Подколзин Игорь. Год черной собаки. Фантастический роман

   — Над вами. Вы подходите по всем статьям. Причины я объяснял. Вы-то не против, Фрэнк?
   — А что остается? — Он выпятил губы, как ребенок. — Буду до конца царапать чело венцом мученика.
   — Тогда, друзья, — Эдерс встал, — прошу наверх, там все смонтировано и готово к действию…
   Грег разделся и улегся на кушетку под рефлектор.
   — Включайте облучение, Миша. — Эдерс повернулся к Уварову. — Засеките время. Полчаса спустя — вырубите. Ведите историю болезни, как и раньше. Я приготовлю препарат. — Он стал возиться с никелированным боксом, в котором кипятились шприц и иголки.
   Загудела установка. Под рефлектором засветился неосязаемый светло-фиолетовый ореол. Постепенно он приобрел странный лиловатый оттенок.
   — Что чувствуете?
   — Ничего, — усмехнулся Грег. — Как и в прошлый раз.
   — Время вышло! — Физик щелкнул тумблером.
   Наступила тишина, свечение снова каким-то совершенно непонятным образом втянулось в рефлектор и исчезло.
   — Сделаем две инъекции. Одну в ягодицу — переворачивайтесь. Другую — в двуглавую мышцу. — Доктор ввел иглу. — Не дергайтесь — это не больно.
   — Ничего себе, будто раскаленным штыком. Вот в вашей клинике медсестра-брюнетка, с ней вы резались в картишки…
   — Замолчите! — прикрикнул Эдерс. — Как теперь?
   — У-у-у, — прогудел Грег.
   — Что у-у?
   — По всему телу словно разбегаются букашки с раскаленными лапками, даже по ушам ползают. О-о!
   — Это вам кажется. Слабости не ощущаете? Нет? Вставайте.
   — О-ох. — Грег поднялся и набросил халат.
   — Через каждый час будете под моим руководством пять минут делать гимнастические упражнения.
   — Весь день? — ужаснулся Грег. — Надеюсь, питаться-то мне не возбраняется?
   — Чувствуете аппетит? — встрепенулся врач. — Ешьте сколько влезет, чем больше, тем лучше, и что угодно, желательно сладкое, острого поменьше. Мартин, возьмите это на себя, пожалуйста.
   — Буду откармливать, доктор, как рождественскую индюшку…
 
   На следующий день, спустя полчаса после второй инъекции, Грегу стало плохо. Он лежал, тяжело дыша, укрытый по горло простыней. Хрипло постанывал сквозь сжатые зубы. Лицо пылало, губы пересохли и потрескались. Несмотря на включенный для обогрева кондиционер и жару, его бил озноб. Температура подскочила до сорока по Цельсию. Резко поднялось кровяное давление.
   Эдерс, ссутулясь на краю кушетки, не выпускал из рук запястье. Его обычно круглые щеки ввалились, усы обвисли, черная грива взлохматилась, волосы прилипли ко лбу.
   Уваров и Мартин с осунувшимися лицами стояли рядом, нервно переминаясь с ноги на ногу.
   — Что делать, доктор? — спросил Мартин.
   — Мне все-таки думается, так и должно быть, — словно убеждая себя, произнес Эдерс. — В организме совершается невиданный доныне процесс, он не может проходить гладко. Если хотите, организм как бы растерялся и ищет выход из столь необычной и, главное, непривычной для него ситуации. Будем помогать ему симптоматически.
   — Как это?
   — Вводить жаропонижающее средство, антибиотики, попытаемся снизить кровяное давление, то есть давать лекарства в зависимости от симптомов, поставим на голову холодный компресс…
   Вечером Грег впал в беспамятство. Термометр показывал сорок один с лишним. Он задыхался. Начался бред. Кровяное давление подскочило сверх всякой нормы. Пульс не прощупывался. Казалось, Грег умирает.
   Мартин сидел у окна в кресле, не спуская потемневших и запавших глаз с разметавшегося на кушетке Грега. Губы негра шевелились, точно он шептал молитву. Уваров сцепил пальцы и, прижав их к груди, нервно ходил взад и вперед по комнате.
