Я тоже слышу скрип. Дверью, кажется. Потом еще один скрип.
— Забирай его, и уходим. Скоро здесь будет много чужих.
И как они терпели так долго? Любопытный, он в любом мире любопытный. И не дай Бог, среди них репортер — такого напридумывает!…
Заворачиваю Малька в плащ. Влажный. И чем-то пахнет. Странным. Иду к лестнице. А меня качает!
Марла обняла за пояс. То ли держит, то ли ведет.
— А где Меченый с Крантом?
Смотрю на лестницу. Площадка пуста.
— Я здесь, нутер.
Крант стоит возле лестницы. На любимом месте Ранула.
— Крант, хорошо, что ты нашелся. Увидишь Ранула, скажи ему… Нет, не надо, я сам скажу. — Из-за нортора выглядывает хозяин кабака. Внимательно так осматривает помещение. — Ранул, мы это… насорили у тебя немного… так ты это… не пускай пока никого. Меченый, ты где?
— Я здесь… хозяин.
Где-то сзади.
Оборачиваюсь. Ведет в сторону.
Спасибо, лапушка, поддержала.
Мужик стоит над кучей тряпья, и ворошит ее ногой. Кажется, полжизни назад эти пряпки кто-то носил.
— Правильно, Меченый. Этот бардак надо прибрать.
Мужик отрывается от своего занятия, смотрит на меня.
— Слушаю и…
— А если тебе понадобится помощь…
— Она у меня будет.
— Значит, договорились. И вот еще что, Ранул…
Блин, как же я устал крутить головой. Надо бы зеркало какое приспособить. Как у мерса.
— Приготовь пожевать чего-нибудь. Вкусного. Я скоро…
— Да, многоуважаемый…
— Надо идти, — Марла гладит меня по спине. — Ты, наверно, устал.
Устал — это слабо сказано. Кажется, я начал спать еще на лестнице.
38
39
40
41
42
— Забирай его, и уходим. Скоро здесь будет много чужих.
И как они терпели так долго? Любопытный, он в любом мире любопытный. И не дай Бог, среди них репортер — такого напридумывает!…
Заворачиваю Малька в плащ. Влажный. И чем-то пахнет. Странным. Иду к лестнице. А меня качает!
Марла обняла за пояс. То ли держит, то ли ведет.
— А где Меченый с Крантом?
Смотрю на лестницу. Площадка пуста.
— Я здесь, нутер.
Крант стоит возле лестницы. На любимом месте Ранула.
— Крант, хорошо, что ты нашелся. Увидишь Ранула, скажи ему… Нет, не надо, я сам скажу. — Из-за нортора выглядывает хозяин кабака. Внимательно так осматривает помещение. — Ранул, мы это… насорили у тебя немного… так ты это… не пускай пока никого. Меченый, ты где?
— Я здесь… хозяин.
Где-то сзади.
Оборачиваюсь. Ведет в сторону.
Спасибо, лапушка, поддержала.
Мужик стоит над кучей тряпья, и ворошит ее ногой. Кажется, полжизни назад эти пряпки кто-то носил.
— Правильно, Меченый. Этот бардак надо прибрать.
Мужик отрывается от своего занятия, смотрит на меня.
— Слушаю и…
— А если тебе понадобится помощь…
— Она у меня будет.
— Значит, договорились. И вот еще что, Ранул…
Блин, как же я устал крутить головой. Надо бы зеркало какое приспособить. Как у мерса.
— Приготовь пожевать чего-нибудь. Вкусного. Я скоро…
— Да, многоуважаемый…
— Надо идти, — Марла гладит меня по спине. — Ты, наверно, устал.
Устал — это слабо сказано. Кажется, я начал спать еще на лестнице.
38
И кто сказал, что смысл жизни часов в их тиканье? А если эти часы песочные? Или огненные… Что при помощи воска и фитиля работают.
Вот я смотрю на свечу, и полосы на ней считаю. Это сколько ж пролежал я мордой в подушку?
— Один круг, пушистый.
— Спасибо, лапушка. Я сейчас…
Но до сейчас еще полкруга сгорело. Даже когда я оторвался от подушки, сразу сползать с кровати не стал. Нашел дело поинтереснее. Пацана разглядывать, какой рядом лежит. Под моим же собственным плащом.
Небольшая разница была между мальцом, что вышел из моего люкса утром, — в одном плаще кстати вышел, — и тем, на кого я теперь смотрел. Совсем небольшая разница.
Года в два.
Лет на шестнадцать Малек выглядел. По крайней мере, видимая его часть. Голова, то есть. И плечо. Голое.
Я приподнял плащ. Так-с, одеждой мы так и не озаботились. А сколько вопросов было: Как одеться?… а можно то или се?…
Вот только у того, кто спрашивал, не было еще волос на груди. И размер грудной клетки был куда скромнее. И рельеф мышц другой. Да и сами мышцы…
— Марла, ты только глянь!… И этого красавца я перепутал вчера с девкой. С ума спрыгнуть можно!…
Марла и без моего приглашения смотрела на пацана. Очень внимательно. Даже принюхивалась, вроде.
— Затянул он с переломом. Сильно затянул. Удача не оставила…
Я не дождался продолжения, спросил:
— Кого не оставила?
— Тебя.
— А я тут при чем?
— Нашел ему Имя. И помог. Чем дольше не выпускаешь Зверя, тем он сильнее. А справиться с таким Зверем, да еще в первый раз… Не каждому так улыбается удача.
— А…
— И Ритуал нарушили.
— Какой?
— Большая у тебя удача, Пушистый. На двоих хватило. Проси Хранителя, чтоб еще осталось…
— Марла, о чем ты…
Но меня не услышали. А если слышали, то не реагировали.
— Крант, приготовься.
И мой оберегатель… кивнул. Подчинился, вроде как.
Это что же получается: он себе еще и хозяйку завел? Слугой двух многоуважаемых заделался? А как я с Марлой делить его стану? График составим или монетку бросать станем?
Нортор остановился напротив Марлы, но по другую сторону кровати. Ну, и чего они на таком расстоянии делать будут?
— Возьми его руку!
Это уже мне. Марла. И таким тоном, что только Слушаюсь! и Рад стараться! осталось сказать.
К руке Кранта я тянуться не стал. Сообразил что к чему. Сообразительным я бываю… Прям, сам себе поражаюсь.
— Не эту! Подожди!… Видишь, что у него в руке?
— Ну, вижу.
— Осторожно. Не прикасайся.
— А чего будет?
— Хорошо тебе не будет.
— Ну, ладно.
Не очень-то и хотелось. Прикасаться.
— Приложи его руку к горлу. Осторожнее берись. К его горлу — не своему!
Все указания Марлы я выполнил точно и аккуратно. Заодно и пульс пощупал — спит пациент.
Широкое запястье у Малька оказалось. Утром поуже было. И кулак поменьше.
Сжался до крепости камня, а меж пальцев цепочка проглядывает. Белая.
