Пеш Гельмут. Кольца Всевластия

   – Хамабрегорин, – вставил Бурин, – один из трех Владык гномьего народа и мой предок. – При этих словах не один Ким бросил удивленный взгляд на гнома.
   – Однако руководство над Союзом Народов взял на себя человек, Талмонд Турионский, прозванный Могучим, – сказал Фабиан и продекламировал:

 
Вовеки народ не забудет его,
Вовеки не сыщется равный
Тому, кто серебряных рыцарей вел
К победе и гибели славной.
 
 
Пускай тебя темная сталь и сразит,
Но, Талмонд, забвенье тебе не грозит!
 

   – Это довольно длинная баллада, – добавил он. – А ведь сам Талмонд был всего лишь вождем небольшого племени. Но, очевидно, он был выдающейся личностью и воином, каких редко рождает земля. Когда темные эльфы подчинили себе большую часть западных земель, он выступил с воззванием и предпринял с несколькими преданными ему людьми отчаянно смелый поход против твердыни врага Аграхуридион, что значит Высокие Стены Мрака. Гномы указали ему, как добраться туда по древним дорогам, которые они сами когда-то и проложили, а эльфы вели его. С военной точки зрения, это была совершенная авантюра: плохо вооруженное войско, больше напоминающее шайку разбойников, с мечами из бронзы и ржавого железа. Словом, никаких рыцарей в серебряных доспехах. Только у самого Талмонда был стальной меч Изратор, прозванный Убийца Теней, клинок, который ему выковали гномы. Я знаю это, потому что унаследовал его.
   Он извлек меч из ножен, и тот, блеснув в матовом свете костра, вдруг запылал как расплавленное золото.
   – Тай на ведуй! – выкрикнул Гилфалас. – Я вспомнил: воин и князь теней. Я вижу их поединок: копье темного эльфа пробивает панцирь и вонзается в сердце Талмонда. Но и воссиявший меч надвое рассекает черный шлем.
   – Вы вспомнили? – удивился Ким. – Так, значит, вы тоже там были? – Интересно, подумал он, сколько же тогда лет этому так молодо выглядящему эльфийскому принцу? Сколько сотен лет минуло с тех пор?
   – Да нет, – возразил Гилфалас, – это память моего народа. Она всегда жива в элоаях. Наша память простирается вплоть до самих истоков, до Вод Пробуждения… – Он замолчал.
   – Так об этом говорится и в наших преданиях, – после некоторой паузы заговорил Фабиан. – У стен вражеской крепости Талмонд вызвал черного князя Азратота Ужасного на поединок и поразил его, однако и сам получил в бою смертельную рану.
   – И после этого война закончилась? – спросил Ким.
   – Нет, но это был, пожалуй, переломный момент, хотя историки ещё спорят об этом. На самом деле редко все происходит так, как о том говорится в легендах. Лишь сыну Талмонда Хельмонду удалось объединить народы в Империю и окончательно изгнать темных эльфов. Он не был воином, однако обладал великой мудростью, и с ним пребывали сила Всевышнего и Владычицы Небесной. Благодаря им он смог открыть недра Подземного Мира, они разверзлись и поглотили твердыню темных эльфов вплоть до самых высоких башен, а ветер бездны перенес Народ Мрака далеко за море. Так, по крайней мере, сообщается. После этого он стал первым императором. Отца Хельмонда ещё при жизни прозвали Могучим, его же самого после смерти нарекли Великим.
   – Неужели никто не знает, где все это происходило? – спросил Ким. – Где находилась эта легендарная твердыня темных эльфов?
   – Земля помнит, – произнесла Марина, не проронившая до этого ни слова. – Разве вы не чувствуете?
   Все с изумлением взглянули на нее. Но её лицо было скрыто в тени.
   Костер прогорел и превратился в золу. Путники закутались в одеяла и попытались уснуть. Однако Ким ещё долго не мог заснуть, но даже когда и задремал, его сны были наполнены звуками боя, могучими, возносящимися в небо крепостными валами, призрачными фигурами и сверкающими мечами…
   Кима разбудил запах чая. Он высунулся из-под своего одеяла и увидел Марину, которая хлопотала над завтраком.
   – Я уже привыкаю к чаю, – сонно произнес Бурин. – Лучше каждое утро просыпаться от его аромата, чем от какого-нибудь скрипучего голоса.
