Страница:
Заснул Ренно в эту ночь очень поздно.
На рассвете он был уже на ногах, тут же растолкал Джефри, и вместе они побежали за частокол к озеру. Они натерли лица оленьим жиром и побрились, а потом вдоволь поплавали, несмотря на то, что вода была достаточно холодной.
Когда молодые люди вышли на берег и начали одеваться, у Джефри стучали зубы.
– Благодарю Бога, что я не родился сенека, – еле выговорил он.– Если бы мне пришлось постоянно плавать в такой ледяной воде, я бы по полгода валялся в постели.
Ренно рассмеялся. Они не спеша, возвращались в селение. В воздухе пахло осенью. Ренно так хотелось бы остаться здесь, в родных лесах, поохотиться с Эличи и другими товарищами. Но сначала предстоит решить серьезный вопрос.
Молодые люди подошли к дому великого сахема. Балинта так набросилась на Джефри, что чуть не опрокинула его. Ее мать и тетка нахмурились, но Гонка снисходительно улыбался. Было ясно, что дочь занимает особое место в его сердце.
Джефри поклонился Ине, Саниве и Гонке, а Эличи приветствовал как воин воина – сжал ему руку чуть выше локтя.
Всем хотелось узнать о предстоящей свадьбе Деборы. Преподобный Авдий Дженкинс бывал в землях сенеков вместе с полковником Уилсоном, но Санива и Ина его почти не помнили. Джефри попробовал говорить на языке сенеков, но не выдержал и нескольких минут и перешел на английский. Переводил Ренно.
Он уверил женщин, что святой отец честный и достойный человек, что он станет прекрасным мужем для Деборы. Гонка встречал священника во время похода в Канаду и кивком подтвердил слова Джефри. Его жена и сестра немного успокоились.
Ина быстро взглянула на Ренно.
Он прекрасно знал, что означал ее взгляд. Мать упрекала его, что он сам не взял Дебору в жены, а Ренно считал ниже своего достоинства объяснять матери, что у них слишком разные взгляды на жизнь.
Всем была известна цель приезда Джефри Уилсона, но во время еды Гонка ни разу не обмолвился на эту тему. Все остальные также молчали. Джефри с помощью Балинты поведал Уолтеру последние новости из форта Спрингфилд. Только Балинта и Уолтер понимали язык жестов, с помощью которого и переговаривались.
Когда все поели, Гонка кивнул Ренно, они поднялись и вместе вышли. Отец и сын прошли через все селение, вошли в лес и добрались до небольшой просеки. Великий сахем опустился на плоский камень, а Ренно пристроился на камне поменьше.
– Ты обдумал предложение Уил-сона? – спросил Гонка.
– Я много думал, отец.
– На совете мы тоже много думали и пришли к выводу, что великий сахем англичан даст тебе много мушкетов, металлической посуды, мягких одеял и других полезных для наших людей вещей.
– Англичане делают много подарков друзьям, – согласился Ренно.
– Они так щедры, – сухо ответил отец, – потому что французы щедро одаривают своих союзников. Оттава и гуроны провели в их лагере более двенадцати месяцев. Теперь французы пытаются наладить дружбу с алгонкинами, и именно это больше всего беспокоит совет и сахемов союза ирокезов.
– Сенеки сами могут одержать победу над алгонкинами, – гордо заявил Ренно.
Отец осадил его:
– Если французы снабдят алгонкинов мушкетами, нам будет трудно справиться с ними даже в союзе со всеми другими ирокезскими племенами. Помни, что алгонкины так же многочисленны, как кукурузные початки на наших полях. Только у великого сахема Англии есть много оружия, и он может дать его нам.
– Значит, ты хочешь, чтобы я поехал к английскому сахему и рассказал ему о наших бедах?
– Не важно, чего хочу я, – ответил Гонка. – Я не могу требовать от тебя подобной жертвы. Ты сделал гораздо больше других воинов для нашей победы в Квебеке. И ты завоевал право решать самостоятельно.
Ренно мучили сомнения.
Отец буквально сверлил его взглядом:
– Ты опасаешься этого путешествия. Почему? – Ренно почувствовал, что должен поведать отцу то, что никогда никому не говорил.
– Мои глаза и кожа такие же светлые, как у англичан. Если я слишком долго проживу с ними, я могу стать таким же, как они.
К его удивлению, великий сахем тяжело вздохнул:
– Я боялся того же, сын мой, с того самого дня, когда в наши земли с вампумом мира пожаловали английские колонисты.
– Я вижу, какие опасности ожидают нас и других ирокезов в будущем, – медленно начал Ренно. – Я, не задумываясь, отдам жизнь в бою. Я умею воевать. Но я не представляю, что ждет меня в конце долгого пути в Англию. Возможно, их великий сахем захлопнет передо мною дверь своего длинного дома.
Гонка кивнул:
– Я тоже смутно вижу твое будущее. И я знал, что тебя будут мучить сомнения, что ты почувствуешь то же самое, что почувствовал я. Поэтому вчера вечером я говорил с твоими матерью и теткой. Они мудрые женщины. Они слышат голоса маниту, когда другие не слышат ничего. Часто им снятся сны, в которых к ним приходят Священные Лики, передающие нам желания духов.
Ренно сложил руки на груди. Он ждал. Все уже решилось без его участия.
Отец отстегнул от пояса небольшой кожаный мешочек.
– Санива просила передать тебе это, – сказал он. – Может, ты тоже увидишь сон. Возможно, во сне тебе станет ясно, что нужно делать.
Молодой воин взял мешочек.
Гонка поднялся и, не глядя на сына, бесшумно пошел прочь.
Ренно тяжело вздохнул и открыл мешочек. Как он и ожидал, внутри была смесь сушеных трав. Санива и Ина знали много рецептов таких смесей и держали их в секрете.
Рбнно не снились сны с тех самых пор, когда они возвращались из Канады. Тогда приходилось идти день и ночь без передышки. Ренно не боялся людей, разве что отца, но с духами и их посредниками, Священными Ликами, надо быть осторожным.
Молодой воин прекрасно знал, что надо делать. Он взял щепотку смеси и положил ее на язык. Потом пересел на плоский камень, на котором сидел Гонка, скрестил ноги, сложил руки на груди и принялся ждать. Дул крепкий ветер, обрывая с деревьев пожелтевшие листья, и Ренно вдруг почувствовал, что замерз.
Но голова оставалась ясной, видел он все так же четко, как и прежде, и, не отрываясь, смотрел на столп солнечного света в самом конце просеки. Он взял еще одну щепотку трав, потом осторожно завязал мешочек, подвесил его на пояс, положил на камень рядом с собой лук и стрелы, одной рукой крепко сжал томагавк, другой нож и лег.
