Портер Маргарет Эванс. Дерзкий поцелуй

   Он постучал тростью по двери.
   – Я хочу видеть лорда Эвердона, – заявил он слуге.
   – У месье есть визитка?
   – Никогда не ношу их. Скажи лорду, что здесь мистер... мистер Сиберри, – нашелся Гаррик. Если он вынужден лгать, чтобы попасть в этот дом, – значит, он будет лгать.
   Лакей провел его в дом, и Гаррик услышал пронзительный крик наверху лестницы. Две девочки сбежали вниз по ступенькам в холл, одна гналась за другой.
   – Мари, отдай мою ленту!
   У младшей, десяти – двенадцати лет, были черные волосы и милое личико – она была вылитая мать в миниатюре.
   – Ты знаешь, что она – моя, и ты никогда не просила разрешения ее взять. – Старшая девочка остановилась. – Веди себя хорошо, Генриетта, у нас гость. – Высокая, худенькая, светловолосая, она напоминала... Гаррика.
   Бодрые, веселые девчушки – его единокровные сестры, и он полюбил их с первого взгляда.
   – Вы желаете видеть нашего папу? – спросила Генриетта. – Он работает в саду.
   – Мы отведем вас к нему, – предложила Мари. Она отпустила лакея, быстро сказав ему пару слов по-французски.
   – К нам редко приходят гости, – призналась Генриетта. Она шла впереди. – Я хотела уехать из школы, и вот теперь я дома, но здесь очень скучно. – Она начала теребить ленточку.
   – Ты убежала из школы? – спросил он, улыбаясь. – Знаешь, и я тоже!
   – Правда? – Генриетта широко распахнула глаза, отчего еще больше стала походить на него.
   – Он шутит, – засмеялась Мари. – Да, месье?
   – Нет, это правда. Однажды ночью я сбежал из Итона и больше туда не возвращался.
   – Мои родители привезли меня домой, – призналась Генриетта, как будто стыдилась того, что ее забрали из школы. – Плату за обучение повысили, и они решили, что я уже выучила все, чему меня могли там научить. Это Мари – умная. А я – красивая.
   – Ты не должна говорить так, – укорила ее Мари. – Особенно незнакомцу.
   Лорд Эвердон прикреплял плющ к стеле в форме обелиска. У него был маленький сад, окруженный высокой кирпичной стеной, как обычно принято во Франции. Подстриженные дубы образовывали аллею, которая вела к маленькому летнему домику, возле которого на постаментах стояли две античные статуи.
   Маленькая Генриетта бросилась к отцу:
   – Папа, этот господин хочет тебя видеть. Барон обернулся.
   – Мари, уведи сестру. Занимайтесь своими делами. Старшая дочь, удивленная его резкостью, покорно взяла Генриетту за руку:
   – Пойдем, я заплету тебе косы. Можешь оставить себе мою ленту.
   Когда они скрылись в доме, барон продолжил свое занятие.
   – Я думал, что ты в Эпсоме.
   – Мне льстит, что ты так хорошо знаешь мои привычки.
   – Мне нечего тебе сказать.
   – Я пришел сюда не для разговора. Существует обычай – сообщать родителям о предстоящей свадьбе. О, не волнуйся, я не прошу тебя на ней присутствовать. Моя невеста – леди Лавиния Кэшин.
   – Никогда не слышал о такой.
   – Услышишь, – пообещал Гаррик. – В настоящий момент она обручена с маркизом Ньюболдом. Но это ненадолго.
   – Если ты полагаешь, что мне интересны эти детали, то ты ошибаешься, – грубо отрезал Эвердон.
   – Ты уже не раз демонстрировал полное безразличие ко мне. У меня есть дядя, у него никогда не было детей, и он лучший отец для меня, чем ты когда-нибудь мог бы стать. – Попала ли стрела в цель? – Я привык к тому, что на меня не обращают внимания, сталкивают с дороги, забывают обо мне. Герцог Холфорд, как и ты, делал вид, что я не существую. Он вычеркнул меня из завещания – возможно, ты не знал об этом. Впрочем, мало кто об этом знает. С тех пор как он умер, я жил своим умом.
   – Должно быть, ты смышленый парень, – хмыкнул барон. – Дорогие лошади, модная одежда, огромные ставки.
