Аргайл все еще рассматривал пейзаж, когда прозвенела сигнализация.
— Господи, только не еще один пожар, — пробормотал он.
Потом до него дошло, что это, должно быть, звонок, возвещающий о закрытии музея. Аргайл снова сбежал по ступенькам и пошел искать Флавию. Она стояла в главном зале.
— Где вы были? Я стою здесь уже несколько часов.
— Не говорите чепухи, мы пришли сюда двадцать минут назад. Я искал картину. Они перенесли ее наверх. Слушайте, он здесь, он преследует нас. Смотритель сказал, что кто-то еще интересовался картиной. Что будем делать?
Флавия сразу встревожилась от его взволнованного тона.
— Кто здесь?
— Бирнес.
— Но с картиной ничего не случилось?
Аргайл покачал головой.
— Хорошо. — Флавия походила кругами по залу, задумчиво потерла подбородок. — У нас нет выхода, — решительно заявила она. — Оставлять картину без присмотра до завтрашнего дня слишком рискованно. Идемте.
Она двинулась вперед.
— Куда вы идете? — спросил Аргайл, едва поспевая за ней.
— Всего лишь в туалет. Не бойтесь.
Нога Аргайла потеряла всякую чувствительность. Он слегка пошевелился, пытаясь устроиться поудобнее.
— Вы не могли придумать чего-нибудь получше? — капризным тоном спросил он.
Флавия сидела на его колене.
— Тише. По-моему, лучше места не найти. Они уже осмотрели все помещения и больше не придут. Теперь нам нужно просидеть здесь часа три, и тогда можно будет выйти.
— Три часа? Да мы здесь уже несколько дней. Вам-то хорошо, вы сидите себе в тепле и удобстве на моем колене, а я прикован к этому чертову унитазу. И вообще, если бы вы меня предупредили, я бы как следует поел. Я хочу есть.
— Перестаньте жаловаться! Вы все время скрытничаете, почему я должна вести себя иначе? И я предлагала вам поесть. Ну ладно, я купила кое-что в магазине.
Она опустила руку вдоль унитаза, подняла с пола свою сумку и вытащила из нее шоколадку.
— Почему вы так уверены, что не сработает сигнализация? После того, как нас арестуют, нам будет очень трудно найти общий язык с администрацией музея. Не проще было сразу предъявить ваше удостоверение и попросить официального разрешения исследовать картину?
— А через несколько часов об этом узнала бы вся Италия, да? Вы же знаете, люди искусства не способны держать язык за зубами. К тому же до завтра картина могла бы исчезнуть. Не бойтесь, нас не поймают. Охрана обходит здание лишь один раз, я прочитала внизу расписание дежурств. А сигнализация установлена только на входе и выходе. Видимо, они считают, что преступник обязательно попытается выйти из здания. А мы не будем выходить. Мы просто исследуем картину, дождемся утра, покинем музей вместе с первыми посетителями и позвоним Боттандо. Картина никуда не денется, поэтому никто ничего не заметит.
— Нам придется провести здесь всю ночь? — в ужасе прошептал Аргайл. — В женском туалете? А почему не в мужском?
— Ну уж нет. Мужчины — грязные животные.
Аргайл мрачно поедал шоколад.
— А может, нам просто забыть о Мантини? — с надеждой спросил он, пытаясь вернуться к первоначальному плану. — В конце концов, ведь Бирнес уже здесь, этого достаточно. Мы можем удрать в отель, позвонить Боттандо, дождаться ареста Бирнеса и утром вернуться в Рим.
Аргайл доел шоколадку, и только тут до него дошло, что он ни кусочка не предложил Флавии.
— А почему вы решили, что это Бирнес? Смотритель не давал вам его описания.
— Ну, — неуверенно произнес Аргайл, — я полагаю, это он. Просто если подумать, то больше некому…
— Ничего подобного. Мы знаем, что кто-то спрашивал про картину, но Бирнес меньше всего подходит на эту роль, ему ведь ничего не известно про Сиену.
При этих словах Аргайл заерзал под нею. У Флавии возникло страшное подозрение, и она остановила на нем тяжелый взгляд.
— Джонатан?! Что вы опять натворили, черт вас возьми?
— Ну, я просто подумал, что… ну… в общем, я сказал ему.
Флавия в изнеможении прислонилась головой к холодной керамической плитке.
— Зачем? — слабо промолвила она, когда немного пришла в себя.
— Мне показалось это хорошей идеей, — признался Аргайл. — Ведь чтобы найти преступника, недостаточно найти картину. Вот я и подумал: если скажу Бирнесу, он попытается что-нибудь предпринять. Он примчится в Сиену, и как только въедет в город, полиция арестует его.
— А вам не пришло в голову поставить меня об этом в известность раньше? У вас провалы в памяти? Это такая незначительная деталь, о которой можно забыть?.. Ну, вы — редкий тупица…
— Конечно, я не забыл! — громко запротестовал Аргайл, обиженный тем, что его план не оценили по достоинству.
— Не смейте повышать на меня голос.
— Ах, вот как? Это начинает мне надоедать, — продолжил он уже спокойнее. — Все, что я ни делаю, воспринимается вами как доказательство моей вины. Вы постоянно мне перечите, грубите и считаете себя умнее всех. Конечно, при таком отношении я не мог вам ничего сказать. Вы бы просто заперли меня. И кстати, если сейчас мы попадем в переделку, то в том числе и по вашей вине. Если бы вы не считали себя умнее всех и хоть немного доверяли мне, я, возможно, не был бы так скрытен. И кроме того…
— О нет, только не говорите этого. Я ненавижу, когда вы так говорите. Что «кроме того»?
Аргайл уже пожалел о своих словах.
— Кроме того, — неохотно продолжил он, — я не так уж уверен, что это картина, которая нам нужна. Скорее всего это она, — заторопился он, не давая Флавии вставить слово, — но чтобы удостовериться, мне нужно сделать несколько соскобов краски.
— Боже сохрани, — тихо пробормотала Флавия. — Мы и так уже нарушили закон, и, возможно, напрасно. Боттандо спит спокойно в Риме и ничего не знает. Так теперь еще выясняется, что вы заманили сюда убийцу и даже не позаботились о нашей безопасности. Отлично. Грандиозный успех.
— Я позабочусь о вашей безопасности, — галантно произнес Аргайл.
— О-о, спасибо, мистер. Это меня очень утешает. — Она могла бы и дальше продолжать в том же духе, просто посчитала ниже своего достоинства тратить красноречие на презренного англичанина.
