– Я из племени человеков. Человеки еще не научились выражать свои мысли. Человеки не страшны хапам и хупам.
   Тых посмотрел на Ануку, словно учитель, попавший впросак.
   – Пусть Анука подождет, пока ее спросят… Тых не слышал про человеков. Может быть, Тур слышал?
   – Тур не слышал, – прошептал раненый. Глаза его были закрыты. На смуглых щеках уже появился серый налет. – Тур хочет мяса.
   Витька почувствовал тревогу при слове мясо. И не зря он ее почувствовал, и вполне своевременно.
   Тых смотрел на него остановившимися глазами.
   – Охотник и воин не может без мяса, – бормотал он, плотоядно облизываясь. – Тых не ел со вчерашней зари…
   В черных его глазах Витька заметил голодный блеск, «Сожрут, как кильку, с костями». Витька прыгнул за камень.
   – Не ешьте меня, я невкусный!
   Кому хочется погибать так бесславно. Принялся было Витька выкрикивать заклинания, но тут раздался Анукин голос. Звенело в нем бесстрашное возмущение:
   – Разве хупы едят людей?!
   Тых ответил с досадой:
   – Теперь не едят. Хупы не берегут хороших традиций. – Он шмыгнул широким носом и вдруг спросил: – А что человеки едят? Раз они такие отсталые. – Тых даже и не старался скрыть простодушной надежды. – Человек человека ест?
   – Что вы, что вы! – закричал Витька. – Мы травоядные. – В солнечном луче возле камня росла мелкая травка. Витька сорвал ее, принялся жевать. – Травоядные мы. Растительноядные. – И он улыбался, пуская зеленые горькие слюни. Анука поморщилась.
   – Я умеет питаться травой. Я сын козла.
   – Остришь, да? Пользуешься? Моего отца зовут Аркадий. Он кузнец на заводе. – В Витькином мозгу нарисовался отец в кресле с журналом «Наука и жизнь». Отец хотел, чтобы Витька стал кибернетиком. Мама хотела, чтобы Витька стал биологом. Бабушка – чтобы Витька счастливым был. – Не понимаете вы, – сказал Витька. – В растительной пище есть витамины.
   Тых пощупал Витькины мускулы, согнул его руку, постучал ему по груди, отчего Витька закашлялся.
   – От травы у людей не бывает силы. От травы бывает нежное мясо. Когда Тых был ребенком, люди иногда позволяли себе…
   – Сейчас другое время! – твердо сказала Анука.
   – Все течет, все изменяется. – Тых неохотно выпустил Витькину руку. – Пещерного медведя сожрали гиены. Есть нечего. Анука пойдет на охоту с Тыхом?
   – Нет, – сказала Анука. – Тых враг.
   – Когда Тых был ребенком, дети почитали за счастье пойти на охоту с настоящим охотником. Сейчас дети о себе много думают. Анука не хочет принести пищу раненому?
   Анука опустила голову, пожевала немного свое ожерелье из ярко-красных плодов и забормотала, спрятав глаза в стреловидных ресницах:
   – Тур научил Ануку метать копье. Тур научил Ануку считать добычу по пальцам. Научил находить плоды и съедобные корни. Научил выделывать шкуры животных. Анука пойдет на охоту с Тыхом. Анука добудет еду для Тура.
   Витька снова подумал, что эта Анука девчонка совсем не плохая, даже, можно сказать, хорошая. А если бы ее подучить немного, то и совсем была бы что надо.
   – Ты не бойся, – сказал он. – Днем хищные звери не ходят. Днем хищные звери спят. А какую-нибудь паршивую антилопу, так ее ведь можно в два счета…
   Когда они ушли, Витька принялся слоняться по пещере туда-сюда. Он поддавал ногой мелкие камушки и блестящие белые кости. Скоро ему это надоело. «Что, я век буду тут сидеть?»
   Выскочил Витька наружу. Поначалу он видел все вокруг смутно и неприязненно. Мамонты шли в высокой траве, темно-бурые, словно горы парной земли. «Приручить бы этих скотов: умные твари, сильные…» Вдали проскакали лошади низкорослые и косматые. «А этих-то обязательно. Вокруг пещеры вал насыпной, частокол от врагов. Со временем избы построим. Поля, конечно. Пшеницу!..» Возникали в Витькиной голове картины великих преобразований. И посередине новой счастливой жизни, на центральной площади возле Дома культуры увидел он статую в школьной форме на лихом коне.
