Страница:
– С чего это вдруг? Если ваш Мавроди станет миллиардером, зачем ему с вами делится?
– Потому что я не просто работник! – с гордостью заявил приемщик. – Я – партнер!
Юра ушел из мастерской в задумчивости. А калькулятор, кстати, починили качественно – он проработал без замечаний еще три года, и Москаленко-младший забрал его с собой, когда уезжал поступать в Оренбургское авиационное училище.
Поначалу идея выглядела просто блестяще: молодой человек, мечтающий о своей собственной квартире, записывался в МЖК и в свободное от основной работы время участвовал в строительных и отделочных работах при возведении новых микрорайонов на окраине города. За эту работу (фактически – сверхурочную) он денег не получал, но зато через два-три года имел право на квартиру в этом микрорайоне. Идея казалась блестящей до тех пор, пока не выяснилось, что большинство добровольных строителей не слишком-то стремятся работать сверхурочно – наоборот, они стараются под тем или иным удобным предлогом покинуть рабочее место и потрудиться лишний час на стройке. Как говорится, своя квартира ближе к телу. Пришлось вводить административный контроль за бригадами МЖК, потом разрешили специальные недельные отпуска для особо нетерпеливых. А осенью 85-го ввели прямое трудоустройство по контракту на объекты жилищных кооперативов, позволив самым увлеченным и опытным «совместителям» участвовать в строительстве на правах привилегированных пайщиков, зарегистрировавших на себя две или три квартиры, – по окончании строительства избыток недвижимости можно было или подарить родственникам, или тупо продать, оформив сделку через агентство МЖК. Появилась возможность за три-четыре года хорошо заработать прямо в Москве, без командировок на Дальний Восток или на Крайний Север, и многие инициативные ребята, имеющие крепкую семью за спиной и желающие ударно потрудиться без квалификации, но с перспективой решения своих жилищных и финансовых проблем, записывались в очередь на участие в кооперативном строительстве. Московский опыт быстро переняли Ленинград, Свердловск, Новосибирск, Мурманск и республиканские столицы, и за год, как с гордостью докладывала программа «Время», объемы жилищного строительства выросли в четыре раза.
Другой приметой нового времени стали кооперативные пошивочные ателье. И раньше в Москве люди с достатком считали необходимым иметь своего знакомого портного, который следил за модой и обшивал целую семью. Однако позволить себе подобный сервис мог далеко не всякий москвич, а кроме того, помимо костюмов для «выхода в свет», требовалась и практичная одежда для повседневности – те же джинсы, например. Хорошие импортные штаны стоили дорого, а индийские или вьетнамские подделки хоть и казались прочными и носкими, но на самом деле не выдерживали на наших широтах и двух сезонов. Поэтому когда в Таллине появился крупный кооперативный трест «Народная мода», заключивший при поддержке государства контракты с ведущими европейскими кутюрье на разработку новой повседневной одежды и развернувший сеть своих ателье во всех крупных городах Советского Союза, это стало приятным сюрпризом. В 1984 году в моду входил спортивный стиль, и новая сеть поначалу занималась только этим, но потом ассортимент расширился и клиенты получили возможность не просто выбирать, но и делать индивидуальные заказы. Поскольку швейные машины и ткани поставлялись непосредственно из Европы, а все работники проходили обучение или переподготовку под руководством опытных западных мастеров, продукция «Народной моды» отличалась высоким качеством при сравнительно низкой цене и быстро завоевала сердца москвичей. Пижоны и фарца продолжали выкладывать уйму денег за «монтану», но нормальные пацаны просекли фишку, и с какого-то момента появиться на улице в джинсовом костюме или в кожаной куртке с лейблом «NM» стало чем-то само собой разумеющимся.
К концу года проснулись профсоюзы. Дядя Костя, который числился помощником профорга и получал за свой статус даже какую-то прибавку к зарплате, вдруг столкнулся с необходимостью реально отрабатывать эти небольшие деньги. Руководство профсоюза водителей общественного транспорта потребовало от него «ударников».
Кампания агитации за ударный труд началась практически одновременно с борьбой за дисциплину – потом борьба ушла в прошлое, а «ударная» кампания осталась: в программе «Время» постоянно рассказывали о новых трудовых рекордах, о донецких шахтерах и ивановских ткачихах, сумевших перевыполнить план добычи и производства в несколько раз, а потому получивших большие премиальные и прочие блага от дирекции. Постоянно вертелась одна и та же фраза: «Какой в забое уголек, такой и дома кошелек», однако ни Юра, ни его отец даже представить себе не могли, что какие-то ударники могут появиться в троллейбусном парке – работа на общественном транспорте подразумевала размеренность и экономию сил. К осени, когда кооператоры обрели нешуточный размах, пошел отток квалифицированных кадров во все эти мелкие ателье по ремонту и пошиву – даже в парке началось брожение, ведь кооператорам были нужны опытные водители, а зарплата, которую предлагала дирекция кооперативов, заметно превышала любые, самые высокие, заработные платы на государственных предприятиях. Агитация за ударный труд должна была вернуть интерес к работе на государственных предприятиях – ударники не только получали стабильный доход выше среднего и большие премиальные, но и награждались медалями, о них писали статьи и снимали телерепортажи, они получали квартиры вне очереди и избирались депутатами. Однако ударниками не рождаются, и уж тем более ударника невозможно родить по приказу, а значит, все, даже самые благие, пожелания по резкому увеличению их числа были обречены на провал.
По этому неутешительному поводу отцовские приятели из парка вновь собрались на 7 ноября, и дядя Костя громко и на плачущей ноте жаловался, что взять ему ударников неоткуда, а тот, кто спустил ему такое указание, наверное, сошел с ума. Отец и дядя Валя как могли уговаривали дядю Костю: мол, ничего страшного, напишите в профкоме план по повышенным обязательствам, отправьте наверх, про вас и забудут. А дядя Женя молчал-молчал, а потом выдал: надо на кооперацию парк переводить, тогда и ударники появятся. Это произвело ошеломляющее впечатление, и приятели на некоторое время замолчали. Такая простая идея почему-то не пришла им в голову.
