Страница:
- Крутая очень. - Разозлиться ему ничего не стоило, и нервы у него были ничуть не лучше моих.
- Одну минутку, - извинилась я перед своими попутчиками, поднялась, вышла в коридор и, прикрыв дверь купе, сказала парню. - Послушай, я дважды сказала «нет». Именно это я имела в виду. Очень прошу, не цепляйся.
Парень извлек из кармана пачку долларов, потряс ею перед моим носом и сказал нараспев:
- Пятьсот баксов. Только не говори, что тебя это не интересует.
Я вздохнула и посоветовала себе быть терпеливой.
- Тебя звать как? - спросила я.
- Сашка.
- Вот что. Сашка, я тихо еду по своим делам, никому не мешаю и ни с кем не хочу связываться. Может, я не так взглянула или не так прошлась, приношу за это свои искренние извинения. С полтысячей «зеленых» у тебя в этом поезде проблем не будет.
- А у тебя какие проблемы? - хмыкнул он.
- Только одна, - ответила я, - Ты ошибся, я не шлюха…
- Я так и подумал. Слушай, мне плевать, кто ты, хозяину ты приглянулась и… - В этом месте он ухватил меня за плечо, скорее всего не собираясь предпринимать решительных действий, просто хотел, чтобы его слова скорее дошли до меня. В висках у меня застучало, к горлу подкатил ком, кончики пальцев закололо, и, тщательно выговаривая каждое слово, я произнесла:
- Убери руку, падла… - Ну и еще кое-что присовокупила из своего богатого лексикона.
В этот раз я справилась с собой довольно быстро, боль в висках отпустила, дыхание выровнялось, но все равно было уже поздно, парень стоял, вытаращив глаза, и пытался вернуть челюсть на ее законное место. Дураку ясно, и десятой доли сказанных слов хватит на то, чтобы скоренько очутиться где-нибудь под откосом в весьма плачевном виде.
- Извини, - с искренним сожалением сказала я и отправилась искать проводницу. Парень все-таки вернул челюсть на место и пошел в свое купе, слегка пошатываясь. Само собой, в чувство его сейчас приведут, и мало мне не покажется, так что следовало поторопиться.
Проводница готовила чай.
- Когда будет ближайшая станция? - спросила я.
- Так вам же до конечной? - удивилась женщина.
- Позвонить нужно срочно. Так когда ближайшая станция?
- В половине одиннадцатого. Стоим две минуты, так что вы…
Я кивнула, перевела взгляд на часы и заторопилась в купе. Под настороженным взглядом соседей собрала свои пожитки, вновь посмотрела на часы.
- Решили в другое купе перебраться? - не удержалась Ольга Васильевна.
- Возможно…
- Этот молодой человек заходил к нам, когда вы в ресторане были. Спрашивал, с кем едете и куда.
- Это мой знакомый. Снимал квартиру по соседству…
- Да? - Ольга Васильевна мне не поверила, что было неудивительно.
Олежка занял верхнюю полку, а его дедушка уткнулся в газету. Я ждала, напряженно прислушиваясь к голосам в коридоре. Народ устраивался на ночь, разговоры стихали, а я подумала: «Может, мне повезет?»
Поезд следовал точно по расписанию. В 10.25 за окном появились первые дома, указывающие на близость цивилизации, и состав сбавил скорость, а я, подхватив сумку, покинула купе. Не успела я порадоваться, что никого не встретила в коридоре, как дверь предпоследнего купе распахнулась и навстречу мне шагнул тип со шрамом, а я мысленно чертыхнулась. Отводя взгляд, я посторонилась, твердо нацелившись на выход. Он, конечно, увидел сумку в моих руках и спросил со смешком:
- Уже приехала?
- Точно, - не удержалась я.
Он вытянул руку, загораживая мне проход.
1 Следующая страница
Чумовая дамочка
2
- Брось, - разглядывая меня, заявил он. - Все нормально, никаких проблем.
- Ага, - порадовалась я. - Я с детства доверчивая, - И попыталась выйти в тамбур, но руку он не убрал, и мне пришлось притормозить.
- Давно откинулась? - вдруг спросил он, а я, покраснев, пробормотала сквозь зубы:
- Да пошел ты… Руку он убрал.
- Оставайся, - сказал он спокойно.
- Спасибо, - поблагодарила я. - Не ищу себе неприятностей…
В этот момент поезд качнуло, и он остановился. Тип со шрамом хмыкнул, покачал головой и дал мне возможность пройти.
