Попов Михаил Михайлович. Илиада Капитана Блада

   Аранта оглянулась на сидевшую у двери индианку.
   — Я не про то, чтобы переодеваться мужчиной и размахивать шпагой. Мне кажется, в ближайшее время кое-что в нашей жизни изменится, — проговорила Элен.
   — Почему ты так решила?
   — У твоего брата мало времени. Он уже не может тихо ждать моей благосклонности, теперь ему надо действовать решительнее.
   Аранта испуганно всплеснула руками.
   — Ты думаешь, что он осмелится применить силу?
   — По крайней мере попробует.
   — Какой ужас! Что же делать?
   — Против грубой силы я не устою, но можно проявить хитрость!
   — А как же Энтони? Ведь ты любишь его!
   — Люблю, я все это сделаю ради него!
   — Но тогда я ничего не понимаю.
   — Ты хочешь мне помочь?
   — Конечно, но как?
   — Я не знаю, но, кроме тебя, у меня сейчас никого нет.
   — Я очень хочу тебе помочь, я сделаю все, о чем ты попросишь.
   — Даже наперекор брату?
   Аранта заплакала и, утирая слезы платком, сказала:
   — Да, я готова оказать тебе любую помощь.
   Маленькая испанка замолкла, прижимая платок к глазам.

* * *

   Однажды сэру Бладу доложили, что его спрашивает какая-то девушка.
   — Девушка? — Капитан посмотрел на своего верного Бенджамена, как на сумасшедшего.
   — Да, сэр.
   — Откуда она?
   — Она из города, сэр.
   — Перебежчица?
   — Нет, сэр, ее выпустили из ворот совершенно спокойно.
   — Ладно, пусть войдет.
   В палатке было полутемно, на столе, заваленном бумагами, трубками и пистолетами, потрескивали две свечи в руках Артемиды.
   — Здравствуйте, милорд, — негромко сказала вошедшая. Голос был ему знаком.
   — Кто ты?
   Она сняла с головы темную накидку.
   — Тилби?!
   — Я, милорд.
   — Что? Как? Откуда ты здесь?
   — Меня прислал дон Мануэль.
   — Дон Мануэль?!
   — Да.
   — Ты сбежала от него?
   — Нет, милорд, он послал меня к вам.
   — С чем? Он дал тебе письмо?
   — Нет, милорд. Он велел мне рассказать всем о том, что я видела собственными глазами в тюрьме.
   — Что же ты видела?
   — Я видела Энтони, сэр.
   — Энтони? Здесь? В тюрьме?
   — Святая Мария! — перекрестился Бенджамен.
   — Да, милорд. Я видела его в колодках на куче гнилой соломы. Он плохо выглядит. Много хуже, чем на корабле.
   — На каком корабле?
   — Он назывался «Агасфер», милорд, это корабль мисс Лавинии. Мы плавали на нем, после того как вышли из Бриджфорда.
   — Тебя схватили в порту?
   — Да, милорд, когда я спешила к вам, этот лысый управляющий мисс Лавинии, он приставил мне к боку пистолет, и я так испугалась.
   — Дальше, Тилби, дальше.
   — Про корабль я вам уже говорила, а до этого я сидела в каком-то подземелье.
   — Энтони тоже был на этом корабле, я правильно понял?
   — Да, милорд.
   — А как он туда попал?
   — Тоже из подземелья в доме мисс Лавинии в Бриджфорде.
   — О чем-то подобном я догадывался, а как он попал в это подземелье и откуда?
   — Точно не могу сказать, милорд.
   Сэр Блад в походе не носил парика и теперь ерошил свои короткие седые волосы.
   — Стало быть, дон Мануэль показал тебе Энтони, чтобы ты могла рассказать мне, что мой сын в городе и что ему плохо.
   — Наверное, так, милорд, но это еще не все, — сказала Тилби.
   Сэр Блад снова поднял на нее глаза.
   Дон Мануэль водил меня во дворец, там была дверь с окошком.
   — Рассказывай, рассказывай!
   — К этой двери меня подвел слуга.
   — И?
   — Я видела мисс Элен и дона Мануэля.
   — То есть как видела, что ты хочешь сказать?!
   — Мисс Элен была в подвенечном платье.
   — Это что, было в церкви?
   — Нет, милорд, просто в комнате, дон Мануэль стоял у стены, мисс Элен, как мне показалось, это платье примеряла. Я знаю, как она обычно это делает.
   — В подвенечном платье... — глухо проговорил сэр Блад.
   — Больше я ничего не видела, милорд.
   — И слава Богу.

