Страница:
— Говори же! — Анна стояла у выхода из избы, вцепившись руками в дверной косяк так, что побелели пальцы.
— Раз дыры времени многочисленны, раз они образованы в результате метеоритного воздействия, значит и другие временные каналы, подобные нашему, действуют с такой же периодичностью. Земля-то движется по одной и той же орбите! Выходит, чтобы попасть в будущее, надо узнать, когда в последний раз действовал тот или иной свищ, пробитый метеоритом.
— Но почему ты должен вернуться в то самое время, из которого попал сюда?
— А помнишь, я говорил, что мы являемся частицей материи, похищенной из своего конкретного пространства? Здесь мы как бы антивещество, поскольку превышаем неизменную массу материи, но в нашем времени, в нашем, так сказать, домашнем измерении образовалась дырка. Почему бы не предположить: когда мы будем проноситься по каналу времени через все слои пространственных измерений, нас просто втянет та материальная среда, из которой мы выпали…
— И на этом ты строишь свой расчет на возвращение?
— Знаешь, интуиция подсказывает мне, что я попал в точку.
— Итак, ты хочешь сказать, что остается только найти какую-нибудь метеоритную воронку и…
— И, — сказал Виктор.
— А что, собственно, и? Заберешься в нее и будешь поджидать — может, через минуту тебя втянет будущее, а может, в почтенном возрасте?..
— М-да, — Ильин почесал затылок. — Это верно.
Смутное ощущение подсказывало, что он не до конца разобрал подсказку таинственного гостя подсознания. Какого-то звена еще недоставало до полного овладения истиной, но Виктор чувствовал: еще усилие, и озарение придет.
В этот момент на поляне показались коллежский секретарь и старообрядец. Оба были в тех же самых одеяниях, в которых появились из метеоритной воронки. Последовать примеру Виктора, облачившегося в порты и долгополую рубаху с тканым пояском, они пока не решались, хотя и смирились уже с тем, что когда-нибудь это сделать придется. Особенно держался за свои кафтан и туфли Овцын — сама мысль о мужицком платье вызывала у него брезгливую гримасу.
— Чего это ты тут раскукарекался? — спросил Василий. — Мы еще издали услыхали.
— Не мешай. Я думаю, — повернувшись к нему спиной, Ильин обхватил себя руками за плечи и закрыл глаза.
Какая-то ускользающая догадка то вспыхивала, то погасала в мозгу. Пульсация все усиливалась, но Ильин никак не мог разобрать загадочные письмена. В висках стучало, лоб снова покрылся испариной.
Друзья с опаской смотрели, как волосы Виктора медленно поднялись, как голубыми змейками заструились по всему его телу электрические разряды.
Никто не произнес ни слова — все уже привыкли к тому, что в моменты сознательного напряжения душевных сил или внезапного волнения с ними происходят необыкновенные вещи.
Однажды Ивашка, помогая хозяину соседней избы, поднатужился и поднял с земли дубовый кряж таких размеров, что поселяне остолбенели от изумления. Потом приводили других, чтобы показать глубокие — сантиметров в десять следы, оставленные Иваном на матером дерне, когда он нес чудовищную тяжесть.
В другой раз Овцын, распалившись на укусившую его пчелу, вылетевшую из деревянной борти, подвешенной неподалеку от поселка, неосторожно испепелил весь рой вместе с сотами.
Ильин отнял руки от плеч и повернулся лицом к подошедшим.
— Знаете, почему богатыри русских былин с корнем выворачивали столетние дубы? Знаете, почему во многих житиях говорится, что святые предсказывали день своей смерти?
В глазах его светилось торжество.
— Почему? — в один голос вопросили Василий и Иван.
— Потому что они, как мы с вами, были пленниками времени! И обладали сверхъестественными способностями! А кое-кто знал будущее развитие событий те, скажем, кто хорошо вызубрил соответствующие жития, вроде тебя, Иван…
Анна недоуменно начала:
— Так ты хочешь сказать, что они тоже провалились в воронку времени?
— Именно так. Больше того: во всякой эпохе есть мигранты из прошлого и будущего. Вот вам объяснение загадочных субъектов вроде Калиостро и творимых ими чудес.
— Миграны? — переспросил Ивашка.
— Мигранты, то есть пришельцы… Вы понимаете, какой вывод из этого следует?
— Полное и окончательное опровержение поповских бредней! — восторженно крикнула княжна и захлопала в ладоши. — Виват материализму!
Иван резко повернулся к Анне и хотел было что-то сказать, но Ильин остановил его жестом.
— Да не в этом дело, Аня! Нет у нас иной заботы, кроме прославления материализма? Я к другому вас подвожу… Надо искать в этой эпохе людей, наделенных сверхъестественными способностями, как мы с вами. Если сумеем встретиться с подобными субъектами, можем узнать и про другие временные каналы…
— Мать честная! — Овцын даже хлопнул себя ладонями по ляжкам. — Да ведь ты и впрямь голова!.. Если такой… как ты говорил — мигрант?.. если он нам доложит о времени и месте своего явления, то мы можем…
— Прибавить к этой дате пятьдесят семь лет! — Анна даже подпрыгнула от нетерпения. — Ура! Немедленно отправляемся в путь. Надо скорее разыскать пришельцев и выбрать наиболее подходящую воронку… Хорошо бы до зимы успеть домой… Я хоть и сержусь на папа, но ужасно по нем соскучилась.
Она тараторила так без умолку, пока Ильин не расхохотался. Прикусив губу, Анна обиженно умолкла.
— Ну что ты сразу и надулась, как мышь на крупу. Меня в восторг приводит твой оптимизм, я бы тоже хотел до холодов в свой век попасть.
— Но какие же препятствия для этого? — через силу спросила княжна.
— Да ведь пришельцы на дороге не валяются. Они, если и есть в этих краях, таятся от посторонних, скрывают свое происхождение. Ты подумай, куда мы попали — начни ты объяснять, откуда взялась здесь, тебя живо как оборотня порешат.
Восторг немедленно сменился унынием. Глаза Бестужевой подозрительно заблестели.
— Но ты же сам говорил… Как это жестоко…
— Анюта, успокойся, ради бога. Я сейчас скажу все по порядку. Обменяемся мыслями, может, к чему путному придем.
— Да ты никак и чудодейственную силу святых мощей под сомнение берешь? — набычившись, спросил Иван. — Подвижники веры не от бога, а от какой-то там энергии дух укрепляют, великие знамения не от молитвенных бдений, а от простого напряжения бывают?.. Разуй глаза, еретик, за спиной твоей бесы от радости пляшут.
