Петкявичюс Витаутас. Приключения Желудя

   - Не обязательно. - Паук покачал головой.- До зимы с ним ничего не случится.
   - Ты самый бессердечный зверь в лесу! - рассердился Горошек. - Как же я могу так долго ждать?
   - А никто тебе и не велит. За это время найдёшь десяток ещё лучших товарищей.
   Эти слова окончательно разъярили Горошка. Он посмотрел на Паука, на сосновую иглу в своих руках и решительно шагнул вперёд. Паук встревожился. Он поправил очки на носу и внимательно осмотрел Бегунка.
   - А ты действительно не муха? - переспросил он Гороха.
   - Вот документы, - еле сдерживаясь, ответил зеленощёкий.
   Паук полистал паспорт Горошка, почитал, что там написано, и вернул:
   - В паспорте сказано, что ты Горох, что ты Бегунок, но нигде не сказано, что ты не муха.
   - Я действительно Горох, и больше никто.
   - А леший тебя знает. Теперь всяких развелось...
   - Как же я тебе докажу, что я не муха?
   - Это уж твоё дело.
   - Если бы я был мухой, то мне не пришлось бы просить у тебя помощи. Я бы сам полетел к дуплу.
   - Верно говоришь. Все съедобные предметы летают, а несъедобные стоят на месте. Если бы ты летал, я знал бы, как с тобой поступить. Но что мне делать, если ты не летаешь? Подойди-ка поближе: пока своими лапами не пощупаю, всё равно не поверю.
   - На, щупай! - Горошек распахнул рубашку на груди.- Только быстрей.
   - А твоего товарища кто пощупает? - невозмутимо спросил Паук.
   - Влезь на дерево и сам пощупай, - не выдержал Горох и, видя, что напрасно теряет время, вонзил в спину Паука сосновую иглу.- Ну, шевелись, а не то я проткну тебя, как лягушку!
   У горбуна от страха очки свалились. Он быстро схватил моток верёвок, закинул за спину и сказал:
   - Теперь я вижу, что ты не муха!
   Горох привёл этого никому не верящего лесного жителя к дереву, на котором жила Белка, и остановился в удивлении. Сморчок качался как пьяный, не в силах выдержать свою огромную шляпу, а малые грибки, сбившись в кучу, поддерживали его со всех сторон. Рты у всех были раскрыты, но сказать они уже ничего не могли - охрипли.
   Вдруг Боровик проснулся от необычной тишины, приоткрыл заплывший глаз и увидел рядом с собой только что выросшую Лисичку. Он улыбнулся крохе и, начальственно подмигнув, спросил:
   - Ишь ты, растёшь? Тянешься, чтоб тебе пусто было!
   Все рыжики, сыроежки, опята и маслята, а также прочие малые грибки бросились к Лисичке, схватили её за уши и, танцуя вокруг, запели:
   Сегодня - лисичка, Завтра - полковик,- Так сказал лично Сам Боровик!
   Оставшись в одиночестве, Сморчок ещё немножко покачался и рухнул. Его шляпа проткнулась и налезла на хлипкий черенок, а от былого величия остался только неприятный запах.
   - Ну и гриб! - махнул рукой Горох. - Всю жизнь дружки за уши тащили, вот он и пал раньше времени, - сказал Паук. - Хоть и не муха, а совсем никчёмная тварь...
   - Наконец-то разговорился! - ткнул Горох Паука сосновой иглой. - А откуда ты знаешь, если не пощупал?
   - Такого по запаху узнать можно, - ответил согнувшийся под ношей горбун.
   Подойдя к дереву, Паук взобрался на вершину, привязал конец верёвки к ветке, а потом, спускаясь, стал быстро наращивать верёвку. Когда он достиг земли, Горох испытал верёвку на прочность и начал взбираться по ней. Паук полез сзади. Сильными своими плечами он поддерживал Гороха снизу.
   ТВЁРДЫЙ ОРЕШЕК
   Жёлудь открыл глаза, протёр их, но ничего не мог разглядеть. Постепенно привыкнув к темноте, он заметил, что лежит в большом дупле, выстланном дубовыми листьями. Всё вокруг так остро напоминало дом, что Жёлудь не выдержал: две скупые горячие слезы скатились по его щекам.
