Страница:
К Лурдес не должна была липнуть такая дрянь. Моя Лурдес (пока еще моя) имела право на то, чтобы к ней не лезли всякие гнусные типы. Ее должны были окружать только замечательные, добрые и чистые душой люди - например, я.
– Лурдес, - спросил я тихо, - ты не чувствуешь ничего необычного?
– Нет. - Лурдес настороженно обвела взглядом кафе. - А что такое?
– Сзади тебя сидит какой-то мордоворот с глазами рентгеновского аппарата и уже полчаса изучает твой затылок. По-моему, он даже не моргает.
– Где? - Лурдес повернулась - немедленно, не соблюдая ни малейшей конспирации, и бесцеремонно уставилась на блондина. - Вон тот парень, да?
– Он самый.
И тут случилось то, что мне не понравилось совершенно. Тип не отвернулся, даже не опустил взгляд, обнаружив, что его засекли. Напротив, он махнул Лурдес ручищей и улыбнулся. В жизни не видел такой гадкой усмешки.
А Лурдес тоже махнула ему ручкой, сказала «Hola» [Привет (исп.).] и, как ни в чем ни бывало, повернулась обратно ко мне.
– Ты что, знаешь его? - удивленно спросил я.
– В первый раз вижу.
– А чего ты с ним здороваешься?
– А я со всеми здороваюсь. Я вежливая. Не знаю, как у вас там в России, а у нас нет ничего зазорного в том, чтобы сказать «Привет» даже незнакомому человеку.
– Ну и рожа у него. Ночью такую увидишь - не проснешься!
– Мигель, ты сегодня не в себе, - заявила Лурдес.
– Он вполне симпатичный человек, и улыбка у него хорошая.
– Хорошая? Да у него зубы, как у крысы!
– Мигель, перестань! - Лурдес посмотрела на меня с раздражением. - Что ты к нему прицепился? Ревнуешь, что ли?
– А чего он на тебя пялится? Нет, ты посмотри, так и продолжает таращиться! Наглец!
– Ну и пусть смотрит, если ему нравится. Мне-то что от этого? Он же не в ванной комнате за мной подглядывает…
– Пойдем отсюда, - заявил я.
– Никуда не пойду, пока не съем мороженое. Успокойся и не дергай мне нервы.
Мороженое - это всерьез и надолго. Лурдес заказала огромную порцию - с полосатой бело-шоколадной шапкой взбитых сливок, из которой торчали ломтики киви, ананаса, апельсина, ягоды винограда… Только разве что огурцов и помидоров там не было. И я прекрасно знал, что девчонка будет ковырять эту замороженную гору калорий нарочито долго - назло мне. Гадючка маленькая.
– Кушай, солнышко, - сказал я медовым голосом. - Кушай, моя сладенькая. А я пойду пописаю. Что-то много я сегодня жидкости употребил.
– Мигель, отвяжись от человека, - произнесла Лурдес умоляющим тоном. - Милый, прошу тебя! Не нарывайся на скандал.
– Я иду писать! - заявил я громко, на все кафе. - Я иду писать, сеньорита, иду отправлять свои естественные надобности. Я иду, и помыслы мои чисты, как у ангела. Как у всякого ангела, летящего в сортир!
С этими словами я встал и направился к туалету. По пути я довольно сильно пошатывался и, когда проходил мимо незнакомца, нечаянно задел его столик бедром. Стакан с апельсиновым соком, стоявший на столе, немедленно повалился набок, и из него выплеснулась струя оранжевого напитка - почему-то точно на штаны блондина. Я остановился.
– Пардон, господин блондин, - сказал я заплетающимся языком. - Кажется, я облил вас.
– Что? - Человек оторвал взгляд от Лурдес и заторможенно перевел его на меня. Он словно выходил из гипнотического транса. - Что вы сказали?
– Я облил вас соком. Это ужасно.
– А, это? - Человек посмотрел на то, как последние капли красящей жидкости падают на его брюки - безупречно белые, дорогие. - Да, действительно…
– И что?
– Ничего. - Он поставил стакан на место и снова уставился на Лурдес, которая упрямо не поворачивалась к нам, хотя на нас с блондином пялилось уже все кафе.
– Чего - ничего?
– Ничего страшного.
Говорил он с сильным андалусийским акцентом.
– Ваши штаны, наверное, кучу бабок стоят? Они ни хрена не отстираются. Этот сок - он как краска.
Он не ответил. Не обращал больше на меня ни малейшего внимания. Я покачался рядом с ним еще немного, а потом отправился в туалет. Тип этот был определенно ненормальным. Такого даже бить по морде было жалко. Права была Лурдес - зря я привязался к нему.
Когда я вышел из сортира, человека за столом уже ее было. И даже лужу сока на столе вытерли - как последнее напоминание о нем.
Лурдес задумчиво смотрела на свое тающее мороженое.
– Ты скотина, - сказала она. - Ты знаешь это? Ты - грубое, плохо воспитанное русское животное.
– Знаю, - сказал я.
Я тотчас забыл про этого человека - мало ли придурков попадается на нашем жизненном пути? И представьте мое удивление, когда я снова увидел его уже через неделю - за столом у Лурдес.
Дело было так. Мы встречались с ней всегда в одно и то же время - в субботу, в одиннадцать утра. И в одном и том же месте - в том самом кафе. Но на этот раз я приехал раньше на полтора часа. Не сиделось мне почему-то дома, неясная тревога копошилась в душе как глист, и я сел не на свою обычную электричку. «Ничего, - думал я, - это даже к лучшему, что я приеду раньше. Полтора часа погуляю по Барселоне, освежу свои воспоминания о местных культурных ценностях, прошвырнусь по бульвару Passeig de Gracia и приобрету себе новые крутые подтяжки - такие, какие можно купить только там, полюбуюсь на собор Святого Семейства, потом пойду на улицу Рамбла и куплю Лурдес букет шикарных цветов, наконец нырну в Готический квартал и приду в то кафе, где она ждет меня»…
Получилось не совсем так. Правда, я и в самом деле совершил моцион по Рамбла - полюбовался на живые статуи и бросил им пару песет, узнал названия нескольких птичек в клетках, послушал гитариста и певца, старательно изображавшего Марка Нопфлера, купил цветы и даже обзавелся какой-то тупой книжкой, которую потом специально забыл на лавочке, потому что читать ее было невозможно. Я убил таким образом целый час. Но дальше меня неудержимо потянуло в наше кафе. К тому же я проголодался. Я решил прийти на наше место и заморить червячка в ожидании Лурдес.
Когда подходил к кафе, я увидел, что она уже сидит там, за нашим столиком. И не одна - с ней был тот самый блондинистый тип. Они разговаривали о чем-то, и он жестикулировал своими большими руками.