   Доктор откинул простыню. Тело Грега распухло, натянувшаяся кожа стеклянно блестела.
   — Боже мой! — вдруг закричал доктор и всплеснул ладонями.
   Русский и негр вздрогнули и уставились на Эдерса.
   — Господи! Как же я не сообразил! Идиот! Мартин! Быстро! У нас есть оливковое масло?
   — Есть, — встрепенулся негр и вскочил.
   — Живо! Сюда, все, какое имеется. Скорее, черт побери!
   Мартин бросился вниз. Было слышно, как он с грохотом скатился с лестницы.
   — Что случилось, доктор? — Уваров кинулся к Эдерсу.
   — Как я не сообразил. — Врач схватился за голову. — Ведь именно это и происходит. Вот одна из причин. Боже ты мой.
   — Да в чем дело, доктор? — Русский схватил его за плечи и принялся трясти. — В чем дело?
   — У него растут мышцы! Понимаете, рас-ту-ут!
   — Понимаем. — Физик выпустил плечи Эдерса. — Ну и что?
   — А куда им расти? Кожный покров не успевает растягиваться. Мартин! Где вы там?
   — Бегу! Бегу!
   В комнату влетел негр с бутылкой в руках. Он тяжело дышал.
   — Вот… Все… Что есть.
   — Лейте ему на грудь и начинайте растирать. Мишель! Кислородную подушку. Да шевелитесь, дорога каждая минута. Это надо было предвидеть. Подготовить до первой инъекции.
   Час спустя Грегу немного полегчало, но в сознание он не приходил.
   — Несите его в ванну. Теплую воду разбавьте бадусаном. Смоем масло, дадим возможность коже немного вздохнуть. Затем применим легкий массаж. Мартин, у нас найдется крем?
   — Кре-ем? Не-ет. — Он отрицательно покачал головой. — Разве в комнате Юты? Хотя что я — она не пользуется косметикой. Бедная девочка, что с ней будет, если Фрэнк умрет.
   Ночь обитатели коттеджа провели без сна.
   Утром Грег пришел в себя и слабым голосом попросил пить. Его напоили соком, и он уснул.
   — Кризис миновал. Конечно, это не главная причина — растяжение, но все же. — Эдерс смахнул ладонью пот с лица.
   — А почему вы не применили обратный ход? — спросил физик.
   — Какой обратный ход? — Врач непонимающе посмотрел на Уварова, но, что-то сообразив, стукнул себя кулаком по лбу. — Ведь можно бы было сделать облучение, способствующее уменьшению мышц, и все стало бы на свои прежние места. Что же вы молчали раньше? — набросился он на русского. — То фонтанируете вопросами, а то как в рот воды набрали!
   — Не хотел вам мешать, — начал оправдываться Уваров.
   Скрипнула дверь. Показалось лицо Мартина.
   — Идите поешьте, пока не простыло, все на столе. Я подежурю. — Он вошел и присел на кушетку в ногах.
   — Чуть чего, сразу позовите. — Доктор взглянул на Уварова. — Пойдемте перекусим, вы же не спали ночь Пойдемте.
   Они спустились вниз.
   — Никогда себе не прощу, — ворчал, жуя, доктор. — Если бы с Фрэнком что-нибудь случилось, я бы не знаю, что натворил. Вы тоже хитренькие, — он выпятил губы и заговорил, подражая голосам друзей: — Доктор, вы все можете. Доктор, вы все умеете. Идете на риск во имя человечества. Как я дал себя уговорить? Это от моего безволия.
   — Доктор! Милый наш главный врач! — начал проникновенно Уваров и протянул ему чашечку кофе. — Не казнитесь и пощадите ваших никчемных рабов. Я любовался вами, когда вы гоняли нас с Мартином. Куда девался ваш флегматизм? Вы, как полководец, маневрировали армиями. Не хватало разве коня и развернутого знамени.
   — Да будет вам. — Эдерс махнул рукой и чуть не выронил чашку. — Хватит петь дифирамбы, я оплошал. Скажу откровенно, просто растерялся, видно, поэтому мы, врачи, избегаем лечить своих близких — приглашаем коллег.