Аргайл погрузился в угрюмое молчание и тупо поедал содержимое сумки Флавии. Она запаслась таким количеством еды, словно готовилась к осаде. Он с отчаянием мял в руках сигарету. Вряд ли теперь удастся исправить их отношения. А как славно все начиналось! Может быть, потом, когда картина найдется, все забудется и простится. Аргайл по-прежнему гордился своим планом и чувствовал себя немного обиженным, оттого что Флавия его не оценила.
Когда она наконец решила, что можно выходить, понадобилось десять минут, чтобы оживить его ногу. Когда Аргайл попытался ступить на нее, она подогнулась, и он упал, свалив большое металлическое ведро с туалетным ершиком. Ведро с дребезжанием покатилось по полу. Они молча смотрели, как оно докатилось до угла и там остановилось.
— Ради Бога, тише! — испуганно крикнула Флавия.
— Вы шумите больше меня. Я по крайней мере не кричу как ненормальный, — прошипел он в ответ.
— Я не хочу, чтобы нас поймали.
Аргайл примирительно улыбнулся:
— Простите, я просто не привык к подобным вылазкам. Их почему-то забыли включить в университетский курс истории искусства.
Но Флавия не собиралась мириться.
— Просто ведите себя тихо, хорошо?
Она просунула голову в коридор, потом исчезла за дверью, жестом приглашая Аргайла следовать за ней. Они вышли в главный зал и на цыпочках, очень тихо и осторожно, приблизились к двери, ведущей на лестницу.
Дверь оказалась незапертой. Они подождали, не раздастся ли визг сигнализации, но было тихо.
Дойдя до последнего этажа, Флавия включила маленький фонарик, приобретенный в сиенской лавке.
— А теперь попробуйте сказать, что я чего-нибудь не предусмотрела, — прошептала она Аргайлу.
Флавия двигалась легко и совершенно бесшумно. Аргайл изо всех сил старался ступать тихо, но его тяжелые башмаки с металлическими набойками довольно явственно клацали по каменному полу. «Если бы она заранее сказала, что нам предстоит ночная кража со взломом, я бы тоже экипировался соответствующим образом», — с раздражением подумал он.
В комнате, где хранился Мантини, ничего не изменилось за прошедшие шесть часов. Флавия подошла к окну и заперла ставни на металлическую задвижку. После чего закрыла дверь и включила фонарик.
— Ну вот. Я думаю, все-таки лучше видеть, что делаешь. В ближайший час здесь точно никто не появится. Сколько вам нужно времени?
— Немного, — ответил Аргайл, аккуратно снимая со стены картину. Он сдул с нее тонкий слой пыли. — С учетом всех предосторожностей, я думаю, потребуется не больше пяти минут.
В Лондоне Аргайл заказал в библиотеке книгу по реставрации картин и в самолете прочитал все, что касалось очистки старых полотен. В принципе это было несложно. Все, что требовалось, — это тряпка и растворитель.
Он вытащил из кармана принадлежности, купленные в лондонском художественном салоне: небольшой, но очень острый нож, аэрозольный баллончик и большой кусок ваты.
— Этот аэрозоль представляет собой смесь кислоты и спирта, — объяснил он Флавии. — Продавец в магазине сказал, что на сегодняшний день это самый лучший растворитель. — Он с сомнением покачал головой и улыбнулся. — Как видите, я тоже все предусмотрел.
Флавия не удостоила его ответом.
Как всегда в таких случаях, осуществить теорию на практике оказалось гораздо сложнее, чем представлялось сначала. Аргайл действовал очень осторожно, стараясь не повредить картину; он никогда не занимался реставрацией и понятия не имел, как это делается. Поэтому он сосредоточился на очень маленьком кусочке холста в нижнем левом углу. За один раз Аргайл мог обработать только очень маленький участок, чтобы аэрозоль не распространилась на большую площадь.
Он брызгал и тер, брызгал и тер; это была трудная работа, требовавшая предельной концентрации внимания и точности движений. Каждый раз, прикасаясь к холсту куском ваты, Аргайл надеялся увидеть какое-нибудь свидетельство того, что под верхним слоем находится шедевр.
— Ну как? Прошло уже двадцать минут, — тихо, но нетерпеливо проговорила Флавия. Она перегнулась через стол и светила Аргайлу фонариком. — Как здесь холодно.
Прошло еще минут пять, горка грязной ваты рядом с Аргайлом заметно выросла. Вдруг, мазнув в очередной раз ватой по холсту, он замер и вгляделся, не веря своим глазам.
— Что там? Нашли? — взволнованно спросила Флавия, нагнувшись ниже, чтобы лучше видеть.
— Краска… Под верхним слоем — зеленая краска… Флавия, включите фонарь. Что вы делаете?
Комната внезапно погрузилась во тьму. Если бы они не были так заняты картиной, то, возможно, заметили бы, как дверь тихо отворилась. Флавия не успела ответить Аргайлу, потому что кто-то сильно ударил ее по виску тяжелой доской. Не издав ни звука, она упала на пол, и из широкой раны на ее голове побежала быстрая струйка крови.
Аргайл повернулся на звук удара, увидел, как Флавия упала, и в тот же миг неясная тень метнулась к нему.
— О Господи, — только и успел проговорить он, потому что в следующее мгновение получил удар в живот.
До этой минуты Аргайл даже не представлял, что бывает такая боль. Схватившись за живот, он перегнулся пополам, словно это могло как-то облегчить его страдания. Незнакомец рывком оторвал его от картины и сбил с ног. Впоследствии Аргайл предпочитал думать, что стонал еле слышно. На самом деле он выл как раненый зверь, но почти не слышал себя — боль наполовину отключила сознание. Аргайл заставил себя подползти к Флавии и со страхом заглянул ей в лицо.
— Только не вздумайте умирать у меня на глазах. Держитесь, или я убью вас, — прошептал он ей в ухо.
Аргайл попытался прощупать у нее пульс, но безуспешно. Впрочем, это его не особенно взволновало — он и у себя никогда не мог его найти. Он осторожно отвел волосы от лица Флавии и услышал тихое дыхание. Слава Богу, жива. Но если он сейчас же не начнет действовать, она может погибнуть от потери крови.
— Как жаль, что ни один из нас не предусмотрел всего, — грустно сказал ей Аргайл.