   – Я перебиваюсь кое-как. Я хочу задать тебе один вопрос, после чего уйду. Ты любил мою мать?
   Эвердон ответил резким смехом.
   – Неужели ты считаешь себя продуктом великой страсти? У нас была маленькая грязная интрижка. Она хотела отомстить герцогу, а мне была нужна партнерша в постели.
   – Ты недооцениваешь ее чувства, – тихо произнес Гаррик.
   – Она сделала тебя романтиком, да? – Эвердон засунул непослушный усик плюща на место, и солнечный луч блеснул на его массивном золотом перстне с печаткой.
   – Она редко называла твое имя, пока не поняла, что умирает. Мы часто сидели на балконе нашего палаццо, выходящем на канал. И она говорила и говорила. И чаще всего о тебе. – Барон поморщился. – Я никогда не мог понять, почему она постоянно о тебе думала. У тебя нет совести. И сердца – тоже. Я слышал, ты женился на своей баронессе из-за ее состояния.
   Эвердон повернулся и посмотрел ему в глаза.
   – Ты думаешь, я мог бы изменить свою жизнь, избавиться от губительных привычек ради женщины, на которой женился по расчету? – К этому откровению он добавил и другое: – Я не заслуживаю такого подарка судьбы, как Сюзанна и наши дочери...
   – А я – твое проклятие, – закончил его мысль Гаррик. – Ошибка. Нежелательное напоминание о пьяных ночах и проигрышах. И об одной грязной интрижке с несчастной герцогиней. – Он покачал головой. – Если бы у меня был сын, я бы хотел, чтобы Лавиния знала о нем, и чтобы он стал братом нашим детям. – Он улыбнулся. – Я понял, что Мари – моя сестра, как только увидел ее. А у твоей малышки Генриетты моя безрассудность – тебе нужно присматривать за ней.
   – Ты недостоин даже произносить их имена! – взревел Эвердон. – Уходи, оставь нас в покое!
   – Я закончил, – заявил Гаррик. – Я сказал Лавинии, что ты – мой отец, и теперь ты знаешь, что она будет моей женой. Возможно, мы проведем остаток года в Венеции, хотя, уверен, в конце концов, мы поселимся в Суффолке. Тебе наплевать на то, что мы будем делать, и я говорю тебе это просто затем, чтобы ты не боялся снова встретить меня в «Уайтсе» или где-то еще. Прощайте, милорд.
   Должен ли он протянуть руку? Лучше не связываться, решил он. Хотя бы в этот раз он вел себя разумно и с достоинством.
   Барон не признает его за сына. Пришло время принять это как факт и попытаться о нем забыть. В конце концов, теперь он завоевал любовь Лавинии, и вскоре он получит ее саму.
   Он завидовал силе и прочности ее связи с семьей. Кэшины могут огорчиться, что ее мужем станет он, а не Ньюболд, но он надеялся, что, в конце концов, они его признают. А уж он позаботится, чтобы они не переживали из-за этого брака. Часть денег, которые его лошади выиграли в Эпсоме, он привезет на остров Мэн. После того как он вручил пятьсот фунтов Сиберри, у него оставалось немного денег, но он поправит положение за карточным столом.
   Затем, в одну секунду, в его голове возникла идея. Он остановился.
   Прохожий, шедший позади, налетел на него.
   – Сэр, вы пьяны? – сурово спросил он.
   – Пока нет. Но куда же пойти? – думал он вслух. – В притон – не хочу; картам там нельзя доверять, они, скорее всего темные.
   – Это ваш мозг темный, – проворчал прохожий. – Разговаривать с самим собой – это прямая дорога в ад.
   – Возможно, – ответил Гаррик, ничуть не обиженный. – Но, сумасшедший я или нет, мне еще рано отправляться в ад. Я должен навестить леди Бекингемшир.

Глава 27

   – Вам сдавать, милорд.
   Гаррик потребовал новую колоду, и леди Бекингемшир, чье пышное тело было затянуто в красно-коричневый атлас, сама принесла ему карты.
   – Хочешь выпить чего-нибудь освежающего? Бокал холодного шампанского или того итальянского вина, которое тебе так нравится?
   – Сегодня Армитидж пьет эль Адама, – сострил его противник. – Скажи, вода приносит тебе удачу?
   – Можно сказать и так. – Гаррик сегодня избегал алкогольных напитков, потому что ему было необходимо сохранить ясность мысли.
