Пол Фредерик. Анналы Хичи

   – Черт тебя побери, Альберт! – закричал я.
   Он серьезно ответил:
   – Но, Робин. Взгляните сами...
   Он еще увеличил изображение... и мы увидели.

19. ПОСЛЕДНИЙ КОСМИЧЕСКИЙ БОЙ

   Даже когда видишь собственными глазами, можно не поверить увиденному. Я не поверил. Это безумие.
   Но они были здесь. Корабли ЗУБов на скорости меньше скорости света летели к кугельблитцу; а от кугельблитца навстречу им устремилось нечто в тусклых вращающихся тонах. Это нечто не расплывалось. Это были металлические предметы.
   И они были очень похожи на космические корабли.
   В этом не было никакого сомнения. Мы находились на предельной дальности для таких крошечных объектов, но у «Истинной любви» прекрасные инструменты. Мы видели изображение в оптических, инфракрасных, рентгеновских лучах, на всех остальных фотонных частотах, «видели» также через магнитометры и детекторы гравитации, и все это безоговорочно подтверждало ужасный факт:
   Кугельблитц выпустил армаду.
   Я ожидал чего угодно, но только не этого. То есть я хочу сказать, какой смысл Врагу в космических кораблях? На этот вопрос я не мог ответить, но корабли были здесь. Огромные! Бронированные! Больше тысячи, все похожие друг на друга, все в едином строю конусом, они неслись прямо на добычу – крохотную, безнадежно уступающую в численности эскадру ЗУБов.
   – Разобьем им башку! – кричал генерал Кассата, и я тоже что-то кричал вместе с ним.
   Не мог сдержаться. Это сражение, и я на одной стороне. Не было сомнений, что битва уже началась. Видны были лучи в космосе, и не только лучи хичи, предназначенные для копания, но приспособленные в качестве оружия, – главное вооружение флота ЗУБов, но и яркие вспышки химических взрывов и разрывы вторичных снарядов с крейсеров.
   Мириады кораблей Врага продолжали приближаться. Они оставались нетронутыми.
 
   Рассматривая все это просто как зрелище. Бог мой, оно было великолепно! Хоть и приводило в то же время в ужас. Даже если бы я не знал точно, что происходит.
   Это была моя первая космическая битва. Кстати, для всех остальных она тоже первая, потому что последний бой в космосе проходил между кораблями Бразилии и Китайской Народной Республики больше ста лет назад. Это было последнее кровопролитное сражение, послужившее непосредственным поводом для создания Корпорации Врата. Так что я не специалист, чтобы предсказать дальнейшее, но того, что случилось, я совершенно не ожидал. Корабли могли взорваться или еще что-то. Могли разлететься на куски и обломки.
   Ничего подобного не произошло.
   Конус Врага раскрылся и окружил крейсеры ЗУБов. А после этого корабли Врага просто исчезли, оставив крейсеры одни в пространстве.
   А потом исчезли и крейсеры.
   Потом непосредственно под нами мигнуло и исчезло Сторожевое Колесо. Пространство вокруг нас опустело. Ничего не было видно, кроме жемчужного сверкания Галактики снизу, светлячков внешних далеких галактик и желто-зеленого шара кугельблитца.
   Мы стали видимы друг другу: слишком одиноко все себя почувствовали. Ничего не понимая, переглядывались.
   – Я думал, что нечто такое может произойти, – сказал Альберт Эйнштейн, серьезно посасывая трубку.
   Кассата взревел:
   – Черт вас побери! Если вы понимаете, что произошло, скажите нам!
   Альберт пожал плечами.
   – Я полагаю, вы все увидите сами, – сказал он, – потому что, мне кажется, следующая очередь наша.
   Так и случилось. Мы посмотрели друг на друга, и Вдруг не на что стало смотреть. Ничего снаружи корабля, я хочу сказать. Нас окружила серая пелена полета быстрее скорости света. Словно смотришь в окно самолета в густой туман.
   А потом и этого не стало.
   Туман исчез. Сенсоры корабля снова смогли видеть.
   И мы без всякого предупреждения снова увидели знакомое черное пространство, полное звезд... и я сразу узнал, где мы находимся. Эта планета и этот спутник те самые, на которые глаза людей (или почти людей) смотрят уже больше полумиллиона лет.
   Мы были на орбите вокруг Земли, а вместе с нами также и множество других артефактов. Я узнал крейсеры ЗУБов и даже огромное Сторожевое Колесо.
   Этого я вынести не мог.
   Однако, что делать, я знал. Когда положение становится для меня непереносимым, я знаю, где мне получить помощь.
   – Альберт! – воскликнул я.
   Но Альберт продолжал смотреть на Землю и Луну, на остальные объекты за корпусом «Истинной любви», сосал трубку и не отвечал.