Он попробовал пошевелиться, но ничего не получилось. Боль была слишком сильной. Ему оставалось молча наблюдать, как силуэт незнакомого мужчины достал небольшой, но, очевидно, очень острый нож и быстро и аккуратно вырезал холст из рамы. Тот факт, что преступник имел при себе нож, не понравился Аргайлу: нож наверняка универсальный и сгодится не только для вырезания холста. Он тяжело задышал, увидев, что незнакомец скатал холст в рулон и убрал его в картонный футляр. Все это он проделывал спокойно и методично, без всякой спешки.
Убрав холст, мужчина снова открыл нож.
«О Боже, — подумал Аргайл, — ну вот и все».
Собрав все силы, он рывком поднялся и столкнулся грудью с нападавшим. Ему повезло: противник не ожидал от него такой прыти и потерял равновесие. Аргайл вложил в этот рывок всю свою волю и остатки энергии, и даже больше того. Люди часто обнаруживают в себе скрытые резервы, когда на них бросаются с ножом.
Но почти сразу стало ясно, что скрытых резервов Аргайла оказалось недостаточно для полной победы. Противник упал, но у молодого англичанина не осталось сил, чтобы сделать единственно правильное в этой ситуации: бить его по голове своими тяжелыми ботинками с титановыми пластинами на мысках. Вместо этого он стоял, согнувшись от боли, и дождался: мужчина откатился в сторону, вскочил и, выставив перед собой нож, снова ринулся в атаку.
Оставался один шанс на спасение: выбежать на лестницу, ведущую к выходу из музея. Но на пути к этой двери стоял нападавший, поэтому Аргайл не мешкая выбежал на другую лестницу — она вела наверх, на смотровую площадку. Только так он мог сейчас защитить Флавию. Если незнакомец последует за ним, Флавия, наверное, придет в сознание и сумеет позвать на помощь.
Только бы он побежал за мной, молился Аргайл, взбираясь по лестнице. А если он решит сначала заняться Флавией? Может, лучше было остаться?
Но он тут же успокоил себя: оставшись, он ничем не сумел бы ей помочь, а так по крайней мере у нее будет шанс.
Аргайл вслепую поднимался по ступенькам, спотыкаясь в темноте, но стараясь не сбавлять скорость. Это становилось все труднее и труднее. Днем его вымотал даже недолгий подъем на вершину холма, сейчас же он настолько выбился из сил, что преступнику даже не понадобился бы нож. Вот что бывает, когда дни напролет просиживаешь в библиотеках — от этого только слабеют мышцы и набирается вес. «Если выживу, — пообещал себе Аргайл, — куплю беговую дорожку. И когда в следующий раз какой-нибудь негодяй попытается прирезать меня среди ночи в сиенской башне, я уж сумею дать ему достойный отпор. Я взлечу на вершину как ветер».
Он уже с трудом передвигал ноги, еле дышал и в конце концов остановился. Сердце сжималось от страха, но идти дальше Аргайл просто не мог. Он прислушался: помимо его хриплого дыхания, отчетливо звучали негромкие уверенные шаги. Враг сознавал свое превосходство и не спешил. «Конечно, — с отчаянием подумал Аргайл, — я же никуда не денусь. А может, он тоже устал?»
Представив, как его преследователь умирает на полпути от сердечного приступа, Аргайл мгновенно воспрял духом, но почти сразу отбросил эту надежду. Получив от незнакомца сокрушительный удар, он понял, что это не Бирнес: тот пожилой джентльмен ни при каких обстоятельствах не стал бы ввязываться в драку. Он, пожалуй, мог воткнуть нож в спину, но прятаться в ночном мраке и бить людей доской по голове точно не стал бы.
Аргайл снова начал взбираться по лестнице. Он шел очень медленно, но все-таки шел. Неотвратимость смерти не означает, что человек не должен пытаться хоть ненадолго отсрочить ее. Поэтому Аргайл продолжал плестись, упорно переставляя ноги. В другое время он непременно залюбовался бы великолепным видом, открывающимся со смотровой площадки, но даже сейчас, привалившись к стене и закашлявшись при первом же глотке свежего ночного воздуха, он подумал, что отсюда Сиена кажется сказочным городом. Яркий месяц заливал призрачным светом опрокинутый купол площади Кампо и средневековые здания, бликовал на мраморных плитах, из которых была сложена башня главного собора. Легкий теплый освежающий ветер шевелил листву на деревьях. Мерцающие огни в окнах домов выдавали тех, кто не спал в это глухое время суток, — люди еще смотрели телевизор, пили вино, беседовали с друзьями. Красивая, безопасная, нормальная жизнь.
Но у Аргайла не было времени восхищаться всей этой красотой и сожалеть о своей несчастной судьбе. «Я должен закричать, заорать во все горло, — подумал он. — Но кто услышит? И даже если услышит, пройдет немало времени, прежде чем он догадается, откуда доносятся крики». К тому же в легких у Аргайла саднило, голос осип, и он подозревал, что сумеет издать лишь слабое карканье.
Дверь скрипнула, и на площадке бесшумно появился человек. Аргайл почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Когда он увидел раненую Флавию, его толкнул вперед всплеск ярости; затем, когда незнакомец бросился на него с ножом, инстинкт самосохранения подсказал ему бежать; но сейчас у него уже не осталось сил ни на что. Ему было просто страшно.
«Ну столкни меня вниз, ударь ножом», — думал Аргайл. Скорее, столкнет вниз, решил он — тогда это будет расценено как несчастный случай.
Незнакомец обхватил его рукой за шею и прижал к стене. Аргайл увидел, как блеснула сталь в лунном свете. Он закашлялся, потом сильно сжал запястье руки, державшей нож, — не потому, что надеялся одолеть противника, а просто так, из чувства самосохранения. Учитывая плачевное состояние Аргайла, незнакомец не ожидал от него сопротивления и на миг растерялся; тогда Аргайл согнул колено и резко ударил его в пах. Он был потрясен, когда враг вдруг ослабил хватку и согнулся пополам, схватившись за ушибленное место. Мало того — он издал совершенно искренний, громкий крик боли.
Передышка оказалась короткой. Противник снова надвигался на него, стальное лезвие ножа тускло блестело в его руке. Аргайл сжал пальцы в кулак и нанёс мощный удар в челюсть. Ему еще никогда в жизни не приходилось этого делать; в детстве его окружали сверстники, родители которых не одобряли столь низменного проявления неприязненных чувств. А зря — нужно учиться драться, пока маленький. От удара по челюсти противника у Аргайла заломило костяшки пальцев. Он отступил на несколько шагов, его противник все еще не пришел в себя после удара коленом. Оба тяжело дышали и не сводили друг с друга глаз. В слабом лунном свете Аргайл впервые ясно увидел его лицо и в шоке отпрянул.
