Страница:
— Хотите, помогу? — вкрадчиво предложил он.
— У меня с детства страсть чистить апельсины, — я попыталась соблазнительно улыбнуться, — даже не столько интересно есть то, что там внутри, как снимать кожуру.
— Прекрасно. — Художник выбрал яблоко и с хрустом надкусил его. — Значит, вам нравится освобождать вещи от их оболочки? Или одежды?
— Иногда одежда очень мешает, вы правы, — я хихикнула, — но, знаете, Владимир Иванович, меня как журналистку очень интересует, что здесь произошло?
— Вы же сами все видели. — Художник снова нахмурился. — Какие-то подонки устроили ночью пожар в мастерской.
— Значит, — я насторожилась, — это все было устроено? Поджог?
— Милиция считает именно так, — ответил Карчинский, потирая лоб, — да и у меня нет причины считать по-другому.
— Подождите, Владимир Иванович, — я отложила апельсин, — это ведь очень серьезное заявление. В таком случае вы должны кого-то подозревать. И по логике вещей подозрение падает только на одного человека. Банкира Ивлева. Ведь он располагает достаточными средствами, чтобы организовать подобное, а кроме того, вполне мог устроить это из-за того, что вы не захотели удовлетворить каприз его содержанки. Если называть вещи своими именами.
— Верно, верно. — Карчинский поморщился. — Но все не так просто, как представляется на первый взгляд. Я должен вам кое в чем признаться, Леда. Я ведь и не сомневаюсь, что это дело рук банкира. По сути, вроде бы я сам виноват. Согласись я тогда продать вазу, и не было бы никаких проблем. Вы ведь так думаете?
— Да, — я кивнула, — тем более что видела вашу вазу мэбен у… одного своего приятеля.
— Понятно, — художник усмехнулся, — но ничего удивительного в этом нет, я часто дарю и свои картины, и свои вазы. Хорошим людям, — добавил он, — и продаю тоже, если в этом заинтересован. Но все не так просто, Леда, — повторил он.
Шаг за шагом художник раскрыл мне причину своего нежелания продать вазу. Вот уже несколько лет он сотрудничает с культурным фондом Южной Кореи и нередко посылает туда свои работы. Там они ценятся очень высоко.
Это мне и так было известно, я прочитала об этом в брошюрке. Но вот о чем я не знала, так это о том, что некоторое время назад Карчинский по рекомендации этого самого фонда отправил несколько своих ваз мэбен в Национальный музей Кореи. Оттуда вскоре пришел ответ. Корейцы прислали благодарственное письмо, в котором восхищались умением русского мастера изготавливать корейские вазы, а также прислали ему и вазу мэбен. Настоящую вазу мэбен XVI века, которая была изготовлена известным мастером Пак Юк Чоном в деревушке Кыранда, ставшей впоследствии известной и прославленной именно из-за своих ваз мэбен.
И все дело оказалось в том, что именно эта ваза так понравилась модели. Художник отдал бы ей любую из своих собственных ваз, но с этим произведением искусства Кореи он расставаться не собирался, тем более что она должна была стать центральным экспонатом на предстоящей выставке в Москве.
— Вот такие дела, — закончил художник, — но это еще не все. Вы же видели, что произошел пожар и многие мои работы пострадали. Значит, теперь придется выставку в Москве отложить.
— Но почему вы сами не объяснили банкиру то, что сейчас объяснили мне? — Я с непониманием уставилась на Карчинского.
— А вы думаете, что у его модели от моего объяснения пропало бы всякое желание завладеть красивой игрушкой? Если вы так считаете, то совершенно не знаете людей. Нет, дорогая Леда! Мое объяснение лишь подстегнуло бы их желание. И ее и его. Это ведь не просто поделка известного художника, — он криво усмехнулся, — а действительно настоящее произведение искусства, которому несколько веков. Банкира и его сучку, напротив, это только еще больше раззадорило бы.
— Наверное, вы правы, — я вздохнула, — но теперь это произведение погибло во время пожара.
— А вот и нет! — с жаром возразил художник. — Конечно, мастерская моя пострадала очень сильно, но дело в том, что несколько картин, а также ваз украли еще до того, как начался пожар.
— Значит, та самая корейская ваза не пострадала?
— Именно. И я точно знаю, где она может находиться.
Карчинский встал и несколько раз прошелся по комнате, затем подошел к столику, налил себе вина и залпом выпил его.
— Вы могли бы помочь мне, Леда, — заговорил он, забирая мои руки в свои, — мне сейчас просто не к кому больше обратиться.
— А что мне нужно сделать? — Я попыталась мягко высвободить руки, но художник не отпускал.
— Вы можете отправиться к банкиру и сказать ему, что ваза из Кореи и она очень нужна для предстоящей московской выставки. Кроме того, я не пожалею никаких денег и готов отдать их в обмен на вазу. Модель же получит какую угодно из моих картин или ваз, но только не эту.
Я молчала, раздумывая над предложением.
— Вы сделаете это для меня, — Карчинский заглянул мне в глаза, — вы не оставите меня в беде, Леда?
— Хорошо, — я кивнула. — Конечно, я могу отправиться к банкиру. И даже сделаю это прямо сейчас.
— Чудесно! — Карчинский с чувством сжал мои руки. — Это было бы чудесно. Поезжайте, Леда. Надеюсь, что вы найдете нужные слова для этого субъекта. А я останусь здесь и с нетерпением буду ждать вашего звонка.
Карчинский засуетился. Он воспрял, как человек, который неожиданно нашел выход из тупиковой ситуации. Теперь он снова был полон энергии, снова готов был к действию. Не успела я опомниться, как он проводил меня до двери, помог спуститься по лестнице и довел до машины.
— Я буду с нетерпением ждать, Леда, — как испорченный механический болванчик, повторял он одну и ту же фразу.
Только выехав на дорогу, я смогла наконец-то привести свои мысли в порядок. Интересно, если Карчинский такой умный и такой проницательный, то почему он не послал к банкиру своих громил? Или не поехал сам. А если бы я не подвернулась ему, то как бы он тогда вышел из этого положения?
