Покровская Ольга. Проба памяти

   - Я не хочу это обсуждать.
   Максим вздрогнул и поджал ноги. Ему все казалось, что обсуждают его. Окончательно чувствуя себя дикарем в большом городе, он высадился на родной станции метро, и не узнал местности. Тем временем уже темнело. У самого метро шпилями вздымались вверх какие-то уродливые новостройки. На самом выходе вместо пыльного скверика сверкал стеклами торговый центр, увешанный вывесками сверху донизу. Иллюстрация к китайскому кварталу из детских страшилок про империалистический образ жизни. За стенами центра, который Максим с трудом обогнул, чтобы не свалиться в канаву, начиналась жизнь попроще. Теснились друг ларьки и лавочки. У одного хохотали три толстых тетки, крича продавцу: "Нам пивка! Для рывка..." Остановки автобусов перенесли черт знает куда. Впрочем, после душного метро на автобусе никуда ехать не хотелось, особо торопиться тоже не хотелось, и Максим решил идти парком. Швейцарские часы, золотые цепочки и печатку он снял и оставил дома, так что нападать на него смысла не было. Костюм, правда, тоже хороший, костюм адидасовский, но будем надеяться, что вокруг нет товароведов, отличающих подделку от настоящего адидаса. Выгляжу, наверное, как молдавский грузчик. Хоть от милиции прячься. Бррр...
   Углубившись в парк метров на сто, он скоро пожалел об этом. Сперва его подстерегала траншея. Чуть не свалившись, он решил двигаться газоном, но это не помогло. Все кругом было перерыто, перекопано, где-то стояли ограждения, а где-то нет, грязь была по колено, что удивляло при условии отсутствия дождей в течение последней недели, приходилось продираться через газоны, кусты, и натыкаться на лавочки. Местами под ногой хрустело стекло от побитых фонарей. Все, как было, подумал Максим. Впрочем, такого он и раньше не припоминал. Стареем, что ли... Что за клады они так упорно ищут каждое лето, неужели нельзя положить трубы так, чтобы раз и навсегда... У него уже появилась идея вернуться обратно к метро, и начать все заново. Черт с ней, с давкой, лучше в автобусе... Может, он сегодня и не успеет к Марине. Все бывает. На пути возвращения пугала только перспектива окончательно завязнуть в грязи или свалиться в ров.
   Он нашел какую-то перевернутую лавочку, вернул ее в нужное положение и сел. Где-то в темноте ржали и звякали бутылками. За деревьями шумела улица. Над кронами переливались в небе огни незнакомых зданий, которые Максим раньше никогда не видел, и даже не мог взять местность и представить, где они построены. Он попытался вызвать в памяти уже почти двадцать лет как погибшего Борьку. Как они в детстве бегали по этому парку, который казался тогда большим и не таким грязным. Посидев какое-то время, он с сожалением вздохнул, смирившись с тем, что воспоминания не приходили, все казалось происходившим очень-очень давно, и Максим ничего не мог представить - даже вместо Борькиного лица ему являлась все та же намозолившая глаза парадная фотография со стола вице-президента. И все. Еще вспоминалось, как Сергей ругал Веру за то, что она купила неправильную рамку для этой фотографии... Он хотел с завитушками, она стоила дороже, а для памяти о дорогом друге мы ничего не жалеем... А думалось скорее о том, что завтра будут переговоры относительно приобретения нового здания, и волновало его, насколько успешно эти переговоры кончатся. Не волновал его покойный Борька, ну хоть убейте. Да и никого не волновал, он мог поклясться, что и Сергей и Николай чувствуют то же, что и он. Было и прошло... А Толька вообще с ума сходит за первый свист. Давно ли такой чувствительный сделался...