Я шел к ним слишком долго - мелкими, неуверенными шажками. Кажется, я надеялся застать их врасплох. И напрасно. Мне следовало преодолеть это расстояние решительным марш-броском и взять блондина тепленьким на месте преступления. Объяснить, что не следует приставать к чужим любимым девушкам. Я не успел: блондин повернулся, увидел меня, тут же резко поднялся на ноги, наклонился к Лурдес, что-то сказал ей, поцеловал ее руку и исчез в боковом выходе из ротонды с такой скоростью, что я и рот открыть не успел.
– Ну, и что это значит? - Я плюхнулся на плетеный стул, переводя дыхание.
– Что ты имеешь в виду? - Лурдес, как обычно, была спокойно-грустна.
– Ты завела роман с этим типом? Встречаешься с ним за нашим столиком!
– Да нет. - Лурдес слегка усмехнулась. - Не завела. И не заведу, наверное. Он не в моем вкусе. Сегодня я увидела его в первый раз после того случая. Он сам подошел сюда - видимо, рассчитывал, что я сюда приду. Подсел за столик. Невероятно вежливый господин. Раз десять, наверное, извинился, что беспокоит меня. Сказал, что ему необходимо рассказать одну важную вещь - именно такой девушке, как я. Сказал, что я очень похожа на его невесту Кристину, которая умерла одиннадцать лет назад. Его невеста была убита - он так сказал. Он едва не плакал. Как я могла отказать ему в разговоре?
– А что ты делаешь здесь так рано?
– Пришла пораньше, ждала тебя за столиком. Я всегда так делаю. Ты разве не обращал внимания?
Да, это действительно было так. Я потихоньку начал остывать.
– Чего ж он сбежал, твой вежливый господин? - пробурчал я примирительным тоном. - Растаял в воздухе как фея.
– Он сказал, что не настолько богат, чтобы выкидывать брюки от Хьюго Босса каждую неделю.
– Ха-ха-ха! - засмеялся я довольно, и настроение мое окончательно улучшилось. - Ну ладно. И о чем же вы беседовали с этим господином?
– О языке.
– Каком языке? Говяжьем, заливном? Или о нежном язычке хорошенькой девушки?
– Редкий диалект старонемецкого языка. - Лурдес задумчиво нахмурила брови, пытаясь вспомнить что-то. - Я недостаточно хорошо разбираюсь в этом. Он спел мне народную песенку на этом диалекте. Очень красивую…
– Спел?! Прямо здесь, в кафе?
– Он отлично поет. У него правильный, хорошо поставленный тенор. Мягкий приятный тембр.
– Так он - певец? Его не Энрико Иглесиас, случаем, зовут?
– Его зовут Вальдес - так он сказал. Вряд ли он певец. Судя по его манере разговора, он больше похож на ученого, историка. Жаль, что я плохо разбираюсь в истории. Он рассказывал интересные вещи - про Барселону, про Севилью. Я никогда не слышала такого.
– Он пытается произвести на тебя впечатление, - резюмировал я. - Усыпляет сентиментальными сказками о своей погибшей невесте. А кончится все плохо - он напоит тебя отравленным шампанским, изнасилует, выпьет твою кровь и бросит в погреб с крысами. Потому что окажется сексуальным маньяком и вампиром. У него и внешность-то как у вампира. И невесту свою он сам и убил.
– Глупый ты, Мигель. - Лурдес погладила меня по руке. - Он хороший. Он человек мягкий по натуре и даже стеснительный. Ты не ревнуй, Мигель. Я люблю только тебя. Ты же сам знаешь это…
Если бы я знал, насколько мои глупые слова были близки к действительности, волосы встали бы дыбом на моей голове от ужаса. Но я не чувствовал никакой опасности. Вальдес умел производить хорошее впечатление при первом знакомстве. Особенно на девушек.
Глава 3
– Лурдес, - спросил я тихо, - ты не чувствуешь ничего необычного?
– Нет. - Лурдес настороженно обвела взглядом кафе. - А что такое?
– Сзади тебя сидит какой-то мордоворот с глазами рентгеновского аппарата и уже полчаса изучает твой затылок. По-моему, он даже не моргает.
– Где? - Лурдес повернулась - немедленно, не соблюдая ни малейшей конспирации, и бесцеремонно уставилась на блондина. - Вон тот парень, да?
– Он самый.
И тут случилось то, что мне не понравилось совершенно. Тип не отвернулся, даже не опустил взгляд, обнаружив, что его засекли. Напротив, он махнул Лурдес ручищей и улыбнулся. В жизни не видел такой гадкой усмешки.
А Лурдес тоже махнула ему ручкой, сказала «Hola» [Привет (исп.).] и, как ни в чем ни бывало, повернулась обратно ко мне.
– Ты что, знаешь его? - удивленно спросил я.
– В первый раз вижу.
– А чего ты с ним здороваешься?
– А я со всеми здороваюсь. Я вежливая. Не знаю, как у вас там в России, а у нас нет ничего зазорного в том, чтобы сказать «Привет» даже незнакомому человеку.
– Ну и рожа у него. Ночью такую увидишь - не проснешься!
– Мигель, ты сегодня не в себе, - заявила Лурдес.
– Он вполне симпатичный человек, и улыбка у него хорошая.
– Хорошая? Да у него зубы, как у крысы!
– Мигель, перестань! - Лурдес посмотрела на меня с раздражением. - Что ты к нему прицепился? Ревнуешь, что ли?
– А чего он на тебя пялится? Нет, ты посмотри, так и продолжает таращиться! Наглец!
– Ну и пусть смотрит, если ему нравится. Мне-то что от этого? Он же не в ванной комнате за мной подглядывает…
– Пойдем отсюда, - заявил я.
– Никуда не пойду, пока не съем мороженое. Успокойся и не дергай мне нервы.
Мороженое - это всерьез и надолго. Лурдес заказала огромную порцию - с полосатой бело-шоколадной шапкой взбитых сливок, из которой торчали ломтики киви, ананаса, апельсина, ягоды винограда… Только разве что огурцов и помидоров там не было. И я прекрасно знал, что девчонка будет ковырять эту замороженную гору калорий нарочито долго - назло мне. Гадючка маленькая.
– Кушай, солнышко, - сказал я медовым голосом. - Кушай, моя сладенькая. А я пойду пописаю. Что-то много я сегодня жидкости употребил.
– Мигель, отвяжись от человека, - произнесла Лурдес умоляющим тоном. - Милый, прошу тебя! Не нарывайся на скандал.
– Я иду писать! - заявил я громко, на все кафе. - Я иду писать, сеньорита, иду отправлять свои естественные надобности. Я иду, и помыслы мои чисты, как у ангела. Как у всякого ангела, летящего в сортир!
С этими словами я встал и направился к туалету. По пути я довольно сильно пошатывался и, когда проходил мимо незнакомца, нечаянно задел его столик бедром. Стакан с апельсиновым соком, стоявший на столе, немедленно повалился набок, и из него выплеснулась струя оранжевого напитка - почему-то точно на штаны блондина. Я остановился.
