Петрушевская Людмила. Девочки, к вам пришел ваш мальчик (сборник)

   Катя. Хочет сходиться.
   Скорикова. С тобой?
   Катя. Ты что!
   Скорикова. А меня откуда знает?
   Катя. Я посоветовала.
   Скорикова. Ты видишь, сейчас некогда. Я зайду. Баранова, Сулимова, вам на двоих одна партия, вернуть.
   Катя (робко Саше, который все время отворачивается). Здравствуй!
   Саша. Уезжаю.
   Катя. До свидания.
 
   Катя отходит, держа в поле зрения Лору, которая уже встала в хор. Скорикова там же, раздает партии.
 
   Станислав Геннадиевич. Мы, Московский хор, рады приветствовать Дрезденский хор! Аплодисменты! (Хоры хлопают, здороваются.)
 
   Входят Лика и держащая ее под руку Эра. У Эры на руке зеленое пальто. Лика в шинели.
 
   Лика (самозабвенно кидаясь к Саше). Я, старая дура, все поняла! Я мчалась, чтобы тебе сказать… Саша, ты был прав. Я еду с тобой.
 
   Саша испытывает неловкость.
   Я решилась!
   Саша (с досадой). Мама, я говорил тебе, там восемь метров.
   Лика. Что мне восемь метров! Уж жены-то ехали декабристов, я не понимаю, что матери сидели как пни! Сибирь! Что мне Сибирь! Я и в Березай поеду! Умру хоть по-человечески, рядом с тобой…
   Эра (уже не первый раз). Мама, переоденьтесь, нате пальто, неудобно!
   Лика. Я не могу здесь оставаться, мою сестру выгнали. Если я порядочный человек… Я должна уйти из дома!
   Саша. Мама, у меня почти двое детей…
   Лика. У тебя почти пятеро, но это неважно. Тебе это всегда было раз плюнуть, неважно. Я все решила! Едем. Естественно, без Эры я не могу. Она тебе не помешает. Эра, становись на колени! (Бросается на колени.)
 
   Саша и Эра кидаются ее поднимать, Лика целует руки Саше и Эре.
 
   Станислав Геннадиевич. Бетховен. Девятая симфония! Финал! Обнимитесь, миллионы!
 
   Галя Баранова поднимает руку в антифашистском приветствии. Руководитель Дрезденского хора подошел к ней, сам поднял кулак и пожал ей руку. Два хора поют. Саша и Эра стоят над Ликой, которая не желает вставать с колен и мотает головой.
 
   Конец

1984

Чинзано

   Действующие лица
 
   Паша
   Валя
   Костя
 
   Вечер. Пустая комната. Два стула, подобранных на свалке, садовая скамейка, ящик из-под конфет – большой и чистый. Входят Паша, Валя и Костя.
 
   Паша. Как нашли, сносно?
   Костя. Мы тебе, Паша, мебель привезли. В трамвае сняли сиденье.
   Паша. Сенк’ю.
   Валя. Костя вынес. (Смеется.)
   Паша. Сюда, прошу садиться.
   Валя. В общем, мы-то с Костей уже повстречались на выходе с работы, сюда не знаю зачем понадобилось ехать. Все можно было там устроить.
   Костя. Ехал в такую даль. Сядь, посиди.
   Паша. Старик! Сначала о деле. (Косте.) Деньги с тобой?
   Костя. Со мной.
   Валя. Ну, старики, мне надо. Быстро закончим, я поехал.
   Паша. Погоди, не до тебя.
   Валя. Деньги мне отдай. Как не до меня?
   Паша. Да отдам, но не сейчас же.
   Валя. Костя, передавай мне деньги, как условились. Надо было отдать раньше, я предвидел, что все так получится.
   Костя. Не расстраивайся.
   Паша. Старики, внизу дают чинзано. Лучшее из всего, литр. Хочу взять домой три бутылки, надо позарез. В таком случае, Валя, я так или иначе десять рублей потом тебе добавлю. Мне домой вино надо.
   Валя. Другой разговор. А куда домой-то?
   Паша. Туда домой, в первый городок.
   Валя. Ты что, здесь не живешь?
   Паша. Временно.
   Валя. Временно живешь или временно нет?
   Костя. Сегодня здесь, и всё.
   Валя. А вообще где?
   Паша. Сейчас еще нигде пока уже опять.
   Костя. Старики, время. Ехали сюда с Валей (достает деньги, отсчитывает две десятки) долго.
   Паша. Тут хватит на шесть. Я тогда с вашего разрешения пять возьму домой. Пять мне тогда на все хватит… Чинзано все окупит! Валя, буду должен, стало быть, двадцать рублей.
   Валя. Паша, чего ради я тогда ехал в такую даль? Спрашивается.
   Паша. Я тебя сегодня не звал.
   Валя. Извини, старик, нехорошо.
   Паша. Извини, старик. Но тебе мало, что я отдаю тебе тридцать? Ведь такое дело: чинзано.
   Валя. Хорошо, но одна на мою долю.
   Костя. Договорились, чудесно.
   Валя. Скорей, мне пора. Где у тебя тут сортир?
   Паша. Попудриться? Направо вторая дверь.
 