Коснулась шеи Малька, и зашевелилась. Как живая. Потом выскользнула из кулака, и вокруг запястья Малька обмоталась. Вроде браслета. Сама все сделала, никто и пальцем ее не трогал.
— Хорошо, — вздохнула Марла. Грустно так улыбнулась. — Но слуг ты себе подбираешь, как никто. Из всех теней, многоглупый, ты отдал плащ… Крант, тебе слушать не обязательно.
— Я… не слушаю.
— Тогда перестань скрипеть зубами.
— Ты оскорбляешь… господина.
— Ты своего господина хоть драгоценным, хоть сияющим называй. Мне все равно.
— Он не может быть сияющим. Только жены норторов…
— Крант! Я же сказала: мне все равно. Но твой нутер любит дразнить смерть.
И Крант замолчал. Надолго, похоже.
— Марла, лапушка, ну чего я такого сделал?
— Отдал Ипше свой плащ.
— Ипш не бывает! — вмешался Крант.
— С чего ты взял?
— Мне… сказали.
— Кто?
— Наставник. Раньше ипши были, потом их… нет их больше.
— Тогда под плащом твоего нутера спит последний ипша.
— Я не верю этому!
— Я тоже не верю, что он последний.
Мои гости глядели друг на друга, как два боевых пса перед боем. А я между ними. И только драки мне сейчас не хватает. Для полного счастья!
— Лапушка, а что такое ипша?
Теперь гости пялились на меня. Как баран на свежеокрашенную дверь.
— Увидишь, если удача от тебя отвернется. И оберегателю твоему танец со Смертью придется танцевать.
Я повернулся к нортору. Тот недоверчиво смотрел то на спящего Малька, то на Марлу.
— Он истинно ипша?
— Крант, ты оскорбить меня хочешь?
— Нет, Марла, не хочу.
Две бойцовские собаки. Просто встретились. Не на ринге.
— Полукровка он. — Марла вздохнула. — По отцу.
— Он опасен?
— Все тени опасны. Ты сам это говорил.
— Говорил. А этот?…
Голос Кранта стал совсем уж тихим.
Марла закрыла глаза и, кажется, заснула. Стоя. Я уже начал сползать с кровати, когда услышал голос. Марлы, не кровати.
— Не доводи дело до поединка. Я не вижу, кто переживет его.
Так иногда разговаривают во сне. Или под гипнозом.
— Но он всего лишь полукровка!
Крант обиделся?! Не-е, показалось, наверное.
— По отцу! Не забывай! — Голос у Марлы уже нормальный и глаза открыты. — А еще он пережил перелом. Не на двадцатом сезоне — на тридцать втором!
— Так он почти…
— Да! Когда он проснется, то не будет уже детенышем.
— Он может не проснуться.
— Да?…
— Если нутер прикажет, то я…
— А нутер прикажет? Ты прикажешь, пушистый?
— О чем это вы, оба-двое? С этого места, пожалуйста, подробнее.
Я все-таки сполз с кровати, и теперь пытался понять, отпускать мне ее спинку или еще немного подержаться.
— Твой оберегатель считает, что твой спящий слуга опасен. Для него.
— Не для меня! Для нутера!
Все-таки подержимся еще. Пока пол ни перестанет качаться.
— Знаешь, Крант, думаю, от Малька я смогу защититься. — Марла фыркнула, но спорить не стала. — Если понадобится, смогу! А ты… слышал, чего сказала Марла? Не трогай пацана и все будет в порядке. Понял?
— Да, нутер.
— Вот и ладушки. А теперь… Кто-нибудь еще есть хочет? Или только я весь из себя голодный?
— Я хочу.
— Тогда пойдем вниз, лапушка.
— А сюда?…
— Не-е. Разбудим Зверя, он опять нас без жратвы оставит.
Марла улыбнулась. Не показывая зубов.
— Он еще полночи спать будет. До Санута.
— Все равно, давай пройдемся, а?…
Умеет Марла быстро и тихо открывать засов. Мне еще учиться и учиться.
— Нутер, я могу с тобой поговорить? Без нее?
— Прямо сейчас?
— Да.
Нортор не двинулся с места. И лицо у него было такое, словно он утопится в моей джакке, если я откажу.
Блин, и какой идиот говорил, что много слуг — это круто, легко и приятно?… Его бы на мое место!
— Марла, иди сама. Я догоню.
И дверь закрыл. На засов. Тихо у меня не получилось. Зато быстро.
Вот я смотрю на свечу, и полосы на ней считаю. Это сколько ж пролежал я мордой в подушку?
— Один круг, пушистый.
— Спасибо, лапушка. Я сейчас…
Но до сейчас еще полкруга сгорело. Даже когда я оторвался от подушки, сразу сползать с кровати не стал. Нашел дело поинтереснее. Пацана разглядывать, какой рядом лежит. Под моим же собственным плащом.
Небольшая разница была между мальцом, что вышел из моего люкса утром, — в одном плаще кстати вышел, — и тем, на кого я теперь смотрел. Совсем небольшая разница.
Года в два.
Лет на шестнадцать Малек выглядел. По крайней мере, видимая его часть. Голова, то есть. И плечо. Голое.
Я приподнял плащ. Так-с, одеждой мы так и не озаботились. А сколько вопросов было: Как одеться?… а можно то или се?…
Вот только у того, кто спрашивал, не было еще волос на груди. И размер грудной клетки был куда скромнее. И рельеф мышц другой. Да и сами мышцы…
— Марла, ты только глянь!… И этого красавца я перепутал вчера с девкой. С ума спрыгнуть можно!…
Марла и без моего приглашения смотрела на пацана. Очень внимательно. Даже принюхивалась, вроде.
— Затянул он с переломом. Сильно затянул. Удача не оставила…
Я не дождался продолжения, спросил:
— Кого не оставила?
— Тебя.
— А я тут при чем?
— Нашел ему Имя. И помог. Чем дольше не выпускаешь Зверя, тем он сильнее. А справиться с таким Зверем, да еще в первый раз… Не каждому так улыбается удача.
— А…
— И Ритуал нарушили.
— Какой?
— Большая у тебя удача, Пушистый. На двоих хватило. Проси Хранителя, чтоб еще осталось…
— Марла, о чем ты…
Но меня не услышали. А если слышали, то не реагировали.
— Крант, приготовься.
И мой оберегатель… кивнул. Подчинился, вроде как.
Это что же получается: он себе еще и хозяйку завел? Слугой двух многоуважаемых заделался? А как я с Марлой делить его стану? График составим или монетку бросать станем?
Нортор остановился напротив Марлы, но по другую сторону кровати. Ну, и чего они на таком расстоянии делать будут?
— Возьми его руку!
Это уже мне. Марла. И таким тоном, что только Слушаюсь! и Рад стараться! осталось сказать.
К руке Кранта я тянуться не стал. Сообразил что к чему. Сообразительным я бываю… Прям, сам себе поражаюсь.
— Не эту! Подожди!… Видишь, что у него в руке?
— Ну, вижу.
— Осторожно. Не прикасайся.
— А чего будет?
— Хорошо тебе не будет.
— Ну, ладно.
