Страница:
Мысли роились. Рой мыслей Гдова перелетел в газету «Московская аура», где он временно подвизался за деньги, пока эту газету не прикрыли за денежную связь с одним из ее владельцев, который оказался нечестным олигархом. Там неплохо платили, редактор был, как это ни странно, бывшим молодым человеком, талантливым, умным, сыном знаменитого драматурга Л.П. женского пола, Гдова не обижал, ощущая ту несомненную пользу, которую старик литератор приносил неокрепшему бизнесу олигарха. Девушка там еще одна работала красивая, выпускница МГУ, которая писала слово «финн» с одним «н». Ну, а когда бизнес окреп, то газету и рубанули, как я уже чуть выше рассказывал, за денежную связь в рамках крепнущей и восстающей к небесам фаллической вертикали власти. It’s a long way to democracy.
Гдову и демократию было жалко, и печально стало думать о том, что в газете ему платили 2000 зеленых американских у.е. в месяц за ту работу, которая ему вдобавок нравилась. Но ничего, скоро всё как-нибудь снова устроится в какую-либо сторону! «Всё будет, как будет, ведь как-нибудь да будет. Никогда так не было, чтоб никак не было», – любил повторять второстепенный персонаж «Похождений бравого солдата Швейка». Или, перефразируя Козьму Пруткова, «Юнкер Шмидт, честное слово, демокр. возвратится!»
«Судьба, как ракета, летит по параболе», – сформулировал юный Андрей Вознесенский.
«Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – поэт С.А.Есенин задал этот вопрос в том возрасте, когда ему бы жить да жить, а он взял да повесился.
Гдов подумал о том, что поэт С.А.Есенин в момент ухода из этой самой упомянутой им жизни был лет на тридцать с лишним моложе нынешнего Гдова, который только к своим оставшимся годам созрел для того, чтобы задать аналогичный есенинскому вопрос.
«Почему же это у меня такое позднее вышло жизненное созревание?» – огорчился Гдов. И так разволновался, что день уже не мог в этот больше работать и.
2. Как вы думаете, будущая демократическая Олимпиада в Сочи будет лучше, чем коммунистическая, проведенная в Москве тридцать лет назад? Или фашистская 1936 года?
3. Чей неземной остерегающий голос странного звука вдруг услышал Гдов? Какие бы еще вопросы бытия могли, на ваш взгляд, заинтересовать писателя Гдова? Кто фигурирует здесь под туманным наименованием нечестный олигарх? В какую сторону, на ваш взгляд, устремится наша демократия? Есть ли вообще она?
4. Как вы думаете, отчего повесился поэт Есенин? Сделал ли он это без посторонней помощи?
5. Отчего люди вообще уходят из жизни самостоятельно? Куда они спешат? Ведь им все равно рано или поздно помирать.
Глава XXXV
Глава XXXVI
Глава XXXVII
Глава XXXVIII
Глава XXXIX
Гдову и демократию было жалко, и печально стало думать о том, что в газете ему платили 2000 зеленых американских у.е. в месяц за ту работу, которая ему вдобавок нравилась. Но ничего, скоро всё как-нибудь снова устроится в какую-либо сторону! «Всё будет, как будет, ведь как-нибудь да будет. Никогда так не было, чтоб никак не было», – любил повторять второстепенный персонаж «Похождений бравого солдата Швейка». Или, перефразируя Козьму Пруткова, «Юнкер Шмидт, честное слово, демокр. возвратится!»
«Судьба, как ракета, летит по параболе», – сформулировал юный Андрей Вознесенский.
«Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» – поэт С.А.Есенин задал этот вопрос в том возрасте, когда ему бы жить да жить, а он взял да повесился.
Гдов подумал о том, что поэт С.А.Есенин в момент ухода из этой самой упомянутой им жизни был лет на тридцать с лишним моложе нынешнего Гдова, который только к своим оставшимся годам созрел для того, чтобы задать аналогичный есенинскому вопрос.
«Почему же это у меня такое позднее вышло жизненное созревание?» – огорчился Гдов. И так разволновался, что день уже не мог в этот больше работать и.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ОТВЕТОВ ПРОЧИТАВШИМ ГЛАВУ XXXIV
1. Нужно ли в словосочетании «Русская Женщина» писать с больших букв оба слова?2. Как вы думаете, будущая демократическая Олимпиада в Сочи будет лучше, чем коммунистическая, проведенная в Москве тридцать лет назад? Или фашистская 1936 года?
3. Чей неземной остерегающий голос странного звука вдруг услышал Гдов? Какие бы еще вопросы бытия могли, на ваш взгляд, заинтересовать писателя Гдова? Кто фигурирует здесь под туманным наименованием нечестный олигарх? В какую сторону, на ваш взгляд, устремится наша демократия? Есть ли вообще она?
4. Как вы думаете, отчего повесился поэт Есенин? Сделал ли он это без посторонней помощи?
5. Отчего люди вообще уходят из жизни самостоятельно? Куда они спешат? Ведь им все равно рано или поздно помирать.
Глава XXXV
ИНТЕЛЛИГЕНТ В НУЛЕВОМ ПОКОЛЕНИИ
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно о том, что только сейчас, на излете какого-то важного жизненного этапа наконец-то обретает смысл изобретенный им около тридцати лет назад нелепый термин «интеллигент в нулевом поколении».
Гдов порадовался за себя, что он хоть что-то изобрел. Снова вспомнился ему бородатый сибирский хиппи Бурмата, которого местные художники сдуру подозревали в стукачестве.