   – Вот и отлично, тогда поднимайся и иди завтракать, – весело сказала Марина. На неё рассказы Фабиана и Гилфаласа не произвели, казалось, никакого впечатления. Ким же, напротив, спал тревожно, но утром уже не мог вспомнить подробности сна.
   Только откинув одеяло, он заметил, как холодно, и поспешил к костру. На траве лежал иней, хотя было ещё только начало сентября. А ведь ни у одного из них нет зимней одежды, ибо никто не рассчитывал, что придется подниматься в горы.
   Они позавтракали и выпили чая. Из небольшого ключа, находившегося неподалеку, Марина пополнила запасы воды.
   Да, именно Марина заботилась о их запасах, которые последний раз были восполнены болотниками, прежде чем те…
   Перед глазами Кима вновь возникли лица Транга и других обитателей деревни. И он поклялся себе, что все они будут отомщены.
   Они продолжили свой путь.
   С каждым шагом тропа становилась круче. Лес, росший по обе стороны тропинки и из лиственного постепенно превратившийся в хвойный, стал редеть. Папоротник уступил место коричневатому вереску, пустому и давно отцветшему. Вместо елей и пихт изредка попадались кривые сосны, в кронах которых гудел ветер.
   Внезапно – это было на третий час после восхода солнца – Фабиан остановился. Ким, шедший сразу за ним, чуть было не налетел на него.
   – Что случилось? – спросил было он, однако в этот же момент понял все сам. Тропинка, по которой они шли, резко обрывалась.
   – И что теперь делать? – спросил он.
   Фабиан достал карту. Затем он взглянул в южном направлении.
   – Где-то здесь должен начинаться подъем, ведущий к Горному Проходу, – с уверенностью заявил он.
   – Мне кажется, я вижу нечто напоминающее дорогу, – сказал Гилфалас. – Взгляните, вот и придорожный камень. – Остальные посмотрели в указанном направлении, но ничего не сумели разглядеть.
   – Где? – спросил Фабиан.
   – Левее, – сказал Гилфалас и указал на каменную глыбу, как будто случайно лежавшую на склоне. – Там есть даже какая-то надпись.
   – У нашего друга зрение лучше, чем у орла, – прогудел Бурин и вместе с Фабианом зашагал к камню.
   При ближайшем рассмотрении оказалось, что камень некогда при помощи топора и зубила был превращен в плиту с тупым конусом наверху. На нем ещё можно было различить какие-то странные знаки.
   – Иероглифы, – сказал Гилфалас. – Несомненно, это гномье письмо.
   Бурин наклонился, чтобы попытаться разобрать их.
   – Здесь написано – двенадцать миль, мой близорукий друг, – произнес Фабиан и ухмыльнулся.
   – Это-то и мне понятно. Но я пробую разобрать, что выбито чуть выше. Хотя сейчас это уже невозможно сделать.
   Ким присел на корточки и рукой протер заросшую лишайником табличку. В этот миг солнечный луч косо скользнул по наклонной поверхности, так что стали видны резкие контуры знаков.
   – Дорак Ангримур, – прочел он, – Врата Мира.
   – Что это значит? – спросил Гилфалас.
   – Такие камни устанавливались на торговых путях, – несколько поспешно ответил Бурин.
   Пока Фабиан и остальные исследовали придорожный камень, Ким отошел в сторону. Эльдерланд был виден отсюда как на ладони. В это мгновение Ким почувствовал у себя на плече чью-то руку.
   – Господин Кимберон, нет смысла смотреть туда. Вам будет от этого тяжело на душе, как и нашему Гврги, – произнесла Марина и указала на стоящего в стороне болотника, взгляд которого также был устремлен в долину.
   – Я не могу иначе, – возразил Ким. – Я не могу не думать о том, что сейчас происходит в Альдсвике и Цвикеле…
   – Оставьте подобные мысли и посмотрите лучше на горы, господин Кимберон. С тех пор как мы вышли из леса, я не могу наглядеться. Взгляните, и сами все поймете…
   Ким хотел было возразить, но вдруг все в нем замерло. Он никогда не видел Серповых Гор так близко.
   Очертания их были столь резкими, будто кто-то вырезал их ножом. Острые гребни, покрытые ущельями склоны – все устремлялось ввысь, к небосводу, где в царственном величии, с коронами из вечного снега покоились горные вершины, бесконечно далекие от земных горестей и забот.
   – Прекрасно, не правда ли? – тихо сказала Марина и направилась к Гврги.
