Петров Михаил. Гончаров и стервятники

   Борис согласно кивнул.
   Я осторожно выглянул в проем разбитого окна. Внизу собралось человек шесть, но подходить к телу никто не решался. Пока просто стояли, соизмеряя положение тела и расстояние до нашего окна, но милицию, очевидно, уже вызвали.
   Отстраняясь от окна, я боковым зрением увидел, как к стоящему недалеко от подъезда красному "жигуленку" метнулась женская фигура. Я насторожился.
   - Ключи! - заорал я, выворачивая Борисовы карманы. - Сбежала, сука, закончил я уже на лестнице. А вылетев из подъезда, увидел только красный хвост "шестерки" с включенным правым поворотом.
   По закону свинства, первый ключ оказался не тот, и я чуть не сломал его, когда вытаскивал.
   Со второй попытки я проник в машину, врубил двигатель и с правым поворотом вырвался со двора.
   "Шестерка" оторвалась прилично, метров на триста - четыреста, и шла хорошо, обтекая попутные помехи. Двигалась она от центра и, наверное, к выезду из города. Удачно проскочив два светофора, она здорово вырвалась вперед, и я, игнорируя запрет третьего, пошел на красный свет, чудом увернувшись от мусоровоза. Дальше дорожное полотно расширялось до двухстороннего восьмиполосного проспекта, и тут кротовская "Волга" оказалась в своей стихии. Довольно урча, она шла, чуть покачивая бедрами.
   Как я и думал, девочка рвалась вон из города. На трассе она осмелела, укрепив стрелку на отметке сто тридцать километров. Это меня не волновало. "Волга" могла больше. Я и стал подтягиваться.
   Видимо, Ирина узнала машину, потому как, резко подрезав путь "Икарусу", "жигуленок" начал быстро уходить, а я едва не влетел в вонючий икарусовский зад. Но дальше дорога была относительно свободной, и я опять начал накрывать беглянку.
   Теперь осталась чепуха - остановить "шестерку". А вот как это сделать, я не знал! Бить чужую машину? У меня не было денег заплатить даже за разбитое стекло. Загнать ее на обочину? Для этого надо ободрать все бока, а то и похуже. Ждать, пока у нее кончится бензин? У меня у самого полбака, и нет гарантии, что я не остановлюсь первым.
   Для пробы я обошел ее, сигналя остановку. Но с таким же успехом я мог сигналить близлетящим крикливым воронам...
   Так мы шли несколько километров, вихляя по шоссе, шарахаясь от тяжелых машин, заставляя легкие шарахаться от нас. Нужно что-то предпринять, и я решился. Обойдя ее в очередной раз, я подрезал и притормозил, с удовлетворением отметив, что она врюхалась в мой багажник по уши. Оторвавшись снова, я через несколько километров заметил долгожданный пар под капотом "жигуленка". Теперь оставалось немного: ждать, пока заклинит двигатель. И тут Ирина свернула на правый проселок, который я пролетел раньше. Задним ходом я сдал до проселка и опять начал преследование. Пар из ее машины валил, как из паровоза, и все закончилось гораздо быстрее, чем я думал. Из-за паровой завесы она не заметила кучу не разровненной еще щебенки на обочине и с размаху влетела в нее.
   Когда я подошел к машине, девица ревела и материлась, запершись изнутри. В свободно болтающемся багажнике я нашел массивный баллонный ключ и не спеша, аккуратно выбил боковое стекло "жигуленка" - с ее стороны. И немедленно в меня полетел плевок. Вытерев с ковбойки белый сгусток, я попытался изнутри открыть дверцу. И тут осатаневшая баба меня укусила, точнее, она откусывала часть моего предплечья старательно и целеустремленно. Тогда свободной рукой я взял ее за волосы и стукнул затылком о край дверцы. Зубы наконец отпустили мою руку, и я, открыв машину, вытащил эту тварь на дорогу, дотянул до "Волги" и там накрепко привязал к переднему пассажирскому сиденью.