Брытков Володя было настоящее имя этого честного, живого, талантливого человека, имевшего 81 (восемьдесят одну) запись в трудовой книжке. В том числе и БУРовой Мастер (вот откуда медвежье слово «Бурмата»). Сторож канатной дороги, дворник, альпинист, учитель в зоне для малолеток, монтировщик декораций, матрос, администратор ТЮЗа, приемщик стеклотары… Венцом его карьеры была должность заведующего отделом снабжения крупной нефтегазоразведочной экспедиции, где он, получая огромные суммы жалованья, вынужден был сбрить бороду, надеть костюм, галстук. Понятно, что его крепкая карьера сломалась в одночасье: на ответственном собрании он обозвал своих начальников дураками, ворами, вархуилами и вскоре вновь с бородой до пояса подметал огромной метлой улицы своего родного города К.
Бунтарь, бессребреник, нонконформист, шут, юродивый.
В шестидесятые публично и академично чертил мелом на скрипучей доске случайной аудитории Лесотехнического института схему создания конспиративных молодежных пятерок «для борьбы с бюрократией».
Одну зиму ходил по городскому снегу босой, держа за руку босого сына. Есть картина гениального красноярского художника Андрея Поздеева, изображающая эту босоногую родственную пару. Бурмата не пускал мальчика в советскую школу, утверждая, что там неправильно учат и он даст ему образование сам.
Как-то, находясь в состоянии алкогольного опьянения, выпал со своего балкона четвертого этажа, упал в газон, и с ним ничего не случилось.
Вид имея сгорбленный, убогий, одежду простую, очки – с толстыми стеклами, обладал зверской физической силой. Однажды, возвращаясь пьяный с знаменитых Столбов по таежной дороге, подвергся глумлению черни в лице трех здоровенных барбосов, не пожелавших подвезти усталого путника на своей черной «Волге» до ближайшей остановки автобуса. Одному из них он сломал руку, двум другим – другие части тела. Столбы, если кто не знает, это великие и великолепные скалы в дивных окрестностях города К. «Столбисты» Бурмату уважали, как коммунисты Ленина.
В начале восьмидесятых всем рассказывал, что написал роман и уже переправил его в Америку. Странно, но кагэбэшники вдруг оказались не такие уж дураки, чтобы в эту чушь поверить.
Увы, таких ярких и странных людей, как Бурмата, больше нет! Он покончил жизнь самоубийством в самом начале конца перестройки, когда, казалось бы, самое наступало время расцвесть такому энергичному сибирскому цветку, а многим другим растениям вызреть под его началом.
Почему он свел счеты с жизнью?
Зачем? Ведь он знал, что жизнь если не прекрасна, то по крайней мере любопытна. По крайней мере утверждал, что знает.
Слезы навернулись Гдову на глаза. Что-то все умирают да умирают, и нет с этим явлением никакого сладу. Так ведь недолго и самому помереть.
И опять он так разволновался, что день уже в этот не мог больше работать и.
2. Как думаете, что означает слово вархуил?
3. Почему Бурмата так и не вписался в перестройку? О чем, на ваш взгляд, следовало бы задуматься еще писателю Гдову, раз уж он все равно думает обо всем?
4. Есть ли сейчас такие же яркие и безрезультативные люди, как Бурмата? Или мир тускнеет на глазах?
5. Прекрасна ли в конечном итоге жизнь? Или это всё так, туфта…
Гдов порадовался за себя, что он хоть что-то изобрел. Снова вспомнился ему бородатый сибирский хиппи Бурмата, которого местные художники сдуру подозревали в стукачестве.
Брытков Володя было настоящее имя этого честного, живого, талантливого человека, имевшего 81 (восемьдесят одну) запись в трудовой книжке. В том числе и БУРовой Мастер (вот откуда медвежье слово «Бурмата»). Сторож канатной дороги, дворник, альпинист, учитель в зоне для малолеток, монтировщик декораций, матрос, администратор ТЮЗа, приемщик стеклотары… Венцом его карьеры была должность заведующего отделом снабжения крупной нефтегазоразведочной экспедиции, где он, получая огромные суммы жалованья, вынужден был сбрить бороду, надеть костюм, галстук. Понятно, что его крепкая карьера сломалась в одночасье: на ответственном собрании он обозвал своих начальников дураками, ворами, вархуилами и вскоре вновь с бородой до пояса подметал огромной метлой улицы своего родного города К.
Бунтарь, бессребреник, нонконформист, шут, юродивый.
В шестидесятые публично и академично чертил мелом на скрипучей доске случайной аудитории Лесотехнического института схему создания конспиративных молодежных пятерок «для борьбы с бюрократией».
Одну зиму ходил по городскому снегу босой, держа за руку босого сына. Есть картина гениального красноярского художника Андрея Поздеева, изображающая эту босоногую родственную пару. Бурмата не пускал мальчика в советскую школу, утверждая, что там неправильно учат и он даст ему образование сам.
Как-то, находясь в состоянии алкогольного опьянения, выпал со своего балкона четвертого этажа, упал в газон, и с ним ничего не случилось.
Вид имея сгорбленный, убогий, одежду простую, очки – с толстыми стеклами, обладал зверской физической силой. Однажды, возвращаясь пьяный с знаменитых Столбов по таежной дороге, подвергся глумлению черни в лице трех здоровенных барбосов, не пожелавших подвезти усталого путника на своей черной «Волге» до ближайшей остановки автобуса. Одному из них он сломал руку, двум другим – другие части тела. Столбы, если кто не знает, это великие и великолепные скалы в дивных окрестностях города К. «Столбисты» Бурмату уважали, как коммунисты Ленина.
В начале восьмидесятых всем рассказывал, что написал роман и уже переправил его в Америку. Странно, но кагэбэшники вдруг оказались не такие уж дураки, чтобы в эту чушь поверить.
Увы, таких ярких и странных людей, как Бурмата, больше нет! Он покончил жизнь самоубийством в самом начале конца перестройки, когда, казалось бы, самое наступало время расцвесть такому энергичному сибирскому цветку, а многим другим растениям вызреть под его началом.
