Портер Дональд Клэйтон. Изгой

   – Мы можем выставить лишь две с половиной тысячи ополченцев, – сказал он. – И даже если к нам присоединятся все ирокезы, нас все равно будет намного меньше.
   Полковник Теодор Браунелл из Коннектикута, невысокого роста, вспыльчивый мужчина, который имел обыкновение говорить решительным тоном, заявил:
   – Но больше, чем в людях, мы нуждаемся в современном огнестрельном оружии. Короткоствольные ружья с раструбами столь же эффективны, как те доисторические мушкеты, которыми до сих пор оснащены многие наши батальоны.
   – Мы надеемся, что положение улучшится, когда наши специальные посланники в Англии смогут привлечь внимание короля Вильгельма, – ответил бригадный генерал Уилсон. – Тем временем мы должны организовать оборону наилучшим образом с тем, что имеем.
   Полковник Фрэнсис Грей из Род-Айленда, высокий, плотный мужчина, сказал виноватым тоном:
   – Мне бы не хотелось, чтобы вы решили, будто это мое личное мнение, но мы почти единогласно решили, что наши ополченцы будут принимать участие в активных военных действиях только под руководством офицера нашей колонии, извините, бригадный генерал.
   Эндрю Уилсон не знал, что на это ответить. Отказ одной из колоний от совместных действий подорвет их общее единство и в результате приведет к поражению, даже, несмотря на успехи Джефри и Ренно. Он сжал кулак.
   – Мы все вместе обязаны работать, планировать наши действия и сражаться. Честно говоря, джентльмены, меня совершенно не волнует, кто именно будет главнокомандующим.
   Краснолицый полковник Пол Томасон из Нью-Гэмпшира, резко рассмеялся:
   – Вам легко говорить, бригадный генерал! Вы и генерал Пепперелл выше остальных по званию.
   – К тому же, – вставил полковник Шуйлер из Нью-Йорка, – Массачусетс самая большая из колоний, и вы с Пеппереллом наверняка решите, что командовать должны вы.
   Эндрю Уилсон еле сдержался:
   – Прикажите своим колониям произвести вас всех в звание генерал-лейтенантов, тогда сможете бросать жребий, кому вести за собой остальных. Форт Луисберг – мощная крепость, и в нашем теперешнем положении было бы смешно думать, что мы можем взять его штурмом. Значит, мы оставим инициативу французам и позволим им напасть на нас. Когда французские войска вступят в наши города, а гуроны, оттава и алгонкины будут хозяйничать в пограничных деревнях, боюсь, мы все еще будем спорить, кому именно быть командующим.
   Полковник Браунелл сказал:
   – До сегодняшнего вечера я и не подозревал, что положение настолько серьезно. Думаю, что после моего доклада, наша колония, Коннектикут, согласится воевать под предводительством Массачусетса.
   – Спасибо, полковник, – поблагодарил его Эндрю Уилсон, – а теперь я предлагаю сосредоточиться на наборе новых рекрутов. Нам надо постараться увеличить состав наших отрядов вдвое.
   – Откуда?! – быстро вздохнул полковник Томасон. – Нью-Гэмпшир бедная колония. Нам не удалось разбогатеть на торговле и мануфактуре, как вам в Бостоне.
   – Род-Айленд, – заявил полковник Грей, – не уверен, что нам действительно грозит опасность. Наши индейцы никогда не доставляли нам беспокойства. Да, на некоторые торговые суда нападали французские каперы, но нельзя же винить в этом Францию. На свете много разных пиратов.
   – Нью-Йорк признает нависшую над нами угрозу и постарается усилить ряды милиции, – сказал полковник Шуйлер. – Но мы хотим еще раз подчеркнуть, что при принятии окончательных решений мы должны иметь голос, как и все остальные колонии. А если нам что-то не понравится, мы оставляем за собой право независимых действий.
   – Я лишь могу обрисовать вам положение вещей, как видится оно нам в Массачусетсе, джентльмены, – подвел итог бригадный генерал Уилсон. – И позвольте мне еще раз вам напомнить: когда начнется война – а она начнется, – за свою свободу мы готовы сражаться хоть в одиночку. Если французы одержат победу, наше положение будет не лучше, чем у рабов.