Долгое время ничего не происходило.
Потом Ренно показалось, что вокруг потемнело, а ветер усилился. На самом деле все оставалось как прежде – и солнце светило, и ветер не менялся.
Хороший знак. Ренно понял, что сейчас ему будет видение. Ренно казалось, что он идет сквозь темное густое облако, вокруг почти ничего не было видно. Он ступал по гладким, тесно уложенным камням одинакового размера. Очень похоже на булыжную мостовую в Бостоне.
Неожиданно облако рассеялось. Полная луна освещала большой длинный дом. Сенеки таких не строят. Дом напоминал жилище губернатора Уильяма Шерли в Бостоне, но был еще больше, а над крышей дома на длинном шесте развевался флаг.
У ворот стояли двое караульных в красно-белой униформе. Стоило Ренно подойти ближе, они открыли ворота и тут же исчезли.
Внутри никого не было. Ренно бродил по каменным залам, но везде было пусто. Залы тянулись бесконечно, и, хотя никто лучше Ренно не мог читать следы и ориентироваться в лесу, он не знал, сможет ли найти путь назад.
Наконец он вошел в комнату, превосходившую по размерам остальные, и остановился. В огромном очаге горел огонь, напротив него на стене висела деревянная маска, подобная тем, какие использовали хранители веры сенеков.
Вот оно что, Священный Лик.
– Ты пришел с миром? – Спросила маска хриплым голосом, губы ее оставались неподвижными.
– Да, я пришел с миром, – подтвердил Ренно.
– Ты старший воин сенеков?
Ренно почувствовал раздражение. Маска сама должна все знать, ведь на лбу, щеках и туловище у него желто-зеленая боевая раскраска старшего воина сенеков.
– Конечно, – ответил он.
Маска явно подсмеивалась над ним:
– Ты уверен в том, что ты сенека?
– Да, уверен!
– Тогда зачем ты здесь, воин? – Маска рассмеялась, звук внутри каменного зала все нарастал и нарастал.
У Ренно уже болели уши. Он выбежал в соседний зал, и смех резко прекратился.
В открытое окно лился лунный свет, в воздухе сильно пахло цветами. В дальнем углу стояла кровать с балдахином, такая же была у Нетти в форте Спрингфилд.
С постели поднялась молодая женщина. Сначала Ренно решил, что это Нетти, но нет, это кто-то другой. И не Дебора. Кожа у женщины была тоже светлая и гладкая, но волосы рыжие и свисали почти до пояса. Глаза у нее были зеленые и очень яркие. Ренно с большим трудом отвел от женщины взгляд.
На ней было платье из мягкого, блестящего белого материала. Глубокий квадратный вырез подчеркивал ее высокие, упругие груди. Талия у женщины была тонкая, а юбка очень широкая, подшитая снизу каким-то материалом, белым и пышным, как пена у водопада.
У Ренно пересохло в горле. Он замер на месте.
Женщина заговорила.
Но он ничего не понимал. Говорила она не на языке сенеков или каком-либо другом индейском языке, но и не на английском.
Ренно напряг слух, пытаясь разобрать непонятную речь.
Женщина замолчала и улыбнулась. Полные губы были подкрашены красной краской.
Ренно чувствовал себя очень глупо, но тоже улыбнулся в ответ.
Она тут же заговорила по-английски, но с сильным акцентом.
– Приезжай в Лондон, воин-сенека. Ты отважен и не бежишь от французских мушкетов или стрел оттава. Посмотрим, хватит ли тебе отваги, чтобы приехать сюда.
Отваги? Его дела говорят сами за себя, никто из воинов не сравнится с ним. Только Гонка носит на поясе столько же скальпов. Женщина смеется над ним. Ренно так разозлился, что не смог ответить.
Она медленно отступила в дальний угол комнаты и оттуда снова сказала ему что-то на непонятном языке.
Ренно гневно смотрел на нее. Он уже подумывал, не запустить ли в женщину томагавком. Нет, во сне это ни к чему не приведет, она просто исчезнет, томагавк не причинит ей никакого вреда.
– Если хватит смелости, – продолжала она, – приезжай в Лондон. Это твоя судьба, Ренно, воин-сенека, избежать ее можно, только смалодушничав. Но тогда до конца дней своих ты будешь, несчастен, ибо в душе будешь знать, что струсил.
Ренно рассердился не на шутку и уже всерьез потянулся к томагавку.
Женщина рассмеялась и исчезла. Вслед за ней исчез и дом, опять поднялся ветер. Ренно снова был в лесу.
Он открыл глаза. Уже стемнело. Он проспал весь день. Ренно быстро собрал оружие, спрыгнул на землю и помчался домой.
На улице перед домом Гонки у огня сидела вся его семья, Уолтер и Джефри Уилсон. Они спокойно ужинали. Никто ничего не сказал Ренно. Он сел, скрестив ноги, рядом с Эличи, и мать протянула ему миску с дымящимся тушеным мясом.
Джефри украдкой взглянул на Ренно, но тоже промолчал – он знал индейские обычаи. Балинта начала было говорить, но Санива сердито взглянула на нее, и девочка замолчала.
Ренно набросился на еду, аппетит у него был зверский. После еды Гонка закурил трубку и сначала протянул ее Джефри. Потом трубка перешла к Ренно и Эличи. Уолтеру тоже хотелось, чтобы к нему относились как к мужчине, поэтому Эличи протянул трубку и ему.
Юноша затянулся, закашлялся и передал трубку Гонке. Балинта улыбнулась, взрослые знали, что она потом будет подсмеиваться над Уолтером.
Наконец Ренно прервал молчание.
– Я отвезу Уолтера и Балинту на свадьбу Деборы, – сказал он.– Мы тронемся в путь с восходом солнца. Эличи тоже пойдет с нами, он возьмет с собой троих воинов.
– Зачем тебе нужны Эличи и воины? – Гонка прекрасно знал ответ, но соблюдал все правила.
– Балинта и Уолтер не могут возвращаться одни, – спокойно ответил Ренно. – Им нужна защита.
Гонка прекрасно понимал, что Уолтер может защитить Балинту, но промолчал. Взгляд его прояснился, хотя он даже не улыбнулся.
– А сам ты не вернешься?
Ренно взглянул на отца, потом на мать и тетку. Затем повернулся в сторону Джефри Уилсона.
– Все решено, – сказал он. – Я поеду с тобой к великому сахему англичан.