Почему он свел счеты с жизнью?
Зачем? Ведь он знал, что жизнь если не прекрасна, то по крайней мере любопытна. По крайней мере утверждал, что знает.
Слезы навернулись Гдову на глаза. Что-то все умирают да умирают, и нет с этим явлением никакого сладу. Так ведь недолго и самому помереть.
И опять он так разволновался, что день уже в этот не мог больше работать и.
ВОПРОСЫ, ПОСВЯЩЕННЫЕ ГЛАВЕ XXXV
1. Верите ли вы автору, что живший в Красноярске Андрей Поздеев – гениальный художник?2. Как думаете, что означает слово вархуил?
3. Почему Бурмата так и не вписался в перестройку? О чем, на ваш взгляд, следовало бы задуматься еще писателю Гдову, раз уж он все равно думает обо всем?
4. Есть ли сейчас такие же яркие и безрезультативные люди, как Бурмата? Или мир тускнеет на глазах?
5. Прекрасна ли в конечном итоге жизнь? Или это всё так, туфта…
Глава XXXVI
РОДИТЬСЯ В РОССИИ
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему, что у каждого времени – своя мерзость и в этом смысле, когда в России ни родись, – всё плохо.
Ну вот, например, если ты появился на свет божий в год освобождения крестьян царем Александром II, то к моменту своего совершеннолетия имеешь шанс стать террористом-народовольцем и закончить свои дни в казенной петле. Или, наоборот, быть взорванным негодяями ни за понюх табаку – случайно или за принадлежность к разнообразному сословию угнетателей трудового народа.
Родившись сразу же после мученической смерти царя-освободителя в 1881 году, с ходу попадаешь на войну с японцами. Короткая демократическая передышка, и покатилось по России Красное колесо. Слушайте, граждане обыватели, музыку революции, долой прогнивший режим, кто был никто, имеет шанс, но только все равно ведь худо будет всем, всем, всем.
Ровесники начала века! Милости просим на Гражданскую войну для свершения обоюдозлобных зверств. С одной стороны – у врага кожу содрать, с другой – чтоб тебя босого расстреляли. Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок!..
А тут уж и тридцатые поспевают с их индустриализацией, раскулачиванием да архипелагом ГУЛАГ. Через четыре года здесь будет город-сад, но скорей всего не будет. А будет все та же вечная музыка всё той же непонятно какой и зачем революции. Когда новые большевики уж тараканят старых борцов за идею и свой брат коммунистический троцкист является в глазах властей гнидой куда более мерзкой, чем простой контрреволюционер-вредитель.
«Сороковые – роковые». Естественно, что по случаю «Вставай, страна огромная» выбито целое поколение, ни в одной стране мира нету такого количества погибших от рук фашистов и внезапно раздружившихся с ними коммунистов.
Ну, а тем, кто выжил, уж готов 1949 год семидесятилетия усатого вождя, вспомнившего о Боге, лишь когда окончательно в заднице закипело. Вот же козел, провозгласивший тост за долготерпение русского народа! Народа, который вместо того, чтобы выкинуть таких «эффективных менеджеров» к известной матери, стал заново гордиться своими успехами на благо людоедского режима.
Освоение целинных и залежных земель, когда властители окончательно бросили срединную Россию, переключившись на Казахстан… Едем мы, друзья, в дальние края. Получать грядущие хронические заболевания в палатках на морозе и пахать степной чернозем, который ветром сдует, а Казахстан окажется «в загранице».
Ну и так далее, тому подобное. ГЭС-шмес, химия большая и малая! Залили бесстрашные покорители природы сибирские земли гнилой водой, отравили Россию ядами, атомом, но урок впрок не пошел, нейдет и никогда не пойдет. Плюс Афганистан, Чечня…
Когда ж все-таки высветится обещанное всеми последовательно сменяющими друг друга начальниками страны это самое небо в алмазах?
И ты куда же это, сука, в космос лезешь, когда у половины граждан твоей страны до сих пор нет теплых сортиров и народ от Москвы до самых до окраин большей своей частию сидит орлом на морозе?
И неужели действительно нельзя ничего сделать, чтобы люди хоть чуть-чуть зажили по-человечески? Мы что, действительно хуже всех, как утверждают русофобы? Не верю.
Или мир на самом деле катится в тартарары, а Россия, как всегда, впереди прогресса?
Гдов подошел к окну, за которым соседка Удодова прогуливала своего дорогущего бультерьера. Без намордника. Гдов прислонился пылающим лбом к холодному оконному стеклу. И так разволновался, что день в этот уже не мог больше работать и.
2. Откуда эти цитаты: «музыка революции», «через четыре года здесь будет город-сад», «здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок!..», «сороковые – роковые», «вставай, страна огромная», «едем мы, друзья, в дальние края»? Есть ли у этих строчек авторы?
3. Есть ли предел долготерпению русского народа? Как понять словосочетание «ГЭС-шмес»? Создаст ли Гдов когда-либо свое «широкое полотно»?
4. Имеет ли смысл освоение космоса, в то время как у большей половины «дорогих россиян» до сих пор нет теплых сортиров?
5. Зажили ль в нынешние времена люди хоть чуть-чуть по-человечески? Если нет, то что действительно нужно сделать для того, чтобы люди хоть чуть-чуть зажили по-человечески? Мы что, действительно хуже всех, как утверждают русофобы?
Ну вот, например, если ты появился на свет божий в год освобождения крестьян царем Александром II, то к моменту своего совершеннолетия имеешь шанс стать террористом-народовольцем и закончить свои дни в казенной петле. Или, наоборот, быть взорванным негодяями ни за понюх табаку – случайно или за принадлежность к разнообразному сословию угнетателей трудового народа.
