Страница:
Меня беспокоило одно.
– Не вздумает ли Таунтон предпринять… э-э… решительные шаги?
– О, он, конечно, снова попробует украсть у нас Венеру, – спокойно ответил Фаулер.
– Я не об этом. Помните, что произошло, когда мы начали эксплуатацию Антарктики?
– Еще бы, я сам там был в это время. Сто сорок убитых у нас и Бог знает, сколько у них.
– А ведь это был всего лишь один континент. Таунтон расценивает такие вещи как личный вызов. Если он полез в драку из-за какого-то паршивого замороженного континента, представляете, на что он пойдет из-за целой планеты?
– Нет, Митч, – терпеливо разубеждал меня Шокен. – Он не решится. Во-первых, драки теперь влетают в копеечку, во-вторых, мы не дадим ему формального повода и, в-третьих, мы вовремя прищемим ему хвост.
– Да, конечно, – сказал я и успокоился.
Поверьте, я искренне предан фирме. С первых же дней работы, еще в-пору ученичества, я старался жить только интересами фирмы и интересами торговли. Но войны в промышленном мире, да и в мире рекламы, ведутся очень уж грязными способами. Всего несколько десятков лет назад одно небольшое, но предприимчивое рекламное агентство в Лондоне затеяло тяжбу с английским филиалом фирмы «Бэттон, Бартон, Дерстайн и Осборн». В результате уцелела лишь пара Бартонов да один малолетний Осборн.
Говорят, что и сейчас еще на ступеньках Министерства почт и телеграфа видны следы крови – свидетельство жестокой схватки «Уэстерн юнион» с Американской железнодорожной компанией за контракты на перевозку почты.
Шокен продолжал.
– Прежде всего не спускай глаз со всякого рода фанатиков. Им ведь придется что-то сказать о проекте. Каждая из этих организаций, начиная с «консов» и кончая республиканской партией, немедленно выскажется «за» или «против». Надо сделать так, чтобы они были «за». От этого многое зависит.
– Чтобы даже «консы» были «за»?! – воскликнул я.
– Ну на этих я не рассчитываю. Они скорее будут помехой. – Фаулер задумчиво покачал головой. – М-м. Пожалуй, надо пустить слух, что космические полеты противоречат убеждениям консервационистов. Полеты требуют больших расходов сырья, а это непременно приведет к снижению жизненного уровня, понимаешь? К примеру, для получения горючего нужно органическое сырье, а «консы» считают, что его лучше пустить на удобрения.
Любо-дорого смотреть, когда за дело берется мастер. Фаулер тут же набросал программу действий. Мне осталось уточнить детали. Консервационисты – всегда подходящая мишень. Эти свихнувшиеся фанатики пытаются утверждать, что современная цивилизация «опустошает» планету. Чудовищная ерунда! Когда не хватает природных ресурсов, на помощь всегда приходит наука. В конце концов, когда натуральное мясо стало редкостью, у нас появились соевые котлеты. Когда иссякли запасы нефти, техническая мысль дала нам педальный автомобиль.
Я в свое время тоже испытал на себе влияние идей «консов» и знаю, что все их аргументы сводятся к одному: жить, сообразуясь с законами природы. Вздор! Если бы природа хотела, чтоб мы жили в соответствии с естественными законами, зачем бы ей предоставлять нам возможности для изготовления заменителей?
Еще минут двадцать я слушал вдохновенные речи Фаулера Шокена и снова, в который уже раз, отметил про себя умение шефа кратко и четко излагать программу действий.
Детали, как всегда, он оставлял мне. А я-то уж свое дело знал. Необходимо, чтобы американцы колонизировали Венеру. Для этого нужно решить три задачи: завербовать колонистов, доставить их на Венеру и занять их там чем-нибудь.
Первую задачу легко решить с помощью рекламы. Телевизионная реклама фирмы «Шокен» поставлена настолько хорошо, что можно полностью на нее положиться. Людей, в сущности, не так уж трудно убедить, что хорошо именно там, где нас нет. Я уже набросал примерный план рекламной кампании с бюджетом в мегамиллион долларов. Запрашивать больше, пожалуй, было бы неосторожно.
Решение второй задачи лишь отчасти зависело от нас. Созданием межпланетных кораблей по заказам военного министерства занимались Республиканская авиационная компания, телефонная компания Бэлл и Американский стальной трест. Наша задача заключалась не в том, чтобы перевезти колонистов на Венеру, а в том, чтобы заманить их туда. Когда ваша жена вдруг обнаруживает, что испортившуюся плитку для поджаривания хлеба невозможно заменить новой, потому что детали к ней изготовляются из нихрома, идущего на постройку реактивных двигателей, а вечно недовольный конгрессмен, ставленник какой-нибудь захудалой фирмы, вдруг решает, потрясая сводками, уличить правительство в безрассудном расходовании средств на бредовые проекты – вот тут-то и начинается наша работа. Нам предстоит убедить вашу жену, что ракета нужна ей больше, чем плитка для поджаривания хлеба, а фирме мы даем понять, что глупость конгрессмена может ей дорого обойтись.
Я подумал было о применении «жесткой» политики, но тут же отказался от этой мысли. Это может повредить другим капиталовложениям фирмы «Шокен». Пожалуй, правильнее сыграть на религиозных чувствах – например, убедить те 800 миллионов, которые не полетят на Венеру, что им необходимо чем-то жертвовать.
На всякий случай я взял все на заметку – в этом мне поможет Бренер. Оставалось решить третий вопрос: чем занять колонистов на Венере.
Я знал, что именно над этим ломает сейчас голову Фаулер Шокен. Правительственная субсидия на организацию рекламы была бы неплохим дополнением к нашему годовому бюджету. Но Шокен был слишком крупным дельцом, чтобы довольствоваться единовременной подачкой. Он хотел заручиться финансовой поддержкой на несколько лет, пока на Венере не будут построены основные промышленные центры. Кроме того, колонисты и все их потомство должны принадлежать только ему. Ясно, что Фаулер задумал повторить наш блестящий опыт с Индиастрией, только в еще более грандиозных масштабах. Наша фирма объединила Индию в гигантский картель, где каждая сплетенная крестьянином корзина, каждый слиток иридия и каждый грамм опиума находили сбыт только через рекламное агентство Шокена. То же предстояло сделать на Венере. Потенциальные выгоды от этого предприятия были бы равны общей сумме всех золотых запасов на Земле. Планета величиной с Землю, не менее богатая, чем Земля, – и каждый микрон, каждый миллиграмм ее наш!