* * *

   Дон Диего постарался, чтобы появление испанской эскадры на Больших Антилах обошлось без шуму. Он боялся, что капитан Блад, о котором ходила слава неглупого и предусмотрительного человека, обнаружив у себя в тылу испанцев, снимет осаду, уйдет на Ямайку и будет решать семейные дела иными средствами. Дон Диего понимал, что рано или поздно эскадре придется вернуться в Европу и он останется с Бладом один на один, вот почему надо было постараться не спугнуть англичан. Так что скрытность, скрытность и еще раз скрытность. Он так и сказал своим офицерам и добавил, что малейшее неповиновение будет расценено как пособничество неприятелю, а для предателей у него веревка всегда наготове, при этом он не стеснялся в выражениях.
   Вот почему, когда на следующий день корабли подняли якорь и взяли курс на Санта-Каталану, никто, даже самые отчаянные горлопаны, не посмели открыть рот.
   Едва завидев остров, адмирал дон Диего Амонтильядо приказал убрать паруса, чтобы с наступлением темноты выслать разведку. Наутро дон Диего знал все, что ему необходимо было знать. Из четырех боевых кораблей капитана Блада лишь два на плаву, но, судя по всему, большая часть команды на берегу. Основной лагерь пиратов находится в полутора милях от корабельной стоянки, на лесистом перешейке. Впрочем, уже не слишком лесистом — корсары для осадных работ свели значительную часть деревьев.
   Дон Диего размышлял недолго, расстановка выглядела выгодной для него, и только дурак стал бы откладывать атаку на пиратскую стоянку. Один из офицеров высказал сомнение в разумности столь поспешных действий, аргументируя тем, что они не знают бухты.
   — Сев на мель, наши суда станут отличной мишенью, — сказал он.
   — Ну что же, — сказал дон Диего, — я разрешаю вам съездить в лагерь англичан и попросить у них лоцмана.
   Других возражений не было.
   — Вас смущает, что мы воюем не по правилам? Но прошу помнить: если мы победим, никто у нас не спросит, по правилам ли мы это сделали, а если проиграем, — даже то, что вы сделали все как положено, не спасет вас от виселицы.
   На рассвете, двигаясь в кильватерном строю, корабли дона Диего вошли в бухту и в упор расстреляли пиратские корабли. Два из шести испанских кораблей, правда, угодили на мель, но зато от флота капитана Блада остались одни дымящиеся обломки.
   Сразу за тем началась высадка. К удивлению испанцев, корсары встретили их пехоту дружным огнем, казалось, еще момент — и они сбросят солдат в море, но тут вовремя вмешались пушки кораблей, и корсары отступили к своему лагерю.
   Потери были значительными, но испанцы ликовали и рассчитывали на добрый ужин. Однако дон Диего приказал пехоте двигаться в глубь острова, чтобы перерезать перешеек. Параллельно шла выгрузка пушек. Хитрый дон Диего оставил на Гаити гигантские осадные орудия, в противном случае его намерения были бы очевидны для дона Мануэля. Он приказал взять легкие горные пушки, которые можно перевозить на мулах или просто переносить вчетвером.
   В нескольких рукопашных, произошедших в лесу, корсары, уже вполне опомнившиеся, показали, что один джентльмен удачи стоит трех, а то и четырех испанцев.
   Стратегический успех остался за доном Диего, корсары были заперты на перешейке, превратившись из осаждающих в окруженных, и эта перемена подействовала на их моральное состояние отнюдь не благотворно. Как всегда в таких случаях, нашлись горлопаны. Длуги и Робсон с оравой дружков бросили позиции и собрались в лагере.
   — Почему мы должны рисковать головой ради дочери капитана. Она, конечно, милашка, но нам-то какое до этого дело! — кричал Длуги. — Мы не нанимались в солдаты, наше дело набивать карманы, а не осаждать крепости.
   — Он обманщик, — подхватил Робсон, — пусть скажет, зачем он нас сюда заманил?
   К толпе подошли Хантер и Доусон.
   — Кого ты имеешь в виду? — громко спросил Доусон.
   — Джентльмены, нам хотят заткнуть рот! — заорал Робсон и, сорвав с головы красный платок, стал размахивать им в воздухе.
   — Не позволим! Пусть сюда придет капитан! Где его носит? — вторил ему Длуги.
   — Он занят делом, в отличие от тебя, — сказал Хантер.
   — Каким делом? — взвизгнул Длуги. — Он уже наделал дел! Тысяча испанцев с фронта, тысяча испанцев с тыла. Что он еще собирается делать?!
   — Вышибить тебе мозги, если ты еще раз самовольно оставишь пост. — Никто не видел как подошел капитан, и поэтому его слова, сказанные твердым, спокойным голосом, произвели надлежащий эффект.
   — Где твое место, Эдди Длуги? — спросил капитан Блад.
   — Там, — мрачно сказал бунтовщик, махнув в сторону передовой позиции.
   — Тогда почему ты здесь? Как это называется, джентльмены? Раньше мы таких поднимали на рею, чтобы всем было видно, кто предатель.
   Толпа задвигалась и начала таять на глазах.
   — Неужели ты думаешь, Робсон, что испанцев можно напугать красной тряпкой?
   Толпа становилась все меньше и меньше.
   — Все по местам, а кто захочет поговорить, то у меня есть один ответ... — Капитан Блад достал из-за пояса пистолет и приставил его к животу бунтовщика. — Понятно?
   Тот побледнел и тихо пробормотал:
   — Слушаюсь, сэр.