   Внезапно послышался истошный женский крик. Ну вот, начинаются приключения, подумал Максим. Ржание и звяканье бутылками сразу же испуганно смолкло, а крик снова возобновился. Насилуют, что ли, кого, подумал Максим. Или режут... Это вряд ли, придушили бы сперва... До него медленно доходило, что он не в кино и не в компьютерной игре, а в реальном парке, недалеко от дома, где родился, а тем временем стало разборчиво слышно, что женщина кричала "Стой!", и кто-то тяжело бежал навстречу. Как тут еще можно бегать, подумал Максим. Наверное, местность хорошо знает... Мудрено ее знать, небось, каждый день тут новую яму роют, а старую закапывают. Вон он, абориген фигов, местный юный натуралист, ломится через кусты. Сейчас эту лавочку обежит стороной. Обежит или нет? Сейчас мы его проверим на спортивную ориентацию... - и Максим, повинуясь соображениям чистейшего любопытства, взялся за угол скамейки, развернул ее вокруг другого угла и поставил между двух кустов с какими-то белыми неизвестными ягодами, которые они в детстве с треском давили ногами об асфальт. Тяжелая фигура стремительно выскочила из проема, попыталась отпрыгнуть, не получилось, одновременно раздались удар, треск то ли дерева, то ли костей, мучительный рев и дикие ругательства, а через несколько секунд к ним добавились женские крики, удары и визг. Мужчина был поглощен болью от удара и не сопротивлялся, а женщина, дико крича, лупила его и пинала ногами. "Сумка, гад, сволочь... ууу... ногу сломала... убью, сука... уйди!" Все может плохо кончиться, подумал Максим. Не дай бог еще подкрепление придет... Наверняка где-нибудь рядом еще парочка друганов... Прикинув, где в этом клубке находится женщина, он обхватил ее стал оттаскивать, проговаривая на ухо: "Возьми сумку и идем, тихо, тихо, тихо..."
   По мере удаления от места событий женщина успокаивалась, наконец, она отпихнула его в сторону с криком "Пусти!"
   -- На месте сумка? - спросил Максим, тяжело дыша. - Проверь, кошелек, документы, и пошли отсюда.
   -- Я его убью! - истерически кричала женщина. - Я его в милицию сдам!
   -- Ну, сдавай, я пошел, - сказал Максим, высматривая, как отсюда выбраться. Сталкиваться лишний раз с милицией ему не хотелось. Неизвестно еще, что было с мужиком, наскочившим на лавочку. Тот все еще стонал, выл и дико матерился, угрожая всему окружающему миру всевозможными карами. Запишут еще как тяжкие телесные... Бабу не тронут, а его так охотно... Одет он еще как гастарбайтер, так что пока разберутся, почки отобьют... Женщина испуганно схватила его за руку.
   -- Стой, - закричала она тонким голосом. - Я боюсь. Выведи меня.
   Молодая, подумал Максим. Можно требовать благодарности... Он быстро потащил ее через кусты, а женщина, дрожа от возбуждения и испуга, сбивчиво говорила: - Сволочь... я за ним от остановки бегу... он как сдернул... я ничего не поняла... ты его сильно?..
   Она так и не увидела, что случилось.
   -- Не знаю, - сказал Максим, останавливаясь у очередной ямы. - Проверь, все ли на месте.
   -- Закрыта она...
   -- Все равно проверь.
   Женщина наклонила голову и полезла в сумку.
   -- Я так испугалась, - пожаловалась она откуда-то из-под копны волос. - Меня прям колотит всю.
   Тут же она сказала, что "вроде все цело", снова горячей пятерней вцепилась в его руку, и они пошли к выходу из парка. К тому времени, пока они вышли наружу, он уже знал, что ее зовут Илона, что она студентка какого-то платного института, местного аналога Всемирной Финансовой Академии города Редвиль, штат Кентукки, учится на менеджера непонятно чего, работает, с милицией ей лишний раз на самом деле тоже сталкиваться не хочется, потому что регистрация хоть и есть, но мало ли что... При фонарном свете Илона оказалась худенькой живой блондинкой с остреньким носиком, чем-то похожей на белочку, в обтягивающей кофточке, с волосами, распущенными по плечам, и Максим сразу повеселел.