- Ну, счастливо, - совсем как недавно охранник, сказал он, а я ответила:
- И тебе того же.
- Может, еще встретимся.
«Не приведи господи», - открестилась я, правда мысленно, и оказалась на пустынном перроне, закинула сумку на плечо и зашагала к зданию вокзала. Следующий поезд в нужном мне направлении приходил только утром. Вздохнув, я отправилась на автовокзал, там мне повезло больше, и через час я уже дремала в стареньком «Икарусе» по пути к дому. А утром купила билет на поезд до своего родного города и благополучно добралась до него в субботу около полудня.
Жара стояла как на юге, солнце палило нещадно, асфальт плавился под ногами. Я купила бутылку пепси и зашагала к стоянке такси. Очередь произвела на меня впечатление, я подумала, что сумка у меня легкая и не грех прогуляться по городу после пятилетней разлуки. Поднялась по широкой лестнице, прошла под аркой со старинными часами на башне, больше похожей на минарет, и вышла на проспект Мира. Взгляд мой задержался на табличке ближайшего ко мне дома. Улица Верхнедворянская - значилось на ней. Вот тебе и проспект Мира. Мимо прошмыгнул полосатый троллейбус, раньше таких у нас не было, по бывшему проспекту сплошным потоком шли иномарки, кое-где разбавленные старенькими «Жигулями» и «Волгами».
- Все меняется, - попробовала я настроить себя на философский лад и прибавила шагу.
Мой дед жил когда-то в двух троллейбусных остановках отсюда, в огромном доме, в котором в прошлом веке помещался то ли бордель, то ли гостиница. Дед рано овдовел и, должно быть, от тоски запил. Свою трехкомнатную квартиру выменял сначала на двухкомнатную, а потом оказался в коммуналке в своем же доме, только в первом подъезде, в компании с таким же алкашом. Умер дед во сне, как говорится, не приходя в сознание во время очередного запоя. И не успел, как ни странно, продать свою берлогу, а завещал ее мне, за что в настоящий момент я была ему очень благодарна.
Дом выглядел заброшенным, не красили его лет семь как минимум, фасад в трещинах, дверь подъезда без стекол… Впрочем, дело обычное. В подъезде, несмотря на жару, было холодно, я поежилась и по широченным каменным ступеням стала подниматься на второй этаж. Дверь в квартиру была приоткрыта, звонков здесь сроду не водилось. Я толкнула дверь и вошла в длинный, метров шесть, коридор, в детстве мы звали его «кишкой». Коридор выходил к просторной кухне, слева дверь - в комнату соседа, ближе к кухне - дедова, то есть теперь уже моя.
- Хозяева! - гаркнула я, подняв голову к высокому потолку.
Дверь справа открылась, и появился неизменный дедов собутыльник Максим Павлович, или просто Палыч. Во всяком случае, гражданам прилегающего района он был известен именно как Палыч. Маленький, круглый и румяный, за пять лет он совершенно не изменился, несмотря на хронический алкоголизм и глубокие душевные переживания, связанные с отсутствием средств на очередную опохмелку.
- Виталик! - разведя руки для горячих объятий, завопил он, узнав меня.
- Здорово. Палыч! - вновь гаркнула я, и мы обнялись.
Палыч отстранился и сказал удовлетворенно:
- Красавица. Вылитая мать. Королевна, право слово… А загорела как, точно с курорта.
- Я на юге отдыхала две недели.
- Хорошее дело, - одобрил он, переходя на шепот, - Нинка здесь с самого утра. Занавески вешает…
В этот момент сестра появилась в коридоре, неодобрительно посмотрела на Палыча и кивнула мне.
- Ты ж в телеграмме писала, что с утра приедешь? - вместо приветствия заметила она.
- Вышла задержка.
- Какая задержка? Да не вертись ты под ногами, черт старый! - заорала она на Палыча, тот нахмурился и пристроился за моей спиной.
Я незаметно сунула ему денег и шепнула:
- Закусь купи…
Палыч исчез, а мы с Нинкой вошли в комнату. Причина ее скверного настроения стала мне ясна, из всей мебели, которой так гордился мой пьяница-дед, остались только кресло с порванной обивкой да резная тумбочка для обуви.