   – Да, – сказал Витька ответственным голосом. – Многое предстоит сделать. – И он направился обратно в пещеру, так как переполненная его душа искала общения.
   Раненый Тур стонал. Выгибался.
   – В груди у Тура зима, – хрипел он.
   – Кофею бы или бы чаю. Вам согреться нужно. Горячего выпить. Почему они не развели костер? – спросил Витька.
   – Что такое костер?
   – Ну, огонь, чтобы чай вскипятить. Костерчик.
   – Тур не понял всего. Тур понял, что Я говорит об огне, будто огонь младший брат Я. – Последние слова Тур произнес едва слышным, затухающим голосом.
   – Никак умер?.. Анука! Анука! Тых! Где вы? – Витька выбежал из пещеры.
   – Ану-ука-а!!! Ану-ука-а!!!
   Мамонты, проходившие мимо, повернули головы. Глаза у них были голубые и тихие. Они подняли хоботы и затрубили. Заревели в кустах зеленые носороги с розовыми глазами. Закричали зебры и антилопы. Заверещали обезьяны на ветках.
   В этом шуме и гаме услышал Витька скрипучий голос позади себя:
   – Ты чего это панику поднимаешь?
   На иссохшей кривой сосне сидела ворона – синяя.
   – А-а, – сказал Витька. – Вот ты где, старая карга. Ты что наделала? Я куда просился? А ты меня куда загнала? Колдуй обратно.
   – Я вас в первый раз вижу, – сказала ворона. – Вы, дорогой, что-то путаете.
   – Ничего не путаю. Колдуй обратно, не то я тебя камнем…
   – Крах, – сказала ворона. – Крум, крам, крупе… Та ворона была другая. Она еще не родилась. Она еще через пятьсот тысяч лет родится. Вы подождите. – Она поднялась с ветки, потянула на тяжелых крыльях к лесу, но воротилась вдруг и, кружась над Витькиной головой, сказала: – Мне представлялось, что в будущем люди будут вежливыми. Для людей очень важно стать вежливыми… Крах, крах! – И уселась на ветку. – Почему это я должна улетать? У меня дело. Я сейчас на огонь колдую. Тепло людям нужно. Без тепла люди – звери.
   Витьку словно электрический ток ударил. Он бросился обратно в пещеру.
   – Кремень нужно и еще другой, какой-то шпат. Нам же Костя вожатый показывал. Еще мху нужно сухого. – Витька набрал мху в расщелинах, наломал смоляных можжевеловых веток, надергал сухой травы и принялся кружить по пещере. Он поднимал камень за камнем, ударял ими друг о друга и отбрасывал.
   – У них же кремневые наконечники!
   Витька поднял тяжелое копье Тура.
   Зазубренный клиновидный осколок маслянисто поблескивал.
   И кто бы подумал, что этот паршивый камень положит начало цивилизации? Витькой овладело волнение – лоб вспотел, даже уши вспотели.
   – Сейчас, сейчас… – Сыромятные ремни поддавались с трудом. Витька перебивал их попавшимся под руку камнем. Сколько открытий сделано так вот – случайным ударом. Он стукнул камнем по наконечнику. Посыпались искры.
   – Ура! – сказал Витька. Еще раз ударил камнем по наконечнику, снова посыпались искры.
   – Огонь, – услышал он сдавленный шепот. – Я спрятал огонь в эти камни? – Раненый Тур пытался подняться. В глазах его чернел ужас. – Огонь бросается с неба. Огонь не боится мамонтов и носорогов. Огонь не боится пещерных львов…
   – А чего ему бояться. – Витька ухмыльнулся великодушно. – И вы не бойтесь. Привыкнете. Все дикари так огонь добывали. Примитивно. – Он протянул камни Туру.
   – Холодные, – прошептал Тур. – Как огонь туда влез?
   – Никуда огонь не влезал. И нет там огня. От удара искры летят.
   – Я говорит непонятно. Тур сам видел огонь.