   Ким не ответил. Как зачарованный смотрел он на эти штурмующие небо вершины. Он спрашивал себя, почему прежде не замечал эту дикую красоту. Ким ощутил себя крохотным и незначительным на фоне этой чудовищной роскоши, а его собственные заботы показались ему мелкими и ничтожными.
   С начала времен взирали горы на мир, копошащийся у их подножий. Время отразилось на них, однако не смогло их обрушить. Они были монументом вечности, неподвластным тому, что ничтожные создания у их ног считают исключительно важным.
   Деревья и кустарники подобно мантии окутывали горы, но Ким заметил, что зеленый пояс на определенной высоте повсюду резко обрывается, как будто у растительного мира недостает сил подняться выше, туда, где камень обнажил свою первобытную красоту. Это так по-королевски: зеленый пояс – мантия, а снег – корона.
   С восходящим потоком воздуха на головокружительную высоту поднялся орел, его крик прозвучал так далеко, что Киму показалось, что он доносится из другого мира. Ким закрыл глаза и представил, что вместе с орлом уносится все выше и выше…
   – Ким, – резкий голос вернул его к действительности. – Нам нужно идти.
   – Ты видел это, Бубу? – спросил фольк.
   – Ты имеешь в виду нагромождение скал? – пробурчал Бурин. – Приходилось. Возможно, это и ускользнуло от твоего внимания, но мой народ обитает в горах.
   – Ах, ну ты же понимаешь, что я имею в виду, – издал Ким полный восхищения вздох. – Это величие, это благородство, это… – Он запнулся. Он не мог найти подходящих слов и просто указал на горы.
   – Похоже, что у фольков душа мечтателей. Я всегда полагал, что вы чересчур практичны и больше всего на свете любите порядок. А сейчас вынужден констатировать, что ваша кровь не менее горяча, чем у благородных людей с юга, тех, чей рассудок моментально тает, когда на него воздействуют красотой или любовью, или тем и другим одновременно. Впрочем, если быть честным, то у этих людей с юга не особенно-то и много того, что может таять… Но вот уж не чаял обнаружить подобное и у тебя, друг мой!
   – Мастер ты настроение портить, – вздохнул Ким, однако не смог сдержать улыбки.
   – Настроение у тебя все равно испортится от подъема. А теперь идем.
   По всему было видно, что Гврги Марина врачевала тем же лекарством, что и Кима. Лицо болотника прояснилось.
   – Вы выглядите так, как будто оба только что курили кальян, который распространен далеко на востоке Империи. Я имею в виду ваши блаженные улыбки, – прокомментировал Бурин.
   – Бубу, ты старый злоречивый клеветник, – пожаловался Фабиан. – Пожалуй, тебе следует намылить разок-другой рот мылом, как это проделывают мамы со своими маленькими детьми, если те говорят неприличные слова.
   – И ты полагаешь, что после этого я умолкну? – осведомился Бурин.
   – Нет, но хотя бы узнаешь, из чего варят мыло…
   – Я и без того ем мясо мертвых животных!
   – Ну и болтун, – расхохотался Фабиан.
   Древний торговый путь сохранился хорошо. Только иногда кривые сосны, кустарники и завалы делали его труднопроходимым; в этих случаях путешественники помогали друг другу. Время от времени на пути попадались выветрившиеся придорожные камни, однако даже Гилфалас не мог разобрать высеченные на них иероглифы.
   На закате спутники разбили лагерь у дороги в глубокой пещере. Когда огонь костра осветил её, взгляд Бурина внезапно застыл.
   – Что случилось? – спросил Фабиан. – Чего ты вдруг уставился на стену?
   Бурин ничего не ответил, выхватил из костра горящее полено и подошел к стене.
   – Это дверь, – уверенно заявил он, – взгляните.
   По стене пробегала тончайшая трещина, образуя круг. Диаметр его был около пяти футов.
   – Ты прав, – заявил Фабиан. – Сможем мы её открыть?
   Вместо ответа Бурин поднял с пола свой топор и постучал по стене топорищем. Он вслушался.
   – Нет, – решительно заявил он. – Помещение за дверью засыпано. Послушайте сами!
   Он ещё раз ударил топором по стене, и звук удара глухо разнесся под сводами.
   – Что там могло находиться? – спросила Марина.
   – Часовня, – вырвалось у Кима. – В домах гномов прямоугольные двери. А круг является знаком совершенства Владыки.
   – Ты внимательно слушал лекции, – пробормотал Бурин.
   – За этой дверью находится только часовня или там есть и шахта с туннелями? – спросил Гилфалас.