Не очень-то и хотелось. Прикасаться.
— Приложи его руку к горлу. Осторожнее берись. К его горлу — не своему!
Все указания Марлы я выполнил точно и аккуратно. Заодно и пульс пощупал — спит пациент.
Широкое запястье у Малька оказалось. Утром поуже было. И кулак поменьше.
Сжался до крепости камня, а меж пальцев цепочка проглядывает. Белая.
Коснулась шеи Малька, и зашевелилась. Как живая. Потом выскользнула из кулака, и вокруг запястья Малька обмоталась. Вроде браслета. Сама все сделала, никто и пальцем ее не трогал.
— Хорошо, — вздохнула Марла. Грустно так улыбнулась. — Но слуг ты себе подбираешь, как никто. Из всех теней, многоглупый, ты отдал плащ… Крант, тебе слушать не обязательно.
— Я… не слушаю.
— Тогда перестань скрипеть зубами.
— Ты оскорбляешь… господина.
— Ты своего господина хоть драгоценным, хоть сияющим называй. Мне все равно.
— Он не может быть сияющим. Только жены норторов…
— Крант! Я же сказала: мне все равно. Но твой нутер любит дразнить смерть.
И Крант замолчал. Надолго, похоже.
— Марла, лапушка, ну чего я такого сделал?
— Отдал Ипше свой плащ.
— Ипш не бывает! — вмешался Крант.
— С чего ты взял?
— Мне… сказали.
— Кто?
— Наставник. Раньше ипши были, потом их… нет их больше.
— Тогда под плащом твоего нутера спит последний ипша.
— Я не верю этому!
— Я тоже не верю, что он последний.
Мои гости глядели друг на друга, как два боевых пса перед боем. А я между ними. И только драки мне сейчас не хватает. Для полного счастья!
— Лапушка, а что такое ипша?
Теперь гости пялились на меня. Как баран на свежеокрашенную дверь.
— Увидишь, если удача от тебя отвернется. И оберегателю твоему танец со Смертью придется танцевать.
Я повернулся к нортору. Тот недоверчиво смотрел то на спящего Малька, то на Марлу.
— Он истинно ипша?
— Крант, ты оскорбить меня хочешь?
— Нет, Марла, не хочу.
Две бойцовские собаки. Просто встретились. Не на ринге.
— Полукровка он. — Марла вздохнула. — По отцу.
— Он опасен?
— Все тени опасны. Ты сам это говорил.
— Говорил. А этот?…
Голос Кранта стал совсем уж тихим.
Марла закрыла глаза и, кажется, заснула. Стоя. Я уже начал сползать с кровати, когда услышал голос. Марлы, не кровати.
— Не доводи дело до поединка. Я не вижу, кто переживет его.
Так иногда разговаривают во сне. Или под гипнозом.
— Но он всего лишь полукровка!
Крант обиделся?! Не-е, показалось, наверное.
— По отцу! Не забывай! — Голос у Марлы уже нормальный и глаза открыты. — А еще он пережил перелом. Не на двадцатом сезоне — на тридцать втором!
— Так он почти…
— Да! Когда он проснется, то не будет уже детенышем.
— Он может не проснуться.
— Да?…
— Если нутер прикажет, то я…
— А нутер прикажет? Ты прикажешь, пушистый?
— О чем это вы, оба-двое? С этого места, пожалуйста, подробнее.
Я все-таки сполз с кровати, и теперь пытался понять, отпускать мне ее спинку или еще немного подержаться.
— Твой оберегатель считает, что твой спящий слуга опасен. Для него.
— Не для меня! Для нутера!
Все-таки подержимся еще. Пока пол ни перестанет качаться.
— Знаешь, Крант, думаю, от Малька я смогу защититься. — Марла фыркнула, но спорить не стала. — Если понадобится, смогу! А ты… слышал, чего сказала Марла? Не трогай пацана и все будет в порядке. Понял?
— Да, нутер.
— Вот и ладушки. А теперь… Кто-нибудь еще есть хочет? Или только я весь из себя голодный?
— Я хочу.
— Тогда пойдем вниз, лапушка.
— А сюда?…
— Не-е. Разбудим Зверя, он опять нас без жратвы оставит.
Марла улыбнулась. Не показывая зубов.
— Он еще полночи спать будет. До Санута.
— Все равно, давай пройдемся, а?…
Умеет Марла быстро и тихо открывать засов. Мне еще учиться и учиться.
— Нутер, я могу с тобой поговорить? Без нее?
— Прямо сейчас?
— Да.
Нортор не двинулся с места. И лицо у него было такое, словно он утопится в моей джакке, если я откажу.
Блин, и какой идиот говорил, что много слуг — это круто, легко и приятно?… Его бы на мое место!
— Марла, иди сама. Я догоню.
И дверь закрыл. На засов. Тихо у меня не получилось. Зато быстро.
39
И почему это саблезубого тигра называют тигром? Белый он, без полос. И пушистый, как ангорский кот. И клыки у зверя не сабельные. С меч они длинною. Короткий.
С такой зверушкой Крант когда-то общался. И ее клык при себе носил.
А сегодня мне его попытался всучить.
Мол, я нутера должен оберегать, а получилось, что нутер меня оберег. Да еще два раза. Должник я теперь нутера. На три жизни вперед должник.
Такую вот ерундень вбил себе в башку мой оберегатель.
Ну, грохнул я двух тиу, что возле нас с Крантом крутились. Попались они мне под Нож. Так это Ножу спасибо, а не мне. Еще одного серокожего Марла с Меченым завалили. Как — не видел. Занят тогда был. Очень. Но на тело потом глянул, мельком. Будто кисой оно драное. Той самой, мечезубой. И правая рука на фиг отрублена. Вместе с плечом.
Так что, Марлу с Меченым Кран тоже награждать станет? За отвагу, типа.
Спросил у него.
Оказалось, не станет. Не за что.
Меченый, вроде как, слугой моим считается. Значит, умирать не должен без моего приказа. А Марла… ее вообще эта драка никаким боком ни касалась. Могла сидеть себе спокойно и обедать, пока мы играли в свою маленькую войну. Теперь вот мне решать надо: принимать ее помощь или посчитать нежелательным вмешательством и жуть как оскорбиться. Компенсацию там потребовать или на дуэль вызвать.
Оригинальный, однако, подход к проблеме.
А спасибо сказать и в щечку поцеловать — за слабость посчитают или за оскорбление действием?
И с другим помощником как быть? Что сначала оставшихся тиу прикончил, а потом нас всех чуть на ремни ни порезал. Тоже благодарность перед строем и контрольный поцелуй в лобик?…
А Крант стоит передо мной на колене и зуб кошачий протягивает. Будто не для него все это говорилось. Будто себя, любимого, мне послушать захотелось, вот и сотрясаю воздух.
— Крант, для особо непонимающих, повторяю: мне это и на фиг не нужно. Ты Белую Смерть завалил, тебе ее клык и носить.
— Откуда ты знаешь про Белую?!
С колена он не встал, но в клык вцепился, как в спасательный круг. Двумя руками.