* * *

   Прибытие подкрепления горожане, естественно, восприняли с энтузиазмом. По-другому отнеслись к этому факту обитатели дворца Амонтильядо. Меньше всего обрадовался молодой алькальд, особенно после того, как он узнал, кто стоит во главе королевской армии. Дон Мануэль слишком хорошо знал своего дядю, чтобы не понимать, какими мотивами тот руководствовался, соглашаясь возглавить эту опасную и рискованную экспедицию против пиратов. Если бы они осаждали любой другой испанский город в этой части света, он бы и пальцем не шевельнул, чтобы прийти ему на помощь. Что у него на первом месте — желание отомстить племяннику или желание завладеть Элен? Дону Мануэлю было все равно, исходя из каких соображений дядя перережет ему горло. А в том, что у него рука не дрогнет, сомневаться не приходилось. Каким образом можно было отделаться от этого старого негодяя? Ответ напрашивался сам собой. Тот, кто сумеет раздавить пиратскую гадину и сделается хозяином положения. Все-таки дон Диего прибыл сюда не во главе своей личной шайки, он привел с собой регулярные королевские части. Офицеры эскадры не поддержат его, если он выступит против алькальда, свернувшего голову английскому пирату. С другой стороны, он сам, дон Мануэль де Амонтильядо, молодой алькальд, должен будет подчиниться своему дяде — адмиралу, когда тот по трупам корсаров подойдет к стенам Санта-Каталаны и будет на глазах всех спасителем, и, стало быть, Элен достанется ему, других путей, кроме как самому справиться с Бладом, дон Мануэль не видел. Но боевые действия не принесут успеха, это он понимал лучше, чем кто бы то ни было, — та злополучная вылазка в тумане служила тому подтверждением... Нужно было придумать что-то другое.
   Защитники крепости с появлением столь солидного подкрепления стали снова проявлять желание выйти за стены. Они считали, что, если ударить одновременно с двух сторон сразу всеми силами, корсары уж точно не устоят. Всех лишь смущало одно: почему дон Диего не спешит скоординировать действия обеих испанских группировок? Дон Мануэль не торопился рассеивать недоумение своих подчиненных, он-то слишком хорошо знал, почему медлит его дядя. Делиться победой для него было невозможно — это значило потерять Элен.
   Дон Мануэль понимал, что от него ждут, когда он сам пошлет своего гонца к дяде. Еще день-другой — и его промедление начнет вызывать подозрение. Нежелание связаться с дядей могло навести на мысли о том, что существует договоренность с будущим тестем. И так уже многие вслух высказывали неудовольствие по тому поводу, что вынуждены проливать кровь из-за того, что одному молодому шалопаю приглянулась английская девчонка.
   Когда стало невозможным более откладывать принятие мер, дон Мануэль вызвал к себе Педро, своего старого и преданного слугу. В присутствии офицеров он велел ему этой же ночью на лодке переправиться в лагерь дона Диего и передать письмо, в котором будет изложен подробный план совместных действий. План этот он предложил подробнейшим образом обсудить на заседании военного совета Санта-Каталаны и согласился почти со всеми предложенными поправками.
