Подгорный Сергей. Вторая возможность

   В защищенных от прямого ветра изломах скалистых круч Швартин и Евтеев неожиданно обнаружили горные зеркала: бурые, почти черные полированные поверхности зеркал скольжения, которые четко выделялись на ноздреватых стенах песчаников. Порой эти зеркала были двухметровой величины. Их блестящая поверхность словно бы уходила бесконечно далеко в глубину скального массива, а отражение в них словно бы выступало вперед ясным и объемным призраком. Удивительное чувство охватывало глядевшего на свое отражение в горном зеркале. Казалось, что встретился с самим собой через толщу времени и пространства. Эти полированные природой поверхности странно притягивали, словно входы в таинственные тоннели, ведущие в глубину каменных масс.
   "Не отсюда ли возникла легенда, что путь в Шамбалу ведет подземными ходами?.." - невольно подумал Евтеев.
   ...Было за полдень, когда их "Нива" покинула стоянку и, резво набирая скорость, покатила дальше в просторы Гоби, в неизвестность...
   15
   ИЗ ЗАПИСЕЙ СЮНЯЕВА
   "Человек, упорно занимающийся самообразованием - лучшим образованием из всех существующих, - упорно стремящийся понять окружающий Мир; проходит через несколько переломных стадий в своем развитии. Нагляднее всего это можно показать на эволюции его отношения к науке и ее деятелям.
   Вначале достижения науки и ее возможности представляются настолько громадными, что если что-то и неясно пока науке в этом мире - то лишь самая малость. Все причастные к науке (даже аспиранты) - это совершенно особые люди. Кандидат, доктор наук, профессор, академик - синонимы безусловных авторитетов. Поражает, как много могут знать некоторые люди.
   Вторая стадия - постепенное возникновение и укрепление понимания, что Мир вовсе не так уж понятен даже с позиций современной науки, она не знает ответа как на многие фундаментальные вопросы, так и просто на очень многие вопросы. Кандидаты наук, доктора, профессора, академики уже не предстают монолитной когортой безусловных авторитетов. Проясняется, что среди них есть люди талантливые, живущие научным поиском (каких, к сожалению, меньше, чем хотелось бы) и люди, для которых наука привлекательна в первую очередь как источник материальных благ и социального престижа (таких, к сожалению, гораздо больше, чем это допустимо, и становится все больше в процентном отношении к талантливым и увлеченным). Выясняется, что мужи науки отнюдь не всегда руководствуются благородным поиском истины, но порой и соображениями конъюнктурными, желанием сохранить завоеванное положение и т.п.
   Эта стадия обычно является и конечной. Ее можно определить, как постепенное обретение реалистического взгляда на достижения, возможности и состояние современной науки и _некоторое_ понимание того, насколько уже открытое ею мало по сравнению с неоткрытым в окружающем мире.
   Но некоторые идут гораздо дальше. Идут по пути индивидуального, личного познания. Это познание без радиотелескопов и синхрофазотронов (хотя все новейшие научные достижения и гипотезы во всех областях знания ему необходимы), постижение философское, в значительной степени основывающееся - из-за малости и скудности наших знаний о мире - на интуитивных догадках и прозрениях, способность к которым, неуклонно развиваемая, достигает у таких людей поразительной мощи, как и способность к синтезу, казалось бы, разрозненнейших фактов. С наукой все ясно, ее - если можно так выразиться - "величина" уясненная еще на предыдущей стадии, идет уяснение "величины" мира.
   Как одно из следствий этого процесса - продолжает эволюционировать и отношение к деятелям науки. Они уже не только не боги - постепенно все больше удручают их вынужденная ограниченность, то обстоятельство, что каждый из них мысленно сосредоточен на очень узком аспекте познания мира, а понимание того, что это и неизбежно, вызывает к ним сочувствие.