- Видно, под конец жизни дедуля здорово разошелся, - присвистнув, заметила я. Нинка тяжело вздохнула:
- Это не дед, то есть…. вся эта рухлядь ничего не стоила. Так, если какой любитель…А у кого сейчас деньги? Я и выручила-то сущие копейки, честное слово. У меня где-то записано, если хочешь, верну тебе половину, постепенно… Сереже надо было на свадьбу, ты же знаешь, у нас никаких сбережений… Получили участок, тридцать километров от города, разве на автобусе наездишься? «Запорожец» купили, старенький, своя картошка, морковь… Конечно, денег у меня нет, чтоб с тобой расплатиться, буду отдавать помаленьку…
- Мне ничего не надо, - отмахнулась я, искренне сожалея о вещах, которые окружали меня с детства, а отнюдь не об их рыночной стоимости, хотя и знала, что стоимость велика, а Нинка все спустила по дешевке… «Запорожец», дура несчастная, да здесь одна горка тянула на новенькую «Волгу». Но сестрице об этом лучше не говорить, не то ее инфаркт хватит.
- Я занавески повесила, - неуверенно заметила она.
- Спасибо. Раскладушку тоже ты принесла? - Раскладушка стояла у окна, застеленная полосатым одеялом, выглядело оно так, что я сразу же затосковала.
- Я договорилась с Михайловыми, они тебе стол дадут, от кухонного гарнитура. Деньги я заплатила. Квартирантам пришлось сотню вернуть, договаривались, что о выселении предупрежу за месяц, а вышло за две недели. Табуретка есть, понадобится что - купишь, надеюсь, не все деньги на курортах прогуляла…
- Не все, - согласилась я. - Но на эти деньги мне жить, пока на работу не устроюсь.
- Как жить… Ты к экономии не приучена, а Сережа мой живет на триста рублей.
- Твой Сережа может жить на полтинник - мне по фигу. Денег не дам, на меня пусть не рассчитывает, - отрезала я.
Нинка отвернулась к окну и вроде бы собралась реветь, но, наверное, вспомнила, что сынок живет в квартире, которая официально принадлежит мне так же, как и эта комната, и решила со мной не связываться. Между прочим, правильно сделала.
- Пойдем в кухню, хоть чаю выпьем, - неуверенно предложила она.
Чашки, чтобы выпить чаю, пришлось позаимствовать у Палыча, а он, в свою очередь, позаимствовал их не иначе как на помойке: треснутые, без ручек и страшно грязные. Нинка ругалась и пока их отмывала, я уплетала принесенный ею рулет и поглядывала в окно. Сосед явился минут через десять, значит, винно-водочные изделия по прежнему по соседству: в доме напротив раньше был гастроном, как выяснилось, там и остался. К двум бутылкам водки Палыч прихватил колбасы, хлеба и банку помидоров, а также пакет картошки и три луковицы.
- Сейчас такую закусь сварганим, - весело сообщил он и кинулся к плите, - А ты пока рассказывай.
- Чего рассказывать? - усмехнулась я.
- Как чего? Пять лет не виделись. За пять лет много чего переменилось.
- Так это у вас, ты и рассказывай.
- Помолчал бы, пень старый, язык-то точно помело… - шикнула Нинка. Палыч покосился на меня и обиженно засопел, сосредоточившись на картошке. Нинка наконец-то отмыла чашки, и мы устроились за столом.
- Ну что ж. Виталик, - вздохнул Палыч, - давай за встречу, за то, значит, чтобы все в твоей жизни было хорошо и складно.
- Хорошо тут не будет, - влезла Нинка. - Уезжать ей надо куда глаза глядят.
Дослушивать я не стала и выпила водки. Нинка сбилась на середине фразы, опасливо принюхалась и тоже выпила.
- Как дальше жить думаешь? На работу или как? - одновременно закусывая, спросил сосед.
- На работу, - ответила я. - Конечно, биография подкачала, но, может, возьмут куда…
- Иди к нам в институт, уборщицей, - предложила Нинка. - Сто пятьдесят рублей, и все-таки у меня на глазах.
- И чего я на эти сто пятьдесят делать буду? - хмыкнула я, а сестрица разозлилась.
- А что люди делают? Сережа мой… а… - Она рукой махнула и возвысила голос.:
- Получше тебя люди, а любой работе рады. Ты что ж, главбухом пойдешь за большими деньгами? Или директором на завод по соседству?
- Завод мне даром не нужен, - успокоила я ее. - Надеюсь, кто-нибудь из друзей поможет устроиться.
