Страница:
— Годится! — похлопал его Ловчий по плечу. — Тогда завтра ты и приступишь к этому делу!..
После его ухода Топкий опять долго думал над тем, в какую трясину он попал. Поняв никчемность этого занятия, пошел спать.
* * *
Еще не было семи часов, но дежуривший возле Золотого прапорщик уже вызвал санитара и, усадив его вместо себя, покинул санчасть.
Как только дверь палаты за ним захлопнулась, вор в законе попросил санитара сходить по отрядам и собрать для него блатных.
— Мне необходимо с ними серьезно поговорить. В изолятор грев не доходит, — пояснил он причину их экстренного созыва. — Сумеешь их быстро созвать, я в долгу не останусь. Ты меня знаешь! Бутылка водки тебе обеспечена!
Услышав о такой плате за небольшую услугу, санитар схватил пропуск, позволяющий беспрепятственно ходить по зоне, и бросился из санчасти выполнять просьбу Золотого. Через пятнадцать минут в палате собрались одиннадцать авторитетов из разных отрядов. Выставив санитаров на страже, чтобы не быть застигнутыми врасплох контролерами, они приготовились выслушать Золотого.
— Дело у меня к вам серьезное, ребятки, — начал прикованный к кровати вор в законе, — и не смотрите на меня так из-за того, что я пристегнут наручниками. Скоро их с меня снимут, — усмехнулся он. — Сейчас все зависит от вас… — Золотой сделал паузу и обвел взглядом всех блатных.
— Да ты, Антон, говори прямо, для чего нас собрал, — не выдержал Гриф, здоровенный детина с изуродованным носом, сдвинутым в правую сторону. — Чего сопли жевать, когда здесь все свои.
— Мне надо, чтобы вы правильно поняли мои слова, — проскрипел зубами Золотой.
— Мы люди понятливые, Антоша, — усмехнулся Дрозд, наиболее влиятельный вор после Золотого. — Говори, не стесняйся, мы тебя слушаем.
Проведя языком по опухшим губам, Золотой сообщил:
— Мне с воли малява от Ловчего пришла: помочь он нам хочет в одном очень важном деле.
— Каком? — опять не выдержал секундной паузы Гриф.
— Выйти из лагеря на волю! — отчеканил Золотой.
Все переглянулись между собой.
— Ловчий хочет устроить для нас побег, — продолжал вор в законе, не обращая внимания на удивленные взгляды блатных. — Но прежде он желает, чтобы все мы дали согласие содействовать ему.
— А как он это собирается сделать? — полюбопытствовал Дрозд.
— Сначала я должен получить ваше согласие, — упрямо сказал Золотой. — Если вы «за», то я скажу, каков план его и наших дальнейших действий, если нет, тогда я не вижу смысла в нашем разговоре, и мы расходимся.
— Я «за»! — не задумываясь, прохрипел Дрозд.
— Я тоже «за»! — поспешил за ним Гриф.
Остальные также дали свое согласие.
— Сразу же хочу предупредить, что кому-то из нас, возможно, придется расстаться с жизнью, — сказал Золотой, — так как отсюда придется бежать с помощью оружия.
— В любом случае это лучше, чем гнить здесь, — скривил губы Дрозд. — Тем более что надвигается зима и голодный кипиш в лагере неизбежен! А это наверняка подтолкнет мужичков мстить нам, блатным, за то, что мы их прижимаем.
— А как Ловчий собирается передать нам оружие с воли? — спросил Дрозд.
— Пока не знаю, — ответил Золотой. — В маляве Ловчий ничего об этом не сообщил, так как побоялся, что она может попасть в «левые» руки. Но думаю, скоро мне будет это известно.
— А откуда у тебя такие сведения? — не сдержал любопытства Дрозд, хотя знал, что не получит ответа: никто из воров даже самым близким людям не раскрывает секретов, касающихся связей с волей.
— Сведения у меня от верного человека, — уклончиво сказал Золотой. — Сейчас от вас требуется только молчание. Чтобы никто из ваших гладиаторов не знал о наших планах, пока я не дам команды!
— А как же ты с санчастью? — жестом показал на наручники Гриф. — После выздоровления тебя опять отправят в ПКТ, и тогда как нам действовать дальше?
— В ПКТ меня не отправят, — сухо ответил Золотой.
— Значит, побег будет организован в ближайшие дни?
— Да! В ближайшие пять-десять дней, поэтому всем быть наготове.
Все понимающе закивали головами.
— И вот что еще, — вспомнил Золотой. — Сейчас времени у нас совсем не остается, с минуты на минуту должен прийти дежурный сменщик, так что вы решите без меня, кто будет снимать с вышек часовых, а кто будет брать дежурных в ДПНК, чтобы они не успели подать сигнал взводу охраны. Иначе все сорвется, — устало закончил Золотой. — Теперь расходитесь и ждите моего сигнала!
* * *
Весь следующий день Тоцкий и Камил шили специальные мешки, в которых должно разместиться оружие с песком. Окончили работу они только к полуночи. Ловчий с нетерпением поджидал Тоцкого возле его дома, сидя в машине с набитым различным оружием багажником. Черная «Волга» была приметной для жителей поселка, и он нервничал, к тому же усиливающийся мороз не позволял выключить двигатель, и горючее в баке машины медленно убывало. Больше всего Ловчий боялся гарнизонного патруля, который, невзирая на лютый холод, мог появиться в любую минуту и потребовать предоставить машину для досмотра. Однако опасения вора были напрасны. В связи с последним нападением волков на людей улицы поселка будто вымерли, исчезли и военные, и милицейские патрули.
Тоцкий появился так внезапно, что водитель машины принял его за милиционера и хотел сразу уехать, но его остановил Ловчий.
— Это свои, — хрипло процедил он сквозь зубы и, открыв дверь автомашины, недовольно обратился к Тоцкому:
— Где тебя черти носят?!
Ты не мог явиться еще позже?!
— Не мог, — измученно выдохнул ветеринар, садясь на заднее сиденье машины. — Знал бы ты, сколько нам с Камилом пришлось сегодня тряпок разрезать и сшить!.. Только что закончили! — уже облегченно вздохнул он.
— Ну и как? Что-нибудь вышло? — сменил гнев на милость Ловчий.
Ветеринар неопределенно пожал плечами.
— Песка в достаточном количестве нет, а где его достать в эту пору, ума не приложу, — ответил он, растирая щеки меховой рукавицей. — Придется, Виктор, тебе об этом подумать.
— Где же я его возьму? — раскрыл от удивления глаза вор.
— Не знаю.
Ловчий на мгновение задумался.