Но Ильин выловил из его тирады только фразу о мощах, пропустив остальное мимо ушей.
— Э-э, да ведь ты даешь еще одно подтверждение моей гипотезы. Именно останки умерших мигрантов должны оставаться как бы вне действия физических законов. Отсюда и рассказы о сиянии, исходящем от мумий, о чудесных исцелениях. Возможно, энергетическое поле, сохраняющееся вокруг этого, с позволения сказать, антивещества, действительно обладает определенным лечебным действием.
Иван поспешно перекрестился и ушел в избу, всем своим видом показывая, что не желает слушать богомерзкие рассуждения.
— Ну что ты с ним поделаешь, — развел руками Ильин. — Не могу же я ради сохранения добрых отношений отступать от своих естественнонаучных убеждений…
— Перетерпит, — сказал Овцын. — Не обращай внимания. Скажи лучше, как же нам этих пришельцев отыскать — коли они таятся от всех…
— Надо расспрашивать людей о необычных явлениях, о чудаках, силачах, вообще необыкновенных личностях.
— Этак мы заурядным странникам-богомольцам уподобимся; кои всяческие россказни собирают, — скептически скривив рот, отозвался коллежский секретарь.
— Да, как это ни хлопотно, а придется любые слухи ловить и достоверность их проверять. Хочешь домой?
В ответ Овцын только плечами передернул: спрашиваешь!
Наступившую паузу нарушила Анна:
— Не угодить бы нам самим в злые кудесники — приметит кто-нибудь, как мы искрами сыплем…
— Тренироваться надо, чтобы сдерживать свои эмоции. Мы ведь уже способны в определенной степени направлять свою энергию… Кстати сказать, ты меня еще на одну мысль натолкнула: не связано ли монашеское учение о воздержании, о смирении, о покаянии с необходимостью подавлять энергетические выбросы? Ведь во многих житиях говорилось о том, что отшельники обладали сказочным могуществом, но вели весьма миролюбивый образ жизни. Помню из «Повести о водворении христианства в Ростове», что некий старец Аврамий каменное изваяние Велеса сокрушил, прикоснувшись к нему посохом. А идол, судя по описанию, напоминал колоссов острова Пасхи, помните, я вам о них рассказывал?
— Конечно, — отозвалась Анна. — Если принять твою гипотезу, можно легко объяснить, как их перемещали на несколько верст — допустим на минуту, что на острове действовали пришельцы из иного времени…
— Да, наш Иван доказал бы маловерам, как можно перетащить статую без всяких катков, — со смешком заметил Овцын.
— Знаете что? — вдруг воскликнула княжна. — Ведь с помощью теории мигрантов — давайте будем так ее называть — можно и многие другие непонятные вещи объяснить. Например, открытия, опередившие свою эпоху, религиозные откровения. Откуда, скажем, Леонардо да Винчи про вертолет знал да еще подробное его устройство начертил?
— Верно! — У Ильина даже дыхание перехватило, когда он представил, какую бездну мировых загадок можно решить с помощью его гипотезы. — И не только пришельцы из будущего… Ой, братцы, я ведь, кажется, доказательство нашел, что люди, попавшие в канал времени, назад возвращались. Значит, находили иные воронки…
Овцын и Анна инстинктивно подались к Ильину, словно от него должно было прийти немедленное спасение.
— Все основатели мировых религий надолго скрывались из мира, а появившись перед людьми через многие годы, выступали с проповедью, переворачивавшей их сознание. Пример: Будда шесть лет провел в уединении, а потом потряс своих соотечественников изложением истин, которые на века опережали духовное развитие тогдашнего общества. И тем самым обеспечил могучий расцвет человека. А Христос — он ведь тоже долгое время провел в некой пустыне, а когда вернулся к гражданской жизни, стал провозвестником небывалой морали.
Из избушки послышалось недоброе ворчание, с тихим потрескиванием у ног Ильина рассыпался огненный шар.
— Иван, будет тебе злиться! — умоляюще произнесла Анна. — Ну просто слово сказать невозможно, того и гляди тебе на мозоль наступишь. А еще старообрядец! Ты бы хоть то в соображение принял, что вас Герцен стихийными революционерами считает.
— Считал, — уточнил Ильин.
III
IV
— Раз дыры времени многочисленны, раз они образованы в результате метеоритного воздействия, значит и другие временные каналы, подобные нашему, действуют с такой же периодичностью. Земля-то движется по одной и той же орбите! Выходит, чтобы попасть в будущее, надо узнать, когда в последний раз действовал тот или иной свищ, пробитый метеоритом.
— Но почему ты должен вернуться в то самое время, из которого попал сюда?
— А помнишь, я говорил, что мы являемся частицей материи, похищенной из своего конкретного пространства? Здесь мы как бы антивещество, поскольку превышаем неизменную массу материи, но в нашем времени, в нашем, так сказать, домашнем измерении образовалась дырка. Почему бы не предположить: когда мы будем проноситься по каналу времени через все слои пространственных измерений, нас просто втянет та материальная среда, из которой мы выпали…
— И на этом ты строишь свой расчет на возвращение?
— Знаешь, интуиция подсказывает мне, что я попал в точку.
— Итак, ты хочешь сказать, что остается только найти какую-нибудь метеоритную воронку и…
— И, — сказал Виктор.
— А что, собственно, и? Заберешься в нее и будешь поджидать — может, через минуту тебя втянет будущее, а может, в почтенном возрасте?..
— М-да, — Ильин почесал затылок. — Это верно.
Смутное ощущение подсказывало, что он не до конца разобрал подсказку таинственного гостя подсознания. Какого-то звена еще недоставало до полного овладения истиной, но Виктор чувствовал: еще усилие, и озарение придет.
В этот момент на поляне показались коллежский секретарь и старообрядец. Оба были в тех же самых одеяниях, в которых появились из метеоритной воронки. Последовать примеру Виктора, облачившегося в порты и долгополую рубаху с тканым пояском, они пока не решались, хотя и смирились уже с тем, что когда-нибудь это сделать придется. Особенно держался за свои кафтан и туфли Овцын — сама мысль о мужицком платье вызывала у него брезгливую гримасу.
— Чего это ты тут раскукарекался? — спросил Василий. — Мы еще издали услыхали.
— Не мешай. Я думаю, — повернувшись к нему спиной, Ильин обхватил себя руками за плечи и закрыл глаза.