   Если на первой стадии и даже на второй любой кандидат наук был бы вожделенным собеседником о тайнах Мироздания, то теперь мысль о подобной беседе с крупнейшим специалистом по сверхпроводимости или нелинейной оптике, иммунологии и т.д. представляется абсурдной. Возникает понимание, что в подобной беседе можно узнать лишь о положении дел в их области науки.
   Становится _понятным_ то, что хотел сказать М.Пришвин словами: "Я, наверно, потому не ученый, что больше понимаю..."
   16
   Машина со щебня выскочила на ровную красноватую площадь, и Швартин почувствовал, что ее скорость начала плавно, но неумолимо снижаться. "Такыр!.." - с холодным испугом догадался он, сразу же выворачивая руль вправо и осторожно добавляя газ.
   - Фу ты, черт... - откинувшись на спинку сидения, в изнеможении проговорил он, когда колеса "Нивы" снова оказались на надежной поверхности щебня.
   - Такыр?.. - полуутвердительно спросил Евтеев. Высунувшись из окна, он смотрел назад, на колеи, оставленные "Нивой" на поверхности предательской глины.
   - Повезло... - покачал головой Швартин, выключая мотор. - Спохватись я секунд на десять-пятнадцать позже... Это был бы финал... Черта с два мы бы ее вытащили оттуда. - Пережитый испуг сделал его несвойственно разговорчивым. - Вляпаться в болото в центре пустыни... Ничего не может быть гнуснее...
   - Это верно...
   - А что мы без машины в этом каменном пекле?.. Сотни километров до ближайшего жилья... Нам крупно повезло.
   - Но ведь на самый худой конец у нас есть рация... - все же сказал Евтеев, понимая, к чему клонит Швартин, и понимая, что на этот раз придется уступить и повернуть машину на север. Не потому, что у Швартина уже иссякли все запасы пленки и фотоаппарат вместе с телеобъективами лежит запакованный на заднем сидении: в обрез оставалось бензина, да и времени только на обратную дорогу.
   - Рация!.. - раздраженно хмыкнул Швартин. - Мне кажется, мы давно забрались так далеко, что не хватит ее радиуса действия... Понимаешь?
   - Да, будем поворачивать, - примирительно положил ему ладонь на колено Евтеев. - Сменить тебя, Степа? - предложил он.
   - Еще пару часов покручу баранку... - сразу посветлев, легко махнул рукой Швартин.
   - Ты все еще не потерял надежду на встречу с Махатмой? - с неожиданным любопытством спросил он через некоторое время.
   Евтеев ответил не сразу: долго, о чем-то глубоко и печально задумавшись, смотрел прищуренными глазами на надвигающиеся навстречу, убегающие по сторонам каменистые холмы Гоби.
   - Не знаю... - ответил он. И повторил: - Не знаю...
   - Во всяком случае мы с тобой сделали для этого все, что _мы могли_... - продолжил он через несколько минут, - все, что оказалось в _наших силах_. Может быть, этого не достаточно... Но нет, я не думаю так, тряхнул он головой. - Тут все зависит от желания самих Махатм, только от их желания... Значит, они не находят нужной встречу с нами... Но и наше путешествие ведь еще не кончилось, может быть, еще найдут? - заговорщицки подмигнул он Швартину.
   - Мы с тобой как два Иванушки-дурачка! - вдруг усмехнулся Швартин. Это они все время ходят в сказках "туда - не знаю куда, принести то, не знаю что"...
   Евтеев тоже усмехнулся, устало и рассеянно.
   Пообедав "и отдохнув, они ехали до самого заката. Несмотря на какой-то особенно тяжелый в этот день зной, Швартин становился все бодрее по мере того, как все укорачивалась дорога домой, начавшаяся у того злополучного такыра; Евтеев был печален и молчалив.