   Вдруг стало ещё темнее. Белка просунула голову в дупло и кого-то бросила. Перевернувшись в воздухе, несчастный шлёпнулся рядом с Жёлудем, но тут же вскочил, отряхнулся и стал размахивать перед собой кулаками.
   - Я ей покажу!.. Левой сбоку, правой снизу, - бормотал незнакомец себе под нос, усердно боксируя.
   Увидев Жёлудя, он остановился, несколько раз топнул ногой, глубоко вздохнул и, вежливо сняв зелёную, изрядно потрёпанную шляпу с резными полями, представился:
   - Орех. То есть четырёхкратный чемпион куста Орех Лесной! Для друзей просто Орех.
   - Да ты ещё совсем зелёный!-удивлённо протянул Жёлудь.
   - Зато калёный! - гордо выпятил грудь Орех.
   - А-а, если ты калёный, тогда другой разговор. - Жёлудь встал, щёлкнул каблуками и протянул руку: - Доктор письменных наук, изобретатель наитолстейшей в мире книги Жёлудь Дубовый. И для врагов и для друзей - только Жёлудь Дубовый.
   Орех приложил руки к груди, трижды обежал вокруг Жёлудя, осмотрел со всех сторон, дёрнул за перо, пощупал чернильницу, берет, щёлкнул по носу и сказал:
   - Могу поспорить, что ты же изобретатель и самой тонкой в мире книги. Хи-хи, верно сказано?
   - Это и без спора ясно, - продолжал пыжиться Жёлудь.
   - Тогда идём на спор, что у Белки нет хвоста!
   - Не выдумывай.
   - Тогда хоть так давай поспорим: ты говори, что снег белый, а я буду говорить, что чёрный. Кто кого переспорит, тот и победит.
   - От этого снег не почернеет. Неинтересно. Лучше давай подумаем, как нам отсюда выбраться.
   Орех сел, сжал голову руками и глубоко задумался. Наконец он вскочил и сказал:
   - Какой дурак станет думать о том, что впереди? Хочешь, я расскажу тебе, как попал сюда? А когда, сбегу - расскажу, как убежал. Ха, толково сказано? Ставлю свою шляпу против твоего берета, что ты напишешь по моему рассказу отличную книгу.
   - Написать-то можно, да кто такую чепуху читать станет? - Жёлудь заметил, что его терпение иссякает.
   - А тебе не всё ли равно? Важно писать. Я так много всего знаю, что не успеваю рассказывать. Хочешь драться?
   Такого хвастуна Жёлудь отродясь не видывал. Ему стало стыдно, что Орех считает его таким же бестолковым невеждой, как он сам.
   - Если у тебя чешутся руки, почеши о стенку, - ответил Жёлудь и отвернулся.
   - Тогда давай бороться.
   - У меня ещё от Белкиных зубов бока болят.
   - Ага! Так стукнемся лбами и посмотрим, кто ко-го сшибет. Хе, здорово я придумал?
   - Если тебе свою голову не жаль, стукнись об стенку, - рассердился сын Дуба.
   Орех разбежался, подскочил и ударился головой в стену. Из глаз у него посыпались искры.
   - Ура, придумал! - обрадовался Жёлудь.
   Стукнись ещё раз, только как можно сильнее. А я попробую раздуть хотя бы одну искру. Мы разведём огонь и прожжём в дереве дыру.
   Орех Лесной снова разбежался, трахнулся лбом о стенку и, упав на колени, стал раздувать прилипшую к подстилке искру.
   - Жёлудь, где ты? - В отверстие дупла просунулся торчащий вихор Горошка. Я пришёл спасать тебя!
   Сколько радости было, когда Паук спустился в дупло и вынес наружу пленников Белки! Только Орех не дал себя нести:
   - Меня, четырежды чемпиона, паучья верёвка не выдержит. В одной мускулатуре сколько весу!
   - Выдержит! Нас троих выдержала, а ты один! - кричали ему с земли друзья по несчастью.
   Орех ни за что не хотел уступить. Он так спорил, что даже лес притих, прислушиваясь к его крику. Несколько раз хлопал оземь своей шляпой, бил кулаками в грудь, призывая Белку в свидетели, ел мох, пока Паук, потеряв терпение, не свернул свою верёвку и не ушёл вязать сети.