Я посмотрел на часы. Около четырех. Свидание с Кэти назначено на семь. Времени в обрез. Я вызвал Эстер по телефону и велел заказать билет на реактивный самолет, отбывающий в Вашингтон. А сам тем временем позвонил человеку, которого указал мне Фаулер, – Джеку О'Ши, пока единственному из смертных, побывавшему на Венере. Когда он давал согласие на встречу, его молодой голос звучал довольно самоуверенно.
– Простите за беспокойство, мистер Кортней, – извинился он. – «Консы» сбросили бомбу вблизи Топеки. У нас есть сведения, что преступник находится на борту самолета, прибывающего в 16:30. Похоже, он стреляный воробей.
– На что же они покушались?
– На Отдел сырьевых ресурсов компании «Дюпон». У нас с ней контракт на охрану их заводов. Компания собралась заложить новую шахту на месте плодородного поля. Все было обставлено очень торжественно, но как только гидравлические машины начали бурение, из толпы бросили бомбу. Машинист, его помощник, а также вице-президент компании были убиты наповал. Преступник скрылся в толпе, но его заметили. Он от нас не уйдет.
– Желаю успеха, лейтенант, – сказал я и поспешил в здание аэровокзала. О'Ши уже ждал меня в баре за столиком у окна. Он был явно недоволен, но, выслушав мои объяснения, улыбнулся.
– Что ж, со всяким может случиться, – заметил он, болтая коротенькими ножками, и звонким голосом подозвал официанта. Когда тот принял заказ, Джек откинулся на спинку стула и сказал:
– Итак, я к вашим услугам.
Я посмотрел на него, а затем перевел взгляд в окно. Далеко в южной части аэродрома на гигантском обелиске в память Ф.Д.Р. ‹Франклин Делано Рузвельт› мерцал огонек светового сигнала, а еще дальше едва виднелся крохотный купол старого Капитолия. Я никогда за словом в карман не лез, а тут не знал, как начать разговор. О'Ши явно наслаждался моим замешательством.
– Итак, – снова повторил он не без ехидства, и я понял, что в эту минуту он думает: – «Ну вот, теперь вы все приходите ко мне на поклон. Каково? Вроде бы вам это не по вкусу?»
Наконец я решился:
– Что на Венере?
– Песок и туман, – ответил он не задумываясь. – Разве вы не читали мой отчет?
– Разумеется, читал. Но мне этого мало.
– В отчете все сказано. Господи, когда я вернулся, меня допрашивали целых три дня. Если я что-нибудь тогда и упустил, то теперь уже наверняка не вспомню.
– Меня не это интересует, Джек. Кому придет в голову убивать время на чтение официальных отчетов. Я специально держу пятнадцать человек только для того, чтобы они читали их за меня. Мне нужно другое. Я должен сам почувствовать, что такое Венера. И помочь мне в этом может только один человек – тот, кто сам там побывал.
– Иногда я жалею об этом, – устало сказал Джек О'Ши. – С чего начать? Я единственный на Земле пилот-карлик. О корабле, на котором я летал, вы и без меня все знаете. Видели, должно быть, образцы пород, которые я доставил на Землю. Целиком полагаться на них не стоит. Я совершил всего одну посадку, а в пяти милях от этого места геологическое строение Венеры может оказаться совсем иным.
– Все это мне известно. Послушайте, Джек, предположим, необходимо заманить на Венеру людей, много людей. Что бы вы им рассказали о планете?
Он рассмеялся.
– Наговорил бы кучу небылиц. Выкладывайте-ка все начистоту. Зачем я вам нужен?
И пока я посвящал его в планы Шокена, его крохотные круглые глазки на крохотном круглом личике, не отрываясь, глядели на меня. В лицах карликов есть что-то непроницаемое, как у фарфоровых кукол: будто природа, обидев их ростом, тут же поторопилась доказать, что рост – это еще не все, и придала их чертам то совершенство и утонченность, которых нет у обыкновенных людей. Джек медленно потягивал свой напиток, а я в паузах большими глотками пил свой.
Закончив рассказ, я все еще не знал, станет ли Джек моим союзником, а для меня это было очень важно. Он не марионетка из правительственного аппарата, пляшущая под дудку Фаулера Шокена, и не чиновник, которого легко можно купить. Фаулер дал ему возможность немного понежиться в лучах славы – мы рекламировали банкеты в честь О'Ши, его книги и публичные лекции. Он должен был чувствовать по отношению к нам известную благодарность, но не больше.
– Что ж, если я могу быть вам полезен… – сказал он. После этого беседа пошла непринужденней.
– Можете, – заверил его я. – За этим я к вам и приехал. Скажите, что можно сделать на Венере?
– Чертовски мало, – ответил он, и тонкая морщинка прорезала его гладкий блестящий лоб. – С чего бы начать? Вас интересует, должно быть, атмосфера Венеры? Формальдегид в чистом виде – препятствует гниению. Температура? Все время выше точки кипения воды, если бы вода вообще была на Венере. По крайней мере до сих пор ее там не обнаружили. Ну, что еще? Ветры, например? Меня несло со скоростью пятьсот миль в час.
– Нет, не то, – сказал я. – Это все мне известно. Право, Джек, на такие вопросы я и сам бы мог ответить. Я хочу почувствовать, что значит побывать на Венере, хочу знать, что чувствовали вы, когда попали туда. Говорите все. Я остановлю вас, как только услышу то, что мне нужно.
Джек прикусил верхнюю губу.
– Ладно, – заметил он. – В таком случае начну с самого начала. Закажем еще по стаканчику, а?
Официант подал напитки. Джек, барабаня пальцами по столу и потягивая рейнвейн с сельтерской, стал рассказывать.
Начал он издалека, и это было как раз то, что нужно. Я хотел знать все, самую суть, хотел уловить то трудно передаваемое субъективное впечатление очевидца, которое неизбежно должно крыться за сухими, профессиональными данными его отчета о полете на Венеру. Ведь именно это впечатление должно было придать потом убедительность нашей рекламной кампании и обеспечить ее успех.