Глава пятая

   Полковник Джон Черчилль убедился, что специальным посланникам Массачусетса действительно нужна помощь короны и что колониям в Северной Америке грозит страшная опасность, и потому несколько раз пытался поговорить на эту тему с королем. Но далекие колонии совершенно не занимали короля Вильгельма. Он привыкал работать с парламентом, ревнивым ко всяким королевским привилегиям; предстояло ввести новые налоги; не давала покоя и французская угроза: Франция явно укрепляла армию и флот.
   Монарх отмахивался от попыток командира королевской дворцовой гвардии обсудить проблемы колоний.
   – Потом, Черчилль, – повторял он. – Мне и так ни на что не хватает времени, проблем слишком много, и голова у меня вот-вот разорвется на части.
   Но полковник Черчилль был не из тех, кто отступает. Он пообещал свою помощь, к тому же белый индеец своей цельностью и редкостным чувством собственного достоинства произвел на полковника неизгладимое впечатление. Ренно заслуживал королевской аудиенции.
   Черчилль разработал новый план и однажды утром, когда королева Мария неожиданно пришла с проверкой в гарнизон, расположившийся за дворцом Уайт-Холл, привел свой план в действие.
   Из всех Стюартов она, пожалуй, была самой мудрой и самой компетентной. Она родилась принцессой, воспитывалась как супруга будущего монарха и прекрасно понимала, что такое чувство долга и ответственность перед собственным народом. Когда ее попросили разделить трон с супругом, она отнеслась к этому весьма серьезно. Королева выгодно отличалась от своих распутных и расточительных родственников. Она любила мужа, желала ему благополучия, а ее непоколебимая вера в него явила народу, привыкшему к распущенности Стюартов, новый образец королевской семьи.
   К сожалению, королева совершенно не умела одеваться. Только когда того требовали государственные церемонии, она наряжалась как подобает королеве. К тому же она была невзрачной. Зато королева Мария обладала качествами, которых так недоставало многим из ее сородичей. Она была честной, прямой, далекой от всяких уловок, обладала живым умом, цепкой памятью и даром сочувствия.
   Когда королева закончила проверку полка дворцовой гвардии, сопровождавший ее полковник Черчилль понял, что у него есть шанс, и не упустил его.
   – Ваше Величество, – обратился он к королеве, – не могли бы вы уделить мне полчаса вашего времени?
   Мария почувствовала, что офицер хочет говорить о чем-то серьезном и важном.
   Она повернулась к молодой придворной даме и спросила:
   – Что у меня дальше по расписанию, Дафна?
   – К вам должна приехать с визитом жена австрийского посла, а на второй завтрак мы ждем графиню Саутгемптон.
   Мария что-то быстро прикинула в уме и приняла решение.
   – Пусть они позавтракают вместе. Я присоединюсь к ним позднее. Пойдемте, полковник.
   Они прошли в покои королевы. Дворец Уайт-Холл был мрачным и неприветливым, большие залы напоминали пещеры, но за обустройством своих помещений королева наблюдала лично, и результат превзошел все ожидания.
   Она села на диван, расправила пышную юбку и жестом пригласила полковника сесть на стул напротив.
   – У вас какие-то проблемы, полковник?
   – Нет, Ваше Величество. Проблемы есть у Англии, и я к этому еще вернусь, но сначала хочу рассказать вам об одном необычном человеке.
   Королева слушала рассказ полковника о Ренно с неподдельным интересом.
   – Раз он белый, значит, он сын колонистов, – наконец сказала королева.
   – Полагаю, что так, Ваше Величество, но я его об этом не расспрашивал.– Черчилль особо подчеркнул то, как Ренно отказался застрелить оленя в Ричмонд-парке.
   – Потрясающе! – воскликнула королева. Она искренне заинтересовалась Ренно. – А что этот индеец делает в Лондоне?
   – Я бы предпочел, чтобы он сам вам об этом рассказал, Ваше величество. Позвольте мне лишь добавить, что Джон Драйден уже сочиняет о нем не то пьесу, не то поэму, а несколько художников мечтают написать его портрет.
   Мария кивнула:
   – Мистер Драйден не любит пустышек. Полковник, когда вы приведете индейца ко мне?
   – Когда скажете, Ваше Величество.
   Королева позвонила, и в комнату вошла ее придворная дама.
   – Дафна, завтра кто-нибудь приходит ко мне на чай?
   – Да, Ваше Величество. Герцогиня Норфолк, герцогиня Графтон и…
   – Назначьте им другой день. Полковник, завтра в четыре я жду вас с вашим благородным дикарем.