Родившись сразу же после мученической смерти царя-освободителя в 1881 году, с ходу попадаешь на войну с японцами. Короткая демократическая передышка, и покатилось по России Красное колесо. Слушайте, граждане обыватели, музыку революции, долой прогнивший режим, кто был никто, имеет шанс, но только все равно ведь худо будет всем, всем, всем.
Ровесники начала века! Милости просим на Гражданскую войну для свершения обоюдозлобных зверств. С одной стороны – у врага кожу содрать, с другой – чтоб тебя босого расстреляли. Здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок!..
А тут уж и тридцатые поспевают с их индустриализацией, раскулачиванием да архипелагом ГУЛАГ. Через четыре года здесь будет город-сад, но скорей всего не будет. А будет все та же вечная музыка всё той же непонятно какой и зачем революции. Когда новые большевики уж тараканят старых борцов за идею и свой брат коммунистический троцкист является в глазах властей гнидой куда более мерзкой, чем простой контрреволюционер-вредитель.
«Сороковые – роковые». Естественно, что по случаю «Вставай, страна огромная» выбито целое поколение, ни в одной стране мира нету такого количества погибших от рук фашистов и внезапно раздружившихся с ними коммунистов.
Ну, а тем, кто выжил, уж готов 1949 год семидесятилетия усатого вождя, вспомнившего о Боге, лишь когда окончательно в заднице закипело. Вот же козел, провозгласивший тост за долготерпение русского народа! Народа, который вместо того, чтобы выкинуть таких «эффективных менеджеров» к известной матери, стал заново гордиться своими успехами на благо людоедского режима.
Освоение целинных и залежных земель, когда властители окончательно бросили срединную Россию, переключившись на Казахстан… Едем мы, друзья, в дальние края. Получать грядущие хронические заболевания в палатках на морозе и пахать степной чернозем, который ветром сдует, а Казахстан окажется «в загранице».
Ну и так далее, тому подобное. ГЭС-шмес, химия большая и малая! Залили бесстрашные покорители природы сибирские земли гнилой водой, отравили Россию ядами, атомом, но урок впрок не пошел, нейдет и никогда не пойдет. Плюс Афганистан, Чечня…
Когда ж все-таки высветится обещанное всеми последовательно сменяющими друг друга начальниками страны это самое небо в алмазах?
И ты куда же это, сука, в космос лезешь, когда у половины граждан твоей страны до сих пор нет теплых сортиров и народ от Москвы до самых до окраин большей своей частию сидит орлом на морозе?
И неужели действительно нельзя ничего сделать, чтобы люди хоть чуть-чуть зажили по-человечески? Мы что, действительно хуже всех, как утверждают русофобы? Не верю.
Или мир на самом деле катится в тартарары, а Россия, как всегда, впереди прогресса?
Гдов подошел к окну, за которым соседка Удодова прогуливала своего дорогущего бультерьера. Без намордника. Гдов прислонился пылающим лбом к холодному оконному стеклу. И так разволновался, что день в этот уже не мог больше работать и.
ВОПРОСЫ, ВОЗНИКАЮЩИЕ В СВЯЗИ С ЧТЕНИЕМ ГЛАВЫ XXXVI
1. И все-таки когда было бы удобнее всего родиться в России?2. Откуда эти цитаты: «музыка революции», «через четыре года здесь будет город-сад», «здравствуй, русское поле, я твой тонкий колосок!..», «сороковые – роковые», «вставай, страна огромная», «едем мы, друзья, в дальние края»? Есть ли у этих строчек авторы?
3. Есть ли предел долготерпению русского народа? Как понять словосочетание «ГЭС-шмес»? Создаст ли Гдов когда-либо свое «широкое полотно»?
4. Имеет ли смысл освоение космоса, в то время как у большей половины «дорогих россиян» до сих пор нет теплых сортиров?
5. Зажили ль в нынешние времена люди хоть чуть-чуть по-человечески? Если нет, то что действительно нужно сделать для того, чтобы люди хоть чуть-чуть зажили по-человечески? Мы что, действительно хуже всех, как утверждают русофобы?
Глава XXXVII
СЮЖЕТ, КАК ГОВОРИТСЯ, ТОВАРИЩИ…
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно из жизни какого-нибудь креативного сукина сына, осыпанного премиями и наградами, как дезертир вшами. Как тот был комсомольцем, коммунистом, кагэбэшником, а стал тем, кем он стал.
Гдов вспомнил, как году эдак примерно в 1977-м служил за ничтожную зарплату в Художественном фонде РСФСР, чтобы не записали в тунеядцы. И вместе с коллегой Романом Владиславовичем Горичем, неофитом православия, пассивным ненавистником советского государственного и общественного строя, оказался поздним вечером в городе Рязани, где друзья, с большим трудом устроившись в гостиницу, пошли в ресторан, чтобы чего-нибудь перекусить.
Ресторан был практически пуст, если не считать присутствия за угловым столиком молодого человека их тогдашних лет. Этот столик имел кабацкие черты недавнего скромного одинокого пиршества: недопитые бутылки, хрящи, рыбьи кости в пепельнице, окурки в объедках селедочки и остатках салата. А молодой человек в лаковых полуботинках и хорошем черном костюме с галстуком дремал, уткнувшись лбом в крепко сжатые кулаки, покоившиеся на некогда белой скатерти.
Гдов и Горич немного посидели, но к ним никто из обслуживающего персонала не подошел, и они тогда сами направились на кухню.
На кухне ссорились две рязанские тетки в белых халатах.
– Ресторан закрыт, – успела сказать вошедшим одна из них.
– Ах ты, лягушка! – обозвала ее другая тетка, очевидно, продолжая прежнюю тему ссоры.
Тетки сцепились, визжа и царапясь, отчего Горич и Гдов сделали правильный вывод, что ужина им сегодня не видать.