— Приснилось мне, Крантушка. Знаешь, некоторые спят и сны видят. Интересные. Вот и со мной такое бывает. Иногда.
Смех смехом, но насчет сна я не шутил. Хотя не знаю, можно ли это назвать сном. Секунду все длилось, не больше. Только глянул на клык — Кранта увидел, что с большой ангорской кошкой сражается. Мечезубой. Среди снега и льда. Испытание ему такое назначили. И две пары бровей у Кранта. Не носил он тогда повязки. Ученику не полагается.
И сейчас не носит. Нечего стало Кранту под повязкой прятать.
— Приснилось? Так ты сновидец?!
Блин, ответ вопросом на вопрос считается наездом и наказывается по все строгости…
— Знаешь, Крант. Ты, конечно, нормальный пацан, и базарить с тобой интересно, но давай вспомним, что у тебя есть хозяин. Которого не только оберегать, но и слушаться надо.
Хотя бы иногда.
Но эту мысль мы скромно замолчим. Мы, Леха Непревзойденноскромный. Язык вывихнуть, если выговаривать.
— Вспомнил? Тогда твой нутер тебя убедительно просит: подняться, убрать этот зуб туда, где ты его прятал, и сопроводить очень голодного мужика вниз. Блин, я сегодня пропустил обед! Могу я теперь спокойно поужинать?!
Странно, но мой ор подействовал. Крант встал, надел цепь с клыком на шею, убрал под одежду. И все это медленно, неохотно, явно напоказ. Смотри, мол, чего ради тебя приходится терпеть.
— Кстати, Крант, ты есть хочешь?
Очень уж внимательный взгляд стал у нортора.
— Что-то я не видел, когда ты ешь…
— Нутер хочет увидеть меня за кормлением?
И опять эта дракульская улыбка.
— Нет, пожалуй, не хочу. Но если ты голоден, то с этим надо чего-то делать.
— Меня учили справляться с голодом.
— Сидеть голодным и терпеть?
— Или находить замену привычному корму.
— Ага. А-а… никаких проблем у тебя не будет с этой заменой? Или у меня?
— Нет.
— Ну, тогда пошли. Ранул нас наверно заждался. Да и Марла…
Интересно, что скажет Марла?…
С такой зверушкой Крант когда-то общался. И ее клык при себе носил.
А сегодня мне его попытался всучить.
Мол, я нутера должен оберегать, а получилось, что нутер меня оберег. Да еще два раза. Должник я теперь нутера. На три жизни вперед должник.
Такую вот ерундень вбил себе в башку мой оберегатель.
Ну, грохнул я двух тиу, что возле нас с Крантом крутились. Попались они мне под Нож. Так это Ножу спасибо, а не мне. Еще одного серокожего Марла с Меченым завалили. Как — не видел. Занят тогда был. Очень. Но на тело потом глянул, мельком. Будто кисой оно драное. Той самой, мечезубой. И правая рука на фиг отрублена. Вместе с плечом.
Так что, Марлу с Меченым Кран тоже награждать станет? За отвагу, типа.
Спросил у него.
Оказалось, не станет. Не за что.
Меченый, вроде как, слугой моим считается. Значит, умирать не должен без моего приказа. А Марла… ее вообще эта драка никаким боком ни касалась. Могла сидеть себе спокойно и обедать, пока мы играли в свою маленькую войну. Теперь вот мне решать надо: принимать ее помощь или посчитать нежелательным вмешательством и жуть как оскорбиться. Компенсацию там потребовать или на дуэль вызвать.
Оригинальный, однако, подход к проблеме.
А спасибо сказать и в щечку поцеловать — за слабость посчитают или за оскорбление действием?
И с другим помощником как быть? Что сначала оставшихся тиу прикончил, а потом нас всех чуть на ремни ни порезал. Тоже благодарность перед строем и контрольный поцелуй в лобик?…
А Крант стоит передо мной на колене и зуб кошачий протягивает. Будто не для него все это говорилось. Будто себя, любимого, мне послушать захотелось, вот и сотрясаю воздух.
— Крант, для особо непонимающих, повторяю: мне это и на фиг не нужно. Ты Белую Смерть завалил, тебе ее клык и носить.
— Откуда ты знаешь про Белую?!
С колена он не встал, но в клык вцепился, как в спасательный круг. Двумя руками.
— Приснилось мне, Крантушка. Знаешь, некоторые спят и сны видят. Интересные. Вот и со мной такое бывает. Иногда.
Смех смехом, но насчет сна я не шутил. Хотя не знаю, можно ли это назвать сном. Секунду все длилось, не больше. Только глянул на клык — Кранта увидел, что с большой ангорской кошкой сражается. Мечезубой. Среди снега и льда. Испытание ему такое назначили. И две пары бровей у Кранта. Не носил он тогда повязки. Ученику не полагается.
И сейчас не носит. Нечего стало Кранту под повязкой прятать.
— Приснилось? Так ты сновидец?!
Блин, ответ вопросом на вопрос считается наездом и наказывается по все строгости…
— Знаешь, Крант. Ты, конечно, нормальный пацан, и базарить с тобой интересно, но давай вспомним, что у тебя есть хозяин. Которого не только оберегать, но и слушаться надо.
Хотя бы иногда.
Но эту мысль мы скромно замолчим. Мы, Леха Непревзойденноскромный. Язык вывихнуть, если выговаривать.
— Вспомнил? Тогда твой нутер тебя убедительно просит: подняться, убрать этот зуб туда, где ты его прятал, и сопроводить очень голодного мужика вниз. Блин, я сегодня пропустил обед! Могу я теперь спокойно поужинать?!
Странно, но мой ор подействовал. Крант встал, надел цепь с клыком на шею, убрал под одежду. И все это медленно, неохотно, явно напоказ. Смотри, мол, чего ради тебя приходится терпеть.
— Кстати, Крант, ты есть хочешь?
Очень уж внимательный взгляд стал у нортора.
— Что-то я не видел, когда ты ешь…
— Нутер хочет увидеть меня за кормлением?
И опять эта дракульская улыбка.
— Нет, пожалуй, не хочу. Но если ты голоден, то с этим надо чего-то делать.
— Меня учили справляться с голодом.
— Сидеть голодным и терпеть?
— Или находить замену привычному корму.
— Ага. А-а… никаких проблем у тебя не будет с этой заменой? Или у меня?
— Нет.
— Ну, тогда пошли. Ранул нас наверно заждался. Да и Марла…
Интересно, что скажет Марла?…
40
Трудно удовлетворить обиженную женщину. Особенно, если она зверем может стать. Большим, хищным и кусачим. Или говорит, что может.
— Зачем ты мне это сказала?
— Не спрятать ипшу под тонким покровом.
Ответила. Вроде как, поговоркой. Понять бы только, чего сказала. И к чему.
— Так ты ипша?
— Нет. Я из Кугаров. — Замолчала, потерлась об меня. — И я ошиблась, пушистый.
В самое ухо шепнула, словно в чем неприличном призналась.