   Витька отобрал у него камни, ударил ими друг о друга. Тур отпрянул.
   – Не бойсь, – Витька пошлепал воина по плечу, – сейчас мы костерчик запалим. – Ударил раз, ударил два. Искры сыпались из камней фейерверком, но мох не загорался.
   – У Сереги со второго раза вспыхивало. – Витька ударил еще раз, еще раз пятнадцать. Наконец маленький красный жучок слабо зашевелился в траве. Витька принялся на него дуть легонько. Жучок превратился в змейку, свернулся в клубок и прянул. Трава занялась, затрещала.
   – Это будет вроде бы подвиг открытия, – сказал Витька, обмякнув от самодовольства.
   Раненый Тур, превозмогая боль, с искаженным от страха лицом уползал за камень. Витька схватил его за ногу.
   – Ты куда?
   – Огонь, – шептал Тур. – Огонь пожирает все на своем пути. – И он пополз дальше.
   – А еще лучший воин!
   – Против огня бессильны лучшие воины.
   Витька тянул Тура за ногу.
   – Стой! Замри!.. Не то превращу в головешку! И не вздумай убегать. Турка ла му… – Витька утер пот со лба. Подбросил в огонь хворосту.
   Тур еще больше съежился. Лицо его, суровое, узловатое, как сплетенье корней, сейчас было растерянным и беспомощным. Когда огонь разгорелся по-настоящему, когда наполнил пещеру теплом, Тур сказал:
   – Огонь не движется. Я приручил огонь. Я великий воин.
   – А как же иначе. – Витька плечи расправил, принял подобающую случаю позу. – Кое-что проходили. – Витька прыгнул через огонь, подставил теплу грудь и живот. – Не боись, не боись, – говорил он. – Подползай.
   Придерживая рану, Тур поклонился Витьке, потом бросил в огонь веточку. Радость вспыхнула на его лице.
   – Огонь не трогает Тура. Огонь берет пищу из рук… Старики говорят, кому удастся приручить огонь, тот покорит все соседние племена. – Вдруг лицо его потускнело, словно покрылось ржавчиной. – Но однажды огонь выскочит и пожрет победителей. Люди исчезнут, звери исчезнут. Только гады в болотах останутся жить да рыба в глубокой воде… – Тур устал, он дышал тяжело и все опускался к земле.
   В пещеру вошли Тых и Анука. Тых нес на плече косулю, Анука тащила большую связку плодов и кореньев. Увидев костер, Тых выронил свою ношу. Анука спряталась за него.
   – Пусть Я выбросит огненные камни, – говорил Тур. – Будет большая война. Тур знает…
   – Темнота! Огонь – начало цивилизации. Огонь будет согревать людей. Я научу вас варить пищу и обжигать горшки, – развалясь и посвистывая, объяснял ему Витька.
   – А сколько будет смертей?
   Витькина поза стала менее уверенной.
   – Потому что друг другу не верят, – сказал он вдруг решительно и угрюмо.
   Оправившись от первого потрясения, Тых и Анука приблизились, но все же остались стоять на почтительном от костра расстоянии.
   – Привет! – сказал Витька. – Пока вы охотились, я тут вон чего сделал. – И он простер над костром руку.
   Тых поклонился.
   – Я великий воин. – Он положил перед Витькой косулю. – Пусть Я возьмет себе лучшую часть.
   Анука протянула Витьке плоды и коренья.
   Витька взял их великодушно.
   – Ну что – сердце рыси, ноги оленя. Человеки тоже кое-что умеют. – Витька выхватил из костра головешку. Анука взвизгнула, бросилась на землю.
   – То-то, – сказал Витька. – Проси прощения.
   – Анука обидела Я. Анука больше не будет, – сказала Анука смиренным голосом.
   Витька швырнул головешку в костер.
   – И не воображай. Подумаешь, убила раненого леопарда. Он, может быть, сам издох.
   Анука осторожно бросила в огонь веточку. Тых завистливо чмокнул.