— Хорошо, я постараюсь достать, — сказал он. — А оружие куда мне сейчас девать? Весь багажник им набит!
— Известно куда — ко мне в гараж, — успокоил его Тоцкий. — Завтра я сам перевезу его на своей машине в питомник.
У Ловчего вырвался вздох облегчения.
— Только ты, Станислав, с ним поаккуратнее, — на всякий случай предупредил он. — Не хотелось бы, чтобы из-за какой-нибудь нелепой оплошности тебе сплели лапти! Ведь ты нам еще очень нужен, — усмехнувшись, добавил Ловчий.
— Это не в моих интересах, — недовольно буркнул Тоцкий и полез из машины. — Лучше открывайте багажник и выгружайте, пока нас не застукали с этим железом.
К изумлению ветеринара, оружия оказалось очень много. Видя, как выгружаются из багажника мешки, он запротестовал:
— Ловчий, ты куда его столько привез?!
У меня чучело не безразмерное, а здесь столько стволов, что можно целую армию вооружить!
Куда я его спрячу?!
И в самом деле, одних автоматов Калашникова насчитывалось несколько десятков единиц, не считая пистолетов и патронов к ним, которые хранились в отдельном цинковом ящике.
— Я знал, что ты так скажешь, Станислав, — спокойно отреагировал вор на возмущение ветеринара. — Но не стоит волноваться, в чучело медведя ты сложишь только пистолеты с глушителями, а автоматы я привез на всякий случай. Вдруг во время побега возникнет перестрелка, так мы раздадим их тем, кто сможет уже вырваться на волю и у кого не будет оружия.
— Ты хочешь, чтобы я автоматы тоже перевез в питомник?
— Обязательно, Станислав! А по-другому и быть не может! — скорчил язвительную гримасу Ловчий. — Ну-ну, не расстраивайся.
В душе Тоцкого поднялся такой шквал возмущения, что он готов был разорвать на части самоуверенного вора, но он лишь бросил на него взгляд, полный ненависти, который из-за ночной темноты остался незамеченным.
Глава 9
После его ухода Топкий опять долго думал над тем, в какую трясину он попал. Поняв никчемность этого занятия, пошел спать.
* * *
Еще не было семи часов, но дежуривший возле Золотого прапорщик уже вызвал санитара и, усадив его вместо себя, покинул санчасть.
Как только дверь палаты за ним захлопнулась, вор в законе попросил санитара сходить по отрядам и собрать для него блатных.
— Мне необходимо с ними серьезно поговорить. В изолятор грев не доходит, — пояснил он причину их экстренного созыва. — Сумеешь их быстро созвать, я в долгу не останусь. Ты меня знаешь! Бутылка водки тебе обеспечена!
Услышав о такой плате за небольшую услугу, санитар схватил пропуск, позволяющий беспрепятственно ходить по зоне, и бросился из санчасти выполнять просьбу Золотого. Через пятнадцать минут в палате собрались одиннадцать авторитетов из разных отрядов. Выставив санитаров на страже, чтобы не быть застигнутыми врасплох контролерами, они приготовились выслушать Золотого.
— Дело у меня к вам серьезное, ребятки, — начал прикованный к кровати вор в законе, — и не смотрите на меня так из-за того, что я пристегнут наручниками. Скоро их с меня снимут, — усмехнулся он. — Сейчас все зависит от вас… — Золотой сделал паузу и обвел взглядом всех блатных.
— Да ты, Антон, говори прямо, для чего нас собрал, — не выдержал Гриф, здоровенный детина с изуродованным носом, сдвинутым в правую сторону. — Чего сопли жевать, когда здесь все свои.
— Мне надо, чтобы вы правильно поняли мои слова, — проскрипел зубами Золотой.
— Мы люди понятливые, Антоша, — усмехнулся Дрозд, наиболее влиятельный вор после Золотого. — Говори, не стесняйся, мы тебя слушаем.
Проведя языком по опухшим губам, Золотой сообщил:
— Мне с воли малява от Ловчего пришла: помочь он нам хочет в одном очень важном деле.
— Каком? — опять не выдержал секундной паузы Гриф.
— Выйти из лагеря на волю! — отчеканил Золотой.
Все переглянулись между собой.
— Ловчий хочет устроить для нас побег, — продолжал вор в законе, не обращая внимания на удивленные взгляды блатных. — Но прежде он желает, чтобы все мы дали согласие содействовать ему.
— А как он это собирается сделать? — полюбопытствовал Дрозд.
— Сначала я должен получить ваше согласие, — упрямо сказал Золотой. — Если вы «за», то я скажу, каков план его и наших дальнейших действий, если нет, тогда я не вижу смысла в нашем разговоре, и мы расходимся.
— Я «за»! — не задумываясь, прохрипел Дрозд.
— Я тоже «за»! — поспешил за ним Гриф.
Остальные также дали свое согласие.
— Сразу же хочу предупредить, что кому-то из нас, возможно, придется расстаться с жизнью, — сказал Золотой, — так как отсюда придется бежать с помощью оружия.
— В любом случае это лучше, чем гнить здесь, — скривил губы Дрозд. — Тем более что надвигается зима и голодный кипиш в лагере неизбежен! А это наверняка подтолкнет мужичков мстить нам, блатным, за то, что мы их прижимаем.
— А как Ловчий собирается передать нам оружие с воли? — спросил Дрозд.
— Пока не знаю, — ответил Золотой. — В маляве Ловчий ничего об этом не сообщил, так как побоялся, что она может попасть в «левые» руки. Но думаю, скоро мне будет это известно.
— А откуда у тебя такие сведения? — не сдержал любопытства Дрозд, хотя знал, что не получит ответа: никто из воров даже самым близким людям не раскрывает секретов, касающихся связей с волей.
— Сведения у меня от верного человека, — уклончиво сказал Золотой. — Сейчас от вас требуется только молчание. Чтобы никто из ваших гладиаторов не знал о наших планах, пока я не дам команды!
— А как же ты с санчастью? — жестом показал на наручники Гриф. — После выздоровления тебя опять отправят в ПКТ, и тогда как нам действовать дальше?
— В ПКТ меня не отправят, — сухо ответил Золотой.
— Значит, побег будет организован в ближайшие дни?
— Да! В ближайшие пять-десять дней, поэтому всем быть наготове.
Все понимающе закивали головами.
— И вот что еще, — вспомнил Золотой. — Сейчас времени у нас совсем не остается, с минуты на минуту должен прийти дежурный сменщик, так что вы решите без меня, кто будет снимать с вышек часовых, а кто будет брать дежурных в ДПНК, чтобы они не успели подать сигнал взводу охраны. Иначе все сорвется, — устало закончил Золотой. — Теперь расходитесь и ждите моего сигнала!