   - Теперь и я могу поспорить, что ты свернёшь себе шею,- стал смеяться над упрямцем Жёлудь.
   - А вот и не сверну!
   - Расшибёшься!
   - И не расшибусь!
   Орех оттолкнулся, лихо свистнул и вонзился в мох с такой силой, что ноги в землю ушли. У самого большого в лесу спорщика и упрямца оказались согнуты два ребра, на лбу выскочила ужасная шишка, а ступни ног, когда их вытаскивали из земли, вывернулись задом наперёд. Теперь Орех смотрел в одну сторону, а шёл в другую.
   Друзья сжалились над беднягой, сделали носилки и понесли его. Возле первой попавшейся лужи Жёлудь обмыл его, обвязал треснувшие рёбра паутиной и сказал:
   - Полежи здесь, пока мы найдём дорогу. Не успели они отойти, как Орех вскочил на ноги и начал спорить сам с собой:
   - Бьюсь об заклад, что мой бок цел и невредим! Однако он неосторожно повернулся и от резкой боли свалился на приготовленную товарищами постель. Его так скрутило, что он заорал не своим голосом:
   - Жёлудь, на что хочешь могу спорить, что я сейчас же умру!
   Подоспевшие товарищи стали успокаивать расстроенного спорщика, однако он никак не мог утешиться.
   - Вот умру, и кончено.
   - Ну и умирай! - разозлился Горошек. - Подумаешь, какое несчастье: будет одним упрямцем меньше.
   - Нет, тогда я нарочно не умру, - снова встал на ноги Орех.
   Так и мучились друзья всю дорогу, пока наконец не избавились от заядлого спорщика. Случилось это так. Пройдя часть дороги, Орех снова заспорил:
   - Мы двигаемся в обратную сторону!
   - Ты совсем спятил! - удивился Горошек.
   - Давай поспорим!
   - Нет, мы идём правильно! - отрезал Жёлудь.
   - Нет, неправильно, даю голову на отсечение! Не верите? Тогда я отправлюсь назад и посмотрю, правду вы говорите или нет, - заупрямился спорщик.
   И хотя Орех Лесной смотрел назад, однако вывернутые ступни его побежали вперёд. Через некоторое время товарищи застали Ореха отчаянно спорящим с каким-то жуком. Доказывая, что жук не жук, Орех топал ногами и клялся провалиться на этом месте.
   Но вдруг с дерева соскочила Белка, схватила спорщика за шиворот и унесла в дупло.
   - Иду на пари, что я уложу её с третьего удара! - ещё успел крикнуть Орех.
   - Это его последнее пари, - вздохнул Горох.
   Жёлудь тоже хотел что-то сказать, но опустил голову и молчал всю дорогу. Лишь выбравшись из этого страшного леса, он вздохнул с облегчением и благодарными глазами посмотрел на своего приятеля.
   - Горошек, дорогой друг, ведь и я... ведь и мне... А, да что тут много говорить!
   Жёлудь почувствовал, как его грудь наполнилась каким-то новым, очень хорошим чувством, для которого не нужны были ни слова, ни взгляды. Он только махнул рукой и ещё быстрее зашагал, хоть и очень хотел сказать Гороху, что ради него не пожалел бы ничего на свете, даже собственной жизни.
   А Горох словно обо всём забыл. Он катился, немного отстав, и робко поглядывал по сторонам.
   - Ты снова из-за этих птиц?- спросил Жёлудь. Горошек кивнул головой и сказал:
   - Я и Паука боялся, а теперь только смех берёт.
   - И есть же такие негодники! - тяжело вздохнул сын Дуба.
   - Есть, и ещё мух ловят, - поддержал его Горошек и, подпрыгнув, кое-как перекатился через упавшую травинку.
   В ГУЩЕ БОЯ
   На третий день путешествия друзья подошли к какому-то полю.
   Вокруг стояла такая тишина, что слышно было, как трутся друг о друга облака, как опадают пушинки одуванчика и как собирается туман над рекой.
   - Может, поспим? - спросил усталый Горох.
   - Можно, - согласился Жёлудь.
   Только они хотели лечь, как вдруг впереди задрожала земля, послышалась канонада, солнце скрылось за тучей пыли и дыма.