Какая-то ускользающая догадка то вспыхивала, то погасала в мозгу. Пульсация все усиливалась, но Ильин никак не мог разобрать загадочные письмена. В висках стучало, лоб снова покрылся испариной.
Друзья с опаской смотрели, как волосы Виктора медленно поднялись, как голубыми змейками заструились по всему его телу электрические разряды.
Никто не произнес ни слова — все уже привыкли к тому, что в моменты сознательного напряжения душевных сил или внезапного волнения с ними происходят необыкновенные вещи.
Однажды Ивашка, помогая хозяину соседней избы, поднатужился и поднял с земли дубовый кряж таких размеров, что поселяне остолбенели от изумления. Потом приводили других, чтобы показать глубокие — сантиметров в десять следы, оставленные Иваном на матером дерне, когда он нес чудовищную тяжесть.
В другой раз Овцын, распалившись на укусившую его пчелу, вылетевшую из деревянной борти, подвешенной неподалеку от поселка, неосторожно испепелил весь рой вместе с сотами.
Ильин отнял руки от плеч и повернулся лицом к подошедшим.
— Знаете, почему богатыри русских былин с корнем выворачивали столетние дубы? Знаете, почему во многих житиях говорится, что святые предсказывали день своей смерти?
В глазах его светилось торжество.
— Почему? — в один голос вопросили Василий и Иван.
— Потому что они, как мы с вами, были пленниками времени! И обладали сверхъестественными способностями! А кое-кто знал будущее развитие событий те, скажем, кто хорошо вызубрил соответствующие жития, вроде тебя, Иван…
Анна недоуменно начала:
— Так ты хочешь сказать, что они тоже провалились в воронку времени?
— Именно так. Больше того: во всякой эпохе есть мигранты из прошлого и будущего. Вот вам объяснение загадочных субъектов вроде Калиостро и творимых ими чудес.
— Миграны? — переспросил Ивашка.
— Мигранты, то есть пришельцы… Вы понимаете, какой вывод из этого следует?
— Полное и окончательное опровержение поповских бредней! — восторженно крикнула княжна и захлопала в ладоши. — Виват материализму!
Иван резко повернулся к Анне и хотел было что-то сказать, но Ильин остановил его жестом.
— Да не в этом дело, Аня! Нет у нас иной заботы, кроме прославления материализма? Я к другому вас подвожу… Надо искать в этой эпохе людей, наделенных сверхъестественными способностями, как мы с вами. Если сумеем встретиться с подобными субъектами, можем узнать и про другие временные каналы…
— Мать честная! — Овцын даже хлопнул себя ладонями по ляжкам. — Да ведь ты и впрямь голова!.. Если такой… как ты говорил — мигрант?.. если он нам доложит о времени и месте своего явления, то мы можем…
— Прибавить к этой дате пятьдесят семь лет! — Анна даже подпрыгнула от нетерпения. — Ура! Немедленно отправляемся в путь. Надо скорее разыскать пришельцев и выбрать наиболее подходящую воронку… Хорошо бы до зимы успеть домой… Я хоть и сержусь на папа, но ужасно по нем соскучилась.
Она тараторила так без умолку, пока Ильин не расхохотался. Прикусив губу, Анна обиженно умолкла.
— Ну что ты сразу и надулась, как мышь на крупу. Меня в восторг приводит твой оптимизм, я бы тоже хотел до холодов в свой век попасть.
— Но какие же препятствия для этого? — через силу спросила княжна.
— Да ведь пришельцы на дороге не валяются. Они, если и есть в этих краях, таятся от посторонних, скрывают свое происхождение. Ты подумай, куда мы попали — начни ты объяснять, откуда взялась здесь, тебя живо как оборотня порешат.
Восторг немедленно сменился унынием. Глаза Бестужевой подозрительно заблестели.
— Но ты же сам говорил… Как это жестоко…
— Анюта, успокойся, ради бога. Я сейчас скажу все по порядку. Обменяемся мыслями, может, к чему путному придем.
— Да ты никак и чудодейственную силу святых мощей под сомнение берешь? — набычившись, спросил Иван. — Подвижники веры не от бога, а от какой-то там энергии дух укрепляют, великие знамения не от молитвенных бдений, а от простого напряжения бывают?.. Разуй глаза, еретик, за спиной твоей бесы от радости пляшут.
Но Ильин выловил из его тирады только фразу о мощах, пропустив остальное мимо ушей.
— Э-э, да ведь ты даешь еще одно подтверждение моей гипотезы. Именно останки умерших мигрантов должны оставаться как бы вне действия физических законов. Отсюда и рассказы о сиянии, исходящем от мумий, о чудесных исцелениях. Возможно, энергетическое поле, сохраняющееся вокруг этого, с позволения сказать, антивещества, действительно обладает определенным лечебным действием.
Иван поспешно перекрестился и ушел в избу, всем своим видом показывая, что не желает слушать богомерзкие рассуждения.
— Ну что ты с ним поделаешь, — развел руками Ильин. — Не могу же я ради сохранения добрых отношений отступать от своих естественнонаучных убеждений…
— Перетерпит, — сказал Овцын. — Не обращай внимания. Скажи лучше, как же нам этих пришельцев отыскать — коли они таятся от всех…
— Надо расспрашивать людей о необычных явлениях, о чудаках, силачах, вообще необыкновенных личностях.
— Этак мы заурядным странникам-богомольцам уподобимся; кои всяческие россказни собирают, — скептически скривив рот, отозвался коллежский секретарь.
— Да, как это ни хлопотно, а придется любые слухи ловить и достоверность их проверять. Хочешь домой?
В ответ Овцын только плечами передернул: спрашиваешь!
Наступившую паузу нарушила Анна:
— Не угодить бы нам самим в злые кудесники — приметит кто-нибудь, как мы искрами сыплем…
— Тренироваться надо, чтобы сдерживать свои эмоции. Мы ведь уже способны в определенной степени направлять свою энергию… Кстати сказать, ты меня еще на одну мысль натолкнула: не связано ли монашеское учение о воздержании, о смирении, о покаянии с необходимостью подавлять энергетические выбросы? Ведь во многих житиях говорилось о том, что отшельники обладали сказочным могуществом, но вели весьма миролюбивый образ жизни. Помню из «Повести о водворении христианства в Ростове», что некий старец Аврамий каменное изваяние Велеса сокрушил, прикоснувшись к нему посохом. А идол, судя по описанию, напоминал колоссов острова Пасхи, помните, я вам о них рассказывал?
