Страница:
– Та я ж не за жратву! – пояснил Мыкола. – Душа гарного видспрашивае… Чо мы песен не поем?!
И незамедлительно подал пример, затянув хорошо поставленным баритоном:
Нiчь яка мiсячна, зоряна ясная,
Выдно, хоть голки збирай…
Выйди, коханая, працею зморена,
Хоть на хвылыночку в гай.
Да, совершенно верно. Эта песня была первой в нашем концерте для ведьмы, ведьмака и оборотня без оркестра. Самое интересное, что я, сроду не знавшая языка великого Шевченко, подпевала вовсю. То же самое можно сказать и об оборотне. Он старался, как мог, причем для волка у него оказался неплохой басок с эффектной хрипотцой Юрия Шевчука. Мы быстро покончили с лирической темой, выпили по стопочке и ахнули стопудовый хит любого магического застолья:
Розпрягайте, хлопцi, конi
Та лягайте опочивать,
А я году в сад зелений
Вурдалаченьку ховать!
Потом зазвучало нечто совсем непереводимое:
Кину кужiль на полицю,
Сама пiду на вулицю.
Нехай мишi кужиль люблять,
Нехай мене хлопці люблять!
Я нікого не любила,
Tiльки Петра та Данила,
Грицька, Стецька та Степана,
Вийшла заміж за Івана.[1]
Мыколина защита хорошо работала, даже обычные соседи не слышали нашего безумного трио. А пели мы много и со вкусом (под это дело все-таки пришлось поднаколдовать водки, и пошла она хорошо, хоть и припахивала хлоркой).
Только посреди веселья мне не давала покоя мысль о том, что я не сказала Мулен Ружу о своем втором противнике. О ведьме Наташе.
Концерт закончился импровизированным гопаком «Гандзя душка, Гандзя любка», после чего мы поняли, что наша ночь весьма затянулась. Конечно, при помощи магии можно подчинить себе ненадолго любую категорию тварного континуума, но хорошего в этом мало. Попранная в правах категория может влепить тебе пощечину, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Особенно это касается времени. Поэтому мы порешили со временем не шутить и пьянку завязывать.
Мыкола махнул рукой, превратив остатки нашего пиршества в легкий дымок с ароматом апельсинов. «Чтоб посуду не мыть и бутылки не сдавать», – деловито пояснил он.
– Благодарствую, хозяйка, – откланялся он, седлая метлу на моем балконе. – Хорошо посидели. Ежели что, всегда обращайся, помогу. В Киев к нам прилетай пошабашить, дюже у нас гарно!
– Поторопись, Мыкола, а то третьи петухи скоро заблаговестят! – тревожился Мулен Руж.
– Ладно, – сказал Мыкола и, махнув рукой, скомандовал метле: – Поихалы!
Я смотрела на удаляющуюся фигурку на фоне еще ночного неба, вдыхала свежий воздух уходящей ночи полнолуния и приходила в себя.
– Мне тоже пора, Вика, – напомнил оборотень.
Мы посмотрели друг на друга абсолютно трезвыми глазами. Вот еще один минус магии – никакое спиртное не сможет опьянить тебя до конца.
– Я понимаю, Мулен Руж. Я очень благодарна вам, вы меня спасли, хотя… вовсе не обязаны были…
– А кто говорит об обязанностях? Просто когда-нибудь, смею надеяться, и вы поможете мне.
– Приложу все усилия. Я еще увижу вас в библиотеке?
– Как же иначе? Ведь все только начинается. Ваша квартира под защитой, но вы сами пока не можете противостоять Огненному Змею. А вам нужно связаться с Трибуналом Семи Великих Матерей. Я постараюсь помочь вам в этом.
– Скажите, – неожиданно спросила я, – а почему у вас такое странное истинное имя – Мулен Руж? Вы родом из Франции?
– Нет, – улыбнулся оборотень. – В миру меня зовут Василий Пуньков. Для коммерсанта сойдет, а для оборотня как-то… несолидно. А Мулен Руж потому, что уж очень я творчество Тулуз-Лотрека уважаю. Какой был человек!… Ну, благословенны будьте, Вика, а мне пора! Встретимся!
И он, перекувырнувшись через балкон, растаял в темноте. На балконе чуть пованивало псиной. Странно… Что-то слишком чувствительная я стала на запахи…
…Если моя жизнь и дальше пойдет по такому расписанию, придется выбирать: работать днем или ночью.
Проспав после ухода гостей не больше трех часов, я встала разбитая и несчастная. Будильник стукнула тапком и побрела в ванную, где испугалась собственного отражения в зеркале. Да от меня не то что люди, зомби скоро шарахаться начнут!
Пришлось срочно пройти курс реанимации, включающий в себя контрастный душ, покраску волос с последующей их укладкой, нанесение на лицо тоника, крема, крема тонального, карандаша корректирующего, румян, теней, пудры, туши и губной помады (главное, не перепутать последовательность). Из ванной я двинулась в боевом раскрасе, с полотенцем на бедрах, прямиком к гардеробу. Ведьмой я уже побыла. Теперь надо побыть просто женщиной.
Я никогда не стремилась обладать дорогими тряпками. Куда их надевать? На дневные светские приемы я, в силу своей скромной профессии, не вхожа, а появление на очередном шабаше требует от одежды элегантного минимализма: туфли, колье и сумочка. Некоторые, правда, грешат шляпками.
Однако сейчас мне хотелось пройтись по утренним улицам города во всеоружии своей ослепительной красоты и элегантности. Хотелось, чтобы на работе коллеги завистливо ахнули и сказали: «Ну куда смотрят эти чертовы мужики?!» Поэтому я достала из самого дальнего угла гардероба костюм, однажды привезенный мне знакомой ведьмой из Лондона. Спенсер цвета бордо и мини-юбка в тон для нашей полумещанской моды были чем-то вроде появления попугая ара на Командорских островах. Чтобы сразить всех окончательно, я набросила на шею утренне-розовый шифоновый шарфик и натянула розовые же лайковые перчатки. Туфли… Ну, пусть и не такие, как у этой московской выскочки, но не хуже. Да и не в них дело. Что главное в женщине? Правильно, ноги. А с этим у меня полный порядок.
Экипировавшись, я пять минут полюбовалась на себя в зеркало и хладнокровно начала разоблачаться. Вернула костюм на место его постоянного проживания в гардеробе и устало уселась посреди комнаты на пол. Ничего не хочу. Никуда не пойду. Вот, теперь есть мобильный, позвоню на работу, скажу, что умерла, и попрошу не беспокоить. Плохо мне, граждане. Пожалейте глупую, бездарную и абсолютно безнадежно влюбленную ведьму Вику!
