Страница:
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- Следующая »
- Последняя >>
Евгений Анатольевич Попов
Арбайт. Широкое полотно
От автора
Предлагаемый вашему вниманию интернет-роман состоит из сорока четырех глав. Начиная с 1 января 2010 года каждую из этих глав автор примерно раз в неделю выставлял в своем Живом Журнале, сопровождая очередную виртуальную публикацию вопросами к читателям и получая в ответ изрядное количество комментариев.
Вот почему книга делится на две части.
Часть ПЕРВАЯ. АРБАЙТ – собственно текст.
Часть ВТОРАЯ. ШИРОКОЕ ПОЛОТНО – неторопливый российский разговор обо всем на свете.
Замечу без ложной скромности, что ноу-хау этой моей затеи заключается в том, что автор и те его первые читатели, которых в интернет-пространстве именуют юзерами, впервые в истории литературы получают возможность вести диалог непосредственно на страницах текста, создаваемого ЗДЕСЬ, СЕЙЧАС И СЕГОДНЯ.
На вопрос «О ЧЕМ ЭТА КНИГА», который никто из юзеров пока что не задал, ответ тоже имеется. Эта книга о том, что жизнь, как солнце, на наших глазах уходит вечером за горизонт, но каждое утро, вопреки логике человеческого бытия, возвращается обратно.
Вот почему книга делится на две части.
Часть ПЕРВАЯ. АРБАЙТ – собственно текст.
Часть ВТОРАЯ. ШИРОКОЕ ПОЛОТНО – неторопливый российский разговор обо всем на свете.
Замечу без ложной скромности, что ноу-хау этой моей затеи заключается в том, что автор и те его первые читатели, которых в интернет-пространстве именуют юзерами, впервые в истории литературы получают возможность вести диалог непосредственно на страницах текста, создаваемого ЗДЕСЬ, СЕЙЧАС И СЕГОДНЯ.
На вопрос «О ЧЕМ ЭТА КНИГА», который никто из юзеров пока что не задал, ответ тоже имеется. Эта книга о том, что жизнь, как солнце, на наших глазах уходит вечером за горизонт, но каждое утро, вопреки логике человеческого бытия, возвращается обратно.
Из этой местности нет пути к жизни, хотя от жизни сюда должен бы быть путь. Вот как мы заблудились.
Франц Кафка, перевод Соломона Апта
Металлическая табличка с надписью “Arbeit macht frei” («Труд делает свободным») была украдена с главных ворот музея «Аушвиц-Биркенау» в Освенциме неизвестными злоумышленниками. Надпись находилась над главными воротами при входе в концлагерь, в котором нацисты умертвили до полутора миллионов человек.
Из газет
Часть первая
Арбайт
Глава I
ПОРИСТЫЙ НОС
На дворе стоял примерно 2009 год. Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему постсоветской жизни российской интеллигенции, изнывающей под игом дикого капитализма, пришедшего на смену тоталитаризму Коммунистической партии Советского Союза, мощной империи нового типа, которая существовала ровно до 1991 года, а потом накрылась медным тазом, как, за редким исключением, накрылось или еще накроется всё в этом совершенно несовершенном мире.
Но вдруг вспомнил младшую сестру своего товарища детства Саши З., покойного уже в 1974 году. Цирроз печени не шутка, врачи правду говорят.
Саша З. был сыном начальника местного отделения железной дороги, с центром в городе К., расположенном на берегу великой сибирской реки Е., впадающей в Ледовитый океан. Рельсы и на юг ведут из К., почти до самой Саяно-Шушенской ГЭС, и на запад в сторону Европы, и на восток к китайцам. На север только нету железного пути, там ведь вечная мерзлота, там Сталин с Берией строили, но даже они не достроили, кануло всё в почву и Лету. А вот Саяно-Шушенскую ГЭС, которую недавно тоже разметало до основания, скорей всего всё же восстановят, и она обратно понесет свой животворящий ток на алюминиевые комбинаты олигархов, в жилища простых людей.
Зажиточная советская семья начальника местного отделения железной дороги. Гдов вспомнил, как однажды заночевал на их богатой (по тем временам) даче, где в крашеных деревянных ставнях были прорези в форме сердечка. Вспомнил и улыбнулся. Они, дети мужского пола, хвастаясь друг перед другом, мочились в эти прорези сквозь ставни, ленились выходить ночью в темное пространство, где тогда помещались дачные «удобства», не то что сейчас в загородных жилищах среднего класса. Вспомнил самого начальника. Гдов и Саша связали на берегу плот из выловленных в реке Е. толстых сосновых бревен и никак не могли столкнуть его на воду. Начальник пришел в белых брюках, светлом пиджаке, соломенной шляпе.
– Вырядился, – с ненавистью сказал младший З.
Старший З. между тем взялся за импровизированный рычаг – валявшееся поблизости на речной гальке сломанное весло. И, пользуясь рычагом, легко спихнул плот в реку Е., после чего ушел пить коньяк на дачной веранде. Настоящий инженер он и есть инженер, даже начальник. Говорят, сейчас настоящих инженеров уже не осталось, думаю, что это преувеличение.
Гдов смотрел на сестру Саши З. тогда, теперь вот, получается, уже более тридцати пяти лет назад. Она пришла к нему в его скромную холостяцкую квартиру через месяц после смерти брата. Она была хороша собой, но у нее был крупный, неприятный, пористый красный нос. Поговорив о нелепой судьбе Саши З., больше им говорить было не о чем.
– Вы не боитесь, что я вас изнасилую? – вдруг неловко спросил Гдов после длительного молчания.
– Нет, что вы, – потупилась девица.
Помолчали и разошлись тогда, теперь уже более тридцати пяти лет назад. Получилось – навсегда.