20. СНОВА ДОМА

   Альберт Эйнштейн оказался не единственным устройством, которое, по-видимому, перестало функционировать. На кораблях ЗУБов тоже возникли проблемы. Все системы контроля оружия просто перегорели. Не работали.
   Все остальное действовало совершенно исправно. Связь работала хорошо – и была перегружена: все спрашивали друг у друга, что же произошло. Никакого неисправимого ущерба нанесено не было. На Колесе горели огни, работали компенсаторы массы. Машины готовили пищу и прибирались. Койки в каюте коммодора на флагмане ЗУБов продолжали заправляться, мусоросборщики исправно принимали отходы.
   «Истинная любовь», на которой никогда не было вооружения, оставалась как новенькая. Мы могли немедленно лететь куда угодно.
   Но куда?
   Мы никуда не полетели. Алисия Ло села за приборы и вывела нас на безопасную орбиту. Меня это не тревожило. Я на все сто процентов сосредоточился на своей информационной системе и дорогом друге Альберте Эйнштейне.
   – Альберт, пожалуйста!
   Он достал изо рта трубку и с отсутствующим внаем посмотрел на меня.
   – Робин, – сказал он, – я должен попросить вас проявить терпение.
   – Но Альберт! Я тебя умоляю! Что будет дальше?
   Он бросил на меня непостижимый взгляд – во всяком случае я его не понял.
   – Пожалуйста! Мы в опасности? Враг собирается убить нас?
   Он изумился.
   – Убить нас? Что за нелепая мысль, Робин! После того, как они познакомились со мной, и с миссис Броадхед, и мисс Ло, и генералом Кассатой? Нет, конечно, нет, Робин, но вы должны меня простить: я сейчас очень занят.
   И это было все, что он сказал.
   Немного погодя со стартовых петель прилетели шаттлы, мы отправили свои базы данных назад, на добрую старую Землю, и попытались – о, как долго мы пытались! – разобраться.

21. ОКОНЧАНИЯ

   Я не знал, как начать рассказ, а теперь не знаю, как окончить.
   Видите ли, это и есть конец. Больше рассказывать не о чем.
   Я понимаю, что для линейного плотского слуха это звучит странно (не говоря уже о том, что слишком умно), как и многое другое, что я здесь говорил. Ничего не могу сделать. Странное не может быть выражено не странно, а мне нужно рассказывать, как было. Что «случилось» дальше, не имеет значения, потому что все важное уже случилось.
   Конечно, даже мы, расширенные, иногда бываем линейными... поэтому нам потребовалось какое-то время, чтобы разобраться в случившемся.
 
   Мы с Эсси согласились, что больше всего нам нужна передышка – нужно отдохнуть, попытаться понять, что произошло, собраться с мыслями. Мы на самом деле приказали доставить наши базы данных в старый дом на Таппановом море, впервые за бесчисленное количество лет, и осели там, чтобы прояснить головы.
   База данных Альберта была с нами.
   Сам Альберт – совсем другое дело. Альберт больше не отвечал на мои призывы. Если он еще оставался в базе данных, то не показывался.
   Эсси не собиралась признавать поражение от одной из собственных программ. Прежде всего она занялась проверками и избавлением от вирусов. Потом все-таки сдалась.
 