Они и вышли в унынии. Ночных продовольственных магазинов тогда еще не было. Социализм – это вам не капитализм, товарищи!
– А ну-ка, поросята, идите сюда обои, – остановил их строгий голос. Это проснувшийся молодой человек манил их к себе сильным пальцем крутой руки. Они и подошли.
– Кто такие, почему не знаю? – чуть-чуть играя, осведомился у них этот якобы протрезвевший проснувшийся.
– С Художественного фонда командировочные по линии агитации и пропаганды. Обои, – ответил Гдов.
– С Москвы обои, – уточнил Горич.
– Что ж, вам повезло. Ведь я, хлопцы, заведующий именно отделом агитации и пропаганды одного из районов нашей краснознаменной области. Добро пожаловать! – широким жестом пригласил москвичей за стол их новый знакомый, чуть было не упав при этом со стула.
Шли годы. Когда наступили новые времена пришествия капитализма на многострадальную русскую почву, Горич и Гдов частенько вспоминали эту нелепую встречу, последовавшую за ней пьянку с ночным коммунякой и помирившимися общепитовскими тетками, одна из которых спела для веселья песню из репертуара Аллы Пугачевой, а другая сплясала на столе танец «Цыганочка с выходом».
И всё гадали Гдов и Горич, чем нынче занимается их тогдашний собутыльник? Кто он сейчас? В какой области добился новых успехов? Что у него, интересно, теперь вместо агитации и пропаганды? Газ, нефть, металл, медицина, страховки или просто, как обычно, власть?
Эх ты, жизнь, эх ты, жизнь проклятая! Увы, бедняга Горич умер в прошлом году, и его, коренного москвича, похоронили у черта на куличках на каком-то загородном кладбище, о существовании которого Гдов до этих похорон и понятия не имел. Удивительно, но непосредственно перед смертью Роман Владиславович, всю жизнь пребывавший в нищете, немного разбогател, приторговывая антиквариатом и авангардной живописью. Вставил фарфоровые зубы, сделал евроремонт в своей перманентно запущенной квартире, завел породистую собачонку такую лохматенькую…
– Да уж, сюжет, как говорится, товарищи, – только и сказал Гдов, ибо так разволновался, что в этот день уже не мог больше работать и.
2. Что было в СССР с теми, кого записали в тунеядцы?
3. Были ли в СССР ночные продовольственные магазины? Где в СССР можно было купить ночью еду и выпивку? Возможно ли это технически – сплясать на провинциальном ресторанном столе цыганочку с выходом?
4. Чем агитация отличается от пропаганды, а социализм от капитализма?
5. И если всерьез, то кем, вы думаете, реально мог стать пьяный коммунистический заведующий в новом российском социуме?
Гдов вспомнил, как году эдак примерно в 1977-м служил за ничтожную зарплату в Художественном фонде РСФСР, чтобы не записали в тунеядцы. И вместе с коллегой Романом Владиславовичем Горичем, неофитом православия, пассивным ненавистником советского государственного и общественного строя, оказался поздним вечером в городе Рязани, где друзья, с большим трудом устроившись в гостиницу, пошли в ресторан, чтобы чего-нибудь перекусить.
Ресторан был практически пуст, если не считать присутствия за угловым столиком молодого человека их тогдашних лет. Этот столик имел кабацкие черты недавнего скромного одинокого пиршества: недопитые бутылки, хрящи, рыбьи кости в пепельнице, окурки в объедках селедочки и остатках салата. А молодой человек в лаковых полуботинках и хорошем черном костюме с галстуком дремал, уткнувшись лбом в крепко сжатые кулаки, покоившиеся на некогда белой скатерти.
Гдов и Горич немного посидели, но к ним никто из обслуживающего персонала не подошел, и они тогда сами направились на кухню.
На кухне ссорились две рязанские тетки в белых халатах.
– Ресторан закрыт, – успела сказать вошедшим одна из них.
– Ах ты, лягушка! – обозвала ее другая тетка, очевидно, продолжая прежнюю тему ссоры.
Тетки сцепились, визжа и царапясь, отчего Горич и Гдов сделали правильный вывод, что ужина им сегодня не видать.
Они и вышли в унынии. Ночных продовольственных магазинов тогда еще не было. Социализм – это вам не капитализм, товарищи!
– А ну-ка, поросята, идите сюда обои, – остановил их строгий голос. Это проснувшийся молодой человек манил их к себе сильным пальцем крутой руки. Они и подошли.
– Кто такие, почему не знаю? – чуть-чуть играя, осведомился у них этот якобы протрезвевший проснувшийся.
– С Художественного фонда командировочные по линии агитации и пропаганды. Обои, – ответил Гдов.
– С Москвы обои, – уточнил Горич.
– Что ж, вам повезло. Ведь я, хлопцы, заведующий именно отделом агитации и пропаганды одного из районов нашей краснознаменной области. Добро пожаловать! – широким жестом пригласил москвичей за стол их новый знакомый, чуть было не упав при этом со стула.
Шли годы. Когда наступили новые времена пришествия капитализма на многострадальную русскую почву, Горич и Гдов частенько вспоминали эту нелепую встречу, последовавшую за ней пьянку с ночным коммунякой и помирившимися общепитовскими тетками, одна из которых спела для веселья песню из репертуара Аллы Пугачевой, а другая сплясала на столе танец «Цыганочка с выходом».
И всё гадали Гдов и Горич, чем нынче занимается их тогдашний собутыльник? Кто он сейчас? В какой области добился новых успехов? Что у него, интересно, теперь вместо агитации и пропаганды? Газ, нефть, металл, медицина, страховки или просто, как обычно, власть?