   -- Я смотрю, местная порода все улучшается, - сказал он покровительственно. - И давно ты в Москве?
   -- Давно, - охотно отвечала Илона. - Уже три года, - она махнула лапкой. - Уже привыкла к вам. И насмотрелась.
   -- Не собралась еще замуж? - спрашивал Максим. Они двигались как раз в нужном ему направлении, но он старался отогнать мысль о том, что ему сегодня еще куда-то надо идти.
   -- Не-а, - весело сказала Илона. - Я ж говорю, на вас насмотрелась. Нужны вы мне!
   -- Есть такой анекдот, - сказал Максим, гнусно усмехнувшись. - Как мужик ночью через кладбище идет. Страшно ему, смотрит - прохожий идет. Он подошел, говорит: "Можно я рядом пойду, а то покойников боюсь?" а тот отвечает: "А чего нас бояться, мы не страшные".
   Илона захихикала.
   -- Это ты к чему?
   -- Да к тому, что не страшные мы, - сказал Максим. - Или ты все больше страшных наблюдала?
   -- Всяких крокодилов, - сказала Илона. - Ты и сам небось в душе такой крокодил.
   -- Обижаешь, - сказал Максим, надувшись. - Разве я похож? Я это, можно сказать... рыцарь... вон, сумку твою спасаю. А ты: крокодил, крокодил...
   Так, не торопясь и разговаривая, они двигались туда, куда шла Илона, и Максим с каким-то неприятным удивлением отмечал, что идут они в ту самую сторону, куда его послали, и куда ему так не хотелось. Совершено не хотелось. Вот прошли родную школу, пропади она пропадом. Вот обогнули то место, где раньше стояла пятиэтажка, в которой ребенком жил Сергей Кириллович, а теперь на ее месте высился длинный многоэтажный зуб, а вокруг, в кучах мусора и разбросанных труб, раскинулся дикий марсианский пейзаж - бугры красной глины, воронки и впадины. Только лунных кратеров недостает. Пари держу, что это надолго... Вот пристройка - бывший НИИ без опознавательных знаков, теперь на ней две вывески - "Фитнесс-клуб" и "Зал игральных автоматов". Культура в массы, подумал Максим. Он уже с ужасом предугадывал, что они вот-вот повернут к бывшему Борькиному дому, но они все же свернули в сторону, мимо передвижной колбасной лавочки, к замшелой девятиэтажке, заросшей деревьями выше крыши, и Максим немного успокоился. Подошли к подъезду. У подъезда было сыро, и пахло плесенью.
   -- Воон там я живу, - манерно сказала Илона, неестественно выгнутой тоненькой ручкой показывая вверх, то ли на пятый, то ли на шестой этаж. - Воон... сейчас приду, лягу, отойду малость... в себя приду после таких приключений...
   -- И меня не пожалеешь? - спросил Максим укоризненно. - Ты-то вот придешь в себя, а я? Неужели прогонишь защитника?
   -- Ага, - сказала Илона, кивая головой с сильно преувеличенной амплитудой. - Прогоню. Я такая... - она сочувственно вздохнула.
   -- Примета плохая, - сказал Максим, вступая в игру. - В другой раз некому заступиться будет, одну оставят.
   -- Я в другой раз осторожная буду, - протянула Илона. - И соседка у меня строгая, суровая... жестких правил вообще женщина, - произнося эти слова, она все ломалась и извивалась, как лиана. Максим долго и насмешливо взывал к ее чувству благодарности, говорил, что пострадал в процессе защиты девушки (то есть Илоны), что она должна, просто обязана, залечить его раны и залатать дырки (попутно он осматривал и ощупывал себя в поисках тяжелых ран и повреждений в одежде). Ран не обнаружилось, а вот порванный рукав неожиданно нашелся, причем Максим даже не мог вспомнить, когда это он его порвал. Не исключено, что рукав и раньше был порван, а Валя недоглядела.