   Очнулась она минут через десять. Все это время я отдыхал на заднем автомобильном диване, прикидывая, какие вопросы и в каком порядке следует задавать.
   Но сначала я вернулся к "жигуленку", внимательно обследовал бардачок и защитный козырек от солнца, но никаких документов не обнаружил. Лишь на заднем сиденье лежала дамская сумка. Основательно обследовав ее, я обнаружил четыре золотых червонца, как близнецы похожих на тот, что мне передал Чистов, газовый баллончик, две связки ключей и всевозможные женские безделушки.
   Вернувшись, я закурил. Сидел и раздумывал, не слишком ли сильно я трахнул даму головой о дверцу. Тронув саднящее плечо, подумал, что как раз в меру.
   В нашу сторону с шоссе повернул колесный трактор с тележкой. Это было явно ни к чему, и, запустив двигатель, я выбрался на трассу. Проехав в сторону города около двух километров, я свернул на грунтовую дорогу и углубился по ней до березовой рощи. Краем глаза я заметил, что тварь очнулась. Загнав машину в тень, я резко ткнул пассажирку большим пальцем под ложечку. Она взвилась от боли, открытым ртом ловила неподатливый воздух, а потом заревела белугой:
   - Помогите!
   - Заткнись, сука.
   Решив, что увертюру можно считать оконченной, я сгреб ее за волосы, повернул к себе и, внимательно-ласково глядя ей в глаза, почти вежливо попросил:
   - Заткни рот, или я тебя здесь закопаю, благо никого нет.
   Она затихла, затравленно глядя на меня. А я, переместившись на заднее сиденье, накинул ей на шею длинный конец опутывавшего ее нейлонового шнура и захлестнул под подбородком петлей. Она забилась в беззвучном ужасе, а потом взмолилась, торопливо глотая слова и слезы:
   - Не надо... Не надо... - Голос ее вдруг ушел вниз, куда-то на контроктаву: - Я все расскажу, пощади-и-и-те...
   Я опять перебрался вперед, немного отпустил удавку, и Ирина без сил откинулась на подголовник:
   - Дайте покурить.
   Я зажег сигарету и сунул ей в губы. Подождав немного, выбросил бычок в окно.
   - Я жду. Все подробно и по порядку. С самого начала.
   Она закрыла глаза, собираясь с мыслями, и зашелестела бесцветным и равнодушным голосом:
   - А начало было давно, так давно, что и вспомнить трудно. С Борькой я встречаюсь уже лет пять: еще при жизни матери. Она меня любила. Даже как-то невесткой назвала. А я, дура, уши развесила. Прошло полгода, и разлюбил меня "миленок". Другую нашел. Потом еще и еще, потом опять со мной. Так что мы с ним раз пять заново знакомились.
   И с каждым разом я себя больше и больше ненавидела за то, что опять безвольно иду на повторение этой связи. Ненависть к себе росла, злоба к Борису, но то была бессильная злоба, потому что реально отомстить ему я не могла: он был обеспечен, всегда при деньгах, всегда при друзьях. Блистал остроумием и эрудицией. Я же - вечная неудачница с дырявым кошельком, без роду и племени. Бедная родственница такой же безродной Валентины. Борьке некого трахать - мне в театр звонит. Я лечу на крыльях, презирая себя и ненавидя его.
   Когда у меня появилась мысль о преступлении? Сказать трудно. Конкретной и ясной она стала месяц назад. Но к этому все шло постепенно. Начнем с того, что года два назад, просматривая кротовский семейный альбом, я поразилась своим сходством с молодой Борькиной матерью. Было достаточно двух-трех деталей, нескольких штрихов - и можно было играть роль.
   Смеясь, я хотела продемонстрировать это Борису. И вот тогда впервые какое-то смутное чувство остановило меня. Как если бы в картах желание удержать козырь. Я абсолютно тогда ничего не планировала, не предполагала. Так, смолчала, и все. Но это был первый неясный толчок.
