабдят на дорогу сухим пайком… Вариантов – множество! Поэтому пусть она сначала понесет наказание как ведьма, а уж потом – как человек. Dura lex, sed lex [3]. He правда ли?
– Дура, дура… – задумчиво покивала головой мама и зевнула: – Ой, извините, что-то меня в сон потянуло. Наверное, от пережитых приключений.
– Вполне возможно, – кивнул Баронет и, потянув за какой-то рычаг на панели, прибавил трамваю ходу. – Ничего. Вы скоро отдохнете…
На крыше трамвая миротворцы затянули песню:
На спящий город опускается метан,
Шалят покойнички лихие тут и там.
А нам все это не впервой,
Мы миротворческий конвой,
Мы как озон для всей планеты голубой.
Да! А посылай ты нас в Тибет и на Кавказ!
Да! Пусть черти все боятся нас!
Да! И не страшна нам и ни порча, и ни сглаз,
Поскольку мы маги экстра-класс!
– Хорошо поют, – усмехнулся Баронет
– Да, только очень уж громко. А мама совсем спит… Долго нам еще добираться?
– Нет. Но я бы тебе советовал тоже немного отдохнуть. Закрой глаза, расслабься, успокойся…
– Колдовать будете, великий маг? – сонно поинтересовалась я. – Ладно… Надеюсь, вы доставите нас по назначению… Ой!
– Что случилось?
– Я так и не спросила: Алтарь уничтожен?
– Как же иначе? Спи.
– А вы расскажете, как сражались с Анастасией? Потом…
– Обязательно…
Баронет выполнил свое обещание. Правда, несколько дней спустя. А поначалу мы с мамой очнулись в моей квартире с головной болью и стойким ощущением, что нам обеим приснился дурной сон.
– Вика, это ужасно! – простонала мама, выходя из кухни. – У нас в холодильнике нет ни капли йогурта. А мне срочно нужно снять стресс.
– Ты стресс йогуртом снимаешь? – лениво спросила я, пытаясь отклеить себя от дивана. Безуспешная попытка. Голова кружилась, в висках стучал отбойный молоток, да еще к тому же подташнивало. Блин. Магические войны даром не проходят.
– Вика, сходи в магазин, ну пожалуйста-а-а! – несгибаемый подполковник рухнула в кресло с мокрым полотенцем на лбу. – Иначе через минуту тут будет мой труп.
– Вот так всегда! Колдовать – Вика, Огненного Змея изгонять – Вика, и по магазинам бегать – тоже Вика!
Я отклеилась-таки от дивана и, полюбовавшись на себя в зеркальце, решила, что в любом супермаркете мне все отдадут бесплатно, убоявшись этакой помятой рожи. Не-ет, сначала я пойду в ванную! Пострадает мама без йогурта еще полчасика, не рассыплется!
Когда я, постанывая от удовольствия, погрузилась в ароматизированную лавандой и вербеной воду, в прихожей нетерпеливо тренькнул дверной звонок. Меня нет дома! Меня вообще следует искать за пределами Солнечной системы! Тому, кто рискнет не вовремя вытащить меня из ванны, грозит перспектива остаток дней своих провести в непритязательном облике кухонного таракана!
Однако в дверь ванной, вопреки моим опасениям, никто не ломился. Я только сумела разобрать удивленный возглас мамы, чье-то приглушенное бормотание и стук захлопывающейся двери. Меня разобрало любопытство, да так, что я даже не стала пользоваться скрабом для тела. Ополоснулась под душем и, быстренько завернувшись в полотенце, протопала на кухню.
Там мама с сияющим лицом выгружала из пакетов йогурты, коробки с мюсли и овсяными хлопьями, фрукты в количестве, способном удовлетворить аппетит целого взвода вегетарианцев. Венцом этого изобилия стал ананас катастрофических размеров.
Кроме того, на столе красовалась коробка с пирожными (песочными, о mamma mia!), бутылка шампанского и корзина с чайными розами. К ручке корзины была приколота записка.
– Кто это все принес? – поинтересовалась я.
– А, какой-то мальчик в форме службы доставки. Сверился с нашим адресом, черкнул что-то у себя в блокнотике и был таков.
– А ты уж сразу за свои мюсли схватилась! Где твоя бдительность? А вдруг это прислали враги? И йогурт отравлен, а в розах спрятана бомба!
– Глупости…
– Нет, не глупости! Выплюнь банан! Выплюнь немедленно! Отойди в коридор, я корзинку буду разминировать.
– Вика, ты рехнулась, честное слово!
– Это мы сейчас проверим, – пробормотала я и потянула к себе белый лоскуток записки.
Ничего пока не взорвалось. Я развернула бумажку и прочла:
«Вика, право, перестань дурачиться. Никакой бомбы в корзинке нет, продукты не отравлены. Это вам от меня маленький презент по случаю моего отбытия в Европу. Надеюсь, я и наша общая подконвойная знакомая пробудем там недолго. Трибунал всегда очень оперативен в своих решениях. Я пробуду там максимум месяц по стандартному времени. И помните: я вас очень люблю (Вика, тебя – как дочь). А с тобой, Танюша, как вернусь, мы должны очень серьезно поговорить…
Не скучайте и никого не бойтесь. Миротворческие силы на всякий случай еще рассредоточены в городе на предмет пресечения несанкционированной магии. Так что отдыхайте, гуляйте спокойно. Берегите себя.
Целую. Ваш Баронет».
– Вот видишь! – торжествующе воскликнула мама. – А ты боялась.
И она принялась делать салат из апельсинов и яблок. Я вздохнула, поставила чайник и, ожидая, пока он закипит, в задумчивости уплела пару своих обожаемых пирожных.
– Как ты можешь столь бесконтрольно поглощать сладкое? – осуждающе спросила мама. – Знаешь, во что превратится фигура при таком рационе?
– М-м, ням, плевать мне на фигуру, у меня работа нервная, все калории просто сгорают. И потом, понимаешь, мне в последнее время просто невыносимо хочется сладкого. Особенно когда тошнит и голова кружится.
– Тошнит? Голова кружится? Да у тебя все признаки анемии! Немудрено: постоянные стрессы, питаешься кое-как, да еще и это магическое облучение действует…
– Мам, да что ты выдумываешь! – Я заварила чай с бергамотом и цапнула из коробки еще одно пирожное. – Все у меня нормально. Просто мы с тобой немного потрепали нервы, со всякими оккультными проблемами связавшись. Салатика дай попробовать, а?
Мы ели фруктовый салат, пили чай и вообще наслаждались спокойствием жизни. Шампанское решили приберечь на вечер, к торжественному ужину, который мама грозилась-таки сотворить.