   – Дети быстрее привыкают к новому, – сказал он и, пересилив в себе что-то этакое, тоже принялся бросать ветки в костер. Он выбирал ветки поменьше и, когда бросал, всякий раз отскакивал и пыхтел. Витька навалил поверх огня хворосту. Костер загудел. Витька посмотрел на Ануку грустно и снисходительно, как, наверно, волшебник смотрит на фокусников.
   «Я их вроде уже люблю, – подумал Витька. – Вот ведь дикари, а тоже славные ребятишки». Картины прогресса прорисовывались в его воображении с такой дивной силой, что на миг Витька задохся.
   – Я, если захочу, я вам порох придумаю.
   Анука смеялась. Махала над головой факелом.
   – Анука научится зажигать костры! – кричала она.
   Тых тоже взял головешку.
   – Огонь не трогает Тыха! Тых держит в руках огонь? – вопил он.
   Тых и Анука раскачивались, стоя на коленях. Так, раскачиваясь, они встали на ноги и пошли плясать вокруг костра, выкрикивая гортанные звуки.
   – Пусть Я уничтожит огонь, – повторил раненый Тур. Его голос был слаб. Голос его был неслышен.
   Наконец Тых и Анука отплясали свое. Швырнули ветки в костер. Отдышавшись немного, Тых разрубил каменным топором тушу, Анука схватила кусок пожирнее. По ее рукам текла кровь. Анука вгрызлась в грудинку до самых ушей, как в ломоть арбуза. Витька сморщился.
   – Дикари. Зачем же я огонь разводил? – Тыховым топором Витька нарубил мелких кусочков помягче, наткнул их на ветку и принялся на костре жарить. По пещере пошел вкусный запах.
   – Что делает Я? – Ноздри у Ануки раздулись. Она вдыхала запах и жмурилась.
   – Мясо жарю… Соли бы еще. Знаешь, что такое соль?
   – Белые прозрачные камни, которые люди любят лизать.
   – Вот и давай мне соль. Только давай не облизанную.
   Анука сунула руку за пазуху, вытащила матовый соляной кристалл. Подала Витьке. Тых тоже вытащил соль.
   И когда мясо поджарилось и даже по рваным краям слегка подгорело, Витька понюхал его блаженно. Снял кусочек. Обжигая пальцы и дуя на них, побросал с руки на руку, чтобы остыло. Посыпал солью и запихал в рот.
   – Вкуснотища!
   Анука медленно, сдерживая нетерпение и не отводя глаз от Витькиного рта, начала приплясывать и колыхаться. Пещеру заполнил негромкий урчащий звук, это Анука запела голосом живота, почуявшего наслаждение.
   Витька снял еще кусочек, остудил немного, посыпал солью и протянул Туру.
   – Попробуйте… – Другой кусок Витька подал Тыху и лишь последний Ануке, как самой младшей.
   Наверно, с минуту в пещере слышались изумленные вздохи.
   – Еще не то будет, – говорил Витька, выпячивая грудь. – Котлет нажарим. Горшки научитесь обжигать. Металл плавить. Варенье варить…
   Тых давно уже проглотил мясо. Но все еще не мог прийти в себя от восторга. Он облизывал пальцы, ловил ноздрями слабеющий запах. Потом вдруг вскочил, насадил на копье целый окорок – сунул его в огонь. От костра пошел густой запах кухни.
   – Я вас еще злаки выращивать научу. Заводы построим. Будете трудиться все, как один. Труд сделал человека!
   Анука повесила на Витьку свое ожерелье. Простерла руки кверху.
   – Анука поняла: человеки – верхние люди!
   Витька уселся на камень повыше.
   – А что, если разобраться, то человеки, конечно, верхние люди.
   Тур и Тых распростерлись внизу, задрожали почтительно.
   – Расскажи, как живут человеки? Человеки всегда едят мясо с огня?
   – Всегда. И котлеты жарят… Бабушка как нажарит котлет – по всему дому запах. Даже соседи слюнки пускают…
   Встанешь утром – зарядку сделаешь, умоешься в ванной, зубы, конечно, почистишь, а на столе уже блины со сметаной, а хочешь – с вареньем. В школу придешь, поучишься, поучишься, а на большой перемене – в буфет. Из школы придешь – щей кислых, погуляешь, в футбол постукаешь – и снова – ужин. Я на ужин котлеты люблю, я вообще котлеты предпочитаю.