Ладно. Телохранителей своих, возможно, он не хотел посылать, потому что их могли встретить не менее крутые парни и здорово им навалять. А так приезжает женщина. Никаких подозрений это не вызовет. Карчинский не поехал сам, видимо, из-за того, что не хотел иметь дела с банкиром после памятной встречи на выставке. Кому же приятно встречаться с человеком, которого ты оскорбил. А Карчинский вел себя именно оскорбительно. А теперь он должен явиться в роли просителя. Да, весьма двусмысленная ситуация, с какой стороны на это ни смотреть. Тем более что он считает банкира напрямую причастным к пожару. Ох, как же мне хорошо жилось без всех этих дурацких разборок.
Я прекрасно знала адрес, по которому можно было найти Ивлева. Да и кто из жителей Петербурга не слышал о банке «Северная корона», который занимал высотное здание с — зеркальными окнами недалеко от Дворцовой площади. Пожалуй, что мало кто его и не видел. Поэтому я свернула недалеко от Семеновского проспекта и поспешила в центр.
Конечно, банкир был очень и очень занят, но я проявила просто чудеса настойчивости, дважды воспользовалась своим служебным удостоверением, трижды повыше подернула юбку, один раз позволила хлопнуть себя пониже спины, но все же добралась до святая святых «Северной короны», где находился Ивлев. Секретарша, способная выдержать конкуренцию с каменной бабой, каковых иногда еще находят на курганах в Задонье, встала стеной, непроходимым лесом и дремучим бором, чтобы не позволить мне посягнуть хотя бы на одну секунду драгоценного времени банкира.
Я решилась на крайние меры. Достав свой потрепанный блокнотик, я вырвала из него листок и написала всего три слова. После этого свернула записку и отдала ее этой фурии, попросив срочно передать банкиру.
Секретарша с сомнением посмотрела на меня, затем на листок, но я настойчиво кивала и даже пыталась слегка подтолкнуть ее к кабинету. Наконец она решилась и скрылась за дверью. Не прошло и полминуты, как она вылетела из кабинета с весьма растерянным выражением лица, если только каменные истуканы с полустертыми лицами могут теряться, и проговорила:
— Прошу. Господин Ивлев примет вас.
— Благодарю, — ответила я тоном светской львицы и неторопливо прошла в кабинет.
Если бы любопытство было способно разъедать предметы подобно серной кислоте, то я вся была бы в дырах, пока вошла в кабинет. Но господин Ивлев даже не удосужился встать из-за массивного стола.
— Что это значит? — спросил он, помахивая в воздухе моей запиской.
— Вы же умеете читать, — в тон ему ответила я.
— Конечно. — Банкир ехидно сощурился. — Здесь вы нацарапали: «Карчинский. Ваза мэбен». А теперь я хочу знать, в чем, собственно, дело?
— Могу объяснить в двух словах, — ответила я, устраиваясь на стуле напротив него.
В это время из смежной комнаты послышался какой-то звук, и дверь, слегка скрипнув, приоткрылась. Послышались шаги, но в кабинет никто не вошел. Банкир не обратил на это никакого внимания. Я тоже постаралась проигнорировать тот факт, что неизвестный собрался самым наглым образом слушать наш разговор, который, надо сказать, занял не больше пяти минут.
Я изложила Ивлеву причину отказа продажи вазы, сказала, что во время ночного пожара ваза пропала и Карчинский готов заплатить любые деньги, чтобы вернуть этот экземпляр для выставки. Я была весьма красноречива и убедительна. Я старалась подобрать наиболее точные фразы, чтобы не допустить никаких иных толкований.
Ивлев действительно оказался очень умным и очень хитрым.
Он не закричал сразу: «Вон!» — и не вызвал своих телохранителей, чтобы они выдворили меня. Напротив, он, усевшись поудобнее в кресле, самым наглым тоном заявил, что это все гнусные инсинуации в его адрес, к пожару он совершенно не причастен, никакой вазы у него нет, и вообще он давно забыл и про Карчинского, и про его выставку. А засим не будет ли девушка столь любезна, чтобы покинуть его кабинет, потому что она мешает ему работать.
Я попробовала подчеркнуть, что Карчинский готов отдать любые деньги за вазу, но банкир, словно не слыша меня, повторил последнюю фразу. Больше в его кабинете мне делать было нечего. Я вздохнула, встала и направилась к двери. У порога я обернулась и зачем-то спросила:
— Вы не передумаете ни при каких условиях?
— Нет, — спокойно ответил банкир. — Всего вам хорошего и не берите на себя чужие грязные поручения.
Я вышла в приемную с горящими щеками. Что ж, эту оплеуху напоследок я получила вполне заслуженно. Секретарша спокойно и насмешливо взирала на меня. Но я не обратила на нее никакого внимания, потому что, уходя из кабинета, заметила за приоткрытой дверью мелькнувшее лицо Дианы. Значит, модель все время находилась в комнате рядом и прекрасно слышала наш разговор. А банкир был совсем не против, чтобы она его слышала. Вот такие дела. А мне не нужно браться за чужие грязные поручения.
Теперь только осталось позвонить Карчинскому и передать ему результат разговора. Но я ведь спокойно могу позвонить ему из дома, теперь-то мне торопиться некуда. А он пусть подождет. И ничего с ним не сделается.
Карчинский дождался моего звонка только спустя два часа. Я быстро и сухо изложила ему результаты визита к банкиру. Меня удивило и задело, что художник отнесся к этому известию как-то удивительно спокойно. Он выслушал меня, поблагодарил за помощь, а затем вполне светским тоном пригласил навестить его как-нибудь.
Я положила трубку и задумалась. Или действительно художник настолько странный, или за этим спокойствием что-то кроется. Чтобы хоть как-то отвлечься, я решила поработать над очередной статьей и добросовестно просидела над ней до самого вечера.
Мрачные мысли как-то улетучились, и, когда заявился Герт, я вполне была готова к романтическому вечеру. Согласна была даже куда-то выбраться. Но Герт вознамерился остаться дома, и мы очень мило, по-домашнему провели его. Теперь уже я и сама начинала всерьез подумывать о семейной жизни. Есть в ней какая-то странная притягательная сила. Какая-то устойчивость и надежность. Даже с таким жутко ненадежным типом, как мой рокер.
Глава 15
— У меня с детства страсть чистить апельсины, — я попыталась соблазнительно улыбнуться, — даже не столько интересно есть то, что там внутри, как снимать кожуру.
— Прекрасно. — Художник выбрал яблоко и с хрустом надкусил его. — Значит, вам нравится освобождать вещи от их оболочки? Или одежды?