   Джон Черчилль, не теряя времени, отправился в домик на берегу Темзы. Он приехал, как раз когда Ренно и Джефри собирались выходить, и рассказал им о приглашении.
   – Мы постараемся, вести себя, как подобает, – заверил его Джефри.
   Черчилль покачал головой и улыбнулся:
   – Боюсь, что на вас приглашение не распространяется. Королева Мария позвала на чай меня и Ренно, больше никого.
   – Значит, он будет там один.
   – Ему всего лишь надо оставаться самим собой, – ответил полковник. – Не пытайтесь его переделать и не внушайте ему, что он должен и чего не должен говорить Ее Величеству.
   Взволнованный Джефри попробовал возражать, но был вынужден согласиться с человеком, который лучше его знал придворные нравы.
   – Гораздо важнее, чтобы он правильно оделся. Если он появится перед Ее Величеством в набедренной повязке и боевой раскраске, будет скандал.
   На следующий день после обеда Ренно оделся под тщательным присмотром Джефри. После долгих уговоров согласился надеть замшевые штаны и рубаху, но настоял на том, чтобы нанести жир и боевую раскраску на лицо и смазать выбритую часть головы. Он заявил, что, не сделав этого, проявит тем самым полное неуважение к жене великого сахема англичан. Джефри пришлось уступить.
   Оказалось, что они не предусмотрели подарка для королевы. По просьбе Эндрю Уилсона, Гонка послал несколько даров для короля Вильгельма, но ни один из них невозможно было преподнести женщине.
   Ренно покопался в своих вещах и, наконец, нашел маленькую куколку-талисман, которую сделала для него Балинта. Вырезанная из дерева кукла изображала индейскую девочку и была одета так, как одевалась сама Балинта. В стране сенеков все девочки делали таких кукол. Кукла не представляла особой ценности, но больше подарить королеве было нечего. Ренно взял ее с собой и спрятал под плащом из бизоньей шкуры.
   Джефри от всего сердца пожелал другу удачи.
   Прибыл кавалерийский эскорт, чтобы сопроводить Ренно по Стрэнду до самого дворца Уайт-Холл. Скопилось много зевак, но Ренно не обращал на них внимания.
   Часовые у ворот дворца отдали ему честь. В приемной уже ждал полковник Черчилль.
   Полковник остался доволен внешним видом Ренно. Он только нахмурился при виде ножа и томагавка.
   – Здесь считается дурным тоном появляться в частных покоях Ее Величества с оружием, – сказал он.
   Ренно покачал головой:
   – Какой же я воин, если оставлю нож и томагавк? Я опозорю клан Медведя и весь свой народ.
   Полковник Черчилль услышал в голосе Ренно решительные нотки и решил больше не настаивать.
   Большинству посетителей Уайт-Холл не нравился – его длинные широкие коридоры были слишком пустынны, стены лишены каких бы то ни было украшений. Такой порядок ввел еще Карл II. Он утверждал, что так заговорщикам будет негде прятать оружие. Ренно, в отличие от остальных посетителей, оценил отсутствие лишних вещей. На его вкус, дворец был самым приятным домом в Лондоне.
   Придворная дама проводила их в королевскую гостиную, и хотя она привыкла принимать иностранных гостей, но Ренно так отличался от всех, кого она до сих пор встречала, что дама не смогла удержаться, чтобы не разглядывать его украдкой.
   Королева Мария лучше владела собой. Ничто в ее теплой улыбке не выражало ни малейшего удивления при виде Ренно.
   – Ваше Величество. – Черчилль низко поклонился. Ренно понял, что ему нужно сделать что-то подобное, но он никогда не склонял головы ни перед кем, кроме отца. Вместо этого он в знак приветствия поднял правую руку и сказал:
   – Приветствую тебя, королева.
   Мария предложила гостям сесть. Улыбка не сходила с ее лица.
   Полковник Черчилль подошел к стулу, но Ренно остался на месте. Королева, казалось, поняла, в чем затруднение, и сказала:
   – Садитесь, где вам удобно.
   Ренно кивнул и, протянув королеве деревянную куклу, легко опустился на пол, скрестил ноги и сложил на груди руки.
   Марии так понравилась кукла, что она даже не обратила внимания на то, как уселся Ренно.
   – Какая прелесть. Вы сами ее сделали?
   Ренно рассмеялся – неужели королева не знает таких простых вещей?
   – Игрушки делают маленькие девочки, а не старшие воины. Ее сделала Балинта, моя сестра. Кукла похожа на нее.