— В чем ошиблась?…
— Думала, он из наших. Только Закатных. Или из Песчаных. Они тоже с красной шерстью. Вот и попросила за него. Прости. До Перелома трудно определить истинного Зверя. Я не чарутти…
Это мы о Мальке разговариваем. В постели. У Марлы в комнате. Первый раз я у нее.
— Так ты тоже Тень?
— А Крант тебе не сказал?
— Нет.
— Тень.
— Или Мастер Теней?
— Откуда узнал?!
Трудно отвечать, когда на тебе лежит полтора центнера живого веса.
— Откуда?
— А если от Кранта? — Хриплю.
— Он не знает.
— Тогда угадал. Брякнул, что первое в башку пришло, и угадал.
— Тебе удается много необычного, пушистый.
А я вентилирую легкие. Все-таки без груза намного легче дышится.
Блин, ситуация, прям, по анекдоту:…а ты была когда-нибудь с культуристом? Ага. Ощущения такие, словно на тебя падает шкаф… Повезло еще, что из моего шкафа ключ не торчит.
— Удается? Еще бы! Я же ларт.
И меня опять вмяли в лежанку. А она у Марлы тверже моей будет.
— Никогда не повторяй этого. Ты — не он!
— Но Машка…
— Огненная? Она ошиблась. Запомни: ты — не он!
— Точно?
— Я знаю вкус этих тварей.
— Так ты поэтому меня кусала? Проверяла?
— Не только.
И Марла фыркнула. Как кошка. И отпустила меня.
Видел я как-то общение влюбленных кошек…
— Тогда мне все с вами понятно, Мастер…
— Не называй меня так, пушистый. Не надо.
Это не угроза. И не просьба. Предупреждение. Пока еще. Первое. И, скорее всего, последнее.
— Ладно, лапушка, не буду. Или так тоже не называть?
— А так называй.
Чем нормальный мужик занимается с бабой в постели? Спит? Тоже вариант. Я вот разговариваю. Все, чего мог, сделал, теперь вот отдыхаю. И ума-разума набираюсь.
Тяжело в деревне без нагана, а в незнакомой местности — без знаний об этой местности.
Туда нэ хады, там снэг в башка попадет… А туда хады — там баба сладкая живет…
Вот и набираюсь этих самых знаний, где и как могу.
Как говорил незабвенный Пал Нилыч: Живи и учись, чтоб делать глупости с умным видом.
С глупостями — никаких проблем. С умным видом?… Ну, я стараюсь.
— Лапушка, а чего это у Малька было?
— Где?
— Сначала на шее, потом в кулаке.
— Ты и на шее видел?
Марла удивлена, и не скрывает этого.
— Видел. А не должен был?…
— Мало кто может видеть. Даже снятую гибору . Особенно такую.
— Какую?
— Сильный чарутти ее делал. На сильного Зверя. Мне бы сразу догадаться…
И Марла задумалась. Пришлось напомнить о себе. Любит лапушка, когда ее гладят по спинке.
— Ну, увидел я эту ерундень. Ну, и ладно. Все равно ведь не понял, зачем она.
— Чтоб Зверя удержать. Трудно это без гиборы.
— Ага. А на шее почему?
— Держать.
— А на руке? Тоже держать?
— Нет. На руке — хранить.
— Кого хранить? И от кого?
— Гибору хранить. Чтобы не потерять.
— Ну…
— Вот когда ты разрешишь Мальку подумать о детеныше, тогда он и наденет гибору ему.
— На шею?
— Да.
— А у тебя она тоже есть?
— Нет.
— Почему?
— Я не ипша. И не полукровка.
— А чего Крант болтал, мол, ипш больше нет?…
— Мало их осталось. Несмешанной крови.
— Почему?
— Говорят, норторы сильно охотились на них.
— Как на зверей? Из-за меха?
— Как на врагов. Очень опасных.
— И?…
— Многих убили. Но выжившие стали еще опаснее. Особенно для норторов.
— А зачем им это надо?…
— Кому?
— Ипшам, норторам.
— Говорят, древняя вражда между ними. И она древнее Мостов и Башен.
— Чего древнее?…
— Так говорят.
Ясненько, о мостах и башнях в другой раз.
— Лапушка, а…
— Пушистый, ты ко мне лежать пришел и разговаривать?
— Ну, поговорить тоже можно.
— Говорить хватит.
— Почему?
— Надоело.
— Тогда встаем?
— Стоя мне тоже нравится, — мурлыкает Марла и прогибает спину.
Неутомимая женщина!
— Зачем ты мне это сказала?
— Не спрятать ипшу под тонким покровом.
Ответила. Вроде как, поговоркой. Понять бы только, чего сказала. И к чему.
— Так ты ипша?
— Нет. Я из Кугаров. — Замолчала, потерлась об меня. — И я ошиблась, пушистый.
В самое ухо шепнула, словно в чем неприличном призналась.
— В чем ошиблась?…
— Думала, он из наших. Только Закатных. Или из Песчаных. Они тоже с красной шерстью. Вот и попросила за него. Прости. До Перелома трудно определить истинного Зверя. Я не чарутти…
Это мы о Мальке разговариваем. В постели. У Марлы в комнате. Первый раз я у нее.
— Так ты тоже Тень?
— А Крант тебе не сказал?
— Нет.
— Тень.
— Или Мастер Теней?
— Откуда узнал?!
Трудно отвечать, когда на тебе лежит полтора центнера живого веса.
— Откуда?
— А если от Кранта? — Хриплю.
— Он не знает.
— Тогда угадал. Брякнул, что первое в башку пришло, и угадал.
— Тебе удается много необычного, пушистый.
А я вентилирую легкие. Все-таки без груза намного легче дышится.
Блин, ситуация, прям, по анекдоту:…а ты была когда-нибудь с культуристом? Ага. Ощущения такие, словно на тебя падает шкаф… Повезло еще, что из моего шкафа ключ не торчит.
— Удается? Еще бы! Я же ларт.
И меня опять вмяли в лежанку. А она у Марлы тверже моей будет.
— Никогда не повторяй этого. Ты — не он!
— Но Машка…
— Огненная? Она ошиблась. Запомни: ты — не он!
— Точно?
— Я знаю вкус этих тварей.
— Так ты поэтому меня кусала? Проверяла?
— Не только.
И Марла фыркнула. Как кошка. И отпустила меня.
Видел я как-то общение влюбленных кошек…
— Тогда мне все с вами понятно, Мастер…
— Не называй меня так, пушистый. Не надо.
Это не угроза. И не просьба. Предупреждение. Пока еще. Первое. И, скорее всего, последнее.
— Ладно, лапушка, не буду. Или так тоже не называть?
— А так называй.
Чем нормальный мужик занимается с бабой в постели? Спит? Тоже вариант. Я вот разговариваю. Все, чего мог, сделал, теперь вот отдыхаю. И ума-разума набираюсь.
Тяжело в деревне без нагана, а в незнакомой местности — без знаний об этой местности.