   Таким образом, предлог, чтобы подняться в квартиру, был естественно найден. Вот так, думал Максим, мысленно адресуясь к жене, следила бы хорошо за мужем, так и не было бы повода обращаться к другим. Сама виновата.
   -- У тебя ж, небось, и вода горячая есть? - спросил он Илону на лестнице, где было темно, и пахло мусоропроводом и кошками.
   -- Еесть...- протянула Илона.
   -- Вот видишь. А у меня вот отключили.
   Максим врал. Горячая вода у него была, но никогда не мешает усилить момент.
   -- Проходи, - сказала Илона, открыв не особенно солидную, в нескольких местах побитую дверь. - Эээй! - крикнула она в глубину квартиры. - Есть кто живой?
   В лучах вспыхнувшей в коридоре лампочки возникла худенькая черноволосая девушка, смуглая, с крючковатым носиком и действительно угрюмым выражением лица.
   -- Что кричишь? - спросила она. - Гостей приводишь? Ну-ну. Есть все равно нечего, не надейся. И он пусть не надеется, - она пронзительными глазами уставилась на Максима. - Даже хлеба нет. Был ка-мам-бер, - она подчеркнуто разделила слово на слога. - Но я его съела. Я как будто так и знала, Илона Юрьевна, что вы приведете какого-нибудь нахлебника.
   -- Это не нахлебник, - протянула Илона, сбрасывая туфли и ничуть не удивляясь приему. Видно было, что между девушками существовал какой-то особый язык, непонятным посторонним. - Это спасиитель... Его зовут Максим. Он спас мою сумку. Максим, это Катя...
   -- А много там было, в твое сумке? - хмыкнула Катя, пожав плечами. - Спас пять копеек, а убытку от него будет на пять рублей.
   -- Там был паспорт! - сказала Илона возмущенно. - Вот свистнули бы паспорт, что бы я стала делать? Трахали бы меня все менты в округе, в рамках борьбы с терроризмом, а кто-нибудь на мой паспорт взял бы кредит на квартиру... - она жалобно, преувеличенно жалобно всхлипнула. - Ты такая нечувствительная, прям я не знаю!..
   -- Я не нахлебник, - подтвердил Максим, почувствовав, что его походная форма одежды оказывает неблагоприятное впечатление. - Я вовсе даже наоборот. Для таких прекрасных девушек я вовсе даже кормилец и поилец.
   -- И спонсор? - иронически спросила Катя.
   -- Это по обстоятельствам, - сказал Максим.
   -- Все слова, - отчеканила Катя, снова уставив на Максима пронзительные, неподвижные глаза. - Пришел же вот с пустыми руками. Кормильцы не приходят с пустыми руками. Принес бы девушкам... принес бы вот французского вина.
   Илона издалека кинула в Катю снятой туфлей, но не попала.
   - Не обижай моего спасителя! - воскликнула она обиженно. - Был бы твой спаситель, так ты б его уже облизывала, и во все места целовала, а как мой спаситель, так ты его обижаешь, злая, противная...
   -- Это сейчас, - охотно согласился Максим. - Вино сейчас будет. Про все места мы потом поговорим...
   Уже спускаясь по лестнице, он сообразил, что ему следовало хотя бы для виду спросить, где находится ближайшая точка. Хотя он вполне мог представиться и местным жителем. Не зря же он оказался у метро.
   Все окружные точки он мог бы найти с закрытыми глазами. Ближайшая была внизу, под горкой, мимо сберкассы, которая одна во всей округе сохранилась в неприкосновенности. Дойдя до двери магазина, Максим остановился покурить. Он курил и посматривал то на крышу Марининого дома, видную из-за деревьев, утюгом срезавшую нижнюю часть гаснущего неба, то на серую легковушку с кривой надписью по пыли, выведенной пальцем: "Помой меня, я вся чешуся". Видимо, надпись была совершенно свежая, а в Маринин дом он, судя по всему, сегодня не попадет. Вечер был теплый, невдалеке противно дымилась урна, а к магазину, пока Максим гадал, где сегодня закончится его день, неспешной походкой подошли двое мужчин. Один был в джинсах и китайской футболке, другой - в летней рубашке и светлых брюках. Оба чем-то возмущались.