Он рассказал о своем отце, инженере-химике, рослом мужчине, и о матери, хлопотливой толстушке. Он заставил меня пережить сначала их отчаяние, а затем горячую любовь к их крохотному сыну. Джеку исполнилось одиннадцать лет, когда впервые встал вопрос о его будущем и выборе профессии. Он вспомнил, как были они удручены, когда спокойным и нарочито небрежным тоном он внес свое первое предложение – поступить в цирк. И если в семье никогда больше не возвращались к этому разговору, то это была целиком заслуга его родителей. Однако самым большим подвигом их родительской любви была безоговорочная поддержка, которую они оказали сыну, когда он решил изучать механику и реактивные двигатели, чтобы стать летчиком-испытателем. Они помогли ему мужественно перенести насмешки и пережить обиду первых отказов, поступивших из школ. Все это потом окупилось его полетом на Венеру.
Создатели ракеты столкнулись с самого начала с большими трудностями. Послать ракету на Луну, до которой всего каких-нибудь четверть миллиона миль, было не трудно; теоретически просто направить ракету и на Венеру, ближайшую от Земли планету. Трудность состояла в том, какую выбрать орбиту, как сократить время полета, как управлять ракетой и как вернуть ее на Землю. Перед конструкторами встала дилемма. Можно создать ракету, которая достигнет Венеры буквально за несколько дней, но при этом потребуется столько горючего, что его не разместить и на десяти межпланетных кораблях. Можно, конечно, направить ракету по орбите Венеры, – она поплывет спокойно, словно баржа по тихой реке; это сэкономит горючее, но растянет полет на месяцы. За восемьдесят дней человек съедает такое количество пищи, которое вдвое превышает его собственный вес, поглощает кислорода в девять раз больше собственного веса, а воды – столько, что на ней вполне может продержаться шлюпка. Пытался ли кто-нибудь извлекать воду, продукты питания и кислород из отходов человеческого организма? Конечно. Но, к сожалению, такая аппаратура весила бы значительно больше всех запасов продовольствия, воды и кислорода. Казалось, послать в ракете пилота-человека невозможно.
Группа конструкторов начала работать над созданием автоматического управления. Автопилот был создан и успешно прошел испытания. Однако весил он порядочно, несмотря на то что использовали печатный монтаж и микромодули.
На этом все попытки закончились, пока кому-то в голову не пришла мысль использовать самый совершенный из механизмов – пилота-карлика. Джек О'Ши весил втрое меньше нормального человека, и соответственно ему понадобится втрое меньше еды и кислорода, Когда его снабдили легчайшими приборами для очистки воздуха и воды, Джек точно подошел по всем статьям и покрыл себя неувядаемой славой.
А сейчас он сидел печальный и задумчивый, немного захмелевший от быстрого воздействия алкоголя на его крохотный организм.
– Они сунули меня в ракету, словно руку в перчатку. Надеюсь, вы представляете, как устроен корабль? Понимаете, они втиснули меня в сиденье пилота. Собственно, это даже не сиденье. Это скорее напоминает водолазный костюм. Воздух поступает только в него, вода льется вам прямо в рот. Так достигается экономия в весе…
И все восемьдесят дней он провел в этом костюме. Костюм кормил и поил его, очищал воздух от испарений, уничтожал отходы организма. Если бы понадобилось, он мог бы ввести новокаин в сломанную руку, наложить жгут на разорванную артерию, накачать кислород в поврежденное легкое. Джек чувствовал себя в нем, словно младенец в утробе матери, и это ощущение было не из приятных. Полет на Венеру длился тридцать три дня, обратно – сорок один. И все это ради того, чтобы побыть шесть дней на планете.
Джек вел корабль вслепую: облака газа, окутывавшие поверхность незнакомой планеты, заволакивали иллюминаторы, мешали работе радиолокатора. Лишь на расстоянии трехсот с лишним метров от поверхности Венеры Джек смог разглядеть еще что-то, кроме желтых вихрей. Он посадил корабль и выключил моторы.
– Разумеется, выйти из ракеты я не мог, – сказал он. – По многим причинам не мне первому суждено было ступить на почву Венеры. Должно быть, эта честь выпадет кому-нибудь тогда, когда будет решен вопрос о дыхании. Но, во всяком случае, я был на Венере и видел ее. – Он пожал плечами и со смущенным видом негромко выругался. – Сколько раз повторял эти слова на своих лекциях, а вот до сих пор не могу к ним привыкнуть. Я уже говорил, что на Земле наиболее точное представление о Венере дает пустыня Пейнтед Дезерт. Может, это и действительно так. Я там не бывал. На Венере дуют ветры огромной силы и отрывают от скал целые глыбы. Мягкие породы выдуваются, возникают настоящие пыльные бури. Твердые остаются и, выветриваясь, принимают самые причудливые формы и окраску. Некоторые напоминают грандиозные, величественные монументы. Горы и впадины – самых фантастических очертаний; иногда кажется, что ты в пещере, только освещенной. А свет там какой-то странный. Такого на Земле не увидишь. Оранжево-красный, яркий, очень яркий и какой-то зловещий. Таким бывает летнее небо во время заката перед грозой, когда вот-вот загремит гром. Только гроз на Венере не бывает, потому что нет ни капли воды. – Он помолчал. – Молнии сверкают часто, а вот дождей нет…
– Не знаю, Митч, – вдруг отрывисто сказал он. – Даст ли вам это что-нибудь?
Я ответил, не сразу. Взглянув на часы и увидев, что до отлета в Нью-Йорк остались считанные минуты, я нагнулся и выключил магнитофон, спрятанный в портфеле.
– Вы мне очень помогли, Джек, – заверил его я. – Но мне этого мало. Сейчас я должен лететь обратно. Послушайте, не могли бы вы приехать в Нью-Йорк? Мы бы вместе поработали? Я записал все, что вы говорили, но мне нужны наглядные материалы. Наши художники могут, конечно, использовать снимки, которые вы сделали, но этого недостаточно. Вы можете помочь нам лучше всяких фотографий. – Я подумал, что наши художники все равно изобразят Венеру такой, какой она должна, по их мнению, быть, а не такой, какая она есть на самом деле, но не стал ему этого говорить. – Ну так как же?
Джек, прежде чем дать согласие, с ангельски невинным видом откинулся на спинку стула и заставил меня выслушать подробнейший план обширного лекционного турне, составленный его антрепренером на ближайшие несколько недель. Я сидел как на иголках. Выступление можно отменить, согласился он, а встречу с литераторами, писавшими за него книгу, можно, пожалуй, провести вместо Вашингтона в Нью-Йорке. Едва мы успели договориться о встрече на следующий день, как объявили посадку на мой самолет.