— Иногда одежда очень мешает, вы правы, — я хихикнула, — но, знаете, Владимир Иванович, меня как журналистку очень интересует, что здесь произошло?
— Вы же сами все видели. — Художник снова нахмурился. — Какие-то подонки устроили ночью пожар в мастерской.
— Значит, — я насторожилась, — это все было устроено? Поджог?
— Милиция считает именно так, — ответил Карчинский, потирая лоб, — да и у меня нет причины считать по-другому.
— Подождите, Владимир Иванович, — я отложила апельсин, — это ведь очень серьезное заявление. В таком случае вы должны кого-то подозревать. И по логике вещей подозрение падает только на одного человека. Банкира Ивлева. Ведь он располагает достаточными средствами, чтобы организовать подобное, а кроме того, вполне мог устроить это из-за того, что вы не захотели удовлетворить каприз его содержанки. Если называть вещи своими именами.
— Верно, верно. — Карчинский поморщился. — Но все не так просто, как представляется на первый взгляд. Я должен вам кое в чем признаться, Леда. Я ведь и не сомневаюсь, что это дело рук банкира. По сути, вроде бы я сам виноват. Согласись я тогда продать вазу, и не было бы никаких проблем. Вы ведь так думаете?
— Да, — я кивнула, — тем более что видела вашу вазу мэбен у… одного своего приятеля.
— Понятно, — художник усмехнулся, — но ничего удивительного в этом нет, я часто дарю и свои картины, и свои вазы. Хорошим людям, — добавил он, — и продаю тоже, если в этом заинтересован. Но все не так просто, Леда, — повторил он.
Шаг за шагом художник раскрыл мне причину своего нежелания продать вазу. Вот уже несколько лет он сотрудничает с культурным фондом Южной Кореи и нередко посылает туда свои работы. Там они ценятся очень высоко.
Это мне и так было известно, я прочитала об этом в брошюрке. Но вот о чем я не знала, так это о том, что некоторое время назад Карчинский по рекомендации этого самого фонда отправил несколько своих ваз мэбен в Национальный музей Кореи. Оттуда вскоре пришел ответ. Корейцы прислали благодарственное письмо, в котором восхищались умением русского мастера изготавливать корейские вазы, а также прислали ему и вазу мэбен. Настоящую вазу мэбен XVI века, которая была изготовлена известным мастером Пак Юк Чоном в деревушке Кыранда, ставшей впоследствии известной и прославленной именно из-за своих ваз мэбен.
И все дело оказалось в том, что именно эта ваза так понравилась модели. Художник отдал бы ей любую из своих собственных ваз, но с этим произведением искусства Кореи он расставаться не собирался, тем более что она должна была стать центральным экспонатом на предстоящей выставке в Москве.
— Вот такие дела, — закончил художник, — но это еще не все. Вы же видели, что произошел пожар и многие мои работы пострадали. Значит, теперь придется выставку в Москве отложить.
— Но почему вы сами не объяснили банкиру то, что сейчас объяснили мне? — Я с непониманием уставилась на Карчинского.
— А вы думаете, что у его модели от моего объяснения пропало бы всякое желание завладеть красивой игрушкой? Если вы так считаете, то совершенно не знаете людей. Нет, дорогая Леда! Мое объяснение лишь подстегнуло бы их желание. И ее и его. Это ведь не просто поделка известного художника, — он криво усмехнулся, — а действительно настоящее произведение искусства, которому несколько веков. Банкира и его сучку, напротив, это только еще больше раззадорило бы.
— Наверное, вы правы, — я вздохнула, — но теперь это произведение погибло во время пожара.
— А вот и нет! — с жаром возразил художник. — Конечно, мастерская моя пострадала очень сильно, но дело в том, что несколько картин, а также ваз украли еще до того, как начался пожар.
— Значит, та самая корейская ваза не пострадала?
— Именно. И я точно знаю, где она может находиться.
Карчинский встал и несколько раз прошелся по комнате, затем подошел к столику, налил себе вина и залпом выпил его.
— Вы могли бы помочь мне, Леда, — заговорил он, забирая мои руки в свои, — мне сейчас просто не к кому больше обратиться.
— А что мне нужно сделать? — Я попыталась мягко высвободить руки, но художник не отпускал.
— Вы можете отправиться к банкиру и сказать ему, что ваза из Кореи и она очень нужна для предстоящей московской выставки. Кроме того, я не пожалею никаких денег и готов отдать их в обмен на вазу. Модель же получит какую угодно из моих картин или ваз, но только не эту.
Я молчала, раздумывая над предложением.
— Вы сделаете это для меня, — Карчинский заглянул мне в глаза, — вы не оставите меня в беде, Леда?
— Хорошо, — я кивнула. — Конечно, я могу отправиться к банкиру. И даже сделаю это прямо сейчас.
— Чудесно! — Карчинский с чувством сжал мои руки. — Это было бы чудесно. Поезжайте, Леда. Надеюсь, что вы найдете нужные слова для этого субъекта. А я останусь здесь и с нетерпением буду ждать вашего звонка.
Карчинский засуетился. Он воспрял, как человек, который неожиданно нашел выход из тупиковой ситуации. Теперь он снова был полон энергии, снова готов был к действию. Не успела я опомниться, как он проводил меня до двери, помог спуститься по лестнице и довел до машины.
— Я буду с нетерпением ждать, Леда, — как испорченный механический болванчик, повторял он одну и ту же фразу.
Только выехав на дорогу, я смогла наконец-то привести свои мысли в порядок. Интересно, если Карчинский такой умный и такой проницательный, то почему он не послал к банкиру своих громил? Или не поехал сам. А если бы я не подвернулась ему, то как бы он тогда вышел из этого положения?
Ладно. Телохранителей своих, возможно, он не хотел посылать, потому что их могли встретить не менее крутые парни и здорово им навалять. А так приезжает женщина. Никаких подозрений это не вызовет. Карчинский не поехал сам, видимо, из-за того, что не хотел иметь дела с банкиром после памятной встречи на выставке. Кому же приятно встречаться с человеком, которого ты оскорбил. А Карчинский вел себя именно оскорбительно. А теперь он должен явиться в роли просителя. Да, весьма двусмысленная ситуация, с какой стороны на это ни смотреть. Тем более что он считает банкира напрямую причастным к пожару. Ох, как же мне хорошо жилось без всех этих дурацких разборок.