– А с завтрашнего дня, – заявила мама, – ты у меня сядешь на специальную обогащенную диету. Я знаю один рацион, там все великолепно сбалансировано: витамины, микроэлементы, белки… Ты у меня будешь вести здоровый образ жизни!
– Мам, – проникновенно улыбнулась я. – И не надоело тебе меня воспитывать? Я ведь уже вполне взрослая женщина, как-нибудь сама разберусь в своем образе жизни… Я понимаю, ты это из лучших побуждений делаешь, но мне кажется, что для тебя сейчас важнее заняться собой.
– Как это?
Я взяла записку Баронета и процитировала: «А с тобой, Танюша, как вернусь, мы должны очень серьезно поговорить».
– О чем это собирается поговорить с тобой наш «маг на службе у закона»?
Мама замялась.
– Ну, я не знаю… Мало ли что взбрело ему в голову…
– Мать, не темни. Он что, предложение тебе делал непристойное?
– Почему непристойное? – зарделась мама. – Очень даже… наоборот.
– Что, серьезно? – ахнула я. – Замуж звал? В твоем возрасте?!
– А что в этом такого? – вскинулась мама. – Я, по-твоему, из тех, кому «замуж поздно, сдохнуть рано»? Между прочим, у Калистрата Иосифовича возраст тоже ого-го! Но это вовсе не мешает ему…
В порыве волнения мама сжевала киви вместе со шкуркой. Я не успела ее остановить.
– Мам, скажи, – интимно понизил а гол ос я. – А как он, ничего?..
– В каком смысле? – Мама начала отплевываться кожурой киви.
– Ну, в сексуальном.
– Вика, это бестактно…..
– А все-таки?
– Шикарно! – Мама выплюнула последнюю шкурку. – Только благодаря ему я почувствовала себя в постели женщиной, а не подполковником. Он вытворяет такое, просто фантастика!… Но это наше с ним личное дело!
Само собой. Только если они и впрямь поженятся или хотя бы начнут наживать совместные телевизоры в гражданском браке, крутой у меня будет отчим. Станут воспитывать на пару: один – правильному ведовству обучать, а другая – основам рационального питания. Может, мне тоже за кого-нибудь оперативно замуж выйти, чтобы из девчонки-вертихвостки превратиться в уважаемую матрону?
Да только кто ж меня, окаянную ведьму, возьмет? Если любимый человек даже просто любить меня побоялся. Побрезговал.
– Доченька, что с тобой? – обеспокоенно глянула на меня мама. – Ты побледнела так!
– Ничего особенного, – через силу соврала я, но мои же собственные глаза меня и предали.
– Ты плачешь?! – Мама ахнула. Как будто ведьмы не способны плакать! – Что случилось?
– А Баронет тебе еще ничего не говорил? – пытаясь увильнуть от неприятного разговора, потянулась я за носовым платком.
– Нет… Погоди-ка, Вика! У меня с этим похищением, конечно, память отшибло, но не настолько же! Ведь вы с Баронетом поехали в Москву за тем, чтобы вызволить из больницы твоего молодого человека. Ну да! Авдея Белинского!
Я молча кивнула головой, сосредоточенно следя за тем, как моя слеза падает в тарелку с недоеденным салатом.
– Так что же, – продолжала допрос мама, – ваша затея не увенчалась успехом?
Йес! Слеза упала на дольку апельсина и немедленно растворилась в салате.
– Вика, что ты молчишь?
– А что говорить, мам… – Я перестала ронять слезы в салат и откашлялась, изгоняя из голоса предательскую хрипотцу. – Операция по освобождению заложника прошла успешно, только потом заложник плюнул в душу своим освободителям…
– Не поняла, – подняла бровь мама.
– Да что тут непонятного! Когда Авдей узнал, что я ведьма, он просто встал и ушел! Он, видите ли, с ведьмой жить не в состоянии. Потому что его прежняя супруга, да-да, мам, та самая полоумная Наташа, слишком потрепала ему нервы. И теперь господин писатель хочет покоя, необходимого для ваяния очередных шедевров!
– Да он мерзавец! – рыкнула мама так, что безнадежно сломанная соковыжималка сама заработала. – Соблазнил мою дочь, воспользовался ее чувствами, ее доверием, а потом «просто встал и ушел»! Да как он смеет! Да что он о себе думает! Ведьма ему, видишь ли, не подходит! Сейчас некоторые на валютных проститутках женятся и за счастье такой брак почитают, а он девушку уважаемой, почтенной профессии отверг…
Ну, маму понесло. Не ожидала я от нее такой защиты моих интересов. Скорее, наоборот, боялась, что она начнет меня пилить: вот видишь, из-за ведьмачества просидишь в девках, все мужики обходить будут…
– Вика. – Мама сгребла грязные тарелки со стола и принялась азартно мыть посуду. – А давай мы на него порчу наведем! Верней, не мы, а ты, но я тоже приму участие! Чтоб его в три погибели скрючило!
– Мам, порчу наводить грешно. Тот, кто наводит порчу, получает себе неприятностей в двойном размере. Не стоит он того, чтобы у меня голова болела и зубы шатались…
– А тогда, тогда… можно на него налоговиков напустить! Когда последний раз декларацию подавал? Почему операции с недвижимостью не оформлены в соответствии с требованиями санэпидемнадзора?! Он замотается по чиновникам бегать!
– Ну, мам, это уж слишком! Уж лучше порча! – Слезы у меня высохли, и разговор с мамой начал веселить. – Да вообще лучше позабыть о нем! Мало ли случается неудачных романов!
– Забыть?
– Забыть!
– Вот за это мы вечерком и выпьем шампанского в машем тесном женском кругу!
– Отлично, только знаешь, мам, что-то у меня голова закружилась… Можно я пойду прилягу ненадолго, как раз до ужина? – попросила я. Честно сказать, голова моя не так уж и кружилась. Я заперлась в спальне просто для того, чтобы побыть одной. Тихонечко поплакать в подушку. Во время глобальных событий по борьбе с теткой и ее Аркаимом я как-то отвлеклась от мыслей о том, что Авдей теперь уж точно навсегда для меня потерян. А этот разговор с мамой разбередил старые раны. Авдей, Авдей… Вообще-то, он все-таки храбрый человек: не побоялся отказаться от моей любви, глядя мне в глаза. И я должна ненавидеть его за это, только что-то не ненавидится. Как ему живется, с кем, где? Магический кристалл испорчен, а то бы я превозмогла свою гордость, посмотрела бы на него. Хоть раз…
И увидела бы, как он любит другую. Или со счастливо-гордым выражением лица получает какую-нибудь престижную премию за свою писанину. Мне это нужно?