– Тебе не стыдно быть таким нытиком? – громко спросила я самое себя.
– Стыдно. А у меня депрессия! Пришлите мне, пожалуйста, психотерапевта на дом.
– Кобеля тебе хорошего надо, а не психотерапевта, озабоченная ты моя! Сидит тут, принцессу Грезу из себя строит!
– Гнусная клевета! Я вообще далека от мыслей о сексе…
– Ну, правильно. Чего мыслить-то – заниматься надо!
– Тьфу, пошла вон!
– Сама пошла! Раскомандовалась тут!
– Да я ж душа, я вообще-то главная… А ты кто?
– А я это… либидо, вот! Меня тоже нельзя со счетов сбрасывать!
– А заткнитесь-ка вы обе!
Я помотала головой и встала. Когда ты слышишь внутри себя подобные диалоги, пора в жизни что-то менять. Или хотя бы недельку попить антидепрессанты.
Не позволю себе расхандриться, а точнее, расхАвдиться. Хватит. В конце концов, я сама хотела, чтобы Авдей меня забыл, и теперь уже ничего вспять не вернешь. Так что первая проблема отпадает в связи с ее нерешаемостью.
Проблема вторая подождет до следующего полнолуния. Тогда я снова смогу встретиться с Мулен Ружем и обсудить с ним, как мне попасть в Трибунал Ведьм. Что же касается домогательств Огненного Змея… Ну, уж не так он и домогался. Пока можно терпеть.
Я торопливо натянула джинсы, любимый старенький взлохмаченный свитерок, сдернула с вешалки плащ, бросила прощальный взгляд на свое отражение и побежала на работу. Надеюсь, на улице все еще продолжается весна…
На работе моим дневным коллегам впервые за три месяца торжественно вручали зарплату. Настроение у народа было приподнятое с тенденцией уверенности в завтрашнем дне. Работать уже никому не хотелось, а хотелось рвануть по магазинам для активного затаривания продуктами на голодающую семью…
Блин. Все-таки я зараза. Настоящая ведьма. Нашла над чем издеваться – над тем, что у людей есть простые маленькие радости и они умеют радоваться. Вон Иринка из отдела компьютерного сервиса наконец сумела купить себе новый диск Ричи Блэкмора, и глаза ее светятся таким неиспорченным счастьем, что позавидуешь. Я-то чему способна так порадоваться?
И есть ли теперь на земле хоть кто-нибудь, кто искренне, по-человечески, порадуется мне?
– Ой, Вика! Ты выздоровела, да? А тебя кто-то вчера по телефону спрашивал. Мужской голос. Не представился.
– Бывает… – отмахнулась я. Мне некогда было рефлексировать по данному вопросу.
Еще со вчерашнего дня у меня появилась цель. Мне нужно найти книгу.
Это мужчины, являясь категорией временной, приходят и уходят, а книги остаются. Поэтому если уж кого и считать опорой в жизни, так это солидный, крепкий том, который всегда можно в качестве этой самой опоры использовать, а также применять его как подставку под горячее или как тяжелое метательное орудие в интеллектуальном споре с оппонентом.
Как известно, магическая литература подразделяется на несколько видов:
– общая теория магии,
– история магии,
– методология магии,
– практическое руководство по:
а) общей магии,
б) специальной магии.
Насколько я разбираюсь в сути вопроса, ритуал инициации ведьм должен излагаться в книгах прикладного характера, что-то наподобие «Справочника электрохимика-любителя» или «Введения в операционную систему UNIX»… Однако, в отличие от «Справочника электрохимика», днем на книжной полке ты магическое пособие не отыщешь. Я ведь уже говорила о том, что во время полнолуния наша скромная библиотека на Тихой улице с полуночи до третьих петухов обслуживает представителей магического большинства. Именно тогда в ней появляется истинное пространство, заполненное истинными книгами, излучающими мощный чародейный потенциал. Но вся проблема заключается в том, что прошедшая ночь была последней, и полнолуния теперь ждать и ждать. А книга требуется срочно!
«Ты книжечки-то магические почитай…» Спасибо Баронету за совет. Не премину им воспользоваться. Только, боюсь, до грядущего полнолуния этот Огненный Змей как бы меня не спалил в огне своего неудовлетворенного желания. И в Трибунал Ведьм тогда некому будет обращаться…
– Вика, иди зарплату получи.
Иду, иду… Знали бы мои сослуживицы, что мое ночное жалованье куда больше этих символических денег… Но это закон Мерфи: женщина, работающая ночью, получает больше, чем женщина, работающая днем (в чем бы работа ни заключалась). И при этом ей удается поддерживать нейтральные отношения с налоговой полицией – она не платит налоги, потому что не спит.
– ОЙ, ДЕВОЧКИ, КРЫСА!!!
Когда в учреждении с сотрудниками женского пола раздается подобный вопль, последствия предугадать нелегко. Одно можно сказать наверняка – они будут катастрофическими и очень громкими.
В читальном зале девчонки взобрались на столы и забаррикадировались папками. Бухгалтер заперлась в сейфе и закричала, что, пока крысу не обезвредят, она отказывается выдавать зарплату в таких вредных условиях. Я растерянно стояла в коридоре. Ну где они эту крысу обнаружили?
– Она в хранилище побежала! – блестя огромными от ужаса глазами, сообщила Иринка. – А у нас все компьютеры зависли.
– Значит, компьютер тоже женщина, раз мышей боится, – утешила я Иринку. – Пойду в хранилище, поищу вашего зверя.
– А ты не боишься?
– Нет, – засмеялась я. – Я умею их готовить.
Ну правда, умею!
В хранилище, как обычно, царил неживой свет люминесцентных ламп. Одна все время нервно мигала. В американских триллерах сцена появления маньяка или схватки с монстром обязательно проходит при неверном освещении такой вот бракованной лампы.
Я окинула пол и стеллажи пристальным взглядом. Никого. Хотя… Стоп. Вот эта тень, прямо за горкой макулатуры. По всем законам дифракции и интерференции этой тени здесь быть не должно.
Я вгляделась в тень истинным зрением и ахнула. Съежившись, дрожа и поминутно всхлипывая, на меня смотрело нечто. Точнее, некто.
Основной геометрической формой существа был огурец. Причем огурец выглядел чудовищно лохматым с серо-бурым оттенком. Тоненькие конечности напоминали куски ржавой проволоки, прикрученной к туловищу-огурцу кое-как. А голова, если это можно было назвать головой…
У вас дома есть старые газеты? Так. Возьмите побольше, штук пять. Скатайте из них мятый, неровный ком. Налепите на полученный ком пару ярко-зеленых глаз, чуть пониже провертите дырочку. Вот. Теперь вы примерно представляете себе, что я увидела.