…Примерно 2009 год. Писатель Гдов подошел к зеркалу. Теперь у него нос тоже был пористый и красный.
Гдов разволновался и в этот день уже не мог больше работать.
2. Накроется ли медным тазом всё в этом совершенно несовершенном мире?
3. Мог ли юный Гдов, беседуя с дамой, употребить глагол «изнасилую»?
4. Случались ли в вашей жизни подобные истории?
5. Сколько еще нужно построить ГЭС на сибирской реке Е. и ее притоках, чтобы окончательно испортить жизнь простым людям, живущим там с незапамятных времен?
Но вдруг вспомнил младшую сестру своего товарища детства Саши З., покойного уже в 1974 году. Цирроз печени не шутка, врачи правду говорят.
Саша З. был сыном начальника местного отделения железной дороги, с центром в городе К., расположенном на берегу великой сибирской реки Е., впадающей в Ледовитый океан. Рельсы и на юг ведут из К., почти до самой Саяно-Шушенской ГЭС, и на запад в сторону Европы, и на восток к китайцам. На север только нету железного пути, там ведь вечная мерзлота, там Сталин с Берией строили, но даже они не достроили, кануло всё в почву и Лету. А вот Саяно-Шушенскую ГЭС, которую недавно тоже разметало до основания, скорей всего всё же восстановят, и она обратно понесет свой животворящий ток на алюминиевые комбинаты олигархов, в жилища простых людей.
Зажиточная советская семья начальника местного отделения железной дороги. Гдов вспомнил, как однажды заночевал на их богатой (по тем временам) даче, где в крашеных деревянных ставнях были прорези в форме сердечка. Вспомнил и улыбнулся. Они, дети мужского пола, хвастаясь друг перед другом, мочились в эти прорези сквозь ставни, ленились выходить ночью в темное пространство, где тогда помещались дачные «удобства», не то что сейчас в загородных жилищах среднего класса. Вспомнил самого начальника. Гдов и Саша связали на берегу плот из выловленных в реке Е. толстых сосновых бревен и никак не могли столкнуть его на воду. Начальник пришел в белых брюках, светлом пиджаке, соломенной шляпе.
– Вырядился, – с ненавистью сказал младший З.
Старший З. между тем взялся за импровизированный рычаг – валявшееся поблизости на речной гальке сломанное весло. И, пользуясь рычагом, легко спихнул плот в реку Е., после чего ушел пить коньяк на дачной веранде. Настоящий инженер он и есть инженер, даже начальник. Говорят, сейчас настоящих инженеров уже не осталось, думаю, что это преувеличение.
Гдов смотрел на сестру Саши З. тогда, теперь вот, получается, уже более тридцати пяти лет назад. Она пришла к нему в его скромную холостяцкую квартиру через месяц после смерти брата. Она была хороша собой, но у нее был крупный, неприятный, пористый красный нос. Поговорив о нелепой судьбе Саши З., больше им говорить было не о чем.
– Вы не боитесь, что я вас изнасилую? – вдруг неловко спросил Гдов после длительного молчания.
– Нет, что вы, – потупилась девица.
Помолчали и разошлись тогда, теперь уже более тридцати пяти лет назад. Получилось – навсегда.
…Примерно 2009 год. Писатель Гдов подошел к зеркалу. Теперь у него нос тоже был пористый и красный.
Гдов разволновался и в этот день уже не мог больше работать.
РЕКОМЕНДУЕМЫЕ ТЕМЫ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ ГЛАВЫ I
1. Изнывает ли постсоветская российская интеллигенция под игом дикого капитализма или наоборот?2. Накроется ли медным тазом всё в этом совершенно несовершенном мире?
3. Мог ли юный Гдов, беседуя с дамой, употребить глагол «изнасилую»?
4. Случались ли в вашей жизни подобные истории?
5. Сколько еще нужно построить ГЭС на сибирской реке Е. и ее притоках, чтобы окончательно испортить жизнь простым людям, живущим там с незапамятных времен?
Глава II
ОТСУТСТВИЕ УВЕРЕННОСТИ В СЕБЕ
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему конкретных нравственных страданий интеллигенции при тоталитаризме Коммунистической партии Советского Союза, которые (и Коммунистическая партия Советского Союза, и тоталитаризм, и интеллигенция, и ее конкретные нравственные страдания) медленно вплыли через узкие врата перестройки в дикий капитализм, как торговый караван потрепанных жизнью средневековых кораблей – в уютную гавань, принадлежащую пиратам.
Гдов вспомнил, что когда-то давным-давно, еще в самом начале конца перестройки, смотрел телевизор. Там как раз один очкастый сказал другому, будто Польша объявила люстрацию и теперь начнет гонять своих бывших коммуняк, которые вовсю сотрудничали с ихней гэбухой. Венгрия, дескать, тоже волнуется по этому поводу, подтягивается к суровым разоблачениям Болгария. Не говоря уже о так называемой Германской якобы Демократической Республике. Ведь она и в бывшем социалистическом лагере отличалась небывалой внутренней свирепостью, большевистским орднунгом. Карта тайных квартирок штази в Берлине – весьма наглядная агитация, как будто мухи на эту карту насрали! Получается, все везде стучали при Советах друг на друга почем зря!
А другой очкастый покачал лысой головой и сказал, что все это неконструктивно, вместе с водой можно выплеснуть ребенка. В смысле, что многие порядочные люди вынуждены были это делать, и теперь их будут провоцировать, сводить с ними счеты – люди, возможно даже, и еще более непорядочные. «Для того ль мы расстались с горьким неоднозначным прошлым, чтобы снова заниматься охотой на ведьм, нарушать права человека?» – толковали-токовали очкастые.