Нужно.
Во что бы то ни стало.
Я ткнула кулаком подушку, перевернула ее, чтоб была помягче, и натолкнулась рукой на твердый глянцевый прямоугольник. Книга. Которой здесь не должно быть.
«Выбор Тристана». А. Белинский.
Это тоже ваши штучки, Баронет?
Я открыла книгу и увидела вложенный в нее конверт из плотной бумаги. На конверте изящным росчерком Баронета сообщалось: «Вика, это тебе». Внутри лежали ключи и очередная записка:
«My darling! Кажется, ты горела желанием стать ангелом-исцелителем для некоей сильнопомешанной дамы по имени Наталья Гниденко? Тебе предоставляется эта эксклюзивная возможность. Это ключи от моей квартиры, адрес, надеюсь, ты помнишь. Поди туда и обрящешъ. Apropos, каланхоэ поливай два раза в неделю, остальные цветы – ежевечерне и не вздумай совать в цветочные горшки бычки от сигарет. Приеду – проверю. Остальное – по твоему усмотрению. Баронет.
P. S. На досуге зайди в гости к своей гадалке, ты знаешь, о ком я. Она и без магического кристалла способна увидеть все, что ты пожелаешь… К тому же старуха обижается, что ты после Обряда к ней и глаз не кажешь. C'est non соmmе il fait».
Великолепно. Ну все за меня решил мой потенциальный отчим! Я уж, к стыду своему, и забыла про Наташу, блаженно расслабившись в мирной обстановке собственной квартиры, ан нет, вставайте, ведьма Викка, вас ждут очередные великие дела!
Ладно. Пойду. Маму только предупрежу и пирожные доем (там в коробке как раз оставалось три штучки)…
… На что это намекает Баронет, советуя мне навестить бабу Катю?
А бычки, между прочим, я никогда в цветочные горшки не совала! Зато теперь суну. Обязательно. Из вредности.
Мама, набросив фартук поверх неизменного японского халата, сервировала стол в гостиной, задействовав для этого весь небогатый резерв моего столового стекла, мельхиора и фаянса. В центре стола уже возвышалась корзина с розами и шампанское, из кухни доносились чудесные ароматы явно не диетической пищи.
– Вика! – воодушевленно воскликнула мама. – Как тебе эти приготовления? Праздничный ужин в честь нашего счастливого избавления, а? Через часок все будет готово! Ты не могла бы потереть сыр для салата?
– Мам, ты извини… – я протянула ей записку.
– Ну что ж, – вздохнула мама, прочитав послание Баронета. – Я все понимаю, долг есть долг, гуманность есть гуманность. Но ведь ты не застрянешь там на неопределенное время?! Посмотришь, как и что, в случае чего вызовешь «скорую» или заклинание какое-нибудь прочтешь… В общем, так. Поезжай и помни: я даю тебе на это сегодня только два часа. К ужину ты должна быть всенепременно!
– Слушаюсь, товарищ подполковник! – усмехнулась я.
Два часа – не так уж и много, особенно если учесть, что до жилища Баронета пешком добираться минут сорок. Впрочем… Ведьма не должна быть мелочной. Поймаю такси.
…В квартиру Калистрата Иосифовича Бальзамова, он же Баронет, он же полковник Санви, я входила с некоторым замиранием сердца. Я не переступала этого порога столько лет! За это время я из наивной, сентиментальной и угловатой девушки превратилась в закаленную в боях, но все такую же наивную, сентиментальную и слегка округлившуюся ведьму.
Обстановка жилища мага-холостяка оставалась неизменной. Так же дремали старинные фолианты в уютных нишах книжных шкапов, посреди зала стоял допотопный стол из черного дерева с компьютером, перекидным календарем и маленьким керамическим щенком, выполняющим роль пресс-папье. Над кожаным диваном висела акварель неизвестного художника, изображающая полуодетую длинноволосую девицу, ведущую под уздцы белоснежного единорога… Словом, все скромно, неброско и стильно. Маме понравится.
Однако при чем тут Наташа?
Я почему-то грешным делом подумала, что Наташа лежит в Баронетовой квартире, как спящая красавица, а мое дело – только ее разбудить. Не-ет, целовать я ее, конечно, не собираюсь. Тут требуется другая терапия… Возможно, даже шоковая.
Я заглянула в спальню, где, вопреки моим ожиданиям, стояла узкая армейская койка, образцово застеленная серым, даже на вид колючим одеялом. Однако какой аскетизм… Потом я обследовала кухню и ванную. Наташи, разумеется, нигде не было. Зато я обнаружила восемнадцать подвесных кашпо с какой-то вьющейся и ползучей зеленой дрянью, три напольных вазы с сансивиерой, нефролеписом и драценой, кадку с фикусом, баночку из-под майонеза, в которой томился отцветший гиацинт, и наконец на балконе расписанную в стиле граффити бадью с отвратного вида высоким растением. Видимо, это и было пресловутое каланхоэ.
– Цветовод-любитель, так вас разэтак! – Я подхватила с балкона пустую пластмассовую лейку и пошла в ванную ее наполнять. – Вы с мамой просто созданы друг для друга! Сколько я ее помню, она постоянно что-то выращивает, начиная от кактусов и заканчивая арбузами.
Мою тираду нарушил настойчивый звонок в дверь. Я, как была с лейкой, так и пошла открывать.
– Гражданка Чижикова? – На меня в упор воззрился здоровенный детина в медицинском халате. За его спиной маячил тип в милицейской форме и еще кто-то.
– Да, я, а в чем, собственно, дело?
– Можно мы пройдем? – высунулся из подмышки детины милиционер. – Неудобно на площадке как-то такой вопрос решать.
– Ну ладно. Только дальше прихожей я вас не пущу. У меня уборка! – вдохновенно соврала я.
– А дальше и не надо. Вот, принимайте, согласно месту прописки.
И они аккуратно посадили на ящик для обуви Наташу.
– Как… Как она к вам попала? – выдала я первое, что пришло мне в голову.
Милиционер покрутил в руках фуражечку. Был он моложав и, кажется, застенчив.
– Да как в вытрезвитель попадают, обычным путем! – обреченно махнул рукой он. Потом перешел на казенный тон: – В результате планового рейда патрульно-розыскной машины на площади автовокзала была задержана некая гражданка Н. в состоянии глубокого алкогольного опьянения. При ней обнаружены: сумка с недопитой бутылкой водки «Сокольничья», кошелек с суммой двадцать рублей, чебурек один, мясной, недоеденный, губная помада, пачка гигиенических прокладок и паспорт на имя Чижиковой Натальи Андреевны, проживающей по адресу…
– Не продолжайте, – сказала я. До меня уже дошло. Ну, Баронет! Ну, остроумец!