* * *
Весь следующий день Тоцкий и Камил шили специальные мешки, в которых должно разместиться оружие с песком. Окончили работу они только к полуночи. Ловчий с нетерпением поджидал Тоцкого возле его дома, сидя в машине с набитым различным оружием багажником. Черная «Волга» была приметной для жителей поселка, и он нервничал, к тому же усиливающийся мороз не позволял выключить двигатель, и горючее в баке машины медленно убывало. Больше всего Ловчий боялся гарнизонного патруля, который, невзирая на лютый холод, мог появиться в любую минуту и потребовать предоставить машину для досмотра. Однако опасения вора были напрасны. В связи с последним нападением волков на людей улицы поселка будто вымерли, исчезли и военные, и милицейские патрули.
Тоцкий появился так внезапно, что водитель машины принял его за милиционера и хотел сразу уехать, но его остановил Ловчий.
— Это свои, — хрипло процедил он сквозь зубы и, открыв дверь автомашины, недовольно обратился к Тоцкому:
— Где тебя черти носят?!
Ты не мог явиться еще позже?!
— Не мог, — измученно выдохнул ветеринар, садясь на заднее сиденье машины. — Знал бы ты, сколько нам с Камилом пришлось сегодня тряпок разрезать и сшить!.. Только что закончили! — уже облегченно вздохнул он.
— Ну и как? Что-нибудь вышло? — сменил гнев на милость Ловчий.
Ветеринар неопределенно пожал плечами.
— Песка в достаточном количестве нет, а где его достать в эту пору, ума не приложу, — ответил он, растирая щеки меховой рукавицей. — Придется, Виктор, тебе об этом подумать.
— Где же я его возьму? — раскрыл от удивления глаза вор.
— Не знаю.
Ловчий на мгновение задумался.
— Хорошо, я постараюсь достать, — сказал он. — А оружие куда мне сейчас девать? Весь багажник им набит!
— Известно куда — ко мне в гараж, — успокоил его Тоцкий. — Завтра я сам перевезу его на своей машине в питомник.
У Ловчего вырвался вздох облегчения.
— Только ты, Станислав, с ним поаккуратнее, — на всякий случай предупредил он. — Не хотелось бы, чтобы из-за какой-нибудь нелепой оплошности тебе сплели лапти! Ведь ты нам еще очень нужен, — усмехнувшись, добавил Ловчий.
— Это не в моих интересах, — недовольно буркнул Тоцкий и полез из машины. — Лучше открывайте багажник и выгружайте, пока нас не застукали с этим железом.
К изумлению ветеринара, оружия оказалось очень много. Видя, как выгружаются из багажника мешки, он запротестовал:
— Ловчий, ты куда его столько привез?!
У меня чучело не безразмерное, а здесь столько стволов, что можно целую армию вооружить!
Куда я его спрячу?!
И в самом деле, одних автоматов Калашникова насчитывалось несколько десятков единиц, не считая пистолетов и патронов к ним, которые хранились в отдельном цинковом ящике.
— Я знал, что ты так скажешь, Станислав, — спокойно отреагировал вор на возмущение ветеринара. — Но не стоит волноваться, в чучело медведя ты сложишь только пистолеты с глушителями, а автоматы я привез на всякий случай. Вдруг во время побега возникнет перестрелка, так мы раздадим их тем, кто сможет уже вырваться на волю и у кого не будет оружия.
— Ты хочешь, чтобы я автоматы тоже перевез в питомник?
— Обязательно, Станислав! А по-другому и быть не может! — скорчил язвительную гримасу Ловчий. — Ну-ну, не расстраивайся.
В душе Тоцкого поднялся такой шквал возмущения, что он готов был разорвать на части самоуверенного вора, но он лишь бросил на него взгляд, полный ненависти, который из-за ночной темноты остался незамеченным.
Глава 9
Задолго до рассвета Тоцкий перевез все оружие из гаража в питомник и спрятал его в подсобном помещении мастерской, где хранились забракованные чучела животных. Ближе к обеду приехал «Москвич» — пирожок с песком от Ловчего, и они с Камилом стали заполнять им сшитые мешки и укладывать туда пистолеты с глушителями. К вечеру работа была закончена, и чучело медведя теперь весило не меньше ста пятидесяти килограммов. Убедившись, что все выглядит достаточно хорошо и из шкуры «манекена» нигде ничего не выпирает, ветеринар отправился к Шторму. Рабочий день уже заканчивался, и это радовало Тоцкого: меньше глаз будет видеть, как внесут в зону чучело медведя, а значит, возникнет меньше подозрений, что внутренности его набиты оружием.
Шторм был у себя и встретил ветеринара без особой радости. Он собирался отправиться к Каравайцеву посмотреть, как идет подготовка Светлова.
— Что нового, Станислав Григорьевич? — сухо спросил он, почувствовав, что гость пришел к нему неспроста.
— Все готово, Алексей Николаевич, — не потрудившись поприветствовать своего начальника, так же сухо ответил Тоцкий. — Медведь готов, и его можно выносить.
— А на завтра нельзя оставить?..
— Можно, конечно, но я подумал, что вечер — более удачное время для этого дела, — бесстрастно сказал Тоцкий. — Меньше офицерского состава, меньше глаз. А это значит — меньше вопросов, что и зачем.
— Так-то оно так, — согласился полковник. — Ну хорошо, идите к себе, а я сейчас пришлю к вам трех солдат и буду ждать вас на контрольно-пропускном пункте.
Ветврач незамедлительно вернулся к себе и в оставшееся до приезда солдат время еще раз все как следует проверил. Его лихорадило при мысли, что кто-нибудь сможет что-то заподозрить. Однако опасения его оказались напрасными. Солдатам, тащившим на себе тяжелое чучело медведя, было абсолютно безразлично, что они несут, их заботило лишь, как бы поскорее избавиться от этой ноши. На КПП зоны присутствие Шторма тоже сделало свое дело, и никто из контролеров даже не удосужился осмотреть медведя. «Все пока складывается удачно», — думал Тоцкий и ликовал в душе. Беспрепятственно миновав контрольный пункт досмотра, он и солдаты в сопровождении Шторма и еще двух прапорщиков из охраны прибыли в клуб и установили чучело медведя на заранее приготовленном для него месте. Теперь, как справедливо полагали ветеринар и начальник колонии, можно было считать, что половина дела сделана.