– Я провожу вас, – предложил Джек. Соскользнув со стула, он бросил на столик деньги для официанта. Мы протиснулись между столиками к выходу. Джек самодовольно ухмылялся и пыжился, слыша восхищенные ахи и охи узнававшей его публики. На аэродроме было темно; на фоне городских огней вырисовывались контуры взлетавших в воздух самолетов. Навстречу нам низко плыл огромный грузовой вертолет; подвешенный к нему контейнер слабо поблескивал в темноте. Вертолет летел на высоте не более двадцати метров, и мне пришлось обеими руками придержать шляпу, чтобы ее не снесло воздушным потоком.
– Черт бы побрал этих извозчиков! – проворчал Джек, подозрительно поглядывая на вертолет. – И куда лезут? Их место на грузовом аэродроме! Только потому, что вертолеты могут маневрировать, эти лихачи и решили разгружаться где попало. Управы на них нет. Если бы я вздумал так обращаться с реактивными самолетами… Эй, бегите! Да бегите, же!! – вдруг завопил он, толкнув меня обеими руками в спину.
Я удивленно вытаращил на него глаза. Но тут он с такой силой толкнул меня своим маленьким телом, что я невольно отскочил в сторону.
– Какого черта!.. – начал было я, но скрежет металла и стрекот винтов заглушил мои слова. В нескольких шагах от нас на цементную дорожку с грохотом упал контейнер. Из его лопнувшего алюминиевого брюха посыпались картонки с овсяными лепешками фирмы «Старзелиус».
Одна из красных круглых картонок подкатилась мне под ноги. Я машинально поднял ее.
Освещенный огнями вертолет поднялся вверх и вскоре исчез из виду. Однако я даже не заметил этого.
– Господи, да помогите же им! – вдруг крикнул Джек, дернув меня за рукав. И только теперь я увидел, что в этой части аэродрома мы были не одни. Из-под изуродованной стенки контейнера виднелась чья-то рука, судорожно сжимавшая портфель, и в хаосе звуков я различил захлебывающиеся прерывистые стоны. Так вот чего требовал от меня Джек – помочь этим несчастным! Он подтолкнул меня к контейнеру, и мы вместе попытались поднять его покоробленный край. Но я только оцарапал руки и разорвал пиджак. Вскоре появились работники аэропорта и грубо оттеснили нас прочь.
Не помню, что было потом; когда я пришел в себя, то увидел, что сижу у стены аэровокзала на чужом чемодане, а Джек что-то возбужденно говорит мне. Он проклинал пилотов грузовых вертолетов и на чем свет стоит ругал меня за то, что я не заметил, как разжались зажимы, державшие контейнер, и еще что-то в этом роде, – я все равно не в состоянии был ничего уразуметь. Помню, с каким негодованием он выбил у меня из рук красную картонку с лепешками «Старзелиус», которую я неизвестно зачем продолжал держать. Психиатры никогда не относили меня к числу слабонервных и впечатлительных натур, но я продолжал находиться в состоянии шока даже тогда, когда Джеку, наконец удалось посадить меня в самолет.
Только потом стюардесса сказала мне, что под упавшим контейнером погибло пять пассажиров и дело, кажется, получит огласку. Но это я узнал, уже подлетая к Нью-Йорку. А пока только одно запечатлелось в моей памяти – выражение горечи и гнева на фарфоровом личике Джека и слова, которые он то и дело повторял: – Слишком много людей, Митч. Слишком тесно. Я с вами, Митч, нам нужна Венера, нам нужен космос…
3
– Не вздумает ли Таунтон предпринять… э-э… решительные шаги?
– О, он, конечно, снова попробует украсть у нас Венеру, – спокойно ответил Фаулер.
– Я не об этом. Помните, что произошло, когда мы начали эксплуатацию Антарктики?
– Еще бы, я сам там был в это время. Сто сорок убитых у нас и Бог знает, сколько у них.
– А ведь это был всего лишь один континент. Таунтон расценивает такие вещи как личный вызов. Если он полез в драку из-за какого-то паршивого замороженного континента, представляете, на что он пойдет из-за целой планеты?
– Нет, Митч, – терпеливо разубеждал меня Шокен. – Он не решится. Во-первых, драки теперь влетают в копеечку, во-вторых, мы не дадим ему формального повода и, в-третьих, мы вовремя прищемим ему хвост.
– Да, конечно, – сказал я и успокоился.
Поверьте, я искренне предан фирме. С первых же дней работы, еще в-пору ученичества, я старался жить только интересами фирмы и интересами торговли. Но войны в промышленном мире, да и в мире рекламы, ведутся очень уж грязными способами. Всего несколько десятков лет назад одно небольшое, но предприимчивое рекламное агентство в Лондоне затеяло тяжбу с английским филиалом фирмы «Бэттон, Бартон, Дерстайн и Осборн». В результате уцелела лишь пара Бартонов да один малолетний Осборн.
Говорят, что и сейчас еще на ступеньках Министерства почт и телеграфа видны следы крови – свидетельство жестокой схватки «Уэстерн юнион» с Американской железнодорожной компанией за контракты на перевозку почты.
Шокен продолжал.
– Прежде всего не спускай глаз со всякого рода фанатиков. Им ведь придется что-то сказать о проекте. Каждая из этих организаций, начиная с «консов» и кончая республиканской партией, немедленно выскажется «за» или «против». Надо сделать так, чтобы они были «за». От этого многое зависит.
– Чтобы даже «консы» были «за»?! – воскликнул я.
– Ну на этих я не рассчитываю. Они скорее будут помехой. – Фаулер задумчиво покачал головой. – М-м. Пожалуй, надо пустить слух, что космические полеты противоречат убеждениям консервационистов. Полеты требуют больших расходов сырья, а это непременно приведет к снижению жизненного уровня, понимаешь? К примеру, для получения горючего нужно органическое сырье, а «консы» считают, что его лучше пустить на удобрения.
Любо-дорого смотреть, когда за дело берется мастер. Фаулер тут же набросал программу действий. Мне осталось уточнить детали. Консервационисты – всегда подходящая мишень. Эти свихнувшиеся фанатики пытаются утверждать, что современная цивилизация «опустошает» планету. Чудовищная ерунда! Когда не хватает природных ресурсов, на помощь всегда приходит наука. В конце концов, когда натуральное мясо стало редкостью, у нас появились соевые котлеты. Когда иссякли запасы нефти, техническая мысль дала нам педальный автомобиль.