Туда нэ хады, там снэг в башка попадет… А туда хады — там баба сладкая живет…
Вот и набираюсь этих самых знаний, где и как могу.
Как говорил незабвенный Пал Нилыч: Живи и учись, чтоб делать глупости с умным видом.
С глупостями — никаких проблем. С умным видом?… Ну, я стараюсь.
— Лапушка, а чего это у Малька было?
— Где?
— Сначала на шее, потом в кулаке.
— Ты и на шее видел?
Марла удивлена, и не скрывает этого.
— Видел. А не должен был?…
— Мало кто может видеть. Даже снятую гибору . Особенно такую.
— Какую?
— Сильный чарутти ее делал. На сильного Зверя. Мне бы сразу догадаться…
И Марла задумалась. Пришлось напомнить о себе. Любит лапушка, когда ее гладят по спинке.
— Ну, увидел я эту ерундень. Ну, и ладно. Все равно ведь не понял, зачем она.
— Чтоб Зверя удержать. Трудно это без гиборы.
— Ага. А на шее почему?
— Держать.
— А на руке? Тоже держать?
— Нет. На руке — хранить.
— Кого хранить? И от кого?
— Гибору хранить. Чтобы не потерять.
— Ну…
— Вот когда ты разрешишь Мальку подумать о детеныше, тогда он и наденет гибору ему.
— На шею?
— Да.
— А у тебя она тоже есть?
— Нет.
— Почему?
— Я не ипша. И не полукровка.
— А чего Крант болтал, мол, ипш больше нет?…
— Мало их осталось. Несмешанной крови.
— Почему?
— Говорят, норторы сильно охотились на них.
— Как на зверей? Из-за меха?
— Как на врагов. Очень опасных.
— И?…
— Многих убили. Но выжившие стали еще опаснее. Особенно для норторов.
— А зачем им это надо?…
— Кому?
— Ипшам, норторам.
— Говорят, древняя вражда между ними. И она древнее Мостов и Башен.
— Чего древнее?…
— Так говорят.
Ясненько, о мостах и башнях в другой раз.
— Лапушка, а…
— Пушистый, ты ко мне лежать пришел и разговаривать?
— Ну, поговорить тоже можно.
— Говорить хватит.
— Почему?
— Надоело.
— Тогда встаем?
— Стоя мне тоже нравится, — мурлыкает Марла и прогибает спину.
Неутомимая женщина!
41
День прошел, как миг пустой…
Кажется, так писал великий русский классик.
За первым днем прошел второй, третий, пятый, а я все еще живу у Ранула.
Утро после тиустской разборки началось для меня с извинений. Сначала Малек извинялся, что не узнал в моем восточном приятеле Ловчего. Еще за то, что не выполним весь мой приказ. ВЕСЬ! Ктои зачемвыяснил, а съесть моего обидчика не успел. Тот Ловчим начал становиться…
И какой только идиот отдает такие приказы?! Я?? Не помню что-то…
После Малька я общался с Ранулом. Тот тоже: прошу многоуважаемого простить… и все такое. И не за себя просил, за сына сестры. Тот, мол, предал меня, не защитил.
Я так и не понял, с какой стати он защищать меня должен?… И почему это все так мечтают стать моим должником? В этой или следующей жизни. Других кандидатов нету? В чем тут прикол?
Говорить: уходи противный, — Ранул мне не стал. А я не стал срываться с теплого места, где меня хорошо кормят. К чему спешить с отъездом, если никто не гонит? Да и некуда мне особо спешить. Чего я здесь знаю, кроме ближайшего леска, да любимого города Ранула? Где тут нужен врач с моим опытом и квалификацией? Здесь, вроде как, не требуется. Вот и числюсь я пока в отпуске. Давно о таком мечтал. Чтоб забраться в глушь, где люди болеют только похмельем и насморком, где их вполне устраивает форма носа, ушей и количество ребер. И у себя и у своей дражайшей половины. А если нет, то все решается без помощи пластического хирурга.
Я еще Ранула про Ловчего спросил. Так он так же, как Малек, рот захлопнул и сделал вид, что никогда разговаривать не умел. Только и узнал я, что при каждом Храме Ловчий имеется. А чего он за зверь и с чем его едят, про то ни-ни. К следующему Храму сезон пути, вроде, может, поэтому Ранул меня в шею гнать не стал…
Я еще на один аукцион собирался, но послушал Марлу и передумал. Ничего интересного. По крайней мере, для меня.
Звери будут продаваться. Грузовые и легковые. В смысле, верховые. Ну, и вожаки само собой. С белым пятном на ноге. Это пятно, вроде как, удачу притягивает. Верный путь всему каравану указывает…
В такой вот маразм здесь верят. Но спорить с местными традициями… Слышал я о таких спорщиках. Пережила и пережевала их традиция. По мне, так пусть верят, в чего хотят. Хоть клыки своим поалам золотят, если надо. Мне все едино.
А еще каждому зверю тут проводник полагается. Так они вместе и продаются. Или нанимаются. Два в одном, вроде.
Ну, мне транспорт для каравана не требовался, вот я вместо аукциона к реке сходил, да по городу пошатался. На городок из российской глубинки он похож. Которому не меньше полтыщи лет. Архитектура, дух старины, неторопливая жизнь… И сами жители, вроде как, никуда не торопятся. Даже трамвай-тролейбус по улицам пустить не хотят. Допотопным автобусом обходятся, что помнит, наверно, еще времена мамонтов.
А в этом мире вместо автобуса поалов используют. Или шорнов. Если караван горными тропами пойдет. Особо продвинутые и ленивые горожане на носилках перемещаются. С двумя или четырьмя носильщиками. Все зависит от комплекции носимого. Или величины его внутреннего Я.
Встретил я тут одного такого: росту полтора метра в прыжке, комплекция — за ручкой швабры прятаться можно, а вот носилок ему мало показалось — в паланкине разъезжал. Да в таком, что улицу почти перекрыл. Прохожим стены приходилось обтирать. Ну, я и ляпнул насчет неправильной парковки. Просто так ляпнул, и на другую улицу уже думал идти, а рыжий в паланкине взял и обиделся. И паланкидера на меня натравил.
Перед носилками всегда здоровый такой мужик идет. С шестом. Погремушкой гремит и громогласно сообщает, какая важная персона за ним следует. А если персона инкогнито путешествует, — за закрытыми шторами, как говорится, — так молча колотушкой греметь полагается, и шестом дорогу очищать. От особо глухих и тупых.
А тут я со своим недовольством…
Посчитать мне ребра паланкидер не смог — Крант помешал. С некоторых пор он при мне неотлучно держится. Даже когда я за ширму захожу, в джакке помокнуть, там, или в усул пожурчать, так нортор возле ширмы отирается. А в этот раз рядом со мной стал. Слева.
Паланкидер только глянул на Кранта и к земле прирос. Вместе со своей тросточкой. Не иначе, о чем-то вечном задумался. А пырсона в паланкине вякнул чего-то, и носильщики назад сдали, да в ближайший переулок свой транспорт затолкали. Еле разместились там.