— Конечно, — отозвалась Анна. — Если принять твою гипотезу, можно легко объяснить, как их перемещали на несколько верст — допустим на минуту, что на острове действовали пришельцы из иного времени…
— Да, наш Иван доказал бы маловерам, как можно перетащить статую без всяких катков, — со смешком заметил Овцын.
— Знаете что? — вдруг воскликнула княжна. — Ведь с помощью теории мигрантов — давайте будем так ее называть — можно и многие другие непонятные вещи объяснить. Например, открытия, опередившие свою эпоху, религиозные откровения. Откуда, скажем, Леонардо да Винчи про вертолет знал да еще подробное его устройство начертил?
— Верно! — У Ильина даже дыхание перехватило, когда он представил, какую бездну мировых загадок можно решить с помощью его гипотезы. — И не только пришельцы из будущего… Ой, братцы, я ведь, кажется, доказательство нашел, что люди, попавшие в канал времени, назад возвращались. Значит, находили иные воронки…
Овцын и Анна инстинктивно подались к Ильину, словно от него должно было прийти немедленное спасение.
— Все основатели мировых религий надолго скрывались из мира, а появившись перед людьми через многие годы, выступали с проповедью, переворачивавшей их сознание. Пример: Будда шесть лет провел в уединении, а потом потряс своих соотечественников изложением истин, которые на века опережали духовное развитие тогдашнего общества. И тем самым обеспечил могучий расцвет человека. А Христос — он ведь тоже долгое время провел в некой пустыне, а когда вернулся к гражданской жизни, стал провозвестником небывалой морали.
Из избушки послышалось недоброе ворчание, с тихим потрескиванием у ног Ильина рассыпался огненный шар.
— Иван, будет тебе злиться! — умоляюще произнесла Анна. — Ну просто слово сказать невозможно, того и гляди тебе на мозоль наступишь. А еще старообрядец! Ты бы хоть то в соображение принял, что вас Герцен стихийными революционерами считает.
— Считал, — уточнил Ильин.
III
Ильин пришел к Святовиду, чтобы поставить его в известность о решении четверки уйти в Новгород. Старик молча слушал его, сидя у каменки, постреливавшей угольками.
Под сводами избы клубился непроницаемый полог дыма. Только присев на корточки, можно было спокойно говорить. Но Виктор волновался, поэтому то и дело вскакивал, и тогда глаза его наполнялись слезами, в горле начинало першить.
Справившись с кашлем в очередной раз, Ильин закончил свою довольно несвязную речь риторическим вопросом:
— Разве мы не правы, что хотим отыскать свое место в этой жизни?
Волхв поднял на него глаза. Из-за кустистых бровей, из-за полумрака Виктор не мог понять, с каким выражением смотрит старик. Молчание становилось нестерпимым, и Ильин почти крикнул:
— Ну что ты меня разглядываешь, скажи, как ты относишься к нашему решению.
— Ты лукавишь, — сказал волхв и отвернулся к бордовой россыпи углей, уже подернувшихся пеплом.
Виктор не сразу нашелся, что ответить. Промямлил:
— Нет, в самом деле…
— Ты мечтаешь вернуться в свое будущее, — жестко произнес волхв. — И хочешь отыскать дорогу туда.
— Откуда ты… черт возьми… от тебя ничего не утаишь…
— Черта не поминай. — Волхв резко повернул лицо к Ильину. — Не желаешь правду говорить, не неволю. Идите с миром.
— Святовид, право, я и не думал лгать… Мы действительно хотели бы вернуться назад. Но ведь это, сам понимаешь, почти невозможно. Так что нам взаправду придется искать себе место в вашем мире.
— К христианам жить уйдешь, — то ли вопросительно, то ли утвердительно изрек Святовид. — Змиеву веру примешь.
— Ну почему, — запротестовал Ильин.
— Примешь, — жестко сказал волхв. — Они другой веры не терпят. Мечом и огнем крестят.
— А, даже пословица такая была, до нашего века дожила — Путята крестил мечом, а Добрыня огнем…
— Не-ет! — неожиданно вскочив с места, взревел волхв.
Ильин инстинктивно вскинул голову, чтобы увидеть лицо Святовида. Но седая борода старика слилась с дымным облаком, так что казалось: перед филологом размахивает руками обезглавленное туловище.
— Добрыня не крестил! Добрыня славянским богам верен остался!
После этого выкрика раздался судорожный кашель, и Святовид повалился на бревно рядом с Виктором. Утирая глаза рукавом, старик задушенным голосом говорил:
— Добрыня веру отцов не отдал на поругание… Добрыня Перуново изваяние у христиан отбил и в глухом месте схоронил, а потом капище устроил…
— Не совсем точно, — сказал Ильин. — Согласно летописям, он сначала был ревностным поборником язычества. А потом, когда Владимир крестил киевлян, Добрыня, бывший посадником новгородским, последовал примеру своего племянника.
Святовид заскрежетал зубами и, схватив Ильина за плечи, сжал их своими железными пальцами так, что филолог скривился от боли.
— Полегче! Что я такого сказал…
— Ложь это! Владимир по наущению греков и змиевых слуг из хазар от богов славянских отшатнулся, а Добрыня его за то проклял!
— Да ведь летопись говорит… — начал Ильин.
— Я Добрыня! — возвысил голос волхв. — Я бывший посадник новгородский, от христианского мора в лесную дебрь скрылся… Я за Перуна и Хорса и Велеса бился… Пока жив буду, от веры не отступлюсь. Святовидом нарекли меня старые волхвы в честь бога Света…
Ильин был оглушен услышанным. Добрыня! Здесь, в дальней глуши, за сотни верст от Новгорода? Нет, тут что-то не то! Как же там в летописях о нем говорилось?.. Правда, год смерти его не назывался… И вообще упоминания о нем пропадали после сообщения об устройстве им христианской церкви и уничтожении языческих идолов.
Волхв потащил Виктора наружу, на ярком солнечном свету распахнул свое рубище. Все еще мускулистая грудь и плоский живот были покрыты многочисленными рубцами.
— Видишь? Я воин. С половцами рубился, с ромеями, с варягами. В полюдье с Владимиром ходил, дань собирал, непокорных смирял…
Виктору все еще трудно было поверить, что он стоит лицом к лицу с героем своей диссертации. Наконец он сказал себе: черт побери, после всего, что случилось, это, пожалуй, не самое невероятное. И он несмело, как бы пробуя слова на вкус, обратился к волхву:
— Д-добрыня Никитич, у меня есть несколько вопросов.