Давным-давно это было, в самом начале конца перестройки, сейчас обо всех этих глупостях – либо ничего, либо только хорошее, товарищи! К тому ж постарели, поседели советские стукачи, а то и повымерли в силу естественного неумолимого хода времени.
Гдову внезапно подумалось, что, к примеру, знаменитый детский писатель Б.В. тоже непременно или скорей всего был осведомителем, хотя никаких явных признаков этого стукачества нигде в природе, кроме как на Лубянке, в заветных ее уголочках, по всей видимости, не существует. Вольно жил писатель Б.В., смело посещал опальную Анну Ахматову, спокойно получал письма из Англии, куда вовремя дернул его дядя-белогвардеец. С чего бы это советская власть вдруг стала к нему такая добрая?
И веселый, ныне покойный сказочник С.Г. – ну, пожалуй, точно был стукачом. А то как же иначе мог бы он так беспечно вращаться в андеграунде, шататься по видным ресторанам, пировать и других угощать, печатаясь время от времени на Западе без видимых для себя последствий?
Гдов вспомнил скандальную историю знаменитого венгерского режиссера Ш.И., которому пришлось признаться в сотрудничестве с «органами», объясняя это тем, что он «спасал друга».
И как видный болгарский поэт Ваня вынужден был стать в результате разоблачений буддистским монахом в далеком от Черного моря Непале.
И как сибирского хиппи Бурмату, который зимой ходил по снегу босиком, не пускал своего сына учиться в государственной школе, упорно считали осведомителем недалекие художники-авангардисты из города К., работающие в местном Художественном фонде по линии плакатов наглядной агитации. Хиппи Бурмата смеялся им прямо в лицо: кому вы нужны, чихноты, задроты, козлы, бараны лояльные, толкающиеся у советской кормушки?
– А я?.. Уверен ли я в себе – что я тоже не из «этих»? Ведь я же тоже худо-бедно, но как-то уцелел при Советах? – вдруг прошептал Гдов. – Что? Что дурного я сделал для того, чтобы выжить? – мучался он.
И так разволновался, что и в этот день уже не мог работать больше.
2. Существуют ли в этом социуме понятия о смене поколений и трудовых династиях профессиональных доносчиков?
3. Сталкивались ли вы в своей длинной или короткой жизни со стукачами?
4. Был ли, на ваш взгляд, осведомителем сибирский хиппи Бурмата?
5. Удастся ли всем гражданам России забыть прежние обиды и начать жизнь с чистого листа?
Гдов вспомнил, что когда-то давным-давно, еще в самом начале конца перестройки, смотрел телевизор. Там как раз один очкастый сказал другому, будто Польша объявила люстрацию и теперь начнет гонять своих бывших коммуняк, которые вовсю сотрудничали с ихней гэбухой. Венгрия, дескать, тоже волнуется по этому поводу, подтягивается к суровым разоблачениям Болгария. Не говоря уже о так называемой Германской якобы Демократической Республике. Ведь она и в бывшем социалистическом лагере отличалась небывалой внутренней свирепостью, большевистским орднунгом. Карта тайных квартирок штази в Берлине – весьма наглядная агитация, как будто мухи на эту карту насрали! Получается, все везде стучали при Советах друг на друга почем зря!
А другой очкастый покачал лысой головой и сказал, что все это неконструктивно, вместе с водой можно выплеснуть ребенка. В смысле, что многие порядочные люди вынуждены были это делать, и теперь их будут провоцировать, сводить с ними счеты – люди, возможно даже, и еще более непорядочные. «Для того ль мы расстались с горьким неоднозначным прошлым, чтобы снова заниматься охотой на ведьм, нарушать права человека?» – толковали-токовали очкастые.
Давным-давно это было, в самом начале конца перестройки, сейчас обо всех этих глупостях – либо ничего, либо только хорошее, товарищи! К тому ж постарели, поседели советские стукачи, а то и повымерли в силу естественного неумолимого хода времени.
Гдову внезапно подумалось, что, к примеру, знаменитый детский писатель Б.В. тоже непременно или скорей всего был осведомителем, хотя никаких явных признаков этого стукачества нигде в природе, кроме как на Лубянке, в заветных ее уголочках, по всей видимости, не существует. Вольно жил писатель Б.В., смело посещал опальную Анну Ахматову, спокойно получал письма из Англии, куда вовремя дернул его дядя-белогвардеец. С чего бы это советская власть вдруг стала к нему такая добрая?
И веселый, ныне покойный сказочник С.Г. – ну, пожалуй, точно был стукачом. А то как же иначе мог бы он так беспечно вращаться в андеграунде, шататься по видным ресторанам, пировать и других угощать, печатаясь время от времени на Западе без видимых для себя последствий?
Гдов вспомнил скандальную историю знаменитого венгерского режиссера Ш.И., которому пришлось признаться в сотрудничестве с «органами», объясняя это тем, что он «спасал друга».
И как видный болгарский поэт Ваня вынужден был стать в результате разоблачений буддистским монахом в далеком от Черного моря Непале.
И как сибирского хиппи Бурмату, который зимой ходил по снегу босиком, не пускал своего сына учиться в государственной школе, упорно считали осведомителем недалекие художники-авангардисты из города К., работающие в местном Художественном фонде по линии плакатов наглядной агитации. Хиппи Бурмата смеялся им прямо в лицо: кому вы нужны, чихноты, задроты, козлы, бараны лояльные, толкающиеся у советской кормушки?
– А я?.. Уверен ли я в себе – что я тоже не из «этих»? Ведь я же тоже худо-бедно, но как-то уцелел при Советах? – вдруг прошептал Гдов. – Что? Что дурного я сделал для того, чтобы выжить? – мучался он.
И так разволновался, что и в этот день уже не мог работать больше.