- Друзья-то помогут! - взвизгнула Нинка так, что мы с притихшим Палычем вздрогнули, - Они тебе помогли один раз… Славик твой в особенности… сволочь… Самая настоящая сволочь, чтоб ему глаз лишиться…
- Чего ты орешь? - поморщилась я.
- А чего, не так? Скажи. Палыч, права я или нет? Какая любовь была… Ромео и Джульетта, прости господи. И что? В тюрьму за него села. Чужой грех на себя взяла. Пять лет… да я бы… дура ты. Лийка, дура. Что с жизнью-то своей сотворила? Пять лет псу под хвост, а ему и горя мало. Бросил тебя твой Ромео…
- Заткнись, - попросила я, разливая водку, - Бросил и бросил, что ж теперь…
- Он хоть письма-то писал?
- Он неграмотный, - хмыкнула я. - И вообще, отвяжись.
- Как я могу отвязаться, ведь ты сестра мне. После смерти родителей я у тебя самая близкая родня… А ты людей слушаешь, а родная сестра что ни скажет, все только заткнись…
- Ты бы. Нинка, помолчала малость, - робко вклинился в разговор Палыч. - Сколько времени не виделись, так чего ж друг на дружку орать.
- Я не ору, я говорю как есть. Славка ее подлец и убийца. Мало того, что убил, так он еще все подстроил хитрым образом, чтоб Виталька в тюрьму села, а он сухим из воды вышел.
- Чепуха, - устало вздохнула я, - Ничего он не подстраивал и ни о чем меня не просил. Я сама во всем призналась…
- В чем? - опять заорала Нинка, глотка у нее дедова. Краснознаменный ансамбль песни и пляски запросто переорет.
- В убийстве, - хмыкнула я. - Призналась, покаялась и отсидела. Теперь обо всем этом забыть пора и жизнь начинать светлую и честную, где нет места криминалу, случайным связям и бранным словам.
- Точно, - порадовался Палыч, - На свободу с чистой совестью.
Мы с ним дружно захохотали, а Нинка разозлилась.
- Одно слово - придурки. Письма-то твой писал? - понизив голос, опять спросила она.
- Какая тебе разница?
- Сестра я тебе, и у меня, между прочим, душа болит. А от людей-то стыд… А этот за пять лет хоть бы раз зашел, узнал, как, мол, живете. У Сережи на свадьбу приличного костюма не было, у чужих людей деньги занимала, у хахаля твоего совести вовсе нет, знал, что бедствуем. Уж если тебя в тюрьму упек за свои-то грехи, так хоть семье бы помог материально.
- Ты языком-то дотреплешься, - ядовито сказала я, - Он тебе поможет, оторвет башку и тебе, и Сережке твоему, и не станет у вас никаких материальных проблем.
Палыч тихо фыркнул, пряча глаза, а Нинка пошла пятнами.
- Я правду говорю, - минут через пять придя в себя, подала она голос.
- А за правду всегда страдают, - добавил Палыч, а я, чтобы разрядить обстановку, налила еще водки. Нинка пьянеет быстро, изрядно захмелев, она принялась причитать, но тут, на счастье, взгляд ее упал на часы, и сестрица заторопилась домой. Я вызвала ей такси, и мы с Палычем проводили ее до машины.
- Зря ты приехала, - сказала она на прощание. - Может, думаешь, я из-за барахла? Из-за барахла, конечно, тоже. Уж такую меня бог создал, никуда не денешься, но тебе здесь жизни не будет…
- Не беспокойся, - целуя ее, попросила я. - Со мной порядок. Устроюсь на работу, буду вам с Сережкой помогать.
- Добрая ты девка, всегда такой была, - заревела Нинка. - Отчего тебе в жизни не везет?
Дослушивать я не стала, захлопнула дверь и помахала на прощание рукой.
- Оттого не везет, - забубнил Палыч, - что каждый норовит на хребтину влезть.
- Ты хоть не зуди, - подхватив его под руку, попросила я.
- А я что, я как скажешь…Хочешь споем?
- Давай.
Мы направились к подъезду, затянув негромко «Раскинулось море широко».
- Дед твой, царство ему небесное, очень эту песню уважал, - поднимаясь по лестнице, заметил сосед, - Бывало, как выпьет…
- Похоронили по-людски?