   – Значит, ваша сестра очень хорошенькая. Поблагодарите ее от меня. А вас зовут Ренно?
   Ренно кивнул, потом сказал:
   – А ты Мария.
   У полковника Черчилля перехватило дыхание. Он знал, что только король Вильгельм обращается к королеве по имени. Но королева лишь весело рассмеялась.
   Ренно с детства учили говорить людям то, что думаешь. Сейчас ему действительно нравился этот длинный дом и некрасивая женщина, на лице которой не было никакой косметики, а темное шерстяное платье напоминало те, что обычно носила Милдред Уилсон. В ушах у королевы были крошечные сережки, на пальце одно небольшое колечко. Ренно и не догадывался, что изумруды, украшавшие эти безделушки, бесценны.
   – Сенека с удовольствием мог бы жить в этом доме, Мария, – сказал Ренно. – А где ты готовишь?
   Черчиллю ничего не оставалось, кроме как молча сидеть на стуле.
   Но королева оставалась в прекрасном расположении духа.
   – У меня слишком много других дел, поэтому здесь есть кухарки и повара, – сказала она.– И для них выделены специальные помещения. – Королева позвонила в маленький колокольчик с ручкой из слоновой кости, и в дверях показался мажордом.
   – Джентльмены желают вина? – Полковник кивнул.
   Ренно хотел, было сплюнуть на пол, но воздержался, чтобы не обидеть королеву и не запачкать шикарный ковер.
   – Нет, – твердо сказал он, – от вина мне становится плохо. Лучше чай.
   Королева Мария одобрительно кивнула.
   – Я совершенно с вами согласна. – Она заметила, что Ренно заинтересовался колокольчиком, и решила подарить ему вещицу.
   Ренно уже протянул, было руку, потом остановился.
   – Нет, я не могу его взять, – сказал он. – Воин должен заслужить ценный подарок.
   – Но вы же подарили мне куклу, Ренно.
   – Кукла не представляет особой ценности. – Он с трудом подбирал правильные слова по-английски. – Звенящая раковина должна быть очень дорогой.
   Королева начинала понимать, что имел в виду полковник, Черчилль, когда говорил о необычной натуре этого «дикаря».
   – Колокольчик будет иметь ценность, – мягко ответила она, – только если вы примете его в дар.
   Ренно задумался, вдруг его осенило.
   – Я возьму его в качестве подарка для Балинты. Я скажу ей, что Мария подарила колокольчик, потому что ей понравилась кукла.
   Королева была потрясена. Принесли напитки, и Ее Величество с увлечением расспрашивала Ренно о его родине. Вскоре Ренно уже запросто беседовал с королевой.
   Он чувствовал себя спокойно и рассказал столько, сколько еще никому в Лондоне не рассказывал.
   Обстановка немного напряглась, когда Ее Величество попросила Ренно показать ей томагавк.
   – Нет, – ответил ей Ренно.
   Даже королева была поражена таким резким отказом. Ренно заметил ее удивление и поспешил объясниться:
   – Томагавк не предназначен для женщин. Лезвие очень острое. Женщина не умеет его правильно держать. Может порезать руку. – Он встал, подошел к королеве и вынул из-за пояса томагавк.
   Командир дворцовой гвардии содрогнулся при виде воина со смертоносным оружием в руках в двух шагах от королевы.
   – Я помогу тебе, – сказал Ренно, взял руку королевы и провел ею вверх-вниз по резной ручке томагавка, следя за тем, чтобы Ее Величество ни в коем случае не коснулась острого лезвия.
   Черчилль зажмурился. Никто не смел, дотронуться до короля или королевы, это считалось самым страшным нарушением придворного этикета.
   Однако Мария спокойно поблагодарила Ренно. Когда он снова сел на пол, королева хотела, было спросить, как случилось, что он стал индейцем, но воспитание не позволяло ей задать столь деликатный вопрос. Вместо этого она спросила:
   – Зачем вы приехали в Англию?
   Ренно тут же переменился. Он насупился и стал больше похож на дикаря. А когда он сложил руки на груди, в его позе и взгляде сквозило не меньше достоинства, чем в этой женщине, предки которой на протяжении многих веков были королями и королевами.