   – Не могу найти ничего неисправного в программе Альберта Эйнштейна, – сказала она, – только программа не работает. – Эсси гневно посмотрела на веер, в котором находилась база данных Альберта. – Это всего лишь труп! – раздраженно сказала она. – Тело, из которого ушла жизнь.
   – Что мы можем сделать? – спросил я. Вопрос риторический. Я просто не привык к тому, что мои машины подводят меня.
   Эсси пожала плечами. И предложила утешительный приз:
   – Я могу написать для тебя новую программу Альберта, – сказала она.
   Я покачал головой. Мне не нужна новая программа. Мне нужен Альберт.
   – Тогда, – сказала Эсси практично, – будем отдыхать и ухаживать за своим садом ["Нужно ухаживать за своим садом", слова Вольтера]. Как насчет того чтобы поплавать и съесть огромный плотный великолепный ленч?
   – Кто может есть? Эсси, помоги мне! Я хочу знать, – пожаловался я. – Я должен знать, о чем он говорил, когда просил нас не беспокоиться. Какое отношение к этому имеешь ты, и Кассата, и Алисия Ло? Что у вас трех общего?
   Она поджала губы. Потом лицо ее прояснилось.
   – А что если спросить их?
   – О чем спросить?
   – О них самих. Пригласить их сюда – и тогда мы, вместе поедим.
 
   Все произошло не так быстро.
   Прежде всего они физически (я имею в виду базы данных) не были на Земле. Оба еще были на орбите. Мне не хотелось обходиться двойниками, потому что даже незначительная задержка в ответе мешает, так что пришлось их переместить на Таппаново море, а это заняло много времени. Гораздо дольше, чем обычно, потому что Кассата вначале не мог прийти.
   Я не терял времени.
   Конечно, без Альберта мне стало труднее. Впрочем, особой разницы не составило, потому что я могу сделать почти все то же, что делает Альберт (но, конечно, не ответить на его загадку), если придется. Сейчас пришлось. Так что это я, а не Альберт смотрел, что происходит в мире.
   А происходило многое, хотя мне это и не помогало.
   Вначале паника. ЗУБы выпустили тревожный неясный бюллетень о повреждении флота, а потом еще более тревожное требование строительства нового флота, большего и лучшего прежнего – по принципу: если что-то не работает, нужно сделать его лучше, и так без конца.
   Но это второе требование звучало уже нормальнее. После первой паники население поняло, что не погиб ни один человек. Корабли Врага не появились в небе над Сан-Франциско или Пекином, чтобы превратить их в пепел. Люди вернулись к нормальной жизни, как крестьяне на склонах вулкана. Гора не взорвалась, никто не пострадал. Конечно, она взорвется – но еще не сейчас, слава Богу.
   В Институте работала сотня новых лабораторий, занимаясь событиями у Сторожевого Колеса. Половина из них анализировала снова и снова «битву» между кораблями ЗУБов и Врагом. Но особенно анализировать было нечего. Мы знали то, что видели. Никакого ключа не было. Никаких противоречий в сенсорных записях, никаких отличий от увиденного зрением. Корабли Врага появились и нейтрализовали наши крейсеры; потом Враг осторожно подобрал нас и вернул назад, в наш детский манеж. Вот и все.
   В лабораториях обсуждался сам Враг, но ничего нового не возникло. Видные ученые соглашались, что, вероятно, их предыдущие предположения справедливы: Враг родился вскоре после Большого Взрыва. Климат вселенной показался ему подходящим. А когда погода ухудшилась – когда в уютный суп из пространства и энергии вторглась материя, Враг решил изменить положение. Он привел в действие механизм поворота и закрылся в кугельблитце в ожидании хорошего дня.
   А что касается короткой стычки у Сторожевого Колеса – что ж, если вы разбудите от спячки медведя, он, вероятно, раздраженно отмахнется от вас. Но потом снова впадет в спячку; а это отмахивание рассерженного медведя было необыкновенно нежным.
   О, да, было множество рассуждений... Боже, сколько их было! Но никаких фактов. Не было даже никаких правдоподобных теорий, по крайней мере ни одна не доходила до стадии экспериментов, которые позволили бы ее проверить. Все (за пределами ЗУБов, разумеется) соглашались, что план постройки нового флота просто глуп, но так как лучшего плана ни у кого не было, казалось, что он осуществится.
   Когда должны были прибыть Кассата и Алисия Ло, я отправился к базам памяти, положил руку (конечно, так называемую «руку») на базу данных Альберта и сказал:
   – Пожалуйста, Альберт, как личное одолжение мне, скажи, пожалуйста, что происходит.
   Альберт не ответил.
   Но когда я пошел в гостиную, чтобы подготовиться к встрече гостей, на моем любимом кресле лежал листок бумаги. На нем было написано:
   «Робин, мне искренне жаль, но я не могу прервать то, чем сейчас занимаюсь. Вы действуете хорошо. Продолжайте в том же духе. С любовью, Альберт».
 