   Его стратегия была проста. Он решил играть только с теми джентльменами, которые могут позволить себе проигрыш и немедленно заплатить по векселям. Они не всегда были сильными соперниками, но сегодня вечером он не мог жаловаться на судьбу и постоянно выигрывал.
   Выигрыши его росли, а вокруг стола стали собираться любопытные зрители. Они даже заключали пари на результат каждой партии. Сам Гаррик легко выиграл тысячу фунтов, поставив на то, что выиграет три игры подряд.
   Он больше верил в теорию вероятностей, чем в обычную удачу, которой лучше не доверять. Знание этой теории помогало ему справиться с плохими картами и использовать слабости его соперников. Это был не спорт и не приятное времяпрепровождение. Это была серьезная работа. Каждая из тридцати двух карт в игре могла либо увеличить его выигрыш, либо его разорить.
   Сэр Реджи сдавал, пока у каждого игрока не оказалось по дюжине карт. Он положил оставшиеся восемь на стол «рубашками» вверх; ими они будут заменять сброшенные карты.
   Он разобрал и сосчитал свои карты.
   – Сброс на карт-бланш.
   Внимательно изучив карты, сэр Реджи сбросил три из них, по условиям игры он мог это сделать.
   Гаррик показал свои карты и сбросил их, взяв две нужной для него масти.
   – Пять карт.
   – Ровно, – подтвердил сэр Реджи.
   – Сорок восемь очков.
   – Хорошо.
   Он начал называть свои комбинации карт, от самой сильной до самой слабой, и обнаружил, что они, скорее всего, выиграют.
   – Кварта до валета.
   – Хорошо.
   – Малая терция.
   – Ровно.
   Затем они стали играть на очки. Сначала Гаррик сбрасывал свои слабые масти и придерживал пики. Ему понадобилось все его искусство, чтобы выиграть, – это была самая упорная его победа сегодня.
   – Что, Редж, задал Гарри трепку? – спросил Моллюск Парфитт.
   – Нет, – ответил сэр Реджи, двигая столбик с пятьюдесятью гинеями по зеленому сукну. – Может, тебе стоит попробовать?
   – Гарри это может не понравиться. Я слишком хорошо знаю его уловки.
   – Ты так думаешь? – Ответ Гаррика был рассчитан на то, чтобы завлечь своего богатого друга в игру. – До сих пор я настаивал на ставках в пятьдесят гиней. Но для тебя я готов играть по сотне.
   – Слишком дорого для меня, – заметил один из зрителей.
   – Как давно ты уже здесь? – спросил Моллюск, занимая кресло, которое покинул побежденный баронет.
   – Не знаю, – промычал Гаррик, переставляя столбики монет. – Пришел сюда днем, и леди Бек не хотела пускать меня так рано. Поэтому я предложил ей сыграть. – Он улыбнулся своему другу. – Выиграл у нее сотню фунтов, пока слуги готовили салон к вечеру. Мы пили чай, потом еще играли. Она даже позволила мне поставить свечи во все подсвечники и канделябры – и я их зажег.
   – Новые карты! – крикнул Моллюск официанту. – И стакан кларета. Понюшку табаку, Гарри? – Он поставил серебряную табакерку на стол.
   – Спасибо, нет.
   Стиль игры Моллюска и его талант распалили Гаррика. Он проиграл первую партию, но проиграл достойно. Его приятель, ободренный тем, что преуспел там, где Другие потерпели неудачу, повысил ставку.
   Прошло несколько часов. Перетасовать, снять, перетасовать, раздать. Они объявляли очки и комбинации карт, брали взятки, обменивались векселями. Гаррик начал выигрывать раз за разом и увидел отчаяние в глазах Моллюска.
   Он много ночей провел за игорным столом, но еще никогда его так не волновал результат. На этот раз он рисковал ради Лавинии и их общего будущего.
   Столбики гиней и долговые расписки покрывали его часть стола, где почти не осталось свободного места для игры. Он не мог оценить размер своего богатства – оно увеличивалось слишком быстро. Его лицо было неподвижным и непроницаемым, как камень. Он играл очень аккуратно, сберегая лучшие карты до того момента, когда они принесут ему наибольшую удачу. Разъяренный проигрышами, Моллюск совсем потерял осторожность.