Я когда мимо проходил, глянул — не из злорадства, любопытства токмо, — и морду увидел. Того, в зашторенных носилках. Миг только и смотрели друг на друга, но…
Не знаю, есть ли любовь с первого взгляда, но наоборот точно есть!
Вот только глупо поворачивать обратно, когда тебе дорогу уже уступили.
Я потом эту рыжую пырсону в своей гостинице встретил. Ранул ему лучшую комнату приготовил. Из тех, что остались. А этот недовольство выражать начал. Мол, в прошлый раз люкс был, а теперь конура какая-то.
Ну, один люкс у Ранула, чего тут поделаешь?… Прежнего жильца на фиг, а этого вселять? Или двух в один люкс запихнуть?…
Вот к самому интересному, мы с Крантом и вернулись. Голодные. А со мной голодным письменно лучше общаться. Бумага, она все стерпит. Даже если ее мнут и об стену бросают. Это после хорошей жратвы я добрым становлюсь. И терпеливым. Слегка.
Короче, не повезло рыжему. Не на того наехал. И не в то время.
Пока мы так мило общались, Ранул чуть в обморок не упал. Я думал, может съел мужик чего… Оказалось, от переживаний.
— Это же Величайший и Мудрейший, — шепнул он уже в комнате. Да еще на дверь оглянулся. Словно этот величайший мог пройти сквозь нее. — Любой с радостью уступит все, что Мудрейший пожелает.
Не вовремя это Ранул сказал. В самом начале обеда.
— Слушай сюда. Я. Не. Любой. Это понятно?
— Да, многоува…
— И меня не гребет могучий он или еще какой. Наглых таких я с детства терпеть ненавижу. Усек?
— Да-а…
— А если этому не нравится комната, то пусть идет к…
У Ранула совсем уж несчастный вид стал. Да-а, не позавидуешь мужику, попал меж двумя бригадами. В самый центр разборки.
Так, спокойно, Леха, вдох-выдох… носом вдох, посчитай до пяти… нет, лучше до десяти! Ртом выдох. Успокоился? Теперь говори.
— Короче, чего-то не нравится? Тогда легкого ему Пути. И не надо портить здесь… пейзаж.
Но рыжий коротышка никуда не убрался. Как потом оказалось, ко мне он приехал. Вернее, ко мне-другому, что давно уже рассыпался в прах. А миной Рид-теперешний не имел ни малейшего желания чего-либо продавать. Особенно такому покупателю.
Да еще то, из-за чего меня чуть не убили.
Кажется, так писал великий русский классик.
За первым днем прошел второй, третий, пятый, а я все еще живу у Ранула.
Утро после тиустской разборки началось для меня с извинений. Сначала Малек извинялся, что не узнал в моем восточном приятеле Ловчего. Еще за то, что не выполним весь мой приказ. ВЕСЬ! Ктои зачемвыяснил, а съесть моего обидчика не успел. Тот Ловчим начал становиться…
И какой только идиот отдает такие приказы?! Я?? Не помню что-то…
После Малька я общался с Ранулом. Тот тоже: прошу многоуважаемого простить… и все такое. И не за себя просил, за сына сестры. Тот, мол, предал меня, не защитил.
Я так и не понял, с какой стати он защищать меня должен?… И почему это все так мечтают стать моим должником? В этой или следующей жизни. Других кандидатов нету? В чем тут прикол?
Говорить: уходи противный, — Ранул мне не стал. А я не стал срываться с теплого места, где меня хорошо кормят. К чему спешить с отъездом, если никто не гонит? Да и некуда мне особо спешить. Чего я здесь знаю, кроме ближайшего леска, да любимого города Ранула? Где тут нужен врач с моим опытом и квалификацией? Здесь, вроде как, не требуется. Вот и числюсь я пока в отпуске. Давно о таком мечтал. Чтоб забраться в глушь, где люди болеют только похмельем и насморком, где их вполне устраивает форма носа, ушей и количество ребер. И у себя и у своей дражайшей половины. А если нет, то все решается без помощи пластического хирурга.
Я еще Ранула про Ловчего спросил. Так он так же, как Малек, рот захлопнул и сделал вид, что никогда разговаривать не умел. Только и узнал я, что при каждом Храме Ловчий имеется. А чего он за зверь и с чем его едят, про то ни-ни. К следующему Храму сезон пути, вроде, может, поэтому Ранул меня в шею гнать не стал…
Я еще на один аукцион собирался, но послушал Марлу и передумал. Ничего интересного. По крайней мере, для меня.
Звери будут продаваться. Грузовые и легковые. В смысле, верховые. Ну, и вожаки само собой. С белым пятном на ноге. Это пятно, вроде как, удачу притягивает. Верный путь всему каравану указывает…
В такой вот маразм здесь верят. Но спорить с местными традициями… Слышал я о таких спорщиках. Пережила и пережевала их традиция. По мне, так пусть верят, в чего хотят. Хоть клыки своим поалам золотят, если надо. Мне все едино.
А еще каждому зверю тут проводник полагается. Так они вместе и продаются. Или нанимаются. Два в одном, вроде.
Ну, мне транспорт для каравана не требовался, вот я вместо аукциона к реке сходил, да по городу пошатался. На городок из российской глубинки он похож. Которому не меньше полтыщи лет. Архитектура, дух старины, неторопливая жизнь… И сами жители, вроде как, никуда не торопятся. Даже трамвай-тролейбус по улицам пустить не хотят. Допотопным автобусом обходятся, что помнит, наверно, еще времена мамонтов.
А в этом мире вместо автобуса поалов используют. Или шорнов. Если караван горными тропами пойдет. Особо продвинутые и ленивые горожане на носилках перемещаются. С двумя или четырьмя носильщиками. Все зависит от комплекции носимого. Или величины его внутреннего Я.
Встретил я тут одного такого: росту полтора метра в прыжке, комплекция — за ручкой швабры прятаться можно, а вот носилок ему мало показалось — в паланкине разъезжал. Да в таком, что улицу почти перекрыл. Прохожим стены приходилось обтирать. Ну, я и ляпнул насчет неправильной парковки. Просто так ляпнул, и на другую улицу уже думал идти, а рыжий в паланкине взял и обиделся. И паланкидера на меня натравил.
Перед носилками всегда здоровый такой мужик идет. С шестом. Погремушкой гремит и громогласно сообщает, какая важная персона за ним следует. А если персона инкогнито путешествует, — за закрытыми шторами, как говорится, — так молча колотушкой греметь полагается, и шестом дорогу очищать. От особо глухих и тупых.
А тут я со своим недовольством…
Посчитать мне ребра паланкидер не смог — Крант помешал. С некоторых пор он при мне неотлучно держится. Даже когда я за ширму захожу, в джакке помокнуть, там, или в усул пожурчать, так нортор возле ширмы отирается. А в этот раз рядом со мной стал. Слева.
Паланкидер только глянул на Кранта и к земле прирос. Вместе со своей тросточкой. Не иначе, о чем-то вечном задумался. А пырсона в паланкине вякнул чего-то, и носильщики назад сдали, да в ближайший переулок свой транспорт затолкали. Еле разместились там.