   - Прячься! - Жёлудь втащил друга в какую-то ямку и прикрыл своим телом.
   Едва успели они укрыться под листиком клевера, как мимо пронёсся отряд фасолей-всадников. Все, как один, восседали они на кузнечиках, вооружённые сосновыми иглами и мечами из сухих стручков. Целая армия!
   Земля содрогалась под копытами коней, вздымались столбы пыли. Отряд за отрядом, полк за полком, запылённые, понурив тяжёлые головы, скакали и скакали кавалеристы в жёлтых мундирах.
   Последний отряд остановился неподалёку от убежища друзей. В центре гарцевал всадник, совсем не похожий на остальных. На нём был красный мундир с чёрными точками, плащ из тончайшей паутины и белый шлем из чашечки цветка. Ордена и знаки отличия не умещались на его груди, поэтому за ним следовал специальный носильщик. Однако и тот был почти не виден под грудой крестов и звёзд.
   Всадник въехал на вершину кротового холмика и стал кричать:
   - Вперёд, всадники! В бой, храбрецы! Ещё одна атака - и мы победим!
   Жёлудь не вытерпел и подтолкнул Гороха:
   - То-то будет работа моему перу! Настоящую войну опишу. Воробей от зависти онемеет.
   - Не понимаю, зачем нам ввязываться в чужую. драку? - возразил Бегунок.
   - Какой ты чудной! - не сдавался Жёлудь.
   Они, наверное, дадут и нам пострелять.
   Он выскочил из убежища и подбежал к бравому всаднику. Тот наставил на него копьё из сосновой иглы, пришпорил кузнечика и чуть было не растоптал Жёлудя.
   - Вы кто такие? Откуда путь держите? - тут же обступили друзей всадники.
   - Я знаменитый военный корреспондент и мастер письменных дел Жёлудь Дубовый, а это мой друг, замечательный поэт Горох Бегунок.
   - Очень приятно. А я - Тур-Боб-набоб, правитель Бобового царства, потомок могущественного заморского рода, турецкой породы. И пока я жив, пока на моей груди будет хоть одна медаль, ни одному чужестранцу, ни одному самозванцу не позволю править моим царством. Я всех разнесу! Пускай весь мир знает, что я расправлюсь с пехотой и рано или поздно завоюю весь мир. Вперёд!
   - Прекрасно, так и запишем! - обрадовался Жёлудь и раскрыл свою тетрадь.
   - Пиши: сегодня мне принадлежит Бобовое царство, завтра - Кривдино государство, а послезавтра - весь мир! Победа так и рвётся в мои объятия. А ты, поэт Го-Рох, должен сочинить в мою честь песню. Дать им коней!
   Правитель дёрнул поводья своего рысака и помчался вперёд.
   Свита понеслась следом.
   Жёлудь летел как угорелый, а Горошек едва держался в седле. От бешеной скачки у него стучали зубы, развевался торчащий на лбу вихор. Но даже и при этом он не мог смолчать:
   - Из-за тебя мы из этого Кривдина государства до старости не выберемся. Увидишь, как миленькие.влипнем... - Он не договорил, так как прикусил язык.
   - Не трусь, я научу тебя смелости, - хвастался Жёлудь. - Представь себе, что вокруг одни неучи, и никого не бойся.
   - Я пытаюсь, но почему-то вижу только одного, - рассердился Бегунок.
   - Песню! - приостановив коня, рявкнул владыка Бобового царства и сверкнул глазами. - Когда вы сочините песню?!
   От его крика у приятелей потемнело в глазах, заложило уши, а по спине забегали мурашки. Поравнявшись с Горохом, Жёлудь тихо сказал:
   - Надо что-нибудь придумать.
   - Ты похвастался, ты и думай.
   - Но ведь ты поэт!
   - Спасибо, в следующий раз ты скажешь, что я свинья, и велишь рыть землю носом. Ещё раз говорю: я всего лишь простой Горошек и вовсе не хочу, чтобы меня называли всякими выдуманными именами.
   Жёлудь морщил лоб, кусал перо, писал и снова черкал, но ничего путного не мог придумать. Дома все песни сочинял Певец, а тут надо было творить самому. От чрезмерного напряжения ума с него сошло семь потов. Возможно, он вспотел бы и в восьмой раз, но, видя, что знатный всадник достаёт из ножен меч, маленький самозванец стал выкрикивать первое, что пришло ему в голову:
   Краснощёкий
   Боб-набоб,
   В чёрных точках
   Нос и лоб.