ВОПРОСЫ, ВОЗНИКАЮЩИЕ ПРИ ЧТЕНИИ ГЛАВЫ II
1. Правомерна ль мысль Гдова о том, что при Советах все везде стучали друг на друга?2. Существуют ли в этом социуме понятия о смене поколений и трудовых династиях профессиональных доносчиков?
3. Сталкивались ли вы в своей длинной или короткой жизни со стукачами?
4. Был ли, на ваш взгляд, осведомителем сибирский хиппи Бурмата?
5. Удастся ли всем гражданам России забыть прежние обиды и начать жизнь с чистого листа?
Глава III
ФАШИСТСКАЯ УГРОЗА
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему ответственности российской интеллигенции за всё то, что произошло в стране и мире при смене общественно-политической формации тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза диким капитализмом без берегов, зато с человеческим, слишком человеческим лицом, напоминающим харю.
Обратив свой взор рассеянный на зубчатый кусок северной никель-кадмиевой руды, хранящийся на его книжной полке в качестве сувенира и памяти по утраченному времени юности, писатель вдруг вспомнил свою командировку в заполярный город Н. Там он, молодой геолог, пьянствовал в обществе актеров местного ТЮЗа и хвастался рассказом, опубликованным на юмористической 16-й странице «Литературной газеты» – специального издания, созданного большевиками, чтобы выпускать пар из того котла, где эти черти варили свое мерзкое варево. На двух машинописных страницах рассказа молодой писатель Гдов смело и бескомпромиссно критиковал плохую работу такси в стране победившего (якобы) социализма, аккуратненько намекая на нечто более крупное, чем такси. А именно: сопутствующую такому социализму бездуховность, а также бескрылость и тупиковость.
Попутно он клеился к одной актриске, этнической НЕМПО, немке Поволжья, родителей которой выслали в эти суровые края из приволжского города Энгельса за то, что они во время Второй мировой войны с фашистами оказались немцами. Сын за отца пусть не отвечает, велел Сталин, и эта девица, окончив в городе К. сценическую школу-студию при местном драматическом театре, играла теперь в детских заполярных спектаклях девочек, мальчиков, ласковых животных. И родителей ее с лесоповала уже отпустили тогда, не заставляли больше отмечаться каждый божий день в комендатуре. Жизнь, как видите, постепенно налаживались в СССР после ХХ съезда КПСС.
Взялись петь Окуджаву. Вся беда, в принципе, заключалась в том, что в Сибири из-за пестрого этнического состава населения весьма худо с каноническим русским языком. Там человек вполне может сказануть «розлив сырой нефти» или «чё» вместо «что», не говоря уже о «ложить» вместо «класть». Даже если и книжки с детства читаешь – там ведь не написано, как правильно ставить ударения. Вернее, написано было, но только в изданиях по внеклассному чтению для нерусских школ. А Гдов был русский.
Поэтому он пел так:
И Гдову эта интеллектуалка в тот вечер не дала, хотя вся компания находилась в состоянии изрядного алкогольного опьянения дешевыми напитками за счет Гдова. Это сейчас актеры снимаются в сериалах, а тогда они были бедные.
– А ведь Идочка, падла, была по-своему права, – с холодной ясностью вдруг подумал Гдов, лишь теперь внезапно вспомнивший имя своей несостоявшейся подруги. Которая, по слухам, в самом начале девяностых всё же вернулась на родину, но вовсе не в приволжский город Энгельс, окрестности которого ее предки добровольно заселили еще в XVIII веке, а в самый что ни на есть настоящий Мюнхен, откуда из пивной, где выступал Гитлер, и пошла по миру фашистская угроза.
Подумал и так разволновался, что и в этот день уже работать не мог больше.
2. Что Гдов был плохим, нерадивым геологом?
3. Что если бы большевики не были идиотами, то их-то рейх просуществовал бы уж никак не менее тысячи лет?
4. Что СССР и Россия – это разные страны?
5. Что счастье всем, кто его так жаждет, когда-нибудь улыбнется?
Обратив свой взор рассеянный на зубчатый кусок северной никель-кадмиевой руды, хранящийся на его книжной полке в качестве сувенира и памяти по утраченному времени юности, писатель вдруг вспомнил свою командировку в заполярный город Н. Там он, молодой геолог, пьянствовал в обществе актеров местного ТЮЗа и хвастался рассказом, опубликованным на юмористической 16-й странице «Литературной газеты» – специального издания, созданного большевиками, чтобы выпускать пар из того котла, где эти черти варили свое мерзкое варево. На двух машинописных страницах рассказа молодой писатель Гдов смело и бескомпромиссно критиковал плохую работу такси в стране победившего (якобы) социализма, аккуратненько намекая на нечто более крупное, чем такси. А именно: сопутствующую такому социализму бездуховность, а также бескрылость и тупиковость.
Попутно он клеился к одной актриске, этнической НЕМПО, немке Поволжья, родителей которой выслали в эти суровые края из приволжского города Энгельса за то, что они во время Второй мировой войны с фашистами оказались немцами. Сын за отца пусть не отвечает, велел Сталин, и эта девица, окончив в городе К. сценическую школу-студию при местном драматическом театре, играла теперь в детских заполярных спектаклях девочек, мальчиков, ласковых животных. И родителей ее с лесоповала уже отпустили тогда, не заставляли больше отмечаться каждый божий день в комендатуре. Жизнь, как видите, постепенно налаживались в СССР после ХХ съезда КПСС.
Взялись петь Окуджаву. Вся беда, в принципе, заключалась в том, что в Сибири из-за пестрого этнического состава населения весьма худо с каноническим русским языком. Там человек вполне может сказануть «розлив сырой нефти» или «чё» вместо «что», не говоря уже о «ложить» вместо «класть». Даже если и книжки с детства читаешь – там ведь не написано, как правильно ставить ударения. Вернее, написано было, но только в изданиях по внеклассному чтению для нерусских школ. А Гдов был русский.