– Ты соображаешь, чего сам сказал-то? – поинтересовался дядя Витя. – Да если у нас буржуев посадить, парк вообще встанет!
– Почему тогда ателье не встают? Вон у Валентина там сын работает – больше отца уже башляет. И нам надо включаться. Мужики мы или где?
– А ведь Виктор прав, – задумчиво сказал отец. – Одно дело штаны шить или там телевизоры ремонтировать, другое дело – парком управлять. Это ведь не два пальца. У нас объемы перевозок – ого-го! А сколько убыточных маршрутов считал кто-нибудь? А кооператоры сразу посчитают. И закроют сразу. Зачем им убыточные маршруты? И что тем, кто в этих районах живет, делать? Удавиться? Так что, лучше будет, если мухи отдельно, а котлеты отдельно. Пусть буржуи штаны шьют, а в серьезные дела не лезут!
Очевидно, к этой, достаточно здравой, мысли пришло со временем и правительство…
Москаленко-старший был рад услышать гордый рассказ сына о его первом полете, и тут же предложил сходить в «Новый универсальный магазин», открывшийся в прошлое воскресенье, и прикупить там «чего-нибудь авиационного». Оказалось, за своими делами-заботами Юра чуть не пропустил главное событие последних дней – открытие кооперативного торгового комплекса, построенного на территории старого овощного склада. Оказалось, что чуть ли не все жители Новогиреева уже побывали там и теперь делились друг с другом восторгами по поводу сделанных покупок.
Юра, впрочем, был не в восторге от идеи посещения магазина – ему претили мещанские радости, да и большие торговые залы всегда отпугивали неумолчным гвалтом, бессмысленной толчеей у прилавков и большим наплывом иногородних, которые приезжали в столицу не для того, чтобы посмотреть памятники и посетить музеи, а чтобы прикупить московской колбасы. Можно подумать, колбаса в одной только Москве продается!
Но желание отца сделать подарок следовало уважить. Юра в пять минут собрался, и они поехали.
На это стоило посмотреть. На месте серых плоских коробок овощного склада высились модерновые серебристые павильоны, навевающие мысли о космических ангарах, в которых хранятся мощные ракеты-носители или даже межпланетные корабли. Высокие решетчатые ворота павильонов были открыты нараспашку, а у дверей толпились молодые ребята с повязками «Новый универсальный магазин» на рукавах. Всем входящим ребята раздавали рекламные листки с уже знакомой анкетой: какие товары вы хотели бы видеть в нашем ассортименте? Дальше уже толпились покупатели, а, пройдя вглубь павильона, Юра почувствовал, что у него кружится голова. Чего здесь только не было! Одежда любая, от самой престижной дорогой до дешевой ширпотребовской, электроника из кооперативных мастерских «МММ», сувениры московские и ленинградские, грампластинки и магнитофонные бобины с записями Высоцкого и рок-музыкантов, венгерские консервы и гэдээровские авиамодели, плакаты с голливудскими суперменами и девушками в купальниках, всевозможные мелочи для дома, для семьи и книги – огромные развалы дефицитных изданий!
Народу в павильоне было, конечно, не протолкнуться, однако Юра сразу заметил, что покупают у стоящих за прилавками кооператоров редко. Объяснение было простое: цены кусались. И очень больно кусались! Всё стоило раза в три-четыре выше, чем в магазинах. Однако в том-то и дело, что в государственных магазинах всего этого изобилия не увидишь, а если увидишь, то не факт, что тебе хоть что-нибудь достанется…
Сначала Юра думал, что книжные развалы вряд ли его удивят, – он предпочитал книги об авиации и космонавтике, а уж эти издания редкими или дефицитными назвать было трудно – новинки регулярно появлялись в московских магазинах, и что-то не видно было, чтобы профессиональные собиратели книг очень уж стремились их приобрести в свою библиотеку. Но потом Юра пригляделся и понял, что заблуждается. Здесь можно было найти знаменитую книгу Цихоша «Сверхзвуковые самолеты» и справочник «Военно-воздушные силы» за прошлый год, рядом лежали два тома Шаврова и роскошные немецкие альбомы о «МиГах», подшивка «Зарубежного военного обозрения» и новинка из новинок – совсем свеженькая «Энциклопедия космонавтики» в массивном красном коленкоровом переплете с серебряным теснением.
Отец всё тянул и тянул Юру к стойкам с одеждой – он выбрал ему кооперативную куртку, пошитую под малый размер, но по образцу настоящей пилотской куртки, – однако Москаленко-младший уперся и не хотел уходить от обнаруженных им сокровищ. В конце концов отцу пришлось уступить, и в качестве подарка Юра получил Цихоша и восхитительно пахнущую свежей краской «Космонавтику».
К хорошему быстро привыкаешь, а потому Юра довольно скоро перестал обращать внимание на кооперативные ателье и магазины, пользовался их услугами по мере необходимости и если были деньги. Семейный бюджет, конечно, затрещал, но тут отец пошел на повышение и стал получать зарплату, сопоставимую с заработками кооператоров. Главное – теперь не приходилось унижаться, доставать по связям дефицит. Пошел к кооператорам и всё купил…
Глобальная «чистка» армейских рядов началась летом, которое вошло в московский фольклор как «жаркое». Лето было действительно жаркое – как в прямом, так и в переносном смысле. Особенно жарко стало генералам.
О «чистке» Юра услышал краем уха в аэроклубе, а потом об этом открыто заговорили по телевизору.
Еще в мае «Юность» напечатала повесть известного писателя Юрия Полякова «Сто дней до приказа». Москаленко-младший эту повесть не читал, ему и без повестей хватало литературы, но Венька Бейшан рассказывал о ней всякие ужасы: типа в повести показана страшная «дедовщина», которая царит в нашей армии, показано, как там унижают и убивают новобранцев, а офицеры наживаются на солдатах, заставляя их строить дачи вместо боевой подготовки.