- А то как же. Дед твой Нинку хорошо знал, оттого кончину свою препоручил соседке. Варваре Васильевне. И деньги оставил, трюмо продал, то, что в углу стояло… А остальное все Нинка. Я ей говорил, мол, вернется Виталька, за душой у девки ни гроша…
- Бог с ней, с Нинкой… На кладбище завтра съезжу. Поедешь со мной?
- Конечно. Возьмем бутылочку, помянем моего дорогого усопшего друга Игната Мартыновича… Вот уж кто выпить любил, но и дело знал. Знал дело, скажу я тебе.
Палыч вошел в квартиру, запер дверь на засов, посмотрел на меня заговорщицки и, взяв за руку, повел в кухню
- Нинка-то твоя жаднющая, да, слава богу, без царя в голове, а Игнат Мартыныч мужик обстоятельный, любимую внучку без копейки не оставил. Бери табуретку, полезай наверх.
- Куда? - удивилась я.
- В темнушке, на верхней полке, за ящиком тайник. Полезай, да пошарь там, ручку нащупаешь. Со старых времен тайник, не знаешь, так ни в жизнь не найдешь.
Я влезла на табурет, принялась впотьмах шарить рукой и в самом деле обнаружила в стене металлическую скобу, потянула ее и сунула руку в тайник.
- Ну что? - спросил Палыч удовлетворенно, - Нашла?
- Нашла, - кивнула я, передавая ему два свертка в старых наволочках. В одном были бронзовые часы, в другом статуэтка из мрамора.
- Там и адрес есть, куда отнести, за большие деньги у деда эти вещи просили, для тебя берег.
- Спасибо тебе, - глядя на багровую физиономию своего соседа, сказала я.
Если бы могла, то непременно заревела бы в ту минуту. Мы обнялись. Палыч похлопал меня по спине и сказал со вздохом:
- Ждал я тебя. И барахло это душу-то тянуло, а ну как свистнет кто, я ведь пьяный - дурной… Теперь все, слава богу, волю покойного исполнил и тебя увидел. Ты. Виталька, хочешь смейся, хочешь дураком зови, а ведь кроме тебя… Ладно, сама знаешь…
- Знаю, - кивнула я. - Пойдем, выпьем за дедово наследство. Больших денег не жду, но на жизнь нам с тобой хватит.
Палыч шмыгнул носом и торопливо отвернулся.
Мы еще выпили, доели картошку, я убрала наследство в тайник и вымыла посуду. К этому моменту сосед задремал, облокотившись на стол, я проводила его в комнату на видавший виды диван, достав из шифоньера подушку и одеяло. Пять лет назад у Палыча был телевизор и холодильник, теперь же из мебели только необходимый минимум, а шифоньер вообще пустой. Я вздохнула, открыла в комнате окно и задернула ситцевую штору, чтобы солнце не било спящему в глаза, а потом прошлась по квартире, насвистывая. Извлекла из кармана кубики и бросила на кухонный стол. Два и один. Не густо. Я покосилась на телефон Аппарат был древний, под стать квартире, укреплен на стене в коридоре. Сделав очередной круг по прихожей, я подошла к нему и, сняв трубку, набрала номер.
- Да, - голос звучал хрипло и недовольно.
- Чижик, - позвала я.
- Кто это? - помедлив, спросил он, вроде бы растерявшись
- Я, не узнал?
- Лийка… вот ведь… конечно… вернулась, значит? Когда приехала?
- Три часа назад.
- В гости или насовсем?
- Пока не знаю. Поговорить надо. Найдешь время?
- Само собой. Ты где?
- В дедовой квартире.
- Отлично. У меня тут дельце небольшое. Через час освобожусь, заскочу…
- Спасибо. Буду ждать. - Я повесила трубку, а Палыч позвал из своей комнаты.
- Виталька.
Я вошла, привалилась к стене и спросила:
- Тебе чего не спится?
- Своему звонила, да? Рад он, что ты вернулась, или как?
- Рад. Сказал, в гости жди…
- Ага… Тут несколько раз заходил один, видать, из этих… крутых. Машина у него импортная, блестит вся. Интересовался, пишешь ли деду, как вообще дела… твой, что ли?
- Откуда ж мне знать? - усмехнулась я, - Хотя моему ходить незачем.
- Он тебя правда бросил? - нахмурился Палыч.