   — Доктор! — донеслось сверху. — Он проснулся и просит есть!
   Эдерс и Уваров побросали бутерброды на стол и помчались наверх.
   — Есть просит? Проголодался? — Доктор взглянул на лежащего с открытыми глазами Грега и взял его вялую руку.
   — О-о. Уже лучше. Как самочувствие?
   — Слабость страшная, — прошептал Фрэнк. — И словно на меня напялили гидрокостюм не по размеру или в гипс взяли, жмет.
   — Что я говорил! — Врач поднял палец. — Помассажируем еще, а вы, Мартин, приготовьте куриный бульон и какао. Но кормите понемножку, пусть потерпит, с голоду не умрет…
 
   Неделю спустя доктор разрешил Грегу вставать.
   Утром друзья собрались в комнате Фрэнка. Он стоял в купальных трусах на ковре в центре. Эдерс, суетясь, бегал вокруг, мял его мышцы, щупал живот, заставлял приседать и поднимать руки, выслушивал сердце и легкие.
   — Прямо Геракл, — удивился Уваров. — Мне кажется, вы стали выше, подросли, что ли. — Он положил Грегу ладонь на макушку, провел к себе. Ребро ее уперлось ему в переносицу. — Нет. Показалось. А я уж подумал — обогнали меня.
   — Заметьте, — Эдерс отстранился, — он не сделался неуклюжим или, как иногда говорят, мускулы его не развиты до безобразия. Нет. Все гармонично, изящно и пропорционально. Как вам это нравится — ни одной морщинки. А?
   — Ах вот в чем дело! — воскликнул Уваров. — Я никак не мог понять, что еще изменилось? Он же помолодел. Ни морщин, ни седых волос. У него же была спереди прядка. Помните, Мартин?
   Негр кивнул.
   — Вы помолодели лет на пятнадцать. Выглядите значительно моложе меня, а ведь на самом деле старше.
   — Ничего, Миша, не расстраивайтесь, мы и вас переделаем и омолодим. — Доктор потрепал его по щеке. — Будете как юноша.
   — Мне это уже ни к чему, да и не для кого. Я человек конченный.
   — Не говорите так, — Грег обнял русского. — Если бы вы знали, как стали мне дороги. Теперь я понял, что, кроме Кребсов и Мартина, нужен еще кому-то. Спасибо, друзья.
   — А мисс Юта? — Мартин улыбнулся.
   — Ну, — Грег засмущался, — и ей, конечно.
   — Вы, Фрэнк, счастливчик. И не спорьте со мной, — доктор с восхищением осматривал Грега. — Сначала Юта вам симпатизировала, хотя вы были инвалидом. Когда обрели нормальный облик, она в вас влюбилась. Да-да. — Он сделал жест, заметив, что Грег намеревается перебить. — А теперь я даже не представляю, что с ней будет…
   — Все они… — начал Уваров и запнулся. — Я хочу сказать, кто их там разберет. Вот я, например, в детстве мечтал стать моряком, как отец. Читал запоем о морях, океанах, дальних странствиях. Помню, подвернулась мне книжонка, в которой описывался любовный роман адмирала Горацио Нельсона и леди Эммы Гамильтон. Впервые они встретились, когда Нельсон был капитаном, молодым и здоровым. Представьте, Эмма не обратила на него никакого внимания. При штурме крепости Кальви на Корсике он теряет глаз. Через три года, при атаке Санта-Круса на Тенерифе в Атлантике — остается без руки. Ее ему отхватили по плечо. Полная аналогия с Грегом. Но вот тогда-то, попробуй пойми женщин, леди Гамильтон влюбляется в адмирала без ума и остается верной ему до конца дней.
   — Так что же мне, для усиления любви Юты снова выбить глаз и оторвать кисть?
   — Зачем же, — запротестовал физик, — я сказал к тому, что не знаю, как это объяснить.