В тот же миг противник занес руку с ножом и двинулся вперед. Аргайл сунул руку в карман и достал свое единственное оружие. Как жаль, что он не вспомнил о нем раньше. Он направил баллончик в лицо противнику и надавил кнопку.
Раздался яростный вскрик, нож со звоном упал на каменный пол. Аргайл отступил на несколько шагов и молча наблюдал за страданиями своего врага.
Продолжая одной рукой тереть глаза, другой рукой человек начал что-то нашаривать в кармане своей объемной синей куртки.
О Господи, неужели у него еще пистолет?! Этот человек — настоящий склад смертоносного оружия. Аргайл понимал, что бороться с ним и пытаться разоружить бесполезно, поэтому он приблизился и из последних сил столкнул его вниз.
Не издав ни звука, Антонио Ферраро, заместитель директора Национального итальянского музея, исчез из поля его зрения и, пролетев триста футов, встретился с землей.
ГЛАВА 14
— Господи, только не еще один пожар, — пробормотал он.
Потом до него дошло, что это, должно быть, звонок, возвещающий о закрытии музея. Аргайл снова сбежал по ступенькам и пошел искать Флавию. Она стояла в главном зале.
— Где вы были? Я стою здесь уже несколько часов.
— Не говорите чепухи, мы пришли сюда двадцать минут назад. Я искал картину. Они перенесли ее наверх. Слушайте, он здесь, он преследует нас. Смотритель сказал, что кто-то еще интересовался картиной. Что будем делать?
Флавия сразу встревожилась от его взволнованного тона.
— Кто здесь?
— Бирнес.
— Но с картиной ничего не случилось?
Аргайл покачал головой.
— Хорошо. — Флавия походила кругами по залу, задумчиво потерла подбородок. — У нас нет выхода, — решительно заявила она. — Оставлять картину без присмотра до завтрашнего дня слишком рискованно. Идемте.
Она двинулась вперед.
— Куда вы идете? — спросил Аргайл, едва поспевая за ней.
— Всего лишь в туалет. Не бойтесь.
Нога Аргайла потеряла всякую чувствительность. Он слегка пошевелился, пытаясь устроиться поудобнее.
— Вы не могли придумать чего-нибудь получше? — капризным тоном спросил он.
Флавия сидела на его колене.
— Тише. По-моему, лучше места не найти. Они уже осмотрели все помещения и больше не придут. Теперь нам нужно просидеть здесь часа три, и тогда можно будет выйти.
— Три часа? Да мы здесь уже несколько дней. Вам-то хорошо, вы сидите себе в тепле и удобстве на моем колене, а я прикован к этому чертову унитазу. И вообще, если бы вы меня предупредили, я бы как следует поел. Я хочу есть.
— Перестаньте жаловаться! Вы все время скрытничаете, почему я должна вести себя иначе? И я предлагала вам поесть. Ну ладно, я купила кое-что в магазине.
Она опустила руку вдоль унитаза, подняла с пола свою сумку и вытащила из нее шоколадку.
— Почему вы так уверены, что не сработает сигнализация? После того, как нас арестуют, нам будет очень трудно найти общий язык с администрацией музея. Не проще было сразу предъявить ваше удостоверение и попросить официального разрешения исследовать картину?
— А через несколько часов об этом узнала бы вся Италия, да? Вы же знаете, люди искусства не способны держать язык за зубами. К тому же до завтра картина могла бы исчезнуть. Не бойтесь, нас не поймают. Охрана обходит здание лишь один раз, я прочитала внизу расписание дежурств. А сигнализация установлена только на входе и выходе. Видимо, они считают, что преступник обязательно попытается выйти из здания. А мы не будем выходить. Мы просто исследуем картину, дождемся утра, покинем музей вместе с первыми посетителями и позвоним Боттандо. Картина никуда не денется, поэтому никто ничего не заметит.
— Нам придется провести здесь всю ночь? — в ужасе прошептал Аргайл. — В женском туалете? А почему не в мужском?
— Ну уж нет. Мужчины — грязные животные.
Аргайл мрачно поедал шоколад.
— А может, нам просто забыть о Мантини? — с надеждой спросил он, пытаясь вернуться к первоначальному плану. — В конце концов, ведь Бирнес уже здесь, этого достаточно. Мы можем удрать в отель, позвонить Боттандо, дождаться ареста Бирнеса и утром вернуться в Рим.
Аргайл доел шоколадку, и только тут до него дошло, что он ни кусочка не предложил Флавии.
— А почему вы решили, что это Бирнес? Смотритель не давал вам его описания.
— Ну, — неуверенно произнес Аргайл, — я полагаю, это он. Просто если подумать, то больше некому…
— Ничего подобного. Мы знаем, что кто-то спрашивал про картину, но Бирнес меньше всего подходит на эту роль, ему ведь ничего не известно про Сиену.
При этих словах Аргайл заерзал под нею. У Флавии возникло страшное подозрение, и она остановила на нем тяжелый взгляд.
— Джонатан?! Что вы опять натворили, черт вас возьми?
— Ну, я просто подумал, что… ну… в общем, я сказал ему.
Флавия в изнеможении прислонилась головой к холодной керамической плитке.
— Зачем? — слабо промолвила она, когда немного пришла в себя.
— Мне показалось это хорошей идеей, — признался Аргайл. — Ведь чтобы найти преступника, недостаточно найти картину. Вот я и подумал: если скажу Бирнесу, он попытается что-нибудь предпринять. Он примчится в Сиену, и как только въедет в город, полиция арестует его.
— А вам не пришло в голову поставить меня об этом в известность раньше? У вас провалы в памяти? Это такая незначительная деталь, о которой можно забыть?.. Ну, вы — редкий тупица…
— Конечно, я не забыл! — громко запротестовал Аргайл, обиженный тем, что его план не оценили по достоинству.
— Не смейте повышать на меня голос.
— Ах, вот как? Это начинает мне надоедать, — продолжил он уже спокойнее. — Все, что я ни делаю, воспринимается вами как доказательство моей вины. Вы постоянно мне перечите, грубите и считаете себя умнее всех. Конечно, при таком отношении я не мог вам ничего сказать. Вы бы просто заперли меня. И кстати, если сейчас мы попадем в переделку, то в том числе и по вашей вине. Если бы вы не считали себя умнее всех и хоть немного доверяли мне, я, возможно, не был бы так скрытен. И кроме того…
— О нет, только не говорите этого. Я ненавижу, когда вы так говорите. Что «кроме того»?