- Ты, дед, с Нинкиных слов не пой. У меня был выбор, на него показать или самой в тюрьму шлепать. Он меня ни о чем не просил, я сама все решила. Вот и весь сказ…
- Не правильно это, - разозлился Палыч. - И глазами на меня не зыркай, я тебя вот с эдаких пор знаю и имею право высказаться. Он мужик, а ты баба. И если он за твоей спиной спрятался…
- Надоели мне эти разговоры. Что ты, точно прокурор, душу-то тянешь? Ну сваляла дурака, хлебнула дерьма, поумнела, теперь жить хочу, долго и счастливо. Мне б на работу устроиться, а остальное приложится.
- Если как ты говоришь, если ты все ему простила и камня за пазухой не держишь…
- Хочешь, еще за водкой сбегаю? - предложила я, - Только дурацкие разговоры оставь и спой что-нибудь морское…
- Иди за водкой, - махнул рукой Палыч, и я пошла. До приезда Вальки время еще было, а торчать в душной квартире не хотелось.
Когда я вернулась. Палыч крепко спал, храпел так, что было на лестнице слышно.
- Вот чертяка, - подивилась я, открыла на кухне окно и закурила, устроившись на подоконнике. Минут через пятнадцать во дворе появился серебристый «Лексус», притормозил под нашими окнами, и из него вышел Валька Чиж. Правда, теперь называть его так было неловко, он раздобрел, выглядел заметно старше, а главное - очень респектабельно. От замашек дворовой шпаны и следа не осталось. Чижик поднял голову к кухонному окну, заметил меня и улыбнулся, а я, помахав рукой, пошла открывать дверь.
Валька вошел в прихожую, притормозил у порога и оглядел меня с ног до головы, на лице читалось удовлетворение.
- Надо же, - сказал он, качая головой. - Еще красивей стала… На юг завернула?
- Ага. Кости погреть
- Классный загар. Выглядишь на тыщу баксов.
- Половину давали, - хмыкнула я.
- Что? - не понял Валька.
- Ерунда, один придурок в поезде… долго объяснять.
- Ну что? Обнимемся со свиданьицем? - засмеялся Валька, и мы обнялись. - Рад тебя видеть.
- И я тебя. Идем на кухню. выпьем. Разговор есть.
- Да, - согласился он. - Поговорить есть о чем.
- За посылки и деньги спасибо.
- Ерунда.
- Значит, ты…
- И он… интересовался. Переживал очень. Особенно в первый год. Ему, знаешь ли, нелегко пришлось. Каждая собака глаза колола. Говоря между нами, есть за что. Власть он, может, забрал немалую, а вот уважение…
- Из-за того, что я вместо него в тюрьму отправилась?
- Само собой. Конечно, в глаза ему такое никто не скажет, даже я. Кишка, знаешь ли, тонка, сказать как думаю… подставил ты бабу, а сам… В глаза не говорят, а за спиной шепчутся. Влад не совсем дурак, понимает…
Предыдущая страница 2 Следующая страница
3
Татьяна Полякова
- Влад? - удивилась я.
- Ага. Он у нас теперь так зовется. Шибко навороченный стал парень, и свое имя ему разонравилось, так что он не Славка, а Владислав. Влад для краткости.
- Здорово, - кивнула я, - Так что там про его ум и все такое? То есть чего мне ждать следует?
- А это от тебя зависит. Кто-то из мудрецов сказал: меньше всего мы склонны прощать людям собственную подлость. Улавливаешь? Ты постоянное напоминание об этой самой подлости И он знает, и ты знаешь, и все знают…
- Может, зря я домой вернулась?
- Если ты Славку убедишь в своей большой дружбе, так и проживешь спокойно, и даже очень может быть, что хорошо устроишься. А не убедишь, тогда ноги в руки - и отсюда подальше.
- Занятно, - кивнула я. - Ноги в руки, говоришь…
- Ты как сама настроена, с претензиями или…
- У меня к Славке претензий нет и быть не может. Меня в оборот круто взяли, деваться некуда, либо на себя брать, либо валить на Славку. Мне такое не по силам, да и соучастие все равно бы припаяли, пошли бы вместе…
- Это ты все сама придумала или подсказал кто? - спросил Валька презрительно, - Чушь все это. Передо мной спектакль не разыгрывай. Он Китайца завалил, потому как тот костью в горле стоял. Дело сделал в горячке и по-глупому… Если б ты на себя не взяла, париться бы ему в тюряге.
- И многие так решили? - спросила я, начиная думать, что Нинка, пожалуй, права и возвращаться мне не следовало. В конце концов. Россия большая, и где-нибудь мне место нашлось бы.