Я прекрасно знала адрес, по которому можно было найти Ивлева. Да и кто из жителей Петербурга не слышал о банке «Северная корона», который занимал высотное здание с — зеркальными окнами недалеко от Дворцовой площади. Пожалуй, что мало кто его и не видел. Поэтому я свернула недалеко от Семеновского проспекта и поспешила в центр.
Конечно, банкир был очень и очень занят, но я проявила просто чудеса настойчивости, дважды воспользовалась своим служебным удостоверением, трижды повыше подернула юбку, один раз позволила хлопнуть себя пониже спины, но все же добралась до святая святых «Северной короны», где находился Ивлев. Секретарша, способная выдержать конкуренцию с каменной бабой, каковых иногда еще находят на курганах в Задонье, встала стеной, непроходимым лесом и дремучим бором, чтобы не позволить мне посягнуть хотя бы на одну секунду драгоценного времени банкира.
Я решилась на крайние меры. Достав свой потрепанный блокнотик, я вырвала из него листок и написала всего три слова. После этого свернула записку и отдала ее этой фурии, попросив срочно передать банкиру.
Секретарша с сомнением посмотрела на меня, затем на листок, но я настойчиво кивала и даже пыталась слегка подтолкнуть ее к кабинету. Наконец она решилась и скрылась за дверью. Не прошло и полминуты, как она вылетела из кабинета с весьма растерянным выражением лица, если только каменные истуканы с полустертыми лицами могут теряться, и проговорила:
— Прошу. Господин Ивлев примет вас.
— Благодарю, — ответила я тоном светской львицы и неторопливо прошла в кабинет.
Если бы любопытство было способно разъедать предметы подобно серной кислоте, то я вся была бы в дырах, пока вошла в кабинет. Но господин Ивлев даже не удосужился встать из-за массивного стола.
— Что это значит? — спросил он, помахивая в воздухе моей запиской.
— Вы же умеете читать, — в тон ему ответила я.
— Конечно. — Банкир ехидно сощурился. — Здесь вы нацарапали: «Карчинский. Ваза мэбен». А теперь я хочу знать, в чем, собственно, дело?
— Могу объяснить в двух словах, — ответила я, устраиваясь на стуле напротив него.
В это время из смежной комнаты послышался какой-то звук, и дверь, слегка скрипнув, приоткрылась. Послышались шаги, но в кабинет никто не вошел. Банкир не обратил на это никакого внимания. Я тоже постаралась проигнорировать тот факт, что неизвестный собрался самым наглым образом слушать наш разговор, который, надо сказать, занял не больше пяти минут.
Я изложила Ивлеву причину отказа продажи вазы, сказала, что во время ночного пожара ваза пропала и Карчинский готов заплатить любые деньги, чтобы вернуть этот экземпляр для выставки. Я была весьма красноречива и убедительна. Я старалась подобрать наиболее точные фразы, чтобы не допустить никаких иных толкований.
Ивлев действительно оказался очень умным и очень хитрым.
Он не закричал сразу: «Вон!» — и не вызвал своих телохранителей, чтобы они выдворили меня. Напротив, он, усевшись поудобнее в кресле, самым наглым тоном заявил, что это все гнусные инсинуации в его адрес, к пожару он совершенно не причастен, никакой вазы у него нет, и вообще он давно забыл и про Карчинского, и про его выставку. А засим не будет ли девушка столь любезна, чтобы покинуть его кабинет, потому что она мешает ему работать.
Я попробовала подчеркнуть, что Карчинский готов отдать любые деньги за вазу, но банкир, словно не слыша меня, повторил последнюю фразу. Больше в его кабинете мне делать было нечего. Я вздохнула, встала и направилась к двери. У порога я обернулась и зачем-то спросила:
— Вы не передумаете ни при каких условиях?
— Нет, — спокойно ответил банкир. — Всего вам хорошего и не берите на себя чужие грязные поручения.
Я вышла в приемную с горящими щеками. Что ж, эту оплеуху напоследок я получила вполне заслуженно. Секретарша спокойно и насмешливо взирала на меня. Но я не обратила на нее никакого внимания, потому что, уходя из кабинета, заметила за приоткрытой дверью мелькнувшее лицо Дианы. Значит, модель все время находилась в комнате рядом и прекрасно слышала наш разговор. А банкир был совсем не против, чтобы она его слышала. Вот такие дела. А мне не нужно браться за чужие грязные поручения.
Теперь только осталось позвонить Карчинскому и передать ему результат разговора. Но я ведь спокойно могу позвонить ему из дома, теперь-то мне торопиться некуда. А он пусть подождет. И ничего с ним не сделается.
Карчинский дождался моего звонка только спустя два часа. Я быстро и сухо изложила ему результаты визита к банкиру. Меня удивило и задело, что художник отнесся к этому известию как-то удивительно спокойно. Он выслушал меня, поблагодарил за помощь, а затем вполне светским тоном пригласил навестить его как-нибудь.
Я положила трубку и задумалась. Или действительно художник настолько странный, или за этим спокойствием что-то кроется. Чтобы хоть как-то отвлечься, я решила поработать над очередной статьей и добросовестно просидела над ней до самого вечера.
Мрачные мысли как-то улетучились, и, когда заявился Герт, я вполне была готова к романтическому вечеру. Согласна была даже куда-то выбраться. Но Герт вознамерился остаться дома, и мы очень мило, по-домашнему провели его. Теперь уже я и сама начинала всерьез подумывать о семейной жизни. Есть в ней какая-то странная притягательная сила. Какая-то устойчивость и надежность. Даже с таким жутко ненадежным типом, как мой рокер.
Глава 15
На этот раз в редакции стоял не просто трам-тарарам. Скорее это было настоящее светопреставление. Еще бы! Банкир Ивлев был весьма заметной фигурой. И если уж даже центральные каналы сообщили о «самом громком за последнее время преступлении в Северной столице», то нашим «Вечерним новостям» просто сам бог велел отвести целую полосу под сенсацию. Вот и бегали теперь, сбиваясь с ног, мои коллеги.