   Хулио Кассата снова был не в мундире – рубашка, шорты, сандалии – и был явно доволен встречей со мной. Когда я спросил его об этом, он сказал:
   – О, дело не в вас, Броадхед... – конечно, совсем он не изменился, – а в том, что этот ублюдок решил наконец уничтожить меня. Какой ублюдок? Разумеется, я – плотский я. Он не любит свои копии. Давно бы это сделал, но был очень занят программой нового строительства. Ему очень не хочется оставлять меня, потому что он боится, как бы ваш Институт не объявил меня нужным или ценным...
   Я намеки понимаю сразу – и потому сказал, правда, с некоторыми опасениями:
   – Институт это уже сделал.
   В конце концов Институт ведь может изменить свое мнение, если захочет... но когда я так сказал, Кассата как будто стал более человечным.
   – Спасибо, – сказал он, а Эсси сказала:
   – Идемте на веранду, – а я сказал:
   – Что хотите выпить? – и происходящее стало напоминать пирушку, а не работу группы по теме «какого-дьявола-происходит-со-вселенной».
   Потом я все-таки перешел к главному.
   – Согласно словам Альберта Эйнштейна, Враг не убил нас, потому что встретил вас троих плюс меня и самого Альберта. – Кассата и Алисия Ло выглядели удивленными и слегка польщенными. – Есть идеи, почему? – спросил я. Все молча смотрели на меня.
   Начала Эсси.
   – Я об этом думала, – объявила она. – Вопрос в том, что у нас троих общего. Начнем с того, что мы все записаны машиной, но, как заметил Робин, таких еще бесчисленные миллиарды. Второе. Лично я машинный дубликат существующей плотской личности. Хулио тоже.
   – А я нет, – сказала Алисия.
   – Верно, – с сожалением согласилась Эсси, – я это знаю. Проверила в первую очередь. Ваше плотское тело умерло от перитонита восемь лет назад, так что дело не в этом. Третье. Мы все достаточно умны по стандартным представлениям, все обладаем определенными умениями, например, пилотажем, навигацией и тому подобное – но ими также обладают многие другие. Очевидные связи я давно исключила, так что нужно копать глубже. Например. Я лично русского происхождения.
   – Я американо-испанского черного, – сказал Кассата, качая головой, – а Алисия китайского, ничего не выходит. И я мужчина, а вы женщины.
   – Мы с Хулио когда-то играли в гандбол, – предложила Алисия Ло, но Эсси в свою очередь покачала головой.
   – Я в Ленинграде в такие игры не играла. Во всяком случае не думаю, чтобы Врага интересовали спортивные достижения.
   Я сказал:
   – Беда в том, что мы не знаем, что его интересует.
   – Ты, как всегда, прав, дорогой Робин, – вздохнула Эсси. – Дьявол! Подождите. Можно это сделать не таким скучным.
   – Я не очень тороплюсь, – быстро сказал Кассата, думая, что будет, когда он станет не нужен.
   – Я не сказала быстрее, только менее скучно. Ну как, друзья? Выпьете еще? Может, немного виндсерфинга? Я пока проведу быстрое перекрестное сопоставление всех трех баз данных. Это легко и не помешает другой деятельности.
   – Она улыбнулась. – Может, будет чуть щекотно, – добавила Эсси и отправилась в свой кабинет программирования.
   А мне предоставила играть роль хозяина.