   – Друг мой, не позволишь ли на этот раз ответить мне самому? – произнес Бурин, взглянув на Кима. – Речь ведь идет о моем народе.
   – Охотно, если у тебя есть желание говорить на эту тему. А если ошибешься, я тебя поправлю.
   – Благодарю вас, добрый фольк, – ответил Бурин и глазом не моргнув. – Нет, – продолжил он, на этот раз обращаясь к эльфу, – у часовен всегда бывает только один вход. Это связано с нашей историей. Мы не всегда были столь миролюбивы, как теперь. Были времена, когда наши дома из-за пустяков хватались за топоры и проламывали черепа…
   – Под «домами» он подразумевает кланы. – Пояснение Кима было излишним, однако Бурин продолжал говорить дальше, не обращая на него внимания.
   – Часовни потому и имеют один вход, чтобы можно было охранять только одну дверь. Одно время обстановка была столь плоха, что службу приходилось совершать по два раза: в то время как одна половина общины возносила хвалу Владыке, другая половина охраняла вход снаружи.
   – Должно быть, это были весьма дикие времена, – произнесла Марина.
   – Да, так оно и было, – сказал Бурин, и это прозвучало так, словно он и сам жил в то время. – А теперь давайте спать. Воздух здесь разреженный, и завтра утром вставать будет тяжело.
   Все заползли под одеяла. Киму снова плохо спалось. Мучивший его сон был путаный и бессмысленный, но внутренний голос подсказывал ему обращать внимание на все, поскольку однажды оно может оказаться значимым. В конце концов Ким в страхе очнулся от сна, но в тот же миг забыл все, что увидел.
 
   Хлопоты Марины у костра и аромат чая разбудили всех. Для Кима это уже превратилось в своего рода ритуал. Он сонно посмотрел на молодую женщину. Она стала полноправным участником их экспедиции, и было очевидно, что он уже не сможет обращаться с ней как со своей экономкой, то есть прислугой. Он должен обдумать, что предпринять в этом отношении.
   За время путешествия даже Гилфалас сблизился с ними, насколько это было возможно для Пробужденного. В своей жизни Ким наблюдал эльфов лишь издалека. Он никогда не встречал их в Эльдерланде и лишь изредка в бытность своего пребывания в Империи. И всегда они производили на него впечатление странных существ, пребывающих словно в другом времени.
   Но забавные истории из благословенных студенческих времен, рассказываемые в тесном кругу за чаем, пока путники ожидали восхода солнца, не оставили равнодушным никого, даже эльфийского принца. Бурин и Фабиан были умелыми рассказчиками, да и Ким на косноязычие не жаловался. Так что все, включая Марину и Гврги, от души смеялись.
   – Что есть уни… унитет? – спросил Гврги и при этом сделал такое лицо, как будто ему самому было стыдно задавать подобный вопрос.
   – Об этом, дорогой болотник, я иногда спрашиваю и сам себя. Но в любом случае, один из них я посещал. Теоретически университет – это место, где умные люди передают свои знания другим людям, чтобы те тоже поумнели.
   – У нас это делать шаман. Он посвящать болотники в тайны. Болото быть наполнено тайнами.
   – И ты можешь себе представить, – улыбаясь, заявил Бурин, – что в университете имеется много шаманов, но некоторые из них настолько оторваны о действительности, что уже позабыли о том, что жизнь состоит не только из деяний Янда Короткого. Эти шаманы, как правило, очень сведущи в каком-нибудь одном деле. Обо всем остальном они имеют весьма смутное представление. К примеру, они могут часами спорить о том, издает ли звуки падающее дерево, если поблизости нет никого, кто мог бы это услышать.
   – Гврги интересовать, только если дерево падать на него, – проквакал Гврги.
   – Очень мудро, – отозвался Бурин. – Ты, должно быть, даже умнее вашего шамана.
   – Благодарю, – вежливо произнес Гврги и изобразил поклон.
   – Господин Кимберон, – вступила в разговор Марина, – полагаю, что мы не будем делать остановку на обед. Не приготовить ли мне тогда бутерброды, чтобы мы могли их съесть прямо на ходу?
   – Очень хорошая идея, – похвалил Ким. – Но, пожалуйста, Марина, зови меня просто Ким.
   – О, если вы так считаете, господин Ким, – удивленно сказала она.
   – Ким, – с улыбкой поправил он её.
   – Хорошо, Ким, – произнесла она и протянула ему руку.