Юра, конечно, и раньше слышал о «дедовщине», но воспринимал ее как должное – опытные солдаты должны учить молодых, а слухи о страшных массовых избиениях и диких ритуалах «посвящения», о «дембельском поезде» преувеличены. Юра был уверен: в ВВС, где он собирался служить, такого нет и никогда не будет. И вдруг выясняется, что все слухи – правда.
Газеты как с цепи сорвались. «Комсомольская правда» посвятила проблеме целый разворот, дискуссионные материалы опубликовали и «Труд» с «Известиями». Кое-кто из участников дискуссии высказывался в том духе, что «Сто дней до приказа» – это поклеп на Советскую армию, а потому повесть надо запретить. Другие, наоборот, радовались, что тема «дедовщины» стала предметом обсуждения, потому что только через открытый разговор советское общество может решить эту проблему.
Позиция КПСС в этой дискуссии стала ясна после того, как издательство «Правда» выпустило повесть Полякова отдельным изданием и миллионным тиражом. Теперь ее можно было найти везде – даже в киосках «Союзпечати». Прочитал ее и Москаленко-старший, хотя почти не интересовался беллетристикой, отдавая предпочтение газетам. Удивился, сказал: «Странно, а в наши времена ничего похожего не было», и на этом дискуссия в семье Москаленко завершилась, не начавшись.
В июле в армии произошли аресты – об этом москвичи узнали из новой передачи «Час суда», появившейся в вечернем эфире второй программы. Передача была интересна тем, что в ней показывали реальные уголовные дела и то, как с ними работает суд. Задачей передачи было определено «юридическое просвещение советских граждан», и действительно многие выпуски были очень интересны, давая материал для живого обсуждения. И вот – таким материалом стала пресловутая «дедовщина».
Юра видел только один такой выпуск, но он потряс его. Перед судом предстали два сержанта, избивавшие новобранцев и в конце концов убившие одного из них, а также их командир – полковник, пытавшийся скрыть преступление. Показывали фрагменты судебного заседания, плачущих родителей убитого новобранца и хмурых солдат из подразделения, дававших показания. Приговор поразил своей необычайной жестокостью: сержанты получили по десять лет колонии строго режима, а полковник – высшую меру наказания!
Оказалось, что это не единственный приговор такого рода. Всего в то лето к разным срокам заключения за «неуставные взаимоотношения, приведшие к тяжким последствиям», были осуждены больше сотни «дембелей» и три десятка офицеров, потворствовавших беззаконию. Семеро из осужденных были приговорены к расстрелу.
Быстрота и беспощадность судебного преследования по фактам «дедовщины» произвела эффект. Много позже, уже будучи курсантом, Москаленко узнал от старших товарищей, служивших тем летом на срочной, что, во-первых, следствие было проведено грамотно: заподозренные в «разгуле дедовщины» части посетили с негласной инспекцией представители военной прокуратуры и Третьего Главного управления КГБ, были собраны неопровержимые доказательства, а потом выдвинуты обвинения, – а во-вторых, после открытых процессов над «дедами» и проштрафившимися командирами был выпущен циркуляр, в котором говорилось, что подобные инспекции будут проводиться и впредь. Старшие офицеры призадумались и решили не доводить дело до того, когда их поставят к стенке. В частях были приняты самые радикальные меры по пресечению «дедовщины» – за малейшее подозрение рядовых, сержантов и даже лейтенантов, командиров взводов, отправляли на гауптвахту. Прибывающих новобранцев поселяли отдельно, чтобы разрушить криминальную традицию. Усилили боевую подготовку, чтобы не было солдат, слоняющихся без дела. А командиры, не уверенные в своих подчиненных, дневали и ночевали в казармах.
Всё это наложилось на первые шаги по глубокому реформированию советских вооруженных сил. В Политбюро ЦК КПСС давно обсуждали вопросы реформирования и модернизации армии, а к лету 1985 года созрела вполне ясная программа. Аналитики из Генерального штаба указывали в своих докладах, что война XXI века будет «дистанционной» войной, когда противники не видят друг друга, а используют высокоточное оружие и боевые роботизированные системы. Танк и мотопехота в этих условиях становились малоэффективными – превращаясь в идеальную цель для летающих роботов, вооруженных ракетами. Таким образом таковые армии с мотопехотой в новых условиях могли выполнять свои функции только на оккупированных территориях. Изменение общей стратегии, направленной на укрепление обороны, требовало отказа от танковых армий – в течение трех лет было решено сократить их общую численность с шести тысяч машин до одной тысячи. Эту группировку предполагалось держать на западном направлении, поскольку использование бронетехники было бы оправдано только на европейском театре военных действий. Поскольку танки являются одним из инструментов поддержки мотопехоты, сокращению должны были подвергнуться и пехотные части. На первом этапе их предполагалось сократить на двести тысяч человек, однако в конечном итоге за десять лет они были сокращены на полмиллиона солдат и офицеров. За счет высвободившихся средств в Политбюро решили усилить ВВС, ВМФ и стратегические войска.
Время показало правоту лидеров Советского Союза, решившихся на трудоемкий процесс преобразования вооруженных сил. Когда началась война в Персидском заливе, СССР был готов отстоять свои интересы в этом регионе. И доказал свою готовность действием.
25 февраля 1986 года начался XXVII съезд КПСС. Центральным выступлением на съезде, как и ожидалось, стал политический доклад Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Андропова. Руководитель коммунистов читал его четыре часа, ни разу не сбившись. Вся страна, затаив дыхание, четыре часа слушала этот доклад.
Юра Москаленко наверняка пропустил бы выступление Андропова, ведь был обычный вторник – школьный день. Но учителя, которые хотели ознакомиться с докладом через прямой эфир, договорились с директором, перенесли три телевизора в актовый зал и пригласили туда всех школьников старших классов. В результате Юра и его одноклассники прослушали доклад от начала до конца.
В первую очередь Андропов дал характеристику предыдущему периоду развития страны, назвав семидесятые годы «эпохой застоя». Он доказал на примерах, что развитие Советского Союза на этом этапе замедлилось, наше государство начало отставать от передовых капиталистических держав прежде всего в плане повышения жизненного уровня средних граждан.