Глава вторая
На рассвете он был уже на ногах, тут же растолкал Джефри, и вместе они побежали за частокол к озеру. Они натерли лица оленьим жиром и побрились, а потом вдоволь поплавали, несмотря на то, что вода была достаточно холодной.
Когда молодые люди вышли на берег и начали одеваться, у Джефри стучали зубы.
– Благодарю Бога, что я не родился сенека, – еле выговорил он.– Если бы мне пришлось постоянно плавать в такой ледяной воде, я бы по полгода валялся в постели.
Ренно рассмеялся. Они не спеша, возвращались в селение. В воздухе пахло осенью. Ренно так хотелось бы остаться здесь, в родных лесах, поохотиться с Эличи и другими товарищами. Но сначала предстоит решить серьезный вопрос.
Молодые люди подошли к дому великого сахема. Балинта так набросилась на Джефри, что чуть не опрокинула его. Ее мать и тетка нахмурились, но Гонка снисходительно улыбался. Было ясно, что дочь занимает особое место в его сердце.
Джефри поклонился Ине, Саниве и Гонке, а Эличи приветствовал как воин воина – сжал ему руку чуть выше локтя.
Всем хотелось узнать о предстоящей свадьбе Деборы. Преподобный Авдий Дженкинс бывал в землях сенеков вместе с полковником Уилсоном, но Санива и Ина его почти не помнили. Джефри попробовал говорить на языке сенеков, но не выдержал и нескольких минут и перешел на английский. Переводил Ренно.
Он уверил женщин, что святой отец честный и достойный человек, что он станет прекрасным мужем для Деборы. Гонка встречал священника во время похода в Канаду и кивком подтвердил слова Джефри. Его жена и сестра немного успокоились.
Ина быстро взглянула на Ренно.
Он прекрасно знал, что означал ее взгляд. Мать упрекала его, что он сам не взял Дебору в жены, а Ренно считал ниже своего достоинства объяснять матери, что у них слишком разные взгляды на жизнь.
Всем была известна цель приезда Джефри Уилсона, но во время еды Гонка ни разу не обмолвился на эту тему. Все остальные также молчали. Джефри с помощью Балинты поведал Уолтеру последние новости из форта Спрингфилд. Только Балинта и Уолтер понимали язык жестов, с помощью которого и переговаривались.
Когда все поели, Гонка кивнул Ренно, они поднялись и вместе вышли. Отец и сын прошли через все селение, вошли в лес и добрались до небольшой просеки. Великий сахем опустился на плоский камень, а Ренно пристроился на камне поменьше.
– Ты обдумал предложение Уил-сона? – спросил Гонка.
– Я много думал, отец.
– На совете мы тоже много думали и пришли к выводу, что великий сахем англичан даст тебе много мушкетов, металлической посуды, мягких одеял и других полезных для наших людей вещей.
– Англичане делают много подарков друзьям, – согласился Ренно.
– Они так щедры, – сухо ответил отец, – потому что французы щедро одаривают своих союзников. Оттава и гуроны провели в их лагере более двенадцати месяцев. Теперь французы пытаются наладить дружбу с алгонкинами, и именно это больше всего беспокоит совет и сахемов союза ирокезов.
– Сенеки сами могут одержать победу над алгонкинами, – гордо заявил Ренно.
Отец осадил его:
– Если французы снабдят алгонкинов мушкетами, нам будет трудно справиться с ними даже в союзе со всеми другими ирокезскими племенами. Помни, что алгонкины так же многочисленны, как кукурузные початки на наших полях. Только у великого сахема Англии есть много оружия, и он может дать его нам.
– Значит, ты хочешь, чтобы я поехал к английскому сахему и рассказал ему о наших бедах?
– Не важно, чего хочу я, – ответил Гонка. – Я не могу требовать от тебя подобной жертвы. Ты сделал гораздо больше других воинов для нашей победы в Квебеке. И ты завоевал право решать самостоятельно.
Ренно мучили сомнения.
Отец буквально сверлил его взглядом:
– Ты опасаешься этого путешествия. Почему? – Ренно почувствовал, что должен поведать отцу то, что никогда никому не говорил.
– Мои глаза и кожа такие же светлые, как у англичан. Если я слишком долго проживу с ними, я могу стать таким же, как они.
К его удивлению, великий сахем тяжело вздохнул:
– Я боялся того же, сын мой, с того самого дня, когда в наши земли с вампумом мира пожаловали английские колонисты.
– Я вижу, какие опасности ожидают нас и других ирокезов в будущем, – медленно начал Ренно. – Я, не задумываясь, отдам жизнь в бою. Я умею воевать. Но я не представляю, что ждет меня в конце долгого пути в Англию. Возможно, их великий сахем захлопнет передо мною дверь своего длинного дома.
Гонка кивнул:
– Я тоже смутно вижу твое будущее. И я знал, что тебя будут мучить сомнения, что ты почувствуешь то же самое, что почувствовал я. Поэтому вчера вечером я говорил с твоими матерью и теткой. Они мудрые женщины. Они слышат голоса маниту, когда другие не слышат ничего. Часто им снятся сны, в которых к ним приходят Священные Лики, передающие нам желания духов.
Ренно сложил руки на груди. Он ждал. Все уже решилось без его участия.
Отец отстегнул от пояса небольшой кожаный мешочек.
– Санива просила передать тебе это, – сказал он. – Может, ты тоже увидишь сон. Возможно, во сне тебе станет ясно, что нужно делать.
Молодой воин взял мешочек.
Гонка поднялся и, не глядя на сына, бесшумно пошел прочь.
Ренно тяжело вздохнул и открыл мешочек. Как он и ожидал, внутри была смесь сушеных трав. Санива и Ина знали много рецептов таких смесей и держали их в секрете.
Рбнно не снились сны с тех самых пор, когда они возвращались из Канады. Тогда приходилось идти день и ночь без передышки. Ренно не боялся людей, разве что отца, но с духами и их посредниками, Священными Ликами, надо быть осторожным.
Молодой воин прекрасно знал, что надо делать. Он взял щепотку смеси и положил ее на язык. Потом пересел на плоский камень, на котором сидел Гонка, скрестил ноги, сложил руки на груди и принялся ждать. Дул крепкий ветер, обрывая с деревьев пожелтевшие листья, и Ренно вдруг почувствовал, что замерз.
Но голова оставалась ясной, видел он все так же четко, как и прежде, и, не отрываясь, смотрел на столп солнечного света в самом конце просеки. Он взял еще одну щепотку трав, потом осторожно завязал мешочек, подвесил его на пояс, положил на камень рядом с собой лук и стрелы, одной рукой крепко сжал томагавк, другой нож и лег.