   К этому охотно присоединились Бурин с Фабианом и Гилфалас с Гврги, но в случае с эльфом и наследным принцем Марина позволила себе немного жеманства. Но ещё до того как они оправились в путь, она уже доверительно обращалась ко всем на «ты».
   Они снова пустились в путь. Солнце сияло на покрытых снегом вершинах, так что казалось, будто горы залиты белым золотом.
   Некоторое время Ким любовался ландшафтом, но продолжалось это недолго. Дорога становилась хуже, а подъем – круче. Все чаще им приходилось карабкаться через обломки скал и перебираться через завалы. Дышать стало тяжелей, а вещевые мешки сделались неподъемными. Ким был вынужден вспомнить слова Бурина: панорама действительно потеряла часть своего очарования.
   – Думаю, – задыхаясь, сказал Фабиан около полудня, – неплохо бы сделать короткий привал.
   Они уселись в тени, отбрасываемой одной из последних на их пути кривых сосен, при золотом сиянии полуденного солнца выпили ключевой воды из походных фляг и съели последние лепешки и последний сыр.
   Какой чудесный пикник мог бы из всего этого выйти, если бы не причины, заставившие их подниматься в горы…
   – Прислушайтесь! – внезапно сказал Ким. – Разве вы ничего не слышите?
   Он и сам не был до конца уверен, что действительно что-то услышал. Был ли это звон металла, донесенный порывом ветра до них?
   Все вслушались.
   – Я ничего не слышу, – сказал наконец Гилфалас, слух у которого был не хуже, чем у фолька. Ким и сам слышал теперь только ветер.
   Сразу стало холоднее, хотя солнце и сияло по-прежнему. Но разве не естественно, что ветер заставляет ежиться, если ты не двигаешься?
   Фабиан вздохнул и поднялся.
   – Вперед!
   Они зашагали дальше. Путь, по которому они шли теперь, лишь с натяжкой можно было назвать дорогой. Пропали и придорожные указатели, которые попадались им изредка в первой половине дня.
   – Так, – сказал Бурин, когда они вкарабкались на ещё одну седловину. – Теперь до перевала остается всего только пара сотен шагов.
   – Мы уже так близко? – с надеждой спросил Гврги. Болотник повертел головой в разных направлениях в поисках близкого перевала.
   – Гврги, – объяснил ему Ким, – нам придется идти ещё достаточно долго. Бурин имел в виду расстояние по вертикали. А так нам понадобится еще, пожалуй, – фольк взглянул вверх, – целый дневной переход.
   – Почему он этого не говорить? Гномы не мочь ясно выражаться? – заныл Гврги.
   – Он может, но ему доставляет удовольствие слегка искажать любой факт. Возможно, в молодости ему на голову упал камень и перемешал её содержимое, – заметил Ким под всеобщий смех.
   – Я всех вас очень люблю, – прокомментировал смех Бурин.
   – Шаман говорить, что существовать люди, которые, когда им на голову что-то падать, все забывать. Может быть, у Бурина такое, только по-другому. Гврги мочь снова уронить ему что-нибудь на голову, и тогда все становиться на свои места, – произнес Гврги с широкой ухмылкой.
   – Не такая плохая идея, – пробормотал Фабиан.
   – Я и впредь буду всех вас любить, – проскрипел Бурин. – Так садитесь на меня все вместе. У меня спина широкая.
   Они продолжали подъем. Еще до того как солнце снова скрылось за горами, спутники достигли плоскогорья, со всех сторон окруженного круто взмывающимися вверх скалами. Зияющая пропасть разделяла плато пополам. Из бездны доносился шум воды, бьющейся о камни.
   На краю пропасти, подобно исполинам древних времен, возвышались два могучих, несущих на себе печать времени каменных столба с широким квадратным основанием и сходящими на конус, украшенными шпилем вершинами.
   По другую сторону пропасти, в туманной завесе, подобно близнецам-братьям, возвышались два других столба.
   По ту и по эту сторону бездны к небольшим площадкам на краю вели вырубленные в камне ступени.
   А над зияющей пропастью висело то, что когда-то было мостом.
   Взглянув на гнилое дерево, Фабиан выругался так, что лучше это не сумели бы сделать и портовые грузчики в Остаре.
   – Я, – сказал Бурин, обращаясь к Гилфаласу, – всегда с сомнением относился к лексике, столь излюбленной наследным принцем. Впрочем, допускаю, что придворным дамам подобные речевые обороты кажутся весьма изысканными.