   – Индейцы гуроны и оттава плохие. Воины-алгонкины трусы, но их много, как гальки на морском берегу. Французские солдаты хитрые и злые, они убивают своими огненными дубинками женщин и детей, не только воинов. Они объединились, чтобы убить мой народ и поселенцев-англичан. Тех, кого французы не убьют, они сделают своими рабами. Больше не будет английских городов и ферм. Их хозяевами станут французы, они будут управлять англичанами от имени своего великого сахема. Но этого не должно случиться.
   Королева была потрясена.
   – Да. Вы правы, не должно, – мрачно заметила она.
   – Скоро начнется война, – продолжал Ренно. – Наши противники проиграют ее, но только если великий сахем англичан поможет колонистам и ирокезским воинам, даст нам много огненных дубинок.
   Королева Мария какое-то время сидела молча, потом повернулась к полковнику Черчиллю:
   – Действительно ли положение дел в Новом Свете таково?
   – Насколько мне известно, Ваше Величество, воин-сенека ничего не преувеличил, – ответил полковник.
   – А королю это известно? – Черчилль покачал головой:
   – Его Величество настолько обеспокоен угрозой со стороны Людовика Французского здесь, в Европе, что до настоящего времени мало занимался колониями.
   – Ему должны были докладывать.
   Полковник помедлил, стараясь подобрать правильные слова, чтобы не сказать лишнего.
   – Отчеты губернаторов колоний проходят множество рук, прежде чем ложатся на стол Его Величества, – наконец сказал он.
   Мария по достоинству оценила его тактичность, но была явно обеспокоена. Она ни на секунду не забывала о противостоянии двух крупных держав.
   – Мне кажется, – сказала королева, – что если Франция захватит наши колонии в Северной Америке, она обретет такое могущество, что нам с ней будет не справиться и здесь, в Европе.
   – Не вы одна придерживаетесь такого мнения, Ваше Величество, – заметил полковник Черчилль.
   Теперь Мария поняла, почему Ренно приехал в Лондон, и оценила замысел. Она также поняла, что ей придется вмешаться в события самой.
   – Ренно, воин-сенека, – сказала королева. – Я очень рада, что вы навестили меня. Мы с вами встретимся еще.
   После ухода гостей королева вернулась к своим делам, но придворные заметили, что она слишком задумчива. Американские колонии получили надежного и могущественного союзника.
   Король Вильгельм не смог пообедать с женой, но она не удивилась этому. Он часто проводил на различных заседаниях гораздо больше времени, чем планировал, потому что слишком щепетильно относился к своим обязанностям, слишком тщательно все проверял и просматривал. Король был тугодумом и, прежде чем принять решение, должен был все хорошенько взвесить.
   Мария продумала планы на вечер. Вильгельм пришел в ее покои, когда было уже достаточно поздно. Тяжело вздохнув, он расетегнул жилет, снял сапоги, потом вытянул ноги в чулках перед камином и взял кружку светлого голландского пива.
   – После такого дня, – заметил он, – я всегда говорю себе, что мы сделали огромную глупость, уехав из Гааги. Управление этой страной такое неблагодарное занятие.
   – Вы снова встречались с комитетом палаты общин.
   – Я пробовал найти с ними компромисс относительно нескольких законопроектов. Обычное дело. Но они спорят из-за каждой ерунды. Мне всегда казалось, что голландцы народ упрямый, но англичане еще хуже.
   Мария не стала говорить, что Его Величество зачастую сам провоцирует членов парламента на споры и упрямство.
   – Я отпустила своих придворных дам и ваших офицеров. Я подумала, что вам будет лучше поесть прямо здесь, у камина.
   – Я не голоден, – ответил Вильгельм.
   Мария сделала вид, что не расслышала, и дернула за шнурок.
   Тут же появились лакеи в ливреях. Один из них поставил перед королем небольшой столик, другой тут же его накрыл, третий торжественно протянул королю салфетку. Наконец появился четвертый лакей: он нес серебряную супницу с крышкой.
   Королева жестом отпустила лакеев. Ее Величество собственноручно налила суп в фарфоровую тарелку.
   Король Вильгельм принюхался, потом просиял и потер свои пухлые руки.
   – Прекрасно! Кажется, я все-таки голоден. – И он набросился на еду.
   Королева подлила ему добавку.
   Король съел весь суп и удовлетворенно рыгнул. Настроение у него явно улучшилось, и он принялся болтать о недостатках членов парламента. Монархи лишились абсолютной власти, и хотя Вильгельм теоретически был сторонником парламента, но на практике постоянно возникали непредвиденные трудности.