С ментами, вне всякого сомнения, будет разговаривать Ирочка Кривцова. Почему-то именно ей работники правоохранительных органов выкладывали все подробности. Разузнавать что-то интересненькое у местного населения отправлялись неизменные Семен Гузько и Яша Лембаум. Как ни странно, но эта парочка иногда умудрялась нарыть просто сногсшибательные факты. Остальные, по мере возможности, были на подхвате.
Да-а. При таком раскладе статьи о моде отодвигались на задний план. Кому теперь интересно, с кем и за сколько спит некая модель, если тут такая сенсация… Стоп! А совсем неплохо было бы намекнуть, что Ивлев как раз спал с Дианой. Нет, не пойдет. Илюша, как всегда, упрется своими копытами и ни за что не пропустит материал.
Интересно. Если ему статьи о модели заказал сам банкир, то теперь он убит, а соответственно и все обязательства с нашего главного редактора снимаются. Может быть, теперь он разрешит снять табу с личной жизни супермодели? Должен разрешить, иначе что он за главный…
Надо же! Наша совместная с Лилькой попытка всучить Илюше неплохую сенсационную новость накрылась… медным тазом. Он опять встал горой, то есть своей грудью стал прикрывать Диану от любых грязных намеков. Что за чертовщина! Значит, заказчиком статей был совсем не банкир. Тогда и вовсе не понятно.
Мы с Лилькой выпили чуть не ведро кофе, обсуждая на все лады Диану и ее тайного воздыхателя. Немало при этом перепало и Пошехонцеву. Мы только раззадорили свой интерес, но так ни к какому вразумительному выводу не пришли. Загадка осталась. Впихнув Илье свою статью, чтобы он не говорил, что я не соблюдаю условия договора, я отправилась домой. Большинство же с нетерпением ожидало прибытия Ирочки с новостями. Мне до этих новостей дела было мало, и я решила немного развлечься, погулять, благо денек выдался на редкость погожий.
Солнышко пригревало так весело, что я решила воспользоваться этим и побродить немного по Измайловскому парку. А то налетит ветер, задует с Невы, и все, считай, что дождь и слякоть обеспечены.
Я сидела на лавочке в парке, греясь на солнышке, как кошка, которую выпустили на прогулку, и наблюдала за веселым галдежом школьников. Совсем молоденькая учительница привела их сюда и теперь наблюдала за разбежавшимися в разные стороны детьми. То один, то другой подбирал какой-нибудь листок и показывал его учительнице. Та кивала и поощрительно улыбалась. Прижимая к себе целые вороха листьев, довольные школьники потянулись к выходу. «Она привела их сюда, чтобы ребята собрали гербарий», — догадалась я. Когда-то и нас так же водили на осенние экскурсии. Сколько лет уже прошло, а методы у учителей, похоже, остались прежними.
Я посидела еще немного и в самом радужном настроении поспешила домой. Если бы я знала, кто меня ожидает, то предпочла бы вернуться за полночь.
Невысокий и щупловатый, он топтался недалеко от подъезда. Старенькая куртенка, такая же старенькая кепчонка и здоровый, вытертый портфель в руке. Человечек явно топтался здесь не один час.
Я постаралась не обращать на него никакого внимания, но кольнуло какое-то непонятное предчувствие. А щупловатый и не думал скрывать, что дожидается именно меня, и самым нахальным образом потопал за мной следом.
— Чего надо? — грубо спросила я, останавливаясь на ступеньках и поворачиваясь к нему.
В такие минуты я становлюсь настолько злой, что меня не пугают ни бандиты, ни маньяки. С любым человеком, который вознамерился бы причинить мне какой-либо ущерб (неважно какой), я расправилась бы просто голыми руками. Не скажу, что подобное вдохновение посещает меня часто, но иногда случается.
А сейчас был именно такой случай. И я повернулась к мужичонке с твердым намерением оторвать ему голову или отбить к чертовой матери все детородные органы. Но этот корешок оказался не лыком шит. Он остановился от меня на достаточно безопасном расстоянии и спросил:
— Лидия Александровна Стародубцева? Так. Хмырь прекрасно осведомлен, как меня зовут, и держится подчеркнуто скромно.
— Допустим, — ответила я, не меняя своей воинственной позы, — а вы кто такой будете?
— Капитан Светличный, — ответил субъект, — из отдела по расследованию убийств. Давайте, Лидия Александровна, поднимемся сейчас к вам в квартиру, и я задам вам несколько вопросов.
— Значит, капитан, — я кивнула. — Думаю, что выбор у меня небольшой, если он вообще есть. Так что пойдемте.
На капитана этот хмырь явно не тянул. В лучшем случае — прапорщик. Хотя и прапорщики выглядят гораздо лучше. И после этого власти еще удивляются, что народ не доверяет ментам. Посмотришь всего каких-нибудь пять минут на подобную физиономию, и пропадет вся охота звать на помощь милицию. Предаваясь подобным рассуждениям, я поднялась к своей квартире.
— Заходите, — кивнула я субъекту.
— И хорошо живет? — поинтересовался капитан.
— Не жалуется, — отрезала я.
— А вы не хотели бы уехать в Америку? — не отставал настырный следователь.
— С какой это стати? — Я развалилась в кресле, закинула ногу на ногу и закурила. — Мне и здесь совсем неплохо. Знаете такой мультфильм: «Нас и здесь неплохо кормят».
— Что вы имеете в виду? — сразу напрягся служака, но я только махнула рукой:
— Не обращайте внимания, это шутка.
— Странные у вас шутки, Лидия Александровна. — Он полез в карман и достал мятый клетчатый платок. — Постарайтесь отвечать на мои вопросы, — он шумом высморкался, — а не шутить.
— Договорились. — Я потушила окурок и достала себе новую сигаретку. — Только я пока никаких вопросов не слышала.
— Хорошо, — капитан с остервенением потер нос и убрал платок на место, — давайте перейдем сразу к самой сути.
— Вообще-то давно пора, — поощрила я его.
— Вчера днем вы посетили банкира Ивлева, — наконец-то разродился капитан. — С какой целью?
— А разве это запрещено, посещать банкиров? — Я сделала удивленные глаза. — Интересно, с каких это пор подобные посещения преследуются законом?
— Перестаньте паясничать. — Светличный негромко хлопнул ладонью по столу. — Не хотите отвечать по-хорошему, вызовем повесткой.
— Вообще-то вы и сейчас могли это сделать, — в меня словно бес вселился, так хотелось разозлить этого недоделанного капитана, — но почему-то предпочли торчать возле моего подъезда. Или у вас именно такой стиль работы?