— Что еще за Никитич? — изумился старик. — Мой отец — древлянский князь Мал, он был убит по приказу княгини Ольги, мстившей за своего мужа князя Игоря. А прадед мой — Нискиня, основатель нашего княжеского рода.
— Выходит, ты — Нискинич, как все князья, от Рюрика род ведущие, Рюриковичи?
Добрыня молча кивнул.
— Вот так новость, — растерянно бормотал Ильин. — Чего только нет в летописях, а такие важные сведения почему-то утаиваются…
Он на минуту умолк, переваривая услышанное, потом спросил:
— Ну а рассказы о том, как древляне истребили князя с дружиной, захотевших собрать дань в двойном размере и тем самым нарушивших неписаный закон, о том, как Ольга спалила город Искоростень, привязав к лапкам голубей горящую паклю — все это правда?..
— Я еще малолетним был, — задумчиво заговорил волхв. — Но помню, как сейчас помню это гудение огня, стеной шедшего на нас. Только голуби тут ни при чем — байка это, про голубей. Стрелами с промасленной паклей подожгли кровли домов… А про Игоря-волка и дружину его — истина святая…
— А потом вас в рабство отдали?
— Да, — не глядя на него, отозвался Добрыня. — Если бы не красота моей сестры, я бы, может, и сегодня воду таскал для княжеской поварни…
— Если не ошибаюсь, она, когда подросла, стала ключницей у великой княгини?..
— Правильно. Тогда и Святослав в нее влюбился. Родила она ему Владимира. Оттого его до сих пор втихомолку робичичем зовут.
— То есть сыном рабыни?..
— Да ведь она княжеского рода, в нас благородная кровь течет! — яростно выкрикнул старик.
— Добрыня… — с виноватым видом начал Ильин, но волхв снова прервал его:
— По-прежнему называй меня Святовидом. Никто не должен знать, кто я. Люди Владимира ищут меня по всей земле Русской. Я теперь один из главных хранителей славянских преданий. Все старые волхвы стали добычей меча или сожжены на кострах. Найдут меня да еще несколько уцелевших от погрома служителей отчей веры — и Знание будет утрачено…
Он внезапно замолчал и вперился своими стальными глазами в лицо Ильина, словно пораженный какой-то догадкой.
— Скажи… ты знаешь будущее… скажи, что станет с моей верой, с моей землей? Кто победит — Змей или Всадник?
Всадник и Конь были основными атрибутами языческого культа, как заметил Ильин. На ожерельях жрецов, на женских украшениях часто встречалось изображение конской головы, оно же венчало охлупень каждой избы — бревно, держащее скаты кровли. Всадник, попирающий змея, был вырезан на дощечке, висевшей на шее у Святовида. Когда Виктор однажды спросил, не икона ли это Георгия Победоносца, старик отрицательно покачал головой и сказал: это праотец славян, победивший Змея, это и сам он, хранитель древней веры. Филолог сделал вывод: тотемический знак не только напоминает о тех временах, когда шесть тысячелетий назад произошла битва народов, но и в символической форме показывает противоборство двух мировоззрений.
— Мне трудно отвечать на твой вопрос, Добрыня, — со вздохом сказал Ильин после продолжительного молчания. — Дело в том, что я не совсем понимаю, почему вы упорно именуете христианство змиевой верой. Разве оно имеет отношение к той схватке… двести поколений тому назад?
Волхв молча кивнул и, жестом велев филологу подождать его, скрылся в избе. Вернулся с массивным фолиантом под мышкой. Положив книгу на пень, откинул бронзовые застежки и открыл текст, пестревший киноварью зачал. Принялся сосредоточенно листать.
Ильин приблизился к Добрыне и стал следить за его разысканиями. Слова шли сплошной цепочкой, без пауз и знаков препинания, поэтому поначалу уразуметь значение написанного оказалось нелегко. Но вот наконец Виктор выхватил из текста несколько знакомых фраз. «Евангелие!» — осенило его.
Толстые непослушные пальцы Добрыни явно привыкли иметь дело больше с рукоятью меча или древком боевого топора, чем с пергаментом — он то и дело пролистывал по нескольку страниц, возвращался назад, со вздохами водил длинным обломанным ногтем по строкам.
— Вот! — наконец с торжеством сказал волхв. — Смотри сюда.
Ильин с трудом прочел текст о том, что Христос уподобил свое вознесение на небеса, несущее верующим в него вечную жизнь, вознесению Моисеем медного змея в пустыне.
Он просмотрел листы книги в обратном порядке. Нашел богато украшенную заставку: «Евангелие от Иоанна». И почти сразу же в памяти возникло полотно, виденное в Русском музее. Грозовое небо, дикие голые утесы, толпа людей, собравшихся вокруг лежащего на земле. И над всеми возносится каменная колонна, увенчанная волнистым изображением змея в короне. Кажется, это была картина Бруни, а вот название… что-то вроде «Поклонения змею». Да, еще одну деталь он забыл — в стороне от толпы стоял старец с двумя лучами над головой, подобными рогам, — сам Моисей…
— Ты знаешь. Добрыня, я не думал, что ты так искушен в богословии, — с уважением произнес Ильин.
— Старые волхвы показали… Сам-то я не сильно учен… Однако ты говорил, что тебе трудно отвечать мне. Теперь у тебя нет сомнений?
— Да-да, ты убедил меня. Но дело не только в этом…
Вопрос Добрыни относительно будущих судеб христианства и язычества действительно поставил Ильина в тупик. Он мог бы однозначно сказать, что вероучение последователей палестинского проповедника безраздельно воцарится в России, но как ученый он понимал: все гораздо сложнее. Его собственные фольклорные изыскания много раз подтверждали мысль о поверхностном проникновении новой религии в массу народа. В быту и искусстве русского крестьянства языческие идеалы сохранились почти нетронутыми до самого двадцатого века. Да и обязательство, взятое на себя Ильиным — воздерживаться от воздействия на историческую среду, — делало его положение затруднительным.
— Что молчишь? — Взгляд Добрыни стал яростным, тонкие губы побелели. Я любую правду вынесу.
— Пойми меня правильно, Добр… Святовид, я не могу дать простой ответ, что случится в будущем. Возможно, оттого, что мы попали сюда и как-то вмешались в вашу жизнь, ход событий изменится, и будущее станет другим, нежели то, из которого мы явились…
Добрыня задумался. Потом хмуро спросил:
— А как было у вас?