Долгое время ничего не происходило.
Потом Ренно показалось, что вокруг потемнело, а ветер усилился. На самом деле все оставалось как прежде – и солнце светило, и ветер не менялся.
Хороший знак. Ренно понял, что сейчас ему будет видение. Ренно казалось, что он идет сквозь темное густое облако, вокруг почти ничего не было видно. Он ступал по гладким, тесно уложенным камням одинакового размера. Очень похоже на булыжную мостовую в Бостоне.
Неожиданно облако рассеялось. Полная луна освещала большой длинный дом. Сенеки таких не строят. Дом напоминал жилище губернатора Уильяма Шерли в Бостоне, но был еще больше, а над крышей дома на длинном шесте развевался флаг.
У ворот стояли двое караульных в красно-белой униформе. Стоило Ренно подойти ближе, они открыли ворота и тут же исчезли.
Внутри никого не было. Ренно бродил по каменным залам, но везде было пусто. Залы тянулись бесконечно, и, хотя никто лучше Ренно не мог читать следы и ориентироваться в лесу, он не знал, сможет ли найти путь назад.
Наконец он вошел в комнату, превосходившую по размерам остальные, и остановился. В огромном очаге горел огонь, напротив него на стене висела деревянная маска, подобная тем, какие использовали хранители веры сенеков.
Вот оно что, Священный Лик.
– Ты пришел с миром? – Спросила маска хриплым голосом, губы ее оставались неподвижными.
– Да, я пришел с миром, – подтвердил Ренно.
– Ты старший воин сенеков?
Ренно почувствовал раздражение. Маска сама должна все знать, ведь на лбу, щеках и туловище у него желто-зеленая боевая раскраска старшего воина сенеков.
– Конечно, – ответил он.
Маска явно подсмеивалась над ним:
– Ты уверен в том, что ты сенека?
– Да, уверен!
– Тогда зачем ты здесь, воин? – Маска рассмеялась, звук внутри каменного зала все нарастал и нарастал.
У Ренно уже болели уши. Он выбежал в соседний зал, и смех резко прекратился.
В открытое окно лился лунный свет, в воздухе сильно пахло цветами. В дальнем углу стояла кровать с балдахином, такая же была у Нетти в форте Спрингфилд.
С постели поднялась молодая женщина. Сначала Ренно решил, что это Нетти, но нет, это кто-то другой. И не Дебора. Кожа у женщины была тоже светлая и гладкая, но волосы рыжие и свисали почти до пояса. Глаза у нее были зеленые и очень яркие. Ренно с большим трудом отвел от женщины взгляд.
На ней было платье из мягкого, блестящего белого материала. Глубокий квадратный вырез подчеркивал ее высокие, упругие груди. Талия у женщины была тонкая, а юбка очень широкая, подшитая снизу каким-то материалом, белым и пышным, как пена у водопада.
У Ренно пересохло в горле. Он замер на месте.
Женщина заговорила.
Но он ничего не понимал. Говорила она не на языке сенеков или каком-либо другом индейском языке, но и не на английском.
Ренно напряг слух, пытаясь разобрать непонятную речь.
Женщина замолчала и улыбнулась. Полные губы были подкрашены красной краской.
Ренно чувствовал себя очень глупо, но тоже улыбнулся в ответ.
Она тут же заговорила по-английски, но с сильным акцентом.
– Приезжай в Лондон, воин-сенека. Ты отважен и не бежишь от французских мушкетов или стрел оттава. Посмотрим, хватит ли тебе отваги, чтобы приехать сюда.
Отваги? Его дела говорят сами за себя, никто из воинов не сравнится с ним. Только Гонка носит на поясе столько же скальпов. Женщина смеется над ним. Ренно так разозлился, что не смог ответить.
Она медленно отступила в дальний угол комнаты и оттуда снова сказала ему что-то на непонятном языке.
Ренно гневно смотрел на нее. Он уже подумывал, не запустить ли в женщину томагавком. Нет, во сне это ни к чему не приведет, она просто исчезнет, томагавк не причинит ей никакого вреда.
– Если хватит смелости, – продолжала она, – приезжай в Лондон. Это твоя судьба, Ренно, воин-сенека, избежать ее можно, только смалодушничав. Но тогда до конца дней своих ты будешь, несчастен, ибо в душе будешь знать, что струсил.
Ренно рассердился не на шутку и уже всерьез потянулся к томагавку.
Женщина рассмеялась и исчезла. Вслед за ней исчез и дом, опять поднялся ветер. Ренно снова был в лесу.
Он открыл глаза. Уже стемнело. Он проспал весь день. Ренно быстро собрал оружие, спрыгнул на землю и помчался домой.
На улице перед домом Гонки у огня сидела вся его семья, Уолтер и Джефри Уилсон. Они спокойно ужинали. Никто ничего не сказал Ренно. Он сел, скрестив ноги, рядом с Эличи, и мать протянула ему миску с дымящимся тушеным мясом.
Джефри украдкой взглянул на Ренно, но тоже промолчал – он знал индейские обычаи. Балинта начала было говорить, но Санива сердито взглянула на нее, и девочка замолчала.
Ренно набросился на еду, аппетит у него был зверский. После еды Гонка закурил трубку и сначала протянул ее Джефри. Потом трубка перешла к Ренно и Эличи. Уолтеру тоже хотелось, чтобы к нему относились как к мужчине, поэтому Эличи протянул трубку и ему.
Юноша затянулся, закашлялся и передал трубку Гонке. Балинта улыбнулась, взрослые знали, что она потом будет подсмеиваться над Уолтером.
Наконец Ренно прервал молчание.
– Я отвезу Уолтера и Балинту на свадьбу Деборы, – сказал он.– Мы тронемся в путь с восходом солнца. Эличи тоже пойдет с нами, он возьмет с собой троих воинов.
– Зачем тебе нужны Эличи и воины? – Гонка прекрасно знал ответ, но соблюдал все правила.
– Балинта и Уолтер не могут возвращаться одни, – спокойно ответил Ренно. – Им нужна защита.
Гонка прекрасно понимал, что Уолтер может защитить Балинту, но промолчал. Взгляд его прояснился, хотя он даже не улыбнулся.
– А сам ты не вернешься?
Ренно взглянул на отца, потом на мать и тетку. Затем повернулся в сторону Джефри Уилсона.
– Все решено, – сказал он. – Я поеду с тобой к великому сахему англичан.