   — Проще простого, — вмешался Мартин. — В эту войну я плавал вместе с моим хозяином Эдуардом Бартлетом, бывшим шефом Фрэнка, на торпедном катере. Был матросом. Тоже интересовался жизнеописанием многих флотоводцев, в том числе и Нельсона. Могу ответить вам, Миша, почему Эмма отвергла молодого и здорового и снизошла до постаревшего и увечного.
   — Почему же?
   — Она была очень расчетливой женщиной. Это отмечали даже ее доброжелатели. Вспомните ее замужество. Сэр Гамильтон был старше своей юной супруги почти на сорок лет, но богат и знатен. При первой встрече с Эммой Горацио — всего лишь малоизвестный капитан, а спустя пять лет калека, но прославленный адмирал. Вот и ответ.
   — Умница, Мартин, логично, — с одобрением произнес Эдерс и обратился к Уварову: — А почему вы, Миша, не стали моряком?
   — Плохое зрение. Это наследственное, очевидно, мама тоже еще девочкой носила очки. Тогда не только во флот, но и вообще в армию при таком зрении дорога была закрыта. Пришлось менять мечту, наступить на горло собственной песне.
   — И не жалеете?
   — Сначала очень переживал. Потом успокоился, а теперь, после того, что совершилось на моих глазах, понял: наука — мое истинное призвание, и я бы мог стать неплохим ученым.
   — Вы уже ученый, и, по-моему, хороший, — сказал Грег. — Не скромничайте, Миша. Да и все у вас впереди, вы еще так молоды.
   — У меня все позади, — упрямо возразил Уваров. — Я сам перечеркнул судьбу и справедливо наказан. Люди чаще всего пытаются переложить причину своих бедствий на кого-то другого, видно, так удобнее. Я же признаю: виноват во всем сам.
   — Полно, полно. — Грег улыбнулся. — Один мой знакомый говорил: необратима лишь смерть — остальное поправимо. Не забывайте, у вас есть друзья. Не отчаивайтесь, все образуется, я уверен.
   — Спасибо, Фрэнк, на добром слове, но смерть нравственная во сто крат страшнее смерти физической.
   — Доктор, — Мартин решил увести разговор в иное русло, — как проверить, кроме любования на его мускулы культуриста, стал ли Фрэнк действительно сильнее или это внешний эффект?
   — Вопрос, прямо скажем, отнюдь. — Эдерс задумался. — Одевайтесь, Грег, довольно хвастаться бицепсами и прочими атрибутами, пойдемте и что-нибудь попытаемся поднять. Собирайтесь. Сейчас проверим, вдруг это не так и не то, шут его знает.
   Когда Грег оделся, они спустились вниз и вышли во двор.
   — Вот, например, это, — доктор взял металлический стержень для запора дверей толщиной в два пальца. — Я уверен, никто из нас, даже самый молодой, Уваров, его не согнет. Попытайтесь вы, — он протянул стержень Грегу.
   Фрэнк ухватился за концы и, напружинившись, согнул в дугу.
   — Вот это да-а-а! — удивился Уваров. — Прямо как наши русские богатыри Поддубный или Заикин.
   Грег отбросил стальной прут, отряхнул ладони и направился к стоящему у павильона «лендроверу». Ухватился за задний бампер и без особых усилий, как могло показаться со стороны, приподнял машину. Колеса повисли в воздухе.
   — Прекратите! — закричал Эдерс.
   Грег осторожно опустил автомобиль и сказал:
   — Итак, последний эксперимент из задуманных нами завершен. Теперь пусть каждый готовит свои дела к ликвидации. Оставляем прибор РУ, два комплекта пленки и аккумулятор. Остальное: записи, чертежи, расчеты, аппаратуру для наведения Т-поля — уничтожаем. Нет других мнений или предложений?
   Все отрицательно покачали головами.
   — Не теряйте времени. Завтра соберемся и окончательно решим, как поступать в дальнейшем. Пойдемте.
   В высоком небе, словно в морской шири, отражались желтые пески пустыни. Белесым шаром нестерпимо сияло солнце. Над колеблющимся горизонтом плавал перевернутый вверх ногами далекий мираж. Теперь это были не желтоватые минареты и пальмы, а какой-то огромный и современный город. Отделенные колеблющимся стекловидным маревом, чуть колыхались небоскребы, телевизионные башни, виадуки и мосты.