Эх ты, жизнь, эх ты, жизнь проклятая! Увы, бедняга Горич умер в прошлом году, и его, коренного москвича, похоронили у черта на куличках на каком-то загородном кладбище, о существовании которого Гдов до этих похорон и понятия не имел. Удивительно, но непосредственно перед смертью Роман Владиславович, всю жизнь пребывавший в нищете, немного разбогател, приторговывая антиквариатом и авангардной живописью. Вставил фарфоровые зубы, сделал евроремонт в своей перманентно запущенной квартире, завел породистую собачонку такую лохматенькую…
– Да уж, сюжет, как говорится, товарищи, – только и сказал Гдов, ибо так разволновался, что в этот день уже не мог больше работать и.
ВОПРОСЫ, НЕОБХОДИМЫЕ ДЛЯ УГЛУБЛЕННОГО ВОСПРИЯТИЯ ГЛАВЫ XXXVII
1. Любите ли вы? Любите, еще раз спрашиваю, слова «креативный», «креатив», являющиеся основной визитной карточкой нашей эпохи? Правильно ли вы их понимаете? Означают ли они что-нибудь вообще или являются типичным собачьим сленгом новой эпохи? Какие еще сленговые слова подобного толка вы знаете?2. Что было в СССР с теми, кого записали в тунеядцы?
3. Были ли в СССР ночные продовольственные магазины? Где в СССР можно было купить ночью еду и выпивку? Возможно ли это технически – сплясать на провинциальном ресторанном столе цыганочку с выходом?
4. Чем агитация отличается от пропаганды, а социализм от капитализма?
5. И если всерьез, то кем, вы думаете, реально мог стать пьяный коммунистический заведующий в новом российском социуме?
Глава XXXVIII
ЧТО С НАМИ ПРОИСХОДИТ?
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему писательской «новой искренности, деликатности». О том, что лично ему обрыдла всякая это такая условная проза: различного сорта и качества фэнтези, антиутопии и другие гипотетические тексты сослагательного наклонения, повествующие о том, что могло бы быть в России, а не о том, что происходит у нас на самом деле и в наши дни – для кого счастливые, а для кого и окаянные. Боятся, что ли, креативные писатели нашей суровой действительности? А может, отдельных ее властных представителей, которые нынче крепко взяли за хобот телевидение и журналистику, но пока что, слава Богу, не лезут в собственно художественную литературу. Многие как бы апокалиптические авторы пугают, как бы подмигивая и пришепетывая: я, господа, ужас и макабр описываю, я крутой интеллектуал, я матом ругаюсь, но вы же понимаете, товарищи, что все это – понарошку и к действительности мой бунт отношения мало имеет, мы ж с вами люди просвещенные, цивилизованные, политкорректные, одной крови, да?
Се есть элита. Элита, да?
С другого боку – попса, менты, ворьё, офисный планктон, одуревшие от денег насельники Рублевки, низкосортные дураки и дурочки. Иртыш, впадающий в Иппокрену. Чернуха, впадающая в гламур. Гламур, впадающий в чернуху.
– Я хочу читать книги, написанные о людях и для людей, – бормотал Гдов, – я хочу знать ответ на вопрос, некогда заданный Василием Макаровичем Шукшиным, «что с нами происходит?».
Что происходит?
Вот как-то раз Гдов гулял в подмосковной роще понад быстрой речкою Истрой, которая вытекает из Истринского водохранилища и впадает в Москву-реку около села Петрово-Дальнее, где закончил свои дни на государственной даче первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев, взятый под домашний арест своим сменщиком Леонидом Ильичем Брежневым, секретарем вскоре уж совсем генеральным. Гулял и думал над словами писателя Кабакова о том, что многие современные россияне вне зависимости от их национальности воспринимают место своего жительства как временную юрту, а окружающее их пространство считают древней степью. «Только этим, – думал Гдов, пробираясь по заросшей тропинке через прибрежные кусты, – можно объяснить тот удивительный факт, что на крутых склонах Истры выросли богатые новорусские виллы, а все эти склоны засыпаны отвратительным помоечным мусором. Или если простые московские мещане приезжают в своих дешевеньких иномарках на здешние полянки пожарить шашлычок, то обязательно оставляют после себя гору битых бутылок, пластиковые пакеты и прочую мерзость».
Внезапно случилось нечто: присевшей на секундочку дамы круглая белая жопа внезапно появилась пред глазами Гдова в зарослях кустов, из нее лилась желтая вода. Через секундочку белая жопа поднялась, как полная луна на темном небосводе. Дама натянула трусы, поправила платье, лениво оглянулась на Гдова и ушла, присоединившись к остальным мещанам, которые уже хлопотали оживленно вокруг костра, как дикари в книге Даниеля Дефо «Робинзон Крузо». Прежние дикари, кстати, выгодно отличались от нынешних тем, что свой мусор съедали или сжигали, отчего мусор на планете тогда практически отсутствовал, чистота царила на планете.
– Ну и какая, на хер, тут может быть новая искренность, деликатность в рамках подобного нынешнего безобразия и распада? – Писатель Гдов вновь задался этим сакраментальным вопросом и так разволновался, что в этот день уже не мог больше и работать.
2. Почему власть, взяв за хобот телевидение и журналистику, пока что не лезет, к счастью, в собственно художественную литературу? Долго ли продлится такая писательско-читательская идиллия? Идиллия ли это?
3. Прав ли писатель Кабаков в том, что многие современные россияне воспринимают место своего жительства как временную юрту, а окружающее их пространство считают древней степью? Влияет ли национальность на это их восприятие?
4. Вообще мещане как-то цивилизовались в новые времена или остались прежними дикарями, описанными Михаилом Зощенко в его гениальных «коммунальных» рассказах? Не шокирует ли здесь вас понятно какая натуралистическая сценка, а также использование слов «жопа» и «хер»? С какого боку припека здесь фраза «Иртыш, впадающий в Иппокрену». Что вообще означает эта фраза?
5. Что с нами происходит?
Се есть элита. Элита, да?