   После этого он еще раз проверил, как тот понял задание:
   — Ты понимаешь, что ты должен сделать?
   — Да, сеньор.
   — Повтори.
   — Я высажусь на берег на северной оконечности острова.
   — Правильно.
   — Найду зимнюю виллу сеньора Франсиско.
   — Правильно.
   — И буду скрываться там до тех пор, пока здесь все не закончится.
   Педро отвечал бодро и уверенно, он не скрывал, что задание ему нравится.
   — Правильно, Педро, правильно. Вот тебе ключ от потайного подвала, там не слишком комфортно, но зато вполне безопасно. Там ты найдешь чем скрасить свое затворничество.

* * *

   Через два дня дон Диего, как бы подыгрывая своему племяннику в его отношениях с офицерами Санта-Каталаны, самостоятельно напал на лагерь капитана Блада. После небольшой артиллерийской подготовки его пехота пошла в атаку. Но это было не поле, а бывший лес — пни, камни, поваленные деревья, нельзя было держать строй, а вне строя испанский солдат беспомощен. Корсары ударили с флангов со свойственной им яростью и решительностью. В рукопашной погибли не только около сотни испанских солдат, но и все надежды на легкую победу. Только поспешное бегство под защиту батарей спасло войско дона Диего от полного разгрома.
   Известие об этом сражении пришло как нельзя кстати.
   — Как видите, наш план начинает действовать, — говорил дон Мануэль дону Отранто, главе магистратуры Санта-Каталаны, и командору Бакеро, угрюмому артиллеристу, состарившемуся на колониальной службе. — Мой дядя не жалеет сил.
   — К сожалению, без успеха, — сказал глава магистратуры.
   — Это всего лишь проба сил, — не моргнув глазом, нашелся дон Мануэль.
   — Хотелось бы верить, но у нас нет времени, — заметил дон Отранто. — Каждый день осады приносит новые жертвы и новые убытки.
   — Пора бы и нам ударить, — прогудел командор Бакеро.
   — А с этим спешить не надо, — успокоил его дон Мануэль, — в лагере корсаров неспокойно. Я не исключаю возможности бунта. И тогда мы справимся с ними голыми руками.
   — Да, — согласился командор, — корсары хорошо воюют, когда все происходит быстро. Затяжные войны не для них.
   — Меня беспокоит то, что они так и не предприняли с самого первого дня ни одного решительного действия, — удивленно сказал дон Отранто, — трудно поверить, что они прибыли в такую даль только для того, чтобы полюбоваться на наши неприступные стены.
   — Этот Блад — старый и опытный волк, он будет действовать наверняка, — сказал Бакеро.
   — Мой дядя спутал ему все планы, — усмехнулся дон Мануэль, — им придется воевать в окружении, но и нам дон Диего — не много радости. С ним, как говорится, не пропадешь, но горя хватишь.
   Оба пожилых сеньора удивленно посмотрели на своего молодого начальника. Тот не спешил с объяснениями. Наконец дон Отранто не выдержал:
   — Если вы захотите, дон Мануэль, вы введете нас в круг ваших сомнений, воля ваша, но, поверьте, что, на наш взгляд, последнее замечание прозвучало странно.