Среди причин торможения в развитии СССР Андропов назвал неадекватную экономическую политику. Строить экономику на продаже природных ресурсов, говорил он, означает, зависеть от цен на эти ресурсы в других, порой враждебных, странах. Таким образом можно «залатать дыры в бюджете», но при этом теряется стратегическое преимущество. Необходимо отказаться от продажи невосполнимых ресурсов – точнее, эти ресурсы нужно перенаправить в собственную экономику.
Попытки решить экономические проблемы за счет приобретения импортных товаров народного потребления также подверглись острой критике со стороны Генерального секретаря. Продавая ресурсы и приобретая готовые вещи, говорил Андропов, мы обедняем нашу экономику, отдавая всю добавочную стоимость капиталистическим странам. Именно их рабочие и капиталисты получают вознаграждение за квалифицированный труд, а мы, несмотря на высокое развитие науки и техники, выступаем на мировом рынке подобно слаборазвитым африканским странам. Тенденцию к скатыванию в состояние африканских экономик можно остановить только одним путем: отказаться от закупки готовых товаров, а закупать только станки, материалы, краски и так далее, развертывая производство уже здесь, в Советском Союзе, или в странах СЭВ.
Понятно, говорил Андропов, что крупные предприятия не способны гибко реагировать на изменение спроса – они выполняют трудоемкие государственные заказы. Поэтому мелкосерийное производство в легкой и пищевой промышленности необходимо доверить кооператорам, разрешив частную собственность на недвижимость и средства производства. Государство должно помочь кооператорам встать на ноги, однако во избежание возникновения в СССР класса капиталистов, необходимо четко регламентировать предпринимательскую деятельность частных лиц.
Необходимо искать новые решения, говорил Андропов. Необходимо отказаться от стереотипов, которые тянут нас в прошлое. В этом суть и смысл Политики экономических реформ, которую провозглашает Коммунистическая партия Советского Союза.
Развивая мысль о стереотипах, Андропов плавно перешел к вопросам идеологии. Радикальная модернизация экономики не может быть осуществлена без глубинной модернизации идеологии. Одной из главных ошибок Леонида Брежнева и других высокопоставленных коммунистов было непонимание того, что марксизм-ленинизм – это живое учение, которое развивается независимо от желания или нежелания отдельных людей. Мир меняется, и живое материалистическое учение должно меняться вместе с ним. А в эпоху застоя, говорил Андропов, марксистко-ленинское учение превратили в мемориал, которому следует поклоняться вопреки объективной реальности. Настоящие коммунисты никогда не согласятся с тем, чтобы их мировоззрение было возведено в догму, потому что именно их мировоззрение в полной мере соответствует происходящим процессам. Настоящие коммунисты никогда не станут прятать голову в песок, отрицая существование проблем, которые порождает быстро изменяющаяся реальность.
Современная реальность демонстрирует нам изменения в общественных отношениях, говорил Андропов. Во многих западных странах борьба профсоюзов за права трудящихся привела к тому, что средний уровень жизни пролетариата значительно вырос. Передовой отряд рабочего класса уже не хочет революций. Наоборот, он все чаще выступает на стороне реакционных империалистических кругов, обещающих еще большее повышение качества жизни. Мы не должны закрывать глаза на то, что Советский Союз перестает быть лидером в глазах мирового пролетариата. Мы должны вернуть утраченный авторитет. Сделать это можно только повысив качество жизни среднего советского человека. Если мы будет продолжать отказываться от благ цивилизации, от комфорта ради торжества мировой революции, мы проиграем битву двух политических систем. В этих условиях выполнение интернационального долга становится слишком обременительным для Советского Союза. Нам следует решительно отказаться от разбазаривания сил и средств, направив их на совершенствование советской общественной системы внутри страны. Мы должны стать примером для тех развивающихся стран, которые еще не решили, какой общественный строй им выбрать на пути в будущее. Никакая пропаганда, никакие финансовые вливания не заменят того простого наблюдения, что сегодня наш советский моряк выглядит в африканских портах менее богатым и благополучным, чем моряки развитых западных стран. Нам необходимо изменить идеологию в самом важном пункте – в отношении к советскому человеку!
Долгие годы руководство партии пренебрежительно относилось к советскому человеку, говорил Андропов. По мнению Сталина, Хрущева, Брежнева, гражданин Советского Союза выступал лишь пешкой в борьбе за мировую революцию. За это он должен был стать первым коммунистическим человеком. Однако коммунизм все откладывался, а советский человек продолжал бороться за него, отказывая себе в элементарных потребностях, в элементарном комфорте. Время отказов прошло. Мы должны признать, что условия изменились – в битве между социализмом и капитализмом победит та система, которая сделает обеспечение комфортабельной жизни для всех своих граждан сверхцелью. Мы, настоящие коммунисты, знаем, что советский человек не скатится к дикому бесконтрольному потреблению – ценности советского человека лежат в духовной сфере, в сфере самосовершенствования, в области познания и преобразования окружающего мира. Однако мы должны сделать всё, чтобы советский человек ни в чем не нуждался. Мы, настоящие коммунисты, должны признать, что советский человек – это наш единственный и верный союзник. Поэтому он заслуживает особого отношения и особого уважения. Фактически советский человек – это переходная стадия между революционным пролетариатом и человеком коммунистического будущего. Сохранив этого человека, мы построим коммунизм!
– Потому что я не просто работник! – с гордостью заявил приемщик. – Я – партнер!
Юра ушел из мастерской в задумчивости. А калькулятор, кстати, починили качественно – он проработал без замечаний еще три года, и Москаленко-младший забрал его с собой, когда уезжал поступать в Оренбургское авиационное училище.