Поэтому он пел так:
– Надо же – шлЁмах! – презрительно выделила актриска, прошедшая курс сценической речи у знаменитой Татьяны Игоревны, оказавшейся на излете жизни в городе К. за то, что она когда-то учила русскому Троцкого Л.Д.
Я всё равно паду на той,
На той единственной Гражданской,
И комиссары в пыльных шлЁмах
Склонятся молча надо мной.
И Гдову эта интеллектуалка в тот вечер не дала, хотя вся компания находилась в состоянии изрядного алкогольного опьянения дешевыми напитками за счет Гдова. Это сейчас актеры снимаются в сериалах, а тогда они были бедные.
– А ведь Идочка, падла, была по-своему права, – с холодной ясностью вдруг подумал Гдов, лишь теперь внезапно вспомнивший имя своей несостоявшейся подруги. Которая, по слухам, в самом начале девяностых всё же вернулась на родину, но вовсе не в приволжский город Энгельс, окрестности которого ее предки добровольно заселили еще в XVIII веке, а в самый что ни на есть настоящий Мюнхен, откуда из пивной, где выступал Гитлер, и пошла по миру фашистская угроза.
Подумал и так разволновался, что и в этот день уже работать не мог больше.
МОЖНО ЛИ СЧЕСТЬ ПОСЛЕ ЧТЕНИЯ ГЛАВЫ III
1. Что именно российская интеллигенция виновата во всем или она должна разделить эту ответственность с другими классами исчезнувшего, как Атлантида, советского общества?2. Что Гдов был плохим, нерадивым геологом?
3. Что если бы большевики не были идиотами, то их-то рейх просуществовал бы уж никак не менее тысячи лет?
4. Что СССР и Россия – это разные страны?
5. Что счастье всем, кто его так жаждет, когда-нибудь улыбнется?
Глава IV
КУЛИНАРНЫЙ ЭТИКЕТ
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему влияния окружающего социума на менталитет всего российского народа в историческом аспекте замены тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза диким капитализмом нового типа. Что вот-де, был раньше капитализм простой, с которым бодался Маркс, а теперь капитализм стал совсем нового типа, и с ним больше бодаться не надо, себе дороже обойдется.
В это время кто-то позвонил ему по телефону, чтобы спросить, который час, какая-то совершенно посторонняя баба, задавшая вопрос «почему» в ответ на «вы ошиблись номером». Так что когда Гдов с такой чужой бабой разобрался, то было уже поздно снова пытаться работать.
Он тогда задумался вот о чем. В 1984 году он однажды приехал на машине «запорожец» по Рублево-Успенскому шоссе в Барвиху, на дачу в гости к культурной маме своего богатого товарища, сына пропавшего без вести в дебрях Экваториальной Африки советского дипломата. «Африка имеет форму сердца», – писал на закате прежней жизни известный коммунистический поэт Долматовский. Он тоже не дожил до наших суровых дней, когда в этой некогда сердечной, угнетенной капиталистами Африке столь много нынче развелось пиратов, что просто ужас берет! Кругом, понимаете ли, сплошной Интернет, XXI век, глобализация, нанотехнологии, а они знай себе лезут на международные суда да хапают безнаказанно жирный выкуп. Вот тебе и прогресс цивилизации, торжество политкорректности и глобализма. Нет, ребята, что-то всё действительно не так, как когда-то пел Высоцкий.
…Седая старушка в светло-сиреневых буклях, тяжелая дубовая мебель тридцатых годов советской империи, скромный, изящно сервированный стол с нежными ломтиками небольшого количества семги. Изысканная вазочка с красной икрой, крупинки икры черной, зернистой внутри желтого пространства половинки белого яйца вкрутую. Тихая музыка Генделя-Шменделя. Разбросанные по тахте глянцевые журналы на английском, французском и других европейских языках.
Гдов от смущения взялся рассказывать приличный анекдот о том, как мичман царского флота убил гарпуном акулу, а его коллега-дворянин попенял разночинцу на плохое знание им кулинарного этикета. Что, дескать, фи, мичман, резать рыбу ножом – это фо па!
Старушка внимательно выслушала гостя, вежливо посмеялась, но сказала, что в жизни всё гораздо сложнее, и отдельные сорта рыбы, в том числе акулу, если она, конечно, катран, а не зубатая, можно резать ножом, и это не будет считаться в высшем обществе нарушением правил кулинарного этикета.
Гдов смутился и затосковал. Его товарищ должен был обменять ему советские рубли на чеки Внешпосылторга, потому что в Советском Союзе из одежды продавали в магазинах «для всех» большей частью дерьмо, а Гдов мечтал купить себе в закрытом от рядовых потребителей валютном магазине «Березка» финский вельветовый костюм, темно-синенький, и даже там его уже присмотрел. Но эти чеки друга хранились у его матушки. Вот почему Гдов был вынужден тащиться в Барвиху, слушать и нести глупости, есть малыми порциями качественную, недоступную массам СССР еду.
…Гдов, сидевший за своим письменным столом под часами с кукушкой, говорившей двадцать четыре раза в день «ку-ку», снова затосковал. Он встряхнул головой, чтобы прогнать дурное наваждение, но все же так разволновался, что и в этот день работать уже не мог больше.
2. Прав ли был Маркс, когда бодался с капитализмом? Зачем он это делал?
3. Что еще написал коммунистический поэт Долматовский и как его звали?
4. Почему была невозможной продажа финского вельветового костюма в обычном советском магазине?
5. Совместимы ль прогресс цивилизации, торжество политкорректности и глобализма с тем бардаком, который творится на планете в XXI веке? Или этот бардак – явление вечное?