   Валя уходит. Костя достает деньги.
 
   Паша. Чего уж, давай все.
 
   Паша, не считая, сует деньги в карман и уходит. Возвращается Валя.
 
   Валя. Давай деньги-то. Тридцать.
   Костя. А я отдал всё Паше.
   Валя. Ну ты даешь. Ну, старик. Ты же должен был их передать мне.
   Костя. Я тебе должен был их передать до праздников. А ты – старик, туда-сюда, после праздников, уезжаю, туда-сюда. Вот тебе и после праздников.
   Валя. Я тебя не понимаю, старик. Не понимаю. Кому отдал? Кому? Паше? Зачем?
   Костя. Он мне их давал, я ему и отдал.
   Валя. Деньги-то мои!
   Костя. Ну и будут твои. Сколько-то погодя. Я тебе сказал еще на выходе с работы, так и так, Валя, на меня сегодня не рассчитывай, я еду Паше отдавать деньги. Ты что сказал? Что я, в пятницу буду как отщепенец, сказал ты. И поехал.
   Валя. Нет, старик, я тобой недоволен. Недоволен. С тобой происходит, я тебе не говорю, потому что ты и сам мне это неоднократно говорил, что ты падаешь все ниже и ниже.
 
   Костя обнимает Валю.
 
   Ну, не ожидал, нет.
 
   Костя целует Валю.
 
   Отвал!
   Костя. Сейчас выпьем. Он принесет. Он принесет пять бутылок.
   Валя. Одну я возьму домой. Нет, две. В конце-то концов.
   Костя. Кто говорит? Возьми две.
   Валя. Мои деньги.
   Костя. Вот тут ты глубоко неправ. Пока они не твои, а просто тебе их хотели до праздников вернуть, а ты не взял.
   Валя. Нет, ты не прав. Я специально сюда приехал, чтобы Паша отдал мне долг. Деньги-то ты вез? За чем же дело стало?
   Костя. Все точно. Но это не значит, что именно те деньги, которые я ему вез, он должен тебе отдать. Когда сможет, тогда отдаст. А как он отдаст то, чего у него уже (смотрит на Валины часы) в данную минуту нет? Чего нет, того не вернешь. Вот я не отдал ему пятьдесят рублей, потому что их у меня не было. Отдал сорок.
   Валя. Как не было?
   Костя. Праздники же были.
   Валя. Не понимаю отношения к чужим деньгам.
   Костя. Паша перед праздником буквально всучил мне эти пятьдесят рублей: отдай Вале. Я не хотел брать, отказывал, но Паша, памятуя свою слабость и не надеясь собрать больше такую сумму, просто приехал ко мне на квартиру, и, несмотря на то что Полина его не пустила, хлопнула дверью, он звонил десятки раз. Полина с Иваном высунулись, и Паша отдал им конверт – сказал, для Кости, здесь пятьдесят рублей. Иван рассвирепел, как всегда, и крикнул, что у них такие не проживают. Но, как умный старик, он от пятидесяти рублей не отказался и при нем пересчитал даже. Раз, подумал, Паша с чего-то принес пятьдесят рублей, значит, было какое-то подсудное дело, иначе Паша бы, без суда то есть, не стал бы приносить. Я прихожу затемно, Полина спит, все спят, на столе лежит конверт с запиской, привет от Кольцова. Утром я не стал к завтраку вставать, думаю, пусть разойдутся. Они за столом мое имя не поминали, только Иван выступал все время, что Владику надо купить шубу за полсотни, как раз полсотни, денег нет, вернее, деньги есть, но у такого человека, который не постесняется у родного ребенка на зиму шубу украсть. И на питание не дает. Владик спрашивать не стал, у кого его шуба, а Света спросила. Светка все время Ивана подначивает. Таким детским голоском: дедушка, а кто у нашего Владика шубу украл? За столом воцарилось напряженное молчание, а я сплю за загородкой, подушка на ухе. Владик сказал Светке, что папа украл, а Светка не ожидала, ей надо было всегдашний спектакль разыграть. Но не тут-то было, Владик, молодец, прикрыл диспут. А то обычно Иван им задает загадку: нет, говорит, Светочка, тебе сегодня сливок и сухой колбасы для Владика, один человек твою черную икру вкупе с красной и белой на вино израсходовал. Света счастлива: кто это? Кто этот человек? А тот, отвечает дед Ванька, который вчера пришел пьяный к нам в дом. А кто к нам в дом вчера пьяный пришел, спрашивает далее Светка. Тут все молчат. Владик молчит, и торжествующая теща молчит. Полина мрачнее тучи молчит, да и дед Ванька не отвечает. Представляешь?
   Валя. Ты говоришь! А вот у меня еще того лучше…
   Входит Паша с двумя портфелями.
 