* * *
Попрощавшись с Тоцким, Шторм пошел к Каравайцеву проверить, как идет подготовка Светлова к работе негласного сотрудника среди заключенных лагеря. Зайдя в кабинет старшего инспектора режимной части, где обычно проходил инструктаж новоприбывших военных, он увидел, как один из административных работников с помощью специально переделанной механической бритвы наносил на плечи молодого солдата татуировку. Рисунок представлял собой оскаленную тигриную пасть с перекрещенными под ней кинжалами.
При появлении полковника все встали, приветствуя его.
— Продолжайте работу, — поспешил сказать Шторм. — Как успехи? Каковы новости, Вячеслав Иннокентьевич? — обратился он к явно удрученному Каравайцеву.
— Да как… Идут помаленьку, — пожал плечами оперативник, глядя на кровоточащие раны Светлова. — Сочинили для нашего разведчика историю и согласно ей разрисовываем его тело.
— Какую историю, по какой статье?
— Решили, что лучше будет, если мы его, Алексей Николаевич, выдадим за несовершеннолетнего преступника, осужденного за воровство и разбойное нападение на пять лет общего режима с отбыванием срока наказания в воспитательно-трудовой колонии… — Он запнулся.
— Та-ак, ну продолжайте. Что же вы замолчали?
— Смотрю на вашу реакцию, — чувствуя себя немного неловко, произнес Каравайцев. — Одобряете ли вы такое начало?
— Продолжайте, начало неплохое, — улыбнулся полковник.
— На момент его заключения под стражу ему исполнилось пятнадцать лет, следовательно, отсидел он четыре года, так как сейчас Светлову не исполнилось и двадцати, — неторопливо и четко продолжал Каравайцев.
— Какую кличку вы ему придумали?
— Решили не усложнять ему усвоение и без того многочисленной информации и присвоить кличку, образованную от его фамилии, то есть Светлый, — ответил оперативник. — Такие случаи нередки в среде заключенных, вы знаете, Алексей Николаевич.
— Да, знаю. Какую версию вы придумали относительно того, как он очутился в колонии строгого режима?
— Попал сюда за нанесение телесных повреждений своему должнику, — не совсем уверенно ответил Каравайцев, — то есть за драку.
— Очень хорошо! — одобрительно отозвался начальник. — Это как нельзя лучше подходит к его статье о разбойном нападении. А что с татуировками? Вы объяснили ему их значение?..
И сколько вообще вы собираетесь оставить их на его теле?
— Только самые необходимые, — ответил оперативник, — символизирующие его статьи, за которые он якобы осужден! Их значение Светлов уже знает, — уверил Каравайцев.
— Прекрасно!.. Так, а сколько времени они будут заживать? — спросил Шторм, обеспокоенно глядя на то, как черная тушь ложится на белую кожу Светлова и через несколько секунд становится кроваво-красной.
— Раны заживают в течение недели, — ответил оперативник, — так что раньше ничего не получится, Алексей Николаевич.
— Раньше и не надо, — успокоил его полковник. — За эту неделю пусть он хорошенько усвоит всю информацию о том, как вести себя в среде заключенных, особенно воров и приблатненных! Светлову придется работать именно в их среде.
— Так точно! — отчеканил Каравайцев.
— И еще… Особое внимание уделите воровской верхушке: Золотому, Грифу, Дрозду и их окружению, — сосредоточенно сказал Шторм. — Подробнее ознакомьте Светлова с их личными делами, с их психологическими наклонностями, чтобы, не дай бог, он по неосторожности не сделал чего-нибудь такого, из-за чего и ему придется плохо, и нам. Что, Светлов, не боишься предстоящей работы? — спросил парня Шторм как можно веселее.
В ответ Светлов только пожал плечами.
— Не знаю, — застенчиво ответил Светлов, — вроде бы немного дрожь пробирает.
— И правильно, — поддержал его начальник колонии, — когда дрожи нет, это плохо, лучше, когда она есть, сынок!
— Это почему же? — удивился Светлов.
— Самоуверенность толкает человека на ошибки, — объяснил Шторм, — а страх и связанная с ним осторожность позволяют ему не допустить оплошности, все как следует обдумать и сделать правильный вывод. Я рад, Андрей, что у тебя озноб появляется при мысли о выполнении нашего задания: значит, ты все прекрасно осознаешь и относишься к нему с должной серьезностью! Ведь, находясь среди матерых уголовников, тебе придется принимать решения самому. Одному богу известно, в каких ситуациях тебе придется побывать и чем все это может закончиться, — с некоторой долей переживания проговорил он, глядя на юное лицо солдата.
Воцарилось молчание.
— Да-а, — задумчиво протянул Каравайцев после долгой паузы, — трудное и опасное дело предстоит ему, Алексей Николаевич. Может быть, все-таки отмените свое решение?
— Ты вместо него туда пойдешь, что ли? — недовольно буркнул Шторм, слегка понизив голос. — Я, кажется, уже объяснял, что это нужно.
— Да все будет хорошо! — вмешался Светлов. По его глазам было понятно, что он очень испугался, как бы его не отстранили от дела. — Все будет хорошо, товарищ полковник! Я выполню все, как надо!.. Можете быть уверены!.
— Я не сомневаюсь, Андрей, — улыбнувшись, успокоил его полковник. — Я верю в тебя и знаю, что ты справишься с заданием, ведь не напрасно же мы твою кожу разрисовываем!
Эти слова успокоили Светлова, и на его лице появилась радостная улыбка.
— Ну-ну, — одернул его начальник, — пока еще рано улыбаться. Давай все как следует запоминай, а улыбаться будешь, когда задание выполнишь! — С этими словами он поднялся со стула и направился к выходу из кабинета, но, прежде чем выйти, обернулся к Каравайцеву:
— А вы, Вячеслав Иннокентьевич, за его подготовку отвечаете своей должностью. — И, скривив в усмешке губы, добавил:
— Как говорится, товарищ капитан, отвечаете за него головой!
* * *
Вернувшись к себе в питомник, где его с нетерпением ждал Камил, Тоцкий сообщил ему об успешном завершении половины дела и посетовал на то, что здоровье Золотого не дает возможности завершить его сразу.
— Шторму тоже лучше было бы отделаться от него побыстрее, — уверенно сказал он.