Глава вторая
Дебора Элвин вся светилась, как и подобает невесте. Взгляды присутствующих были прикованы к ней. Она сидела рядом со своим будущим мужем, преподобным Авдием Дженкинсом, во главе большого стола в столовой дома Эндрю и Милдред Уилсон, на ферме неподалеку от форта Спрингфилд. Кое-кто в Массачусетсе называл этот дом особняком. Наверное, по пограничным меркам это и был особняк, хотя сами Уилсоны и их друзья считали дом фермерской усадьбой. Дощатое здание было аккуратно побелено и выглядело скромно. Обстановка в доме тоже была простая и практичная, кроме некоторых семейных реликвий, привезенных из Англии два десятилетия тому назад.
День благодарения[3] 1689 года стал особым праздником для всех, кто жил в Новой Англии. В большом доме набралось столько народа, что пришлось ставить столы и в гостиной, и в коридорах, отделявших столовую от других комнат. Некоторые женщины нарядились в шелковые или бомбазиновые[4] платья, но одежда большинства мужчин и женщин была из грубой полушерстяной ткани, привычной для переселенцев. Кое-кто из мужчин пришел в штанах и рубахах из оленьей кожи – у некоторых колонистов ничего другого и не было.
В этом году поселенцам удалось собрать большой урожай овощей и зерновых. Но настоящим украшением праздничного стола стало мясо. Полковник Уилсон и его управляющий фермой Том Хиббард охотились каждый день в течение целой недели, и теперь на вертелах жарилась целая дюжина диких индеек. На улице в специальных ямах запекали разделанные туши бизонов. Для любителей более изысканной дичи готовились утки, гуси и куропатки.
На празднике собрались друзья, соседи и офицеры отряда милиции Массачусетса с семьями. Отсутствовал лишь Джефри Уилсон, и только его отец знал, что молодого человека отправили с секретным поручением к индейцам сенека.
Люди в форте Спрингфилд жили дружно, как часто случается в местах, где жизнь трудна и полна опасностей. Многие из них вместе отражали нападения индейцев, и большинство, в том числе Том Хиббард, пережили утрату близких. Мужчины вместе ходили в поход на Квебек, а в голодные годы делились друг с другом последним.
И только одному человеку было здесь не по себе. Нетти сидела у дальнего конца большого обеденного стола. Когда она приехала в Америку из Англии, у нее не было ни гроша, и чтобы прокормить себя, она стала заниматься единственным доступным ей делом, но и священник, и его невеста твердо верили, что добродетели Нетти намного перевешивают те грехи, в которых она погрязла в связи со своим ремеслом.
Внешне Нетти ничем не отличалась от других женщин. Рыжие волосы стянуты в аккуратный узел на затылке, вырез на платье совсем небольшой. Конечно, она близко знала многих из присутствующих мужчин, но старалась не показывать этого. Она очень удивилась, что и женщины тепло и сердечно приветствовали ее – видимо, дух праздника захватил всех без исключения.
И все-таки она чувствовала себя неловко, главным образом, из-за того, что сосед справа в прошлом был ее клиентом: Крепко сбитый, лет двадцати пяти, фермер Джек Дейвис появился в колонии совсем недавно. Нетти на себе испытала, что он требователен, груб, эгоистичен, а когда выпьет, становится совершенно несносным. Когда он подошел к столу, потягивая ромовый пунш полковника Уилсона из оловянной кружки, напиток весьма крепкий, Нетти сразу почувствовала недоброе. Стоило ему сесть, как он тут же положил ей руку на бедро и крепко стиснул.
Нетти страшно смутилась, не зная, как выйти из положения. Спас ее преподобный отец Дженкинс – он громко стучал по краю кружки и просил всех встать.
Полковник Уилсон склонил голову, остальные последовали его примеру. Авдий Дженкинс звонким голосом с чувством прочитал отрывки из Книги псалмов.
Собравшиеся истово вторили священнику. Хотя после страшной резни, которую индейцы учинили в форте Спрингфилд двадцать два года тому назад, в живых никого не осталось, те, что собрались в доме полковника, тоже пережили немало трудностей и только теперь начинали обретать уверенность и надежду. Фермы процветали, закрома ломились от зерна, копченостей и других продуктов. Каждый месяц прибывали новые поселенцы из Англии, и уже не так-то легко было найти хороший участок на восточном берегу реки Коннектикут. В крепости на вершине холма было с полдюжины пятидесятисемимиллиметровых пушек, днем и ночью там несли караул ополченцы местной милиции. Индейцы уже не отваживались нападать на форт, хотя отдаленные фермы иногда еще страдали от их набегов. На улице Короля Вильгельма имелось с десяток магазинов, к тому же ходили слухи, что полковник Уилсон собирается вложить деньги в литейную мастерскую – вот только закончит строить лесопилку и небольшую ткацкую фабрику.
Кому же лучше знать историю форта Спрингфилд, как не Иде Элвин? Она лишилась мужа почти сразу после того, как родила сына. С тех пор она билась как рыба об лед, обеспечивая пропитанием свое небольшое семейство. В последние годы ей помогала племянница Дебора. Но сегодня Ида наконец-то могла воздать хвалу Господу. Дебора выходит замуж за человека, которым восхищается все население колонии. Уолтер нашел свое место среди индейцев сенека, о чем поведал ей Авдий, когда побывал у индейцев несколько месяцев тому назад.
Ее мысли прервал сосед слева. Леверет Карзуэлл прибыл в городок совсем недавно, но уже через месяц стал очень влиятельным человеком. Ему только что стукнуло пятьдесят, он был вдов и оставил в Йоркшире самостоятельных взрослых детей. Сам же он приехал в Новый Свет с толстым бумажником и уже начал строить в городе новый дом для себя, а его магазин бытовых товаров (совсем недавно жители городка и мечтать не могли о таком) процветал. Люди говорили, что он вот-вот станет партнером полковника Уилсона сразу в нескольких деловых предприятиях, но пока это были лишь слухи. Ида никогда не любила совать нос в чужие дела и потому не собиралась задавать никаких лишних вопросов.
Карзуэлл улыбнулся ей, морщины на его загорелом лице стали глубже.
– Мэм, – сказал он, – буду крайне вам признателен, если вы скажете мне, как называется этот суп.
Она удивилась вопросу, но ответила:
– Естественно, тыквенный.
Леверет Карзуэлл поднял брови.
– Тыквенный суп? – Он зачерпнул полную ложку и поднес ее ближе к глазам. – Мне кажется, там есть мясо. А еще лук и морковь.
– Так оно и есть. – Голос Иды стал строгим. – Может, он вам и не нравится, но здесь найдется немало людей, которым он по вкусу!