   Паша. Самое смешное, что никого народу. Они всё больше тут употребляют красненькое да мордастенькое. Говорю: «Мне чинзано». А один около меня стоял, спрашивает: «А че это?»
   Костя. Сколько взял?
   Паша. Сколько договорились, мужики.
   Костя. А для Вали не забыл?
   Паша. Две.
   Костя. А неужели мне одну взял, не догадался?
   Паша. Больше.
   Костя. Слава богу.
   Паша. Ведь закрывался магазин, в том-то и дело.
   Валя. Ну а теперь…
   Паша. Айн минуту. (Выходит в кухню.)
   Костя. Он молодец. Потому что среди ночи опомнишься, сунешься, а нигде ничего. Помнишь, как у Кондакова пришлось с двух часов ночи чай пить?
   Валя. Ну!
   Костя. Чай такая вредная вещь. На почки действует, на сердце. Я утром домой пришел, пошел бриться перед работой, посмотрел на себя в зеркало. Ай! Лицо в зеркале не умещается.
   Валя. Ну!
 
   Приходит Паша с тарелочкой.
 
   Костя. Закусь?
 
   Паша достает из портфеля кулек и высыпает на тарелочку конфеты.
   Валя. Дорогие купил слишком.
   Паша. Для тебя мне ничего не жаль.
   Валя. Да?
   Костя. Из горла будем?
   Паша. Старики, анекдот: два вурдалака оторвали человеку голову, а один другого спрашивает: «Из горла будешь?» (Приподнимает ящик, вынимает полбуханки хлеба.)
   Костя. Еда.
   Валя. Отрежьте кусочек. Я с работы.
 
   Костя достает перочинный нож, аккуратно отрезает кусок.
 
   Паша (открывает бутылку). Костя, достань там еще два сверточка: сыру, колбаски нарежь.
   Валя. С ума сошел.
   Паша. Для тебя, Валя, купил.
   Костя. Старик, тут в одном свертке какие-то тряпки.
   Паша. Не то, все не то, дай-ка. (Забирает.) Вот, вот свертки.
   Костя. А я смотрю: в одном тряпки, в другом туфли.
   Валя. Продавать, что ли, нес?
   Паша. Ешь, дорогой.
   Валя. Пока человек ест, он не пьет.
   Паша. И ешь. Ну, мужичье! С приездом! И за мою маму!
 
   Пьют.
 