   Королева внимательно слушала. Она знала, что чем больше он ей расскажет, тем лучше у него будет настроение.
   – И мне приходится сносить все эти глупости, – наконец вздохнул он. – Надеюсь, хоть у тебя был спокойный день.
   – У меня была совершенно необычная встреча, – призналась Мария. – Ко мне на чай приходил североамериканский индеец. Настоящий дикарь, но с бледной кожей и светлыми волосами.
   Вильгельм поднял бровь.
   – Он, наверное, приехал в Лондон, чтобы играть на сцене. – Король не придал сказанному большого значения.
   – Нет. Он сын вождя племени сенеков, который одновременно является лидером всего союза ирокезов. И, насколько я поняла, он и сам добился высокого положения в колониях.
   Вильгельма это абсолютно не интересовало.
   – Можете быть уверены, его скоро отловит какой-нибудь театральный агент, который будет, потом за большую прибыль показывать его на сцене.
   Мария налила ему еще кружку светлого голландского пива.
   – Смею заверить вас, что ничего подобного не произойдет. Ренно, воин-сенека, прибыл в Лондон с совершенно определенной целью. Он приехал, чтобы повидаться с вами.
   Вильгельм удивился и забеспокоился:
   – Но сейчас у меня совершенно нет свободного времени…
   – Я дала ему слово, – твердо прервала его королева, – что в самом скором будущем вы его примете. А я привыкла держать свое слово.
   Король испытывал неловкость.
   – Ну, если вам так хочется…
   – Да, дорогой, – ответила Мария. – Ради вашего же блага… и ради Англии. Повидайтесь с ним, выслушайте его, и я уверена, вы поймете меня.
   – Чего именно он хочет? – Королева улыбнулась:
   – Пусть Ренно сам вам обо всем расскажет.
 
   В доме великого сахема редко ссорились. Слово Гонки было законом, в области домашних дел полноправной хозяйкой считалась Ина. Сферы их влияния редко пересекались, но даже в подобных случаях они слишком уважали друг друга, чтобы ссориться. Обычно одерживал победу здравый смысл. Но теперь атмосфера в семействе сахема была крайне напряженной.
   Санива деликатно удалилась из дома брата и свояченицы. Она ела вместе с друзьями из клана Медведя. Эличи жил в длинном доме воинов-холостяков, Уолтер – в доме юношей. Из детей в доме осталась только Балинта, но она быстро поела и убежала.
   Гонка и Ина сидели друг против друга. Между ними в очаге, выложенном по краю камнями, горел небольшой костер. Великий сахем с неприступным видом сложил руки на груди. Ина казалась безмятежной, она по очереди опускала иглы дикобраза в тыквы-горлянки, где хранила краски разных цветов, потом так же по очереди подносила иглы к огню, чтобы убедиться, что получился нужный цвет. В отличие от остальных людей она не боялась Гонку.
   – Через шесть лун и никак не позже чем через двенадцать, – спокойно заметила она, – Уолтер должен вернуться к своему народу.
   Она сама возобновила их спор, и Гонке пришлось усилием воли сдержаться, чтобы не разозлиться. Он ответил спокойно и тихо, но в голосе его прозвучали властные нотки.
   – Воин-сенека не может нарушить слово, – сказал он. – Я пообещал Уилсону и Деборе, что мы всегда будем рады этому юноше. Если я нарушу данное слово, маниту разгневаются на меня, и тогда беды грозят всем нам. – Ина сохраняла невозмутимость.
   – Тогда отправь Уолтера в другое селение сенеков, поменьше. Пусть он живет там.
   – С каждым днем юноша становится все сильнее, все увереннее в себе. Если мы отправим его в другое селение, рядом с ним не будет Балинты, а она ему очень помогает.
   – Именно поэтому он и должен уйти, – настаивала Ина.– Не сейчас, но уже скоро.
   Гонке удалось скрыть удивление, но он уставился на жену. Неужели она не понимает, что главную роль в исцелении юноши играет именно Балинта!
   – Скоро, – продолжала тем временем Ина, – Уолтер уже станет мужчиной.
   – Верно. Тогда он пройдет испытания и станет младшим воином.
   В голосе его жены послышалось нетерпение:
   – Скоро и Балинта перестанет быть девочкой. Она перейдет жить в дом девушек.
   – И это верно. – Гонка не понимал, к чему клонит жена.
   Ина вздохнула.
   – Балинта и Уолтер все время вместе. Она стала его ушами, она стала его голосом.