С другого боку – попса, менты, ворьё, офисный планктон, одуревшие от денег насельники Рублевки, низкосортные дураки и дурочки. Иртыш, впадающий в Иппокрену. Чернуха, впадающая в гламур. Гламур, впадающий в чернуху.
– Я хочу читать книги, написанные о людях и для людей, – бормотал Гдов, – я хочу знать ответ на вопрос, некогда заданный Василием Макаровичем Шукшиным, «что с нами происходит?».
Что происходит?
Вот как-то раз Гдов гулял в подмосковной роще понад быстрой речкою Истрой, которая вытекает из Истринского водохранилища и впадает в Москву-реку около села Петрово-Дальнее, где закончил свои дни на государственной даче первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев, взятый под домашний арест своим сменщиком Леонидом Ильичем Брежневым, секретарем вскоре уж совсем генеральным. Гулял и думал над словами писателя Кабакова о том, что многие современные россияне вне зависимости от их национальности воспринимают место своего жительства как временную юрту, а окружающее их пространство считают древней степью. «Только этим, – думал Гдов, пробираясь по заросшей тропинке через прибрежные кусты, – можно объяснить тот удивительный факт, что на крутых склонах Истры выросли богатые новорусские виллы, а все эти склоны засыпаны отвратительным помоечным мусором. Или если простые московские мещане приезжают в своих дешевеньких иномарках на здешние полянки пожарить шашлычок, то обязательно оставляют после себя гору битых бутылок, пластиковые пакеты и прочую мерзость».
Внезапно случилось нечто: присевшей на секундочку дамы круглая белая жопа внезапно появилась пред глазами Гдова в зарослях кустов, из нее лилась желтая вода. Через секундочку белая жопа поднялась, как полная луна на темном небосводе. Дама натянула трусы, поправила платье, лениво оглянулась на Гдова и ушла, присоединившись к остальным мещанам, которые уже хлопотали оживленно вокруг костра, как дикари в книге Даниеля Дефо «Робинзон Крузо». Прежние дикари, кстати, выгодно отличались от нынешних тем, что свой мусор съедали или сжигали, отчего мусор на планете тогда практически отсутствовал, чистота царила на планете.
– Ну и какая, на хер, тут может быть новая искренность, деликатность в рамках подобного нынешнего безобразия и распада? – Писатель Гдов вновь задался этим сакраментальным вопросом и так разволновался, что в этот день уже не мог больше и работать.
ВОПРОСЫ, ПОЯСНЯЮЩИЕ И НАПРАВЛЯЮЩИЕ ТЕНДЕНЦИИ ГЛАВЫ XXXVIII
1. Что это такое, на ваш взгляд, писательская «новая искренность, деликатность»? Направление ли это? Если да, то кого из современных представителей этого направления вы знаете? Можно ли считать писателя Кабакова представителем «новой искренности», если он некогда сочинил антиутопию «Невозвращенец»? Можно ли считать таковым живущего в Красноярске Эдуарда Русакова? Или живущего во Владимире Анатолия Гаврилова?2. Почему власть, взяв за хобот телевидение и журналистику, пока что не лезет, к счастью, в собственно художественную литературу? Долго ли продлится такая писательско-читательская идиллия? Идиллия ли это?
3. Прав ли писатель Кабаков в том, что многие современные россияне воспринимают место своего жительства как временную юрту, а окружающее их пространство считают древней степью? Влияет ли национальность на это их восприятие?
4. Вообще мещане как-то цивилизовались в новые времена или остались прежними дикарями, описанными Михаилом Зощенко в его гениальных «коммунальных» рассказах? Не шокирует ли здесь вас понятно какая натуралистическая сценка, а также использование слов «жопа» и «хер»? С какого боку припека здесь фраза «Иртыш, впадающий в Иппокрену». Что вообще означает эта фраза?
5. Что с нами происходит?
Глава XXXIX
«БЫВШИЙ»
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно о том, что любая власть – это грех перед Богом. К такой мысли постепенно приходит бывший олигарх, изначальный комсомолец (коммуняка, гэбэшник, убивец, тварь, чихнот – ненужное зачеркнуть, нужное прибавить). «Бывший» теперь сидит в тюрьме, его коллеги, такие же крысы, как и он сам, раздербанили весь его бизнес. Но он, как ни странно, по ходу всех своих приключений постепенно обрел то, что важнее имущества и даже власти. Он стал гуру, народ любит и уважает его за страдания. Как тех из декабристов, кого сразу не повесили, а повезли в кандалах по матушке России в Сибирь. Как Степана Тимофеевича Разина, Емельяна Ивановича Пугачева, про которых тоже вряд ли кто надумал бы сказать, что они святые.
Такая вот планировалась писателем Гдовым жизненная история с хорошим концом. Ведь немножко оптимизма отнюдь не повредит нашим усталым людям, правда, товарищи?
И еще думал Гдов: ведь за то, что олигарх был комсомольцем, служил в райкоме партии, развел вокруг себя воров, убийц и гэбэшников, он уже наказан Богом в лице посадившего его в тюремный замок вождя, а ныне премьер-министра. Поэтому Ходорковского, например, требуется немедленно освободить, а упрятать вместо него за решетку нужно других бывших комсомольцев, заимевших ни с того ни с сего миллиарды американских и европейских денег и подражающих не настоящим капиталистам, а всего лишь их развратным образам, которые создала на радость большевикам, на потеху умному народу литература так называемого социалистического реализма и сатирический журнал «Крокодил», орган ЦК КПСС. Пустить бы их, этих комсомольцев, волков позорных, по лагерям кататься – разок прокатятся, тогда они поймут, как это рекомендует всем начальствующим народная блатная песня.