Тоцкий ошибался: полковнику болезнь Золотого была на руку. Тщательная подготовка Светлова требовала времени, да и татуировки на его теле к моменту выздоровления вора должны были зажить. Ничего этого Тоцкий, конечно, знать не мог. Он был уверен, что для полковника, согласившегося на такую рискованную авантюру, главное — деньги. Хотя последствия для начальника колонии из-за побега Золотого могут быть самыми плачевными: оперативники обязательно обратят внимание на то, что чучело медведя вносилось и выносилось из лагеря в течение короткого времени несколько раз, и это вызовет их подозрения. С другой стороны, Шторм — начальник лагеря, и вряд ли кто из инспекторов оперативной службы осмелится выдвинуть против него какие-либо обвинения.
Они могут быть выдвинуты только против Тоцкого. Но ветеринар ведь молчать не станет, и, чтобы обезопасить себя, Шторм должен будет создать алиби и для него. «А значит, бояться мне нечего, — размышлял врач, — к тому же все будет совсем не так, как предполагает Шторм». И тут Тоцкий ясно ощутил нависшую над ним угрозу. Ведь осуществись вооруженный выход заключенных из лагеря, полковник вообще остается вне подозрений, которые целиком падут на ветеринара. «Ни один самый сумасшедший оперативник не допустит и мысли, что с помощью начальника колонии в лагерь заключенным было доставлено оружие, — думал ветврач, — а у меня работает Камил — прямая причина для моего обвинения и четкое алиби для Шторма, так как он узнал его голос там, в машине!» От этих мыслей Тоцкий содрогнулся.
Он посмотрел на Камила, который возился в клетке со щенками Цезаря и Агаты, не обращая на него внимания.
"Что-то надо делать, — мучительно думал ветеринар. И тут его осенило:
— А что, если после побега Золотого убрать полковника?!. В таком случае всю организацию побега можно свалить на него, а я останусь в тени".
Поздно вечером, когда Ловчий приехал к нему домой, Тоцкий известил его об успешной транспортировке оружия в зону и, выслушав его скупую благодарность, начал издалека подбираться к волнующей его проблеме.
— Теперь осталось только дождаться выздоровления Золотого, — заговорил он, — и можно будет приступать к штурму сторожевых вышек!
— Сколько еще Золотому валяться? — полюбопытствовал Ловчий.
— Думаю, около недели осталось.
— Надо точно знать, — угрюмо сказал вор, — мне нужно будет и людей к лагерю подтянуть, и машины. Точное время надо определить, Станислав, когда дело начнем.
— Но это зависит не только от меня, — замялся Тоцкий. — Ты не забывай, Виктор, что немалую роль здесь играет Шторм.
— Ты ему сказал, что мы пошли на его условия и деньги он получит, как того хочет, в день побега Золотого?
— Сказал, но не в этом дело, Виктор.
— А в чем?
— В том, что мы абсолютно не знаем, что у начальника на уме. Впереди целая неделя, и за это время многое может измениться.
— А что же может измениться? — усмехнулся Ловчий.
Тоцкий пожал плечами.
— Многое. Когда мы устанавливали в клубе чучело медведя, Шторм как-то не по-доброму посмотрел на меня, — стал он сочинять на ходу. — Ты, Виктор, прикинь: в случае побега Золотого в чучеле медведя он сам становится соучастником преступления, и не исключено, что какой-нибудь дотошный оперативник докопается до этого. Но это полбеды. Чтобы не попасть под подозрение, Шторм сделает все, чтобы ни он, ни я не засветились. И совсем другое дело, когда Золотой с помощью оружия сам проложит себе дорогу на свободу.
— И что же произойдет в этом случае? — не удержался от вопроса Ловчий.
— В этом случае полковник, получив деньги, остается в стороне, и на глаза оперативникам являюсь я со своим медведем. Будь уверен, Виктор, — сделал ударение ветеринар, — они ни в коем случае не обойдут вниманием то обстоятельство, что за одну неделю чучело кочевало из мастерской в лагерь и обратно несколько раз. А если они сядут мне на хвост, то не слезут, пока не выбьют из меня признания — что я, с кем я и кому оказывал помощь!..
— Ну и что ты предлагаешь? — пренебрежительно скривил губы Ловчий. — Убить тебя, что ли?
— Как убить? — опешил ветеринар, не ожидавший такой реакции.
— Ну, а как еще прикажешь поступить с тобой? — не меняя интонации, сказал Ловчий. — Сделаешь доброе дело для нас и спокойно отправляйся на небеса. Ведь я так понимаю, что если ты расскажешь про Шторма, то тебе никто не поверит.
— Нет! — отрывисто выдохнул Тоцкий.
— Правильно! А вот если ты про нас расскажешь, Станислав? Ты ведь знаешь, как это у нас называется и что за это полагается?
— Знаю!
— Вот и спасибо тебе за то, что ты предупредил нас о своем козлином характере, — продолжал ухмыляться вор в законе. — А насчет похорон можешь не беспокоиться: мы справим тебе достойные поминки, и кошелек твоей жены не пострадает. Напротив, мы сделаем так, что все будут знать, какой ты хороший муж и отец и самоотверженный человек, погибший в борьбе с уголовными преступниками.
От спокойной интонации бандита Тоцкого бросило в жар: такого поворота событий он никак не ожидал.
— Я смотрю, у тебя на этот счет есть другие соображения? — ехидно спросил Ловчий.
— Есть! — резко бросил Тоцкий. — Конечно, есть!.. Ты собираешься отдать большие деньги человеку, который потом может устроить настоящую облаву на тебя!.. Сейчас, конечно, ты держишь его в страхе из-за семьи, а дальше?
— Что же дальше? — склонил голову набок Ловчий.
— Дальше ты отдаешь ему деньги за Золотого и оставляешь в живых его семью, которую он непременно спрячет, а потом начнет за тобой охотиться, потому что будет бояться, чтобы ты у него опять чего-нибудь не попросил!.. — перешел на фальцет ветеринар. — А меня не торопись убивать, Виктор, я тебе еще пригожусь!..
— Ну ты прямо Серый Волк из сказки! — от души рассмеялся Ловчий. — Значит, ты предлагаешь, чтобы вместо тебя убили его, я правильно понял?!
— Правильно, — перехватило дыхание у ветеринара. — В этом случае я остаюсь на своей работе, и если оперативники и смогут докопаться до истины, то у меня есть возможность все списать на Шторма и… — Он запнулся.
— Ну, договаривай, договаривай, — недовольно посмотрел на него Ловчий, — что там еще за "и"?
— ..и Камила, — нерешительно добавил ветврач.
От неожиданности у Ловчего брови поползли на лоб.
— Что ты сказал? — прохрипел он.
— От Камила все равно никакого проку нет, — заторопился Тоцкий, видя, что Ловчий сейчас может взорваться. — Вся связь с лагерем осуществляется только через меня, Виктор!..
А что?!. Ну ты подумай!..