Аргайл уже пожалел о своих словах.
— Кроме того, — неохотно продолжил он, — я не так уж уверен, что это картина, которая нам нужна. Скорее всего это она, — заторопился он, не давая Флавии вставить слово, — но чтобы удостовериться, мне нужно сделать несколько соскобов краски.
— Боже сохрани, — тихо пробормотала Флавия. — Мы и так уже нарушили закон, и, возможно, напрасно. Боттандо спит спокойно в Риме и ничего не знает. Так теперь еще выясняется, что вы заманили сюда убийцу и даже не позаботились о нашей безопасности. Отлично. Грандиозный успех.
— Я позабочусь о вашей безопасности, — галантно произнес Аргайл.
— О-о, спасибо, мистер. Это меня очень утешает. — Она могла бы и дальше продолжать в том же духе, просто посчитала ниже своего достоинства тратить красноречие на презренного англичанина.
Аргайл погрузился в угрюмое молчание и тупо поедал содержимое сумки Флавии. Она запаслась таким количеством еды, словно готовилась к осаде. Он с отчаянием мял в руках сигарету. Вряд ли теперь удастся исправить их отношения. А как славно все начиналось! Может быть, потом, когда картина найдется, все забудется и простится. Аргайл по-прежнему гордился своим планом и чувствовал себя немного обиженным, оттого что Флавия его не оценила.
Когда она наконец решила, что можно выходить, понадобилось десять минут, чтобы оживить его ногу. Когда Аргайл попытался ступить на нее, она подогнулась, и он упал, свалив большое металлическое ведро с туалетным ершиком. Ведро с дребезжанием покатилось по полу. Они молча смотрели, как оно докатилось до угла и там остановилось.
— Ради Бога, тише! — испуганно крикнула Флавия.
— Вы шумите больше меня. Я по крайней мере не кричу как ненормальный, — прошипел он в ответ.
— Я не хочу, чтобы нас поймали.
Аргайл примирительно улыбнулся:
— Простите, я просто не привык к подобным вылазкам. Их почему-то забыли включить в университетский курс истории искусства.
Но Флавия не собиралась мириться.
— Просто ведите себя тихо, хорошо?
Она просунула голову в коридор, потом исчезла за дверью, жестом приглашая Аргайла следовать за ней. Они вышли в главный зал и на цыпочках, очень тихо и осторожно, приблизились к двери, ведущей на лестницу.
Дверь оказалась незапертой. Они подождали, не раздастся ли визг сигнализации, но было тихо.
Дойдя до последнего этажа, Флавия включила маленький фонарик, приобретенный в сиенской лавке.
— А теперь попробуйте сказать, что я чего-нибудь не предусмотрела, — прошептала она Аргайлу.
Флавия двигалась легко и совершенно бесшумно. Аргайл изо всех сил старался ступать тихо, но его тяжелые башмаки с металлическими набойками довольно явственно клацали по каменному полу. «Если бы она заранее сказала, что нам предстоит ночная кража со взломом, я бы тоже экипировался соответствующим образом», — с раздражением подумал он.
В комнате, где хранился Мантини, ничего не изменилось за прошедшие шесть часов. Флавия подошла к окну и заперла ставни на металлическую задвижку. После чего закрыла дверь и включила фонарик.
— Ну вот. Я думаю, все-таки лучше видеть, что делаешь. В ближайший час здесь точно никто не появится. Сколько вам нужно времени?
— Немного, — ответил Аргайл, аккуратно снимая со стены картину. Он сдул с нее тонкий слой пыли. — С учетом всех предосторожностей, я думаю, потребуется не больше пяти минут.
В Лондоне Аргайл заказал в библиотеке книгу по реставрации картин и в самолете прочитал все, что касалось очистки старых полотен. В принципе это было несложно. Все, что требовалось, — это тряпка и растворитель.
Он вытащил из кармана принадлежности, купленные в лондонском художественном салоне: небольшой, но очень острый нож, аэрозольный баллончик и большой кусок ваты.
— Этот аэрозоль представляет собой смесь кислоты и спирта, — объяснил он Флавии. — Продавец в магазине сказал, что на сегодняшний день это самый лучший растворитель. — Он с сомнением покачал головой и улыбнулся. — Как видите, я тоже все предусмотрел.
Флавия не удостоила его ответом.
Как всегда в таких случаях, осуществить теорию на практике оказалось гораздо сложнее, чем представлялось сначала. Аргайл действовал очень осторожно, стараясь не повредить картину; он никогда не занимался реставрацией и понятия не имел, как это делается. Поэтому он сосредоточился на очень маленьком кусочке холста в нижнем левом углу. За один раз Аргайл мог обработать только очень маленький участок, чтобы аэрозоль не распространилась на большую площадь.
Он брызгал и тер, брызгал и тер; это была трудная работа, требовавшая предельной концентрации внимания и точности движений. Каждый раз, прикасаясь к холсту куском ваты, Аргайл надеялся увидеть какое-нибудь свидетельство того, что под верхним слоем находится шедевр.
— Ну как? Прошло уже двадцать минут, — тихо, но нетерпеливо проговорила Флавия. Она перегнулась через стол и светила Аргайлу фонариком. — Как здесь холодно.
Прошло еще минут пять, горка грязной ваты рядом с Аргайлом заметно выросла. Вдруг, мазнув в очередной раз ватой по холсту, он замер и вгляделся, не веря своим глазам.
— Что там? Нашли? — взволнованно спросила Флавия, нагнувшись ниже, чтобы лучше видеть.
— Краска… Под верхним слоем — зеленая краска… Флавия, включите фонарь. Что вы делаете?
Комната внезапно погрузилась во тьму. Если бы они не были так заняты картиной, то, возможно, заметили бы, как дверь тихо отворилась. Флавия не успела ответить Аргайлу, потому что кто-то сильно ударил ее по виску тяжелой доской. Не издав ни звука, она упала на пол, и из широкой раны на ее голове побежала быстрая струйка крови.
Аргайл повернулся на звук удара, увидел, как Флавия упала, и в тот же миг неясная тень метнулась к нему.
— О Господи, — только и успел проговорить он, потому что в следующее мгновение получил удар в живот.