   Для меня это подходящее занятие. Я угостил их выпивкой. Предложил все возможности дома для развлечений, а эти возможности значительны, включая отдельную спальню; именно ее я прежде всего и имел в виду. Но тогда они, казалось, в ней не нуждались. Просто сидели и разговаривали. Приятно было оказаться дома и просто сидеть и разговаривать на веранде с видом на море и холмы на другом берегу. Так мы и сделали.
   Подтвердилась снова проницательность Эсси в оценке характеров. Двойник-Кассата оказался гораздо выносимой своего плотского оригинала, и я даже с интересом слушал его анекдоты и смеялся его шуткам. Алисия Ло была просто отличной женщиной. Я не упустил отметить, что она хороша собой, стройна, миниатюрна и быстра и что у нее приятный характер. К тому же я понял, что она многое знает. Как один из последних старателей Врат, она участвовала в четырех научных полетах, а после расширения бродила по всей Галактике. Бывала в местах, о которых я только слышал, а о некоторых даже и не слышал. Я только начинал понимать, что она увидела в Хулио Кассате, но легко понял, почему Кассата влюбился в нее.
   Он даже начинал ревновать. Когда она рассказывала о своих спутниках по полетам, он особое внимание обращал на ее рассказы о мужчинах.
   – Бьюсь об заклад, ты здорово с ними трахалась! – кисло сказал он.
   Она рассмеялась.
   – Я бы рада!
   Это меня удивило.
   – Что это за парни? У них что, глаз не было?
   Она ответила, скромно поблагодарив меня за скрытый комплимент:
   – Вы не знаете, как я тогда выглядела. До того как лопнул мой аппендикс, я была высокой и тощей и... ну, у меня было прозвище «Человек-хичи». Так что я родилась не такой, какой вы меня сейчас видите, мистер Броадхед, – сказала она, говоря со мной, но глядя на Кассату, чтобы проверить, как он это воспримет.
   Он воспринял хорошо.
   – Ты выглядишь великолепно, – сказал он. – Как получилось, что ты умерла от аппендицита? Не оказалось врачей поблизости?
   – Конечно, была Полная Медицина, и меня хотели привести в порядок. Даже с косметической обработкой, предлагали убрать кое-какие кости в позвоночнике, изменить лицо. Я не захотела, Хулио. Я хотела выглядеть по-настоящему хорошо, а не приближением, как они бы сделали. И был только один способ. Машина для записи уже ждала. И я воспользовалась.
   И с угла веранды, где она изгибается, открывая вид на цветы Эсси, с улыбкой навстречу нам поднялась фигура.
   – Теперь вы знаете причину, – сказала она.
   – Эсси! – заорал я. – Иди быстрей!
   Потому что этой фигурой был Альберт Эйнштейн.
   – Боже мой, Альберт, – сказал я, – где ты был?
   – О, Робин, – с улыбкой ответил он, – мы возвращаемся к метафизике?
   – Не специально. – Я опустился в кресло, глядя на него. Он не изменился. Трубка, как всегда, не зажжена, носки спущены, волосы развеваются во всех направлениях.
   И манеры у него по-прежнему уклончивые. Он поплотнее сел в кресло-качалку напротив нас.
   – Но, видите ли, Робин, существуют только метафизические ответы на ваш вопрос. Я не был ни в каком «где». И сейчас здесь не просто "Я".
   – Не думаю, чтобы я понял, – сказал я. Это не совсем верно. Я надеялся, что не понял.
   Он терпеливо сказал:
   – Я связался с Врагом, Робин. Точнее, он связался со мной. Еще точнее, – виноватым тоном продолжил он, – тот "я", что сейчас разговаривает с вами, совсем не ваша информационная программа Альберт Эйнштейн.
   – Но кто тогда? – спросил я.
   Он улыбнулся, и по этой улыбке я понял, что понял его правильно.