   – Но что же делать? Бурин, взгляни сам на мост, – ответил эльф. – Он настолько трухляв, что и кошка не смогла бы перебраться по нему на ту сторону.
   – А нет ли другого пути? – спросил Ким.
   – Мы не сможем спуститься в пропасть. Для этого у нас нет необходимого снаряжения, – объяснил Гилфалас.
   – А что требоваться? – спросил Гврги.
   – Тайны есть не только у болота, – объяснил эльф. – Для этого необходимы веревки, молотки и крючья.
   Тем временем Фабиан прекратил расточать ругательства и в бессильном гневе уставился на мост.
   – Очень хорошо, принц, что вы сделали небольшую паузу. Теперь мы сможем поговорить разумно. – Бурин неодобрительно посмотрел на Фабиана.
   – Ну и что ты предлагаешь? – спросил тот. Из-за сдерживаемого гнева голос принца звучал глухо.
   – Надеюсь, что вы уже успокоились. Созданное гномами служит вечно, – констатировал Бурин.
   – Да, а как же тогда обстоит дело с этой развалиной? – спросил Фабиан, кивнув в сторону моста.
   – Разве мы не договорились, что будем вести себя разумно? – Бас Бурина звучал мягко и снисходительно.
   – Ты, может быть, и договаривался, а я – нет. Мне хочется ругаться.
   – Ну, если ты так решил, то и ругайся себе дальше! Только отойди, пожалуйста, подальше, чтобы я мог рассказать другим, как мы переберемся через пропасть.
   Фабиан выглядел так, будто собирался сказать ещё что-то, но промолчал.
   – А теперь взгляните-ка на мост. Видите опорную балку, которая собственно и несет на себе всю конструкцию?
   – Да, и она выглядит такой же гнилой, как и все остальное, – обиженно произнес Фабиан.
   – Возможно, но на самом деле это не так. Подойдите ближе, друзья, и убедитесь сами, как строят гномы!
   Вслед за Бурином они подошли к краю пропасти. Киму чуть не стало дурно, когда он взглянул на опорную балку. Ее диаметр составлял добрых три фута, а конец уходил в скалу.
   – Смотрите. Мы называем это ингам-кевлар, то есть железное дерево, – профессорским тоном пояснил Бурин и спустился к балке. Своим тяжеленным топором он с силой ударил по стволу. Однако лезвие не проникло в древесину, а со звоном отскочило от нее. Под слоем пыли балка была безупречна.
   – Как такое может быть? – спросил Ким.
   – Это древнее искусство гномов. Необходимо привести древесину в состояние полного покоя, для этого следует всего лишь только подобрать правильный звук. Так, во всяком случае, говорится в книгах, – лениво закончил он. – Именно это и является тайной. – Его голос звучал немного неуверенно, так что у друзей закралось сомнение, что Бурин и сам знает об этом не слишком много; вероятно, этот метод был забыт и самими гномами. – В любом случае, вы убедились, что мы спокойно можем перебраться на ту сторону. Никаких проблем.
   – Но только не сегодня, – раздался голос Фабиана. – Солнце уже низко, а я не хочу, чтобы преодоление этой пропасти превратилось в бег наперегонки с наступающей темнотой.
   – Тогда нам необходимо ждать, – проквакал Гврги, и было заметно, каким облегчением представляется для него эта возможность.
   Ким задумчиво оглядел балку. Она была вырублена из целого древесного ствола. Он представил себе это огромное дерево, как оно покачивается на ветру, древнее как мир и кажущееся неколебимым. Но вот появились полчища гномов и срубили его своими блестящими топорами.
   Если прислушаться, то казалось, можно ещё услышать песню ветра в его ветвях. Или это был совсем другой звук: голос самого времени, замершего в дереве?
   – А как вы смогли перекинуть балку через пропасть? – спросил он. – В ней же добрая сотня локтей, если не больше.
   – Еще одна тайна, – пробубнил Бурин и добавил: – Без некой доли волшебства здесь, правда, не обошлось. – Все его поведение показывало, что обо всем об этом он не проронит больше ни слова.
   – Давайте выберем место для ночлега, пока светло, – предложила Марина.
   – Маленькая женщина исключительно практична, – пробормотал Бурин.
   После того как все вокруг было осмотрено, они пришли к заключению, что на этот раз им придется провести ночь под открытым небом. На плато негде было укрыться, а с заходом солнца ветер, дующий, как казалось, во всех направлениях, усилился. И стал ещё более холодным.