В это время кто-то позвонил ему по телефону, чтобы спросить, который час, какая-то совершенно посторонняя баба, задавшая вопрос «почему» в ответ на «вы ошиблись номером». Так что когда Гдов с такой чужой бабой разобрался, то было уже поздно снова пытаться работать.
Он тогда задумался вот о чем. В 1984 году он однажды приехал на машине «запорожец» по Рублево-Успенскому шоссе в Барвиху, на дачу в гости к культурной маме своего богатого товарища, сына пропавшего без вести в дебрях Экваториальной Африки советского дипломата. «Африка имеет форму сердца», – писал на закате прежней жизни известный коммунистический поэт Долматовский. Он тоже не дожил до наших суровых дней, когда в этой некогда сердечной, угнетенной капиталистами Африке столь много нынче развелось пиратов, что просто ужас берет! Кругом, понимаете ли, сплошной Интернет, XXI век, глобализация, нанотехнологии, а они знай себе лезут на международные суда да хапают безнаказанно жирный выкуп. Вот тебе и прогресс цивилизации, торжество политкорректности и глобализма. Нет, ребята, что-то всё действительно не так, как когда-то пел Высоцкий.
…Седая старушка в светло-сиреневых буклях, тяжелая дубовая мебель тридцатых годов советской империи, скромный, изящно сервированный стол с нежными ломтиками небольшого количества семги. Изысканная вазочка с красной икрой, крупинки икры черной, зернистой внутри желтого пространства половинки белого яйца вкрутую. Тихая музыка Генделя-Шменделя. Разбросанные по тахте глянцевые журналы на английском, французском и других европейских языках.
Гдов от смущения взялся рассказывать приличный анекдот о том, как мичман царского флота убил гарпуном акулу, а его коллега-дворянин попенял разночинцу на плохое знание им кулинарного этикета. Что, дескать, фи, мичман, резать рыбу ножом – это фо па!
Старушка внимательно выслушала гостя, вежливо посмеялась, но сказала, что в жизни всё гораздо сложнее, и отдельные сорта рыбы, в том числе акулу, если она, конечно, катран, а не зубатая, можно резать ножом, и это не будет считаться в высшем обществе нарушением правил кулинарного этикета.
Гдов смутился и затосковал. Его товарищ должен был обменять ему советские рубли на чеки Внешпосылторга, потому что в Советском Союзе из одежды продавали в магазинах «для всех» большей частью дерьмо, а Гдов мечтал купить себе в закрытом от рядовых потребителей валютном магазине «Березка» финский вельветовый костюм, темно-синенький, и даже там его уже присмотрел. Но эти чеки друга хранились у его матушки. Вот почему Гдов был вынужден тащиться в Барвиху, слушать и нести глупости, есть малыми порциями качественную, недоступную массам СССР еду.
…Гдов, сидевший за своим письменным столом под часами с кукушкой, говорившей двадцать четыре раза в день «ку-ку», снова затосковал. Он встряхнул головой, чтобы прогнать дурное наваждение, но все же так разволновался, что и в этот день работать уже не мог больше.
КАК ВЫ ПОЛАГАЕТЕ, ПРОЧИТАВ ГЛАВУ IV
1. Можно ли считать интеллигенцию составной частью российского народа?2. Прав ли был Маркс, когда бодался с капитализмом? Зачем он это делал?
3. Что еще написал коммунистический поэт Долматовский и как его звали?
4. Почему была невозможной продажа финского вельветового костюма в обычном советском магазине?
5. Совместимы ль прогресс цивилизации, торжество политкорректности и глобализма с тем бардаком, который творится на планете в XXI веке? Или этот бардак – явление вечное?
Глава V
КОНСИСТЕНЦИЯ КЛЮКВЕННОГО КИСЕЛЯ
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно из жизни депутатов постсоветской Государственной думы. О людях хороших, которые все вышли из тоталитаризма Коммунистической партии Советского Союза и пришли во власть дикого капитализма, полные надежд на демократические преобразования родной сторонушки, изнывавшей от застоя.
Однако эти славные парни и девчата внезапно столкнулись с неожиданными трудностями, косностью и разгильдяйством. А тут и коррупция подоспела, куда ты от нее денешься, если от тебя хоть что-то зависит по жизни? Начинается, товарищи, ломка характера, измена самому себе. Опять же детки подрастают, которых следует учить в Оксфорде и Кембридже. Может, хоть они пойдут другим путем? Вырвутся из накатанной колеи, в конце которой – гибель? Отдельного ли человека, мировой души или целого государства – в данном контексте уже неважно.
Но мало ли что хотел создать Гдов? Ведь действительность вмешивается, вносит свои коррективы, на то она и есть действительность, а не мечта или, к примеру, бред…
…Вчера на остановке электричек Ленинградская Рижского направления случайный попутчик рассказал писателю ужасную историю из быта людей с высшим образованием, которое, кстати, до сих пор котируется в России, – хоть тебе тут тоталитаризм, хоть капитализм, хоть вообще первобытное общество с отрезанием и поеданием человеческих голов.
История была простая, как состав питьевой воды. О том, как муж с женою поссорились из-за обыкновенного клюквенного киселя, который они оба очень любили.
– Переложила ты, матушка, в киселек крахмальчика, ой, переложила, – нервно говорил жене муж, окончивший в свое время МИИТ, Московский институт инженеров железнодорожного транспорта, но давно уже не работавший по специальности. У нас теперь многие не работают по специальности, если не все. Вот и этот муж, в свое время окончивший МИИТ… Чем он теперь занимался, неизвестно, а числился помощником депутата Государственной думы, даже имел на сей счет красивое удостоверение, по которому можно бесплатно ездить где и куда хочешь.