— Именно, — он серьезно кивнул, — но это к делу не относится. Повторяю, с какой целью вы вчера посетили Ивлева?
Вместо ответа я подошла к своей куртке, достала служебное удостоверение и сунула ему в нос.
— А вот именно за этим. Именно с этой целью я посетила банкира Ивлева.
— Не понял. — Капитан уставился на удостоверение как баран на новые ворота.
— Вы что же, читать не умеете? — ехидно спросила я. — Так в этом случае могу пояснить, что по профессии я являюсь журналистом и работаю в газете «Вечерние новости». Теперь понятно?
— Нет. — Капитан Светличный был предельно краток, а также категоричен.
— Хорошо, — я делано вздохнула, — тогда придется рассказать вам все с самого начала.
— Я слушаю, — с готовностью откликнулся капитан.
Он действительно внимательно слушал, пока я излагала ему идеи нашего главного редактора Пошехонцева, задумавшего создать целый цикл статей о моде. А раз о моде, то, значит, и о моделях. Соответственно, без внимания не мог остаться знаменитый питерский Дом моды «North Wind» и его ведущая модель Диана. Но Диана состояла в близких отношениях с господином банкиром. Я сама видела их вместе в разных местах, в том числе совсем недавно в «Галерее искусств». И мы, журналисты, всегда стараемся предоставить читающей публике интересный материал из жизни звезд. А поэтому расспрашиваем о них самых разных людей, которые непосредственно с ними общаются каждый день. А какой благодатный материал мог бы предоставить мне господин Ивлев! Вот поэтому, собственно, я и отправилась к нему.
— Но он не захотел с вами разговаривать, — подвел итог моему рассказу капитан.
— С чего вы взяли? — сразу вскинулась я. — Просто у него в тот момент не было времени.
— И вы договорились о встрече? — Капитан с насмешкой глядел на меня.
— Нет, — я покачала головой. — Но он просил звонить ему, чтобы встретиться для разговора, — подчеркнула я, — когда и ему, и мне будет удобно.
— Не верится что-то, — засмеялся доходяга-капитан, — чтобы господин банкир вел себя столь галантно. Обычно он просто плюет на людей. Причем делает это с такой подленькой издевкой…
— А вы уверены, что нужно всех стричь под одну гребенку, — не удержалась и я, уставившись в упор на Светличного. — Если с вами обошлись именно так, то это еще не повод думать, что наплевали и на всех остальных.
Не скажу, что Ивлева можно назвать эталоном вежливости, но на мою просьбу он плевать не стал. Просто у него тогда не было времени.
— Складно, — пробормотал следователь, — весьма складно. А если учесть, что сказала его секретарша… Что вы такого особенного написали в той записке, которую она отнесла своему боссу?
— Как? Она не заглянула туда? — Я сделала удивленные глаза. — Непростительное легкомыслие для такого опытного человека. Но вам я могу сказать, что ничего особенного на этом листочке не было. Всего лишь просьба принять меня. Вот и все. Есть еще вопросы?
— Что вы делали вчера ночью? — Светличный явно выдыхался.
— Что люди делают ночью? — Я с сочувствием, как на больного, смотрела на него. — Естественно, спала. Вообще-то бессонницей я не страдаю, и лунатизма у меня тоже нет.
— Вы спали одна? — слегка прищурив один глаз, он смотрел на меня.
Капитанишка, наверное, решил меня доконать. Но я лишь притворно глубоко вздохнула, потупила глазки, а затем погрозила ему пальцем.
— Нескромный вопрос, вы не находите? Впрочем, милиции все положено знать. Поэтому я вам отвечу, что провела ночь не одна, а со своим женихом. Вас устраивает такой вариант ответа?
Светличный вцепился в меня, как клещ, и отстал, только насосавшись крови, то есть выудив из меня сведения еще и о Герте. Но на этом вопросы его все же закончились, и он решил оставить меня в покое.
«В покое» — хорошо сказано! Но когда он ушел, я начала ругаться на чем свет стоит. И его ругала, недоделанного, и себя, идиотку полную, и проклятущего банкира, который так крепко кому-то насолил, что его грохнули, и эту сучку-модель, которая была ведь там и слышала весь наш разговор.
Стоп! Слышать-то слышала, но, видимо, ничего оперу не сказала. Иначе он задавал бы мне совсем другие вопросы. Да, темная лошадка эта Диана. Балансирует просто на кончике острия и ничего не боится. Но что еще интересно, банкира убили, но почему-то милиция не сказала, как это сделали. Почему? Об этом я могла бы расспросить Ирочку Кривцову, которая уже наверняка что-то знает. Но Ирочкой можно заняться и завтра. А сегодня меня интересует, куда запропастился мой так называемый жених? Что-то он слишком долго задерживается. Опять какие-то дела на всю ночь?
Однако скрежет дверного замка возвестил о приходе моего дружка, а также отодвинул на задний план все мои мысли о капитане Светличном, убитом банкире и Диане.
Я и сама не знаю, сколько лет не являлась на работу вовремя, но сегодня что-то меня подстегивало.
Тишина. Это так непривычно для нашей редакции. И никого вокруг. Неужели я сподобилась добраться сюда первой? Нет. В каморке у дяди Сережи кто-то был. «Он вернулся!» — захлестнула меня радостная мысль. Без дяди Сережи стало как-то пусто и скучно.
Я быстро пересекла редакцию и рванула хлипкую дверь.
— Дядя Сережа! — крикнула я, но тут же осеклась.
Дяди Сережи Воронцова в каморке не было, но вместо него здесь почему-то оказался Яша Лембаум, который сидел по-сиротски нахохленным воробушком, подобрав под себя ноги, на стареньком табурете.
С ментами, вне всякого сомнения, будет разговаривать Ирочка Кривцова. Почему-то именно ей работники правоохранительных органов выкладывали все подробности. Разузнавать что-то интересненькое у местного населения отправлялись неизменные Семен Гузько и Яша Лембаум. Как ни странно, но эта парочка иногда умудрялась нарыть просто сногсшибательные факты. Остальные, по мере возможности, были на подхвате.