– Да чего ж продолжать, – не по уставу вздохнул участковый. – Ведь совсем спивается сестрица ваша, а такая молодая, красивая, ей еще жить и жить! Разве это дело – по вытрезвителям клопов давить или в наркодиспансере гнить!
– Так уж и гнить, – обиженно пробасил детина. Видно, он и был работником наркодиспансера. – По закону, конечно, мы вашу сестру должны на принуд-лечение к себе положить. Но если вы возьмете ее на поруки, подпишете отказное письмо…
– Возьму. Подпишу. Где надо подписывать?
Они явно обрадовались. Перспектива возни с находящейся в отключке Наташей их вовсе не прельщала. Медбрат достал папку с какими-то бумажками.
– Вот, у нас тут, – засуетился он, – стандартный образец отказного заявления. Только ваша подпись и требуется.
– Хорошо. Ручку дайте.
Я расписалась, вернула ручку и сказала:
– Теперь все?
– Да, – виновато улыбнулся участковый. – Вы уж, гражданочка Чижикова, повлияйте на вашу сестру положительно, сделайте ее полноценным членом общества.
– Обязательно! – пообещала я, захлопывая за ними дверь.
И только теперь посмотрела на Наташу.
Она так и сидела, притулившись на обувном ящике, то ли в дремоте, то ли в ступоре. Эти болваны, которые ее притащили, даже не обратили внимания на то, что как раз водкой-то от Наташи и не пахнет.
– Придется мне заниматься возвращением тебе человеческого облика. Вот так-то… сестра.
Первым этапом Наташиной психической реабилитации я посчитала водные процедуры. Наташа абсолютно не реагировала на мои реплики, подчиняясь только командам типа: «Подними руки», «Иди», «Садись»… В результате пришлось чуть ли не волоком тащить ее в ванную и самой ее раздевать, потому что, похоже, непобедимая красавица не умела даже молнию на джинсах расстегнуть. Наполнив ванну, я аккуратно усадила туда Наташу, избегая встречаться с ней взглядом. Знаете почему? Вы когда-нибудь держали на руках больную кошку, у которой даже на мяуканье сил не осталось и она только и может, что смотреть на вас, готовая покорно принять из ваших рук и ласку и боль? Вот у Наташи были точно такие же глаза, и я не могла в них глядеть. Я уверена, что, поменяйся мы местами, она – прежняя, сильная, уверенная – со слабой и немощной мной просто не стала бы возиться, а размозжила бы череп, сочтя это милосердием… Но все-таки я – это я.
– Вода не слишком горячая?
– Что? – Снова обесцвеченный взгляд и голос. Уж лучше бы я с нею дралась!
– Понятно. Голову ты сможешь помыть самостоятельно? Каким ты пользуешься шампунем: для жирных волос, или для сухих, или… Говори же хоть что-нибудь, черт бы тебя побрал!
Я тут же прокляла себя за этот окрик, потому что Наташа испуганно вжала голову в плечи и затравленно посмотрела на меня из облаков мыльной пены.
– Извини, я больше не буду кричать. Я сама тебя искупаю. Надеюсь, ты не боишься щекотки?
В конце концов выкупанная и укутанная в два полотенца Наташа полулежала на диване, а я поила ее с ложечки мятным чаем. Она послушно открывала рот, с явным удовольствием проглотила плитку шоколада и, благодарение четырем стихиям, перестала кричать (а раскричалась она, причем истошно, оттого, что я вознамерилась после мытья просушить ее волосы феном. Она испугалась фена. С психами надо постоянно быть настороже)…
– Наташа хочет спать, – с ласковой настойчивостью посмотрела я ей в глаза, отставляя пустую чайную чашку.
– Спать, – покорно кивнула бывшая служительница Темных сил и смежила веки.
Я поводила правой рукой над ее головой, шепча старинный заговор для глубокого и крепкого сна: «Посередь четырех дорог выкопан колодец глубок, катится-катится клубок да с полуночи под порог… Спи, голубок…» Наташа засопела, теперь она, по идее, будет спать до тех пор, пока я не разбужу ее встречным заговором. Надеюсь, так оно и случится, квартира Баронета находится под его персональной защитой, и вряд ли кто-то осмелится, да еще в свете происшедших событий, сунуть сюда свой любопытный нос… Я бережно укрыла Наташу пушистым пледом, постояла над ней в задумчивости. Во сне лицо Наташи было красивым и трогательно-беззащитным, ушли отвратительные черты прежней одержимости, и смягчились признаки теперешнего помешательства. Я вспомнила, что, когда купала бывшую ведьму, на ее теле уже не было каббалистических татуировок и прочего дешевого оккультного непотребства. Только небольшая затянувшаяся треугольная ранка под левой грудью. Словно от укола ритуальным ножом…
– Ваш билетик, пожалуйста, – бесцветно говорит Наташа. – Оплачиваем проезд.
Я сую руку в карман джинсов, протягиваю завалявшуюся там мелочь. Наташа ссыпает деньги в холщовый мешочек, висящий на шее, и сует мне клочок бумаги:
– Возьмите билет…
Я отхожу от нее, стиснув зубы, чтобы не разреветься. В кабине бесцеремонно толкаю Баронета в плечо:
– Я не хочу, чтобы было так, слышите?
– Ты о чем? – невинно осведомляется он.
– Сами знаете! О Наташе. Она же абсолютно помешанная.
– Совершенно верно.
– Но… так нельзя!
– При чем тут я? – пожимает плечами мэтр. – Ты прекрасно знаешь, что Наташа была одержима. Она черпала силу благодаря энергетической связи с твоей теткой. Силы Анастасии блокированы, вот демоны и покинули бывшую супругу того самого писателя-фантаста. А после себя демоны оставляют полную разруху и в доме, и в душе…
– И никак нельзя ее исцелить? – спросила я, глянув в салон. Наташа неуклюже встала со своего места и подошла к сороконожкам, видимо спрашивая у них билеты. Я услышала взрыв хохота и выкрик: «У нас льготный проезд, крошка!» Наташа растерянно стояла, покачивая головой, как китайский болванчик, а по щекам ее медленно катились слезы.
– Исцелить?! – присвистнул Баронет. – Вика, ты ведьма или мать Тереза? Нашла кого жалеть, она всего-навсего получает то, что заслужила…
– Кто мы такие, чтобы судить о чужих заслугах?! – яростно сказала я. – Вы кто, судья этому миру, Баронет?