До этой минуты Аргайл даже не представлял, что бывает такая боль. Схватившись за живот, он перегнулся пополам, словно это могло как-то облегчить его страдания. Незнакомец рывком оторвал его от картины и сбил с ног. Впоследствии Аргайл предпочитал думать, что стонал еле слышно. На самом деле он выл как раненый зверь, но почти не слышал себя — боль наполовину отключила сознание. Аргайл заставил себя подползти к Флавии и со страхом заглянул ей в лицо.
— Только не вздумайте умирать у меня на глазах. Держитесь, или я убью вас, — прошептал он ей в ухо.
Аргайл попытался прощупать у нее пульс, но безуспешно. Впрочем, это его не особенно взволновало — он и у себя никогда не мог его найти. Он осторожно отвел волосы от лица Флавии и услышал тихое дыхание. Слава Богу, жива. Но если он сейчас же не начнет действовать, она может погибнуть от потери крови.
— Как жаль, что ни один из нас не предусмотрел всего, — грустно сказал ей Аргайл.
Он попробовал пошевелиться, но ничего не получилось. Боль была слишком сильной. Ему оставалось молча наблюдать, как силуэт незнакомого мужчины достал небольшой, но, очевидно, очень острый нож и быстро и аккуратно вырезал холст из рамы. Тот факт, что преступник имел при себе нож, не понравился Аргайлу: нож наверняка универсальный и сгодится не только для вырезания холста. Он тяжело задышал, увидев, что незнакомец скатал холст в рулон и убрал его в картонный футляр. Все это он проделывал спокойно и методично, без всякой спешки.
Убрав холст, мужчина снова открыл нож.
«О Боже, — подумал Аргайл, — ну вот и все».
Собрав все силы, он рывком поднялся и столкнулся грудью с нападавшим. Ему повезло: противник не ожидал от него такой прыти и потерял равновесие. Аргайл вложил в этот рывок всю свою волю и остатки энергии, и даже больше того. Люди часто обнаруживают в себе скрытые резервы, когда на них бросаются с ножом.
Но почти сразу стало ясно, что скрытых резервов Аргайла оказалось недостаточно для полной победы. Противник упал, но у молодого англичанина не осталось сил, чтобы сделать единственно правильное в этой ситуации: бить его по голове своими тяжелыми ботинками с титановыми пластинами на мысках. Вместо этого он стоял, согнувшись от боли, и дождался: мужчина откатился в сторону, вскочил и, выставив перед собой нож, снова ринулся в атаку.
Оставался один шанс на спасение: выбежать на лестницу, ведущую к выходу из музея. Но на пути к этой двери стоял нападавший, поэтому Аргайл не мешкая выбежал на другую лестницу — она вела наверх, на смотровую площадку. Только так он мог сейчас защитить Флавию. Если незнакомец последует за ним, Флавия, наверное, придет в сознание и сумеет позвать на помощь.
Только бы он побежал за мной, молился Аргайл, взбираясь по лестнице. А если он решит сначала заняться Флавией? Может, лучше было остаться?
Но он тут же успокоил себя: оставшись, он ничем не сумел бы ей помочь, а так по крайней мере у нее будет шанс.
Аргайл вслепую поднимался по ступенькам, спотыкаясь в темноте, но стараясь не сбавлять скорость. Это становилось все труднее и труднее. Днем его вымотал даже недолгий подъем на вершину холма, сейчас же он настолько выбился из сил, что преступнику даже не понадобился бы нож. Вот что бывает, когда дни напролет просиживаешь в библиотеках — от этого только слабеют мышцы и набирается вес. «Если выживу, — пообещал себе Аргайл, — куплю беговую дорожку. И когда в следующий раз какой-нибудь негодяй попытается прирезать меня среди ночи в сиенской башне, я уж сумею дать ему достойный отпор. Я взлечу на вершину как ветер».
Он уже с трудом передвигал ноги, еле дышал и в конце концов остановился. Сердце сжималось от страха, но идти дальше Аргайл просто не мог. Он прислушался: помимо его хриплого дыхания, отчетливо звучали негромкие уверенные шаги. Враг сознавал свое превосходство и не спешил. «Конечно, — с отчаянием подумал Аргайл, — я же никуда не денусь. А может, он тоже устал?»
Представив, как его преследователь умирает на полпути от сердечного приступа, Аргайл мгновенно воспрял духом, но почти сразу отбросил эту надежду. Получив от незнакомца сокрушительный удар, он понял, что это не Бирнес: тот пожилой джентльмен ни при каких обстоятельствах не стал бы ввязываться в драку. Он, пожалуй, мог воткнуть нож в спину, но прятаться в ночном мраке и бить людей доской по голове точно не стал бы.
Аргайл снова начал взбираться по лестнице. Он шел очень медленно, но все-таки шел. Неотвратимость смерти не означает, что человек не должен пытаться хоть ненадолго отсрочить ее. Поэтому Аргайл продолжал плестись, упорно переставляя ноги. В другое время он непременно залюбовался бы великолепным видом, открывающимся со смотровой площадки, но даже сейчас, привалившись к стене и закашлявшись при первом же глотке свежего ночного воздуха, он подумал, что отсюда Сиена кажется сказочным городом. Яркий месяц заливал призрачным светом опрокинутый купол площади Кампо и средневековые здания, бликовал на мраморных плитах, из которых была сложена башня главного собора. Легкий теплый освежающий ветер шевелил листву на деревьях. Мерцающие огни в окнах домов выдавали тех, кто не спал в это глухое время суток, — люди еще смотрели телевизор, пили вино, беседовали с друзьями. Красивая, безопасная, нормальная жизнь.
Но у Аргайла не было времени восхищаться всей этой красотой и сожалеть о своей несчастной судьбе. «Я должен закричать, заорать во все горло, — подумал он. — Но кто услышит? И даже если услышит, пройдет немало времени, прежде чем он догадается, откуда доносятся крики». К тому же в легких у Аргайла саднило, голос осип, и он подозревал, что сумеет издать лишь слабое карканье.
Дверь скрипнула, и на площадке бесшумно появился человек. Аргайл почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Когда он увидел раненую Флавию, его толкнул вперед всплеск ярости; затем, когда незнакомец бросился на него с ножом, инстинкт самосохранения подсказал ему бежать; но сейчас у него уже не осталось сил ни на что. Ему было просто страшно.
«Ну столкни меня вниз, ударь ножом», — думал Аргайл. Скорее, столкнет вниз, решил он — тогда это будет расценено как несчастный случай.