   У Швартина возникло ощущение, что все уже позади - все трудности и опасности: еще несколько дней, и они будут в сомоне Боян-Гоби, а там и Улан-Батор, и самолет рейсом на Киев... Как хорошо будет, вспоминая это пекло, искупаться в Днепре... А выпить бутылочку ледяной пепси-колы после здешней противно-теплой, отдающей металлом воды?.. "Как мало мы ценим то, что и есть настоящие блага жизни..." - сентиментально и покаянно думал Швартин.
   У Евтеева приподнято-радостное предчувствие возможности встречи, с особой силой владевшее им еще совсем недавно - среди фантастических красных и бурых скал, - обмякло и, казалось, истаивало с каждым километром пути на север. Он думал, печально молчалив, что хотя после этого путешествия, после этих космически-величавых просторов и пейзажей Гоби и ее звездного неба еще крепче будет верить в Шамбалу, но встреча с Махатмой, пожалуй, не состоится.
   У Евтеева по-прежнему не было сомнений, что эти места они - Махатмы посещают чаще, чем любые другие, хотя бы по причине их полной безлюдности и, наверно, созвучию их мыслям, но он отдавал себе отчет в том, как мало он и Швартин могут представлять для них интереса. Кто они - он и Швартин такие? Оба слишком мало значат в этой исполинской системе - земной цивилизации. Чем Махатм может обогатить общение с ним, Борисом Ивановичем Евтеевым?.. Его бы оно, конечно, обогатило, в этом сомнений нет...
   "Обогатило"... Какое пошлое слово... - с омерзением передернув плечами, вдруг подумал Евтеев. - Словно речь идет о какой-то сделке... Не обогатило бы, а просветило, рассеяло бы тьму неизвестного вокруг, позволило бы _понять_ многое..."
   "А может, и обогатило бы?.. - вдруг ехидно прозвучал в нем внутренний голос. - Ведь ты написал бы несколько книжек... Ты не из тех, кто будет держать новые знания в чулке под матрасом..."
   - Черт побери!.. - не заметив как, ругнулся Евтеев.
   - Чего ты? - покосился Швартин.
   - Да так... - расстроенно вздохнул тот.
   - Гляди... - вдруг сбавив скорость, показал Швартин рукой на запад, где над далеким хребтом неровной синей полосой протянулась туча. - Самое фантастическое зрелище за все время нашего путешествия по Гоби... Неужели из этой тучки на нас прольется дождик?..
   - Вряд ли... - вглядевшись, покачал в сомнении головой Евтеев. Слишком уж она далеко... Но зрелище действительно редкое...
   - А как было бы хорошо... - размечтался Швартин. - Я весь пропитан потом и пылью, - с досадой подытожил он.
   - Увы... - пожал плечами Евтеев. - Мы ведь знали, куда собирались...
   - Знали, да не очень...
   Последние километра полтора перед остановкой на ночлег они ехали по руслу давно пересохшей речки, которое оказалось самой удобной дорогой на этом отрезке пути. Саксаула в тот день нарубить не удалось, и воду для чая кипятили на маленьком походном примусе.
   Весь вечер и даже уже лежа в спальном мешке Швартин мечтал о возвращении домой, в Киев. Евтеев не мешал ему, но слушал безучастно и долго не мог заснуть, глядя на яркие и далекие звезды...
   17
   ИЗ ЗАПИСЕЙ СЮНЯЕВА
   "Отчего в Мире такое огромное количество разнообразных аналогий и возможно уподобление друг другу явлений как будто бы совершенно различных, из разных - в нашем понимании - областей?
   Разве это не говорит - пока призрачно и невнятно, - что все многообразие существующих в природе законов, закономерностей, само многообразие мира - внутреннее и внешнее - являются производными от чего-то единого, в чем, однако, они были заложены в потенции при _условии Эволюции материи_, и _неизбежность_ самой этой Эволюции - тоже?
   С такой точки зрения интересно взглянуть на генетический код.
   Неверно считать, что в ДНК записана "готовая" информация, о "готовой" многоклеточной системе, например, о человеке. Информация, имеющаяся там, лишь _обуславливает_ тот или иной _путь развития_, который приводит к тому или иному конечному результату.