Я в свое время тоже испытал на себе влияние идей «консов» и знаю, что все их аргументы сводятся к одному: жить, сообразуясь с законами природы. Вздор! Если бы природа хотела, чтоб мы жили в соответствии с естественными законами, зачем бы ей предоставлять нам возможности для изготовления заменителей?
Еще минут двадцать я слушал вдохновенные речи Фаулера Шокена и снова, в который уже раз, отметил про себя умение шефа кратко и четко излагать программу действий.
Детали, как всегда, он оставлял мне. А я-то уж свое дело знал. Необходимо, чтобы американцы колонизировали Венеру. Для этого нужно решить три задачи: завербовать колонистов, доставить их на Венеру и занять их там чем-нибудь.
Первую задачу легко решить с помощью рекламы. Телевизионная реклама фирмы «Шокен» поставлена настолько хорошо, что можно полностью на нее положиться. Людей, в сущности, не так уж трудно убедить, что хорошо именно там, где нас нет. Я уже набросал примерный план рекламной кампании с бюджетом в мегамиллион долларов. Запрашивать больше, пожалуй, было бы неосторожно.
Решение второй задачи лишь отчасти зависело от нас. Созданием межпланетных кораблей по заказам военного министерства занимались Республиканская авиационная компания, телефонная компания Бэлл и Американский стальной трест. Наша задача заключалась не в том, чтобы перевезти колонистов на Венеру, а в том, чтобы заманить их туда. Когда ваша жена вдруг обнаруживает, что испортившуюся плитку для поджаривания хлеба невозможно заменить новой, потому что детали к ней изготовляются из нихрома, идущего на постройку реактивных двигателей, а вечно недовольный конгрессмен, ставленник какой-нибудь захудалой фирмы, вдруг решает, потрясая сводками, уличить правительство в безрассудном расходовании средств на бредовые проекты – вот тут-то и начинается наша работа. Нам предстоит убедить вашу жену, что ракета нужна ей больше, чем плитка для поджаривания хлеба, а фирме мы даем понять, что глупость конгрессмена может ей дорого обойтись.
Я подумал было о применении «жесткой» политики, но тут же отказался от этой мысли. Это может повредить другим капиталовложениям фирмы «Шокен». Пожалуй, правильнее сыграть на религиозных чувствах – например, убедить те 800 миллионов, которые не полетят на Венеру, что им необходимо чем-то жертвовать.
На всякий случай я взял все на заметку – в этом мне поможет Бренер. Оставалось решить третий вопрос: чем занять колонистов на Венере.
Я знал, что именно над этим ломает сейчас голову Фаулер Шокен. Правительственная субсидия на организацию рекламы была бы неплохим дополнением к нашему годовому бюджету. Но Шокен был слишком крупным дельцом, чтобы довольствоваться единовременной подачкой. Он хотел заручиться финансовой поддержкой на несколько лет, пока на Венере не будут построены основные промышленные центры. Кроме того, колонисты и все их потомство должны принадлежать только ему. Ясно, что Фаулер задумал повторить наш блестящий опыт с Индиастрией, только в еще более грандиозных масштабах. Наша фирма объединила Индию в гигантский картель, где каждая сплетенная крестьянином корзина, каждый слиток иридия и каждый грамм опиума находили сбыт только через рекламное агентство Шокена. То же предстояло сделать на Венере. Потенциальные выгоды от этого предприятия были бы равны общей сумме всех золотых запасов на Земле. Планета величиной с Землю, не менее богатая, чем Земля, – и каждый микрон, каждый миллиграмм ее наш!
Я посмотрел на часы. Около четырех. Свидание с Кэти назначено на семь. Времени в обрез. Я вызвал Эстер по телефону и велел заказать билет на реактивный самолет, отбывающий в Вашингтон. А сам тем временем позвонил человеку, которого указал мне Фаулер, – Джеку О'Ши, пока единственному из смертных, побывавшему на Венере. Когда он давал согласие на встречу, его молодой голос звучал довольно самоуверенно.
* * *
На посадочной площадке нас продержали лишних пять минут, затем у трапа послышался какой-то шум. Самолет окружили солдаты охраны из сыскного агентства Бринка, и лейтенант начал проверку документов. Когда очередь дошла до меня, я поинтересовался, что случилось. Внимательно посмотрев на коротенький номер моего свидетельства благонадежности, лейтенант отдал честь:– Простите за беспокойство, мистер Кортней, – извинился он. – «Консы» сбросили бомбу вблизи Топеки. У нас есть сведения, что преступник находится на борту самолета, прибывающего в 16:30. Похоже, он стреляный воробей.
– На что же они покушались?
– На Отдел сырьевых ресурсов компании «Дюпон». У нас с ней контракт на охрану их заводов. Компания собралась заложить новую шахту на месте плодородного поля. Все было обставлено очень торжественно, но как только гидравлические машины начали бурение, из толпы бросили бомбу. Машинист, его помощник, а также вице-президент компании были убиты наповал. Преступник скрылся в толпе, но его заметили. Он от нас не уйдет.
– Желаю успеха, лейтенант, – сказал я и поспешил в здание аэровокзала. О'Ши уже ждал меня в баре за столиком у окна. Он был явно недоволен, но, выслушав мои объяснения, улыбнулся.
– Что ж, со всяким может случиться, – заметил он, болтая коротенькими ножками, и звонким голосом подозвал официанта. Когда тот принял заказ, Джек откинулся на спинку стула и сказал:
– Итак, я к вашим услугам.
Я посмотрел на него, а затем перевел взгляд в окно. Далеко в южной части аэродрома на гигантском обелиске в память Ф.Д.Р. ‹Франклин Делано Рузвельт› мерцал огонек светового сигнала, а еще дальше едва виднелся крохотный купол старого Капитолия. Я никогда за словом в карман не лез, а тут не знал, как начать разговор. О'Ши явно наслаждался моим замешательством.
– Итак, – снова повторил он не без ехидства, и я понял, что в эту минуту он думает: – «Ну вот, теперь вы все приходите ко мне на поклон. Каково? Вроде бы вам это не по вкусу?»
Наконец я решился:
– Что на Венере?
– Песок и туман, – ответил он не задумываясь. – Разве вы не читали мой отчет?
– Разумеется, читал. Но мне этого мало.
– В отчете все сказано. Господи, когда я вернулся, меня допрашивали целых три дня. Если я что-нибудь тогда и упустил, то теперь уже наверняка не вспомню.