– Ты кто? – на всякий случай пробормотав охранительное «чур меня», спросила я.
– Не снаю… – жалобно прошептало существо. Голос у него был точь-в-точь как у шуршащей на ветру чгазеты. – Я здесь появилс-ся.
– Где здесь?
Существо неуверенно подняло одну ручку и указало на макулатурный завал.
– Я оттуда…
– Так ты… – мне пришла в голову идея, – макулатурный, что ли? Вроде книжного червя?
– Не снаю… Не убивай меня, пош-шалста.
Я опасливо протянула руку и коснулась головы существа. Точно, бумага. Дождались мы, значит, своего домового. А точнее, макулатурного.
Причина его появления наверняка кроется в специфике места. Библиотека хранит в себе слишком много книжного знания, а знание – это сила. Во многом магическая. Я давно подозревала, что неорганизованная куча макулатуры на полу хранилища обладает тем же потенциалом, что был присущ материи в момент Большого Взрыва.
Ладно. Рассуждать будем потом. А пока надо решить, как малыша пристроить. Он, по-моему, очень напуган.
– Не бойся, – максимально ласково сказала я. – Я буду звать тебя Букс. Согласен?
Существо мигнуло глазами-огоньками и прошептало:
– Куш-шать…
Вот те на! Ну, домового понятно, чем кормить – молочка в блюдце под порог, корку хлеба в дымоход, по пятницам тринадцатого в пятый угол избы стопку водки вылить… А этого?!
– А что же ты ешь?
Существо отлепилось от породившей его кучи и, закачавшись на тонких ножках, сделало свой первый неумелый шаг по направлению ко мне.
– Куш-шать… книги… еще… те ску-ш-шал уже…
Понятненько. Малыш питается субстанцией, адекватной его морфической структуре. Он ест не материальную, а ментальную ткань книги. Интересно, что ему сейчас полезнее всего для правильного роста и развития?
Оказалось, басни Крылова в самый раз. Букс, порыскав по хранилищу, остановился у нужной полочки, вскарабкался на нее и приник к книге, как младенец к материнской груди. Мне послышалось его довольное урчание.
– Смотри, не переешь, – на всякий случай предостерегла я.
– Не-е… А вос-с и ныне там! – удовлетворенно прошепелявил бумажный младенец, спрыгнул с полки и поковылял дальше, распространяя вокруг себя еле слышное шуршание.
Я медленно шла за ним, пребывая в состоянии легкого шока. И мне понятно, почему крыса, обычная, неволшебная серая крыса, неожиданно выскочившая из-за книжного шкафа, увидев нас, замерла, а потом мягко осела в обмороке. Ну надо же, какие нервные крысы пошли…
Букс тоже слегка испугался и поспешил прижаться к моим ногам.
– Это кто?
– Крыса. Зверек такой. Не бойся, она тебя не тронет. Лучше скажи, что мне с тобой делать?
– Не есть, – твердо прошептал макулатурный.
– Да я и не собиралась. Просто думаю, где же ты будешь жить, чем питаться…
– Сдес-сь. Все сдес-сь. – Он обвел ручкой темные стены нашего депозитария. – Еда, дом… Хорошо. А ты – гос-споша. Ты защитишь.
Дверь в хранилище медленно приоткрылась, и опасливый голос спросил:
– Вик, ну как, ты крысу обнаружила?
При звуках этого голоса Букс резво, насколько позволяла его хрупкая конституция, подскочил и с шелестом скрылся на полке с книгами Набокова. Ох, не рановато ли ему… От одной «Лолиты» такое в детском организме начаться может…
– Крыса в обмороке лежит, она больше вас испугалась, – громко ответила я. – Сейчас вынесу.
– Ой, не надо. Пусть она, как очнется, уйдет куда-нибудь.
– Ладно, я так ей и передам.
Я склонилась над не подававшей признаков жизни крысой и щелкнула пальцами:
– Луер-апироген-донормил!
Крыса очнулась, встала на задние лапки и с укором поглядела на меня. Затем, окончательно придя в себя, торопливо умотала с глаз моих долой.
– Букс, – тихонечко позвала я. – Ты не высовывайся, а я иногда буду тебя навещать и даже приносить гостинцы.
Ответом мне было тихое удовлетворенное шуршание. Я пожала плечами и ушла из хранилища, решив отложить поиски нужной мне литературы на потом.
…День близился к закату. Легкие весенние сумерки вползали в библиотеку. Видимо, они были перенасыщены теми апрельскими феромонами, которые заставляют кошек штурмовать чердаки многоэтажек, а скромных работниц книжного дела томиться непонятной тоской. Я неизвестно зачем отправилась в читальный зал и увидела картину, потрясшую мое, ставшее чересчур сентиментальным, сердце. Возле кабинетного рояля любительница фэнтези Надя изящным веером раскладывала на столике книги Авдея Белинского. Я встала рядом, с болью сердечной рассматривая яркие глянцевые обложки.
– А, Вика! – Надя улыбнулась мне, на мгновение спустившись с литературных высот. – Как тебе эта выставка, ничего?
– Ничего, – сделав над собой неимоверное усилие, кивнула я. – А тебе нравится… этот фантаст?
– Да, хорошо шлифованная проза, язык и стиль отработанные, – заговорила Надя тоном судмедэксперта. – Правда, в отдельных произведениях наблюдается кодационная проблема…
– Какая?
– Ну, проблема концовки: есть рыхлость, логический аутизм, субстанциональный позити…
– Надя, – проникновенно сказала я. – Ты хоть изредка можешь говорить по-человечески?
– Могу. Извини, увлеклась. Ты же знаешь, я диссертацию пишу по современному фэнтези. Книги Белинского там тоже рассмотрены.
– Надь, ты не будешь против, если я возьму парочку… его книг с выставки, почитаю?
– Конечно, о чем речь! У нас уже фэн-клуб его имени возник! Так что не отставай от веяний времени, познакомься с его творчеством.
Знала бы Наденька, с какой замечательной стороной творчества Авдея Белинского мне уже посчастливилось познакомиться… Впрочем, ей это не грозит. Наденька вот уже десять лет прочно удерживает переходящий вымпел первой старой девы нашей библиотеки и на представителей противоположного пола смотрит исключительно как на лиц, читающих (не читающих) фэнтези.
Я взяла две наименее пестрые книжки, полистала и грустно улыбнулась портрету на фронтисписе. Привет, милый.