– Вика права, Калистратушка, – мама ласково погладила мэтра по плечу. – Мне тоже жаль эту женщину.
– Ну вот, двое на одного! – проворчал Баронет. – Я с вашим стихийным и не вовремя проявляющимся гуманизмом скоро превращусь в миссионера… И от Черной ведьмы их спасай, и Алтарь зла разрушай, а теперь еще нужно лечить всяких негодниц, перепичканных оккультизмом! Нет уж, Вика, Наташей, если хочешь, занимайся сама. В конце концов, это несложно. Фитотерапия, гипноз, сеансы психокоррекции… Карму ей почистишь или, там, чакры… У тебя все получится, уверяю. Поселишь ее на время в моей квартире, будешь за ней ухаживать… Заодно за квартирой присмотришь, цветы польешь, пыль с книг сотрешь…
– Погодите, а вы куда? – воскликнули мы с мамой.
– С докладом в Трибунат. А к докладу придется представить и вашу родственницу. Ее будут судить Матери-Ведьмы.
– Вообще-то относительно Анастасии у меня были другие планы, – задумчиво сказала мама. – У нее столько преступлений, что на пожизненное заключение тянет…
– Поверьте, моя драгоценная подполковничиха, до тех пор пока Анастасия не будет лишена всех магических способностей, она легко избежит любого вашего заключения. Превратится в воду и утечет из тюрьмы по канализационным трубам. Зачарует охранников, так что они сами откроют ей ворота да еще снабдят на дорогу сухим пайком… Вариантов – множество! Поэтому пусть она сначала понесет наказание как ведьма, а уж потом – как человек. Dura lex, sed lex [3]. He правда ли?
– Дура, дура… – задумчиво покивала головой мама и зевнула: – Ой, извините, что-то меня в сон потянуло. Наверное, от пережитых приключений.
– Вполне возможно, – кивнул Баронет и, потянув за какой-то рычаг на панели, прибавил трамваю ходу. – Ничего. Вы скоро отдохнете…
На крыше трамвая миротворцы затянули песню:
На спящий город опускается метан,
Шалят покойнички лихие тут и там.
А нам все это не впервой,
Мы миротворческий конвой,
Мы как озон для всей планеты голубой.
Да! А посылай ты нас в Тибет и на Кавказ!
Да! Пусть черти все боятся нас!
Да! И не страшна нам и ни порча, и ни сглаз,
Поскольку мы маги экстра-класс!
– Хорошо поют, – усмехнулся Баронет
– Да, только очень уж громко. А мама совсем спит… Долго нам еще добираться?
– Нет. Но я бы тебе советовал тоже немного отдохнуть. Закрой глаза, расслабься, успокойся…
– Колдовать будете, великий маг? – сонно поинтересовалась я. – Ладно… Надеюсь, вы доставите нас по назначению… Ой!
– Что случилось?
– Я так и не спросила: Алтарь уничтожен?
– Как же иначе? Спи.
– А вы расскажете, как сражались с Анастасией? Потом…
– Обязательно…
* * *
Баронет выполнил свое обещание. Правда, несколько дней спустя. А поначалу мы с мамой очнулись в моей квартире с головной болью и стойким ощущением, что нам обеим приснился дурной сон.
– Вика, это ужасно! – простонала мама, выходя из кухни. – У нас в холодильнике нет ни капли йогурта. А мне срочно нужно снять стресс.
– Ты стресс йогуртом снимаешь? – лениво спросила я, пытаясь отклеить себя от дивана. Безуспешная попытка. Голова кружилась, в висках стучал отбойный молоток, да еще к тому же подташнивало. Блин. Магические войны даром не проходят.
– Вика, сходи в магазин, ну пожалуйста-а-а! – несгибаемый подполковник рухнула в кресло с мокрым полотенцем на лбу. – Иначе через минуту тут будет мой труп.
– Вот так всегда! Колдовать – Вика, Огненного Змея изгонять – Вика, и по магазинам бегать – тоже Вика!
Я отклеилась-таки от дивана и, полюбовавшись на себя в зеркальце, решила, что в любом супермаркете мне все отдадут бесплатно, убоявшись этакой помятой рожи. Не-ет, сначала я пойду в ванную! Пострадает мама без йогурта еще полчасика, не рассыплется!
Когда я, постанывая от удовольствия, погрузилась в ароматизированную лавандой и вербеной воду, в прихожей нетерпеливо тренькнул дверной звонок. Меня нет дома! Меня вообще следует искать за пределами Солнечной системы! Тому, кто рискнет не вовремя вытащить меня из ванны, грозит перспектива остаток дней своих провести в непритязательном облике кухонного таракана!
Однако в дверь ванной, вопреки моим опасениям, никто не ломился. Я только сумела разобрать удивленный возглас мамы, чье-то приглушенное бормотание и стук захлопывающейся двери. Меня разобрало любопытство, да так, что я даже не стала пользоваться скрабом для тела. Ополоснулась под душем и, быстренько завернувшись в полотенце, протопала на кухню.
Там мама с сияющим лицом выгружала из пакетов йогурты, коробки с мюсли и овсяными хлопьями, фрукты в количестве, способном удовлетворить аппетит целого взвода вегетарианцев. Венцом этого изобилия стал ананас катастрофических размеров.
Кроме того, на столе красовалась коробка с пирожными (песочными, о mamma mia!), бутылка шампанского и корзина с чайными розами. К ручке корзины была приколота записка.
– Кто это все принес? – поинтересовалась я.
– А, какой-то мальчик в форме службы доставки. Сверился с нашим адресом, черкнул что-то у себя в блокнотике и был таков.
– А ты уж сразу за свои мюсли схватилась! Где твоя бдительность? А вдруг это прислали враги? И йогурт отравлен, а в розах спрятана бомба!
– Глупости…
– Нет, не глупости! Выплюнь банан! Выплюнь немедленно! Отойди в коридор, я корзинку буду разминировать.
– Вика, ты рехнулась, честное слово!
– Это мы сейчас проверим, – пробормотала я и потянула к себе белый лоскуток записки.
Ничего пока не взорвалось. Я развернула бумажку и прочла:
«Вика, право, перестань дурачиться. Никакой бомбы в корзинке нет, продукты не отравлены. Это вам от меня маленький презент по случаю моего отбытия в Европу. Надеюсь, я и наша общая подконвойная знакомая пробудем там недолго. Трибунал всегда очень оперативен в своих решениях. Я пробуду там максимум месяц по стандартному времени. И помните: я вас очень люблю (Вика, тебя – как дочь). А с тобой, Танюша, как вернусь, мы должны очень серьезно поговорить…
Не скучайте и никого не бойтесь. Миротворческие силы на всякий случай еще рассредоточены в городе на предмет пресечения несанкционированной магии. Так что отдыхайте, гуляйте спокойно. Берегите себя.