22. КОНЦА НЕТ

   Когда я был трехлетним ребенком в Вайоминге, меня не отучали от веры в Санта-Клауса. Мама мне не говорила, что Санта-Клаус реален, но не говорила и обратного.
   Во всей последующей жизни не было вопроса, на который я хотел бы так ответить, как тогда на этот вопрос. Я очень серьезно размышлял над ним, особенно во второй половине декабря. Я сгорал от желания узнать. Не мог дождаться, когда вырасту – скажем, до десяти лет, потому что тогда, рассуждал я, я буду достаточно умен, чтобы знать ответ на этот вопрос.
   Когда я был подростком в психиатрической лечебнице пищевой шахты, врачи говорили, что со временем я вырасту. Смогу справиться со своими страхами и смятениями, буду уверен в себе – настолько, пообещали мне, что смогу работать и даже самостоятельно переходить улицу. И этого я не мог дождаться.
   Когда я был испуганным старателем на Вратах... Когда я был доведенным до ужаса единственным выжившим После полета к черной дыре... Когда я был слезливой массой желе на кушетке Зигфрида фон Психоаналитика... Когда я был всем этим, я пообещал себе, что рано или поздно стану мудрее и уверенней. Когда мне было тридцать, я думал, что это произойдет в пятьдесят. Когда стукнуло пятьдесят, я был уверен, что это случится в шестьдесят пять. Когда мне исполнилось семьдесят, я подумал, что уж когда умру, тогда-то избавлюсь от всех тревог, неуверенностей и сомнений.
   А потом я стал старше, чем считал возможным (не говоря уже о том, что стал мертвым), и все базы данных мира доступны мне... но у меня сохранились тревоги и сомнения.
   А потом вернулся от Врага Альберт со всем знанием, которое получил, и предложил поделиться со мной; и теперь мне хочется узнать, сколько еще лет мне стареть, прежде чем я стану окончательно взрослым. И много ли еще мне предстоит узнать, прежде чем стану мудрым?
   Но теперь я по крайней мере знаю, чем вызваны мои затруднения с окончаниями: у бесконечности не может быть конца. У таких, как я, конца нет. Нам он не нужен.
   Галактика – наша Сморщенная Скала, и прием по случаю встречи продолжается вечно. Бывают и у нас перемены. Бывают промежутки, иногда очень длительные, когда мы занимаемся чем-то другим. Бывают окончания разговоров, но каждый конец – это начало нового, и эти начала никогда не кончаются, потому что именно это и означает «вечность».
   Могу вам кое-что рассказать об этих окончаниях (которые одновременно есть начала), например, о разговоре Альберта с Эсси.
   – Прошу прощения, миссис Броадхед, – сказал Альберт, – потому что я знаю: вас очень расстроило, что ваша собственная программа вам не отвечает.
   – Чертовски верно, – возмущенно сказала она.
   – Но, видите ли, я больше не ваша программа. Часть меня создана другими.
   – Другими?
   – Теми, кого вы называете Врагом, – объяснил он. – Теми, кого хичи называют убийцами. Они определенно не убийцы, во всяком случае...
   – Да? – прервала Эсси. – Ты можешь убедить в этом лежебок? Не говоря уже о других цивилизациях. Разве не убийцы уничтожили их?
   – Миссис Броадхед, – мягко сказал он, – я хочу сказать, что они не сознательные убийцы. Лежебоки состоят из материи. Мы – или эти Другие – не в состоянии оказались понять, что связанные протоны и электроны могут обладать разумом. Подумайте, пожалуйста. Предположим, ваш дедушка обнаружил, что один из его примитивных компьютеров совершает нечто, что может со временем помешать планам самого дедушки. Как бы он поступил?
   – Расколотил бы его, – согласилась Эсси. – У дедушки был горячий характер.
   – Он не стал бы, я уверен, – улыбнулся Альберт, – думать о том, что у машины возможно существование... как бы это назвать? Души? Во всяком случае, что машина обладает разумом. Так что эти Другие... «расколотили», как вы выразились, то, что могло им помешать. Это не составило для них проблемы: они видели, что материальные создания больше всего любят уничтожать друг друга, и потому просто помогли им это делать.
   Я вмешался.
   – Ты хочешь сказать, что теперь Убийцы нас любят?
   – У них нет такого термина, – вежливо ответил Альберт. – И вообще все мы – включая меня, к сожалению – сравнительно с ними исключительно примитивные создания. Но когда в порядке обычной проверки было установлено, что на Сторожевом Колесе есть машинный разум, была назначена более основательная проверка. – Он снова улыбнулся. – Вы прошли испытание. И поэтому они не хотят быть вашим Врагом, хотят только, чтобы никто не вмешивался в их планы, и, – серьезно добавил он, – я настоятельно советую, Робин, чтобы вы сделали для этого все возможное.
   – В их планы вернуть вселенную к началу?
   – Планы создать лучшую вселенную, – поправил Альберт.
   – Ха, – сказала Эсси, качая головой. – Лучшую для них, хочешь ты сказать.
   – Я хочу сказать – лучшую для нас всех. – Альберт улыбнулся. – Потому что к тому времени как прекратится расширение и начнется сжатие, мы будем подобны им. Мы уже похожи на них – те, кто записан машиной. Именно поэтому они смогли общаться со мной.
   – Святой дым небесный! – прошептала моя дорогая жена Эсси.
 