– Пардон, господин блондин, - сказал я заплетающимся языком. - Кажется, я облил вас.
– Что? - Человек оторвал взгляд от Лурдес и заторможенно перевел его на меня. Он словно выходил из гипнотического транса. - Что вы сказали?
– Я облил вас соком. Это ужасно.
– А, это? - Человек посмотрел на то, как последние капли красящей жидкости падают на его брюки - безупречно белые, дорогие. - Да, действительно…
– И что?
– Ничего. - Он поставил стакан на место и снова уставился на Лурдес, которая упрямо не поворачивалась к нам, хотя на нас с блондином пялилось уже все кафе.
– Чего - ничего?
– Ничего страшного.
Говорил он с сильным андалусийским акцентом.
– Ваши штаны, наверное, кучу бабок стоят? Они ни хрена не отстираются. Этот сок - он как краска.
Он не ответил. Не обращал больше на меня ни малейшего внимания. Я покачался рядом с ним еще немного, а потом отправился в туалет. Тип этот был определенно ненормальным. Такого даже бить по морде было жалко. Права была Лурдес - зря я привязался к нему.
Когда я вышел из сортира, человека за столом уже ее было. И даже лужу сока на столе вытерли - как последнее напоминание о нем.
Лурдес задумчиво смотрела на свое тающее мороженое.
– Ты скотина, - сказала она. - Ты знаешь это? Ты - грубое, плохо воспитанное русское животное.
– Знаю, - сказал я.
* * *
Я тотчас забыл про этого человека - мало ли придурков попадается на нашем жизненном пути? И представьте мое удивление, когда я снова увидел его уже через неделю - за столом у Лурдес.
Дело было так. Мы встречались с ней всегда в одно и то же время - в субботу, в одиннадцать утра. И в одном и том же месте - в том самом кафе. Но на этот раз я приехал раньше на полтора часа. Не сиделось мне почему-то дома, неясная тревога копошилась в душе как глист, и я сел не на свою обычную электричку. «Ничего, - думал я, - это даже к лучшему, что я приеду раньше. Полтора часа погуляю по Барселоне, освежу свои воспоминания о местных культурных ценностях, прошвырнусь по бульвару Passeig de Gracia и приобрету себе новые крутые подтяжки - такие, какие можно купить только там, полюбуюсь на собор Святого Семейства, потом пойду на улицу Рамбла и куплю Лурдес букет шикарных цветов, наконец нырну в Готический квартал и приду в то кафе, где она ждет меня»…
Получилось не совсем так. Правда, я и в самом деле совершил моцион по Рамбла - полюбовался на живые статуи и бросил им пару песет, узнал названия нескольких птичек в клетках, послушал гитариста и певца, старательно изображавшего Марка Нопфлера, купил цветы и даже обзавелся какой-то тупой книжкой, которую потом специально забыл на лавочке, потому что читать ее было невозможно. Я убил таким образом целый час. Но дальше меня неудержимо потянуло в наше кафе. К тому же я проголодался. Я решил прийти на наше место и заморить червячка в ожидании Лурдес.
Когда подходил к кафе, я увидел, что она уже сидит там, за нашим столиком. И не одна - с ней был тот самый блондинистый тип. Они разговаривали о чем-то, и он жестикулировал своими большими руками.
Я шел к ним слишком долго - мелкими, неуверенными шажками. Кажется, я надеялся застать их врасплох. И напрасно. Мне следовало преодолеть это расстояние решительным марш-броском и взять блондина тепленьким на месте преступления. Объяснить, что не следует приставать к чужим любимым девушкам. Я не успел: блондин повернулся, увидел меня, тут же резко поднялся на ноги, наклонился к Лурдес, что-то сказал ей, поцеловал ее руку и исчез в боковом выходе из ротонды с такой скоростью, что я и рот открыть не успел.
– Ну, и что это значит? - Я плюхнулся на плетеный стул, переводя дыхание.
– Что ты имеешь в виду? - Лурдес, как обычно, была спокойно-грустна.
– Ты завела роман с этим типом? Встречаешься с ним за нашим столиком!
– Да нет. - Лурдес слегка усмехнулась. - Не завела. И не заведу, наверное. Он не в моем вкусе. Сегодня я увидела его в первый раз после того случая. Он сам подошел сюда - видимо, рассчитывал, что я сюда приду. Подсел за столик. Невероятно вежливый господин. Раз десять, наверное, извинился, что беспокоит меня. Сказал, что ему необходимо рассказать одну важную вещь - именно такой девушке, как я. Сказал, что я очень похожа на его невесту Кристину, которая умерла одиннадцать лет назад. Его невеста была убита - он так сказал. Он едва не плакал. Как я могла отказать ему в разговоре?
– А что ты делаешь здесь так рано?
– Пришла пораньше, ждала тебя за столиком. Я всегда так делаю. Ты разве не обращал внимания?
Да, это действительно было так. Я потихоньку начал остывать.
– Чего ж он сбежал, твой вежливый господин? - пробурчал я примирительным тоном. - Растаял в воздухе как фея.
– Он сказал, что не настолько богат, чтобы выкидывать брюки от Хьюго Босса каждую неделю.
– Ха-ха-ха! - засмеялся я довольно, и настроение мое окончательно улучшилось. - Ну ладно. И о чем же вы беседовали с этим господином?
– О языке.
– Каком языке? Говяжьем, заливном? Или о нежном язычке хорошенькой девушки?
– Редкий диалект старонемецкого языка. - Лурдес задумчиво нахмурила брови, пытаясь вспомнить что-то. - Я недостаточно хорошо разбираюсь в этом. Он спел мне народную песенку на этом диалекте. Очень красивую…
– Спел?! Прямо здесь, в кафе?
– Он отлично поет. У него правильный, хорошо поставленный тенор. Мягкий приятный тембр.
– Так он - певец? Его не Энрико Иглесиас, случаем, зовут?
– Его зовут Вальдес - так он сказал. Вряд ли он певец. Судя по его манере разговора, он больше похож на ученого, историка. Жаль, что я плохо разбираюсь в истории. Он рассказывал интересные вещи - про Барселону, про Севилью. Я никогда не слышала такого.
– Он пытается произвести на тебя впечатление, - резюмировал я. - Усыпляет сентиментальными сказками о своей погибшей невесте. А кончится все плохо - он напоит тебя отравленным шампанским, изнасилует, выпьет твою кровь и бросит в погреб с крысами. Потому что окажется сексуальным маньяком и вампиром. У него и внешность-то как у вампира. И невесту свою он сам и убил.