– Ну, я пойду, – прижала я к груди книжки. – Потом поделюсь с тобой прочитанным.
– Обязательно! – ободряюще улыбнулась Надя. – Я тебе еще главы из своей диссертации принесу, если ты не против.
Я изобразила безмолвный восторг перед такой блестящей перспективой и поспешила убраться из читального зала. Именно диссертации мне и не хватало для полного и окончательного схождения с ума!
После работы мне не хотелось идти домой. Я отправилась в парк, посчитав, что для весенней прогулки там в самый раз. Побродила по полупустым аллеям, старательно обходя семейные пары с детьми (засмотришься на какого-нибудь симпатичного карапуза да и сглазишь автоматически. Бывали прецеденты). В конце концов устала и уселась на относительно чистую скамейку. Достала из сумочки книгу. Ну-ну, поглядим, что там писал мой талантливый возлюбленный…
Это была странная повесть. Во всяком случае, герои классических сказок и легенд так себя не ведут.
Героя звали Тристан, и был он странствующий рыцарь, воспевавший красоту нареченной ему невесты, принцессы Изольды. Девушки, которой он никогда не видел.
Сходство с классическим источником на именах героев и оканчивалось. Дальше они, то есть герои, вели себя весьма непредсказуемо. «Прекрасный Тристан, получив благословение родителей, сел на корабль, чтоб плыть в страну никогда не опадающих яблоневых цветов. Там ждала его невеста. А перед самым отъездом верный раб Тристана, старый Бражьен, подал господину флягу с темным напитком.
– Это напиток страсти, мой господин. Кто знает, искренне ли расположено к вам сердце вашей будущей жены… И, возможно, она побоится дать вам власть над собственным телом и возлечь с вами на супружеское ложе… Так вот, если усомнитесь вы в ее чувствах, налейте ей этого вина. Испив его, она воспылает к вам страстью, какую вы сами к ней будете испытывать.
И сказал Тристан: «Мерси боку», и отплыл его корабль в страну никогда не опадающих яблоневых цветов. Долог был путь, темны волны, одиноки вечера, и не раз задавал себе Тристан вопрос: а стоит ли нареченная ему женщина таких испытаний? А есть ли в сердце самого Тристана искренняя любовь к ней?
Но рыцарь не был малодушен и держался данной однажды клятвы. И тогда правильным казался ему его путь.
Однажды, проснувшись на рассвете, Тристан поглядел на море и увидел неподалеку от своего корабля малый челн, которым играли утренние волны. Тристан подплыл ближе и увидел, что в том челне лежит прекрасная девушка. Глаза ее были закрыты, а правая рука безвольно свешивалась за низенький борт челна.
«Мертва она или нет, я должен спасти ее», – помыслил рыцарь и не мешкая перенес девушку на палубу своего корабля.
Девушка оказалась жива, но очень слаба. Она не помнила, ни кто она, ни откуда родом, ни как оказалась посреди моря. Лишь имя свое назвала она – Изольда, и в тот момент словно пчела ужалила рыцаря в сердце – ведь таковым было и имя нареченной невесты Тристана, ожидавшей его в далекой стране! Но спасенная девушка была прекрасна так, что лучшей, казалось, и искать бы не стоило. Казалось, само Проведение посылает невесту Тристану таким чудесным образом…
Но он отогнал эти мысли, сочтя их дьявольским искушением. Ибо рыцарь верен однажды данному слову и не должен изменять дороге, которая начертана в его сердце…
Так плыли они в страну, где с яблонь не опадает цвет, и днем их души разлучала тоска, а ночью – их тела – благородный меч.
И когда уже близок был конец пути, посмотрела Изольда на Тристана, и тихий вздох вырвался из ее груди:
– Зачем ты спас меня, чтобы я умирала каждый день из-за твоей нелюбви ко мне!
– Прости, но я рыцарь и верен своей клятве, – стиснув зубы, отвечал Тристан.
– А если бы ты выпил то вино, что дал тебе раб, помнишь, ты говорил… Может, хоть тогда ты полюбил бы меня?
– Мне не нужно это вино, ибо я люблю тебя больше жизни своей, – сказал Тристан. – Но клятва рыцаря должна быть сильнее его сердца.
И прошла их последняя ночь на корабле, в которую они не подарили друг другу ни поцелуев, ни объятий.
А утром увидел перед собой Тристан берег страны, куда так стремился. Только Изольды не было на корабле, ночью тихо бросилась она в море…
И разбил Тристан флягу с напитком страсти, потому что было ему все равно, как встретит его нареченная невеста.
И когда он встретился с нею во дворце, невеста спросила его, кокетливо играя концом кружевной еврей вуали:
– Привез ли ты мне свое сердце, Тристан? Он ответил ей:
– Я привез тебе свою рыцарскую клятву, госпожа.
Не пила Изольда вина.
И Тристан вовсе не был пьян.
И была их ладья темна,
И плыла она сквозь туман.
Мир у них на глазах пустел.
Мимо пальцев текли огни…
И серебряный меч в постель
Положили с собой они.
А потом менестрель молодой
Пел балладу на новый лад.
Отчего же морской водой
Стал любовный да сладкий яд?
Зря Изольда просила: «Пей!»,
Сжав до боли в пальцах бокал.
Становилось кругом темней,
Ветер что-то в волнах искал…
То ль в бутылках напутал раб,
То ли чуда не сделал Бог…
Зря шептала она: «Хотя б
За меня. За последний вздох».
«Ты прости, только я – не тот.
Я не твой, госпожа, слуга.
Подними, если хочешь, тост
За любимого. За врага».
Она плакала долго. И
Что-то пела про зеркала.
На рассвете она с ладьи
Тихо в синие волны сошла.
А Тристан ее не искал,
Не молился о ней Тристан.
Он о мачту разбил бокал,
Потому что он не был пьян.
…Однажды такую песню в исполнении придворного менестреля услыхала жена Тристана. Тогда-то поняла она, с кем осталось сердце ее вечно печального супруга. Словно демон вселился в знатную и благородную Изольду! От дел благочестия обратилась она к проклятым Богом занятиям чародейством и черной волшбой. Ибо задумала она извести своего мужа, предав его тело и душу медленной лютой смерти… И не знал о сем ничего Тристан, поскольку сердце его ослепло в бесплодной тоске об утерянной возлюбленной. И не ведал, что в стране, где с яблонь никогда не осыпаются цветы, завелась черная ведьма…»
Читала я долго, абсолютно отключившись от окружающей действительности. А когда наконец смогла оторваться от захватывающей эпопеи средневековой трагической любви, разогнула затекшую спину и посмотрела вокруг, оказалось, что парк пуст, аллеи его темны, а фонари горят подозрительно тускло.