11
Вообще вторая половина 1984-го и первая треть 1985 года запомнились как время необычайной суматохи. Кооператоры словно бы разворошили старый муравейник, и все сразу забегали, засуетились. Помимо мини-пекарен и ремонтных мастерских, возникли МЖК – Молодежные жилищные кооперативы.Поначалу идея выглядела просто блестяще: молодой человек, мечтающий о своей собственной квартире, записывался в МЖК и в свободное от основной работы время участвовал в строительных и отделочных работах при возведении новых микрорайонов на окраине города. За эту работу (фактически – сверхурочную) он денег не получал, но зато через два-три года имел право на квартиру в этом микрорайоне. Идея казалась блестящей до тех пор, пока не выяснилось, что большинство добровольных строителей не слишком-то стремятся работать сверхурочно – наоборот, они стараются под тем или иным удобным предлогом покинуть рабочее место и потрудиться лишний час на стройке. Как говорится, своя квартира ближе к телу. Пришлось вводить административный контроль за бригадами МЖК, потом разрешили специальные недельные отпуска для особо нетерпеливых. А осенью 85-го ввели прямое трудоустройство по контракту на объекты жилищных кооперативов, позволив самым увлеченным и опытным «совместителям» участвовать в строительстве на правах привилегированных пайщиков, зарегистрировавших на себя две или три квартиры, – по окончании строительства избыток недвижимости можно было или подарить родственникам, или тупо продать, оформив сделку через агентство МЖК. Появилась возможность за три-четыре года хорошо заработать прямо в Москве, без командировок на Дальний Восток или на Крайний Север, и многие инициативные ребята, имеющие крепкую семью за спиной и желающие ударно потрудиться без квалификации, но с перспективой решения своих жилищных и финансовых проблем, записывались в очередь на участие в кооперативном строительстве. Московский опыт быстро переняли Ленинград, Свердловск, Новосибирск, Мурманск и республиканские столицы, и за год, как с гордостью докладывала программа «Время», объемы жилищного строительства выросли в четыре раза.
Другой приметой нового времени стали кооперативные пошивочные ателье. И раньше в Москве люди с достатком считали необходимым иметь своего знакомого портного, который следил за модой и обшивал целую семью. Однако позволить себе подобный сервис мог далеко не всякий москвич, а кроме того, помимо костюмов для «выхода в свет», требовалась и практичная одежда для повседневности – те же джинсы, например. Хорошие импортные штаны стоили дорого, а индийские или вьетнамские подделки хоть и казались прочными и носкими, но на самом деле не выдерживали на наших широтах и двух сезонов. Поэтому когда в Таллине появился крупный кооперативный трест «Народная мода», заключивший при поддержке государства контракты с ведущими европейскими кутюрье на разработку новой повседневной одежды и развернувший сеть своих ателье во всех крупных городах Советского Союза, это стало приятным сюрпризом. В 1984 году в моду входил спортивный стиль, и новая сеть поначалу занималась только этим, но потом ассортимент расширился и клиенты получили возможность не просто выбирать, но и делать индивидуальные заказы. Поскольку швейные машины и ткани поставлялись непосредственно из Европы, а все работники проходили обучение или переподготовку под руководством опытных западных мастеров, продукция «Народной моды» отличалась высоким качеством при сравнительно низкой цене и быстро завоевала сердца москвичей. Пижоны и фарца продолжали выкладывать уйму денег за «монтану», но нормальные пацаны просекли фишку, и с какого-то момента появиться на улице в джинсовом костюме или в кожаной куртке с лейблом «NM» стало чем-то само собой разумеющимся.
К концу года проснулись профсоюзы. Дядя Костя, который числился помощником профорга и получал за свой статус даже какую-то прибавку к зарплате, вдруг столкнулся с необходимостью реально отрабатывать эти небольшие деньги. Руководство профсоюза водителей общественного транспорта потребовало от него «ударников».
Кампания агитации за ударный труд началась практически одновременно с борьбой за дисциплину – потом борьба ушла в прошлое, а «ударная» кампания осталась: в программе «Время» постоянно рассказывали о новых трудовых рекордах, о донецких шахтерах и ивановских ткачихах, сумевших перевыполнить план добычи и производства в несколько раз, а потому получивших большие премиальные и прочие блага от дирекции. Постоянно вертелась одна и та же фраза: «Какой в забое уголек, такой и дома кошелек», однако ни Юра, ни его отец даже представить себе не могли, что какие-то ударники могут появиться в троллейбусном парке – работа на общественном транспорте подразумевала размеренность и экономию сил. К осени, когда кооператоры обрели нешуточный размах, пошел отток квалифицированных кадров во все эти мелкие ателье по ремонту и пошиву – даже в парке началось брожение, ведь кооператорам были нужны опытные водители, а зарплата, которую предлагала дирекция кооперативов, заметно превышала любые, самые высокие, заработные платы на государственных предприятиях. Агитация за ударный труд должна была вернуть интерес к работе на государственных предприятиях – ударники не только получали стабильный доход выше среднего и большие премиальные, но и награждались медалями, о них писали статьи и снимали телерепортажи, они получали квартиры вне очереди и избирались депутатами. Однако ударниками не рождаются, и уж тем более ударника невозможно родить по приказу, а значит, все, даже самые благие, пожелания по резкому увеличению их числа были обречены на провал.
По этому неутешительному поводу отцовские приятели из парка вновь собрались на 7 ноября, и дядя Костя громко и на плачущей ноте жаловался, что взять ему ударников неоткуда, а тот, кто спустил ему такое указание, наверное, сошел с ума. Отец и дядя Валя как могли уговаривали дядю Костю: мол, ничего страшного, напишите в профкоме план по повышенным обязательствам, отправьте наверх, про вас и забудут. А дядя Женя молчал-молчал, а потом выдал: надо на кооперацию парк переводить, тогда и ударники появятся. Это произвело ошеломляющее впечатление, и приятели на некоторое время замолчали. Такая простая идея почему-то не пришла им в голову.
– Ты соображаешь, чего сам сказал-то? – поинтересовался дядя Витя. – Да если у нас буржуев посадить, парк вообще встанет!
– Почему тогда ателье не встают? Вон у Валентина там сын работает – больше отца уже башляет. И нам надо включаться. Мужики мы или где?