Целую. Ваш Баронет».
– Вот видишь! – торжествующе воскликнула мама. – А ты боялась.
И она принялась делать салат из апельсинов и яблок. Я вздохнула, поставила чайник и, ожидая, пока он закипит, в задумчивости уплела пару своих обожаемых пирожных.
– Как ты можешь столь бесконтрольно поглощать сладкое? – осуждающе спросила мама. – Знаешь, во что превратится фигура при таком рационе?
– М-м, ням, плевать мне на фигуру, у меня работа нервная, все калории просто сгорают. И потом, понимаешь, мне в последнее время просто невыносимо хочется сладкого. Особенно когда тошнит и голова кружится.
– Тошнит? Голова кружится? Да у тебя все признаки анемии! Немудрено: постоянные стрессы, питаешься кое-как, да еще и это магическое облучение действует…
– Мам, да что ты выдумываешь! – Я заварила чай с бергамотом и цапнула из коробки еще одно пирожное. – Все у меня нормально. Просто мы с тобой немного потрепали нервы, со всякими оккультными проблемами связавшись. Салатика дай попробовать, а?
Мы ели фруктовый салат, пили чай и вообще наслаждались спокойствием жизни. Шампанское решили приберечь на вечер, к торжественному ужину, который мама грозилась-таки сотворить.
– А с завтрашнего дня, – заявила мама, – ты у меня сядешь на специальную обогащенную диету. Я знаю один рацион, там все великолепно сбалансировано: витамины, микроэлементы, белки… Ты у меня будешь вести здоровый образ жизни!
– Мам, – проникновенно улыбнулась я. – И не надоело тебе меня воспитывать? Я ведь уже вполне взрослая женщина, как-нибудь сама разберусь в своем образе жизни… Я понимаю, ты это из лучших побуждений делаешь, но мне кажется, что для тебя сейчас важнее заняться собой.
– Как это?
Я взяла записку Баронета и процитировала: «А с тобой, Танюша, как вернусь, мы должны очень серьезно поговорить».
– О чем это собирается поговорить с тобой наш «маг на службе у закона»?
Мама замялась.
– Ну, я не знаю… Мало ли что взбрело ему в голову…
– Мать, не темни. Он что, предложение тебе делал непристойное?
– Почему непристойное? – зарделась мама. – Очень даже… наоборот.
– Что, серьезно? – ахнула я. – Замуж звал? В твоем возрасте?!
– А что в этом такого? – вскинулась мама. – Я, по-твоему, из тех, кому «замуж поздно, сдохнуть рано»? Между прочим, у Калистрата Иосифовича возраст тоже ого-го! Но это вовсе не мешает ему…
В порыве волнения мама сжевала киви вместе со шкуркой. Я не успела ее остановить.
– Мам, скажи, – интимно понизил а гол ос я. – А как он, ничего?..
– В каком смысле? – Мама начала отплевываться кожурой киви.
– Ну, в сексуальном.
– Вика, это бестактно…..
– А все-таки?
– Шикарно! – Мама выплюнула последнюю шкурку. – Только благодаря ему я почувствовала себя в постели женщиной, а не подполковником. Он вытворяет такое, просто фантастика!… Но это наше с ним личное дело!
Само собой. Только если они и впрямь поженятся или хотя бы начнут наживать совместные телевизоры в гражданском браке, крутой у меня будет отчим. Станут воспитывать на пару: один – правильному ведовству обучать, а другая – основам рационального питания. Может, мне тоже за кого-нибудь оперативно замуж выйти, чтобы из девчонки-вертихвостки превратиться в уважаемую матрону?
Да только кто ж меня, окаянную ведьму, возьмет? Если любимый человек даже просто любить меня побоялся. Побрезговал.
– Доченька, что с тобой? – обеспокоенно глянула на меня мама. – Ты побледнела так!
– Ничего особенного, – через силу соврала я, но мои же собственные глаза меня и предали.
– Ты плачешь?! – Мама ахнула. Как будто ведьмы не способны плакать! – Что случилось?
– А Баронет тебе еще ничего не говорил? – пытаясь увильнуть от неприятного разговора, потянулась я за носовым платком.
– Нет… Погоди-ка, Вика! У меня с этим похищением, конечно, память отшибло, но не настолько же! Ведь вы с Баронетом поехали в Москву за тем, чтобы вызволить из больницы твоего молодого человека. Ну да! Авдея Белинского!
Я молча кивнула головой, сосредоточенно следя за тем, как моя слеза падает в тарелку с недоеденным салатом.
– Так что же, – продолжала допрос мама, – ваша затея не увенчалась успехом?
Йес! Слеза упала на дольку апельсина и немедленно растворилась в салате.
– Вика, что ты молчишь?
– А что говорить, мам… – Я перестала ронять слезы в салат и откашлялась, изгоняя из голоса предательскую хрипотцу. – Операция по освобождению заложника прошла успешно, только потом заложник плюнул в душу своим освободителям…
– Не поняла, – подняла бровь мама.
– Да что тут непонятного! Когда Авдей узнал, что я ведьма, он просто встал и ушел! Он, видите ли, с ведьмой жить не в состоянии. Потому что его прежняя супруга, да-да, мам, та самая полоумная Наташа, слишком потрепала ему нервы. И теперь господин писатель хочет покоя, необходимого для ваяния очередных шедевров!
– Да он мерзавец! – рыкнула мама так, что безнадежно сломанная соковыжималка сама заработала. – Соблазнил мою дочь, воспользовался ее чувствами, ее доверием, а потом «просто встал и ушел»! Да как он смеет! Да что он о себе думает! Ведьма ему, видишь ли, не подходит! Сейчас некоторые на валютных проститутках женятся и за счастье такой брак почитают, а он девушку уважаемой, почтенной профессии отверг…
Ну, маму понесло. Не ожидала я от нее такой защиты моих интересов. Скорее, наоборот, боялась, что она начнет меня пилить: вот видишь, из-за ведьмачества просидишь в девках, все мужики обходить будут…
– Вика. – Мама сгребла грязные тарелки со стола и принялась азартно мыть посуду. – А давай мы на него порчу наведем! Верней, не мы, а ты, но я тоже приму участие! Чтоб его в три погибели скрючило!