Да-а. При таком раскладе статьи о моде отодвигались на задний план. Кому теперь интересно, с кем и за сколько спит некая модель, если тут такая сенсация… Стоп! А совсем неплохо было бы намекнуть, что Ивлев как раз спал с Дианой. Нет, не пойдет. Илюша, как всегда, упрется своими копытами и ни за что не пропустит материал.
Интересно. Если ему статьи о модели заказал сам банкир, то теперь он убит, а соответственно и все обязательства с нашего главного редактора снимаются. Может быть, теперь он разрешит снять табу с личной жизни супермодели? Должен разрешить, иначе что он за главный…
Надо же! Наша совместная с Лилькой попытка всучить Илюше неплохую сенсационную новость накрылась… медным тазом. Он опять встал горой, то есть своей грудью стал прикрывать Диану от любых грязных намеков. Что за чертовщина! Значит, заказчиком статей был совсем не банкир. Тогда и вовсе не понятно.
Мы с Лилькой выпили чуть не ведро кофе, обсуждая на все лады Диану и ее тайного воздыхателя. Немало при этом перепало и Пошехонцеву. Мы только раззадорили свой интерес, но так ни к какому вразумительному выводу не пришли. Загадка осталась. Впихнув Илье свою статью, чтобы он не говорил, что я не соблюдаю условия договора, я отправилась домой. Большинство же с нетерпением ожидало прибытия Ирочки с новостями. Мне до этих новостей дела было мало, и я решила немного развлечься, погулять, благо денек выдался на редкость погожий.
Солнышко пригревало так весело, что я решила воспользоваться этим и побродить немного по Измайловскому парку. А то налетит ветер, задует с Невы, и все, считай, что дождь и слякоть обеспечены.
Я сидела на лавочке в парке, греясь на солнышке, как кошка, которую выпустили на прогулку, и наблюдала за веселым галдежом школьников. Совсем молоденькая учительница привела их сюда и теперь наблюдала за разбежавшимися в разные стороны детьми. То один, то другой подбирал какой-нибудь листок и показывал его учительнице. Та кивала и поощрительно улыбалась. Прижимая к себе целые вороха листьев, довольные школьники потянулись к выходу. «Она привела их сюда, чтобы ребята собрали гербарий», — догадалась я. Когда-то и нас так же водили на осенние экскурсии. Сколько лет уже прошло, а методы у учителей, похоже, остались прежними.
Я посидела еще немного и в самом радужном настроении поспешила домой. Если бы я знала, кто меня ожидает, то предпочла бы вернуться за полночь.
Невысокий и щупловатый, он топтался недалеко от подъезда. Старенькая куртенка, такая же старенькая кепчонка и здоровый, вытертый портфель в руке. Человечек явно топтался здесь не один час.
Я постаралась не обращать на него никакого внимания, но кольнуло какое-то непонятное предчувствие. А щупловатый и не думал скрывать, что дожидается именно меня, и самым нахальным образом потопал за мной следом.
— Чего надо? — грубо спросила я, останавливаясь на ступеньках и поворачиваясь к нему.
В такие минуты я становлюсь настолько злой, что меня не пугают ни бандиты, ни маньяки. С любым человеком, который вознамерился бы причинить мне какой-либо ущерб (неважно какой), я расправилась бы просто голыми руками. Не скажу, что подобное вдохновение посещает меня часто, но иногда случается.
А сейчас был именно такой случай. И я повернулась к мужичонке с твердым намерением оторвать ему голову или отбить к чертовой матери все детородные органы. Но этот корешок оказался не лыком шит. Он остановился от меня на достаточно безопасном расстоянии и спросил:
— Лидия Александровна Стародубцева? Так. Хмырь прекрасно осведомлен, как меня зовут, и держится подчеркнуто скромно.
— Допустим, — ответила я, не меняя своей воинственной позы, — а вы кто такой будете?
— Капитан Светличный, — ответил субъект, — из отдела по расследованию убийств. Давайте, Лидия Александровна, поднимемся сейчас к вам в квартиру, и я задам вам несколько вопросов.
— Значит, капитан, — я кивнула. — Думаю, что выбор у меня небольшой, если он вообще есть. Так что пойдемте.
На капитана этот хмырь явно не тянул. В лучшем случае — прапорщик. Хотя и прапорщики выглядят гораздо лучше. И после этого власти еще удивляются, что народ не доверяет ментам. Посмотришь всего каких-нибудь пять минут на подобную физиономию, и пропадет вся охота звать на помощь милицию. Предаваясь подобным рассуждениям, я поднялась к своей квартире.
— Заходите, — кивнула я субъекту.
* * *
Капитану Светличному потребовалось почти двадцать минут на то, чтобы удостовериться в моей личности, занести это в протокол, а также зачем-то перебрать всех моих родственников. Разумеется, его очень заинтересовал Мишка, проживающий в Штатах.— И хорошо живет? — поинтересовался капитан.
— Не жалуется, — отрезала я.
— А вы не хотели бы уехать в Америку? — не отставал настырный следователь.
— С какой это стати? — Я развалилась в кресле, закинула ногу на ногу и закурила. — Мне и здесь совсем неплохо. Знаете такой мультфильм: «Нас и здесь неплохо кормят».
— Что вы имеете в виду? — сразу напрягся служака, но я только махнула рукой:
— Не обращайте внимания, это шутка.
— Странные у вас шутки, Лидия Александровна. — Он полез в карман и достал мятый клетчатый платок. — Постарайтесь отвечать на мои вопросы, — он шумом высморкался, — а не шутить.
— Договорились. — Я потушила окурок и достала себе новую сигаретку. — Только я пока никаких вопросов не слышала.
— Хорошо, — капитан с остервенением потер нос и убрал платок на место, — давайте перейдем сразу к самой сути.
— Вообще-то давно пора, — поощрила я его.
— Вчера днем вы посетили банкира Ивлева, — наконец-то разродился капитан. — С какой целью?
— А разве это запрещено, посещать банкиров? — Я сделала удивленные глаза. — Интересно, с каких это пор подобные посещения преследуются законом?
— Перестаньте паясничать. — Светличный негромко хлопнул ладонью по столу. — Не хотите отвечать по-хорошему, вызовем повесткой.
— Вообще-то вы и сейчас могли это сделать, — в меня словно бес вселился, так хотелось разозлить этого недоделанного капитана, — но почему-то предпочли торчать возле моего подъезда. Или у вас именно такой стиль работы?