– А ведь Виктор прав, – задумчиво сказал отец. – Одно дело штаны шить или там телевизоры ремонтировать, другое дело – парком управлять. Это ведь не два пальца. У нас объемы перевозок – ого-го! А сколько убыточных маршрутов считал кто-нибудь? А кооператоры сразу посчитают. И закроют сразу. Зачем им убыточные маршруты? И что тем, кто в этих районах живет, делать? Удавиться? Так что, лучше будет, если мухи отдельно, а котлеты отдельно. Пусть буржуи штаны шьют, а в серьезные дела не лезут!
Очевидно, к этой, достаточно здравой, мысли пришло со временем и правительство…
12
Вообще же экономические реформы и все сопутствующие разговоры мало занимали Юру. Уже тогда он начал «выпадать» из текущей жизни, занимаясь совершенно посторонними вещами. Он вступил в комсомол. Затем его приняли в группу начальной летной подготовки при Тушинском аэроклубе. Оказалось, что учеба в клубе посложнее, чем в обычной школе. На Москаленко-младшего тут же обрушились спецпредметы: от аэродинамики до материальной части самолетов. Он снова перестал высыпаться и даже немного захандрил – слишком тяжелым показалось ему тратить всё свободное время на обучение летному искусству. Но тяга к небу помогла превозмочь трудности, и очень скоро Юра впервые поднялся в небо с инструктором. Случилось это в марте, до самостоятельного полета было еще очень далеко (к таким полетам допускались только достигшие семнадцатилетнего возраста), но восторг, который испытал Москаленко-младший, поднявшись в небо в двухместной кабине новенького «Як-52», был столь велик, что искупал все нудные часы, затраченные на изучение формул аэродинамики.Москаленко-старший был рад услышать гордый рассказ сына о его первом полете, и тут же предложил сходить в «Новый универсальный магазин», открывшийся в прошлое воскресенье, и прикупить там «чего-нибудь авиационного». Оказалось, за своими делами-заботами Юра чуть не пропустил главное событие последних дней – открытие кооперативного торгового комплекса, построенного на территории старого овощного склада. Оказалось, что чуть ли не все жители Новогиреева уже побывали там и теперь делились друг с другом восторгами по поводу сделанных покупок.
Юра, впрочем, был не в восторге от идеи посещения магазина – ему претили мещанские радости, да и большие торговые залы всегда отпугивали неумолчным гвалтом, бессмысленной толчеей у прилавков и большим наплывом иногородних, которые приезжали в столицу не для того, чтобы посмотреть памятники и посетить музеи, а чтобы прикупить московской колбасы. Можно подумать, колбаса в одной только Москве продается!
Но желание отца сделать подарок следовало уважить. Юра в пять минут собрался, и они поехали.
На это стоило посмотреть. На месте серых плоских коробок овощного склада высились модерновые серебристые павильоны, навевающие мысли о космических ангарах, в которых хранятся мощные ракеты-носители или даже межпланетные корабли. Высокие решетчатые ворота павильонов были открыты нараспашку, а у дверей толпились молодые ребята с повязками «Новый универсальный магазин» на рукавах. Всем входящим ребята раздавали рекламные листки с уже знакомой анкетой: какие товары вы хотели бы видеть в нашем ассортименте? Дальше уже толпились покупатели, а, пройдя вглубь павильона, Юра почувствовал, что у него кружится голова. Чего здесь только не было! Одежда любая, от самой престижной дорогой до дешевой ширпотребовской, электроника из кооперативных мастерских «МММ», сувениры московские и ленинградские, грампластинки и магнитофонные бобины с записями Высоцкого и рок-музыкантов, венгерские консервы и гэдээровские авиамодели, плакаты с голливудскими суперменами и девушками в купальниках, всевозможные мелочи для дома, для семьи и книги – огромные развалы дефицитных изданий!
Народу в павильоне было, конечно, не протолкнуться, однако Юра сразу заметил, что покупают у стоящих за прилавками кооператоров редко. Объяснение было простое: цены кусались. И очень больно кусались! Всё стоило раза в три-четыре выше, чем в магазинах. Однако в том-то и дело, что в государственных магазинах всего этого изобилия не увидишь, а если увидишь, то не факт, что тебе хоть что-нибудь достанется…
Сначала Юра думал, что книжные развалы вряд ли его удивят, – он предпочитал книги об авиации и космонавтике, а уж эти издания редкими или дефицитными назвать было трудно – новинки регулярно появлялись в московских магазинах, и что-то не видно было, чтобы профессиональные собиратели книг очень уж стремились их приобрести в свою библиотеку. Но потом Юра пригляделся и понял, что заблуждается. Здесь можно было найти знаменитую книгу Цихоша «Сверхзвуковые самолеты» и справочник «Военно-воздушные силы» за прошлый год, рядом лежали два тома Шаврова и роскошные немецкие альбомы о «МиГах», подшивка «Зарубежного военного обозрения» и новинка из новинок – совсем свеженькая «Энциклопедия космонавтики» в массивном красном коленкоровом переплете с серебряным теснением.
Отец всё тянул и тянул Юру к стойкам с одеждой – он выбрал ему кооперативную куртку, пошитую под малый размер, но по образцу настоящей пилотской куртки, – однако Москаленко-младший уперся и не хотел уходить от обнаруженных им сокровищ. В конце концов отцу пришлось уступить, и в качестве подарка Юра получил Цихоша и восхитительно пахнущую свежей краской «Космонавтику».
К хорошему быстро привыкаешь, а потому Юра довольно скоро перестал обращать внимание на кооперативные ателье и магазины, пользовался их услугами по мере необходимости и если были деньги. Семейный бюджет, конечно, затрещал, но тут отец пошел на повышение и стал получать зарплату, сопоставимую с заработками кооператоров. Главное – теперь не приходилось унижаться, доставать по связям дефицит. Пошел к кооператорам и всё купил…
13
Однако менялись не только правила торговли. Не прошло и полгода, как правительство всерьез взялось за армию.Глобальная «чистка» армейских рядов началась летом, которое вошло в московский фольклор как «жаркое». Лето было действительно жаркое – как в прямом, так и в переносном смысле. Особенно жарко стало генералам.
О «чистке» Юра услышал краем уха в аэроклубе, а потом об этом открыто заговорили по телевизору.