   Год назад, при этом дурацком перезахоронении монет, я узнала, что у Кротовых есть деньги, и немалые. Ну есть и есть. Мне-то что! Хотя, отослав Бориса на кухню, достаточно хорошо видела сквозь матовое стекло и неплотно прикрытую дверь, куда были помещены червонцы. Но и тогда никакой мысли завладеть ими у меня не было.
   Появилась она с месяц назад, когда Борька снюхался с практиканткой и дал мне полный отвод. Да и я к этому времени другая стала, уже полгода Генка продавал меня иностранцам за баксы, еще и сам пользовался, скот. Он не выживет? - Она тревожно передернулась.
   - Не должен, - ответил я не вполне уверенно. - Продолжай.
   - Борис уехал в тайгу, а я рассказала обо всем Генке.
   Я хорошо имитирую голоса, мечтала стать актрисой. Так вот, раз в два-три дня я звонила Андрею Семеновичу и, подражая голосу его жены, говорила всегда одну и ту же фразу: "Забыл ты меня, Андрейка, совсем забыл". Я чувствовала по его голосу, что он на грани приступа, ну а про его гипертонию и ишемическую болезнь я знала хорошо. И знала я, когда придется ставить на старике точку, я поставлю ее аккуратно.
   Фотографию Нины Алексеевны (так ее звали) я выкрала давно, и теперь по вечерам, после работы, я часто гримировалась, совершенно копируя оригинал. Генка тем временем досконально изучил подъезд и чердачную площадку. Платье шила сама, ориентируясь по ее фотографиям и журналам мод шестидесятых годов.
   В общем, все было готово, кроме алиби, а без него соваться в эту авантюру было безумием. Помог опять-таки театр. Сцены застолья за кулисами разыгрывались именно так, под фонограмму. И этого пачкуна-соседа подселили мне как нельзя кстати. Оставалось одно: найти звукооператора из людей не очень щепетильных, а у нас в них недостатка нет. За пятьдесят баксов спектакль отлично провела знакомая путанка.
   В день годовщины смерти Нины Алексеевны мы пришли в дом Кротова.
   Да! Первая накладка случилась на чердаке. Надо же было там оказаться этому мужчине. Бедняга. Я не желала его смерти; больше того, хотела отменить весь спектакль, но этот мясник распорядился по-своему. Тогда до меня начало доходить, что ввязалась я в жуткую историю.
   - Ты не ввязалась, тварь поганая, ты организовала.
   - Пусть будет по-вашему. Мне ничего не оставалось, как заканчивать начатое, иначе бы и со мной он проделал то же, что и с бомжом. Я подошла к кротовской двери и позвонила. Свет был заранее выключен, и видеть меня в глазок старик не мог. У него оставалась только одна возможность ориентация на голос. А голосом я владею.
   На его вопрос ответила: "Открой, Андрейка".
   Он открыл. Я улыбнулась, протянула к нему руку и сказала фразу, которую репетировала уже сотни раз: "Ну вот я и пришла, Андрейка". Старик рухнул на пол. Мертвая гримаса исказила лицо, но был жив один глаз, и он не хотел умирать. Старик пытался что-то сказать.
   Аккуратной точки у меня не получилось, а получилась вторая накладка. Меня охватила злость к этому человеку. Я подтащила его поближе к трюмо и с размаху толкнула на выступавшее ребро.
   Потом прошла в комнату и открыла тайник. Монеты были на месте, это чувствовалось по весу. Но сразу брать их я не хотела по двум причинам. Во-первых, надо замаскировать убийство под естественную смерть, а во-вторых, я не хотела делиться с Геннадием. А забрать монеты я могла позже, в любой момент, когда в доме будет много народу и подозрение распределится на всех.
   Генка моим доводам поверил с трудом. Но все же нужно было делиться. С ним шутки плохи.
   В понедельник я отправилась на похороны убитого мною человека... Покойный лежал в большой комнате, словно находился в почетном карауле возле своего сокровища. Улучив минуту, я выхватила "Капитал" и чуть не заорала. Тайник был пуст. Он был легок, как обычный том такого формата. Сунув его назад, я обернулась. Покойный, казалось, улыбался ехидно и грозил пальцем скрещенных рук. Сославшись на плохое самочувствие, я тут же ушла. Генка в этот день чуть не убил меня. Отвез на своей машине на озеро и там пытал. Он бы и убил, не пожалел, но для него это значило навсегда расстаться с монетами.