   – У верхних людей в каждой пещере огонь, – сказала Анука.
   – Ну да, электрический.
   – Анука глядит в небо по вечерам и видит, как верхние люди зажигают огни в своих пещерах. Наверно, готовят котлеты. А вокруг большого ночного огня, наверно, сидят и беседуют после удачной охоты.
   – Очень похоже. – Витька кивнул. – И еще ездят друг к другу в гости. Сядут в автобус и поедут. Или ходят в кино и в театр.
   – Анука хотела бы попасть к верхним людям.
   Витька захохотал.
   – Ишь ты. Для этого помереть нужно – короче, пройти эволюцию.
   – Анука помрет! – Анука вскочила, схватила копье и наставила его прямо себе в сердце. – Анука хочет котлеты предпочитать!
   Витька схватил ее за руки.
   – Ты брось. Эволюция – это тебе не фунт изюма. Это процесс… Короче говоря – брось копье!
   Тур и Тых стучали зубами от страха.
   – Я великий воин! – вопили они. – Я научит людей обжигать горшки!
   И никто не увидел, как в пещеру прокрался косматый лоснящийся парень в волчьей шкуре. Минуту пришелец с испугом смотрел на огонь, потом поднял дубину, норовя обрушить ее на Тыха.
   – Тых, берегись! – крикнул Витька, он первый увидел пришельца.
   Тых обернулся, ловко отпрянул от падающей на него дубины. Два неистово злобных тела, рыча, покатились по земле.
   – Они задушат друг друга!
   Анука выхватила из огня головешку, просунула ее между дерущимися. Тых и пришелец отпрянули друг от друга.
   – Зачем пришел Глум? – спросила Анука.
   – Вождь послал Глума искать Ануку. Вождь придет в ярость, когда узнает, что Анука сидит в пещере с людьми из чужого племени.
   – Здесь Тур.
   Только сейчас пришелец заметил Тура. Он подошел к нему, приложил почтительно руку к груди и вдруг закричал, вновь схватил оброненную дубину:
   – Кто ранил Тура? – Он замахнулся, готовый кому-нибудь расколоть голову.
   Тых поднял топор и опустил его медленно.
   – Для воина радость убить врага, – сказал он. – Но сегодня Тых почему-то убивать не хочет.
   Тур улыбался своим мыслям:
   – Тур дрался с пещерным медведем. Тых помог Туру. Пусть Глум сядет к огню. Пусть попробует его тепла. Пусть попробует мясо, которое облизал огонь. Пусть будет мир в этой пещере.
   Парень посмотрел на раненого темным непонимающим взглядом. Привыкший подчиняться, он сел к огню.
   – Еще не было такого, чтобы хуп помог хапу. Может быть, в людях что-то испортилось?
   Анука дала ему мяса с огня.
   Они сидели все вместе и снова с восторженным изумлением жевали.
   – Глум никогда не ел такого вкусного мяса. Кто научил Ануку есть мясо с огня?
   Анука показала вверх, на Витьку.
   – Я научил, – сказал Витька с подобающей случаю скромностью. – Я вас еще и не тому научу. Я еще научу вас щи варить.
   Глум упал на колени, почтительно покрутил головой. Потом он долго смотрел в костер, то вытаскивал из огня недожаренный окорок, то горящую головню. Поразмыслив, он взвизгнул, схватил горящую головешку:
   – Хапы будут владеть саванной! – и, гогоча, бросился вон.
   – Так поступают шакалы, – завыл Тых. – Тых тоже возьмет огонь. – Он выхватил из костра головню. – Хупы будут владеть саванной!
   Тур распростерся перед Витькой.
   – Я видел? Будет большая война. Люди еще кровожадны и дики, люди еще не готовы владеть огнем.
   «Опять за свое», – подумал Витька.
   – Ерунда. Они не умеют сохранять огонь в пути. Эти головешки у них погаснут. Их нужно от ветра прятать.
   Стоявшая в растерянности Анука выхватила из костра головешку.
   – Анука быстра и бесстрашна. Анука сохранит огонь в пути. Хапы будут владеть саванной!
   Костер зачах, развороченный.