– Глупый ты, Мигель. - Лурдес погладила меня по руке. - Он хороший. Он человек мягкий по натуре и даже стеснительный. Ты не ревнуй, Мигель. Я люблю только тебя. Ты же сам знаешь это…
Если бы я знал, насколько мои глупые слова были близки к действительности, волосы встали бы дыбом на моей голове от ужаса. Но я не чувствовал никакой опасности. Вальдес умел производить хорошее впечатление при первом знакомстве. Особенно на девушек.
Глава 3
Я полностью перенесся мыслями в недалекое прошлое. И даже когда вдруг очухался и осознал, что все еще лежу в заколдованном лесу странного мира под названием Кларвельт, я все еще продолжал думать о нашем разговоре с Лурдес. Она сказала, что Вальдес спел ей песенку на необычном диалекте. Только теперь до меня начал доходить смысл этого. Вальдес пел ей тогда на языке Кларвельта.
Когда я попал в Светлый Мир, то сразу, как и положено демонику, начал разговаривать на местном языке. Пока я был Шустряком и не помнил своего прошлого, я даже не задумывался, что представляет собой это наречие. Пожалуй, это было немецким языком, какой-то старой его разновидностью. Жители Светлого Мира говорили на архаичном немецком языке, и я говорил вместе с ними.
Забавно. Никогда раньше я не знал немецкого - только разве что «Хенде хох!» и «Нихт ферштейн». А тут пожалуйста - балакаю за милую душу. Интересно, запомню ли я этот язык, если мне повезет и я когда-нибудь выберусь из Кларвельта в свой нормальный мир? Наверное, запомню. Ведь запомнил его Вальдес.
Итак, Вальдес имел возможность свободно перемещаться из нашего мира в Светлый Мир и обратно. Как он это делал? И как прихватил с собой Лурдес?
Я был уверен, что именно он украл ее, хотя этому не было доказательств. Пока не было, но они должны были появиться в скором будущем. Иначе ради чего стоило затевать весь этот сыр-бор с вторжением во владения Вальдеса Длиннорукого?
Проклятые местные инквизиторы! Только я пришел в себя, стал настоящим демоником, как они вывели меня из игры. Куда мне было теперь идти? Я не представлял совершенно.
Я поднялся, приблизительно прикинул направление к тому месту, откуда пришел, и побрел туда. Огонь своего тела я не гасил, даже сделал чуть побольше - кто знает, какие твари могли мне еще попасться по пути? Я шел и шел, не зная, куда и зачем.
Я не заметил ловушку. Веревочное кольцо лежало на земле, присыпанное грунтом, заваленное прелыми листьями, и когда я ступил в него, силок сработал. Петля моментально затянулась на моей лодыжке, и молодое деревце, наклоненное верхушкой книзу, выпрямилось. Я взлетел в воздух - вверх плененной ногой, вниз головой. Я думал, меня разорвет пополам. Во всяком случае, боль была такая, как будто разорвало. Я истошно завопил, и лес отозвался на мой вопль растревоженным уханьем. Я висел на одной ноге вниз головой, дергался и голосил, не осознавая, что творю.
Провисел я, само собой, недолго, но шуму наделал много. Мой огонь пережег веревку секунд за двадцать. Я плюхнулся обратно на землю - к счастью, было невысоко. Я попытался вскочить на ноги, тут же охнул и повалился обратно на землю. Вывиха в лодыжке, пожалуй, не было, но растяжение связок имелось достаточно серьезное. Тугую повязку бы сейчас… Эх, Мигель, куда тебя закинуло?
Я сидел, ждал, пока боль хоть чуть-чуть утихнет, и думал. Что это за ловушка? Такие ставят на зверей. Само собой, поставить ее могли только люди. Но разве обычные люди ходят в Порченый лес? Делать им там совершенно нечего. Местные бестии-мутанты употребят их в пищу в считаные минуты. Как уже два раза чуть не употребили меня.
Топот я услышал очень скоро. Я привлек кого-то своим криком. Я еще не видел за деревьями, кто так топает, но по звуку уже мог определить, что бегущих ко мне тварей несколько и они двуногие. Неужели все-таки люди?
Нет, не люди. Они действительно были двуногими и двурукими, но вот голов у них было тоже по две штуки. Одна, напоминающая лысую человечью, находилась на месте - на шее. Вторая, жабья, зеленая и бородавчатая, величиной с два кулака, росла прямо из грудины. Вторая голова разевала пасть, показывая мелкие острые зубы, и вращала оранжевыми глазами с вертикальными зрачками. Выглядела она так, как будто очень хотела подкрепиться свежим мясцом. Моим мясцом, само собой.
Я вскочил и попробовал бежать. Проковылял шагов двадцать, приволакивая поврежденную ногу, и покатился по земле кубарем - споткнулся о корень. Я почти обезумел от боли, и это заставило мое пламя вспыхнуть с яростной силой. Три человекообразных чудовища, что гнались за мной, отпрянули в сторону. Они стояли вокруг и задумчиво рассматривали меня.
– Эк горит! - проквакал один. - Человек-костер! В первый раз такое вижу!
– И ведь не сгорает! - В скрежещущем голосе другого присутствовало не то что изумление, а скорее неподдельная зависть.
– Вот бы нам так! Везет этим демоникам! - заявил третий.
Я не считал, что мне сильно везло. Я сидел голой задницей на земле и растирал руками лодыжку. Она болела так, словно наружное мое пламя переместилось внутрь ее.
Огонь не мешал мне видеть тварей. Они действительно напоминали людей, только были покрыты крупной зеленой чешуей, поблескивающей в свете пламени. Носов на их верхних головах почти не было, зато челюсти сильно выдавались вперед и были оснащены зубами, которые могли бы шутя перекусить стальную проволоку. Когти на пятипалых руках и ногах были длинными, острыми и даже зазубренными. Один из двухголовых был вооружен мощным луком, двое - орудиями, представлявшими собой нечто среднее между мотыгой и топором. В любом случае оружия у них хватило бы, чтобы забить меня до смерти за пять минут, несмотря на мое неугасимое пламя.
– Не бейте меня, чудовища, - тихо попросил я. - Отпустите меня. Я вам ничего плохого не делал.
– Сам ты чудовище! - обиженно проскрипел один из монстров. - Где ты тут чудовищев увидел? Нечего приличных людей обижать!
– Не понял… - Я недоуменно почесал пламенной рукой в пламенном затылке. - Это кто тут люди? Вы, что ли?
– А то кто же? Не ты же, демоник дурной, аки огнь полыхающий! Ты, стал быть, гореть-то заканчивай, иначе весь лес нам пожгёшь. И без шамкра обратно же останемся…
Шамкр… знакомое слово. Я слышал его от Трюфеля.
– А как насчет тырков? - спросил я, не веря в свою догадку.
– А чево, тырки есть? - встрепенулся один из них, самый крупный. - Угостишь, Шустряк?
– Продать могу, - сказал я, стараясь придать своему голосу солидность. - Три с половиной флориньи пучок.