– По-моему, суп просто замечательный! – запротестовал ее сосед. – Я никогда ничего подобного не ел.
Ида фыркнула.
– Я просто полюбопытствовал.– И он с удовольствием принялся уплетать суп, потом вдруг снова повернулся к Иде: – Скажите, ведь это вы его готовили?
– Ну, я дала рецепт. Это мой собственный рецепт. А потом немного помогала на кухне. – Ида начинала нервничать под пристальным взглядом Леверета – много лет ни один мужчина так внимательно не смотрел на нее.
– Вы просто талант, миссис Элвин, и к тому же очень привлекательны, – сказал от всего сердца Леверет.
Ида была поражена. Она считала, что выглядит как старая костлявая курица. Муж редко говорил ей комплименты, да, кажется, ей вообще никогда в жизни не льстили мужчины.
– Глупости! – твердо заявила она, а про себя подумала, что он, должно быть, преследует какую-то цель. Но разве бедная женщина, подобная ей, может что-либо сделать для такого человека, как Карзуэлл?
Он спокойно улыбался – по всему видно, что он не воспринял ее резкий ответ всерьез.
– Ваша племянница просто прелесть. – Он кивнул в сторону Деборы, помедлил, потом продолжал: – Энди Уилсон рассказывал мне, что у вашего сына проблемы со здоровьем, потому он и живет у индейцев.
Ида сухо кивнула. Она не собиралась обсуждать Уолтера с каким-то незнакомцем.
– Моя дочь родилась глухой, – тихо сказал Леверет.
Ида подняла голову и посмотрела на собеседника. Нет, он не просто любопытствует. Она почувствовала, что между ними протянулась невидимая ниточка.
– Значит, вы понимаете.
– Да, – ответил Леверет. – Она много лет страдала, и мы с ее матерью тоже, но ей удалось справиться со всеми трудностями, в первую очередь благодаря любящему и терпеливому мужу. Она родила двоих здоровых малышей и живет полноценной жизнью.
– Приятно слышать, – прошептала Ида.
– Обычно я ни с кем не обсуждаю свою дочь, – продолжал Леверет. – Когда вы снова увидите сына?
– Надеюсь, он приедет сюда на следующей неделе, к свадьбе. – Иду наконец прорвало, и она выложила Леверету все, что мучило ее в последнее время. – Вначале я вовсе не думала, что жизнь среди индейцев сенека чем-то поможет Уолтеру. Индейцы ведь грубые язычники и варвары, и я боюсь, что мой мальчик тоже превратится в дикаря. Я согласилась оставить его там лишь потому, что Эндрю Уилсон и Авдий настаивали, будто ему это полезно. Но я все равно с трудом в это верю, мне надо самой увидеть его, чтобы убедиться.
Леверет задумался.
– Я мало общался с индейцами со времени моего приезда в Массачусетс, хотя меня они очень интересуют. Но могу вас заверить, что на мнение Эндрю Уилсона можно положиться и преподобный Дженкинс тоже вполне разумный и трезвый человек. Поэтому хотя я никогда в жизни не встречался ни с одним индейцем сенека, думаю, вы можете быть спокойны.
– Каким образом? – Ида снова заволновалась.
– Наша проблема, – ответил ее собеседник, – в том, что мы слишком цивилизованны. За то короткое время, что я нахожусь здесь, я успел заметить, что наиболее счастливыми и приспособленными к новой жизни становятся те, кто легко отбрасывает старые английские привычки. Жизнь в лесу может помочь человеку или, наоборот, погубить его – все зависит от отношения самого человека. Я хочу сказать, миссис Элвин, что индейцы живут много проще нас. Они гораздо ближе нас к природе и потому легче относятся к проблемам вашего сына, для них это вполне естественно. По крайней мере, так я думаю.
– Вы умеете успокоить, – промолвила Ида.
– Надеюсь, что я прав, – ответил Леверет. – Много лет я молил Господа, чтобы моя дочь излечилась от своего недуга. Мне потребовалось немало времени, чтобы осознать, что она гораздо лучше моего сумела приспособиться к жизни и даже счастлива по-своему.
Ида старалась слушать внимательно.
– Но обед по случаю Дня благодарения, – прервал сам себя Леверет, – не самое лучшее место для подобных разговоров. Позвольте мне подвезти вас до дому в моей коляске, тогда мы сможем обсудить все в более спокойной обстановке.
– Меня отвезут домой Дебора с Авдием, – Ида была потрясена столь неожиданным предложением.
Леверет так легко не сдавался.
– Молодые люди женятся не каждый день, – с улыбкой сказал он. – Им тоже хочется побыть с друзьями. – В голосе Леверета послышались твердые нотки. – Будем считать, что договорились, мэм. Я отвожу вас домой.
И, не дожидаясь ответа, он повернулся к другому собеседнику, сидевшему напротив.
Иду, обуревали самые противоречивые чувства. Никто не смел, командовать ею на протяжении уже многих лет, но этот незнакомец, казалось, считает вполне естественным, что она обязана ему подчиняться. Да, она чувствовала в нем искренний интерес и никак не могла в это поверить. С тех пор как умер муж, у нее не было ни одного мужчины. Она была уверена, что уже никогда и не будет. Когда она смотрела в зеркало, то видела себя старой и невзрачной. И теперь ей было непонятно, почему богатый, представительный Карзуэлл оказывает ей столько внимания. Иде казалось неправдоподобным, что она может его интересовать как женщина, но, с другой стороны, это внимание было ей чрезвычайно приятно.
Нетти в это время было тоже не до шуток. Джек Девис налил себе еще пуншу и совсем распустился. Несчастная Нетти пробовала сосредоточиться на еде.
Но Девис был настроен по-боевому. Потягивая пунш, он наклонился к ней и процедил:
– Нетти, наверху в этом доме куча спален. Давай потихоньку улизнем от толпы и проверим одну из перин.
Нетти сделала вид, что ничего не слышит, и продолжала смотреть в тарелку. Этот подонок даже поесть ей не дает по-человечески, а она в жизни такого обеда не видывала.
Девис смотрел на нее, не отрываясь, потом опустил свою огромную ручищу под стол. Нетти почувствовала, как он опять стиснул ей бедро. Она старалась сохранять спокойствие и продолжала есть.
Девис ухмыльнулся и больно ущипнул ее.
– Оставьте меня в покое, – очень тихо сказала она.
– Пару ночей тому назад ты была более сговорчивой, – ответил он.