   – И у нее погаснет, – сказал Витька. – Весь костер расхватали.
   Раненый Тур поднялся.
   – Пусть Я уничтожит огонь. Пусть огонь не достанется никому.
   – Что вам жалко, что ли? Пусть варят мясо, согреваются в стужу.
   – Я не знает людей, хапы хотят быть сильнее хупов. Хупы хотят быть сильнее хапов. Люди никогда не признают, что они равны.
   – Люди не могут жить без огня!
   Тур взял копье, которое позабыла Анука.
   – Пусть Я убьет огонь!
   – Ни за что! Огонь нужен людям.
   Тур замахнулся.
   Витька расстегнул на груди рубаху.
   – Ну, протыкай! Прометея тоже протыкали такие! – Витька думал, что погибать довольно обидно, никто и не узнает, как ты погиб, и не отметят в истории. Витька забормотал: – Каугли маугли турка ла му.
   – Человеки воюют? – вдруг спросил Тур.
   – Воюют! – крикнул Витька.
   – Как же так? Разве человекам не хватает еды?
   – Да протыкай ты! – крикнул Витька и еще быстрее забормотал: – Каугли маугли турка ла му…
   В пещеру вошла Анука с черной головешкой.
   – Огонь умер, – грустно сказала она. – Анука сохраняла огонь на груди. Но ветер унес его. – Она увидела Тура с занесенным копьем. – Тур хочет, чтобы Я ушел назад, к верхним людям?
   Тур плюнул, опустил копье.
   – Н-не п-проткнул, – пробормотал Витька. – З-зна-чит т-ты не прав…
   В пещере загудело, завыло. Глум и Тых с черными головешками бросились к костру, который уже едва тлел. Они отнимали друг у друга огонь и кусались. Они затоптали костер совсем, а когда затоптали, уселись рядом и принялись выть от обиды. Они толкали друг друга локтями и выли.
   – Глум, сын шакала, убил огонь.
   – Тых, жалкая гиена, убил огонь.
   Витька смеялся.
   – Ой чудаки, – сипел он. – Да я вам сколько хочешь огня навышибаю.
   Свет в пещере заколебался. Заслонив вход громадным телом, величественно вошел вождь хапов Гы.
   – Где тут огонь? – спросил он.
   Гы был страшен. В львиной шкуре, весь увешанный клыками диких зверей. Этих клыков было так много, что колени вождя слегка подгибались от тяжести.
   – Гы спрашивает, где тут огонь? – повторил он голосом бури.
   – Огонь умер, – клацая зубами и кланяясь, ответил ему Глум.
   Анука хвастливо шепнула Витьке на ухо:
   – Мой папаша.
   – Кто приручил огонь? – спросил Гы голосом льва.
   – Я, – сказал Витька.
   Гы повернулся к нему, ударил себя в грудь, как в железную бочку.
   – Я отдаст огонь хапам. – Гы подпрыгнул, издав воинственный клич. – Хапы будут владеть саванной.
   Раненый Тур встал перед вождем.
   – Огнем не должен владеть никто.
   Гы подпрыгнул от удивления.
   – Тур говорит, как враг.
   – Огонь принесет беду. Тур не хочет, чтобы хапы и хупы убивали друг друга. Слишком много стало смертей на земле.
   «Похоже, что он совершает подвиг», – тоскливо подумал Витька.
   Гы схватил раненого за грудь.
   – Тур обезумел. Огонь принесет победу! Тур видел, как этот серый Я добывает огонь?
   – Тур видел. Тур знает эти камни. Но Тур не скажет! – Раненый воин повернулся к Витьке. – Пусть Я молчит тоже.
   – Молчу, молчу, – сказал Витька.
   Гы шагнул к нему, выпятив грудь. Но Тур снова встал на его пути.
   – Гы не посмеет обидеть Я, иначе на землю спустятся верхние люди.
   Гы зашипел от злобы. Вдруг он поднял дубину и замахнулся на Тура.
   – Тур лучший воин хапов! – крикнул Глум.
   – Тур был лучшим воином. Сейчас Тур – пища для гиен.
   Тур защитил голову рукой, но удар был так силен, что он не устоял на ногах. Глум над ним наклонился.