– Да ты чево?! - завопил монстр. - Три с половиной флориньи?! Очумел совсем? Тыркам две флориньи за пучок - красная цена! Гадкая жадина - вот ты кто!
– А ты кто? - спросил я, не веря своим ушам. - Ты Трюфеля, сына Мартина, не знало ли когда, а, чудовище?
– Это ж брательник мой. А я - Рудольф.
– Так ты Рудольф? Брат Трюфеля?
– А то кто же?
– Ну не похож, и все тут! - заявил я, откинувшись назад и даже чуть прищурив глаза, чтобы рассмотреть тварь получше. - Что это случилось с тобой? Кожная болезнь?
– Это оберег, - тварь пальцем постучала по жабьей голове. - Отсюдова и внешность такая.
Ясности мне эти слова не добавили.
– Ничего не понимаю.
– Пойдем, Шустряк, - вмешался второй двухголовый. - Придем к кудеснику, он все тебе объяснит. А то мы в словах не очень сильны - грамоты не хватает. Мы ж крестьяны, да еще и дальние…
Я погасил свой огонь полностью. Теперь, с такой мощной личной охраной, как эти чешуйчатые твари, называющие себя людьми, мне не было страшно даже в лесу. Они помогали мне идти, а временами даже тащили на себе. В сущности, они были славными ребятами, несмотря на отвратительную внешность. И через час мы уже достигли небольшого бревенчатого домика, стоявшего прямо в лесу.
Хозяин дома, о котором я уже знал, что он кудесник, выглядел не слишком экзотично. Не тянул он как-то на мага. Был он парнем лет тридцати - высоким, чернокожим, толстогубым. Пальцы его украшали пять здоровенных перстней - золотых, серебряных и даже железных. На голове его сидела дурацкая вязаная шапка, доходящая почти до бровей. Меховая безрукавка, сшитая на манер длинной широкой майки, доходила до колен. Шорты (клянусь, самые настоящие шорты, даже с надписью «CHICAGO BULLS»), прикрывавшие верхние отделы его голенастых ног, были древними и изношенными и почти наполовину состояли из заплат. Негритянский парень сидел по-турецки на лавке в углу, сложив руки на груди, и спокойно смотрел на нас, молча пережевывая что-то (уж не жевательную ли резинку? - подумал я).
– Храни тебя Госпожа, Начальник Зверей! - дружно сказали мои чудовища, войдя в хижину. Потом каждый из них взялся руками за свою жабью голову и с цокающим звуком оторвал ее от туловища. Зеленый цвет их кожи быстро побледнел, порозовел, чешуя исчезла, лица приобрели обычную форму. Я обалдело хлопал глазами, глядя, как три монстра превратились в трех обычных голых мужиков. Мужики положили жабьи головы на полку, где уже лежал с десяток подобных голов, и начали не спеша одеваться, вытягивая свою одежду из кучи, сваленной на лавке.
– Это что же за фокусы такие с переодеваниями? - спросил я. - Вы что, тоже демоники?
– Они - нет. - Парень, которого назвали Начальником Зверей, легко спрыгнул со своего сиденья, подошел ко мне и протянул руку. - А я - демоник. Привет. Я - Том. Томас Ривейра.
– Шустряк, - пробормотал я. - В смысле Мигель. Слушай, Том, у тебя такие прикольные трузера… К ним только кроссовок не хватает - больших, баскетбольных.
– Были, - сообщил Том. - Износились - лет эдак тридцать пять назад. И плеер гробанулся - шипокрыл его на зуб попробовал. Вот только шорты и остались. Берегу их как реликвию и талисман. - Он протянул мне холщовые штаны и рубашку. - Одевайся. И не вздумай здесь гореть.
– Тридцать пять лет назад? - переспросил я, натягивая одежду. - Что-то ты заврался. Сколько тебе годочков-то, дядюшка Том?
– А черт его знает. Какой сейчас год там у нас, в нашем мире, в Испании?
– Двухтысячный.
– Значит, сорок лет я уже здесь кукую. Тридцать лет мне было, когда я провалился в этот чертов Кларбельт. Таким образом, в общем и в целом мне около семидесяти лет.
– Ты хорошо сохранился, - заявил я.
– Демоники не стареют в Светлом Мире, - грустно сказал Том. - Только на черта это нужно? Тоскливо здесь. Ни телик посмотреть, ни на виндсерфе покататься Даже паэлью [Паэлья - испанское блюдо из риса.] нормальную съесть - и то нельзя. Я пробовал приготовить - совсем не то. Ингредиенты не те. Какая может быть паэлья без риса, шафрана и креветок? Дерьмо…
– Неувязочка, - заявил я. - Сорок лет назад в Испании такие шорты еще не носили. И плееры тогда еще не изобрели.
– Это здесь - сорок лет. А в нашем мире - всего четыре года. В Кларвельте время течет в десять раз быстрее. Проверено.
– Ты в Испании где жил-то?
– В Калелье - есть такой городишко. Поваром работал. Жил себе тихо, никого не трогал. И вот на тебе…
– А эти говорили, что ты - кудесник. - Я показал на крестьян.
– Я и есть кудесник. - Том приосанился. - И ты - кудесник. Любой человек из нашего мира становится в Кларвельте волшебником - в этом вся фишка. Есть, правда, одна небольшая неприятность: Вальдес не дает демоникам дозреть до их волшебных возможностей. Он убивает их. Сжигает.
– А ты как сюда попал?
– Вальдес притащил. А ты чего спрашиваешь? Тебя что, не он сюда отправил?
– Нет.
– Странно. Все демоники, которые появляются в Кларвельте, - дело рук Вальдеса. Он крадет людей в нашем большом мире и переносит их сюда.
– Зачем?
– Как зачем? - Том зло усмехнулся. - Чтобы убивать здесь. Он же у нас Великий Инквизитор - наш уважаемый Вальдес Долгорукий. Надо же ему чем-то заниматься, оправдывать перед Госпожой свое высокое звание. Вот он и работает - перетаскивает сюда ни в чем не повинных людей, объявляет их здесь демониками и сжигает. Ловит от этого большой кайф. В нашем мире его уделом была бы тюрьма или психушка, а здесь он вроде как главный святой. Вот такие дела…
– А эти, демоники? Чего они молчат? Не могут сказать, что сам Вальдес их сюда и припер?
– Они этого не помнят. В первые две недели демоники вообще ничего не помнят. Значит, технология здесь такая: Вальдес хватает человека в нашем мире, переправляет его сюда и бросает бродить где-нибудь в беспамятстве. Потом Вальдес объявляется в городе и начинает вещать, мразь этакая, что, мол, снизошло ему откровение и прочухал он великим своим разумом, что снова проник в Кларвельт кровожадный демоник и грозит миру ужасная опасность. Немедленно снаряжается карательный отряд во главе с самим Вальдесом, и они начинают рыскать в поисках добычи, как гончие собаки. Конечно, Вальдес прекрасно знает, где искать несчастную жертву, но растягивает удовольствие. Охота на человека - разве мог он позволить себе такое в нашем Мире? Наконец бедного демоника догоняют, пытают и на десятый день после того, как он попал в Кларвельт, сжигают. Обрати внимание - на десятый день!