   Потом я четыре дня не могла ходить. И только на пятый встала и пошла к Борису, чтобы хоть что-то прояснить насчет золотых монет. Но они исчезли бесследно. Тогда мы с вами и встретились в первый раз. Жаль, что не в последний.
   - А кто звонил Борису по ночам?
   - Гена. Создавал психическое напряжение.
   - Дальше.
   - Дальше совсем плохо. Развяжите, курить хочу.
   Я помог ей вытащить правую руку. Ирина жадно затянулась несколько раз, проглатывая дым.
   - Дальше... Дальше нужно было искать пропавшие деньги, иначе Генка пообещал меня грохнуть. И грохнул бы, я не сомневаюсь. Ох, если вы действительно отправили его на тот свет.
   - Не я, а он сам, и заруби это себе на носу.
   - Ну да. Так вот, монеты нужно было искать. Их могли взять или тетка, или два дружка Кротова-старшего. Дружков я исключала, потому что опустошить копилку было делом не скорым, а они за все время были в квартире только раз, и то мимоходом.
   Оставалась Валентина. К ней мы явились ночью с субботы на воскресенье, позавчера. Я открыла своим ключом. Тетка спала, только спросила, кто пришел. Я ответила: "Спи, все свои". Мы прошли на кухню. Выпили коньяку и отправились в спальню. Там Генка включил свет и содрал с нее одеяло. Она закричала, ничего не понимая. Тогда он сдавил ей горло и сказал, чтобы она отдала монеты, которые утащила у Кротова.
   Валентина ответила, что не знает, где они, и что сама хотела бы это узнать.
   Наотмашь, тыльной стороной ладони я влепил пощечину этой твари, имеющей несчастье называться женщиной.
   - Я же ее пальцем не трогала и Генку отговаривала, а вы... вы... так...
   - Заткнись! Дальше!
   - Он ее долго мучил, а мне велел смотреть. Она только вскрикивала негромко и все твердила, что не знает, где деньги. Говорила, что их не было уже в первый день, когда она решила проверить "Капитал". Ну, связали мы ее и начали обыск. Все перевернули вверх дном, а найти ничего не можем. Совсем отчаялись. И тут в баночке с кремом, я там шпилькой ковыряла, нахожу золотой. Тут Генка вообще озверел. Стал утюгом ей спину прижигать, живот она рассказала, где еще три штуки. Одна была в электророзетке, под крышкой, а две другие - в поролоне диванных подушек. Говорила, что это подарок самого Кротова, а других она никогда в руках не держала. Просила нас: "Пощадите!" Потом рассказала, что монеты замуровала под кафелем на кротовской кухне, пока никого не было. Генка был доволен, и у нее вроде отлегло, думала, что оставят ее в покое. А Генка говорит: "Ну вот и умница, ну вот и хорошо", а сам убил ее...
   - Дальше!
   - Ночевали у меня, а с обеда уже караулили во дворе, когда Борис со своей женой уедет из дому. Вас там видели и этого дурачка, что потом к нам вперся.
   Я сжал пальцы, чтобы не ударить ее снова; знал, если ударю хоть раз, то не сдержусь.
   - Дальше!
   - Вы уехали в пять часов. Мы еще подождали минут пятнадцать, тут верзила куда-то потопал.
   - А если бы Борис никуда не уехал, то что?
   - Тогда бы мы ночью все равно пришли. Дверь я открыла ключом, что забрала у тетки. Сразу же принялись долбить этот угол, стамески мы принесли с собой. Долбили, кафель отдирали, а ничего нет. Около часа так провозились, и тут я поняла, что тетка действительно ничего не знала. А сюда указала просто потому, что больше не в силах была терпеть боль. Соврала, думала, мы оставим ее. Похоже, Генка это тоже понял. Он смотрел на меня тяжелым взглядом. Я подумала: сейчас и меня так же, как тетку.