   – Тур ушел. Тур замолчал навсегда.
   Вождь Гы осторожно приблизился к Витьке.
   – Гы никого не боится, – сказал он, оглядываясь. – Если Я не скажет, Гы убьет Я, и дело с концом.
   – Гы не имеет мозгов, – прошептал раненый Тур. – Если Гы убьет Я, Я уйдет к верхним людям и уже никогда не вернется, чтобы учить хапов.
   – Молчи! – голос Гы как обвал. – Разговорчивая падаль! – Вождь метнул в Тура дубину.
   – Все, – прошептал Витька. И вдруг бросился на вождя в комариной отваге: – Фашист ты паршивый! – и укусил его за ногу.
   – Гы убил своего лучшего воина. Гы действительно не имеет мозгов, – сказал кто-то насмешливо.
   В проходе стоял вождь хупов Крам. Из-за его спины выглядывал Тых. Крам огромный, как Гы. Клыками увешанный. Крам не в львиной, а в тигровой шкуре.
   Он подошел к Витьке, уважительно поклонился.
   – У хупов отличные мягкие шкуры. У хупов есть зубы волка, медведя и леопарда. Я сделает из этих зубов ожерелье. Я будет помогать вождю. Я станет получать лучшую долю охоты. – Он взял из рук Тыха шелковистую красную шкуру, накинул на Витьку и сцепил ее лапами, чтобы она не спадала. – Я будет кушать самое нежное мясо. Спать на ароматных травах.
   Гы опомнился, взревел.
   – Хапы получат огонь!
   Вождь хупов Крам ловко отбил его дубину своей и опять улыбнулся Витьке.
   – Надеюсь, Я видит, кто его друг?
   – Крам говорит, как лиса. Все лисы трусы – все хупы трусы.
   Палицы двух вождей скрестились с чудовищным треском.
   – Пусть Глум приведет хапов!
   – Пускай Тых приведет хупов!
   Тых и Глум со всех ног бросились исполнять приказания вождей.
   Вожди дрались. Их дубины сталкивались, как бревна, попавшие в водопад. Витька на них засмотрелся. На какое-то мгновение ему казалось, что он сидит в зале кинематографа, что рев и грохот низвергаются на него с экрана.
   – Давай, давай! – закричал он. – Тресни его по кумполу!
   И никто не видал, что Анука уже давно ползает на четвереньках в дальнем углу пещеры. Она поднимала камни и каменные осколки, и куски сталактитов.
   – Анука видела, Я бросил камни сюда. Анука не знает, какие… – Среди осколков она нашла наконечник. – Может быть, про этот камень говорил Тур. Наконечник его копья. – Анука понюхала кремень, даже лизнула. – Холодный. – Попробовала откусить и, видимо, причинив себе боль, с силой ударила кремнем по лежащему у ее колен камню. Брызнули искры. Анука ойкнула. Потом опасливо подняла камень. – Тоже холодный… Почему из него вышли искры? – Она еще раз ударила по нему кремнем и закричала: – Анука нашла камни, которые выбросил Я! Люди научатся добыть огонь. Люди станут есть мясо с огня.
   Дерущиеся остановились. Анука подняла камни, ударила ими друг о друга. Искры стрельнули ей в черные волосы.
   – Люди научатся обжигать горшки!
   И тотчас оба вождя бросились к девочке. Они опрокинули ее навзничь, навалились. Сквозь рычание послышался ее придушенный крик.
   Витька бил вождей по плечам и по спинам, колотил их ногами, за волосы тянул, кусал и бодался. От вождей валил пар. Пахло серой, словно от паровозов. Витька кричал:
   – Что вы делаете? Таких камней сколько угодно! Отпустите ее. Я найду вам другие камни. Остановитесь же, дураки-и!
   Из груды шкур и горячих железных мускулов еще раз послышался затухающий крик Ануки.
   Вожди отскочили друг от друга. В руке у каждого было по камню.
   Анука лежала недвижная и прекрасная.
   У Витьки засосало под ложечкой.
   – Что вы наделали? Звери! Она же хотела, как лучше. Она ведь хотела для всех…
   У входа в пещеру послышались голоса. Гы засмеялся, пошлепал себя по надутому великанскому животу.