Внезапно гневное выражение на лице Ловчего сменилось прежним ироническим спокойствием. Прищурив глаза, он некоторое время смотрел на собеседника, потом лениво усмехнулся.
— Не хотел я торопить события, а теперь вижу, что правильно сделал. Сейчас я разглядел, какая ты гниль, Станислав! Очень жаль, что я не ошибся в определении твоей гнилой души, но теперь-то все встало на свои места!..
Не дергайся! — свирепо рыкнул Ловчий, видя, что у ветеринара затряслись губы. — Никто не будет убивать Шторма, и тебе не удастся все списать на него и Камила.
— А как же тогда?! — спросил Тоцкий, ошарашенно глядя на вора в законе.
— Совсем просто и без лишних движений! — брезгливо глядя на трясущегося ветеринара, отчеканил Ловчий. — Не хотел говорить раньше времени, но я не собирался отдавать Шторму остальные деньги, Станислав! Они предназначались тебе за твою услугу, но… — Он остановился, увидев, как у Тоцкого перехватило дыхание. — Не волнуйся, ты же человек нужный, как ты это правильно заметил, так что часть из них ты получишь.
У ветеринара отлегло от сердца, и его дыхание стало выравниваться.
— Все дело заключается в установленной дате побега, — нехотя продолжил Ловчий, — поэтому я так нудно требую от тебя уточнить время, когда Золотой будет здоров.
— Что это даст? — недоуменно спросил Тоцкий.
— Я вижу, у тебя и впрямь атрофировались мозги. Неужели ты не догадываешься?
Напуганный ветврач отрицательно замотал головой.
— Мы устанавливаем точную дату побега по выздоровлении Золотого, — терпеливо стал объяснять Ловчий, — ты ее передаешь Шторму, а мы устраиваем побег днем раньше, так как он ничего не знает о наших планах. Я со своими ребятами делаю так, что на следующий день он покончит жизнь самоубийством и в его кармане оперативники обнаружат написанное его собственной рукой предсмертное письмо, где он признается во всех своих грехах. Теперь понятно?!
У Тоцкого прошел озноб по коже. Он по достоинству оценил свое рабочее положение, в очередной раз спасшее ему жизнь.
— Ты, Виктор, пожалуйста, Камилу ничего не говори, — придя в себя, попросил он. — Пусть этот разговор останется между нами. Я же хотел, чтобы как лучше для тебя было.
Шторм был у себя и встретил ветеринара без особой радости. Он собирался отправиться к Каравайцеву посмотреть, как идет подготовка Светлова.
— Что нового, Станислав Григорьевич? — сухо спросил он, почувствовав, что гость пришел к нему неспроста.
— Все готово, Алексей Николаевич, — не потрудившись поприветствовать своего начальника, так же сухо ответил Тоцкий. — Медведь готов, и его можно выносить.
— А на завтра нельзя оставить?..
— Можно, конечно, но я подумал, что вечер — более удачное время для этого дела, — бесстрастно сказал Тоцкий. — Меньше офицерского состава, меньше глаз. А это значит — меньше вопросов, что и зачем.
— Так-то оно так, — согласился полковник. — Ну хорошо, идите к себе, а я сейчас пришлю к вам трех солдат и буду ждать вас на контрольно-пропускном пункте.
Ветврач незамедлительно вернулся к себе и в оставшееся до приезда солдат время еще раз все как следует проверил. Его лихорадило при мысли, что кто-нибудь сможет что-то заподозрить. Однако опасения его оказались напрасными. Солдатам, тащившим на себе тяжелое чучело медведя, было абсолютно безразлично, что они несут, их заботило лишь, как бы поскорее избавиться от этой ноши. На КПП зоны присутствие Шторма тоже сделало свое дело, и никто из контролеров даже не удосужился осмотреть медведя. «Все пока складывается удачно», — думал Тоцкий и ликовал в душе. Беспрепятственно миновав контрольный пункт досмотра, он и солдаты в сопровождении Шторма и еще двух прапорщиков из охраны прибыли в клуб и установили чучело медведя на заранее приготовленном для него месте. Теперь, как справедливо полагали ветеринар и начальник колонии, можно было считать, что половина дела сделана.
* * *
Попрощавшись с Тоцким, Шторм пошел к Каравайцеву проверить, как идет подготовка Светлова к работе негласного сотрудника среди заключенных лагеря. Зайдя в кабинет старшего инспектора режимной части, где обычно проходил инструктаж новоприбывших военных, он увидел, как один из административных работников с помощью специально переделанной механической бритвы наносил на плечи молодого солдата татуировку. Рисунок представлял собой оскаленную тигриную пасть с перекрещенными под ней кинжалами.
При появлении полковника все встали, приветствуя его.
— Продолжайте работу, — поспешил сказать Шторм. — Как успехи? Каковы новости, Вячеслав Иннокентьевич? — обратился он к явно удрученному Каравайцеву.
— Да как… Идут помаленьку, — пожал плечами оперативник, глядя на кровоточащие раны Светлова. — Сочинили для нашего разведчика историю и согласно ей разрисовываем его тело.
— Какую историю, по какой статье?
— Решили, что лучше будет, если мы его, Алексей Николаевич, выдадим за несовершеннолетнего преступника, осужденного за воровство и разбойное нападение на пять лет общего режима с отбыванием срока наказания в воспитательно-трудовой колонии… — Он запнулся.
— Та-ак, ну продолжайте. Что же вы замолчали?
— Смотрю на вашу реакцию, — чувствуя себя немного неловко, произнес Каравайцев. — Одобряете ли вы такое начало?
— Продолжайте, начало неплохое, — улыбнулся полковник.
— На момент его заключения под стражу ему исполнилось пятнадцать лет, следовательно, отсидел он четыре года, так как сейчас Светлову не исполнилось и двадцати, — неторопливо и четко продолжал Каравайцев.
— Какую кличку вы ему придумали?
— Решили не усложнять ему усвоение и без того многочисленной информации и присвоить кличку, образованную от его фамилии, то есть Светлый, — ответил оперативник. — Такие случаи нередки в среде заключенных, вы знаете, Алексей Николаевич.
— Да, знаю. Какую версию вы придумали относительно того, как он очутился в колонии строгого режима?
— Попал сюда за нанесение телесных повреждений своему должнику, — не совсем уверенно ответил Каравайцев, — то есть за драку.
— Очень хорошо! — одобрительно отозвался начальник. — Это как нельзя лучше подходит к его статье о разбойном нападении. А что с татуировками? Вы объяснили ему их значение?..
И сколько вообще вы собираетесь оставить их на его теле?