И незамедлительно подал пример, затянув хорошо поставленным баритоном:
Нiчь яка мiсячна, зоряна ясная,
Выдно, хоть голки збирай…
Выйди, коханая, працею зморена,
Хоть на хвылыночку в гай.
Да, совершенно верно. Эта песня была первой в нашем концерте для ведьмы, ведьмака и оборотня без оркестра. Самое интересное, что я, сроду не знавшая языка великого Шевченко, подпевала вовсю. То же самое можно сказать и об оборотне. Он старался, как мог, причем для волка у него оказался неплохой басок с эффектной хрипотцой Юрия Шевчука. Мы быстро покончили с лирической темой, выпили по стопочке и ахнули стопудовый хит любого магического застолья:
Розпрягайте, хлопцi, конi
Та лягайте опочивать,
А я году в сад зелений
Вурдалаченьку ховать!
Потом зазвучало нечто совсем непереводимое:
Кину кужiль на полицю,
Сама пiду на вулицю.
Нехай мишi кужиль люблять,
Нехай мене хлопці люблять!
Я нікого не любила,
Tiльки Петра та Данила,
Грицька, Стецька та Степана,
Вийшла заміж за Івана.[1]
Мыколина защита хорошо работала, даже обычные соседи не слышали нашего безумного трио. А пели мы много и со вкусом (под это дело все-таки пришлось поднаколдовать водки, и пошла она хорошо, хоть и припахивала хлоркой).
Только посреди веселья мне не давала покоя мысль о том, что я не сказала Мулен Ружу о своем втором противнике. О ведьме Наташе.
Концерт закончился импровизированным гопаком «Гандзя душка, Гандзя любка», после чего мы поняли, что наша ночь весьма затянулась. Конечно, при помощи магии можно подчинить себе ненадолго любую категорию тварного континуума, но хорошего в этом мало. Попранная в правах категория может влепить тебе пощечину, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Особенно это касается времени. Поэтому мы порешили со временем не шутить и пьянку завязывать.
Мыкола махнул рукой, превратив остатки нашего пиршества в легкий дымок с ароматом апельсинов. «Чтоб посуду не мыть и бутылки не сдавать», – деловито пояснил он.
– Благодарствую, хозяйка, – откланялся он, седлая метлу на моем балконе. – Хорошо посидели. Ежели что, всегда обращайся, помогу. В Киев к нам прилетай пошабашить, дюже у нас гарно!
– Поторопись, Мыкола, а то третьи петухи скоро заблаговестят! – тревожился Мулен Руж.
– Ладно, – сказал Мыкола и, махнув рукой, скомандовал метле: – Поихалы!
Я смотрела на удаляющуюся фигурку на фоне еще ночного неба, вдыхала свежий воздух уходящей ночи полнолуния и приходила в себя.
– Мне тоже пора, Вика, – напомнил оборотень.
Мы посмотрели друг на друга абсолютно трезвыми глазами. Вот еще один минус магии – никакое спиртное не сможет опьянить тебя до конца.
– Я понимаю, Мулен Руж. Я очень благодарна вам, вы меня спасли, хотя… вовсе не обязаны были…
– А кто говорит об обязанностях? Просто когда-нибудь, смею надеяться, и вы поможете мне.
– Приложу все усилия. Я еще увижу вас в библиотеке?
– Как же иначе? Ведь все только начинается. Ваша квартира под защитой, но вы сами пока не можете противостоять Огненному Змею. А вам нужно связаться с Трибуналом Семи Великих Матерей. Я постараюсь помочь вам в этом.
– Скажите, – неожиданно спросила я, – а почему у вас такое странное истинное имя – Мулен Руж? Вы родом из Франции?
– Нет, – улыбнулся оборотень. – В миру меня зовут Василий Пуньков. Для коммерсанта сойдет, а для оборотня как-то… несолидно. А Мулен Руж потому, что уж очень я творчество Тулуз-Лотрека уважаю. Какой был человек!… Ну, благословенны будьте, Вика, а мне пора! Встретимся!
И он, перекувырнувшись через балкон, растаял в темноте. На балконе чуть пованивало псиной. Странно… Что-то слишком чувствительная я стала на запахи…
* * *
…Если моя жизнь и дальше пойдет по такому расписанию, придется выбирать: работать днем или ночью.
Проспав после ухода гостей не больше трех часов, я встала разбитая и несчастная. Будильник стукнула тапком и побрела в ванную, где испугалась собственного отражения в зеркале. Да от меня не то что люди, зомби скоро шарахаться начнут!
Пришлось срочно пройти курс реанимации, включающий в себя контрастный душ, покраску волос с последующей их укладкой, нанесение на лицо тоника, крема, крема тонального, карандаша корректирующего, румян, теней, пудры, туши и губной помады (главное, не перепутать последовательность). Из ванной я двинулась в боевом раскрасе, с полотенцем на бедрах, прямиком к гардеробу. Ведьмой я уже побыла. Теперь надо побыть просто женщиной.
Я никогда не стремилась обладать дорогими тряпками. Куда их надевать? На дневные светские приемы я, в силу своей скромной профессии, не вхожа, а появление на очередном шабаше требует от одежды элегантного минимализма: туфли, колье и сумочка. Некоторые, правда, грешат шляпками.
Однако сейчас мне хотелось пройтись по утренним улицам города во всеоружии своей ослепительной красоты и элегантности. Хотелось, чтобы на работе коллеги завистливо ахнули и сказали: «Ну куда смотрят эти чертовы мужики?!» Поэтому я достала из самого дальнего угла гардероба костюм, однажды привезенный мне знакомой ведьмой из Лондона. Спенсер цвета бордо и мини-юбка в тон для нашей полумещанской моды были чем-то вроде появления попугая ара на Командорских островах. Чтобы сразить всех окончательно, я набросила на шею утренне-розовый шифоновый шарфик и натянула розовые же лайковые перчатки. Туфли… Ну, пусть и не такие, как у этой московской выскочки, но не хуже. Да и не в них дело. Что главное в женщине? Правильно, ноги. А с этим у меня полный порядок.
Экипировавшись, я пять минут полюбовалась на себя в зеркало и хладнокровно начала разоблачаться. Вернула костюм на место его постоянного проживания в гардеробе и устало уселась посреди комнаты на пол. Ничего не хочу. Никуда не пойду. Вот, теперь есть мобильный, позвоню на работу, скажу, что умерла, и попрошу не беспокоить. Плохо мне, граждане. Пожалейте глупую, бездарную и абсолютно безнадежно влюбленную ведьму Вику!