   Валя. Да, Костя, ты не досказал насчет десятки.
   Костя (с непонятной интонацией). А!..
   Паша. Какой десятки?
   Костя (с нажимом). Какой десятки?
   Валя. Он из этих пяти одну истратил, оказывается.
   Паша. А?.. Ну!.. (Радостно смеется.) А я ничего не могу понять. Считал-считал у кассы!
   Костя. Какая десятка?..
   Валя. Ты мне сказал, что десятку растратил.
   Костя. Какую десятку?
   Паша. Старики, выпьем!
 
   Пьют.
 
   Валя, ты ешь. Ты чего себе зубы не вставишь, быстрее есть будешь.
   Валя. Да все некогда. То одно, то другое. У жены в квартире мебель строю.
   Паша. У какой жены?
   Валя. У Ольги, у какой.
   Паша. Откуда?
   Валя. Им дали квартиру. С матерью. А мать вышла замуж к мужу. Ольга говорит, хоть раз в жизни по-человечески пожить, не с твоими родичами, и уехала с Алешкой. Алешка уже в детский новый сад ходит. Я теперь там каждый вечер.
   Костя. Как каждый? А вчера?
   Паша. А в понедельник?
   Валя. У Ольги там нет телефона.
   Костя. Понял. Родители считают, что ты у жены.
   Паша. А Ольга звонить родителям не будет?
   Валя. Ольга не будет. Она вообще говорит, что ей все надоело, вся эта семейная жизнь. Но мебель я строю!
   Паша. Говорит, пошел, значит, отсюда.
   Валя. Старик, не совсем. Не совсем. Она хочет, чтобы я с ними жил, и я не отказываю. Но мои родители как же? Они останутся одни на пятидесяти метрах на старость? Интересно, что же это, они на меня всю жизнь работали, а я теперь их брошу? Кто машину отцу водить будет?
   Паша. Покупает?
   Валя. Почти купил.
   Паша. Поездим. Поездим.
   Валя. Отца же, не моя.
   Костя. Но, с другой стороны, тебе и разводиться нельзя.
   Паша. Почему?
   Костя. Валя оформляется за границу.
   Паша. Куда?
   Валя. На кудыкину гору.
   Паша. В капстраны, значит.
   Валя. В ЧССР я был, в Болгарии, Золотые Пески.
   Паша. А я в Монголию оформлялся.
   Валя. Ну и как?
   Паша. У них штаты не расширили. Хотели расширить и не расширили. Не стали.
   Валя. Не оформили, значит. На тугрики много не купишь. У нас один малый оттуда привез жене немецкое меховое пальто. Белый мех, но без ватина. Она в ателье носила на ватин ставить. Выше пятнадцати градусов мороза нельзя. Каждый день слушает погоду и ругается, лучше бы кожи привез.
   Паша. Кстати, о женах: позвони, Константин, пойди.
   Валя. Кому?
   Костя. Дружининой. Но ее нет сейчас дома.
   Валя. Дружининой?
   Паша. Блондинка.
   Костя. Она к подруге поехала на день рождения.
   Валя. К кому?
   Костя. К нашей Смирновой из отдела.
   Валя. Надо туда поехать, мужики!
   Костя. Туда Паше нет допуска.
   Валя. Без Паши поедем.
   Костя. У меня тоже допуска нет.
   Валя. Ну что вы! Ну, так нельзя! У Смирновой так отлично. Баранью ногу подают.
   Костя. И джин, да. Но мы там прошлый раз с Пашей заночевали, так пришлось.
 
   Пьют.
 