   Средь Бобовых
   Главный боб
   Пучеглазый
   Тур-набоб!
   - Как ты смеешь?! - взмахнул мечом предводитель кавалеристов.
   - Эта песня предназначена для ваших врагов, чтобы они ещё больше боялись,в страхе оправдывался Жёлудь. - А для вас мы сложим другую.
   После такого объяснения песня очень понравилась правителю. Спустя несколько часов армия уже распевала этот ужасающий марш, от которого должны были разбежаться все враги.
   - Действительно, этот надменный Боб-набоб - страшный невежда и безнадёжный глупец, - обрадовался Горох. - Это наше счастье, дорогой Жёлудь, потому что врать тебе пока удаётся гораздо лучше, чем говорить правду.
   Однако враги и не думали разбегаться. В конце поля загромыхали пушки, посыпался град пуль и снарядов, начался бой.
   Носились кони без всадников, ползали всадники без коней; вокруг раздавались крики и стоны. А к полю боя скакали всё новые и новые полки.
   Стоя на большущем камне, Боб-набоб не отрывался от бинокля и кричал:
   - Вперёд, вперёд! К окончательной победе!
   - Что думает главнокомандующий о ходе боя? - спросил Жёлудь.
   - Гул орудий для меня прекраснее любой музыки. Огонь войны для солдата милее хлеба, - напыщенно ответил Боб-набоб.
   Вдруг над их головами разорвался шрапнельный снаряд, заряженный ядовитыми семенами белены. Испуганные кони метнулись в сторону и понесли всех в самое пекло боя.
   - Отбой! Отбой! - не своим голосом закричал правитель Бобового царства. Трубить отбой!
   Но было уже поздно. Жёлудь вылетел из седла, перевернулся в воздухе и, грохнувшись на землю, потерял сознание. Только выпавшая к вечеру роса привела его в чувство. Вокруг было тихо и пусто. Где-то неподалёку чуть слышно стонал раненый, где-то ржал конь. Жёлудь крикнул раз, другой, но никто не откликнулся.
   Собравшись с силами, он медленно пополз на стоны. В большой воронке, вырытой снарядом, лежал Горошек.
   - Куда ты ранен? - спросил Жёлудь. Горох ничего не ответил, только жалобно застонал. Жёлудь увидел распоротый бок товарища и, не выдержав, упал как подкошенный.
   ПЛЕН
   Когда голова у Жёлудя перестала кружиться, Горошек уже не стонал. Он терпел, стиснув зубы, и даже пытался улыбнуться.
   - Теперь я ничего не боюсь, - с надеждой промолвил Бегунок.-Ведь ты знаменитый доктор и быстро вылечишь меня.
   - Разумеется, - пообещал Жёлудь и, взявшись руками за голову, глубоко задумался.
   В эту минуту он ненавидел себя. Жизнь Горошка висела на волоске, а он не мог помочь другу, потому что, кроме как врать и хвастаться, ничего больше не умел. Правда, Жёлудь однажды видел, как люди залечили его папаше подгнивший бок цементным пластырем, но не мог придумать, где достать это чудесное лекарство.
   А Горошку становилось всё хуже и хуже. Жёлудь сбегал к ручью и принёс ему полный берет воды.
   - Только не умирай,-умолял он друга. - Только, будь так добр, не умирай.
   - Даже и не думаю, - бодрился Бегунок. - Ведь ты сейчас начнёшь меня лечить?..
   Так и нашла их в воронке санитарка Фасолька. Она достала из своей сумки комочек воска, одному залепила бок, другому - пробитую голову и семь суток, не присаживаясь, ухаживала за ними, пока оба друга не встали на ноги. Однако за это время фронт откатился назад, и все они очутились на территории противника.
   - Почему ты не отступила со своими? - спросил Жёлудь санитарку.
   - Как я могла оставить в беде друзей нашего Тур-Боб-набоба? - удивилась Фасолька. - Ведь вы были тяжело ранены.
   - Троекратное ура! Троекратное ура! До чего же ты добра! - Жёлудь не удержался и выразил своё восхищение в стихах.