— Только самые необходимые, — ответил оперативник, — символизирующие его статьи, за которые он якобы осужден! Их значение Светлов уже знает, — уверил Каравайцев.
— Прекрасно!.. Так, а сколько времени они будут заживать? — спросил Шторм, обеспокоенно глядя на то, как черная тушь ложится на белую кожу Светлова и через несколько секунд становится кроваво-красной.
— Раны заживают в течение недели, — ответил оперативник, — так что раньше ничего не получится, Алексей Николаевич.
— Раньше и не надо, — успокоил его полковник. — За эту неделю пусть он хорошенько усвоит всю информацию о том, как вести себя в среде заключенных, особенно воров и приблатненных! Светлову придется работать именно в их среде.
— Так точно! — отчеканил Каравайцев.
— И еще… Особое внимание уделите воровской верхушке: Золотому, Грифу, Дрозду и их окружению, — сосредоточенно сказал Шторм. — Подробнее ознакомьте Светлова с их личными делами, с их психологическими наклонностями, чтобы, не дай бог, он по неосторожности не сделал чего-нибудь такого, из-за чего и ему придется плохо, и нам. Что, Светлов, не боишься предстоящей работы? — спросил парня Шторм как можно веселее.
В ответ Светлов только пожал плечами.
— Не знаю, — застенчиво ответил Светлов, — вроде бы немного дрожь пробирает.
— И правильно, — поддержал его начальник колонии, — когда дрожи нет, это плохо, лучше, когда она есть, сынок!
— Это почему же? — удивился Светлов.
— Самоуверенность толкает человека на ошибки, — объяснил Шторм, — а страх и связанная с ним осторожность позволяют ему не допустить оплошности, все как следует обдумать и сделать правильный вывод. Я рад, Андрей, что у тебя озноб появляется при мысли о выполнении нашего задания: значит, ты все прекрасно осознаешь и относишься к нему с должной серьезностью! Ведь, находясь среди матерых уголовников, тебе придется принимать решения самому. Одному богу известно, в каких ситуациях тебе придется побывать и чем все это может закончиться, — с некоторой долей переживания проговорил он, глядя на юное лицо солдата.
Воцарилось молчание.
— Да-а, — задумчиво протянул Каравайцев после долгой паузы, — трудное и опасное дело предстоит ему, Алексей Николаевич. Может быть, все-таки отмените свое решение?
— Ты вместо него туда пойдешь, что ли? — недовольно буркнул Шторм, слегка понизив голос. — Я, кажется, уже объяснял, что это нужно.
— Да все будет хорошо! — вмешался Светлов. По его глазам было понятно, что он очень испугался, как бы его не отстранили от дела. — Все будет хорошо, товарищ полковник! Я выполню все, как надо!.. Можете быть уверены!.
— Я не сомневаюсь, Андрей, — улыбнувшись, успокоил его полковник. — Я верю в тебя и знаю, что ты справишься с заданием, ведь не напрасно же мы твою кожу разрисовываем!
Эти слова успокоили Светлова, и на его лице появилась радостная улыбка.
— Ну-ну, — одернул его начальник, — пока еще рано улыбаться. Давай все как следует запоминай, а улыбаться будешь, когда задание выполнишь! — С этими словами он поднялся со стула и направился к выходу из кабинета, но, прежде чем выйти, обернулся к Каравайцеву:
— А вы, Вячеслав Иннокентьевич, за его подготовку отвечаете своей должностью. — И, скривив в усмешке губы, добавил:
— Как говорится, товарищ капитан, отвечаете за него головой!
* * *
Вернувшись к себе в питомник, где его с нетерпением ждал Камил, Тоцкий сообщил ему об успешном завершении половины дела и посетовал на то, что здоровье Золотого не дает возможности завершить его сразу.
— Шторму тоже лучше было бы отделаться от него побыстрее, — уверенно сказал он.
Тоцкий ошибался: полковнику болезнь Золотого была на руку. Тщательная подготовка Светлова требовала времени, да и татуировки на его теле к моменту выздоровления вора должны были зажить. Ничего этого Тоцкий, конечно, знать не мог. Он был уверен, что для полковника, согласившегося на такую рискованную авантюру, главное — деньги. Хотя последствия для начальника колонии из-за побега Золотого могут быть самыми плачевными: оперативники обязательно обратят внимание на то, что чучело медведя вносилось и выносилось из лагеря в течение короткого времени несколько раз, и это вызовет их подозрения. С другой стороны, Шторм — начальник лагеря, и вряд ли кто из инспекторов оперативной службы осмелится выдвинуть против него какие-либо обвинения.
Они могут быть выдвинуты только против Тоцкого. Но ветеринар ведь молчать не станет, и, чтобы обезопасить себя, Шторм должен будет создать алиби и для него. «А значит, бояться мне нечего, — размышлял врач, — к тому же все будет совсем не так, как предполагает Шторм». И тут Тоцкий ясно ощутил нависшую над ним угрозу. Ведь осуществись вооруженный выход заключенных из лагеря, полковник вообще остается вне подозрений, которые целиком падут на ветеринара. «Ни один самый сумасшедший оперативник не допустит и мысли, что с помощью начальника колонии в лагерь заключенным было доставлено оружие, — думал ветврач, — а у меня работает Камил — прямая причина для моего обвинения и четкое алиби для Шторма, так как он узнал его голос там, в машине!» От этих мыслей Тоцкий содрогнулся.
Он посмотрел на Камила, который возился в клетке со щенками Цезаря и Агаты, не обращая на него внимания.
"Что-то надо делать, — мучительно думал ветеринар. И тут его осенило:
— А что, если после побега Золотого убрать полковника?!. В таком случае всю организацию побега можно свалить на него, а я останусь в тени".
Поздно вечером, когда Ловчий приехал к нему домой, Тоцкий известил его об успешной транспортировке оружия в зону и, выслушав его скупую благодарность, начал издалека подбираться к волнующей его проблеме.
— Теперь осталось только дождаться выздоровления Золотого, — заговорил он, — и можно будет приступать к штурму сторожевых вышек!
— Сколько еще Золотому валяться? — полюбопытствовал Ловчий.
— Думаю, около недели осталось.
— Надо точно знать, — угрюмо сказал вор, — мне нужно будет и людей к лагерю подтянуть, и машины. Точное время надо определить, Станислав, когда дело начнем.
— Но это зависит не только от меня, — замялся Тоцкий. — Ты не забывай, Виктор, что немалую роль здесь играет Шторм.
— Ты ему сказал, что мы пошли на его условия и деньги он получит, как того хочет, в день побега Золотого?