– Пожалуйста. – Нетти чувствовала, в каком странном положении находится – ее ведь пригласили в гости в дом самого выдающего гражданина форта Спрингфилд. – Сейчас не время для этого.
– Может, тебе кто другой приглянулся, – ответил Девис. – Пытаешься состроить из себя настоящую леди, и я тебе уже не гожусь. – Его рука скользнула вверх по бедру.
День благодарения[3] 1689 года стал особым праздником для всех, кто жил в Новой Англии. В большом доме набралось столько народа, что пришлось ставить столы и в гостиной, и в коридорах, отделявших столовую от других комнат. Некоторые женщины нарядились в шелковые или бомбазиновые[4] платья, но одежда большинства мужчин и женщин была из грубой полушерстяной ткани, привычной для переселенцев. Кое-кто из мужчин пришел в штанах и рубахах из оленьей кожи – у некоторых колонистов ничего другого и не было.
В этом году поселенцам удалось собрать большой урожай овощей и зерновых. Но настоящим украшением праздничного стола стало мясо. Полковник Уилсон и его управляющий фермой Том Хиббард охотились каждый день в течение целой недели, и теперь на вертелах жарилась целая дюжина диких индеек. На улице в специальных ямах запекали разделанные туши бизонов. Для любителей более изысканной дичи готовились утки, гуси и куропатки.
На празднике собрались друзья, соседи и офицеры отряда милиции Массачусетса с семьями. Отсутствовал лишь Джефри Уилсон, и только его отец знал, что молодого человека отправили с секретным поручением к индейцам сенека.
Люди в форте Спрингфилд жили дружно, как часто случается в местах, где жизнь трудна и полна опасностей. Многие из них вместе отражали нападения индейцев, и большинство, в том числе Том Хиббард, пережили утрату близких. Мужчины вместе ходили в поход на Квебек, а в голодные годы делились друг с другом последним.
И только одному человеку было здесь не по себе. Нетти сидела у дальнего конца большого обеденного стола. Когда она приехала в Америку из Англии, у нее не было ни гроша, и чтобы прокормить себя, она стала заниматься единственным доступным ей делом, но и священник, и его невеста твердо верили, что добродетели Нетти намного перевешивают те грехи, в которых она погрязла в связи со своим ремеслом.
Внешне Нетти ничем не отличалась от других женщин. Рыжие волосы стянуты в аккуратный узел на затылке, вырез на платье совсем небольшой. Конечно, она близко знала многих из присутствующих мужчин, но старалась не показывать этого. Она очень удивилась, что и женщины тепло и сердечно приветствовали ее – видимо, дух праздника захватил всех без исключения.
И все-таки она чувствовала себя неловко, главным образом, из-за того, что сосед справа в прошлом был ее клиентом: Крепко сбитый, лет двадцати пяти, фермер Джек Дейвис появился в колонии совсем недавно. Нетти на себе испытала, что он требователен, груб, эгоистичен, а когда выпьет, становится совершенно несносным. Когда он подошел к столу, потягивая ромовый пунш полковника Уилсона из оловянной кружки, напиток весьма крепкий, Нетти сразу почувствовала недоброе. Стоило ему сесть, как он тут же положил ей руку на бедро и крепко стиснул.
Нетти страшно смутилась, не зная, как выйти из положения. Спас ее преподобный отец Дженкинс – он громко стучал по краю кружки и просил всех встать.
Полковник Уилсон склонил голову, остальные последовали его примеру. Авдий Дженкинс звонким голосом с чувством прочитал отрывки из Книги псалмов.
Собравшиеся истово вторили священнику. Хотя после страшной резни, которую индейцы учинили в форте Спрингфилд двадцать два года тому назад, в живых никого не осталось, те, что собрались в доме полковника, тоже пережили немало трудностей и только теперь начинали обретать уверенность и надежду. Фермы процветали, закрома ломились от зерна, копченостей и других продуктов. Каждый месяц прибывали новые поселенцы из Англии, и уже не так-то легко было найти хороший участок на восточном берегу реки Коннектикут. В крепости на вершине холма было с полдюжины пятидесятисемимиллиметровых пушек, днем и ночью там несли караул ополченцы местной милиции. Индейцы уже не отваживались нападать на форт, хотя отдаленные фермы иногда еще страдали от их набегов. На улице Короля Вильгельма имелось с десяток магазинов, к тому же ходили слухи, что полковник Уилсон собирается вложить деньги в литейную мастерскую – вот только закончит строить лесопилку и небольшую ткацкую фабрику.
Кому же лучше знать историю форта Спрингфилд, как не Иде Элвин? Она лишилась мужа почти сразу после того, как родила сына. С тех пор она билась как рыба об лед, обеспечивая пропитанием свое небольшое семейство. В последние годы ей помогала племянница Дебора. Но сегодня Ида наконец-то могла воздать хвалу Господу. Дебора выходит замуж за человека, которым восхищается все население колонии. Уолтер нашел свое место среди индейцев сенека, о чем поведал ей Авдий, когда побывал у индейцев несколько месяцев тому назад.
Ее мысли прервал сосед слева. Леверет Карзуэлл прибыл в городок совсем недавно, но уже через месяц стал очень влиятельным человеком. Ему только что стукнуло пятьдесят, он был вдов и оставил в Йоркшире самостоятельных взрослых детей. Сам же он приехал в Новый Свет с толстым бумажником и уже начал строить в городе новый дом для себя, а его магазин бытовых товаров (совсем недавно жители городка и мечтать не могли о таком) процветал. Люди говорили, что он вот-вот станет партнером полковника Уилсона сразу в нескольких деловых предприятиях, но пока это были лишь слухи. Ида никогда не любила совать нос в чужие дела и потому не собиралась задавать никаких лишних вопросов.
Карзуэлл улыбнулся ей, морщины на его загорелом лице стали глубже.
– Мэм, – сказал он, – буду крайне вам признателен, если вы скажете мне, как называется этот суп.
Она удивилась вопросу, но ответила:
– Естественно, тыквенный.
Леверет Карзуэлл поднял брови.
– Тыквенный суп? – Он зачерпнул полную ложку и поднес ее ближе к глазам. – Мне кажется, там есть мясо. А еще лук и морковь.
– Так оно и есть. – Голос Иды стал строгим. – Может, он вам и не нравится, но здесь найдется немало людей, которым он по вкусу!
– По-моему, суп просто замечательный! – запротестовал ее сосед. – Я никогда ничего подобного не ел.
Ида фыркнула.
– Я просто полюбопытствовал.– И он с удовольствием принялся уплетать суп, потом вдруг снова повернулся к Иде: – Скажите, ведь это вы его готовили?