– Мам, порчу наводить грешно. Тот, кто наводит порчу, получает себе неприятностей в двойном размере. Не стоит он того, чтобы у меня голова болела и зубы шатались…
– А тогда, тогда… можно на него налоговиков напустить! Когда последний раз декларацию подавал? Почему операции с недвижимостью не оформлены в соответствии с требованиями санэпидемнадзора?! Он замотается по чиновникам бегать!
– Ну, мам, это уж слишком! Уж лучше порча! – Слезы у меня высохли, и разговор с мамой начал веселить. – Да вообще лучше позабыть о нем! Мало ли случается неудачных романов!
– Забыть?
– Забыть!
– Вот за это мы вечерком и выпьем шампанского в машем тесном женском кругу!
– Отлично, только знаешь, мам, что-то у меня голова закружилась… Можно я пойду прилягу ненадолго, как раз до ужина? – попросила я. Честно сказать, голова моя не так уж и кружилась. Я заперлась в спальне просто для того, чтобы побыть одной. Тихонечко поплакать в подушку. Во время глобальных событий по борьбе с теткой и ее Аркаимом я как-то отвлеклась от мыслей о том, что Авдей теперь уж точно навсегда для меня потерян. А этот разговор с мамой разбередил старые раны. Авдей, Авдей… Вообще-то, он все-таки храбрый человек: не побоялся отказаться от моей любви, глядя мне в глаза. И я должна ненавидеть его за это, только что-то не ненавидится. Как ему живется, с кем, где? Магический кристалл испорчен, а то бы я превозмогла свою гордость, посмотрела бы на него. Хоть раз…
И увидела бы, как он любит другую. Или со счастливо-гордым выражением лица получает какую-нибудь престижную премию за свою писанину. Мне это нужно?
Нужно.
Во что бы то ни стало.
Я ткнула кулаком подушку, перевернула ее, чтоб была помягче, и натолкнулась рукой на твердый глянцевый прямоугольник. Книга. Которой здесь не должно быть.
«Выбор Тристана». А. Белинский.
Это тоже ваши штучки, Баронет?
Я открыла книгу и увидела вложенный в нее конверт из плотной бумаги. На конверте изящным росчерком Баронета сообщалось: «Вика, это тебе». Внутри лежали ключи и очередная записка:
«My darling! Кажется, ты горела желанием стать ангелом-исцелителем для некоей сильнопомешанной дамы по имени Наталья Гниденко? Тебе предоставляется эта эксклюзивная возможность. Это ключи от моей квартиры, адрес, надеюсь, ты помнишь. Поди туда и обрящешъ. Apropos, каланхоэ поливай два раза в неделю, остальные цветы – ежевечерне и не вздумай совать в цветочные горшки бычки от сигарет. Приеду – проверю. Остальное – по твоему усмотрению. Баронет.
P. S. На досуге зайди в гости к своей гадалке, ты знаешь, о ком я. Она и без магического кристалла способна увидеть все, что ты пожелаешь… К тому же старуха обижается, что ты после Обряда к ней и глаз не кажешь. C'est non соmmе il fait».
Великолепно. Ну все за меня решил мой потенциальный отчим! Я уж, к стыду своему, и забыла про Наташу, блаженно расслабившись в мирной обстановке собственной квартиры, ан нет, вставайте, ведьма Викка, вас ждут очередные великие дела!
Ладно. Пойду. Маму только предупрежу и пирожные доем (там в коробке как раз оставалось три штучки)…
… На что это намекает Баронет, советуя мне навестить бабу Катю?
А бычки, между прочим, я никогда в цветочные горшки не совала! Зато теперь суну. Обязательно. Из вредности.
Мама, набросив фартук поверх неизменного японского халата, сервировала стол в гостиной, задействовав для этого весь небогатый резерв моего столового стекла, мельхиора и фаянса. В центре стола уже возвышалась корзина с розами и шампанское, из кухни доносились чудесные ароматы явно не диетической пищи.
– Вика! – воодушевленно воскликнула мама. – Как тебе эти приготовления? Праздничный ужин в честь нашего счастливого избавления, а? Через часок все будет готово! Ты не могла бы потереть сыр для салата?
– Мам, ты извини… – я протянула ей записку.
– Ну что ж, – вздохнула мама, прочитав послание Баронета. – Я все понимаю, долг есть долг, гуманность есть гуманность. Но ведь ты не застрянешь там на неопределенное время?! Посмотришь, как и что, в случае чего вызовешь «скорую» или заклинание какое-нибудь прочтешь… В общем, так. Поезжай и помни: я даю тебе на это сегодня только два часа. К ужину ты должна быть всенепременно!
– Слушаюсь, товарищ подполковник! – усмехнулась я.
Два часа – не так уж и много, особенно если учесть, что до жилища Баронета пешком добираться минут сорок. Впрочем… Ведьма не должна быть мелочной. Поймаю такси.
…В квартиру Калистрата Иосифовича Бальзамова, он же Баронет, он же полковник Санви, я входила с некоторым замиранием сердца. Я не переступала этого порога столько лет! За это время я из наивной, сентиментальной и угловатой девушки превратилась в закаленную в боях, но все такую же наивную, сентиментальную и слегка округлившуюся ведьму.
Обстановка жилища мага-холостяка оставалась неизменной. Так же дремали старинные фолианты в уютных нишах книжных шкапов, посреди зала стоял допотопный стол из черного дерева с компьютером, перекидным календарем и маленьким керамическим щенком, выполняющим роль пресс-папье. Над кожаным диваном висела акварель неизвестного художника, изображающая полуодетую длинноволосую девицу, ведущую под уздцы белоснежного единорога… Словом, все скромно, неброско и стильно. Маме понравится.
Однако при чем тут Наташа?
Я почему-то грешным делом подумала, что Наташа лежит в Баронетовой квартире, как спящая красавица, а мое дело – только ее разбудить. Не-ет, целовать я ее, конечно, не собираюсь. Тут требуется другая терапия… Возможно, даже шоковая.
Я заглянула в спальню, где, вопреки моим ожиданиям, стояла узкая армейская койка, образцово застеленная серым, даже на вид колючим одеялом. Однако какой аскетизм… Потом я обследовала кухню и ванную. Наташи, разумеется, нигде не было. Зато я обнаружила восемнадцать подвесных кашпо с какой-то вьющейся и ползучей зеленой дрянью, три напольных вазы с сансивиерой, нефролеписом и драценой, кадку с фикусом, баночку из-под майонеза, в которой томился отцветший гиацинт, и наконец на балконе расписанную в стиле граффити бадью с отвратного вида высоким растением. Видимо, это и было пресловутое каланхоэ.