   Постепенно Гаррик заметил, что вокруг них собралась довольно большая аудитория. Леди Бекингемшир сидела в кресле, обмахивая веером полное лицо и грудь; ее муж стоял рядом с ее креслом. Гости обвиняли их в том, что они устроили игорный дом на аристократической Сент-Джеймс-сквер. Поговаривали, что леди спит, положив под подушку мушкетон и пару пистолетов, чтобы охранять свой банк.
   В этот раз даже популярный стол для игры в фараон был покинут. Измученный крупье метал карты для пары игроков, но его взгляд часто обращался к столику, где играли в пикет.
   Между партиями лакей заменил догоравшие свечи.
   – Сколько уже играет Армитидж?
   – По-моему, почти десять часов.
   – Ставлю тысячу фунтов на то, что он продержится двенадцать, – заявил молодой герцог, у которого было огромное состояние.
   – Идет! – закричал целый хор голосов, и леди Бекингемшир, переваливаясь как утка, пошла за своей книжечкой для записи ставок.
   – Если я помогу вам выиграть тысячу, – сказал Гаррик, – вы сможете занять место Моллюска.
   – Я занял бы его хоть сейчас, если он мне позволит.
   – Конечно, пожалуйста, – устало произнес Моллюск. После того как Гаррик выиграл у герцога две тысячи фунтов, на него налетели другие претенденты. Игроки тянули жребий за привилегию сесть за один с ним стол.
   Когда свет нового дня пробился через занавески, Гаррик обнаружил, что жутко голоден. Он смутно помнил, что съел немного ветчины и несколько фруктовых пирожных, чтобы восстановить силы, и регулярно освобождал себя от выпитой воды. Когда он выиграл жалкую сотню фунтов у весьма нетрезвого полковника Джорджа Хангера, он потребовал еды. Леди Бек, чей салон в этом сезоне еще никогда не был так полон, приказала подать ему все, что он пожелает.
   – Горячий кофе, холодный ростбиф. Немного хлеба и масла.
   Пока он ел, его бдительные компаньоны говорили о нем вполголоса. Использованные карты лежали у его ног грудами, и пол был усеян карточками для ведения счета.
   – Он сосчитал свой выигрыш? – спросил кто-то.
   Гаррик не делал этого, но предполагал, что выиграл много тысяч. Его шея одеревенела, и спина болела от долгого сидения за столом, но он считал, что сможет играть еще несколько часов.
   Он потер щетину, выросшую за долгую ночь.
   – Мне нужно побриться. – Он взглянул на сонную хозяйку. – Я продолжу играть, миледи, но сначала мне нужно помыться и сменить белье. Пошлите кого-нибудь в дом моей кузины за моим слугой – пусть принесет мыло, бритву и чистую рубашку.
   Ожидая прибытия Карло, он шагал взад-вперед по салону, чтобы размять ноги. Когда пришел итальянец, служанка принесла таз с теплой водой и груду полотенец.
   Другие игроки изучали каждое движение и слово Гаррика, как будто искали секрет его невиданной удачи и выдающейся выносливости.
   – Он жил на континенте, – говорил Моллюск, – где прославился своим талантом. Потом вернулся в Англию, чтобы удивить нас всех. – Он поднял бокал. – За Гарри!
   – Да, за Гарри!
   – Отличная работа, Армитидж!
   Толпа то обступала его стол плотным кольцом, то растекалась по залу. Должно быть, уходящие игроки рассказали о его подвиге, потому что прибывающие уже знали о нем.
   – Милорд, – прошептал Карло, закончив свою работу. – Есть что-то, что я должен вам сказать. И срочно. Очень плохие новости.
   – Я не хочу слушать, – отмахнулся Гаррик, покачав головой. – Я должен сконцентрироваться на игре. Сообщи моей кузине, что меня нельзя беспокоить ни по какому поводу. – Его слуга попытался что-то возразить. – Мне нет дела до этих новостей. Мне слишком важно выиграть! – в ярости рявкнул Гаррик.
   Он продолжил игру. Знакомые и незнакомые люди прибывали в дом Бекингемширов, чтобы на него поглазеть. Его внимание привлекли шепот и неуклюжий реверанс леди, и он, нахмурившись, посмотрел в ту сторону.
   В комнату ворвался принц Уэльский, рядом с ним стояли полковник Хангер и мистер Фокс.