   -- Нет, ну ты подумай, - сказал другому тот, что был в джинсах. - А я в этом ларьке еще филе щуки взял. Я надеюсь, филе щуки-то они подделывать еще не научились?
   И оба, поднявшись по невысоким ступенькам, решительно вошли в магазин. Максим, придя к выводу, что предупрежден о характере заведения, выбросил сигарету и зашел следом. Мужчины уже пререкались с кем-то в подсобке, а за прилавком стояла девушка в безобразном нейлоновом переднике и частично медитировала, частично внимала нудному нытью какого-то грязноватого гражданина. Пахло почему-то стиральным порошком, хотя никакой химии среди товаров не было. Максим стал внимательно осматривать полки. Скоро ему стало ясно, что профиль магазина - это дешевая выпивка и такая ж дешевая закуска. И еще стало ясно, что никакого французского вина здесь, конечно же, не найдешь. И достойной его еды тоже. Были: селедка, селедка, крашеная под горбушу, сушеный кальмар, сухарики и чипсы сортов десяти. Слава богу, были конфеты. Максим решил, что надо взять большую коробку "Рафаэло" - наверняка провинциальным студенткам это покажется шикарным - и большую бутылку розового Мартини (он внутренне содрогнулся, бросив взгляд на ядовитую емкость, но ничего ближе к заявленному требованию на полках не было. Не отравятся, по крайней мере, этой синтетикой. Не брать же им ликер "Рябинушка"... В таком ларьке даже "Три пиявки" выглядят подозрительно...) Да, литр соку. Любого. Нет, лучше апельсинового... И лучше два литра... А вот себе... И Максим погрузился в долгое и мучительное изучение водочных этикеток. Тут лучше не ошибаться... как саперу... Лучше у продавщицы спросить... Максим мельком посмотрел на продавщицу. Нет, лучше не спрашивать.... Тут он обнаружил, что грязноватый гражданин все еще стоит перед прилавком и канючит, не переставая.
   -- Свет, ну ты ж меня знаешь... Свет... Ну как человек же... Ну прошу же... Ну ты ж добрая должна быть, женственная... тебя Ахмет любить не будет... Свет...
   Продавщица задумчиво поковыряла ногтем в зубе, осмотрела ноготь, сунула руку в карман фартука и продолжала медитировать. Потом каким-то боковым зрением обнаружила созревшего покупателя, медленно уперлась глазами в Максима и лаконично спросила:
   -- Вам?
   Максим уже принял решение. Он загадал, что если он сейчас осчастливит этого алкаша, то и ему сегодня повезет.
   -- За мой счет дай ему чего-нибудь, - распорядился он. - А мне вот что... стой, - остановил он окрыленного просителя, уже успевшего вырвать из рук продавщицы бутылку и запихнуть ее в карман штанов. - Что у них тут получше, чем не отравишься?
   -- Вон! - алкаш радостно замахал руками. - Вон, нижегородскую возьми! Как слеза! Чистая, настоящая!.. Ты, главное, долгопрудненскую не бери, и столичную не бери, это дурь одна, ей только крыс морить, они тосолу туда подливают, вон, Ахмет ее, и Топаз не бери, он у них осетинский, и это...
   Перечисление длилось все время, пока Максим выбирал и расплачивался. С пакетами в магазине оказалось тоже проблематично. Отсюда, надо полагать, все обычно уносили в руках. Или в водочных ящиках. Кое-как упаковав покупки, рассовав по карманам презервативы, Максим вышел на улицу и блаженно ощутил, что уже прошла дневная духота, и в воздухе пахло свежестью. Мужичок семенил за ним следом.