   Только не на ту напал. В кармане куртки у меня лежал газовый баллончик, и я решила: еще один шаг, и я пускаю газ, но тут раздался звонок в дверь. Мы замерли, соображая, что делать дальше. Тихо подойдя к двери, я прислушалась.
   Звонок повторился, и хриплый голос заявил: "Открывайте, чего притаились? Сейчас милицию вызову". Я вытащила баллончик, и Генка одобрительно кивнул, забирая его. Он встал за дверью, велев мне открывать. Я открыла. Верзила слесарь пер как на буфет. Он уже был во внутренних дверях, и в руке у него торчал здоровенный ключ.
   "Кто такая, что тут делаешь? - И тут он узнал меня. - А как ты вошла?" - "Через дверь", - это ответил Генка и ударил газовой струей по глазам. Ну а дальше...
   - Дальше я знаю, - прервал я, вырубая режим записи на магнитофоне. Дальше я сделаю то, что не успел сделать твой ублюдок, то есть убью тебя за четыре человеческие жизни, и это будет справедливо.
   - Не имеешь права. - Она побелела. - Я должна рассказать всю правду на суде.
   - Магнитофон все расскажет. - Я вытащил кассету и перебросил ее на заднее сиденье. - Что касается суда, то он уже состоялся, а теперь перейдем к исполнению.
   Я блефовал, но она об этом не знала. Пусть почувствует, каково было ее тетке и троим мужикам. Я удобно взялся за удавку, для прочности намотав ее на кулак. Потом добродушно успокоил:
   - Да ты не бойся, дуреха, не больно будет, не то что твоей тетке.
   По салону пошел смрад. Она обгадилась. Успев подумать, что Борис Андреевич Кротов будет недоволен, я выскочил из салона, открыл настежь дверцы. Она вывалилась из кабины, как гнилой зуб изо рта.
   - Приведи себя в порядок. Сейчас ты сделаешь заявление в милицию, расскажешь все, что услышал я.
   Она торопливо и согласно закивала.
   * * *
   В дежурной части сидел знакомый офицер и при нашем появлении брезгливо сморщил нос, отодвигаясь.
   - Что это от вас несет, Костя, никак обделались?
   - Издержки производства, старина. Эта женщина хочет добровольно признаться в убийстве Кротова и своем соучастии еще в трех, вами, как я полагаю, не раскрытых. Привет.
   - Постой, тебя Артемов ищет.
   - Не сейчас. - Я поспешно выскочил за дверь, надеясь поскорее исчезнуть с глаз долой. Уже садясь в машину, увидел, как из подъехавшего только что "уазика" вываливается вся компания, так поспешно оставленная мною два часа назад. С ними были Артемов, два оперативника, эксперт и дежурный следователь. Я понял: уйти от них нет никакой возможности, и поплелся следом, прихватив магнитофонную кассету. Но мысли мои работали в одном направлении: как скорее от них отделаться. Выход был один - говорить правду. Я и рассказал правду, утаив только несколько малозначащих эпизодов, бросающих легкую тень на мой моральный облик.
   - Закрыть бы тебя, - мечтательно сказал Артемов. - И видик у тебя подходящий.
   - За что же? - Искренности моего удивления не было границ. - Да и разрешение нужно.
   - А без разрешения - на пару суток, сортиры бы пока почистил, а то загажено все у нас...
   - Хватит, - брезгливо и властно прервал его Чистов с монументально застывшей шеей. - Очищайтесь лучше сами. Мы свободны?
   - Идите пока. Но подписку о невыезде оформите. У кого все-таки монеты? У тебя, Чистов?
   - Не у тебя, а у вас. - Совсем не ворочая шеей, он повернулся всем корпусом и тяжело посмотрел на Артемова. - Оперился, птенчик? Вижу, оперился, а крылышки еще слабенькие, и щебет бестолковый.
   И вновь тяжело развернув туловище, Чистов первым пошел к выходу.