– Нет, – решительно отвечала жена, выпускница ЛГИТМИКа, Ленинградского государственного института театра, музыки и кино, известная своими статьями и книгами по творчеству Станиславского, Немировича-Данченко, Питера Брука, Льва Додина, Ивана Верховых. – Всё мною заведено в кастрюлю по норме, кисель и должен быть плотным, приближающимся по консистенции к желе, а ты – дурак, и твой шеф, у которого ты якобы помощник, тоже дурак, если не сказать хуже.
– Тут-то он ей как врежет алюминиевым половником по голове, а она ему в ответ – легкой сковородкой с антипригарным тефлоновым напылением. Одним словом – поссорились, – монотонно докладывал случайный попутчик. И пояснял, сетуя: – Кисель-то, конечно, был еще горячий, так ведь и на сковородке кое-что жарилось в кипящем маслице!
Представляете цвет обожженной кожи лиц этих людей с высшим образованием!
Когда же оно наступит, простое человеческое счастье? Когда же разум окончательно осветит темное человеческое бытие?
Гдов столь разволновался оттого, что высшее образование не имеет никакого отношения к цивилизации и прогрессу, что выпил подряд три рюмки водки, потом еще семь, после чего и в этот работать день уже не мог больше. «Уж как пал туман, а я впал в запой», – пел он.
2. Котируется ли в нынешние времена высшее образование? Имеет ли оно отношение к цивилизации и прогрессу?
3. Клюквенный кисель – это исконно русское кушанье? Или его, как и многое другое, изобрели немцы?
4. Можно ли считать подравшихся супругов интеллигентными людьми?
5. Осветит ли когда-нибудь разум темное человеческое бытие? Или уже осветил и всё дальнейшее будет выглядеть еще хуже?
Однако эти славные парни и девчата внезапно столкнулись с неожиданными трудностями, косностью и разгильдяйством. А тут и коррупция подоспела, куда ты от нее денешься, если от тебя хоть что-то зависит по жизни? Начинается, товарищи, ломка характера, измена самому себе. Опять же детки подрастают, которых следует учить в Оксфорде и Кембридже. Может, хоть они пойдут другим путем? Вырвутся из накатанной колеи, в конце которой – гибель? Отдельного ли человека, мировой души или целого государства – в данном контексте уже неважно.
Но мало ли что хотел создать Гдов? Ведь действительность вмешивается, вносит свои коррективы, на то она и есть действительность, а не мечта или, к примеру, бред…
…Вчера на остановке электричек Ленинградская Рижского направления случайный попутчик рассказал писателю ужасную историю из быта людей с высшим образованием, которое, кстати, до сих пор котируется в России, – хоть тебе тут тоталитаризм, хоть капитализм, хоть вообще первобытное общество с отрезанием и поеданием человеческих голов.
История была простая, как состав питьевой воды. О том, как муж с женою поссорились из-за обыкновенного клюквенного киселя, который они оба очень любили.
– Переложила ты, матушка, в киселек крахмальчика, ой, переложила, – нервно говорил жене муж, окончивший в свое время МИИТ, Московский институт инженеров железнодорожного транспорта, но давно уже не работавший по специальности. У нас теперь многие не работают по специальности, если не все. Вот и этот муж, в свое время окончивший МИИТ… Чем он теперь занимался, неизвестно, а числился помощником депутата Государственной думы, даже имел на сей счет красивое удостоверение, по которому можно бесплатно ездить где и куда хочешь.
– Нет, – решительно отвечала жена, выпускница ЛГИТМИКа, Ленинградского государственного института театра, музыки и кино, известная своими статьями и книгами по творчеству Станиславского, Немировича-Данченко, Питера Брука, Льва Додина, Ивана Верховых. – Всё мною заведено в кастрюлю по норме, кисель и должен быть плотным, приближающимся по консистенции к желе, а ты – дурак, и твой шеф, у которого ты якобы помощник, тоже дурак, если не сказать хуже.
– Тут-то он ей как врежет алюминиевым половником по голове, а она ему в ответ – легкой сковородкой с антипригарным тефлоновым напылением. Одним словом – поссорились, – монотонно докладывал случайный попутчик. И пояснял, сетуя: – Кисель-то, конечно, был еще горячий, так ведь и на сковородке кое-что жарилось в кипящем маслице!
Представляете цвет обожженной кожи лиц этих людей с высшим образованием!
Когда же оно наступит, простое человеческое счастье? Когда же разум окончательно осветит темное человеческое бытие?
Гдов столь разволновался оттого, что высшее образование не имеет никакого отношения к цивилизации и прогрессу, что выпил подряд три рюмки водки, потом еще семь, после чего и в этот работать день уже не мог больше. «Уж как пал туман, а я впал в запой», – пел он.
ТЕЗИСЫ ОБСУЖДЕНИЯ ГЛАВЫ V
1. Сколько получают депутаты Государственной думы? Что полезного делают они для себя и для страны?2. Котируется ли в нынешние времена высшее образование? Имеет ли оно отношение к цивилизации и прогрессу?
3. Клюквенный кисель – это исконно русское кушанье? Или его, как и многое другое, изобрели немцы?
4. Можно ли считать подравшихся супругов интеллигентными людьми?
5. Осветит ли когда-нибудь разум темное человеческое бытие? Или уже осветил и всё дальнейшее будет выглядеть еще хуже?