– Это что - так важно?
– Это важно для шоу, которое устраивает инквизиция на потеху тупой кларвельтской публике. На десятый день у демоника начинают проявляться его магические способности, но он еще не знает об этом и не умеет ими управлять. Если сжечь его до десятого дня то он сгорит как обычный человек. Это для зрителей неинтересно. Они могут даже заподозрить, что перед ними не демоник. Когда же демоника сжигают на десятый день, то это зрелище хоть куда - что-то вроде наших фильмов со спецэффектами. Когда демоника охватывает пламя, его сверхъестественные способности начинают проявляться сами по себе. У кого-то отрастают белоснежные крылья, кто-то вдруг перевоплощается в огромную рыбу или начинает взглядом ломать деревья. Только уже поздно. Демоник не успевает воспользоваться своими способностями, чтобы спастись. Он погибает в страшных муках.
– Да… - Я удрученно покачал головой. - Хреновые дела здесь творятся. А что Госпожа Дум на этот счет думает? Она же вроде хорошая?
– А ничего не думает. Съехала у местной Госпожи крыша - не знаю, самостоятельно или с помощью Вальдеса. Кое-кто утверждает, что она вообще умерла, но я так не думаю. По моему мнению, она жива, только сильно сбрендила. Она уже не контролирует этот мир. Сейчас всем здесь управляет Вальдес.
– Понятно… - Я обвел взглядом хижину. Крестьяне уже покинули дом и оставили нас с Томом вдвоем. Внутреннее убранство выглядело так, как и должно было выглядеть в хижине лесного колдуна: связки сушеных растений, висящие на стенах, желтые клыкастые черепа непонятных тварей, пара деревянных масок, подобных африканским. - Ты тут неплохо обосновался, - заметил я. - Кстати, можно полюбопытствовать, как ты избежал костра?
– Вальдес просчитался. Я был первым демоником. которого он на пробу решил протащить в Кларвельт. Он еще не знал, что демоник входит в полную силу на четырнадцатый день. Ну, в общем, все было по сценарию - поймали меня, пытали… - Том поднял безрукавку, и я увидел на черной коже его живота выпуклые продолговатые рубцы. - И вели меня, бедолагу, на костер еле живого. Было это в селе под названием Мортуун - на поле неподалеку от леса. Народ собрали, как положено, большой толпой. Вальдес толкнул красивую речь о том, что я исчадие ада и буду надлежащим образом изничтожен. И только начали меня прикручивать железной проволокой к столбу, как что-то на меня нашло. Я вдруг почувствовал, что в лесу живут мои друзья, что они наблюдают сейчас за мной и хотят мне помочь, только нужно им приказать. Я и приказал… И тут же из лесу поперло такое количество ужасных тварей - мясоверты, шипокрылы, мантикоры, жабоглавы. Ни в каком фильме ужасов такое не снимешь - денег не хватит. Народ - врассыпную, стражники пытались что-то сделать, но мои лесные страшилища порвали их в клочья за полминуты. Вальдес отрастил себе длинные ноги и прыгал как кузнечик. Спасся, гад. Надо сказать, что и сам я прощался с жизнью, однако никто из хищников не тронул меня. Наоборот, они проявили обо мне самую трогательную заботу. Проволоку мою перекусили - освободили, стало быть. Я тупо стою и не знаю, что мне делать. А они меня носами к лесу подталкивают - пойдем, мол, амиго, в лесочек, прогуляйся. Я и пошел - куда мне было деваться…
– Это и был твой дар демоника?
Когда я попал в Светлый Мир, то сразу, как и положено демонику, начал разговаривать на местном языке. Пока я был Шустряком и не помнил своего прошлого, я даже не задумывался, что представляет собой это наречие. Пожалуй, это было немецким языком, какой-то старой его разновидностью. Жители Светлого Мира говорили на архаичном немецком языке, и я говорил вместе с ними.
Забавно. Никогда раньше я не знал немецкого - только разве что «Хенде хох!» и «Нихт ферштейн». А тут пожалуйста - балакаю за милую душу. Интересно, запомню ли я этот язык, если мне повезет и я когда-нибудь выберусь из Кларвельта в свой нормальный мир? Наверное, запомню. Ведь запомнил его Вальдес.
Итак, Вальдес имел возможность свободно перемещаться из нашего мира в Светлый Мир и обратно. Как он это делал? И как прихватил с собой Лурдес?
Я был уверен, что именно он украл ее, хотя этому не было доказательств. Пока не было, но они должны были появиться в скором будущем. Иначе ради чего стоило затевать весь этот сыр-бор с вторжением во владения Вальдеса Длиннорукого?
Проклятые местные инквизиторы! Только я пришел в себя, стал настоящим демоником, как они вывели меня из игры. Куда мне было теперь идти? Я не представлял совершенно.
Я поднялся, приблизительно прикинул направление к тому месту, откуда пришел, и побрел туда. Огонь своего тела я не гасил, даже сделал чуть побольше - кто знает, какие твари могли мне еще попасться по пути? Я шел и шел, не зная, куда и зачем.
Я не заметил ловушку. Веревочное кольцо лежало на земле, присыпанное грунтом, заваленное прелыми листьями, и когда я ступил в него, силок сработал. Петля моментально затянулась на моей лодыжке, и молодое деревце, наклоненное верхушкой книзу, выпрямилось. Я взлетел в воздух - вверх плененной ногой, вниз головой. Я думал, меня разорвет пополам. Во всяком случае, боль была такая, как будто разорвало. Я истошно завопил, и лес отозвался на мой вопль растревоженным уханьем. Я висел на одной ноге вниз головой, дергался и голосил, не осознавая, что творю.
Провисел я, само собой, недолго, но шуму наделал много. Мой огонь пережег веревку секунд за двадцать. Я плюхнулся обратно на землю - к счастью, было невысоко. Я попытался вскочить на ноги, тут же охнул и повалился обратно на землю. Вывиха в лодыжке, пожалуй, не было, но растяжение связок имелось достаточно серьезное. Тугую повязку бы сейчас… Эх, Мигель, куда тебя закинуло?
Я сидел, ждал, пока боль хоть чуть-чуть утихнет, и думал. Что это за ловушка? Такие ставят на зверей. Само собой, поставить ее могли только люди. Но разве обычные люди ходят в Порченый лес? Делать им там совершенно нечего. Местные бестии-мутанты употребят их в пищу в считаные минуты. Как уже два раза чуть не употребили меня.
Топот я услышал очень скоро. Я привлек кого-то своим криком. Я еще не видел за деревьями, кто так топает, но по звуку уже мог определить, что бегущих ко мне тварей несколько и они двуногие. Неужели все-таки люди?