   Записи "готового" человека в генах нет. С этой точки зрения становится понятным тот факт, что при внутриутробном развитии человеческий зародыш ускоренно проходит все предшествовавшие человеку стадии биологической эволюции, что совершенно непонятно, если исходить из того, что в генах записана информация о "готовом" человеке.
   В Природе все тончайше взаимосвязано. В данном случае она подсказывает нам новый для нас способ записи информации, который в ней самой используется.
   Это не детальная, исчерпывающая информация о какой-либо системе, а _кодирующая такой путь развития материи_, при котором появление только этой системы _неизбежно_.
   Но чтобы пользоваться этим способом записи, надо совершенно ясно представлять как все сложнейшее дерево взаимосвязанных, взаимозависимых процессов (когда одни, происходящие сейчас, неизбежно программируют другие, которые произойдут в следующее мгновение), должное развиться из именно этого зернышка _минимально необходимой_ информации, так и уметь пройти в обратном порядке: проследить, как многообразные и многочисленные процессы, закономерности, качества неизбежно вытекают из менее многообразных и многочисленных - и так до некоего конечного, которое дальше нельзя уже упростить, "информационного семени".
   Естественно, что такой принцип записи возможен только при условии, что система эволюционирует, развивается.
   Подобная взаимосвязь и взаимозависимость существует не только в Природе, но и в нашем ее познании. Даже, казалось бы, небольшое изменение точки зрения на те или иные процессы, происходящие в Природе, вызывает - в конечном итоге - изменения радикальные. Вот почему надо с большим вниманием относиться и к тем предлагаемым изменениям точки зрения (особенно на взаимосвязь явлений в Природе), которые представляются, на первый взгляд, малозначительными, несущественными.
   Столь жаждуемая "безумная идея" явится, скорее всего, лишь небольшим поначалу изменением точки зрения на некоторые общеизвестные, банальные вещи. И похоже - чем радикальнее, в конечном итоге, будут результаты этого нового взгляда, тем тривиальнее и нелепее он покажется вначале.
   Нам еще слишком не хватает и ощущения, и понимания глубины взаимосвязанности в Природе, чтобы это оказалось иначе..."
   18
   - Ааа! - кричал Евтеев, пытаясь высвободиться из вязкой красной глины такыра, но она затягивала только сильнее, силы его подходили к концу, и он понял, что - все, ему не освободиться из мягкой, но мертвой хватки; хоть умом и понимал: это - смерть, помощи ждать неоткуда тут, в безлюдном пространстве, инстинкт жизни не давал смириться, и глаза - хотя Евтеев знал, что напрасно, - продолжали в бессмысленной надежде обшаривать окрестности.
   "Помогите!!!" - хотел закричать Евтеев, но пересохшие губы только разомкнулись и сомкнулись снова: кто мог услышать его крик? Это было все равно, что взывать к беспредельности. "Почему человек до самого конца не может поверить в свою смерть, даже если она уже стоит с ним рядом?.." зачем-то, наверно, просто по укоренившейся привычке, подумал он.
   - Нет, я не верю, что мне никто не поможет... - проговорил он сквозь стиснутые зубы, сжав кулаки так, что из промежутков между пальцами брызнула красная глина. - Я не верю, что мне никто не поможет и я сдохну на этом такыре, умру от удушья, а он сомкнется... надо мной...
   И он увидел Махатму. Тот легко шел к нему - высокий и худощавый, не оставляя следов на поверхности предательской глины, и его окружало голубое сияние.
   - Махатма... - прошептал Евтеев, чувствуя невыразимую радость избавления и глубочайшее удивление перед самим фактом его появления здесь, когда его - Евтеева - уже оставила последняя надежда.
   Махатма приближался будто во сне, ободряюще и светло улыбаясь, но вдруг сверху обрушился густой поток черной воды, и тут же погасло голубое сияние, а силуэт Махатмы заструился и стал истаивать...