Еще в мае «Юность» напечатала повесть известного писателя Юрия Полякова «Сто дней до приказа». Москаленко-младший эту повесть не читал, ему и без повестей хватало литературы, но Венька Бейшан рассказывал о ней всякие ужасы: типа в повести показана страшная «дедовщина», которая царит в нашей армии, показано, как там унижают и убивают новобранцев, а офицеры наживаются на солдатах, заставляя их строить дачи вместо боевой подготовки.
Юра, конечно, и раньше слышал о «дедовщине», но воспринимал ее как должное – опытные солдаты должны учить молодых, а слухи о страшных массовых избиениях и диких ритуалах «посвящения», о «дембельском поезде» преувеличены. Юра был уверен: в ВВС, где он собирался служить, такого нет и никогда не будет. И вдруг выясняется, что все слухи – правда.
Газеты как с цепи сорвались. «Комсомольская правда» посвятила проблеме целый разворот, дискуссионные материалы опубликовали и «Труд» с «Известиями». Кое-кто из участников дискуссии высказывался в том духе, что «Сто дней до приказа» – это поклеп на Советскую армию, а потому повесть надо запретить. Другие, наоборот, радовались, что тема «дедовщины» стала предметом обсуждения, потому что только через открытый разговор советское общество может решить эту проблему.
Позиция КПСС в этой дискуссии стала ясна после того, как издательство «Правда» выпустило повесть Полякова отдельным изданием и миллионным тиражом. Теперь ее можно было найти везде – даже в киосках «Союзпечати». Прочитал ее и Москаленко-старший, хотя почти не интересовался беллетристикой, отдавая предпочтение газетам. Удивился, сказал: «Странно, а в наши времена ничего похожего не было», и на этом дискуссия в семье Москаленко завершилась, не начавшись.
В июле в армии произошли аресты – об этом москвичи узнали из новой передачи «Час суда», появившейся в вечернем эфире второй программы. Передача была интересна тем, что в ней показывали реальные уголовные дела и то, как с ними работает суд. Задачей передачи было определено «юридическое просвещение советских граждан», и действительно многие выпуски были очень интересны, давая материал для живого обсуждения. И вот – таким материалом стала пресловутая «дедовщина».
Юра видел только один такой выпуск, но он потряс его. Перед судом предстали два сержанта, избивавшие новобранцев и в конце концов убившие одного из них, а также их командир – полковник, пытавшийся скрыть преступление. Показывали фрагменты судебного заседания, плачущих родителей убитого новобранца и хмурых солдат из подразделения, дававших показания. Приговор поразил своей необычайной жестокостью: сержанты получили по десять лет колонии строго режима, а полковник – высшую меру наказания!
Оказалось, что это не единственный приговор такого рода. Всего в то лето к разным срокам заключения за «неуставные взаимоотношения, приведшие к тяжким последствиям», были осуждены больше сотни «дембелей» и три десятка офицеров, потворствовавших беззаконию. Семеро из осужденных были приговорены к расстрелу.
Быстрота и беспощадность судебного преследования по фактам «дедовщины» произвела эффект. Много позже, уже будучи курсантом, Москаленко узнал от старших товарищей, служивших тем летом на срочной, что, во-первых, следствие было проведено грамотно: заподозренные в «разгуле дедовщины» части посетили с негласной инспекцией представители военной прокуратуры и Третьего Главного управления КГБ, были собраны неопровержимые доказательства, а потом выдвинуты обвинения, – а во-вторых, после открытых процессов над «дедами» и проштрафившимися командирами был выпущен циркуляр, в котором говорилось, что подобные инспекции будут проводиться и впредь. Старшие офицеры призадумались и решили не доводить дело до того, когда их поставят к стенке. В частях были приняты самые радикальные меры по пресечению «дедовщины» – за малейшее подозрение рядовых, сержантов и даже лейтенантов, командиров взводов, отправляли на гауптвахту. Прибывающих новобранцев поселяли отдельно, чтобы разрушить криминальную традицию. Усилили боевую подготовку, чтобы не было солдат, слоняющихся без дела. А командиры, не уверенные в своих подчиненных, дневали и ночевали в казармах.
Всё это наложилось на первые шаги по глубокому реформированию советских вооруженных сил. В Политбюро ЦК КПСС давно обсуждали вопросы реформирования и модернизации армии, а к лету 1985 года созрела вполне ясная программа. Аналитики из Генерального штаба указывали в своих докладах, что война XXI века будет «дистанционной» войной, когда противники не видят друг друга, а используют высокоточное оружие и боевые роботизированные системы. Танк и мотопехота в этих условиях становились малоэффективными – превращаясь в идеальную цель для летающих роботов, вооруженных ракетами. Таким образом таковые армии с мотопехотой в новых условиях могли выполнять свои функции только на оккупированных территориях. Изменение общей стратегии, направленной на укрепление обороны, требовало отказа от танковых армий – в течение трех лет было решено сократить их общую численность с шести тысяч машин до одной тысячи. Эту группировку предполагалось держать на западном направлении, поскольку использование бронетехники было бы оправдано только на европейском театре военных действий. Поскольку танки являются одним из инструментов поддержки мотопехоты, сокращению должны были подвергнуться и пехотные части. На первом этапе их предполагалось сократить на двести тысяч человек, однако в конечном итоге за десять лет они были сокращены на полмиллиона солдат и офицеров. За счет высвободившихся средств в Политбюро решили усилить ВВС, ВМФ и стратегические войска.
Время показало правоту лидеров Советского Союза, решившихся на трудоемкий процесс преобразования вооруженных сил. Когда началась война в Персидском заливе, СССР был готов отстоять свои интересы в этом регионе. И доказал свою готовность действием.
14
Серьезные изменения в структуре социалистической экономики раньше или позже должны были обрести силу закона через новую программу коммунистов.25 февраля 1986 года начался XXVII съезд КПСС. Центральным выступлением на съезде, как и ожидалось, стал политический доклад Генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Андропова. Руководитель коммунистов читал его четыре часа, ни разу не сбившись. Вся страна, затаив дыхание, четыре часа слушала этот доклад.