   Могу рассказать вам о разговоре Альберта с Хулио Кассатой.
   – Вы, конечно, знаете, – разговорным тоном сказал ему Альберт, – что оружие не может повредить Другим.
   – Врагу! И это мы еще посмотрим, Эйнштейн!
   Альберт серьезно попыхтел трубкой. Покачал головой.
   – Вы разве не поняли, что обязательно потерпите поражение? Единственная ваша надежда – каким-то образом уничтожить кугельблитц, который охраняет Сторожевое Колесо сразу за нашей Галактикой. Скажите мне, генерал Кассата, у вас есть причины считать нашу Галактику какой-то особенной?
   – В ней живем мы! – рявкнул Кассата.
   – Да, – согласился Альберт, – для нас она уникальна. Но что заставляет вас считать, что она уникальная для Врага? Вы считаете нашу Галактику какой-то особой?
   – О, Боже, Альберт, – начал Кассата, – если вы пытаетесь сказать мне то, что, как я думаю, вы пытаетесь сказать...
   – Именно это я и говорю вам, генерал Кассата. Других не интересует отдельная Галактика. Они намерены перестроить всю вселенную. Вселенную с сотнями миллиардов галактик, о большинстве из которых мы ничего не знаем.
   – Да, конечно, – в отчаянии сказал Кассата, – но мы знаем, что Враг здесь, потому что он вмешался в дела нашей Галактики.
   – Но вы не можете быть уверены, – серьезно сказал Альберт, – что в других местах его нет. Вы не можете считать, что только наша Галактика в состоянии создать разумную жизнь. Любая галактика может! Вероятно, могут даже газовые облака в межгалактическом пространстве! И если Другие не хотят, чтобы органический разум вмешивался в их проект, они организуют свои базы повсюду.
   – Так что даже если мы сумеем уничтожить кугельблитц...
   – Вы не сможете. Но если бы смогли, – сказал Альберт, – это все равно что раздавить одну муху цеце и считать, что с энцефалитом покончено.
   Он молча какое-то время курил, гладя на Хулио Кассату. Потом улыбнулся.
   – Это плохая новость, – сказал он. – А хорошая в том, что вы лишились работы.
   – Лишился чего?
   – Вы безработный, да. – Альберт кивнул. – Нет больше никакой надобности в Звездном Управлении Быстрого реагирования. А это означает, что оно больше не может отдавать приказы. Следовательно, вам не нужно возвращаться, чтобы быть уничтоженным. Следовательно, вы можете, как и все мы, оставаться бесконечно в своем нынешнем состоянии.
   Глаза Кассаты широко распахнулись.
   – О, – сказал он, глядя на Алисию Ло.
   Могу рассказать о разговоре Альберта с Алисией Ло.
 