Нет, не люди. Они действительно были двуногими и двурукими, но вот голов у них было тоже по две штуки. Одна, напоминающая лысую человечью, находилась на месте - на шее. Вторая, жабья, зеленая и бородавчатая, величиной с два кулака, росла прямо из грудины. Вторая голова разевала пасть, показывая мелкие острые зубы, и вращала оранжевыми глазами с вертикальными зрачками. Выглядела она так, как будто очень хотела подкрепиться свежим мясцом. Моим мясцом, само собой.
Я вскочил и попробовал бежать. Проковылял шагов двадцать, приволакивая поврежденную ногу, и покатился по земле кубарем - споткнулся о корень. Я почти обезумел от боли, и это заставило мое пламя вспыхнуть с яростной силой. Три человекообразных чудовища, что гнались за мной, отпрянули в сторону. Они стояли вокруг и задумчиво рассматривали меня.
– Эк горит! - проквакал один. - Человек-костер! В первый раз такое вижу!
– И ведь не сгорает! - В скрежещущем голосе другого присутствовало не то что изумление, а скорее неподдельная зависть.
– Вот бы нам так! Везет этим демоникам! - заявил третий.
Я не считал, что мне сильно везло. Я сидел голой задницей на земле и растирал руками лодыжку. Она болела так, словно наружное мое пламя переместилось внутрь ее.
Огонь не мешал мне видеть тварей. Они действительно напоминали людей, только были покрыты крупной зеленой чешуей, поблескивающей в свете пламени. Носов на их верхних головах почти не было, зато челюсти сильно выдавались вперед и были оснащены зубами, которые могли бы шутя перекусить стальную проволоку. Когти на пятипалых руках и ногах были длинными, острыми и даже зазубренными. Один из двухголовых был вооружен мощным луком, двое - орудиями, представлявшими собой нечто среднее между мотыгой и топором. В любом случае оружия у них хватило бы, чтобы забить меня до смерти за пять минут, несмотря на мое неугасимое пламя.
– Не бейте меня, чудовища, - тихо попросил я. - Отпустите меня. Я вам ничего плохого не делал.
– Сам ты чудовище! - обиженно проскрипел один из монстров. - Где ты тут чудовищев увидел? Нечего приличных людей обижать!
– Не понял… - Я недоуменно почесал пламенной рукой в пламенном затылке. - Это кто тут люди? Вы, что ли?
– А то кто же? Не ты же, демоник дурной, аки огнь полыхающий! Ты, стал быть, гореть-то заканчивай, иначе весь лес нам пожгёшь. И без шамкра обратно же останемся…
Шамкр… знакомое слово. Я слышал его от Трюфеля.
– А как насчет тырков? - спросил я, не веря в свою догадку.
– А чево, тырки есть? - встрепенулся один из них, самый крупный. - Угостишь, Шустряк?
– Продать могу, - сказал я, стараясь придать своему голосу солидность. - Три с половиной флориньи пучок.
– Да ты чево?! - завопил монстр. - Три с половиной флориньи?! Очумел совсем? Тыркам две флориньи за пучок - красная цена! Гадкая жадина - вот ты кто!
– А ты кто? - спросил я, не веря своим ушам. - Ты Трюфеля, сына Мартина, не знало ли когда, а, чудовище?
– Это ж брательник мой. А я - Рудольф.
– Так ты Рудольф? Брат Трюфеля?
– А то кто же?
– Ну не похож, и все тут! - заявил я, откинувшись назад и даже чуть прищурив глаза, чтобы рассмотреть тварь получше. - Что это случилось с тобой? Кожная болезнь?
– Это оберег, - тварь пальцем постучала по жабьей голове. - Отсюдова и внешность такая.
Ясности мне эти слова не добавили.
– Ничего не понимаю.
– Пойдем, Шустряк, - вмешался второй двухголовый. - Придем к кудеснику, он все тебе объяснит. А то мы в словах не очень сильны - грамоты не хватает. Мы ж крестьяны, да еще и дальние…
* * *
Я погасил свой огонь полностью. Теперь, с такой мощной личной охраной, как эти чешуйчатые твари, называющие себя людьми, мне не было страшно даже в лесу. Они помогали мне идти, а временами даже тащили на себе. В сущности, они были славными ребятами, несмотря на отвратительную внешность. И через час мы уже достигли небольшого бревенчатого домика, стоявшего прямо в лесу.
Хозяин дома, о котором я уже знал, что он кудесник, выглядел не слишком экзотично. Не тянул он как-то на мага. Был он парнем лет тридцати - высоким, чернокожим, толстогубым. Пальцы его украшали пять здоровенных перстней - золотых, серебряных и даже железных. На голове его сидела дурацкая вязаная шапка, доходящая почти до бровей. Меховая безрукавка, сшитая на манер длинной широкой майки, доходила до колен. Шорты (клянусь, самые настоящие шорты, даже с надписью «CHICAGO BULLS»), прикрывавшие верхние отделы его голенастых ног, были древними и изношенными и почти наполовину состояли из заплат. Негритянский парень сидел по-турецки на лавке в углу, сложив руки на груди, и спокойно смотрел на нас, молча пережевывая что-то (уж не жевательную ли резинку? - подумал я).
– Храни тебя Госпожа, Начальник Зверей! - дружно сказали мои чудовища, войдя в хижину. Потом каждый из них взялся руками за свою жабью голову и с цокающим звуком оторвал ее от туловища. Зеленый цвет их кожи быстро побледнел, порозовел, чешуя исчезла, лица приобрели обычную форму. Я обалдело хлопал глазами, глядя, как три монстра превратились в трех обычных голых мужиков. Мужики положили жабьи головы на полку, где уже лежал с десяток подобных голов, и начали не спеша одеваться, вытягивая свою одежду из кучи, сваленной на лавке.
– Это что же за фокусы такие с переодеваниями? - спросил я. - Вы что, тоже демоники?
– Они - нет. - Парень, которого назвали Начальником Зверей, легко спрыгнул со своего сиденья, подошел ко мне и протянул руку. - А я - демоник. Привет. Я - Том. Томас Ривейра.
– Шустряк, - пробормотал я. - В смысле Мигель. Слушай, Том, у тебя такие прикольные трузера… К ним только кроссовок не хватает - больших, баскетбольных.
– Были, - сообщил Том. - Износились - лет эдак тридцать пять назад. И плеер гробанулся - шипокрыл его на зуб попробовал. Вот только шорты и остались. Берегу их как реликвию и талисман. - Он протянул мне холщовые штаны и рубашку. - Одевайся. И не вздумай здесь гореть.
– Тридцать пять лет назад? - переспросил я, натягивая одежду. - Что-то ты заврался. Сколько тебе годочков-то, дядюшка Том?