14. АЛЬТЕРНАТИВА

   — Ха! Ха! Ха! — раскатисто и гулко, то ли наяву, то ли во сне донеслось до Грега.
   — Ух! Ух! Ух! — отозвалось по всему этажу эхо.
   Фрэнк открыл глаза, приподнялся и сел в постели. Стало жутко. По спине пробежал противный холодок.
   Сквозь шторы в комнату вползал рассвет. В проеме двери едва различалась фигура человека. Грег тряхнул головой, словно сбрасывая дрему, и, приглядевшись, узнал профессора. На нем была та же цвета хаки рубашка с короткими рукавами и погончиками, шорты и сандалии на босу ногу. Как и в первую встречу, так напугавшую Грега, бронзовое лицо до жути напоминало маску Фантомаса, голос звучал зловеще.
   — Ха! Ха! Ха! — снова пророкотал Эдвин и шагнул через порог.
   — Профессор! — Грег выскочил из кровати, шлепая ногами по прохладным циновкам, бросился к Эдвину, закричал весело: — Вам снова почти удалось ввести меня в трепет. — Он обнял его и ткнулся носом в пахнущую пустыней, собаками и мылом грудь.
   Эдвин улыбнулся, фантомас испарился — появился добродушный фермер с юга из тех, кто разводит на своем ранчо бобы и кукурузу.
   — Как вы здесь очутились? — Грег отстранился и заглянул профессору в глаза. — Дверь на запоре, сигнализация включена.
   — Вы деградируете как детектив, Грег. Такой наивный вопрос не удосужился бы задать и доктор Ватсон своему другу с Бейкер-стрит Шерлоку Холмсу. — Он прищурился. — Во-первых, — загнул мизинец с аккуратно подстриженным ногтем, — у меня есть ключ. Во-вторых, я знаю, как и где отключить сигнализацию. В-третьих, — он стал поворачивать Грега из стороны в сторону, — что произошло с вами? Ну травмы ладно, но вы же стали атлетичнее и, как мне кажется, моложе и выше? Ну-ка, ну-ка? Да-а. — Он отодвинул Грега. — Опять штучки вашего Смайлса?
   — Опять, профессор.
   — Потрясающе, — Эдвин взял в ладони его лицо и приблизил вплотную. — Потрясающе, — повторил удивленно, сжал пальцы Грега. — Значит, открытия — реальность, а не досужий вымысел параноика?
   — Реальность, профессор.
   — Да-а-а. Какой человек работал со мной бок о бок, а я, старый ихтиозавр, занятый своими ископаемыми, не заметил его талантов.
   — Вы несправедливы к себе, профессор. — Грег усадил его в кресло. — Вы отзывались иначе: Смайлс был нулем в археологии, вы сказали тогда — курицей, но мог оказаться орлом на другом поприще. Вы обратили внимание на его необычность, но не уточнили, в чем она заключалась.
   — И поделом. — Эдвин хлопнул себя по колену. — Значит, вы пришли в норму и почиваете на лаврах. Я приехал рано, как видите, успел переодеться и побеседовать с Мартином. Он-то и просветил меня по поводу ваших с доктором опытов. Иначе я при виде вас удивился бы больше. Я-то думал, застану тут бурную деятельность, — Эдвин выпятил губы, — а попал в царство Морфея. Один Мартин, бедняжка — святой человек, — на ногах. Завтраком-то накормите? Прямо скажу, одолевает голод.
   — Что за вопрос, профессор? — Грег начал поспешно одеваться. — Сейчас устроим и расскажем подробности.
   — Откровенно говоря, я удивлен. Хотя легче удивить сфинкса. Добро, пойду вниз, — он встал. — Как» будете готовы — присоединяйтесь.