   - Борис, проснись! - орал над самым его ухом Швартин, тряся за плечи. Ливень!..
   Евтеев открыл глаза - по лицу уже хлестали водяные струи - и стал с судорожной поспешностью выбираться из спального мешка.
   - В машину, скорее в машину!.. - подталкивал его Швартин. В кабине "Нивы" Евтеев начал приходить в себя, хотя еще смотрел вокруг пришибленно и удивленно.
   - Вот так дождик!.. - вдруг рассмеялся Швартин. - Чего мы перепугались? Ждали его, ждали, дождик пошел, а мы... Эх! - воскликнул он, распахивая дверцу машины и выпрыгивая в темноту под ливень. - Вот это душ!.. - и на сидение полетела сначала мокрая ковбойка, а потом брюки. - Душ Шарко... Борис, вылазь, а то пожалеешь!..
   Евтеев еще с минуту сидел, окончательно приходя в себя, потом взялся за ручку дверцы, но Швартин вдруг торопливо залез в машину, лицо его было озабоченным:
   - Черт... прибывает вода, - сказал он. - Мы, кажется, не там остановились, надо стать где-то повыше.
   Он завел мотор, включил фары и дворники.
   По лобовому стеклу струился поток воды, и, хотя фары были переключены на дальний свет, ничего толком не было видно. Евтеев высунулся в открытое окно; свет фар терялся в десятке метров перед машиной; казалось, природа обрушила на Гоби всю ту воду, которую по рассеянности не давала ей долгие сухие годы. Мутный, бурлящий поток, становящийся все стремительнее, прибывающий на глазах, уже бил в буфер машины. За какие-то считанные минуты "Нива" и Евтеев со Швартиным в ней вдруг оказались словно среди ярящейся реки.
   - Быстрее, зальет мотор!.. - невольно крикнул Евтеев. - Давай, Степа!..
   Швартина не надо было подгонять: напряженно-собранный, он развернул машину под углом к потоку, и она медленно, но упрямо выбиралась туда, где должен был быть берег неожиданной реки. Было мгновение, когда им обоим показалось, что опасность прошла, все кончится благополучно и останется в памяти лишь забавным приключением, но в открытое боковое окно Швартин вдруг совсем рядом увидел метровую селевую волну; он лишь успел повернуть голову к Евтееву, как она ударила по кузову машины, плеснулась грязью в салон и развернула "Ниву" капотом навстречу потоку. Следующая волна Евтеев со Швартиным еще не успели опомниться - ударила в лобовое стекло, перекатилась через крышу, смахнув с багажника плохо прикрепленные вещи; мотор заглох.
   - Прыгай!.. - крикнул Швартин. - Сейчас перевернет!..
   Евтеев открыл дверцу и, оглянувшись, скорее почувствовал, чем увидел, как Швартин, перегнувшись на заднее сидение, пытается взять рацию.
   - Прыгай!.. - заорал Швартин, поняв, что Евтеев мешкает, и тот вывалился из машины в воду и темноту.
   Едва он стал на ноги, его тут же сбила и поволокла тяжелая, вперемешку с грязью, волна. Евтеев судорожно забился, стараясь не захлебнуться, удержаться на поверхности, его несколько раз перекрутило в потоке, и он очутился в сплошной темноте среди бушующей воды. Он ощутил острый, как удар ножом, страх, растерялся до беспомощности и только минуту - или час? - спустя вновь понял простую вещь: чтобы скорее выбраться, надо плыть поперек потока, лишь это самый короткий путь к спасению. У него даже не было времени крикнуть. "Только бы не ударило о камни..." - билась в голове единственная мысль.