– А черт его знает. Какой сейчас год там у нас, в нашем мире, в Испании?
– Двухтысячный.
– Значит, сорок лет я уже здесь кукую. Тридцать лет мне было, когда я провалился в этот чертов Кларбельт. Таким образом, в общем и в целом мне около семидесяти лет.
– Ты хорошо сохранился, - заявил я.
– Демоники не стареют в Светлом Мире, - грустно сказал Том. - Только на черта это нужно? Тоскливо здесь. Ни телик посмотреть, ни на виндсерфе покататься Даже паэлью [Паэлья - испанское блюдо из риса.] нормальную съесть - и то нельзя. Я пробовал приготовить - совсем не то. Ингредиенты не те. Какая может быть паэлья без риса, шафрана и креветок? Дерьмо…
– Неувязочка, - заявил я. - Сорок лет назад в Испании такие шорты еще не носили. И плееры тогда еще не изобрели.
– Это здесь - сорок лет. А в нашем мире - всего четыре года. В Кларвельте время течет в десять раз быстрее. Проверено.
– Ты в Испании где жил-то?
– В Калелье - есть такой городишко. Поваром работал. Жил себе тихо, никого не трогал. И вот на тебе…
– А эти говорили, что ты - кудесник. - Я показал на крестьян.
– Я и есть кудесник. - Том приосанился. - И ты - кудесник. Любой человек из нашего мира становится в Кларвельте волшебником - в этом вся фишка. Есть, правда, одна небольшая неприятность: Вальдес не дает демоникам дозреть до их волшебных возможностей. Он убивает их. Сжигает.
– А ты как сюда попал?
– Вальдес притащил. А ты чего спрашиваешь? Тебя что, не он сюда отправил?
– Нет.
– Странно. Все демоники, которые появляются в Кларвельте, - дело рук Вальдеса. Он крадет людей в нашем большом мире и переносит их сюда.
– Зачем?
– Как зачем? - Том зло усмехнулся. - Чтобы убивать здесь. Он же у нас Великий Инквизитор - наш уважаемый Вальдес Долгорукий. Надо же ему чем-то заниматься, оправдывать перед Госпожой свое высокое звание. Вот он и работает - перетаскивает сюда ни в чем не повинных людей, объявляет их здесь демониками и сжигает. Ловит от этого большой кайф. В нашем мире его уделом была бы тюрьма или психушка, а здесь он вроде как главный святой. Вот такие дела…
– А эти, демоники? Чего они молчат? Не могут сказать, что сам Вальдес их сюда и припер?
– Они этого не помнят. В первые две недели демоники вообще ничего не помнят. Значит, технология здесь такая: Вальдес хватает человека в нашем мире, переправляет его сюда и бросает бродить где-нибудь в беспамятстве. Потом Вальдес объявляется в городе и начинает вещать, мразь этакая, что, мол, снизошло ему откровение и прочухал он великим своим разумом, что снова проник в Кларвельт кровожадный демоник и грозит миру ужасная опасность. Немедленно снаряжается карательный отряд во главе с самим Вальдесом, и они начинают рыскать в поисках добычи, как гончие собаки. Конечно, Вальдес прекрасно знает, где искать несчастную жертву, но растягивает удовольствие. Охота на человека - разве мог он позволить себе такое в нашем Мире? Наконец бедного демоника догоняют, пытают и на десятый день после того, как он попал в Кларвельт, сжигают. Обрати внимание - на десятый день!
– Это что - так важно?
– Это важно для шоу, которое устраивает инквизиция на потеху тупой кларвельтской публике. На десятый день у демоника начинают проявляться его магические способности, но он еще не знает об этом и не умеет ими управлять. Если сжечь его до десятого дня то он сгорит как обычный человек. Это для зрителей неинтересно. Они могут даже заподозрить, что перед ними не демоник. Когда же демоника сжигают на десятый день, то это зрелище хоть куда - что-то вроде наших фильмов со спецэффектами. Когда демоника охватывает пламя, его сверхъестественные способности начинают проявляться сами по себе. У кого-то отрастают белоснежные крылья, кто-то вдруг перевоплощается в огромную рыбу или начинает взглядом ломать деревья. Только уже поздно. Демоник не успевает воспользоваться своими способностями, чтобы спастись. Он погибает в страшных муках.
– Да… - Я удрученно покачал головой. - Хреновые дела здесь творятся. А что Госпожа Дум на этот счет думает? Она же вроде хорошая?
– А ничего не думает. Съехала у местной Госпожи крыша - не знаю, самостоятельно или с помощью Вальдеса. Кое-кто утверждает, что она вообще умерла, но я так не думаю. По моему мнению, она жива, только сильно сбрендила. Она уже не контролирует этот мир. Сейчас всем здесь управляет Вальдес.
– Понятно… - Я обвел взглядом хижину. Крестьяне уже покинули дом и оставили нас с Томом вдвоем. Внутреннее убранство выглядело так, как и должно было выглядеть в хижине лесного колдуна: связки сушеных растений, висящие на стенах, желтые клыкастые черепа непонятных тварей, пара деревянных масок, подобных африканским. - Ты тут неплохо обосновался, - заметил я. - Кстати, можно полюбопытствовать, как ты избежал костра?
– Вальдес просчитался. Я был первым демоником. которого он на пробу решил протащить в Кларвельт. Он еще не знал, что демоник входит в полную силу на четырнадцатый день. Ну, в общем, все было по сценарию - поймали меня, пытали… - Том поднял безрукавку, и я увидел на черной коже его живота выпуклые продолговатые рубцы. - И вели меня, бедолагу, на костер еле живого. Было это в селе под названием Мортуун - на поле неподалеку от леса. Народ собрали, как положено, большой толпой. Вальдес толкнул красивую речь о том, что я исчадие ада и буду надлежащим образом изничтожен. И только начали меня прикручивать железной проволокой к столбу, как что-то на меня нашло. Я вдруг почувствовал, что в лесу живут мои друзья, что они наблюдают сейчас за мной и хотят мне помочь, только нужно им приказать. Я и приказал… И тут же из лесу поперло такое количество ужасных тварей - мясоверты, шипокрылы, мантикоры, жабоглавы. Ни в каком фильме ужасов такое не снимешь - денег не хватит. Народ - врассыпную, стражники пытались что-то сделать, но мои лесные страшилища порвали их в клочья за полминуты. Вальдес отрастил себе длинные ноги и прыгал как кузнечик. Спасся, гад. Надо сказать, что и сам я прощался с жизнью, однако никто из хищников не тронул меня. Наоборот, они проявили обо мне самую трогательную заботу. Проволоку мою перекусили - освободили, стало быть. Я тупо стою и не знаю, что мне делать. А они меня носами к лесу подталкивают - пойдем, мол, амиго, в лесочек, прогуляйся. Я и пошел - куда мне было деваться…
– Это и был твой дар демоника?