– Цветовод-любитель, так вас разэтак! – Я подхватила с балкона пустую пластмассовую лейку и пошла в ванную ее наполнять. – Вы с мамой просто созданы друг для друга! Сколько я ее помню, она постоянно что-то выращивает, начиная от кактусов и заканчивая арбузами.
Мою тираду нарушил настойчивый звонок в дверь. Я, как была с лейкой, так и пошла открывать.
– Гражданка Чижикова? – На меня в упор воззрился здоровенный детина в медицинском халате. За его спиной маячил тип в милицейской форме и еще кто-то.
– Да, я, а в чем, собственно, дело?
– Можно мы пройдем? – высунулся из подмышки детины милиционер. – Неудобно на площадке как-то такой вопрос решать.
– Ну ладно. Только дальше прихожей я вас не пущу. У меня уборка! – вдохновенно соврала я.
– А дальше и не надо. Вот, принимайте, согласно месту прописки.
И они аккуратно посадили на ящик для обуви Наташу.
– Как… Как она к вам попала? – выдала я первое, что пришло мне в голову.
Милиционер покрутил в руках фуражечку. Был он моложав и, кажется, застенчив.
– Да как в вытрезвитель попадают, обычным путем! – обреченно махнул рукой он. Потом перешел на казенный тон: – В результате планового рейда патрульно-розыскной машины на площади автовокзала была задержана некая гражданка Н. в состоянии глубокого алкогольного опьянения. При ней обнаружены: сумка с недопитой бутылкой водки «Сокольничья», кошелек с суммой двадцать рублей, чебурек один, мясной, недоеденный, губная помада, пачка гигиенических прокладок и паспорт на имя Чижиковой Натальи Андреевны, проживающей по адресу…
– Не продолжайте, – сказала я. До меня уже дошло. Ну, Баронет! Ну, остроумец!
– Да чего ж продолжать, – не по уставу вздохнул участковый. – Ведь совсем спивается сестрица ваша, а такая молодая, красивая, ей еще жить и жить! Разве это дело – по вытрезвителям клопов давить или в наркодиспансере гнить!
– Так уж и гнить, – обиженно пробасил детина. Видно, он и был работником наркодиспансера. – По закону, конечно, мы вашу сестру должны на принуд-лечение к себе положить. Но если вы возьмете ее на поруки, подпишете отказное письмо…
– Возьму. Подпишу. Где надо подписывать?
Они явно обрадовались. Перспектива возни с находящейся в отключке Наташей их вовсе не прельщала. Медбрат достал папку с какими-то бумажками.
– Вот, у нас тут, – засуетился он, – стандартный образец отказного заявления. Только ваша подпись и требуется.
– Хорошо. Ручку дайте.
Я расписалась, вернула ручку и сказала:
– Теперь все?
– Да, – виновато улыбнулся участковый. – Вы уж, гражданочка Чижикова, повлияйте на вашу сестру положительно, сделайте ее полноценным членом общества.
– Обязательно! – пообещала я, захлопывая за ними дверь.
И только теперь посмотрела на Наташу.
Она так и сидела, притулившись на обувном ящике, то ли в дремоте, то ли в ступоре. Эти болваны, которые ее притащили, даже не обратили внимания на то, что как раз водкой-то от Наташи и не пахнет.
– Придется мне заниматься возвращением тебе человеческого облика. Вот так-то… сестра.
Первым этапом Наташиной психической реабилитации я посчитала водные процедуры. Наташа абсолютно не реагировала на мои реплики, подчиняясь только командам типа: «Подними руки», «Иди», «Садись»… В результате пришлось чуть ли не волоком тащить ее в ванную и самой ее раздевать, потому что, похоже, непобедимая красавица не умела даже молнию на джинсах расстегнуть. Наполнив ванну, я аккуратно усадила туда Наташу, избегая встречаться с ней взглядом. Знаете почему? Вы когда-нибудь держали на руках больную кошку, у которой даже на мяуканье сил не осталось и она только и может, что смотреть на вас, готовая покорно принять из ваших рук и ласку и боль? Вот у Наташи были точно такие же глаза, и я не могла в них глядеть. Я уверена, что, поменяйся мы местами, она – прежняя, сильная, уверенная – со слабой и немощной мной просто не стала бы возиться, а размозжила бы череп, сочтя это милосердием… Но все-таки я – это я.
– Вода не слишком горячая?
– Что? – Снова обесцвеченный взгляд и голос. Уж лучше бы я с нею дралась!
– Понятно. Голову ты сможешь помыть самостоятельно? Каким ты пользуешься шампунем: для жирных волос, или для сухих, или… Говори же хоть что-нибудь, черт бы тебя побрал!
Я тут же прокляла себя за этот окрик, потому что Наташа испуганно вжала голову в плечи и затравленно посмотрела на меня из облаков мыльной пены.
– Извини, я больше не буду кричать. Я сама тебя искупаю. Надеюсь, ты не боишься щекотки?
В конце концов выкупанная и укутанная в два полотенца Наташа полулежала на диване, а я поила ее с ложечки мятным чаем. Она послушно открывала рот, с явным удовольствием проглотила плитку шоколада и, благодарение четырем стихиям, перестала кричать (а раскричалась она, причем истошно, оттого, что я вознамерилась после мытья просушить ее волосы феном. Она испугалась фена. С психами надо постоянно быть настороже)…
– Наташа хочет спать, – с ласковой настойчивостью посмотрела я ей в глаза, отставляя пустую чайную чашку.
– Спать, – покорно кивнула бывшая служительница Темных сил и смежила веки.
Я поводила правой рукой над ее головой, шепча старинный заговор для глубокого и крепкого сна: «Посередь четырех дорог выкопан колодец глубок, катится-катится клубок да с полуночи под порог… Спи, голубок…» Наташа засопела, теперь она, по идее, будет спать до тех пор, пока я не разбужу ее встречным заговором. Надеюсь, так оно и случится, квартира Баронета находится под его персональной защитой, и вряд ли кто-то осмелится, да еще в свете происшедших событий, сунуть сюда свой любопытный нос… Я бережно укрыла Наташу пушистым пледом, постояла над ней в задумчивости. Во сне лицо Наташи было красивым и трогательно-беззащитным, ушли отвратительные черты прежней одержимости, и смягчились признаки теперешнего помешательства. Я вспомнила, что, когда купала бывшую ведьму, на ее теле уже не было каббалистических татуировок и прочего дешевого оккультного непотребства. Только небольшая затянувшаяся треугольная ранка под левой грудью. Словно от укола ритуальным ножом…