– Тебе не стыдно быть таким нытиком? – громко спросила я самое себя.
– Стыдно. А у меня депрессия! Пришлите мне, пожалуйста, психотерапевта на дом.
– Кобеля тебе хорошего надо, а не психотерапевта, озабоченная ты моя! Сидит тут, принцессу Грезу из себя строит!
– Гнусная клевета! Я вообще далека от мыслей о сексе…
– Ну, правильно. Чего мыслить-то – заниматься надо!
– Тьфу, пошла вон!
– Сама пошла! Раскомандовалась тут!
– Да я ж душа, я вообще-то главная… А ты кто?
– А я это… либидо, вот! Меня тоже нельзя со счетов сбрасывать!
– А заткнитесь-ка вы обе!
Я помотала головой и встала. Когда ты слышишь внутри себя подобные диалоги, пора в жизни что-то менять. Или хотя бы недельку попить антидепрессанты.
Не позволю себе расхандриться, а точнее, расхАвдиться. Хватит. В конце концов, я сама хотела, чтобы Авдей меня забыл, и теперь уже ничего вспять не вернешь. Так что первая проблема отпадает в связи с ее нерешаемостью.
Проблема вторая подождет до следующего полнолуния. Тогда я снова смогу встретиться с Мулен Ружем и обсудить с ним, как мне попасть в Трибунал Ведьм. Что же касается домогательств Огненного Змея… Ну, уж не так он и домогался. Пока можно терпеть.
Я торопливо натянула джинсы, любимый старенький взлохмаченный свитерок, сдернула с вешалки плащ, бросила прощальный взгляд на свое отражение и побежала на работу. Надеюсь, на улице все еще продолжается весна…
* * *
На работе моим дневным коллегам впервые за три месяца торжественно вручали зарплату. Настроение у народа было приподнятое с тенденцией уверенности в завтрашнем дне. Работать уже никому не хотелось, а хотелось рвануть по магазинам для активного затаривания продуктами на голодающую семью…
Блин. Все-таки я зараза. Настоящая ведьма. Нашла над чем издеваться – над тем, что у людей есть простые маленькие радости и они умеют радоваться. Вон Иринка из отдела компьютерного сервиса наконец сумела купить себе новый диск Ричи Блэкмора, и глаза ее светятся таким неиспорченным счастьем, что позавидуешь. Я-то чему способна так порадоваться?
И есть ли теперь на земле хоть кто-нибудь, кто искренне, по-человечески, порадуется мне?
– Ой, Вика! Ты выздоровела, да? А тебя кто-то вчера по телефону спрашивал. Мужской голос. Не представился.
– Бывает… – отмахнулась я. Мне некогда было рефлексировать по данному вопросу.
Еще со вчерашнего дня у меня появилась цель. Мне нужно найти книгу.
Это мужчины, являясь категорией временной, приходят и уходят, а книги остаются. Поэтому если уж кого и считать опорой в жизни, так это солидный, крепкий том, который всегда можно в качестве этой самой опоры использовать, а также применять его как подставку под горячее или как тяжелое метательное орудие в интеллектуальном споре с оппонентом.
Как известно, магическая литература подразделяется на несколько видов:
– общая теория магии,
– история магии,
– методология магии,
– практическое руководство по:
а) общей магии,
б) специальной магии.
* * *
Насколько я разбираюсь в сути вопроса, ритуал инициации ведьм должен излагаться в книгах прикладного характера, что-то наподобие «Справочника электрохимика-любителя» или «Введения в операционную систему UNIX»… Однако, в отличие от «Справочника электрохимика», днем на книжной полке ты магическое пособие не отыщешь. Я ведь уже говорила о том, что во время полнолуния наша скромная библиотека на Тихой улице с полуночи до третьих петухов обслуживает представителей магического большинства. Именно тогда в ней появляется истинное пространство, заполненное истинными книгами, излучающими мощный чародейный потенциал. Но вся проблема заключается в том, что прошедшая ночь была последней, и полнолуния теперь ждать и ждать. А книга требуется срочно!
«Ты книжечки-то магические почитай…» Спасибо Баронету за совет. Не премину им воспользоваться. Только, боюсь, до грядущего полнолуния этот Огненный Змей как бы меня не спалил в огне своего неудовлетворенного желания. И в Трибунал Ведьм тогда некому будет обращаться…
– Вика, иди зарплату получи.
Иду, иду… Знали бы мои сослуживицы, что мое ночное жалованье куда больше этих символических денег… Но это закон Мерфи: женщина, работающая ночью, получает больше, чем женщина, работающая днем (в чем бы работа ни заключалась). И при этом ей удается поддерживать нейтральные отношения с налоговой полицией – она не платит налоги, потому что не спит.
– ОЙ, ДЕВОЧКИ, КРЫСА!!!
Когда в учреждении с сотрудниками женского пола раздается подобный вопль, последствия предугадать нелегко. Одно можно сказать наверняка – они будут катастрофическими и очень громкими.
В читальном зале девчонки взобрались на столы и забаррикадировались папками. Бухгалтер заперлась в сейфе и закричала, что, пока крысу не обезвредят, она отказывается выдавать зарплату в таких вредных условиях. Я растерянно стояла в коридоре. Ну где они эту крысу обнаружили?
– Она в хранилище побежала! – блестя огромными от ужаса глазами, сообщила Иринка. – А у нас все компьютеры зависли.
– Значит, компьютер тоже женщина, раз мышей боится, – утешила я Иринку. – Пойду в хранилище, поищу вашего зверя.
– А ты не боишься?
– Нет, – засмеялась я. – Я умею их готовить.
Ну правда, умею!
В хранилище, как обычно, царил неживой свет люминесцентных ламп. Одна все время нервно мигала. В американских триллерах сцена появления маньяка или схватки с монстром обязательно проходит при неверном освещении такой вот бракованной лампы.
Я окинула пол и стеллажи пристальным взглядом. Никого. Хотя… Стоп. Вот эта тень, прямо за горкой макулатуры. По всем законам дифракции и интерференции этой тени здесь быть не должно.
Я вгляделась в тень истинным зрением и ахнула. Съежившись, дрожа и поминутно всхлипывая, на меня смотрело нечто. Точнее, некто.
Основной геометрической формой существа был огурец. Причем огурец выглядел чудовищно лохматым с серо-бурым оттенком. Тоненькие конечности напоминали куски ржавой проволоки, прикрученной к туловищу-огурцу кое-как. А голова, если это можно было назвать головой…
У вас дома есть старые газеты? Так. Возьмите побольше, штук пять. Скатайте из них мятый, неровный ком. Налепите на полученный ком пару ярко-зеленых глаз, чуть пониже провертите дырочку. Вот. Теперь вы примерно представляете себе, что я увидела.