   Сидели так на кухне, а потом из холодильника папашину настойку от давления выпили. Чекушечку. Внешне такая же, как старка. Не отличишь. Утром ехали в метро, у нас давление сильно упало. Или ихний скандал подействовал: самовнушение началось.
   Паша. Скорей всего. У меня точно от скандалов падает давление.
   Костя. Поспали на кольцевом маршруте, сколько пришлось. Заехали в депо, так неудачно. Сигналы долго подавали.
   Валя. Чем?
   Паша. Постукивали.
   Костя. Папаша Смирновой на нас кричал, что мы самоубийцы, что такое выпили, что он три раза в день принимает по две капли. Прислали за золото с Дальнего Востока. Резко снижает тонус.
   Паша. Шарлатанство все это. Моему папаше тоже привозили.
   Костя. Значит, это мы так расстроились просто. На работу не ходили, лечились долго потом.
   Валя. Тогда я схожу позвоню. (Ест.)
   Паша. Ешь, на твои деньги куплено.
   Валя. Ты мне ничего пока не отдавал. (Ест.)
   Костя. Кому ты хочешь звонить?
   Валя. Кому дозвонюсь. Сейчас вот поем… (Ест.) В Монголии, кстати, шерсть отличная. Поехал бы ты, Пашка, то привез бы своей Тамаре шерстяную кофту. Но что делать, раз не оформили. А то Тамара была бы довольна.
   Паша. Тамара? Да, с ней, старики, сурово. Я до двенадцати должен успевать домой, а то Тамара после двенадцати лишает меня супружеских ласк. Стало быть, я должен попасть на автобус двадцать три ноль две. Ну и до автобуса отсюда… полчаса как минимум.
   Костя. Тридцать пять.
   Паша. Если автобус двадцать три ноль две… То мне на жизнь остается здесь (смотрит на Валины часы) почти ничего. Валя, иди, звони.
   Валя. Но что интересно, ведь ты уже с ней разошелся.
   Паша. Правильно. Для того чтобы прописаться к старушке-матери в ее квартиру.
   Валя. Понимаю, может пропасть квартира? Мать-то старая.
   Паша. Откуда.
   Валя. Они все уже старые более-менее. К тому идет.
   Костя. Она у него сейчас в больнице лежит, да?
   Паша. Скоро забираю. Завтра.
   Валя. Завтра суббота, выписки нет.
   Паша. А я заберу.
   Костя. У нее малокровие?
   Паша. Выпьем за упокой.
   Валя. Дурак. Бросаешься словами. (Пьет.)
   Паша. Чем хорошо выпить: все уходит на задний план.
   Валя. Зачем уходить от реальности, если реальность такова, что мы просто любим пить, любим это дело, а не из каких-то высших соображений что-то забыть. Зачем все время прикрываться какими-то пышными фразами. Пьем, потому что это прекрасно само по себе – пить! Свой праздник мы оправдывать еще должны. Да кому какое дело, перед кем оправдываться?
 
   Костя целует Валю.
 
   Ну… А как твоя Тамара реагировала на развод? Что ты подал?
   Паша. Она сама подала. Еще раньше, чем я ей сказал.
   Валя. Значит, она сама… Это много лучше.
   Паша. Объюдно. Стороны пришли к объюдному решению.
   Валя. Так ты здесь живешь?
   Паша. Когда где.
   Валя. Стало быть, тебе не нужно никуда ехать, чего же ты тут рассчитывал время! И мне не нужно ехать. Костя, ты тоже, чего тебе, успеешь еще за свою загородку «осторожно, двери закрываются». Пьем, мужики! Доставай еще одну бутылку! Сколько, стало быть… тебе… две, мне… три, нет, четыре, а остальное выпьем!
   Паша. Иди, позвони-ка, времени уже в обрез.
   Валя. Какое в обрез!.. Ты же… Как это… Нигде не живешь. Никому не нужен ты.
   Паша. Если я опоздаю, меня лишат супружеских ласк.
   Валя. Каких супружеских?
   Паша. Ласк. Она просто дверь запирает в квартиру.
   Валя. Да какие у тебя супружеские! Это у меня супружеские да у Кости за загородкой… Кстати, Костя, ты у родителей по-прежнему ночуешь?
   Костя. Поругался.
   Валя. Нехорошо, старик! Глядишь, и переночевать негде будет!
   Костя. Поругался. Полина все говорит: «На кой нам их куры!» Придут навестить внуков, несут куру. На восемь человек. И действительно, придут. Обед давно без этой куры готов, давно бы сели, нет, они ее варить желают. Все холодное. А они, дураки, не понимают, что их благотворительность у Полины и у Ваньки одно раздражение вызывает. Полька меня просит: скажи им, не надо. Я сказал, мать расстроилась, отец капли принимал. Мы твоим детям, раз у них всё пропивают. И вот тебе, всё свернули на меня. Мать говорит, если вы с Полиной такая дружная семейка, и не ходи сюда ночевать, не стоит. А подумаешь! Да застрелитесь!
   Паша. После двенадцати ни одна машина в нашу сторону не ходит. Ни одна. Можно взять девочку, положить на шоссе и без помехи делать все что хочешь сколько хочешь раз. Так что надо спешить, надо торопиться. (Пьет.)
   Валя. А ты от Тамары еще не выписался?
   Паша. Выписался, осталось к матери прописаться, какие-то пустые формальности. Я тянул, но теперь всё.
   Валя. Правильно, пропишись, не ровен час, останешься без квартиры.
   Паша. Надо спешить! Торопиться! Я не успеваю на автобус!
   Костя. На автобус ты еще двадцать раз успеешь. Уедешь. Подожди еще пять минут, Валя сходит позвонит.
 