— Сказал, но не в этом дело, Виктор.
— А в чем?
— В том, что мы абсолютно не знаем, что у начальника на уме. Впереди целая неделя, и за это время многое может измениться.
— А что же может измениться? — усмехнулся Ловчий.
Тоцкий пожал плечами.
— Многое. Когда мы устанавливали в клубе чучело медведя, Шторм как-то не по-доброму посмотрел на меня, — стал он сочинять на ходу. — Ты, Виктор, прикинь: в случае побега Золотого в чучеле медведя он сам становится соучастником преступления, и не исключено, что какой-нибудь дотошный оперативник докопается до этого. Но это полбеды. Чтобы не попасть под подозрение, Шторм сделает все, чтобы ни он, ни я не засветились. И совсем другое дело, когда Золотой с помощью оружия сам проложит себе дорогу на свободу.
— И что же произойдет в этом случае? — не удержался от вопроса Ловчий.
— В этом случае полковник, получив деньги, остается в стороне, и на глаза оперативникам являюсь я со своим медведем. Будь уверен, Виктор, — сделал ударение ветеринар, — они ни в коем случае не обойдут вниманием то обстоятельство, что за одну неделю чучело кочевало из мастерской в лагерь и обратно несколько раз. А если они сядут мне на хвост, то не слезут, пока не выбьют из меня признания — что я, с кем я и кому оказывал помощь!..
— Ну и что ты предлагаешь? — пренебрежительно скривил губы Ловчий. — Убить тебя, что ли?
— Как убить? — опешил ветеринар, не ожидавший такой реакции.
— Ну, а как еще прикажешь поступить с тобой? — не меняя интонации, сказал Ловчий. — Сделаешь доброе дело для нас и спокойно отправляйся на небеса. Ведь я так понимаю, что если ты расскажешь про Шторма, то тебе никто не поверит.
— Нет! — отрывисто выдохнул Тоцкий.
— Правильно! А вот если ты про нас расскажешь, Станислав? Ты ведь знаешь, как это у нас называется и что за это полагается?
— Знаю!
— Вот и спасибо тебе за то, что ты предупредил нас о своем козлином характере, — продолжал ухмыляться вор в законе. — А насчет похорон можешь не беспокоиться: мы справим тебе достойные поминки, и кошелек твоей жены не пострадает. Напротив, мы сделаем так, что все будут знать, какой ты хороший муж и отец и самоотверженный человек, погибший в борьбе с уголовными преступниками.
От спокойной интонации бандита Тоцкого бросило в жар: такого поворота событий он никак не ожидал.
— Я смотрю, у тебя на этот счет есть другие соображения? — ехидно спросил Ловчий.
— Есть! — резко бросил Тоцкий. — Конечно, есть!.. Ты собираешься отдать большие деньги человеку, который потом может устроить настоящую облаву на тебя!.. Сейчас, конечно, ты держишь его в страхе из-за семьи, а дальше?
— Что же дальше? — склонил голову набок Ловчий.
— Дальше ты отдаешь ему деньги за Золотого и оставляешь в живых его семью, которую он непременно спрячет, а потом начнет за тобой охотиться, потому что будет бояться, чтобы ты у него опять чего-нибудь не попросил!.. — перешел на фальцет ветеринар. — А меня не торопись убивать, Виктор, я тебе еще пригожусь!..
— Ну ты прямо Серый Волк из сказки! — от души рассмеялся Ловчий. — Значит, ты предлагаешь, чтобы вместо тебя убили его, я правильно понял?!
— Правильно, — перехватило дыхание у ветеринара. — В этом случае я остаюсь на своей работе, и если оперативники и смогут докопаться до истины, то у меня есть возможность все списать на Шторма и… — Он запнулся.
— Ну, договаривай, договаривай, — недовольно посмотрел на него Ловчий, — что там еще за "и"?
— ..и Камила, — нерешительно добавил ветврач.
От неожиданности у Ловчего брови поползли на лоб.
— Что ты сказал? — прохрипел он.
— От Камила все равно никакого проку нет, — заторопился Тоцкий, видя, что Ловчий сейчас может взорваться. — Вся связь с лагерем осуществляется только через меня, Виктор!..
А что?!. Ну ты подумай!..
Внезапно гневное выражение на лице Ловчего сменилось прежним ироническим спокойствием. Прищурив глаза, он некоторое время смотрел на собеседника, потом лениво усмехнулся.
— Не хотел я торопить события, а теперь вижу, что правильно сделал. Сейчас я разглядел, какая ты гниль, Станислав! Очень жаль, что я не ошибся в определении твоей гнилой души, но теперь-то все встало на свои места!..
Не дергайся! — свирепо рыкнул Ловчий, видя, что у ветеринара затряслись губы. — Никто не будет убивать Шторма, и тебе не удастся все списать на него и Камила.
— А как же тогда?! — спросил Тоцкий, ошарашенно глядя на вора в законе.
— Совсем просто и без лишних движений! — брезгливо глядя на трясущегося ветеринара, отчеканил Ловчий. — Не хотел говорить раньше времени, но я не собирался отдавать Шторму остальные деньги, Станислав! Они предназначались тебе за твою услугу, но… — Он остановился, увидев, как у Тоцкого перехватило дыхание. — Не волнуйся, ты же человек нужный, как ты это правильно заметил, так что часть из них ты получишь.
У ветеринара отлегло от сердца, и его дыхание стало выравниваться.
— Все дело заключается в установленной дате побега, — нехотя продолжил Ловчий, — поэтому я так нудно требую от тебя уточнить время, когда Золотой будет здоров.
— Что это даст? — недоуменно спросил Тоцкий.
— Я вижу, у тебя и впрямь атрофировались мозги. Неужели ты не догадываешься?
Напуганный ветврач отрицательно замотал головой.
— Мы устанавливаем точную дату побега по выздоровлении Золотого, — терпеливо стал объяснять Ловчий, — ты ее передаешь Шторму, а мы устраиваем побег днем раньше, так как он ничего не знает о наших планах. Я со своими ребятами делаю так, что на следующий день он покончит жизнь самоубийством и в его кармане оперативники обнаружат написанное его собственной рукой предсмертное письмо, где он признается во всех своих грехах. Теперь понятно?!
У Тоцкого прошел озноб по коже. Он по достоинству оценил свое рабочее положение, в очередной раз спасшее ему жизнь.
— Ты, Виктор, пожалуйста, Камилу ничего не говори, — придя в себя, попросил он. — Пусть этот разговор останется между нами. Я же хотел, чтобы как лучше для тебя было.