– Меня не это интересует, Джек. Кому придет в голову убивать время на чтение официальных отчетов. Я специально держу пятнадцать человек только для того, чтобы они читали их за меня. Мне нужно другое. Я должен сам почувствовать, что такое Венера. И помочь мне в этом может только один человек – тот, кто сам там побывал.
– Иногда я жалею об этом, – устало сказал Джек О'Ши. – С чего начать? Я единственный на Земле пилот-карлик. О корабле, на котором я летал, вы и без меня все знаете. Видели, должно быть, образцы пород, которые я доставил на Землю. Целиком полагаться на них не стоит. Я совершил всего одну посадку, а в пяти милях от этого места геологическое строение Венеры может оказаться совсем иным.
– Все это мне известно. Послушайте, Джек, предположим, необходимо заманить на Венеру людей, много людей. Что бы вы им рассказали о планете?
Он рассмеялся.
– Наговорил бы кучу небылиц. Выкладывайте-ка все начистоту. Зачем я вам нужен?
И пока я посвящал его в планы Шокена, его крохотные круглые глазки на крохотном круглом личике, не отрываясь, глядели на меня. В лицах карликов есть что-то непроницаемое, как у фарфоровых кукол: будто природа, обидев их ростом, тут же поторопилась доказать, что рост – это еще не все, и придала их чертам то совершенство и утонченность, которых нет у обыкновенных людей. Джек медленно потягивал свой напиток, а я в паузах большими глотками пил свой.
Закончив рассказ, я все еще не знал, станет ли Джек моим союзником, а для меня это было очень важно. Он не марионетка из правительственного аппарата, пляшущая под дудку Фаулера Шокена, и не чиновник, которого легко можно купить. Фаулер дал ему возможность немного понежиться в лучах славы – мы рекламировали банкеты в честь О'Ши, его книги и публичные лекции. Он должен был чувствовать по отношению к нам известную благодарность, но не больше.
– Что ж, если я могу быть вам полезен… – сказал он. После этого беседа пошла непринужденней.
– Можете, – заверил его я. – За этим я к вам и приехал. Скажите, что можно сделать на Венере?
– Чертовски мало, – ответил он, и тонкая морщинка прорезала его гладкий блестящий лоб. – С чего бы начать? Вас интересует, должно быть, атмосфера Венеры? Формальдегид в чистом виде – препятствует гниению. Температура? Все время выше точки кипения воды, если бы вода вообще была на Венере. По крайней мере до сих пор ее там не обнаружили. Ну, что еще? Ветры, например? Меня несло со скоростью пятьсот миль в час.
– Нет, не то, – сказал я. – Это все мне известно. Право, Джек, на такие вопросы я и сам бы мог ответить. Я хочу почувствовать, что значит побывать на Венере, хочу знать, что чувствовали вы, когда попали туда. Говорите все. Я остановлю вас, как только услышу то, что мне нужно.
Джек прикусил верхнюю губу.
– Ладно, – заметил он. – В таком случае начну с самого начала. Закажем еще по стаканчику, а?
Официант подал напитки. Джек, барабаня пальцами по столу и потягивая рейнвейн с сельтерской, стал рассказывать.
Начал он издалека, и это было как раз то, что нужно. Я хотел знать все, самую суть, хотел уловить то трудно передаваемое субъективное впечатление очевидца, которое неизбежно должно крыться за сухими, профессиональными данными его отчета о полете на Венеру. Ведь именно это впечатление должно было придать потом убедительность нашей рекламной кампании и обеспечить ее успех.
Он рассказал о своем отце, инженере-химике, рослом мужчине, и о матери, хлопотливой толстушке. Он заставил меня пережить сначала их отчаяние, а затем горячую любовь к их крохотному сыну. Джеку исполнилось одиннадцать лет, когда впервые встал вопрос о его будущем и выборе профессии. Он вспомнил, как были они удручены, когда спокойным и нарочито небрежным тоном он внес свое первое предложение – поступить в цирк. И если в семье никогда больше не возвращались к этому разговору, то это была целиком заслуга его родителей. Однако самым большим подвигом их родительской любви была безоговорочная поддержка, которую они оказали сыну, когда он решил изучать механику и реактивные двигатели, чтобы стать летчиком-испытателем. Они помогли ему мужественно перенести насмешки и пережить обиду первых отказов, поступивших из школ. Все это потом окупилось его полетом на Венеру.
Создатели ракеты столкнулись с самого начала с большими трудностями. Послать ракету на Луну, до которой всего каких-нибудь четверть миллиона миль, было не трудно; теоретически просто направить ракету и на Венеру, ближайшую от Земли планету. Трудность состояла в том, какую выбрать орбиту, как сократить время полета, как управлять ракетой и как вернуть ее на Землю. Перед конструкторами встала дилемма. Можно создать ракету, которая достигнет Венеры буквально за несколько дней, но при этом потребуется столько горючего, что его не разместить и на десяти межпланетных кораблях. Можно, конечно, направить ракету по орбите Венеры, – она поплывет спокойно, словно баржа по тихой реке; это сэкономит горючее, но растянет полет на месяцы. За восемьдесят дней человек съедает такое количество пищи, которое вдвое превышает его собственный вес, поглощает кислорода в девять раз больше собственного веса, а воды – столько, что на ней вполне может продержаться шлюпка. Пытался ли кто-нибудь извлекать воду, продукты питания и кислород из отходов человеческого организма? Конечно. Но, к сожалению, такая аппаратура весила бы значительно больше всех запасов продовольствия, воды и кислорода. Казалось, послать в ракете пилота-человека невозможно.
Группа конструкторов начала работать над созданием автоматического управления. Автопилот был создан и успешно прошел испытания. Однако весил он порядочно, несмотря на то что использовали печатный монтаж и микромодули.
На этом все попытки закончились, пока кому-то в голову не пришла мысль использовать самый совершенный из механизмов – пилота-карлика. Джек О'Ши весил втрое меньше нормального человека, и соответственно ему понадобится втрое меньше еды и кислорода, Когда его снабдили легчайшими приборами для очистки воздуха и воды, Джек точно подошел по всем статьям и покрыл себя неувядаемой славой.
А сейчас он сидел печальный и задумчивый, немного захмелевший от быстрого воздействия алкоголя на его крохотный организм.