   Валя делает себе бутерброд и выходит.
 
   Костя. Ну, как у мамаши?
   Паша. Ей операцию по пересадке костного мозга надо делать. Срочно. Завтра же. Надо будет дать костный мозг, я дам. Я дам костный мозг завтра же, уже проверяли. Совпадает. У жены с мужем – нет. С ребенком еще может совпасть, а с женой – никогда. Не кровная, а тут кровная. Вот и все о’кей! Все будет о’кей. Выпьем.
   Костя. Ты сегодня к ней ездил, как?
   Паша. Ездил. Не спрашивай. Такие дела, что не спрашивай. Совсем белая.
 
   Пьют.
 
   Костя. У меня папаше все время плохо. Надо спросить у Смирновой, что мы тогда пили. Здорово снижает давление.
   Паша. Да, мы тогда царапались долго из вагона.
 
   Костя смеется.
   А как они, не согласны выделить тебе площадь?
   Костя. Мать говорит, что с Полиной все равно разойдешься и на нашу голову жить придешь.
   Паша. Наоборот! Если у тебя будет отдельная площадь, то ты разойдешься и будешь жить сам.
   Костя. Они сказали, что, во-первых, хотят умереть на своем месте, где привыкли. И знаешь, их очень дед Ваня, оказывается, поддержал, я не знал. То всё они не контачили, не контачили, а тут папаша позвонил Ваньке, и нашли общий язык. Да, представьте себе, сказал Ванька, старому человеку нельзя менять динамический стереотип и место жизни. Он от этого умирает очень быстро. А дело в чем? Полька тоже просит у своих родителей, чтобы они разменялись и выделили ей хотя бы однокомнатную квартиру. Мой муж, мне с ним жить и так далее. Нет, сказал Ваня, нам нельзя из-за динамического стереотипа. И они с моим папашей это дело обсудили и постановили. Да как, да что, да кто будет с детьми, они к внукам привязались. Понимаешь, они к моим детям привязались! Ты, Полина, одна не сможешь, Кистянтин тебя продаст у первой же будки с пивом.
   Паша. Да, ты уже говорил.
   Костя. Я тоже так, пусть живут как знают. Я пальцем не пошевельну для себя. Никому не желаю мешать жить. Не хочу судиться, разговаривать, чтобы они с машиной вещей отъезжали. Да пропади оно все пропадом. А я проживу. Они, не в силах ничего сделать, молча смотрят на мое падение, а я не падаю, я живу. Дети сыты, одеты, телевизор работает, как говорит дед Ванька. Да, в понедельник деньги дают, надо будет Владику купить валенки. Дружинина принесет своей дочки валенки за четыре рубля.
   Паша. Могла бы и за бесплатно. Так бы отдала.
   Костя. Она бы отдала, да я бы взял.
   Паша. Понятно.
   Костя. За это дело мне будет четыре рубля. Принесу валенки, скажу Полине: купил, вычти из питания четыре рубля.
   Паша. У меня тоже: Тамара привыкла, что я получаю рубль пять. Теперь тут мне повысили. Она меня спрашивает: Паша, ты рубль двадцать теперь получаешь? Я говорю, что ты… Да… Так и не узнала…
 
   Возвращается Валя.
 
   Валя. Бабушка сказала, что она через двадцать минут домой вернется. Звонила, что в дороге уже.
   Костя. Кто?
   Паша. Блондинка?
   Валя. Именно. Ирка Строганова.
 
   Пауза. Костя и Паша с укором смотрят на Валю.
 