   - У кого монеты, у кого монеты? - язвительно продолжал он в машине. Сам прекрасно понимает, к кому надо обращаться, да кишка тонка. Хотя, с другой стороны, не мог Князев за те несколько минут, что находился в доме покойного, извлечь из тайника монеты.
   Но я уже все знал и прикидывал, как бы артистичней вернуть им эту фальшивку.
   Борис совсем расклеился при виде разбитой машины, а известие о фальшивом отцовском кладе тоже настроения не поднимало. По-моему, он не поверил и сейчас подозревал Чистова. Нужно было окончательно ставить на этом деле точку.
   Фигуры я расставил так.
   Чистова я подбросил домой. При этом я доходчиво вдолбил ему, что нужно говорить Князеву, если тот позвонит, а позвонить он должен. Потом, попивая у Бориса кофеек, который нам подливала собственными ручками его все еще не жена, я детально прогонял весь его предстоящий разговор с Князем.
   - А может, зря все это, если монеты фальшивые, а убийца найден?
   - Не зря, Боренька. Чистова надо отмыть от твоих подозрений. Но хуже от этой попытки не будет. А если она сработает, может, что-то прояснится насчет подлинных царских монет. Звони.
   Еще раз прокрутив в голове предстоящий разговор, Борис наконец набрал номер.
   - Але, будьте любезны, пригласите к телефону Степана Ильича. Да. Скажите, беспокоит Борис Кротов. Благодарю вас. Степан Ильич, добрый вечер. Узнали? Да вот решил позвонить. Ага, привалило мне. Да нет, клад отцовский все-таки нашел. Да нет. У Валентины отродясь его не было. Нет, нет. Убийц нашли. Двое их было. Ага. Нет, в стене на кухне. Убийцы искали, но надо было чуть правее. Все как есть. Да вы приезжайте. Все расскажу. Да. Сейчас и Чистову позвоню. Все соберемся. Сегодня ведь девять дней... Почему не надо? Ну хорошо. До встречи. Через час.
   Борис положил трубку и вытер пот.
   - Не знал, что это так сложно. Тяжелая это штука - провокация.
   Мы молча выпили. И занялись делом. Обшарив все карманы старой одежды, Борис с не женой нашли около тридцати гривенников. Еще бы десяток. Но больше не было.
   - Боря, в каждом уважающем себя доме существует копилка для мелочи. У меня, конечно, ее нет, но у вас должна быть.
   - Копилка есть, да ее не открыть. Вон она. Отцу эту бульдожину из Германии вроде лет пять назад привезли. Саксонский фарфор, работа тончайшая. Отец тогда сказал, что разобьем ее только после того, как нашпигуем монетами до макушки. Да вот не получилось до макушки.
   - Ладно, давай сколько есть!
   Борис снял с полки пустой том Карла Маркса и старательно начинил его имеющимися монетами. Вес его увеличился, но разница удельного веса меди и золота чувствовалась даже моей неопытной рукой.
   - Не пойдет, - категорично заявил я. - Олово или свинец есть?
   - Вроде бы олово. В чулане посмотрю.
   Он вернулся с круглой тяжелой колбаской металла, и мы, расплющив ее, воткнули в Марксово чрево. Получилось то, что надо.
   Борис оценивающе взвесил "Капитал" и одобрительно хмыкнул:
   - Тяжелее, чем был раньше. А ведь в принципе у семидесяти монет и вес должен быть семьсот граммов, если они золотые... Значит...
   - Значит, украденные монеты золотыми не были, - продолжил я его умозаключение.
   * * *
   Со времени звонка Князю прошло полчаса, и можно было связываться с Чистовым. Я набрал его номер:
   - Ну и что?
   - Как говорится, зверь бежит, и прямо на ловца. - Чистов жирненько хохотнул. - Звонил, звонил мне Князюшка. Про здоровье все спрашивал. Очень, видите ли, его моя печень сегодня забеспокоила. Потом невзначай спросил, что я думаю по поводу исчезнувших денег. Ну я, как мы договорились, рассказал ему, что они фальшивые, что я об этом давно знал, попросил его припомнить, с каким звоном стукнулась монета об пол, когда упала с кротовского подноса, как побледнел старик, когда я ее поднял. Очень Князь огорчился. Пообещал навестить на днях.