   Когда, наконец, он выполз из селевого потока, отполз подальше и распластался на мокром щебне под уже прекращающимся ливнем, он не мог сказать, сколько времени продолжалась его лихорадочная борьба за жизнь. Вокруг по-прежнему была густая темнота, он лежал не только опустошенный, но, казалось, до предела выжатый, без сил и без мыслей. Потом ему стало холодно, забила дрожь, он заворочался и вспомнил: "Швартин!.."
   - Степан!!! - закричал Евтеев, вскакивая на ноги.
   - Степан! Степан!.. - кричал он, топчась на берегу уже стихающего потока.
   Ему страшно было даже допустить мысль, что Швартин мог погибнуть; но где его искать? Куда идти: вверх или вниз по течению?..
   Вначале он пошел вниз, до рези в глазах всматриваясь в темноту, стараясь не оступиться на острых камнях, время от времени останавливаясь и зовя Швартина. Но скоро убедился, что эти поиски ничего не дадут, надо ждать рассвета: может, Швартин лежит где-то на берегу без сознания, а он уже прошел мимо него в темноте. "И не вниз надо идти, а вверх по течению, - подумал Евтеев. - Швартин сильнее, выносливее, он, как альпинист, бывал, наверно, в подобных переделках и поэтому должен был выбраться из потока раньше меня..."
   Сжавшись от холода в комок, не в состоянии еще оценить положение, в котором они оказались, Евтеев нетерпеливо ждал рассвета. Он продолжил поиски, едва начало сереть. Теперь он уже понимал, что дорога, по которой они вчера ехали, никогда не была руслом реки - это русло проложили селевые потоки. Прошедшая ночь вспоминалась бы приснившимся кошмаром, если бы перед его глазами не было свидетельств только отбушевавшей стихии. "Что же стало с машиной?.." - придавленно и потрясение подумал Евтеев.
   Солнце еще не вышло из-за дальнего хребта, когда подул теплый ветер.
   Евтеев торопливо шел, пристально вглядываясь во все вокруг, но Швартина не было видно. "Может, Степан выбрался на другую сторону?.. - подумал он и решил: - Дойду до места нашей вчерашней стоянки, я, кажется, запомнил его окрестности, и - если Степана не будет - пойду обратно по тому берегу..."
   На мгновение он словно увидел себя издалека и сверху: крошечная фигурка на покрытом солнечным загаром, кажущемся оплавленным щебне в центре неоглядного, безлюдного и дикого пространства. До озноба, так что передернул плечами, Евтеев ощутил свои малость и затерянность.
   Швартин, грязный, в одних плавках, сидел, вытянув ноги и привалившись спиной к большому камню. Глаза его были закрыты, лицо сморщено в гримасе страдания. Услышав хруст щебня под ногами Евтеева, он устало взглянул на него и попытался улыбнуться.
   - Что с тобой, Степа?.. - бросился к нему тот.
   - Не суетись... - спокойно усмехнулся Швартин. - Я, кажется, сломал ногу.
   - Ногу?.. - машинально переспросил Евтеев, потерянно глядя на распухшую от колена до стопы правую голень Швартина.
   - Ногу... - кивнув, грустно подтвердил Швартин. - Ты не суетись, мягко попросил он. - Сядь, успокойся.
   - Ну и ночка была!.. - не удержался Евтеев и почувствовал, что сказал это глуповато.
   - Ночка была и прошла... - задумчиво глядя вдаль, проговорил Швартин. Надо думать, что делать дальше...
   Евтеев понурился, вдруг остро ощутив приступ мучительной вины.
   - А машина?.. - с бессмысленной надеждой произнес он.
   Швартин посмотрел на грязное русло, по которому еще недавно мчался сель.
   - Можно попытаться поискать... но ручаюсь, что это груда металлолома...
   - А рация? - с последней надеждой проронил Евтеев.
   - Я выпустил ее, когда меня сбило волной... Но даже если мы найдем ее теперь и в полной исправности, она все равно будет годиться только на то, чтобы забивать гвозди...
   Евтеев недоуменно взглянул на него.
   - Разрядились батареи... - пояснил Швартин.