   Костя. Она придет и все выпьет.
   Валя. Я ее видел на вечере встречи в этом году. Позвони, сказала, когда захочешь выпить.
   Костя. Она тут к нам приезжала с дочкой, дед Ваня сколько на стол выставил рябинового вина, столько она и приняла. У нас день рождения был у Светы. Два дня родня гуляла. До чего ее дочка на Семёна похожа! (Показывает рожу.)
   Валя. Ей не в армию идти.
   Костя. Ирка тут же за столом рассказала, что, откуда бы она ни приползла, как бы ни выпила, обязательно на ночь всю одежду своей девочки сложит, погладит для детского сада стопочкой. Родня была в восторге.
   Валя. Она кандидат.
   Костя. А так смешно получилось, что Семён со своей новой женой тоже приехал на день рождения Светы. Но только Ирка Строганова перепутала и приехала днем позже. Или не перепутала, а рассчитала. Скорей всего. Но это было воскресенье, так что за столом сидела вторая очередь родственников. А то бы две жены повстречались.
   Паша. Семён часы отдал?
   Валя. Какие часы?
   Костя. Да, с часами. Семён повел меня в пивбар в день зарплаты. Говорит: «Я своей новейшей жене должен отдать отчет в деньгах, так что мы с тобой выпьем, а ты мне часы дашь в залог. Я скажу, что купил у мужика за пятерку». Я снял часы.
   Паша. Это ты говорил.
   Костя. Да, проходит неделя, я отдаю Семёну деньги и спрашиваю, где часы. Он отвечает, что ремешок оборвался и часы он потерял. Ладно. В следующий раз мы встретились, он говорит, пойдем ко мне домой, у меня дома никого нет, жена рожает. Приходим, я смотрю: на окошке лежат мои часы. И правда, с оборванным ремешком.
   Валя. Что у тебя общего с этим человеком?
   Костя. Общего у нас то, что я его боготворю и им восхищаюсь. Пошли мы тут с ним в ресторан для иностранцев, открыто до трех утра. Там друг у Семёна стал метрдотелем. Пили до этого на какой-то посторонней свадьбе. Семён подружился там с музыкантами, мы сидели с джазом и пили наравне. Потом нас вывели, и тогда мы поднялись в бар для иностранцев и пили там до упора. Потом все ушли, мы с Сёмой разделись и пошли купаться в бассейн с золотыми рыбками. А Виталик, метрдотель, по краю бегает и кричит: «Парни, вы мне тут крепитесь, а то рыбки подохнут. Терпите».
   Валя. Ирка красотка была.
   Костя. Пьет много. Говорит, по обстоятельствам своим пьет. Семён ушел при тяжелых обстоятельствах, мать у нее умерла, дочь болела, а он взял и ушел.
   Валя. Что значит, пьет по обстоятельствам! Сама по себе хочет и пьет. Мы вот – хотим и пьем, а не из-за обстоятельств. Мне нравится пить, люблю я вас, товарищи мои.
   Костя. Вот у меня тут был малый лоцманский загул. Прихожу через неделю домой, ложусь, врач дает бюллетень с диагнозом: дисфункция.
   Валя. Кишечника?
   Костя. Нет. Всего… Дисфункция организма. Дал мне бюллетень, мы с Пашей пошли, встали в очередь. Давали шапки по тридцать рублей. Постояли и пошли: денег не было. Я позвонил двум-трем взять в долг. Паша позвонил разок, а потом мы от этой идеи отказались.
   Валя. А в чем выражалась дисфункция?
   Костя. Давление сто восемьдесят на сто десять. Первый раз померил, кстати. Но ничего, до двухсот пятидесяти у людей доходит, и живут. Как у моего папаши…
   Валя. Вспомнил! Еще кому позвонить.
   Паша. Блондинке?
   Костя. Помнишь, Паша, ту блондинку, с которой мы в метро познакомились? Рядом сидели. Я ей говорю: позвольте представить вам моего друга, Пашу Кольцова, поэт такой был. Она засмеялась. Не поверите, говорит, я тоже по паспорту Кольцова. Я говорю: не верю, паспорт. Предъявляет. Точно, Кольцова. Всё посмотрели: адрес, возраст – сорок лет.