   -- Друг, - сказал он решительным тоном, сбиваясь время от времени на фальцет. - Ты не думай... Ты это... пойдем ко мне! Пойдем, я тут рядом...
   -- В другой раз, - сказал Максим, отстраняя от себя подальше источник перегара. - Я сейчас, знаешь, в гости. А в другой раз обязательно...
   -- Ну! - подтвердил мужичок. - Ты... это... в любое время... Воон, видишь дом? Значит, ты запомни: второй подъезд, седьмой этаж, квартира семьдесят три. Вот! В любое время...
   Он энергично кивнул, шагнул прямо в кусты, и с треском и благодарственным бормотанием стал медленно удаляться, а похолодевший Максим застыл на месте как вкопанный. Ему даже на какой-то момент пришла в голову идея бросить все бутылки, бросить все, поймать такси и немедленно ехать домой, прочь отсюда, позвонить Сергею, послать его вместе с его мудреными командировками подальше... Сразу захотелось куда-нибудь сесть. Максим оглянулся по сторонам, добрался до сберкассы и опустился на бетонные перила. Какое-то время он сидел, прижав ко лбу прохладный пакет с соком, и приходил в себя, медленно выискивая в отказавшей голове обрывки рациональных мыслей. Естественно, что Борькина квартира не стоит пустая. Естественно, в ней должен кто-то жить. Вполне естественно, что это может быть и местный синяк - почему бы нет - они ведь тоже где-то живут... Но первоначально нахлынувшее паническое чувство все еще не проходило, а сохранялось где-то в стороне, но рядом. Главное, почему такое совпадение?... Нет, надо выпить, подумал Максим. Надо не только выпить, а крепко напиться. А потом, проспавшись, уже разбираться, что к чему. Или наоборот, следует скорее бежать по горячим следам, расспрашивать, кому еще знать, как не обитателю Борькиной квартиры? Правда, судя по всему, с реальностью он тоже не особо дружит... Рядом остановилась стройная девушка в корректном черном платье, черном пиджаке и аккуратных туфельках. Пышные белые волосы были разложены по плечам. Изящным движением закурила и выпустила дым. Повернулась в Максимову сторону, и он, увидев ее размалеванное, грубое лицо, неприязненно отшатнулся в сторону. Вылитая смерть, без косы только, подумал он. Что ж такое, все сегодня попадается одно к одному. Может, меня тоже какой дурью опоили?.. Тут наконец череду неприятных ощущений прервала появившаяся на дорожке пара средних лет. Оба были одеты в какое-то мешковатое барахло. Мужчина держал в одной руке открытую бутылку пива, в другой - пакет сухариков, который галантно подставлял даме. Дама охотно лакомилась и о чем-то весело щебетала. Вокруг них витала благостная атмосфера согласия и душевного спокойствия, и Максим немного пришел в себя. Все мерещится, решительно подумал он, перехватил пакет с соком под мышку и направился к девятиэтажке.
   Он немного опасался, что ему не откроют дверь. Но ее открыли, и очень охотно.
   -- Что ты нам принеес?... - запрыгала Илона. - Покажи, что ты нам принеес... Он нам вкусное принес!
   Появилась Катя с пижонской дамской сигаретой в пальцах, пахнущей какой-то приторной ароматической дрянью.
   -- А еда? - спросила она требовательно. - Слушай, ты смотри, он нас насмерть напоить хочет.
   -- В такое время не едят, - сказал Максим, решительно пресекая попытки услать его еще куда-нибудь. - На ночь есть вредно.
   -- У нас же еще есть огурцы! - сказала Илона Кате укоризненно. - И два помидора. И этого... салата еще оставалось.
   -- Морковного? Нет уж. Я не заяц. Я морковку не ем.
   И Катя презрительно пожала плечами. Максим сбросил ботинки и следом за Илоной пошел на кухню.