– Ты кто? – на всякий случай пробормотав охранительное «чур меня», спросила я.
– Не снаю… – жалобно прошептало существо. Голос у него был точь-в-точь как у шуршащей на ветру чгазеты. – Я здесь появилс-ся.
– Где здесь?
Существо неуверенно подняло одну ручку и указало на макулатурный завал.
– Я оттуда…
– Так ты… – мне пришла в голову идея, – макулатурный, что ли? Вроде книжного червя?
– Не снаю… Не убивай меня, пош-шалста.
Я опасливо протянула руку и коснулась головы существа. Точно, бумага. Дождались мы, значит, своего домового. А точнее, макулатурного.
Причина его появления наверняка кроется в специфике места. Библиотека хранит в себе слишком много книжного знания, а знание – это сила. Во многом магическая. Я давно подозревала, что неорганизованная куча макулатуры на полу хранилища обладает тем же потенциалом, что был присущ материи в момент Большого Взрыва.
Ладно. Рассуждать будем потом. А пока надо решить, как малыша пристроить. Он, по-моему, очень напуган.
– Не бойся, – максимально ласково сказала я. – Я буду звать тебя Букс. Согласен?
Существо мигнуло глазами-огоньками и прошептало:
– Куш-шать…
Вот те на! Ну, домового понятно, чем кормить – молочка в блюдце под порог, корку хлеба в дымоход, по пятницам тринадцатого в пятый угол избы стопку водки вылить… А этого?!
– А что же ты ешь?
Существо отлепилось от породившей его кучи и, закачавшись на тонких ножках, сделало свой первый неумелый шаг по направлению ко мне.
– Куш-шать… книги… еще… те ску-ш-шал уже…
Понятненько. Малыш питается субстанцией, адекватной его морфической структуре. Он ест не материальную, а ментальную ткань книги. Интересно, что ему сейчас полезнее всего для правильного роста и развития?
Оказалось, басни Крылова в самый раз. Букс, порыскав по хранилищу, остановился у нужной полочки, вскарабкался на нее и приник к книге, как младенец к материнской груди. Мне послышалось его довольное урчание.
– Смотри, не переешь, – на всякий случай предостерегла я.
– Не-е… А вос-с и ныне там! – удовлетворенно прошепелявил бумажный младенец, спрыгнул с полки и поковылял дальше, распространяя вокруг себя еле слышное шуршание.
Я медленно шла за ним, пребывая в состоянии легкого шока. И мне понятно, почему крыса, обычная, неволшебная серая крыса, неожиданно выскочившая из-за книжного шкафа, увидев нас, замерла, а потом мягко осела в обмороке. Ну надо же, какие нервные крысы пошли…
Букс тоже слегка испугался и поспешил прижаться к моим ногам.
– Это кто?
– Крыса. Зверек такой. Не бойся, она тебя не тронет. Лучше скажи, что мне с тобой делать?
– Не есть, – твердо прошептал макулатурный.
– Да я и не собиралась. Просто думаю, где же ты будешь жить, чем питаться…
– Сдес-сь. Все сдес-сь. – Он обвел ручкой темные стены нашего депозитария. – Еда, дом… Хорошо. А ты – гос-споша. Ты защитишь.
Дверь в хранилище медленно приоткрылась, и опасливый голос спросил:
– Вик, ну как, ты крысу обнаружила?
При звуках этого голоса Букс резво, насколько позволяла его хрупкая конституция, подскочил и с шелестом скрылся на полке с книгами Набокова. Ох, не рановато ли ему… От одной «Лолиты» такое в детском организме начаться может…
– Крыса в обмороке лежит, она больше вас испугалась, – громко ответила я. – Сейчас вынесу.
– Ой, не надо. Пусть она, как очнется, уйдет куда-нибудь.
– Ладно, я так ей и передам.
Я склонилась над не подававшей признаков жизни крысой и щелкнула пальцами:
– Луер-апироген-донормил!
Крыса очнулась, встала на задние лапки и с укором поглядела на меня. Затем, окончательно придя в себя, торопливо умотала с глаз моих долой.
– Букс, – тихонечко позвала я. – Ты не высовывайся, а я иногда буду тебя навещать и даже приносить гостинцы.
Ответом мне было тихое удовлетворенное шуршание. Я пожала плечами и ушла из хранилища, решив отложить поиски нужной мне литературы на потом.
…День близился к закату. Легкие весенние сумерки вползали в библиотеку. Видимо, они были перенасыщены теми апрельскими феромонами, которые заставляют кошек штурмовать чердаки многоэтажек, а скромных работниц книжного дела томиться непонятной тоской. Я неизвестно зачем отправилась в читальный зал и увидела картину, потрясшую мое, ставшее чересчур сентиментальным, сердце. Возле кабинетного рояля любительница фэнтези Надя изящным веером раскладывала на столике книги Авдея Белинского. Я встала рядом, с болью сердечной рассматривая яркие глянцевые обложки.
– А, Вика! – Надя улыбнулась мне, на мгновение спустившись с литературных высот. – Как тебе эта выставка, ничего?
– Ничего, – сделав над собой неимоверное усилие, кивнула я. – А тебе нравится… этот фантаст?
– Да, хорошо шлифованная проза, язык и стиль отработанные, – заговорила Надя тоном судмедэксперта. – Правда, в отдельных произведениях наблюдается кодационная проблема…
– Какая?
– Ну, проблема концовки: есть рыхлость, логический аутизм, субстанциональный позити…
– Надя, – проникновенно сказала я. – Ты хоть изредка можешь говорить по-человечески?
– Могу. Извини, увлеклась. Ты же знаешь, я диссертацию пишу по современному фэнтези. Книги Белинского там тоже рассмотрены.
– Надь, ты не будешь против, если я возьму парочку… его книг с выставки, почитаю?
– Конечно, о чем речь! У нас уже фэн-клуб его имени возник! Так что не отставай от веяний времени, познакомься с его творчеством.
Знала бы Наденька, с какой замечательной стороной творчества Авдея Белинского мне уже посчастливилось познакомиться… Впрочем, ей это не грозит. Наденька вот уже десять лет прочно удерживает переходящий вымпел первой старой девы нашей библиотеки и на представителей противоположного пола смотрит исключительно как на лиц, читающих (не читающих) фэнтези.
Я взяла две наименее пестрые книжки, полистала и грустно улыбнулась портрету на фронтисписе. Привет, милый.
– Ну, я пойду, – прижала я к груди книжки. – Потом поделюсь с тобой прочитанным.