Глава VI
МАСШТАБЫ ЖИВОТНЫХ
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему понижения уровня Духовности в процессе трансформации тоталитаризма с человеческим лицом обратно в капитализм с мордой дикого зверя. Впрочем, и в том и в ином случае человек человеку – волк. Ибо, вдруг с жестокой ясностью подумалось Гдову, человек какой был изначальный монстр, таковым и остался навсегда. Проповеди Конфуция, Будды, Христа, Магомета и др. ровным счетом ничего существенного не прибавили к тому его состоянию, когда он, размахивая дубиной, плясал голый вокруг костра. Неслучайно тюрьмы полны насильниками и убийцами. Везде, во всем мире, а не только в России, процветают ложь, коррупция, двойные стандарты, спесь, злоба, мошенничество. Все изобретения, в конце концов, работают против человека, как, например, обгоревшая ступень ракеты, которая недавно упала с космических высот на случайного алтайского мужика и его маленькую лошадь. Везде. Разница лишь в процентном соотношении добра и зла.
В это время к писателю подошла кошка Пери и стала вокруг него хищно ходить. Притираясь, нарочито задевая его пушистым хвостом. На языке кошек это означает – привлечь к себе внимание с меркантильными целями получения пищи и питья.
Кошка Пери, как все признавали, была очень красивая. Она обладала иссиня-черной пышной шкурой с коричневатым отливом, белой природной грудочкой, изящными беленькими лапками. Бездонные, как море, загадочные глаза ее весьма часто вспыхивали зеленым светом. Ей было двенадцать лет. Усы у нее тоже были белые, как у всякого ветерана жизни и труда, но только пикообразные.
Гдов дал ей специального сухого корма для пожилых кошачьих животных. Ранее он этот продукт приобретал в развес на открытом Бутырском рынке города Москвы, но потом этот рынок по не зависящим ни от кого обстоятельствам сгорел. И Гдов перешел тогда обслуживаться в зоомагазин на Малой Бронной улице, где неподалеку жил когда-то генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, пока не умер… Нет, пардон, пока не переехал на Кутузовский проспект столицы, где и умер рядом со своим сменщиком на посту начальника коммунистов Юрием Владимировичем Андроповым.
…Дал Пери сухого корма, налил в блюдечко молока, полюбовался, как жадно хрустит она коричневыми катышками этого специально сбалансированного полезными витаминами и минеральными солями кошачьего питания. Жадно, разбрызгивая белую жидкость по полу, пьет молоко, погрузившись в него упомянутыми жесткими пикообразными усами.
Да-а… При советской власти Духовности, возможно, было побольше, зато туалетной бумаги не имелось никогда, не говоря уже о кошачьем питании. И при веселом Брежневе не имелось, и при поэте Андропове, и при хвором Черненке, и при реформаторе Горбачеве. Но вот чудеса: лишь как пал на Русь грязный туман дикого капитализма, так все и появилось как по мановению волшебной палочки-выручалочки!
– А что если бы кошка была бы, к примеру, раз в двадцать больше, чем она есть на самом деле? Тогда бы она стала размером с разъевшуюся свинью и вполне могла бы наброситься на меня, чтобы загрызть, перекусив мне сонную артерию, – продолжал размышлять Гдов. – И что было бы, если лошадь убиенного ракетой алтайского мужика была бы еще меньше, размером примерно с крысу? А клопы, тараканы, мухи, вши – наоборот? – мучился он неразрешимыми вопросами.
И когда представил себе всё это в натуре, как в натуралистических произведениях литературы, живописи, театра и кино, то так разволновался, что и работать в этот день уже не мог больше.
В это время к писателю подошла кошка Пери и стала вокруг него хищно ходить. Притираясь, нарочито задевая его пушистым хвостом. На языке кошек это означает – привлечь к себе внимание с меркантильными целями получения пищи и питья.
Кошка Пери, как все признавали, была очень красивая. Она обладала иссиня-черной пышной шкурой с коричневатым отливом, белой природной грудочкой, изящными беленькими лапками. Бездонные, как море, загадочные глаза ее весьма часто вспыхивали зеленым светом. Ей было двенадцать лет. Усы у нее тоже были белые, как у всякого ветерана жизни и труда, но только пикообразные.
Гдов дал ей специального сухого корма для пожилых кошачьих животных. Ранее он этот продукт приобретал в развес на открытом Бутырском рынке города Москвы, но потом этот рынок по не зависящим ни от кого обстоятельствам сгорел. И Гдов перешел тогда обслуживаться в зоомагазин на Малой Бронной улице, где неподалеку жил когда-то генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев, пока не умер… Нет, пардон, пока не переехал на Кутузовский проспект столицы, где и умер рядом со своим сменщиком на посту начальника коммунистов Юрием Владимировичем Андроповым.
…Дал Пери сухого корма, налил в блюдечко молока, полюбовался, как жадно хрустит она коричневыми катышками этого специально сбалансированного полезными витаминами и минеральными солями кошачьего питания. Жадно, разбрызгивая белую жидкость по полу, пьет молоко, погрузившись в него упомянутыми жесткими пикообразными усами.
Да-а… При советской власти Духовности, возможно, было побольше, зато туалетной бумаги не имелось никогда, не говоря уже о кошачьем питании. И при веселом Брежневе не имелось, и при поэте Андропове, и при хвором Черненке, и при реформаторе Горбачеве. Но вот чудеса: лишь как пал на Русь грязный туман дикого капитализма, так все и появилось как по мановению волшебной палочки-выручалочки!
– А что если бы кошка была бы, к примеру, раз в двадцать больше, чем она есть на самом деле? Тогда бы она стала размером с разъевшуюся свинью и вполне могла бы наброситься на меня, чтобы загрызть, перекусив мне сонную артерию, – продолжал размышлять Гдов. – И что было бы, если лошадь убиенного ракетой алтайского мужика была бы еще меньше, размером примерно с крысу? А клопы, тараканы, мухи, вши – наоборот? – мучился он неразрешимыми вопросами.
И когда представил себе всё это в натуре, как в натуралистических произведениях литературы, живописи, театра и кино, то так разволновался, что и работать в этот день уже не мог больше.