Гдов сам себе удивлялся, своему внезапному политическому задору: ведь он, как говорится, давным-давно ушел из большой политики, то есть не читал газет, не ходил на выборы, брезговал телевизором, который аполитичные личности вроде него демонстративно именовали зомбоящиком.
Несостоявшийся политик Гдов зачем-то вспомнил осень 1963 года, когда в Америке убили президента Джона Кеннеди, а сам он жил на станции Малаховка в отапливаемой комнате деревянной дачи, сумасшедшая хозяйка которой обвинила его в отравлении собаки Альмы и краже из подполья банки консервов «Сайра в масле». В комнате кроме Гдова ночевали еще четверо студентов-первокурсников. Один из них готовился стать певцом, ел по бедности черный хлеб, квашеную капусту, отчего весьма часто и громко пукал. Они все были бедные, жарили на пятерых чугунную сковородку картошки на подсолнечном масле. По радио все время говорили об этом Кеннеди, что он умер, а на станции Малаховка продавали книгу про шпиона Олега Пеньковского, что он сдал врагам все советские секреты, отчего получил расстрел. Чуть было не поставил такой плохой и жадный полковник мир на грань ядерной катастрофы во время Карибского кризиса, а тому виною всё деньги эти проклятые, которые он любил больше Родины. В книге среди всего прочего с ужасом описывались его ресторанные кутежи с сомнительными дамами, которых он поил шампанским и угощал черной икрой на свои шпионские заработки.
Как-то Гдов пил в пристанционной будке мутное разбавленное пиво, которое стоило тогда 22 копейки кружка.
– Не пиво, а ссаки кобыльи, – сплюнул на снег желтой слюной какой-то еще один питух, квелый малаховский мужичонка.
– А может, ты хочешь, как шпион Пеньковский, с бабьего туфля шампанское лакать? – мгновенно осклабилась золотозубой улыбкой пивная продавщица, и все вокруг захохотали. Хохотали, хохотали, хохотали зимой 1963/64 года.
Отчего так разволновался, что в этот день уже не мог и больше работать.
2. Права ли народная блатная песня, предлагающая всем начальствующим персонам получить лагерный опыт для адекватного восприятия собственной страны? Известен ли вам текст этой песни?
Такая вот планировалась писателем Гдовым жизненная история с хорошим концом. Ведь немножко оптимизма отнюдь не повредит нашим усталым людям, правда, товарищи?
И еще думал Гдов: ведь за то, что олигарх был комсомольцем, служил в райкоме партии, развел вокруг себя воров, убийц и гэбэшников, он уже наказан Богом в лице посадившего его в тюремный замок вождя, а ныне премьер-министра. Поэтому Ходорковского, например, требуется немедленно освободить, а упрятать вместо него за решетку нужно других бывших комсомольцев, заимевших ни с того ни с сего миллиарды американских и европейских денег и подражающих не настоящим капиталистам, а всего лишь их развратным образам, которые создала на радость большевикам, на потеху умному народу литература так называемого социалистического реализма и сатирический журнал «Крокодил», орган ЦК КПСС. Пустить бы их, этих комсомольцев, волков позорных, по лагерям кататься – разок прокатятся, тогда они поймут, как это рекомендует всем начальствующим народная блатная песня.
Гдов сам себе удивлялся, своему внезапному политическому задору: ведь он, как говорится, давным-давно ушел из большой политики, то есть не читал газет, не ходил на выборы, брезговал телевизором, который аполитичные личности вроде него демонстративно именовали зомбоящиком.
Несостоявшийся политик Гдов зачем-то вспомнил осень 1963 года, когда в Америке убили президента Джона Кеннеди, а сам он жил на станции Малаховка в отапливаемой комнате деревянной дачи, сумасшедшая хозяйка которой обвинила его в отравлении собаки Альмы и краже из подполья банки консервов «Сайра в масле». В комнате кроме Гдова ночевали еще четверо студентов-первокурсников. Один из них готовился стать певцом, ел по бедности черный хлеб, квашеную капусту, отчего весьма часто и громко пукал. Они все были бедные, жарили на пятерых чугунную сковородку картошки на подсолнечном масле. По радио все время говорили об этом Кеннеди, что он умер, а на станции Малаховка продавали книгу про шпиона Олега Пеньковского, что он сдал врагам все советские секреты, отчего получил расстрел. Чуть было не поставил такой плохой и жадный полковник мир на грань ядерной катастрофы во время Карибского кризиса, а тому виною всё деньги эти проклятые, которые он любил больше Родины. В книге среди всего прочего с ужасом описывались его ресторанные кутежи с сомнительными дамами, которых он поил шампанским и угощал черной икрой на свои шпионские заработки.
Как-то Гдов пил в пристанционной будке мутное разбавленное пиво, которое стоило тогда 22 копейки кружка.
– Не пиво, а ссаки кобыльи, – сплюнул на снег желтой слюной какой-то еще один питух, квелый малаховский мужичонка.
– А может, ты хочешь, как шпион Пеньковский, с бабьего туфля шампанское лакать? – мгновенно осклабилась золотозубой улыбкой пивная продавщица, и все вокруг захохотали. Хохотали, хохотали, хохотали зимой 1963/64 года.
неожиданно сочинил Гдов недурные стихи, с трудом возвратившись из социализма в новую постсоветскую реальность.
Богатые тоже плачут,
Потому что их по морде фуячут, —
Отчего так разволновался, что в этот день уже не мог и больше работать.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ВЫСВЕЧИВАНИЯ СМЫСЛА ГЛАВЫ XXXIX
1. Все ли российские олигархи были комсомольцами, коммунистами, гэбэшниками, убийцами, тварями, чихнотами? Или это все же преувеличение? Известно ли вам, что такое «чихнот»?2. Права ли народная блатная песня, предлагающая всем начальствующим персонам получить лагерный опыт для адекватного восприятия собственной страны? Известен ли вам текст этой песни?