Юра Москаленко наверняка пропустил бы выступление Андропова, ведь был обычный вторник – школьный день. Но учителя, которые хотели ознакомиться с докладом через прямой эфир, договорились с директором, перенесли три телевизора в актовый зал и пригласили туда всех школьников старших классов. В результате Юра и его одноклассники прослушали доклад от начала до конца.
В первую очередь Андропов дал характеристику предыдущему периоду развития страны, назвав семидесятые годы «эпохой застоя». Он доказал на примерах, что развитие Советского Союза на этом этапе замедлилось, наше государство начало отставать от передовых капиталистических держав прежде всего в плане повышения жизненного уровня средних граждан.
Среди причин торможения в развитии СССР Андропов назвал неадекватную экономическую политику. Строить экономику на продаже природных ресурсов, говорил он, означает, зависеть от цен на эти ресурсы в других, порой враждебных, странах. Таким образом можно «залатать дыры в бюджете», но при этом теряется стратегическое преимущество. Необходимо отказаться от продажи невосполнимых ресурсов – точнее, эти ресурсы нужно перенаправить в собственную экономику.
Попытки решить экономические проблемы за счет приобретения импортных товаров народного потребления также подверглись острой критике со стороны Генерального секретаря. Продавая ресурсы и приобретая готовые вещи, говорил Андропов, мы обедняем нашу экономику, отдавая всю добавочную стоимость капиталистическим странам. Именно их рабочие и капиталисты получают вознаграждение за квалифицированный труд, а мы, несмотря на высокое развитие науки и техники, выступаем на мировом рынке подобно слаборазвитым африканским странам. Тенденцию к скатыванию в состояние африканских экономик можно остановить только одним путем: отказаться от закупки готовых товаров, а закупать только станки, материалы, краски и так далее, развертывая производство уже здесь, в Советском Союзе, или в странах СЭВ.
Понятно, говорил Андропов, что крупные предприятия не способны гибко реагировать на изменение спроса – они выполняют трудоемкие государственные заказы. Поэтому мелкосерийное производство в легкой и пищевой промышленности необходимо доверить кооператорам, разрешив частную собственность на недвижимость и средства производства. Государство должно помочь кооператорам встать на ноги, однако во избежание возникновения в СССР класса капиталистов, необходимо четко регламентировать предпринимательскую деятельность частных лиц.
Необходимо искать новые решения, говорил Андропов. Необходимо отказаться от стереотипов, которые тянут нас в прошлое. В этом суть и смысл Политики экономических реформ, которую провозглашает Коммунистическая партия Советского Союза.
Развивая мысль о стереотипах, Андропов плавно перешел к вопросам идеологии. Радикальная модернизация экономики не может быть осуществлена без глубинной модернизации идеологии. Одной из главных ошибок Леонида Брежнева и других высокопоставленных коммунистов было непонимание того, что марксизм-ленинизм – это живое учение, которое развивается независимо от желания или нежелания отдельных людей. Мир меняется, и живое материалистическое учение должно меняться вместе с ним. А в эпоху застоя, говорил Андропов, марксистко-ленинское учение превратили в мемориал, которому следует поклоняться вопреки объективной реальности. Настоящие коммунисты никогда не согласятся с тем, чтобы их мировоззрение было возведено в догму, потому что именно их мировоззрение в полной мере соответствует происходящим процессам. Настоящие коммунисты никогда не станут прятать голову в песок, отрицая существование проблем, которые порождает быстро изменяющаяся реальность.
Современная реальность демонстрирует нам изменения в общественных отношениях, говорил Андропов. Во многих западных странах борьба профсоюзов за права трудящихся привела к тому, что средний уровень жизни пролетариата значительно вырос. Передовой отряд рабочего класса уже не хочет революций. Наоборот, он все чаще выступает на стороне реакционных империалистических кругов, обещающих еще большее повышение качества жизни. Мы не должны закрывать глаза на то, что Советский Союз перестает быть лидером в глазах мирового пролетариата. Мы должны вернуть утраченный авторитет. Сделать это можно только повысив качество жизни среднего советского человека. Если мы будет продолжать отказываться от благ цивилизации, от комфорта ради торжества мировой революции, мы проиграем битву двух политических систем. В этих условиях выполнение интернационального долга становится слишком обременительным для Советского Союза. Нам следует решительно отказаться от разбазаривания сил и средств, направив их на совершенствование советской общественной системы внутри страны. Мы должны стать примером для тех развивающихся стран, которые еще не решили, какой общественный строй им выбрать на пути в будущее. Никакая пропаганда, никакие финансовые вливания не заменят того простого наблюдения, что сегодня наш советский моряк выглядит в африканских портах менее богатым и благополучным, чем моряки развитых западных стран. Нам необходимо изменить идеологию в самом важном пункте – в отношении к советскому человеку!
Долгие годы руководство партии пренебрежительно относилось к советскому человеку, говорил Андропов. По мнению Сталина, Хрущева, Брежнева, гражданин Советского Союза выступал лишь пешкой в борьбе за мировую революцию. За это он должен был стать первым коммунистическим человеком. Однако коммунизм все откладывался, а советский человек продолжал бороться за него, отказывая себе в элементарных потребностях, в элементарном комфорте. Время отказов прошло. Мы должны признать, что условия изменились – в битве между социализмом и капитализмом победит та система, которая сделает обеспечение комфортабельной жизни для всех своих граждан сверхцелью. Мы, настоящие коммунисты, знаем, что советский человек не скатится к дикому бесконтрольному потреблению – ценности советского человека лежат в духовной сфере, в сфере самосовершенствования, в области познания и преобразования окружающего мира. Однако мы должны сделать всё, чтобы советский человек ни в чем не нуждался. Мы, настоящие коммунисты, должны признать, что советский человек – это наш единственный и верный союзник. Поэтому он заслуживает особого отношения и особого уважения. Фактически советский человек – это переходная стадия между революционным пролетариатом и человеком коммунистического будущего. Сохранив этого человека, мы построим коммунизм!