– Они сунули меня в ракету, словно руку в перчатку. Надеюсь, вы представляете, как устроен корабль? Понимаете, они втиснули меня в сиденье пилота. Собственно, это даже не сиденье. Это скорее напоминает водолазный костюм. Воздух поступает только в него, вода льется вам прямо в рот. Так достигается экономия в весе…
И все восемьдесят дней он провел в этом костюме. Костюм кормил и поил его, очищал воздух от испарений, уничтожал отходы организма. Если бы понадобилось, он мог бы ввести новокаин в сломанную руку, наложить жгут на разорванную артерию, накачать кислород в поврежденное легкое. Джек чувствовал себя в нем, словно младенец в утробе матери, и это ощущение было не из приятных. Полет на Венеру длился тридцать три дня, обратно – сорок один. И все это ради того, чтобы побыть шесть дней на планете.
Джек вел корабль вслепую: облака газа, окутывавшие поверхность незнакомой планеты, заволакивали иллюминаторы, мешали работе радиолокатора. Лишь на расстоянии трехсот с лишним метров от поверхности Венеры Джек смог разглядеть еще что-то, кроме желтых вихрей. Он посадил корабль и выключил моторы.
– Разумеется, выйти из ракеты я не мог, – сказал он. – По многим причинам не мне первому суждено было ступить на почву Венеры. Должно быть, эта честь выпадет кому-нибудь тогда, когда будет решен вопрос о дыхании. Но, во всяком случае, я был на Венере и видел ее. – Он пожал плечами и со смущенным видом негромко выругался. – Сколько раз повторял эти слова на своих лекциях, а вот до сих пор не могу к ним привыкнуть. Я уже говорил, что на Земле наиболее точное представление о Венере дает пустыня Пейнтед Дезерт. Может, это и действительно так. Я там не бывал. На Венере дуют ветры огромной силы и отрывают от скал целые глыбы. Мягкие породы выдуваются, возникают настоящие пыльные бури. Твердые остаются и, выветриваясь, принимают самые причудливые формы и окраску. Некоторые напоминают грандиозные, величественные монументы. Горы и впадины – самых фантастических очертаний; иногда кажется, что ты в пещере, только освещенной. А свет там какой-то странный. Такого на Земле не увидишь. Оранжево-красный, яркий, очень яркий и какой-то зловещий. Таким бывает летнее небо во время заката перед грозой, когда вот-вот загремит гром. Только гроз на Венере не бывает, потому что нет ни капли воды. – Он помолчал. – Молнии сверкают часто, а вот дождей нет…
– Не знаю, Митч, – вдруг отрывисто сказал он. – Даст ли вам это что-нибудь?
Я ответил, не сразу. Взглянув на часы и увидев, что до отлета в Нью-Йорк остались считанные минуты, я нагнулся и выключил магнитофон, спрятанный в портфеле.
– Вы мне очень помогли, Джек, – заверил его я. – Но мне этого мало. Сейчас я должен лететь обратно. Послушайте, не могли бы вы приехать в Нью-Йорк? Мы бы вместе поработали? Я записал все, что вы говорили, но мне нужны наглядные материалы. Наши художники могут, конечно, использовать снимки, которые вы сделали, но этого недостаточно. Вы можете помочь нам лучше всяких фотографий. – Я подумал, что наши художники все равно изобразят Венеру такой, какой она должна, по их мнению, быть, а не такой, какая она есть на самом деле, но не стал ему этого говорить. – Ну так как же?
Джек, прежде чем дать согласие, с ангельски невинным видом откинулся на спинку стула и заставил меня выслушать подробнейший план обширного лекционного турне, составленный его антрепренером на ближайшие несколько недель. Я сидел как на иголках. Выступление можно отменить, согласился он, а встречу с литераторами, писавшими за него книгу, можно, пожалуй, провести вместо Вашингтона в Нью-Йорке. Едва мы успели договориться о встрече на следующий день, как объявили посадку на мой самолет.
– Я провожу вас, – предложил Джек. Соскользнув со стула, он бросил на столик деньги для официанта. Мы протиснулись между столиками к выходу. Джек самодовольно ухмылялся и пыжился, слыша восхищенные ахи и охи узнававшей его публики. На аэродроме было темно; на фоне городских огней вырисовывались контуры взлетавших в воздух самолетов. Навстречу нам низко плыл огромный грузовой вертолет; подвешенный к нему контейнер слабо поблескивал в темноте. Вертолет летел на высоте не более двадцати метров, и мне пришлось обеими руками придержать шляпу, чтобы ее не снесло воздушным потоком.
– Черт бы побрал этих извозчиков! – проворчал Джек, подозрительно поглядывая на вертолет. – И куда лезут? Их место на грузовом аэродроме! Только потому, что вертолеты могут маневрировать, эти лихачи и решили разгружаться где попало. Управы на них нет. Если бы я вздумал так обращаться с реактивными самолетами… Эй, бегите! Да бегите, же!! – вдруг завопил он, толкнув меня обеими руками в спину.
Я удивленно вытаращил на него глаза. Но тут он с такой силой толкнул меня своим маленьким телом, что я невольно отскочил в сторону.
– Какого черта!.. – начал было я, но скрежет металла и стрекот винтов заглушил мои слова. В нескольких шагах от нас на цементную дорожку с грохотом упал контейнер. Из его лопнувшего алюминиевого брюха посыпались картонки с овсяными лепешками фирмы «Старзелиус».
Одна из красных круглых картонок подкатилась мне под ноги. Я машинально поднял ее.
Освещенный огнями вертолет поднялся вверх и вскоре исчез из виду. Однако я даже не заметил этого.
– Господи, да помогите же им! – вдруг крикнул Джек, дернув меня за рукав. И только теперь я увидел, что в этой части аэродрома мы были не одни. Из-под изуродованной стенки контейнера виднелась чья-то рука, судорожно сжимавшая портфель, и в хаосе звуков я различил захлебывающиеся прерывистые стоны. Так вот чего требовал от меня Джек – помочь этим несчастным! Он подтолкнул меня к контейнеру, и мы вместе попытались поднять его покоробленный край. Но я только оцарапал руки и разорвал пиджак. Вскоре появились работники аэропорта и грубо оттеснили нас прочь.
Не помню, что было потом; когда я пришел в себя, то увидел, что сижу у стены аэровокзала на чужом чемодане, а Джек что-то возбужденно говорит мне. Он проклинал пилотов грузовых вертолетов и на чем свет стоит ругал меня за то, что я не заметил, как разжались зажимы, державшие контейнер, и еще что-то в этом роде, – я все равно не в состоянии был ничего уразуметь. Помню, с каким негодованием он выбил у меня из рук красную картонку с лепешками «Старзелиус», которую я неизвестно зачем продолжал держать. Психиатры никогда не относили меня к числу слабонервных и впечатлительных натур, но я продолжал находиться в состоянии шока даже тогда, когда Джеку, наконец удалось посадить меня в самолет.