Незнакомец обхватил его рукой за шею и прижал к стене. Аргайл увидел, как блеснула сталь в лунном свете. Он закашлялся, потом сильно сжал запястье руки, державшей нож, — не потому, что надеялся одолеть противника, а просто так, из чувства самосохранения. Учитывая плачевное состояние Аргайла, незнакомец не ожидал от него сопротивления и на миг растерялся; тогда Аргайл согнул колено и резко ударил его в пах. Он был потрясен, когда враг вдруг ослабил хватку и согнулся пополам, схватившись за ушибленное место. Мало того — он издал совершенно искренний, громкий крик боли.
Передышка оказалась короткой. Противник снова надвигался на него, стальное лезвие ножа тускло блестело в его руке. Аргайл сжал пальцы в кулак и нанёс мощный удар в челюсть. Ему еще никогда в жизни не приходилось этого делать; в детстве его окружали сверстники, родители которых не одобряли столь низменного проявления неприязненных чувств. А зря — нужно учиться драться, пока маленький. От удара по челюсти противника у Аргайла заломило костяшки пальцев. Он отступил на несколько шагов, его противник все еще не пришел в себя после удара коленом. Оба тяжело дышали и не сводили друг с друга глаз. В слабом лунном свете Аргайл впервые ясно увидел его лицо и в шоке отпрянул.
В тот же миг противник занес руку с ножом и двинулся вперед. Аргайл сунул руку в карман и достал свое единственное оружие. Как жаль, что он не вспомнил о нем раньше. Он направил баллончик в лицо противнику и надавил кнопку.
Раздался яростный вскрик, нож со звоном упал на каменный пол. Аргайл отступил на несколько шагов и молча наблюдал за страданиями своего врага.
Продолжая одной рукой тереть глаза, другой рукой человек начал что-то нашаривать в кармане своей объемной синей куртки.
О Господи, неужели у него еще пистолет?! Этот человек — настоящий склад смертоносного оружия. Аргайл понимал, что бороться с ним и пытаться разоружить бесполезно, поэтому он приблизился и из последних сил столкнул его вниз.
Не издав ни звука, Антонио Ферраро, заместитель директора Национального итальянского музея, исчез из поля его зрения и, пролетев триста футов, встретился с землей.
ГЛАВА 14
Аргайл просидел на полу, прислонившись спиной к стене, минут двадцать, может быть, больше. От боли и усталости он не мог шевелиться. Адреналиновый всплеск отнял у него всю жизненную энергию, оставив лишь едва функционирующую оболочку. Было очень тихо. Молодой человек поднял голову и посмотрел наверх — там, над колоколами, сияли мерцающим светом звезды. Он подумал: что, если Флавия лежит с перерезанным горлом? Ведь он совершенно не в состоянии ей помочь. Потом Аргайл вспомнил, что только что убил человека, который, учитывая его хроническое невезение, наверняка окажется ни в чем не виновным. И все из-за этой дурацкой картины. Он предпочел бы никогда в своей жизни не слышать о Мантини.
Великолепный вечер. «Ну почему я никогда ничего не могу сделать по-человечески? — с горечью спрашивал он себя. — Вот что бывает, когда считаешь себя самым умным. А теперь попробуй все объяснить полицейским, которые появятся с минуты на минуту».
Они действительно не заставили себя ждать. Аргайл услышал вой сирен на площади Кампо, кто-то громко отдавал приказания. На лестнице раздался топот ног. «Ну вот за мной и пришли», — равнодушно подумал Аргайл.
Дальнейшее мало его волновало; он почти ничего не чувствовал, кроме боли. Когда полицейские выбежали на смотровую площадку, Аргайл продолжал смотреть в небо.
В лицо ему посветили фонариком. Он закрыл глаза и услышал голос генерала Боттандо:
— Это Аргайл. Еще жив.
Остаток ночи прошел словно в тумане. Как только Аргайл осознал, что его не собираются везти в кутузку, он закатил истерику, отказываясь от помощи врача до тех пор, пока ему не скажут, что с Флавией. Его убеждали, что с ней все в порядке, но Аргайл не верил и хотел увидеть ее.
В конце концов двое полицейских подхватили его с обеих сторон и, проклиная все на свете, помогли ему спуститься. Флавия сидела у стенки, закутанная в одеяло, ее голова была забинтована. На виске выделялось небольшое красное пятно. Флавия осознавала происходящее — она жаловалась на головную боль и просила есть. Аргайл так обрадовался, увидев ее в относительно добром здравии, что от избытка чувств мог только держать ее за руку и восторженно смотреть на нее. Боттандо стоял над ними, скрестив руки на груди, и неодобрительно качал головой.
— Генерал, а что с картиной? — сонным голосом спросила Флавия. Ей дали снотворное, и оно начинало действовать.
— С ней все в порядке, — ответил он. — Холст вырезали из рамы, но он не поврежден.
Флавия удовлетворенно кивнула и провалилась в сон. Генерал собирался задать несколько вопросов Аргайлу, но врач воспротивился, заявив, что придется подождать до завтра.
— Молодой человек, она заснула. Если вы отпустите ее ладонь и перестанете таращиться на нее влюбленными глазами, врач сможет перебинтовать вам руку.
Рука действительно сильно саднила; должно быть, Аргайл ободрал ее о каменную стену, когда бежал по лестнице. Он протянул руку врачу, тот обтер ее влажной тканью и начал бинтовать.
— Что там случилось у вас наверху? Как он упал? — спросил Боттандо.
— Это я столкнул его. Но я не виноват.
— Да-да, это нам известно! — нетерпеливо перебил его Боттандо. — Но зачем вы его столкнули?
— Он ударил Флавию и потом бросился на меня. Он полез за пистолетом в карман. Мне ничего не оставалось.
— Понятно. И что же: он стоял и спокойно ждал, когда вы его столкнете?
Аргайлу не понравился тон генерала.
— Он не видел, как я подошел. — Аргайл достал из кармана баллончик с растворителем. — Я направил струю ему в лицо, когда мы боролись. Это растворитель для чистки картин.
— А-а, ну тогда ясно. Наверное, он хотел протереть глаза. Видите ли, он не собирался доставать пистолет. — Боттандо смотрел на молодого человека с легкой улыбкой. — У него его просто не было. Боюсь, вы сбросили его с высоты трехсот футов всего лишь из-за носового платка.
Аргайл огорчился, услышав эту новость, но ненадолго. Ему тоже дали снотворное, и он погрузился в сон с мыслью, какая Флавия замечательная, что было весьма великодушно с его стороны, учитывая, как плохо она с ним обращалась. Впрочем, как и все остальные. Какой жестокий и несправедливый мир, ведь он всего лишь хотел им помочь!