   - Не понимаю,- покачала головой Фасолька.
   - На языке поэтов это означает, что ты славная девушка. Ты спасла нас от смерти.
   Санитарка только потупилась и ничего не сказала.
   - Дайте мне карту: я хочу посмотреть, где мы сейчас находимся, потребовал Жёлудь.
   - А что это за карта?
   - Чтобы научиться её читать, надо по меньшей мере четыре года ходить в школу.
   - А ты ходил? - спросила Фасолька.
   - Я знаменитый... гм... - Хвастун кашлянул, снова желая что-то соврать, но, услышав стон Горошка, осекся и сказал правду: - Один год. Карта нам очень помогла бы. "На хорошей карте каждый куст отмечен", - говаривал мой учитель Ворон.
   Опасаясь что-либо соврать, Жёлудь встал и, ковыляя, пошёл по полю. Горох следовал сзади, опершись на плечо Фасольки.
   Возле срубленной осколком снаряда былинки лежал раненый всадник-фасоль. Его кузнечик, опустив голову, стоял рядом. В боку солдата торчал штык пехотинца - еловая иголка. Жёлудь попросил у Фасольки воску, вытащил иглу, залепил рану, наложил на неё повязку из паутины и стал расспрашивать раненого:
   - Ты какого полка?
   - Не знаю, я неграмотный.
   - Что это за война у вас?
   - Столетняя.
   - О-о! И с кем же вы воюете?
   - Грядка с грядкой.
   - Между собой?
   - Ну да!
   - Из-за чего же вы не поладили?
   - Я и сам не знаю. Тысячи наших братьев-всадников уже сложили головы, пехотинцев пало ещё больше, но этим сражениям ни конца ни края не видно. Такова, стало быть, воля обоих Бобовых правителей Тур-Боб-набобов.
   При этом имени фасоль даже затрясся от страха.
   - Почему обоих?
   - И у пехотинцев есть такой же повелитель.
   - Послушай, что ты рассчитываешь выиграть войной? - спросил у раненого Горох.
   - Ничего,-рассердился кавалерист. - Ничего я не хочу, только побыстрей вернуться домой и повидать деток.
   - Но твой повелитель говорит совсем иначе.
   - На то он и повелитель. А вы кто будете?
   - Мы... - Жёлудь хотел снова что-то придумать, но сдержался: на него с упрёком смотрели глаза Горошка. - Мы твои добрые друзья.
   - Только никому не говорите о том, что я вам расскажу,-начал всадник.-Это старая история. Мы жили очень мирно, и только по старинке одни звались кавалерией, а другие - пехотой. Но в нашу землю откуда-то явились два чудных Боба: один - красный с чёрными точками, а другой - чёрный с красными точками. Явились и провозгласили себя нашими правителями. Один говорит, что пехотинцы будут господами всего Бобового царства, а другой - что всадники. А мы, дураки, сражаемся! Уже целых сто лет! - Раненый придвинулся поближе, приложил руку ко рту и зашептал: - Говорят, ни один из них не похож ни на всадника, ни на пехотинца.
   - Так почему же вы слушаетесь этих чужаков? - удивился Жёлудь.
   - А почему вы сочинили для Тур-Боба такую песню? - вмешалась Фасолька.Распевая её, всадники будут воевать ещё сто лет.
   - Он на меня с мечом бросился,- пытался оправдываться Жёлудь, но Горох подтолкнул его и сказал:
   - У нашего Жёлудя от всяких изобретений и учёных званий голова идёт кругом. Поэтому он иногда сам не знает, что делает.
   Друзья подняли раненого на коня и двинулись дальше. В густых травяных зарослях их вдруг окружили пехотинцы.
   - Руки вверх! Головы в плечи! - скомандовал старший.
   Пехотинцы связали пленникам руки и погнали на свою сторону.
   - Посмотрим, что ты сам теперь запоёшь! - поддел приятеля Жёлудь.
   - А я посмотрю, как ты опишешь свою собственную кончину, - лопнуло терпение и у Горошка.
   - Ты только за свою шкуру дрожишь, - не уступал Жёлудь.
   - А ты и свою не бережёшь, и чужую не жалеешь.
   - А ты трус!
   - А ты задавака!