Только потом стюардесса сказала мне, что под упавшим контейнером погибло пять пассажиров и дело, кажется, получит огласку. Но это я узнал, уже подлетая к Нью-Йорку. А пока только одно запечатлелось в моей памяти – выражение горечи и гнева на фарфоровом личике Джека и слова, которые он то и дело повторял: – Слишком много людей, Митч. Слишком тесно. Я с вами, Митч, нам нужна Венера, нам нужен космос…
3
Квартирка Кэти в Венсонхэрсте, деловой части города, была небольшой, но уютной, обставленной красиво, удобно и разумно. Кому как не мне это знать. Я нажал кнопку звонка над табличкой «Доктор Нэвин» и улыбнулся, когда Кэти открыла дверь. Но вместо того, чтобы ответить улыбкой, она упрекнула меня: – Ты опоздал, Митч. Кроме того, мы договорились, что ты позвонишь.
Я вошел и сел.
– Я опоздал, потому что чуть было не погиб. А не позвонил, потому что опаздывал. Тебя удовлетворяет такое объяснение? – Как я и надеялся, она сразу же спросила, что случилось, и я рассказал ей о том, как чудом избежал сегодня смерти.
Кэти красивая женщина. Лицо у нее неизменно приветливое и располагающее, белокурые со светлыми и темными прядями волосы всегда безукоризненно причесаны, в глазах затаилась улыбка. Я не раз глядел в это лицо, но никогда не всматривался в него так пристально, как сейчас, когда рассказывал о катастрофе на аэродроме. Увы, меня ждало разочарование. Без сомнения, моя судьба волновала Кэти. Но с таким же успехом ее могли волновать судьбы сотен ее знакомых; я не уловил на ее лице выражения, которое бы говорило, что для Кэти я все-таки значу больше, чем остальные.
Тогда я выложил другую важную новость – о Венере и моем новом назначении. Здесь, кажется, мне больше повезло. Она была удивлена, взволнована, обрадована и в порыве добрых чувств даже поцеловала меня. Однако, когда я попытался ответить ей тем же, – ведь я столько месяцев мечтал об этом! – она отстранилась и отошла в другой конец комнаты, сделав вид, что хочет заказать по автомату напитки.
– Придется выпить, – улыбнулась она. – По меньшей мере шампанского. Дорогой Митч, новость действительно замечательная?
Я решил воспользоваться моментом.
– Ты не откажешься отпраздновать ее со мной? Отпраздновать по-настоящему?
В ее карих глазах появилась настороженность.
– Гм, – нерешительно промолвила она, однако потом сказала:
– Конечно, Митч. Мы отправимся в город. Угощать буду я, только не возражай. Но ставлю одно условие – ровно в двенадцать мы простимся. Я ночую в госпитале. Утром операция, мне нельзя слишком поздно ложиться. И слишком много пить.
Но говоря это, она улыбалась.
Я решил, что и на том спасибо.
– Чудесно! – ответил я, ничуть не кривя душой, ибо знал, что с Кэти скучать не придется. – Можно мне позвонить по твоему телефону?
Пока Кэти готовила напитки, я успел заказать билеты в кино, обед в ресторане и коктейли в ночном баре. Кэти с сомнением выслушала мою программу.
– Не слишком ли много, Митч? Надо уложиться в пять часов. Я не имеют права делать операцию, если руки дрожат от усталости.
Я успокоил ее. Она вынослива. Однажды, после того как мы проссорились всю ночь напролет, утром ей пришлось делать трепанацию черепа. Операция прошла блестяще.
Я вошел и сел.
– Я опоздал, потому что чуть было не погиб. А не позвонил, потому что опаздывал. Тебя удовлетворяет такое объяснение? – Как я и надеялся, она сразу же спросила, что случилось, и я рассказал ей о том, как чудом избежал сегодня смерти.
Кэти красивая женщина. Лицо у нее неизменно приветливое и располагающее, белокурые со светлыми и темными прядями волосы всегда безукоризненно причесаны, в глазах затаилась улыбка. Я не раз глядел в это лицо, но никогда не всматривался в него так пристально, как сейчас, когда рассказывал о катастрофе на аэродроме. Увы, меня ждало разочарование. Без сомнения, моя судьба волновала Кэти. Но с таким же успехом ее могли волновать судьбы сотен ее знакомых; я не уловил на ее лице выражения, которое бы говорило, что для Кэти я все-таки значу больше, чем остальные.
Тогда я выложил другую важную новость – о Венере и моем новом назначении. Здесь, кажется, мне больше повезло. Она была удивлена, взволнована, обрадована и в порыве добрых чувств даже поцеловала меня. Однако, когда я попытался ответить ей тем же, – ведь я столько месяцев мечтал об этом! – она отстранилась и отошла в другой конец комнаты, сделав вид, что хочет заказать по автомату напитки.
– Придется выпить, – улыбнулась она. – По меньшей мере шампанского. Дорогой Митч, новость действительно замечательная?
Я решил воспользоваться моментом.
– Ты не откажешься отпраздновать ее со мной? Отпраздновать по-настоящему?
В ее карих глазах появилась настороженность.
– Гм, – нерешительно промолвила она, однако потом сказала:
– Конечно, Митч. Мы отправимся в город. Угощать буду я, только не возражай. Но ставлю одно условие – ровно в двенадцать мы простимся. Я ночую в госпитале. Утром операция, мне нельзя слишком поздно ложиться. И слишком много пить.
Но говоря это, она улыбалась.
Я решил, что и на том спасибо.
– Чудесно! – ответил я, ничуть не кривя душой, ибо знал, что с Кэти скучать не придется. – Можно мне позвонить по твоему телефону?
Пока Кэти готовила напитки, я успел заказать билеты в кино, обед в ресторане и коктейли в ночном баре. Кэти с сомнением выслушала мою программу.
– Не слишком ли много, Митч? Надо уложиться в пять часов. Я не имеют права делать операцию, если руки дрожат от усталости.
Я успокоил ее. Она вынослива. Однажды, после того как мы проссорились всю ночь напролет, утром ей пришлось делать трепанацию черепа. Операция прошла блестяще.