* * *

   После военного совета дон Мануэль поднялся на третий этаж дворца, в покои, занимаемые прекрасной пленницей. Он не слишком обольщался ее внезапным согласием выйти за него замуж, так как понимал, что за этим кроется какой-то расчет. Он ожидал, что после помолвки Элен попросит о смягчении режима или о других вещах, которые свидетельствовали бы о намерении бежать. Но ничего подобного не произошло. Элен вела себя совершенно спокойно. Она не выказывала радости по поводу приближающегося венчания и не скрывала от своего жениха, что по-прежнему не любит его. Но все это совершенно спокойно. Условие она поставила одно — в день свадьбы дон Мануэль должен был освободить Энтони. Если бы не присутствие поблизости дона Диего с армией, молодой алькальд легко бы это условие выполнил. Тот факт, что Элен стала его законной женой, лишил бы миссию сэра Блада всякого смысла, и корсары, получив отступного, отправились бы восвояси. Да и сам Энтони был бы раздавлен фактом добровольного замужества своей возлюбленной и безумствовать бы скорее всего не стал. Пусть бы и остался вечным врагом, но это, в конце концов, не так страшно. Отношения дона Мануэля с родственниками всегда складывались непросто.
   Но наличие в пяти милях от стен Санта-Каталаны старого мстительного дона Диего все меняло. От него так просто не избавиться. Венчание с Элен для него ничего не значит. Он не задумываясь убьет племянника, чтобы завладеть его вдовой.
   Таким образом, все сводилось не к тому, кто первый женится на Элен, а к тому, кто первый победит корсаров.
   Голова у дона Мануэля шла кругом; он хотел жениться на Элен, но чувствовал, что не может заплатить требуемую цену — выпустить Энтони, потому что из-за сына сэр Блад может заставить пиратов пойти на штурм крепости, а это значит — на верную смерть.
   Чтобы подогреть его, дон Мануэль направил к нему Тилби. Ей он продемонстрировал специально измордованного по этому случаю Энтони и сделал так, чтобы служанка увидела, как Элен примеряет платье. Расчет был не слишком сложен: старик узнает, что он на грани того, чтобы лишиться сына и — в известной степени — потерять дочь, его старческое сердце не выдержит, и он кинется в наступление. Тогда люди дона Мануэля перейдут в контратаку, и сам алькальд на белом коне ворвется в лагерь корсаров, неся им смерть и разрушение. Тут уж никто не сможет спорить, кого считать победителем и хозяином острова.
   Подходя к комнатам Элен, он услышал звуки пианолы. После помолвки у его невесты появилась странная тяга к музицированию. Дон Мануэль только пожал плечами. Но тот факт, что она музыкальна, был ему приятен. В известном смысле он уже смотрел на нее как на свое имущество.
   Каждый вечер на правах жениха, а не тюремщика он теперь приходил к ней и просиживал в кресле по часу и более, слушая, как она наигрывает грустные итальянские мелодии. Как правило, на этих концертах присутствовала и Аранта. Дона Мануэля теперь не раздражала роль конфидентки, которую его сестра играла при его невесте. Более того, ему нравилось, что его семейная ситуация приобретает идиллические черты.
   Старый дон Франсиско, когда ему сообщили о намечающемся торжестве, был потрясен, собирался даже что-то выяснять у своей гостьи-пленницы, будучи уверен, что она могла дать согласие его сыну только под давлением. Но скверное самочувствие заставило его отнестись к такому повороту событий философски. Ибо чего только не случается в отношениях между мужчиной и женщиной.
   — А где Аранта? — спросил дон Мануэль, когда Элен на мгновение прервала свое музицирование.
   — Она пошла на рынок купить мне кое-что для свадьбы.
   — Разве в доме нет слуг?
   — Я не доверяю никому, кроме Аранты.