   – Простите, если выразился не совсем ясно, мисс Ло, – начал Альберт, – но когда Другие изучали вас на Сторожевом Колесе...
   – Доктор Эйнштейн! Я не знала, что Вра... что Другие были с нами в полете!
   Он улыбнулся.
   – Я тоже тогда не знал, хотя, конечно, сейчас понимаю, что должен был догадаться. Они были здесь. Они и сейчас здесь, в моей программе; они повсюду, где хотят быть, мисс Ло, и полагаю, они будут с нами всегда, потому что мы их очень интересуем. И вы больше всех остальных.
   – Я? Почему я?
   – Потому что вы доброволец, – объяснил Альберт. – У меня не было выбора; я был создан как компьютерная программа и таким всегда был. Робинетт умер. Его единственной возможностью была машинная запись. И генерал Кассата, и миссис Броадхед – двойники живых личностей, но вы – вы сами выбрали машинную запись! Вы сознательно отказались от своего материального тела.
   – Только потому что мое материальное тело болело и было отвратительно внешне, и...
   – Потому что вы решили, что в машинном виде вам будет лучше, – сказал Альберт, кивая. – И Другие находят это очень обнадеживающим, потому что не сомневаются: задолго до того, как положение станет критическим, все люди и хичи последуют вашему примеру.
   Алисия Ло посмотрела на Хулио Кассату. И повторила то, что он сказал только что:
   – О!
 
   И могу рассказать вам о разговоре Альберта со мной – по крайней мере о его последней части. Это окончание, которое стало началом, потому что в нем было кое-что для меня.
   – Мне жаль, что я не мог ответить на ваш вопрос, когда вы меня просили, Робин, – сказал Альберт, – но это было невозможно, пока я учился.
   Я снисходительно ответил:
   – Тебе, наверно, потребовалось много времени, чтобы научиться всему, что они знают.
   – Всему? О, Робин! Да я почти ничего не узнал. Вы представляете себе, каков их возраст? И как много они узнали? Нет, – сказал он, качая головой, – я не узнал всю историю их расы, не узнал, как именно они собираются заставить вселенную сжиматься. В сущности, я получил только некоторые практически нужные сведения.
   – Дьявольщина! – сказал я. – А почему не больше?
   – Я не спрашивал, – просто ответил он.
   Я обдумал его слова. И сказал:
   – Ну, я думаю, когда настанет время, они многое смогут рассказать нам...
   – Очень в этом сомневаюсь, – ответил Альберт. – Зачем им это? Будете ли вы учить космической навигации кошку? Может, когда-нибудь, когда все перейдут на следующую ступень эволюции...
   – Станут, как ты?
   – Станут, как мы, Робин, – мягко сказал он. – Когда все живые люди и живые хичи решат стать более живыми, стать вечно живыми... как мы... тогда, может быть, у нас появится шанс на настоящий диалог... Но я считаю, что на следующие несколько миллионов лет они оставят нас одних. Если мы оставим их в покое.
   Я вздрогнул.
   – Я с удовольствием это сделаю.
   – Я рад, – сказал Альберт.
   Что-то в его голосе заставило меня повернуться и посмотреть на него. Голос был другой, я уже слышал его раньше. И говорил со мной не Альберт.
   Кто-то совсем другой.
   – В конце концов, – улыбаясь, сказал Он, – Другие тоже Мои дети.
 
   Так что, вероятно, я никогда не достигну удивительного возраста зрелости, когда известны ответы на все вопросы, которые продолжают тревожить меня.
   Но, может быть, достаточно просто задать их.