   Когда Грег сбежал по лестнице в холл, все уже завтракали. Дымился и фыркал, распространяя густой аромат, кофейник. Мартин раскладывал по тарелкам яичницу с беконом. На блюде лежали сандвичи и свежие румяные булочки. Эдерс суматошно размахивал руками почти у лица профессора, что-то ему то ли объяснял, то ли доказывал. Уваров ехидно улыбался и недоверчиво покачивал головой.
   — Доброе утро! — Грег потянул носом. — Ну и запах.
   Пахло свежесваренным кофе, поджаренными гренками, ванилью, сдобными слойками и еще незрелыми, не набравшими сока помидорами. Фрэнк уселся рядом с профессором и, потянувшись за масленкой, спросил:
   — Вижу, доктор ввел вас в курс событий?
   — Не только ввел, но и пытается навязать мне роль царя Соломона, третейски рассудить их диспут с Уваровым: кто они, Смайлсы? Медики, физики, химики или еще бог весть кто.
   — Но, — Эдвин поднял руку с зажатой вилкой, — какая в конце концов разница? Об этом еще пронырливые дельцы от науки напишут со временем сотни монографий. — Он положил вилку и помахал ладонью, словно разгоняя табачный дым.
   — Правильно, профессор, — закивал Уваров. — Но все благодаря открытию Т-поля.
   — Да успокойтесь же! — Эдвин постучал по столу. — Куда продуктивнее, если бы вы посвятили меня, что собираетесь делать дальше? На вас свалилось выдающееся по научной ценности и пользе людям открытие. Вот я и интересуюсь, как намерены им распорядиться?
   Воцарилось молчание, словно вопрос застал друзей врасплох. Но по выражению их лиц создавалось впечатление, что каждый прикидывал, как поступить, но сомневался в правильности решения и не был уверен, что поддержат остальные.
   — Так что собираетесь предпринять? С какой целью вы все это затеяли?
   — Понимаете, профессор, когда мы собирались ехать в экспедицию, то точно не представляли, что получим практически от этих материалов, — начал Грег. — Чего скрывать, мы и не особенно верили в успех, сомневались. Цель отодвинулась на задний план. Вернее, главным стало найти изобретения, а уж затем решать.
   — Но теперь-то у вас сомнений нет? Пора сформулировать перспективу. — Профессор поднялся и прошелся по холлу, охватив пальцами подбородок. Остановился, взглянул искоса и произнес: — Как меня информировали Эдерс и Уваров, в вашем распоряжении поистине уникальные открытия. По значению я затрудняюсь искать им аналогию. Но пора определить их судьбу. Вот и любопытно узнать ваше мнение. Я не думаю, чтобы каждый не прикидывал, как поступить, пусть мельком, но думал об этом. Вот, например, вы, Грег? — Он ткнул пальцем в грудь Фрэнка.
   — Я-а-а? — Грег не ожидал вопроса.
   — Вы, вы! Лично, что думаете по этому поводу?
   — Смутно представляю. Так, роились отдельные мыслишки: создать концерн, нечто вроде крупного промышленного предприятия широкого профиля. Выпустить акции, организовать сеть лабораторий, клиник, привлечь специалистов различных направлений. У нас с доктором состоялся подобный разговор, но в общих чертах, — он взглянул на Эдерса.
   Тот в ответ согласно кивнул.
   — Но потом мы отказались от самой экспедиции. — Он замялся. — Ну не совсем чтобы окончательно, но как-то заколебались, что ли, засомневались.
   — Причина? — Эдвин поднял голову.
   — Понимаете… — Грег явно не находил слов, чтобы точно сформулировать причину.
   — Ну не мямлите. — Профессор вскинул брови. — Испугала нехватка капитала? Ведь на подобное предприятие нужны деньги и отнюдь не малые. Где вы собирались их раздобыть?
   — Предполагалось основать акционерное общество, — неуверенно ответил Грег, — или что-то вроде.
   — А кто будет пайщиками? — Эдвин остановился. — Промышленники? Банкиры? У них вы хотели позаимствовать средства?
   — Отчасти… — начал Грег.