   — То есть и мне? — улыбнулся дон Мануэль.
   — Вам я доверяю меньше всего.
   — Вот как?
   — И не воображайте, что вам удастся меня обмануть. Сначала я увижу Энтони в ста шагах от городской стены, а потом уж вы поведете меня под венец.
   — Все будет так, как вы говорите.
   — Посмотрим.
   Они помолчали.
   — Поиграйте мне еще, — попросил дон Мануэль.
   Элен положила было руки на клавиши, но вдруг раздумала:
   — Мы уже четыре дня помолвлены, дон Мануэль.
   — Да, четыре.
   — Судя по вашим словам, вы просто сгорали от страсти ко мне.
   — Не собираюсь отказываться от своих слов.
   — Тогда я не понимаю, почему вы тянете, почему бы нам не обвенчаться прямо завтра?!
   Дон Мануэль удивленно откинулся в кресле.
   — Вы так стремитесь попасть в мои объятия?
   — Я терпеть вас не могу, и, будь моя воля, я бы вас... отравила!
   — Тогда я не понимаю, почему вы так спешите.
   — Это мое дело!
   — Если бы вы собирались замуж за кого-то другого, меня бы это действительно не касалось.
   — Не увиливайте, дон Мануэль, вы думаете на мне жениться?
   — Да.
   — Когда?!
   — Поймите, мисс Элен, все, что вы говорите, выглядит, конечно, забавно, но вместе с тем и подозрительно. Куда вы все-таки так спешите?
   — Послушайте, дон Мануэль, я дала слово стать вашей женой, но я не обещала отвечать на ваши дурацкие вопросы.
   — Мне это не нравится. Согласитесь, ведь это странно: женщина заявляет мужчине, что он ей отвратителен, но требует при этом, чтобы он поскорей на ней женился?
   — Мне все равно, как я выгляжу в ваших глазах, мне нужно только одно — чтобы мы с вами поскорее обвенчались!
   — Другими словами, чтобы ваш брат поскорее вышел на свободу?
   — Если угодно.
   Дон Мануэль встал и поклонился.
   — Есть некоторые обстоятельства, мисс, и, как только они будут устранены, ваше страстное желание стать моей супругой будет исполнено.
   Через полчаса после его ухода вбежала Аранта.
   — Ну что? — шепотом спросила ее Элен.
   Сабина дремала на своей кушетке; после того как она поняла, кем вскоре станет эта пленная англичанка, Сабина стала терпимее относиться к ее независимому поведению. Не хватало заранее поссориться со своей будущей хозяйкой!
   — Вот! — Аранта осторожно достала из-под накидки небольшой флакон синего стекла, — аптекарь сказал, что действует мгновенно.
   Несколько секунд Элен рассматривала флакон и тут же спрятала в ящик своего секретера.
   — Он не узнал тебя?
   — Нет, — сказала маленькая испанка, раздеваясь, — по крайней мере не подал виду. К тому же я ему так хорошо заплатила, что он...
   Элен обняла ее и поцеловала.
   — Ах ты моя маленькая сообщница!
   Из глаз маленькой испанки сами собой потекли слезы, она ничего не могла с собой поделать.
   — А может быть, не нужно этого делать, Элен?
   — Нет, нужно.
   — Почему?
   — По-другому нельзя. Он рисковал из-за меня жизнью, и я должна как минимум отплатить тем же. Все остальное — слова, а значит, ложь.
   — Но как же он будет жить, — Аранта шумно всхлипнула, — зная, что ты умерла из-за него?
   — Еще тяжелее ему было бы узнать, что я стала женой другого.
   Аранта бессильно села и сложила руки на коленях.
   — Может, мне все-таки поговорить с отцом, может быть, можно что-нибудь придумать?
   — Не нужно, твой отец слишком болен, он не сможет повлиять на дона Мануэля. Кроме того, после моего согласия на эту помолвку, он небось относится ко мне как к вздорной девчонке.
   — Значит, никакого другого пути нет?
   — Нет. Как только я увижу, что Энтони находится в безопасности, я выпью содержимое этого флакона.
   — Скажи, Элен, ты хоть раз целовала его?
   — Кого?
   — Энтони.
   — Только как брата.