   19
   ИЗ ЗАПИСЕЙ СЮНЯЕВА
   "Без понимания законов перехода _структурных_ изменений в _качественные_ нельзя понять даже вариацию свойств (крайне многообразных, если учесть, что это простейшее химическое соединение) обыкновенной воды. Этот закон включает закон перехода количества в качество, как один из частных случаев. То есть количество - это всего лишь один из _факторов_ непременное условие - делающих возможным (и неизбежным) возникновение какой-либо определенной структуры и - _соответственно_ - определенных качеств, не существовавших ранее.
   Нет сомнения, что существуют и другие факторы, делающие неизбежным возникновение других определенных структур.
   В постижении _структур_, которые, несомненно, сами тоже являются новыми факторами для еще более сложных структур, и состоит, по-видимому, глубинное постижение мира и - наверняка - тайны возникновения жизни.
   Мы еще только приближаемся к пониманию того, сколь много значит структура, сколь это важно и в мертвой, а особенно в живой природе.
   И еще. Из эволюции жизни видно, что найденные удачные решения она широко (например, устройство глаза) использует в самых разных организмах на протяжении огромного времени.
   Но почему из этого общеизвестного факта не возникает простого и закономерного предположения, что _точно так_ же обстоит дело и в случае с другими структурами, то есть опыт _структурного строения_ биологических организмов - организмов из клеток - используется ею и при построении самоорганизующихся систем, состоящих из _других единиц_?.."
   20
   Лишь через несколько часов до Евтеева и Швартина начала по-настоящему доходить вся трагичность их положения. Гоби заманивала в свои безлюдные просторы, но не хотела отпускать назад. Впервые она попыталась оставить их в себе навсегда, когда бросила под колеса машины незасохший такыр. Они избежали ловушки и не вняли предостережению. И тогда Гоби, смеясь над их неопытностью и беспечностью, сомкнула объятия...
   Чем дольше длилось молчание, тем тягостнее и невыносимее становилось оно для Евтеева. Надо было что-то делать, но только не сидеть, медленно поджариваясь на солнце.
   - Я пойду поищу машину, - с невольной виной сказал он, поднимаясь на ноги.
   - Да, - кивнул Швартин, - посмотри, что там осталось из нашего снаряжения, что можно еще использовать.
   Он долго с печальной грустью смотрел на худую спину Евтеева, торопливо шагавшего вдоль русла селевого потока.
   "Вот и все... - думал Швартин. - У нас нет даже одного шанса из тысячи... Как странно играет с нами судьба... Мог ли я подумать, что моя жизнь кончится в тридцать восемь лет да еще в пустыне Гоби...
   Мы, конечно, обречены: контрольный срок возвращения в Баян-Гоби истечет только через шесть дней, тогда лишь отправятся на наши поиски. Хотя бы не на лошадях... - вдруг усмехнулся он. - К этому времени мы погибнем от жажды, если случайно не набредем на источник...
   Конечно, не набредем: мы будем очень медленно брести с моей сломанной ногой, слишком мало проходить за день... Борис не сможет меня нести, сможет только поддерживать... Даже костыли не из чего сделать в этом каменном пекле...
   Обречены - это яснее ясного, хотя за жизнь будем, конечно, бороться до конца: что же делать еще?.. Но вот что странно: я все понимаю и в то же время не чувствую страха перед смертью. Почему?.. Может, потому, что кажется, будто еще не скоро придет ее минута?.. Нет страха перед тем, что жизнь уходит, с сегодняшней ночи отсчитываются ее последние дни... А что есть? - Швартин с напряженной пристальностью вслушивался и всматривался в себя. - Есть мудрое и спокойное сожаление, - с удивлением понял он. - Если выразить его словами, то будет, пожалуй, так: "Жаль, что так получилось, но что же? Это не повод для малодушия. Твоя жизнь все-таки не прошла зря. Ты уходишь, но остаются другие..."