— Христианство то побеждало, то проигрывало. Сломив внешнее сопротивление, оно оказывалось перед необходимостью уживаться с иными представлениями о мире. В конечном итоге власть над душой человека оно так и не смогло завоевать.
Святовид с сомнением покачал головой:
— Не хочешь говорить… Запомни: что бы ни ждало нас в грядущем, я не сдамся Змею. Пусть один останусь из Перунова воинства, но не сдамся…
— Знаешь что, — быстро сказал Ильин. — Я вдруг вспомнил стихи старинного поэта… Жил он в одно время с великим кудесником слова Пушкиным, через восемь веков после нашего сегодняшнего разговора. Был он чиновником, по-вашему — тиуном, толстым и плешивым, над ним смеялись разные зубастые людишки из пишущей братии. Даже имя его — Бенедиктов — чем-то вроде бранной клички стало. Но кое-какие строчки его застревают в памяти. Вот послушай:
— Значит, и восьми веков человеку не хватило, чтобы понять, где истина? Выходит, эта борьба конца не имеет? В чем же тогда ее смысл?
— Ты же сам говорил — двести поколений сменилось с тех пор, как столкнулись Змей и Всадник. И борьба между ними не прекратилась… А ваше время и наше разделяют около тридцати поколений…
Добрыня повернулся и побрел к своей избе, курившейся дымом — белые пряди струились над оконцем, над дверным проемом, то и дело заволакивая мудроотрешенную деревянную морду коня, венчавшую охлупень. Ильин смотрел вслед волхву, на его разом ссутулившиеся плечи и с внезапной ясностью осознавал: оба они только что прикоснулись к цепи, связующей прошлое и будущее. Беседа двух людей в глухом углу Новгородской земли набатом отзовется в будущем, каждое слово, сказанное ими сегодня, громовым эхом прокатится через грозные ущелья времени.
Потому что сейчас на его глазах Добрыня принял решение. Один из последних хранителей Знания выбрал свой жребий.
Но с кем ты, спросил себя Ильин. На стороне тех, кому суждено погибнуть? В стане тех, кто выйдет победителем? Или ты останешься вне схватки?..
Под сводами избы клубился непроницаемый полог дыма. Только присев на корточки, можно было спокойно говорить. Но Виктор волновался, поэтому то и дело вскакивал, и тогда глаза его наполнялись слезами, в горле начинало першить.
Справившись с кашлем в очередной раз, Ильин закончил свою довольно несвязную речь риторическим вопросом:
— Разве мы не правы, что хотим отыскать свое место в этой жизни?
Волхв поднял на него глаза. Из-за кустистых бровей, из-за полумрака Виктор не мог понять, с каким выражением смотрит старик. Молчание становилось нестерпимым, и Ильин почти крикнул:
— Ну что ты меня разглядываешь, скажи, как ты относишься к нашему решению.
— Ты лукавишь, — сказал волхв и отвернулся к бордовой россыпи углей, уже подернувшихся пеплом.
Виктор не сразу нашелся, что ответить. Промямлил:
— Нет, в самом деле…
— Ты мечтаешь вернуться в свое будущее, — жестко произнес волхв. — И хочешь отыскать дорогу туда.
— Откуда ты… черт возьми… от тебя ничего не утаишь…
— Черта не поминай. — Волхв резко повернул лицо к Ильину. — Не желаешь правду говорить, не неволю. Идите с миром.
— Святовид, право, я и не думал лгать… Мы действительно хотели бы вернуться назад. Но ведь это, сам понимаешь, почти невозможно. Так что нам взаправду придется искать себе место в вашем мире.
— К христианам жить уйдешь, — то ли вопросительно, то ли утвердительно изрек Святовид. — Змиеву веру примешь.
— Ну почему, — запротестовал Ильин.
— Примешь, — жестко сказал волхв. — Они другой веры не терпят. Мечом и огнем крестят.
— А, даже пословица такая была, до нашего века дожила — Путята крестил мечом, а Добрыня огнем…
— Не-ет! — неожиданно вскочив с места, взревел волхв.
Ильин инстинктивно вскинул голову, чтобы увидеть лицо Святовида. Но седая борода старика слилась с дымным облаком, так что казалось: перед филологом размахивает руками обезглавленное туловище.
— Добрыня не крестил! Добрыня славянским богам верен остался!
После этого выкрика раздался судорожный кашель, и Святовид повалился на бревно рядом с Виктором. Утирая глаза рукавом, старик задушенным голосом говорил:
— Добрыня веру отцов не отдал на поругание… Добрыня Перуново изваяние у христиан отбил и в глухом месте схоронил, а потом капище устроил…
— Не совсем точно, — сказал Ильин. — Согласно летописям, он сначала был ревностным поборником язычества. А потом, когда Владимир крестил киевлян, Добрыня, бывший посадником новгородским, последовал примеру своего племянника.
Святовид заскрежетал зубами и, схватив Ильина за плечи, сжал их своими железными пальцами так, что филолог скривился от боли.
— Полегче! Что я такого сказал…
— Ложь это! Владимир по наущению греков и змиевых слуг из хазар от богов славянских отшатнулся, а Добрыня его за то проклял!
— Да ведь летопись говорит… — начал Ильин.
— Я Добрыня! — возвысил голос волхв. — Я бывший посадник новгородский, от христианского мора в лесную дебрь скрылся… Я за Перуна и Хорса и Велеса бился… Пока жив буду, от веры не отступлюсь. Святовидом нарекли меня старые волхвы в честь бога Света…
Ильин был оглушен услышанным. Добрыня! Здесь, в дальней глуши, за сотни верст от Новгорода? Нет, тут что-то не то! Как же там в летописях о нем говорилось?.. Правда, год смерти его не назывался… И вообще упоминания о нем пропадали после сообщения об устройстве им христианской церкви и уничтожении языческих идолов.
Волхв потащил Виктора наружу, на ярком солнечном свету распахнул свое рубище. Все еще мускулистая грудь и плоский живот были покрыты многочисленными рубцами.
— Видишь? Я воин. С половцами рубился, с ромеями, с варягами. В полюдье с Владимиром ходил, дань собирал, непокорных смирял…
Виктору все еще трудно было поверить, что он стоит лицом к лицу с героем своей диссертации. Наконец он сказал себе: черт побери, после всего, что случилось, это, пожалуй, не самое невероятное. И он несмело, как бы пробуя слова на вкус, обратился к волхву:
— Д-добрыня Никитич, у меня есть несколько вопросов.