Глава двадцать первая
Бунт

   Брожение в лагере пиратов все усиливалось. Бездействие на войне губительно для дисциплины в любой армии, а для той, которою предводительствовал капитан Блад, особенно. Стала ощущаться нехватка продовольствия, а пополнить его запасы было невозможно, потому что та часть острова, где корсары рассчитывали брать припасы, оказалась у дона Диего. Одноглазый испанец не решался больше затевать открытое сражение с корсарами. О победе он, конечно, мечтал, но все же не любой ценой.
   И Доусон, и Хантер, и Болл, и Реомюр, и другие офицеры, относившиеся к капитану Бладу с особым уважением, постоянно извещали его о нарастающем недовольстве. Командир реагировал на их слова, как им казалось, совершенно неадекватно. Другими словами, никак не реагировал. Это их смущало, они не знали, как им вести себя с подчиненными.
   — Нам не выбраться из этой мышеловки! — вопил Длуги.
   — Я бывал с Питером и не в таких переделках, и он всегда находил выход, — увещевал его Хантер, — найдет и сейчас.
   — "Тогда" — это не сейчас, ты не будешь сыт сегодня обедом, который съел вчера.
   — Не все, как ты, живут только сегодняшним днем.
   — Это все слова, Хантер, слова, а нам нужно делать что-то, чтобы выжить, а ты предлагаешь предаваться приятным воспоминаниям.
   Чем дальше, тем труднее было возражать подобного рода демагогам.
   — Командира, который уходит от исполнения своих обязанностей, принято переизбирать по законам берегового братства, — рвал на себе рубаху Робсон.
   — Неужели ты думаешь, что если ничего не сможет придумать капитан Блад, то нам поможет капитан Робсон? — иронически спрашивал Доусон.
   — Я не про себя говорю.
   — Ну не ты, так Длуги. Посмотрю я на вас, ребята, когда вы выберете кого-нибудь из них начальником, — обращался «проповедник» к собравшимся пиратам. Но против его ожиданий его слова не вызвали взрыва хохота.
   — Через неделю мы начнем пухнуть с голоду, испанцам не придется даже тратить на нас пороху, — в один голос кричали Длуги и Робсон.
   — Когда мы возьмем Санта-Каталану, там будет вволю жратвы и выпивки, — заявил Болл.
   Его слова вызвали в толпе собравшихся только глухой ропот. И Болл стушевался впервые, может быть, в своей жизни. Дело было в том, что ни он, ни его друзья в глубине души не верили в то, что говорили. Им самим положение представлялось совершенно безнадежным. Зажатые между двумя испанскими армиями, лишенные кораблей, то есть лишенные даже возможности просто-напросто сбежать — на что они могли рассчитывать?! Еще день-два, может быть, три, и, если бы кто-то из испанских начальников предложил корсарам более-менее сносные условия сдачи, они бы дрогнули и раскололись. Кое-кто, особенно из новичков, поверил бы вражеским обещаниям. Только люди бывалые знали, что испанцы в отношениях с пиратами никогда не считают себя связанными словом. Так что обещать они могут им все что угодно.