– Обязательно! – ободряюще улыбнулась Надя. – Я тебе еще главы из своей диссертации принесу, если ты не против.
Я изобразила безмолвный восторг перед такой блестящей перспективой и поспешила убраться из читального зала. Именно диссертации мне и не хватало для полного и окончательного схождения с ума!
После работы мне не хотелось идти домой. Я отправилась в парк, посчитав, что для весенней прогулки там в самый раз. Побродила по полупустым аллеям, старательно обходя семейные пары с детьми (засмотришься на какого-нибудь симпатичного карапуза да и сглазишь автоматически. Бывали прецеденты). В конце концов устала и уселась на относительно чистую скамейку. Достала из сумочки книгу. Ну-ну, поглядим, что там писал мой талантливый возлюбленный…
Это была странная повесть. Во всяком случае, герои классических сказок и легенд так себя не ведут.
Героя звали Тристан, и был он странствующий рыцарь, воспевавший красоту нареченной ему невесты, принцессы Изольды. Девушки, которой он никогда не видел.
Сходство с классическим источником на именах героев и оканчивалось. Дальше они, то есть герои, вели себя весьма непредсказуемо. «Прекрасный Тристан, получив благословение родителей, сел на корабль, чтоб плыть в страну никогда не опадающих яблоневых цветов. Там ждала его невеста. А перед самым отъездом верный раб Тристана, старый Бражьен, подал господину флягу с темным напитком.
– Это напиток страсти, мой господин. Кто знает, искренне ли расположено к вам сердце вашей будущей жены… И, возможно, она побоится дать вам власть над собственным телом и возлечь с вами на супружеское ложе… Так вот, если усомнитесь вы в ее чувствах, налейте ей этого вина. Испив его, она воспылает к вам страстью, какую вы сами к ней будете испытывать.
И сказал Тристан: «Мерси боку», и отплыл его корабль в страну никогда не опадающих яблоневых цветов. Долог был путь, темны волны, одиноки вечера, и не раз задавал себе Тристан вопрос: а стоит ли нареченная ему женщина таких испытаний? А есть ли в сердце самого Тристана искренняя любовь к ней?
Но рыцарь не был малодушен и держался данной однажды клятвы. И тогда правильным казался ему его путь.
Однажды, проснувшись на рассвете, Тристан поглядел на море и увидел неподалеку от своего корабля малый челн, которым играли утренние волны. Тристан подплыл ближе и увидел, что в том челне лежит прекрасная девушка. Глаза ее были закрыты, а правая рука безвольно свешивалась за низенький борт челна.
«Мертва она или нет, я должен спасти ее», – помыслил рыцарь и не мешкая перенес девушку на палубу своего корабля.
Девушка оказалась жива, но очень слаба. Она не помнила, ни кто она, ни откуда родом, ни как оказалась посреди моря. Лишь имя свое назвала она – Изольда, и в тот момент словно пчела ужалила рыцаря в сердце – ведь таковым было и имя нареченной невесты Тристана, ожидавшей его в далекой стране! Но спасенная девушка была прекрасна так, что лучшей, казалось, и искать бы не стоило. Казалось, само Проведение посылает невесту Тристану таким чудесным образом…
Но он отогнал эти мысли, сочтя их дьявольским искушением. Ибо рыцарь верен однажды данному слову и не должен изменять дороге, которая начертана в его сердце…
Так плыли они в страну, где с яблонь не опадает цвет, и днем их души разлучала тоска, а ночью – их тела – благородный меч.
И когда уже близок был конец пути, посмотрела Изольда на Тристана, и тихий вздох вырвался из ее груди:
– Зачем ты спас меня, чтобы я умирала каждый день из-за твоей нелюбви ко мне!
– Прости, но я рыцарь и верен своей клятве, – стиснув зубы, отвечал Тристан.
– А если бы ты выпил то вино, что дал тебе раб, помнишь, ты говорил… Может, хоть тогда ты полюбил бы меня?
– Мне не нужно это вино, ибо я люблю тебя больше жизни своей, – сказал Тристан. – Но клятва рыцаря должна быть сильнее его сердца.
И прошла их последняя ночь на корабле, в которую они не подарили друг другу ни поцелуев, ни объятий.
А утром увидел перед собой Тристан берег страны, куда так стремился. Только Изольды не было на корабле, ночью тихо бросилась она в море…
И разбил Тристан флягу с напитком страсти, потому что было ему все равно, как встретит его нареченная невеста.
И когда он встретился с нею во дворце, невеста спросила его, кокетливо играя концом кружевной еврей вуали:
– Привез ли ты мне свое сердце, Тристан? Он ответил ей:
– Я привез тебе свою рыцарскую клятву, госпожа.
Не пила Изольда вина.
И Тристан вовсе не был пьян.
И была их ладья темна,
И плыла она сквозь туман.
Мир у них на глазах пустел.
Мимо пальцев текли огни…
И серебряный меч в постель
Положили с собой они.
А потом менестрель молодой
Пел балладу на новый лад.
Отчего же морской водой
Стал любовный да сладкий яд?
Зря Изольда просила: «Пей!»,
Сжав до боли в пальцах бокал.
Становилось кругом темней,
Ветер что-то в волнах искал…
То ль в бутылках напутал раб,
То ли чуда не сделал Бог…
Зря шептала она: «Хотя б
За меня. За последний вздох».
«Ты прости, только я – не тот.
Я не твой, госпожа, слуга.
Подними, если хочешь, тост
За любимого. За врага».
Она плакала долго. И
Что-то пела про зеркала.
На рассвете она с ладьи
Тихо в синие волны сошла.
А Тристан ее не искал,
Не молился о ней Тристан.
Он о мачту разбил бокал,
Потому что он не был пьян.
…Однажды такую песню в исполнении придворного менестреля услыхала жена Тристана. Тогда-то поняла она, с кем осталось сердце ее вечно печального супруга. Словно демон вселился в знатную и благородную Изольду! От дел благочестия обратилась она к проклятым Богом занятиям чародейством и черной волшбой. Ибо задумала она извести своего мужа, предав его тело и душу медленной лютой смерти… И не знал о сем ничего Тристан, поскольку сердце его ослепло в бесплодной тоске об утерянной возлюбленной. И не ведал, что в стране, где с яблонь никогда не осыпаются цветы, завелась черная ведьма…»
Читала я долго, абсолютно отключившись от окружающей действительности. А когда наконец смогла оторваться от захватывающей эпопеи средневековой трагической любви, разогнула затекшую спину и посмотрела вокруг, оказалось, что парк пуст, аллеи его темны, а фонари горят подозрительно тускло.