— Что еще за Никитич? — изумился старик. — Мой отец — древлянский князь Мал, он был убит по приказу княгини Ольги, мстившей за своего мужа князя Игоря. А прадед мой — Нискиня, основатель нашего княжеского рода.
— Выходит, ты — Нискинич, как все князья, от Рюрика род ведущие, Рюриковичи?
Добрыня молча кивнул.
— Вот так новость, — растерянно бормотал Ильин. — Чего только нет в летописях, а такие важные сведения почему-то утаиваются…
Он на минуту умолк, переваривая услышанное, потом спросил:
— Ну а рассказы о том, как древляне истребили князя с дружиной, захотевших собрать дань в двойном размере и тем самым нарушивших неписаный закон, о том, как Ольга спалила город Искоростень, привязав к лапкам голубей горящую паклю — все это правда?..
— Я еще малолетним был, — задумчиво заговорил волхв. — Но помню, как сейчас помню это гудение огня, стеной шедшего на нас. Только голуби тут ни при чем — байка это, про голубей. Стрелами с промасленной паклей подожгли кровли домов… А про Игоря-волка и дружину его — истина святая…
— А потом вас в рабство отдали?
— Да, — не глядя на него, отозвался Добрыня. — Если бы не красота моей сестры, я бы, может, и сегодня воду таскал для княжеской поварни…
— Если не ошибаюсь, она, когда подросла, стала ключницей у великой княгини?..
— Правильно. Тогда и Святослав в нее влюбился. Родила она ему Владимира. Оттого его до сих пор втихомолку робичичем зовут.
— То есть сыном рабыни?..
— Да ведь она княжеского рода, в нас благородная кровь течет! — яростно выкрикнул старик.
— Добрыня… — с виноватым видом начал Ильин, но волхв снова прервал его:
— По-прежнему называй меня Святовидом. Никто не должен знать, кто я. Люди Владимира ищут меня по всей земле Русской. Я теперь один из главных хранителей славянских преданий. Все старые волхвы стали добычей меча или сожжены на кострах. Найдут меня да еще несколько уцелевших от погрома служителей отчей веры — и Знание будет утрачено…
Он внезапно замолчал и вперился своими стальными глазами в лицо Ильина, словно пораженный какой-то догадкой.
— Скажи… ты знаешь будущее… скажи, что станет с моей верой, с моей землей? Кто победит — Змей или Всадник?
Всадник и Конь были основными атрибутами языческого культа, как заметил Ильин. На ожерельях жрецов, на женских украшениях часто встречалось изображение конской головы, оно же венчало охлупень каждой избы — бревно, держащее скаты кровли. Всадник, попирающий змея, был вырезан на дощечке, висевшей на шее у Святовида. Когда Виктор однажды спросил, не икона ли это Георгия Победоносца, старик отрицательно покачал головой и сказал: это праотец славян, победивший Змея, это и сам он, хранитель древней веры. Филолог сделал вывод: тотемический знак не только напоминает о тех временах, когда шесть тысячелетий назад произошла битва народов, но и в символической форме показывает противоборство двух мировоззрений.
— Мне трудно отвечать на твой вопрос, Добрыня, — со вздохом сказал Ильин после продолжительного молчания. — Дело в том, что я не совсем понимаю, почему вы упорно именуете христианство змиевой верой. Разве оно имеет отношение к той схватке… двести поколений тому назад?
Волхв молча кивнул и, жестом велев филологу подождать его, скрылся в избе. Вернулся с массивным фолиантом под мышкой. Положив книгу на пень, откинул бронзовые застежки и открыл текст, пестревший киноварью зачал. Принялся сосредоточенно листать.
Ильин приблизился к Добрыне и стал следить за его разысканиями. Слова шли сплошной цепочкой, без пауз и знаков препинания, поэтому поначалу уразуметь значение написанного оказалось нелегко. Но вот наконец Виктор выхватил из текста несколько знакомых фраз. «Евангелие!» — осенило его.
Толстые непослушные пальцы Добрыни явно привыкли иметь дело больше с рукоятью меча или древком боевого топора, чем с пергаментом — он то и дело пролистывал по нескольку страниц, возвращался назад, со вздохами водил длинным обломанным ногтем по строкам.
— Вот! — наконец с торжеством сказал волхв. — Смотри сюда.
Ильин с трудом прочел текст о том, что Христос уподобил свое вознесение на небеса, несущее верующим в него вечную жизнь, вознесению Моисеем медного змея в пустыне.
Он просмотрел листы книги в обратном порядке. Нашел богато украшенную заставку: «Евангелие от Иоанна». И почти сразу же в памяти возникло полотно, виденное в Русском музее. Грозовое небо, дикие голые утесы, толпа людей, собравшихся вокруг лежащего на земле. И над всеми возносится каменная колонна, увенчанная волнистым изображением змея в короне. Кажется, это была картина Бруни, а вот название… что-то вроде «Поклонения змею». Да, еще одну деталь он забыл — в стороне от толпы стоял старец с двумя лучами над головой, подобными рогам, — сам Моисей…
— Ты знаешь. Добрыня, я не думал, что ты так искушен в богословии, — с уважением произнес Ильин.
— Старые волхвы показали… Сам-то я не сильно учен… Однако ты говорил, что тебе трудно отвечать мне. Теперь у тебя нет сомнений?
— Да-да, ты убедил меня. Но дело не только в этом…
Вопрос Добрыни относительно будущих судеб христианства и язычества действительно поставил Ильина в тупик. Он мог бы однозначно сказать, что вероучение последователей палестинского проповедника безраздельно воцарится в России, но как ученый он понимал: все гораздо сложнее. Его собственные фольклорные изыскания много раз подтверждали мысль о поверхностном проникновении новой религии в массу народа. В быту и искусстве русского крестьянства языческие идеалы сохранились почти нетронутыми до самого двадцатого века. Да и обязательство, взятое на себя Ильиным — воздерживаться от воздействия на историческую среду, — делало его положение затруднительным.
— Что молчишь? — Взгляд Добрыни стал яростным, тонкие губы побелели. Я любую правду вынесу.
— Пойми меня правильно, Добр… Святовид, я не могу дать простой ответ, что случится в будущем. Возможно, оттого, что мы попали сюда и как-то вмешались в вашу жизнь, ход событий изменится, и будущее станет другим, нежели то, из которого мы явились…
Добрыня задумался. Потом хмуро спросил:
— А как было у вас?