   - А ты неуч!
   - А ты столько всяких званий себе понавыдумы-вал, что сам запутался, не зная, каким назваться, хвастун!
   "Ты такой, а ты сякой, ты так, а ты этак!" Как начали оба пререкаться, как начали дразнить друг друга - чуть было до драки не дошло. Пехотинцам пришлось прикладами умерить пыл пленников. Слушая их, Фасолька покраснела и сказала:
   - Это что, всегда у вас так? Драчуны молчали.
   - Пока всё хорошо - вы друзья, а когда плохо- вы враги? - пристыдила их Фасолька. - Надо держаться заодно, ведь мы в плену.
   - Прости меня, - извинился Жёлудь перед Горохом.- Голова моя столько времени была дырявой: может, ветер и выдул мозги. Я больше так не буду.
   - И у меня в боку была дырка, и я больше так не буду, - опустил голову Горох.
   Пехотинцы заточили Фасольку в глиняную крепость, а обоих друзей погнали к роскошной палатке, сделанной из перевёрнутого цветка жёлтого тюльпана. Возле палатки сидел предводитель пехотинцев. Раненый всадник сказал правду: этот Тур-Боб был в мундире, испещрённом красными точками, на голове у него был шлем из синеватого цветка. За ним повсюду следовали сразу двое слуг, увешанных его крестами и знаками отличия. Только тем он и отличался от предводителя всадников.
   - Расстрелять шпионов! - крикнул он. Жёлудь поклонился и сказал:
   - Послушай, о повелитель, не поторопился ли ты? Я всемирный корреспондент, доктор и мастер газетных дел, а это мой друг, несравненный поэт Горох. Мы желаем, чтобы твои ордена и кресты не уместились и на третьем слуге...
   - Извините, пожалуйста, я не знал, что и вы заморского рода. Прошу вас, входите.
   Горошек ущипнул Жёлудя и шепнул:
   - Снова влипли. Неужели мне теперь придётся на турецком языке сочинять стихи для этого глупого выскочки? Я сразу признаюсь, что ни бельмеса не смыслю по-турецки.
   - А ты думаешь, он сам смыслит что-нибудь? Палатка была устлана коврами из лепестков роз, увешана оружием и картинами. Слуги принесли трубки и чашки с кофе. Жёлудь сел поудобнее и торжественно произнёс:
   - Шахер-махер-тарарам!
   Горошек фыркнул в кулак, сославшись при этом на то, что у него насморк, и столь же торжественно ответствовал:
   - Махер-шахер-рататам!
   Повелитель пехотинцев разинул рот, выпучил глаза и опомнился спустя лишь добрых полчаса:
   - Я вас прекрасно понимаю, но мне хочется, чтобы вы говорили на бобовом языке, так как мои подданные могут не понять вас и не сразу выполнить вашу волю.
   Жёлудь подмигнул Гороху и перевёл его речь:
   - Мой друг сочинил в вашу честь стихи, которые называются "Ужас врагов", только он сам не может их прочесть.
   - Разрешаю это сделать вам,- ответил повелитель.
   Жёлудь откашлялся и выпалил:
   Чернощёкий
   Тур-набоб,
   В красных точках
   Медный лоб.
   Всех врагов
   Загонит в гроб
   Косоглазый
   Боб-набоб!
   - За такое оскорбление я прикажу засунуть вас в дуло пушки и выстрелить против ветра!
   - Эту песню он сложил на страх вашим врагам, чтобы они тряслись, как осиновый лист! - поспешно объяснил Жёлудь.
   И правителю пехотинцев понравилась песня. Он приказал своим солдатам как можно быстрее выучить её, а Жёлудю велел записать и разослать всем газетам мира следующее заявление:
   "Я - единственный правитель Бобового царства Кривдина государства и никого больше знать не знаю. Я владыка владык всех бобовых, несравненный Тур-Боб-набоб. Я расколошмачу этого заросшего паутиной выскочку, заставлю его съесть подошву собственного сапога! Но это только начало. Потом я объявлю войну всему миру. Вперёд, вперёд к окончательной победе!"
   Все слуги вскочили, стали на руки, задрыгали в воздухе ногами и взревели:
   - Ура набобу!
   Так у них было принято приветствовать Тур-Боб-набоба.