– Ну, я дала рецепт. Это мой собственный рецепт. А потом немного помогала на кухне. – Ида начинала нервничать под пристальным взглядом Леверета – много лет ни один мужчина так внимательно не смотрел на нее.
– Вы просто талант, миссис Элвин, и к тому же очень привлекательны, – сказал от всего сердца Леверет.
Ида была поражена. Она считала, что выглядит как старая костлявая курица. Муж редко говорил ей комплименты, да, кажется, ей вообще никогда в жизни не льстили мужчины.
– Глупости! – твердо заявила она, а про себя подумала, что он, должно быть, преследует какую-то цель. Но разве бедная женщина, подобная ей, может что-либо сделать для такого человека, как Карзуэлл?
Он спокойно улыбался – по всему видно, что он не воспринял ее резкий ответ всерьез.
– Ваша племянница просто прелесть. – Он кивнул в сторону Деборы, помедлил, потом продолжал: – Энди Уилсон рассказывал мне, что у вашего сына проблемы со здоровьем, потому он и живет у индейцев.
Ида сухо кивнула. Она не собиралась обсуждать Уолтера с каким-то незнакомцем.
– Моя дочь родилась глухой, – тихо сказал Леверет.
Ида подняла голову и посмотрела на собеседника. Нет, он не просто любопытствует. Она почувствовала, что между ними протянулась невидимая ниточка.
– Значит, вы понимаете.
– Да, – ответил Леверет. – Она много лет страдала, и мы с ее матерью тоже, но ей удалось справиться со всеми трудностями, в первую очередь благодаря любящему и терпеливому мужу. Она родила двоих здоровых малышей и живет полноценной жизнью.
– Приятно слышать, – прошептала Ида.
– Обычно я ни с кем не обсуждаю свою дочь, – продолжал Леверет. – Когда вы снова увидите сына?
– Надеюсь, он приедет сюда на следующей неделе, к свадьбе. – Иду наконец прорвало, и она выложила Леверету все, что мучило ее в последнее время. – Вначале я вовсе не думала, что жизнь среди индейцев сенека чем-то поможет Уолтеру. Индейцы ведь грубые язычники и варвары, и я боюсь, что мой мальчик тоже превратится в дикаря. Я согласилась оставить его там лишь потому, что Эндрю Уилсон и Авдий настаивали, будто ему это полезно. Но я все равно с трудом в это верю, мне надо самой увидеть его, чтобы убедиться.
Леверет задумался.
– Я мало общался с индейцами со времени моего приезда в Массачусетс, хотя меня они очень интересуют. Но могу вас заверить, что на мнение Эндрю Уилсона можно положиться и преподобный Дженкинс тоже вполне разумный и трезвый человек. Поэтому хотя я никогда в жизни не встречался ни с одним индейцем сенека, думаю, вы можете быть спокойны.
– Каким образом? – Ида снова заволновалась.
– Наша проблема, – ответил ее собеседник, – в том, что мы слишком цивилизованны. За то короткое время, что я нахожусь здесь, я успел заметить, что наиболее счастливыми и приспособленными к новой жизни становятся те, кто легко отбрасывает старые английские привычки. Жизнь в лесу может помочь человеку или, наоборот, погубить его – все зависит от отношения самого человека. Я хочу сказать, миссис Элвин, что индейцы живут много проще нас. Они гораздо ближе нас к природе и потому легче относятся к проблемам вашего сына, для них это вполне естественно. По крайней мере, так я думаю.
– Вы умеете успокоить, – промолвила Ида.
– Надеюсь, что я прав, – ответил Леверет. – Много лет я молил Господа, чтобы моя дочь излечилась от своего недуга. Мне потребовалось немало времени, чтобы осознать, что она гораздо лучше моего сумела приспособиться к жизни и даже счастлива по-своему.
Ида старалась слушать внимательно.
– Но обед по случаю Дня благодарения, – прервал сам себя Леверет, – не самое лучшее место для подобных разговоров. Позвольте мне подвезти вас до дому в моей коляске, тогда мы сможем обсудить все в более спокойной обстановке.
– Меня отвезут домой Дебора с Авдием, – Ида была потрясена столь неожиданным предложением.
Леверет так легко не сдавался.
– Молодые люди женятся не каждый день, – с улыбкой сказал он. – Им тоже хочется побыть с друзьями. – В голосе Леверета послышались твердые нотки. – Будем считать, что договорились, мэм. Я отвожу вас домой.
И, не дожидаясь ответа, он повернулся к другому собеседнику, сидевшему напротив.
Иду, обуревали самые противоречивые чувства. Никто не смел, командовать ею на протяжении уже многих лет, но этот незнакомец, казалось, считает вполне естественным, что она обязана ему подчиняться. Да, она чувствовала в нем искренний интерес и никак не могла в это поверить. С тех пор как умер муж, у нее не было ни одного мужчины. Она была уверена, что уже никогда и не будет. Когда она смотрела в зеркало, то видела себя старой и невзрачной. И теперь ей было непонятно, почему богатый, представительный Карзуэлл оказывает ей столько внимания. Иде казалось неправдоподобным, что она может его интересовать как женщина, но, с другой стороны, это внимание было ей чрезвычайно приятно.
Нетти в это время было тоже не до шуток. Джек Девис налил себе еще пуншу и совсем распустился. Несчастная Нетти пробовала сосредоточиться на еде.
Но Девис был настроен по-боевому. Потягивая пунш, он наклонился к ней и процедил:
– Нетти, наверху в этом доме куча спален. Давай потихоньку улизнем от толпы и проверим одну из перин.
Нетти сделала вид, что ничего не слышит, и продолжала смотреть в тарелку. Этот подонок даже поесть ей не дает по-человечески, а она в жизни такого обеда не видывала.
Девис смотрел на нее, не отрываясь, потом опустил свою огромную ручищу под стол. Нетти почувствовала, как он опять стиснул ей бедро. Она старалась сохранять спокойствие и продолжала есть.
Девис ухмыльнулся и больно ущипнул ее.
– Оставьте меня в покое, – очень тихо сказала она.
– Пару ночей тому назад ты была более сговорчивой, – ответил он.
– Пожалуйста. – Нетти чувствовала, в каком странном положении находится – ее ведь пригласили в гости в дом самого выдающего гражданина форта Спрингфилд. – Сейчас не время для этого.
– Может, тебе кто другой приглянулся, – ответил Девис. – Пытаешься состроить из себя настоящую леди, и я тебе уже не гожусь. – Его рука скользнула вверх по бедру.