   — Ерунда, — резко перебил профессор. — Причина, как я представляю, не в нехватке средств, а в чем-то совершенно ином. Мне думается, именно в нежелании обращаться ко всем перечисленным мною субъектам. Не мне вам, юристу, объяснять. Прежде чем вы не запатентуете открытий — никто не даст ни цента. А запатентовать их вы не имеете права — они не ваши, а Смайлсов, которые их вам не завещали. Даже наоборот, хотели оставить в тайне. Так, мне помнится, Смайлс-младший и заявил перед своей трагической кончиной. Стоит вам вылезти с ними на свет божий — десятки крючкотворов, нанятые тем же Робинсоном, мгновенно докажут: исследования сделаны в его лаборатории, он их финансировал, платил жалованье Смайлсу. Эрго — они принадлежат ему, если и не все, то часть. Остальные он прикарманит впоследствии. И вам конец — ничтоже сумняшеся упрячут за решетку, как похитителей чужого изобретения. И придется мне таскать вам продукты в тюрьму, дабы вы, обладатели несметных, как вам казалось, сокровищ, не протянули с голодухи ноги в этом казенном доме.
   — Мрачная картина, — прокомментировал Грег и возразил: — Но не обязательно трубить на весь мир об открытиях. Сговоримся исподволь с отдельными предприимчивыми бизнесменами. Ознакомим их в общих чертах с нашими планами. Заинтересуем прибыльностью и гуманностью дела. Наконец, средства можно достать и самим.
   — Поделитесь. Как же? — Эдвин прищурил один глаз.
   — С помощью аппарата РУ в режиме «усыпление» из банков. Там денег вдоволь, и большинство получено путем не только нечестным, но даже, с точки зрения нашего общества, не всегда законным.
   — Я удивляюсь вашей наивности. — Профессор всплеснул ладонями. — Неужели вы думаете, что разные там Робинсоны и им подобные допустят, чтобы кто-то загребал золото лопатой, а им ничего не перепадало? До истоков вашего обогащения быстренько докопаются. Вас устранят, не юридически, так физически. Захватив открытия, пустят в оборот. Они тоже создадут разные центры. Но какие? В одних станут лечить и совершенствовать тех, кто за это выложит солидный куш. В других будут производить сильных, послушных и всем довольных рабов. В третьих готовить новое изуверское оружие на основе аппарата РУ, превращающего в пыль и сооружения и людей. Да вы представляете, что можете натворить?
   — Но мы же… — начал Грег.
   — Не перебивайте! — остановил Эдвин и, чуть повысив голос, продолжил: — Вы своими руками передадите этой шайке средства для безграничного обогащения и безграничной власти над планетой. — Профессор почти кричал. — Не хотелось бы мне, да, не хотелось бы, при всей моей жизнерадостности и оптимизме, дожить до подобного катаклизма. Он станет ужаснее во сто крат любого ядерного бума. Заменив вашими элементами и автоматами промышленные предприятия и энергетические установки, воротилы освободятся от сотен миллионов людей. Их они ликвидируют без хлопот — растворят в прах. Планета опустеет, на ней останутся лишь угодные сильным мира сего. И эту силу дадите им вы. Да-да — вы, как ни странно, пекущиеся на самом деле о благе человечества. Думали вы об этом, я спрашиваю? Нет? А надо бы. — Он резко отбросил стул и сел. Чуть помолчав, добавил устало: — Вот и решайте. Заодно вспомните, почему Смайлс собирался уничтожить свое детище. Он прекрасно представлял, что произойдет, попади оно в грязные руки.
   — Ужасно, — прошептал Мартин.
   Чувствовалось, слова профессора потрясли слушателей. Они сидели растерянные, взволнованные, понурив головы, будто в чем-то уже признали себя виновными. Мартин застыл с блюдцем и чашкой, руки дрожали, посуда звякала.
   Молчание нарушил Грег. Тоном, словно он и считает себя главной причиной человеческой драмы, спросил:
   — Что же нам делать? — Голос прозвучал беспомощно. — Подскажите, профессор, вы мудрее и опытнее, вы умнее нас?
   — Что делать? — повторил Эдвин. — Думать! Думать и не спешить. Иначе натворите такого, — он закатил глаза, — чего себе никогда не простите, да и вам никто не простит.