Герои дня — вернее, ночи — спали без задних ног и даже не почувствовали, как их погрузили в полицейский автомобиль и доставили в Рим. Они не проснулись, даже когда их выгрузили из машины и потащили, как кули с мукой, в квартиру Флавии.
Боттандо следил за транспортировкой своих подопечных и кудахтал над ними как наседка. Поскольку в доме Флавии нашлась только одна кровать, Боттандо, поборов предубеждение против англичанина, элегантно уложил его рядом с хозяйкой. Он от всей души надеялся, что она простит ему эту вынужденную меру, учитывая форсмажорные обстоятельства. Генерал велел полицейскому, расположившемуся в кресле Флавии, дождаться их пробуждения и немедленно доставить к нему в офис.
Флавия проснулась первой. Аргайл лежал, свернувшись калачиком, положив на нее руку. Она рассеянно погладила его по голове, вспоминая, куда убрала аспирин.
Вспомнив, она вдруг осознала, что этому молодому человеку не место в ее кровати, и решительно дернула его за руку.
— Что вы здесь делаете?
— Господи, осторожнее. — Аргайл проснулся мгновенно, но тут же закрыл глаза, потом снова открыл и огляделся. — Кажется, это ваша кровать?
— Да. Я пойду приготовлю кофе. А потом будем выяснять, как вы здесь очутились.
Великолепный вечер. «Ну почему я никогда ничего не могу сделать по-человечески? — с горечью спрашивал он себя. — Вот что бывает, когда считаешь себя самым умным. А теперь попробуй все объяснить полицейским, которые появятся с минуты на минуту».
Они действительно не заставили себя ждать. Аргайл услышал вой сирен на площади Кампо, кто-то громко отдавал приказания. На лестнице раздался топот ног. «Ну вот за мной и пришли», — равнодушно подумал Аргайл.
Дальнейшее мало его волновало; он почти ничего не чувствовал, кроме боли. Когда полицейские выбежали на смотровую площадку, Аргайл продолжал смотреть в небо.
В лицо ему посветили фонариком. Он закрыл глаза и услышал голос генерала Боттандо:
— Это Аргайл. Еще жив.
Остаток ночи прошел словно в тумане. Как только Аргайл осознал, что его не собираются везти в кутузку, он закатил истерику, отказываясь от помощи врача до тех пор, пока ему не скажут, что с Флавией. Его убеждали, что с ней все в порядке, но Аргайл не верил и хотел увидеть ее.
В конце концов двое полицейских подхватили его с обеих сторон и, проклиная все на свете, помогли ему спуститься. Флавия сидела у стенки, закутанная в одеяло, ее голова была забинтована. На виске выделялось небольшое красное пятно. Флавия осознавала происходящее — она жаловалась на головную боль и просила есть. Аргайл так обрадовался, увидев ее в относительно добром здравии, что от избытка чувств мог только держать ее за руку и восторженно смотреть на нее. Боттандо стоял над ними, скрестив руки на груди, и неодобрительно качал головой.
— Генерал, а что с картиной? — сонным голосом спросила Флавия. Ей дали снотворное, и оно начинало действовать.
— С ней все в порядке, — ответил он. — Холст вырезали из рамы, но он не поврежден.
Флавия удовлетворенно кивнула и провалилась в сон. Генерал собирался задать несколько вопросов Аргайлу, но врач воспротивился, заявив, что придется подождать до завтра.
— Молодой человек, она заснула. Если вы отпустите ее ладонь и перестанете таращиться на нее влюбленными глазами, врач сможет перебинтовать вам руку.
Рука действительно сильно саднила; должно быть, Аргайл ободрал ее о каменную стену, когда бежал по лестнице. Он протянул руку врачу, тот обтер ее влажной тканью и начал бинтовать.
— Что там случилось у вас наверху? Как он упал? — спросил Боттандо.
— Это я столкнул его. Но я не виноват.
— Да-да, это нам известно! — нетерпеливо перебил его Боттандо. — Но зачем вы его столкнули?
— Он ударил Флавию и потом бросился на меня. Он полез за пистолетом в карман. Мне ничего не оставалось.
— Понятно. И что же: он стоял и спокойно ждал, когда вы его столкнете?
Аргайлу не понравился тон генерала.
— Он не видел, как я подошел. — Аргайл достал из кармана баллончик с растворителем. — Я направил струю ему в лицо, когда мы боролись. Это растворитель для чистки картин.
— А-а, ну тогда ясно. Наверное, он хотел протереть глаза. Видите ли, он не собирался доставать пистолет. — Боттандо смотрел на молодого человека с легкой улыбкой. — У него его просто не было. Боюсь, вы сбросили его с высоты трехсот футов всего лишь из-за носового платка.
Аргайл огорчился, услышав эту новость, но ненадолго. Ему тоже дали снотворное, и он погрузился в сон с мыслью, какая Флавия замечательная, что было весьма великодушно с его стороны, учитывая, как плохо она с ним обращалась. Впрочем, как и все остальные. Какой жестокий и несправедливый мир, ведь он всего лишь хотел им помочь!
Герои дня — вернее, ночи — спали без задних ног и даже не почувствовали, как их погрузили в полицейский автомобиль и доставили в Рим. Они не проснулись, даже когда их выгрузили из машины и потащили, как кули с мукой, в квартиру Флавии.
Боттандо следил за транспортировкой своих подопечных и кудахтал над ними как наседка. Поскольку в доме Флавии нашлась только одна кровать, Боттандо, поборов предубеждение против англичанина, элегантно уложил его рядом с хозяйкой. Он от всей души надеялся, что она простит ему эту вынужденную меру, учитывая форсмажорные обстоятельства. Генерал велел полицейскому, расположившемуся в кресле Флавии, дождаться их пробуждения и немедленно доставить к нему в офис.
Флавия проснулась первой. Аргайл лежал, свернувшись калачиком, положив на нее руку. Она рассеянно погладила его по голове, вспоминая, куда убрала аспирин.
Вспомнив, она вдруг осознала, что этому молодому человеку не место в ее кровати, и решительно дернула его за руку.
— Что вы здесь делаете?
— Господи, осторожнее. — Аргайл проснулся мгновенно, но тут же закрыл глаза, потом снова открыл и огляделся. — Кажется, это ваша кровать?
— Да. Я пойду приготовлю кофе. А потом будем выяснять, как вы здесь очутились.