— Христианство то побеждало, то проигрывало. Сломив внешнее сопротивление, оно оказывалось перед необходимостью уживаться с иными представлениями о мире. В конечном итоге власть над душой человека оно так и не смогло завоевать.
Святовид с сомнением покачал головой:
— Не хочешь говорить… Запомни: что бы ни ждало нас в грядущем, я не сдамся Змею. Пусть один останусь из Перунова воинства, но не сдамся…
— Знаешь что, — быстро сказал Ильин. — Я вдруг вспомнил стихи старинного поэта… Жил он в одно время с великим кудесником слова Пушкиным, через восемь веков после нашего сегодняшнего разговора. Был он чиновником, по-вашему — тиуном, толстым и плешивым, над ним смеялись разные зубастые людишки из пишущей братии. Даже имя его — Бенедиктов — чем-то вроде бранной клички стало. Но кое-какие строчки его застревают в памяти. Вот послушай:
Когда Ильин умолк, Добрыня еще долго сосредоточенно раздумывал над услышанным. Потом растерянно развел руками.
Не унывай, о малодушный род!
Не падайте, о племена земные!
Бог не устал: бог шествует вперед;
Мир борется с враждебной силой змия.
— Значит, и восьми веков человеку не хватило, чтобы понять, где истина? Выходит, эта борьба конца не имеет? В чем же тогда ее смысл?
— Ты же сам говорил — двести поколений сменилось с тех пор, как столкнулись Змей и Всадник. И борьба между ними не прекратилась… А ваше время и наше разделяют около тридцати поколений…
Добрыня повернулся и побрел к своей избе, курившейся дымом — белые пряди струились над оконцем, над дверным проемом, то и дело заволакивая мудроотрешенную деревянную морду коня, венчавшую охлупень. Ильин смотрел вслед волхву, на его разом ссутулившиеся плечи и с внезапной ясностью осознавал: оба они только что прикоснулись к цепи, связующей прошлое и будущее. Беседа двух людей в глухом углу Новгородской земли набатом отзовется в будущем, каждое слово, сказанное ими сегодня, громовым эхом прокатится через грозные ущелья времени.
Потому что сейчас на его глазах Добрыня принял решение. Один из последних хранителей Знания выбрал свой жребий.
Но с кем ты, спросил себя Ильин. На стороне тех, кому суждено погибнуть? В стане тех, кто выйдет победителем? Или ты останешься вне схватки?..
IV
То, что Виктор узнал за несколько недель пребывания среди язычников, коренным образом изменило его представления о прошлом. Он много раздумывал над сообщениями летописцев, противоречившими истинному ходу событий. Особенно занимала его история с «обращением» Добрыни.
В конце концов он пришел к выводу, что монахи православных монастырей, создававшие летописные своды, пошли на сознательное искажение истины: Добрыня был настолько популярен в народе, что изобразить его активным борцом за христианскую веру значило косвенным образом повысить престиж новой религии. Конечно, произошло это десятилетия, если не столетия спустя, когда ушли в мир иной люди, знавшие обстоятельства исчезновения новгородского посадника.
Фальсификация, вероятно, внедрялась в летописи постепенно. Ведь они переписывались, подправлялись, редактировались каждым последующим поколением хронистов, что находило отражение в самом стиле описаний. Именно это обстоятельство позволило в свое время академику Шахматову отделить наслоения позднейших эпох и реконструировать первоначальную летопись. Но ему, разумеется, не удалось восстановить сведения, попросту выброшенные редакторами. О тех или иных событиях можно догадываться, сопоставляя противоречивые тексты разных сводов.
Прошлое не менее загадочно, чем будущее. И эти тайны времени возникают по воле людей, заинтересованных в сокрытии истины. Приходя к власти, узурпатор стремится к воздействию на память подданных, ибо сопоставление прошлого и настоящего не всегда бывает в пользу последнего. К тому же знание минувшего может дать каждому философскую опору для противостояния власти оно учит, что любой правитель бессилен перед естественным ходом жизни.
События эпохи Владимира Святославича, крестившего киевлян и начавшего насильственную христианизацию всех земель, входивших в его державу, с особенной наглядностью подтверждали для Ильина умозрительно выведенный тезис. Уничтожение письменных памятников, преследование старых обычаев, физическое истребление носителей духовной традиции язычества приобрело характер культурного геноцида. Виктору пришлось долго растолковывать Анне и Овцыну значение этого термина, хорошо известного любому читателю газет в двадцатом веке. Ивана он не решился просвещать на этот счет — выплеск благочестивых чувств мог привести к изрядным разрушениям.
В конце концов он пришел к выводу, что монахи православных монастырей, создававшие летописные своды, пошли на сознательное искажение истины: Добрыня был настолько популярен в народе, что изобразить его активным борцом за христианскую веру значило косвенным образом повысить престиж новой религии. Конечно, произошло это десятилетия, если не столетия спустя, когда ушли в мир иной люди, знавшие обстоятельства исчезновения новгородского посадника.
Фальсификация, вероятно, внедрялась в летописи постепенно. Ведь они переписывались, подправлялись, редактировались каждым последующим поколением хронистов, что находило отражение в самом стиле описаний. Именно это обстоятельство позволило в свое время академику Шахматову отделить наслоения позднейших эпох и реконструировать первоначальную летопись. Но ему, разумеется, не удалось восстановить сведения, попросту выброшенные редакторами. О тех или иных событиях можно догадываться, сопоставляя противоречивые тексты разных сводов.
Прошлое не менее загадочно, чем будущее. И эти тайны времени возникают по воле людей, заинтересованных в сокрытии истины. Приходя к власти, узурпатор стремится к воздействию на память подданных, ибо сопоставление прошлого и настоящего не всегда бывает в пользу последнего. К тому же знание минувшего может дать каждому философскую опору для противостояния власти оно учит, что любой правитель бессилен перед естественным ходом жизни.
События эпохи Владимира Святославича, крестившего киевлян и начавшего насильственную христианизацию всех земель, входивших в его державу, с особенной наглядностью подтверждали для Ильина умозрительно выведенный тезис. Уничтожение письменных памятников, преследование старых обычаев, физическое истребление носителей духовной традиции язычества приобрело характер культурного геноцида. Виктору пришлось долго растолковывать Анне и Овцыну значение этого термина, хорошо известного любому читателю газет в двадцатом веке. Ивана он не решился просвещать на этот счет — выплеск благочестивых чувств мог привести к изрядным разрушениям.