Я когда мимо проходил, глянул — не из злорадства, любопытства токмо, — и морду увидел. Того, в зашторенных носилках. Миг только и смотрели друг на друга, но…
Не знаю, есть ли любовь с первого взгляда, но наоборот точно есть!
Вот только глупо поворачивать обратно, когда тебе дорогу уже уступили.
Я потом эту рыжую пырсону в своей гостинице встретил. Ранул ему лучшую комнату приготовил. Из тех, что остались. А этот недовольство выражать начал. Мол, в прошлый раз люкс был, а теперь конура какая-то.
Ну, один люкс у Ранула, чего тут поделаешь?… Прежнего жильца на фиг, а этого вселять? Или двух в один люкс запихнуть?…
Вот к самому интересному, мы с Крантом и вернулись. Голодные. А со мной голодным письменно лучше общаться. Бумага, она все стерпит. Даже если ее мнут и об стену бросают. Это после хорошей жратвы я добрым становлюсь. И терпеливым. Слегка.
Короче, не повезло рыжему. Не на того наехал. И не в то время.
Пока мы так мило общались, Ранул чуть в обморок не упал. Я думал, может съел мужик чего… Оказалось, от переживаний.
— Это же Величайший и Мудрейший, — шепнул он уже в комнате. Да еще на дверь оглянулся. Словно этот величайший мог пройти сквозь нее. — Любой с радостью уступит все, что Мудрейший пожелает.
Не вовремя это Ранул сказал. В самом начале обеда.
— Слушай сюда. Я. Не. Любой. Это понятно?
— Да, многоува…
— И меня не гребет могучий он или еще какой. Наглых таких я с детства терпеть ненавижу. Усек?
— Да-а…
— А если этому не нравится комната, то пусть идет к…
У Ранула совсем уж несчастный вид стал. Да-а, не позавидуешь мужику, попал меж двумя бригадами. В самый центр разборки.
Так, спокойно, Леха, вдох-выдох… носом вдох, посчитай до пяти… нет, лучше до десяти! Ртом выдох. Успокоился? Теперь говори.
— Короче, чего-то не нравится? Тогда легкого ему Пути. И не надо портить здесь… пейзаж.
Но рыжий коротышка никуда не убрался. Как потом оказалось, ко мне он приехал. Вернее, ко мне-другому, что давно уже рассыпался в прах. А миной Рид-теперешний не имел ни малейшего желания чего-либо продавать. Особенно такому покупателю.
Да еще то, из-за чего меня чуть не убили.
42
Если жизнь становится слишком скучной, можно завести собаку. Или врага. О скуке не скоро вспомнишь.
Мысль вообще-то не глупая, но вряд ли у меня получится. Обзавестись собакой. Не видел я их в городе. Ни одной. И кошек не видел. А крысы есть. Только называются по-другому. Касырт. И ловят их зверушки, похожие на ящериц. Несколько таких зверушек я в гостинице видел. Самая маленькая на ладони уместится, а большая — с таксу величиной. Но по стенке бегает только так! Ранул говорит, мол охотники они хорошие. Но вряд ли эта ящерка будет лежать на коленях и мурлыкать или заглядывать в глаза хозяину, выпрашивая вкусную косточку.
А с врагами у такого нормального мужика, как я, вообще полная лажа. Даже поругаться не с кем. Меня или любят до дрожи в коленках или боятся. Тоже до этой самой дрожи. Даже рыжий коротышка и тот стал сама вежливость. При встрече нежно так улыбается и спрашивает о здоровье.
— Не дождешься, — отвечаю. По-русски. А потом на общем интересуюсь его здоровьем.
Не принято здесь спрашивать: хорошо ли спал и какие сны видел. Я вот раз спросил, так великий и могучий чуть с табурета не упал. Не все здесь, оказывается, сны видят. А те, кто видит, в особом клубе состоят. Гильдия сновидцев называется. Был тут один такой. Проездом. Тоже в люксе останавливался. Уже после ремонта. Ранул с таким почтением о сновидце этом говорил, будто тот сам Папа Римский, и президент крупнейшего банка по совместительству. С последним паромом он из города уплыл.
А первый паром мы ждем со дня на день. Дождей нет, но вода в реке прибывает. Медленно и уверенно. Совсем немного зарубок на мерном столбе осталось. Город гудит, как улей весной. Купцы пакуют последние тюки. Караванщики комплектуют караваны, нанимают, если надо, дополнительную охрану. Или продляют контракт с прежней бригадой. Охранники заняты подгонкой снаряжения и тренировками. А старшие бригад или стай, вроде Марлы с Меченым, отбором новичков. Я как-то пошел с ними, посмотрел — ничего интересного. Свой спецжаргон, не слишком понятный постороннему, короткие поединки, похожие на те, что были на аукционе, какие-то клятвы, обещания…
Мысль вообще-то не глупая, но вряд ли у меня получится. Обзавестись собакой. Не видел я их в городе. Ни одной. И кошек не видел. А крысы есть. Только называются по-другому. Касырт. И ловят их зверушки, похожие на ящериц. Несколько таких зверушек я в гостинице видел. Самая маленькая на ладони уместится, а большая — с таксу величиной. Но по стенке бегает только так! Ранул говорит, мол охотники они хорошие. Но вряд ли эта ящерка будет лежать на коленях и мурлыкать или заглядывать в глаза хозяину, выпрашивая вкусную косточку.
А с врагами у такого нормального мужика, как я, вообще полная лажа. Даже поругаться не с кем. Меня или любят до дрожи в коленках или боятся. Тоже до этой самой дрожи. Даже рыжий коротышка и тот стал сама вежливость. При встрече нежно так улыбается и спрашивает о здоровье.
— Не дождешься, — отвечаю. По-русски. А потом на общем интересуюсь его здоровьем.
Не принято здесь спрашивать: хорошо ли спал и какие сны видел. Я вот раз спросил, так великий и могучий чуть с табурета не упал. Не все здесь, оказывается, сны видят. А те, кто видит, в особом клубе состоят. Гильдия сновидцев называется. Был тут один такой. Проездом. Тоже в люксе останавливался. Уже после ремонта. Ранул с таким почтением о сновидце этом говорил, будто тот сам Папа Римский, и президент крупнейшего банка по совместительству. С последним паромом он из города уплыл.
А первый паром мы ждем со дня на день. Дождей нет, но вода в реке прибывает. Медленно и уверенно. Совсем немного зарубок на мерном столбе осталось. Город гудит, как улей весной. Купцы пакуют последние тюки. Караванщики комплектуют караваны, нанимают, если надо, дополнительную охрану. Или продляют контракт с прежней бригадой. Охранники заняты подгонкой снаряжения и тренировками. А старшие бригад или стай, вроде Марлы с Меченым, отбором новичков. Я как-то пошел с ними, посмотрел — ничего интересного. Свой спецжаргон, не слишком понятный постороннему, короткие поединки, похожие на те, что были на аукционе, какие-то клятвы, обещания…