   Кухня была изрядно драная, с грибковыми пятнами в углах и на потолке, с битой мебелью и облупленными батареями. Ничего другого Максим и не ожидал. У него у самого десять лет назад была такая же точно кухня, немного почище, правда, с теми же полками из опилок и связками ялтинского лука на гвоздиках. Правда, в углу бутылки из-под молдавской "Лидии" у него не стояли... Мда, с кем он связался. Для такого контингента и Мартини чересчур роскошно...
   -- Учти, мы девушки строгие, - сурово предупредила Катя. И у нас есть молодые люди. Они только сегодня на концерте... Ушли слушать этих клоунов... как их... ролеры... рэперы...
   Илона, поднеся к глазам бутылку, стала медленно читать по слогам:
   -- Напиток... ал-ко-гольный... ароматизированный... на основе...
   -- Да что ты читаешь, мать? - сказала Катя. - Оставь! У тебя в диктанте шестнадцать ошибок! Оставь!
   -- Уйди!.. Уйди, рюмки достань!..На ос-но-ве...
   -- Хорошие молодые люди? - спросил Максим насмешливо.
   -- Да так... фигня... - протянула Илона, все еще изучая этикетку.
   -- Илона Юрьевна! - с притворным возмущением ахнула Катя.
   -- Ну так что ж, я правду говорю, - сказала Илона.
   Однако, пока она вертела в руках бутылку, Катя осторожно положила сигарету на край блюдечка, заменявшего пепельницу, открыла холодильник, порезала запотевшие овощи, вытряхнула на тарелочку чипсы, открыла коробку с конфетами - одним словом, сделала все, так что Илоне осталось только сесть за стол.
   -- Ну, - сказала Илона, взяв в руки стакан и кокетливо поправляя волосы, когда все уже было разложено и разлито. - За что мы пьем? За какой праздник?
   -- Можно пройтись по всему лету, - сказал Максим. - Какой у нас там первый летний праздник? День защиты детей?
   -- День независимости, - мрачно сказала Катя. - От Туркмении.
   Выпили за день независимости, за престольный праздник Петра и Павла, за день пограничника, за яблочный Спас, за медовый, за Ильин день. Когда дело шло к дню военно-морского флота, Катя прицепилась к Илоне из-за последней конфеты, на этот раз не притворно, а всерьез.
   -- Вот вы всегда так, Илона Юрьевна! - закричала она сбивчивым, истеричным голосом. - Вы всегда так! Все себе! Никогда не думаете о подруге!
   -- Я не думаю? - залепетала Илона возмущенно. - Я всегда только о тебе думаю! На, подавись!
   Она швырнула конфетой в Катю. Катя кинула конфету обратно в Илону, дернула ее за волосы и убежала в комнату. Илона матерно выругалась и побежала за ней. Максим неприятно поморщился, испугавшись, что подерутся, поднялся с табуретки и нетвердым шагом отправился мирить. Не хватало завершить все дракой и вызовом участкового. Наверняка он сюда наведывается время от времени... Когда он вошел, перебранка смолкла, и обе девушки уставились на него, Катя - темными, блестящими от злых слез, а Илона - небесно-голубыми и очень пьяными глазами. Обе они сидели на кровати и ждали его приближения. Кровать тут видала виды, это явно...
   -- Ребята, - проговорил Максим, пошатываясь. - Давайте жить дружно.
   Он подошел, и Катя цепко, гибкой и сухой змеиной ручкой взяла его за руку. Максим, несмотря на хмель, слегка вздрогнул от бесцеремонности этого касания.
   -- Все тебе да тебе, - сказала она Илоне. - Господь велел делиться.
   -- Да пожалуйста! - сказала Илона возмущенно. - Можно подумать, мне жалко, ты так говоришь...
   И она мягко взяла Максима за вторую руку.
   -- Девчонки, - сказал Максим, обнимая обеих. - Вы только из-за меня не ругайтесь... Зачем из-за меня ругаться? Дружно будем жить... Мы... это... мы мирные люди... и наш бронепоезд...