   - Отлично, - похвалил я его, подводя черту под разговором. - Глеб Андреевич, дальше, как договорились.
   - Понял, - ответил он, заканчивая разговор.
   - Так, други мои, сейчас, видимо, опальный князь явится, чтобы забрать клад убиенного. Боря, постарайся выглядеть скорбящим, но счастливым дураком, нашедшим наконец бабки. Тебе это нетрудно сыграть: они тебя за такого и считают. А вы, Оленька, совершенно одурев от счастья, с почтением смотрите в рот и тому, и другому. Сейчас идите, приготовьте чего-нибудь на стол. Ведь поминки.
   Согласно кивнув, она ушла в теперь "свою" кибернетическую кухню с варварски разваленной стеной.
   - А ты, Боря, все же свинья, - вспомнил я гримершу и первую ступень ее падения, толкнувшую на преступление. - Ладно. Об этом позже. Теперь о главном. Как будет Князев забирать эти монеты достоинством в две копейки, я пока не знаю. Может быть, сегодня не будет вовсе, но рано или поздно он на это пойдет в силу своей алчности. Нам с тобой надо быть готовыми к этому сразу же. С горизонта я пока исчезаю. В коридоре имеются чудесные антресоли: полагаю, там можно удобно устроиться. Дверь в комнату не закрывай. Я вмешаюсь, когда это будет необходимо. Ольге не давай много говорить. Князек этот покрепче убийц будет. - Я взглянул на часы с амурами, где стрелки прямым углом стояли на девяти. - Насыпь-ка по пятьдесят, и я отбываю в свои апартаменты.
   Антресоли имели высоту под мой рост и метров двенадцать площадью. В них уместилась бы даже разложенная раскладушка, скромно прислоненная к стене, но на подобный комфорт я не решился, невзирая на всю свою усталость. Позволил себе присесть лишь на детские, еще, наверное, Борисовы, санки.
   Плана действий у меня пока не было, поскольку я не знал, что предпримет Князев, один он придет или с дуболомами. Я сидел и тоскливо думал, что частным сыщикам из сказочного холмсовского мира дедукции жилось куда как лучше: сиди себе у камина или в оранжерее и соображай в безопасности, шевели извилинами своего мозга.
   Не жизнь - малина. А если Князев придет с дуболомами, меня опять будут бить или убивать, а это совсем грустно. Опять я рискнул своей шкурой и ни хрена, кроме неприятностей, не заработал. А неприятности будут, потому что Артемов очень уж плотоядно на меня глядел. Борис Андреевич денег больше не даст или даст тысяч пятьдесят, вот все, что я поимею, представив смету расходов, короче - "Плохо жить на свете пионеру Пете".
   Мысли текли скучно и уныло. Я уже ругал себя: на кой черт мне нужен этот спектакль по выявлению фальшивых монет, по обнаружению несостоявшегося вора или там мародера. Задачу свою я выполнил. Мог бы сейчас спать дома, думать, чем накормить верного кобеля Студента. А если бы позвонил, то мое ложе разделила бы Алена...
   * * *
   В дверь позвонили. Я встрепенулся, собрался, каменея напряженными нервами.
   Возле навеса антресольной двери удачно светилась щель, дававшая обзор прямо на вход. Выключив свет, я припал к ней.
   Открывал Борис. Даже со спины становилось ясно, что актер он никудышный. Взявшись открывать замки, долго возился, с дохлой улыбочкой кивнул мне, приглашая включиться в игру. А я уже включился в нее, как только звякнул звонок.
   Хорошо, что Князев играл сам. Скорбный, он вошел в квартиру, поставил "дипломат" и отечески взял Кротова за плечи:
   - Боря, поверь, я не меньше тебя убит и раздавлен безвременной кончиной твоего отца. Всем нам будет его не хватать. И все мы безмерно потрясены его преждевременным уходом. Но... Борис, все живое должно жить. Не нами это сказано, не нам это оспаривать.