— Именно, — он серьезно кивнул, — но это к делу не относится. Повторяю, с какой целью вы вчера посетили Ивлева?
Вместо ответа я подошла к своей куртке, достала служебное удостоверение и сунула ему в нос.
— А вот именно за этим. Именно с этой целью я посетила банкира Ивлева.
— Не понял. — Капитан уставился на удостоверение как баран на новые ворота.
— Вы что же, читать не умеете? — ехидно спросила я. — Так в этом случае могу пояснить, что по профессии я являюсь журналистом и работаю в газете «Вечерние новости». Теперь понятно?
— Нет. — Капитан Светличный был предельно краток, а также категоричен.
— Хорошо, — я делано вздохнула, — тогда придется рассказать вам все с самого начала.
— Я слушаю, — с готовностью откликнулся капитан.
Он действительно внимательно слушал, пока я излагала ему идеи нашего главного редактора Пошехонцева, задумавшего создать целый цикл статей о моде. А раз о моде, то, значит, и о моделях. Соответственно, без внимания не мог остаться знаменитый питерский Дом моды «North Wind» и его ведущая модель Диана. Но Диана состояла в близких отношениях с господином банкиром. Я сама видела их вместе в разных местах, в том числе совсем недавно в «Галерее искусств». И мы, журналисты, всегда стараемся предоставить читающей публике интересный материал из жизни звезд. А поэтому расспрашиваем о них самых разных людей, которые непосредственно с ними общаются каждый день. А какой благодатный материал мог бы предоставить мне господин Ивлев! Вот поэтому, собственно, я и отправилась к нему.
— Но он не захотел с вами разговаривать, — подвел итог моему рассказу капитан.
— С чего вы взяли? — сразу вскинулась я. — Просто у него в тот момент не было времени.
— И вы договорились о встрече? — Капитан с насмешкой глядел на меня.
— Нет, — я покачала головой. — Но он просил звонить ему, чтобы встретиться для разговора, — подчеркнула я, — когда и ему, и мне будет удобно.
— Не верится что-то, — засмеялся доходяга-капитан, — чтобы господин банкир вел себя столь галантно. Обычно он просто плюет на людей. Причем делает это с такой подленькой издевкой…
— А вы уверены, что нужно всех стричь под одну гребенку, — не удержалась и я, уставившись в упор на Светличного. — Если с вами обошлись именно так, то это еще не повод думать, что наплевали и на всех остальных.
Не скажу, что Ивлева можно назвать эталоном вежливости, но на мою просьбу он плевать не стал. Просто у него тогда не было времени.
— Складно, — пробормотал следователь, — весьма складно. А если учесть, что сказала его секретарша… Что вы такого особенного написали в той записке, которую она отнесла своему боссу?
— Как? Она не заглянула туда? — Я сделала удивленные глаза. — Непростительное легкомыслие для такого опытного человека. Но вам я могу сказать, что ничего особенного на этом листочке не было. Всего лишь просьба принять меня. Вот и все. Есть еще вопросы?
— Что вы делали вчера ночью? — Светличный явно выдыхался.
— Что люди делают ночью? — Я с сочувствием, как на больного, смотрела на него. — Естественно, спала. Вообще-то бессонницей я не страдаю, и лунатизма у меня тоже нет.
— Вы спали одна? — слегка прищурив один глаз, он смотрел на меня.
Капитанишка, наверное, решил меня доконать. Но я лишь притворно глубоко вздохнула, потупила глазки, а затем погрозила ему пальцем.
— Нескромный вопрос, вы не находите? Впрочем, милиции все положено знать. Поэтому я вам отвечу, что провела ночь не одна, а со своим женихом. Вас устраивает такой вариант ответа?
Светличный вцепился в меня, как клещ, и отстал, только насосавшись крови, то есть выудив из меня сведения еще и о Герте. Но на этом вопросы его все же закончились, и он решил оставить меня в покое.
«В покое» — хорошо сказано! Но когда он ушел, я начала ругаться на чем свет стоит. И его ругала, недоделанного, и себя, идиотку полную, и проклятущего банкира, который так крепко кому-то насолил, что его грохнули, и эту сучку-модель, которая была ведь там и слышала весь наш разговор.
Стоп! Слышать-то слышала, но, видимо, ничего оперу не сказала. Иначе он задавал бы мне совсем другие вопросы. Да, темная лошадка эта Диана. Балансирует просто на кончике острия и ничего не боится. Но что еще интересно, банкира убили, но почему-то милиция не сказала, как это сделали. Почему? Об этом я могла бы расспросить Ирочку Кривцову, которая уже наверняка что-то знает. Но Ирочкой можно заняться и завтра. А сегодня меня интересует, куда запропастился мой так называемый жених? Что-то он слишком долго задерживается. Опять какие-то дела на всю ночь?
Однако скрежет дверного замка возвестил о приходе моего дружка, а также отодвинул на задний план все мои мысли о капитане Светличном, убитом банкире и Диане.
* * *
Я нарочно явилась в редакцию точно к началу рабочего дня. Народ у нас творческий, а значит, увлекающийся. Нам трудно, как, скажем, англичанам, немцам или японцам, являться на свое рабочее место ровно в восемь тридцать. Поэтому сотрудники, обремененные целыми ворохами причин, подтягиваются только к девяти-десяти. Начальство наше в лице Пошехонцева давно к этому привыкло, но иногда для острастки устраивает всему коллективу демонстративную выволочку. Сотрудники хмурятся два-три дня, пытаясь прийти на работу вовремя, но затем, снова обремененные ворохом причин, начинают опаздывать, и все входит в привычную колею.Я и сама не знаю, сколько лет не являлась на работу вовремя, но сегодня что-то меня подстегивало.
Тишина. Это так непривычно для нашей редакции. И никого вокруг. Неужели я сподобилась добраться сюда первой? Нет. В каморке у дяди Сережи кто-то был. «Он вернулся!» — захлестнула меня радостная мысль. Без дяди Сережи стало как-то пусто и скучно.
Я быстро пересекла редакцию и рванула хлипкую дверь.
— Дядя Сережа! — крикнула я, но тут же осеклась.
Дяди Сережи Воронцова в каморке не было, но вместо него здесь почему-то оказался Яша Лембаум, который сидел по-сиротски нахохленным воробушком, подобрав под себя ноги, на стареньком табурете.