   – Нет, нет, Армитидж, не вставай, – приказал наследник трона. – В этих обстоятельствах я не настаиваю на церемониях – это может повлиять на твою чудесную игру. О ней уже говорит весь город!
   – О, сэр! – защебетала леди Бек. – Это величайшее событие нынешнего сезона – да и любого другого. Никто из нас не ложился спать. Те, кто напился, успели протрезветь – и снова напиться!
   Гаррик пригласил принца сыграть, зная, что в случае победы он вряд ли получит свой выигрыш сразу. Его королевское высочество задолжал уже сотни тысяч фунтов – архитекторам, художникам, меблировщикам, портным и торговцам.
   – Пожалуй, мне стоит принять участие в этом историческом событии, – весело заявил молодой принц. – Уверен, я сыграю лучше тебя, Джорджи! – шутливо обратился он к полковнику.
   Невероятно, подумал Гаррик – он внезапно превратился из лондонского парии в сенсацию Лондона. Принц, решит он, будет его последним противником. Высчитывать вероятности и вести счет он уже устал, и его энтузиазм начал слабеть.
   И кстати, вспомнил он, в доме его кузины что-то случилось.
   Принц Уэльский не собирался проигрывать – он приехал к леди Бек, чтобы победить чемпиона. Его мясистое лицо выразило детскую обиду, когда Гаррик быстро выиграл у него несколько взяток.
   Принц хлопнул по столу восьмеркой червей и заявил:
   – Я думал, ты бросил посещать игорные дома, Эвердон. Пришел испытать свое умение против этого парня? Черт меня побери, да он просто колдун!
   Взяв взятку, Гаррик посмотрел на отца и произнес холодно, чеканя слова:
   – Говорят, что детям дьявола дьявольски везет.
   С той же холодной невозмутимостью, с какой он расправлялся с аристократами и простолюдинами, он победил члена королевской семьи. Но теперь он не мог бросить игру, и не имело значения, насколько он был готов к этому. На него смотрел барон, и он должен был выиграть.
   Принц отдал ему свою долговую расписку и пошел поговорить с лордом Бекингемширом.
   – Что привело тебя в это гнездо порока? – спросил Гаррик барона.
   – Интерес, – ответил Эвердон, завладевая пустым креслом.
   – Ты хочешь бросить мне вызов? Ведь ты поклялся никогда больше не играть в карты.
   – Но ты же хочешь, чтобы я нарушил свою клятву, разве нет?
   Он хочет? Да, конечно – его главным желанием было увидеть осунувшееся, костлявое лицо отца именно за игровым столом.
   Одним движением он смел карты со стола:
   – Новую колоду!
   – Я сыграю только одну сдачу, – твердо заявил барон. – Я не ставлю на кон деньги. Только это. – Он снял с пальца золотой перстень с печаткой и положил его на сукно.
   Гаррик поставил два столбика гиней, хотя перстень стоил гораздо меньше. Сиберри не дал бы за него больше двадцати фунтов, подумал он с сарказмом.
   Большинство игроков теперь окружили принца. Ни один из тех, кто остался у стола, не расценивал шансы Эвердона как высокие.
   – Ты помнишь свою последнюю игру? – спросил Гаррик, открывая колоду.
   – Отлично помню. А, ты сдаешь. Мне повезло – я уже давно не практиковался.
   Блеф! Насколько было известно Гаррику, Эвердон и его жена каждый вечер играли в пикет у себя дома.
   Ни Гаррик, ни барон не могли объявить карт-бланш. Как сдающий карты, он мог сбросить только три карты; из нерозданных он взял бубновую восьмерку, которая была нужна ему для дальнейшей игры. Его пульс задергался, пока он ждал, что объявит Эвердон.
   – Четыре карты.
   – Сколько всего?
   – Тридцать четыре очка.
   Значит, у него комбинация из десятки, девятки, восьмерки и семерки.
   – Плохо, – ответил Гаррик, с трудом скрывая торжество.
   Лучшей комбинацией барона оказалась большая терция – туз, король, дама, – которая стоила всего три очка. Гаррик получил восемнадцать очков. Его карты были невероятно, фантастически сильны – игра, которую он надеялся выиграть мастерством, была решена простым везением при раскладе.
   Они продолжили игру. Гаррик взял восемь взяток, Эвердон – четыре.
   Гаррик победил, и довольно уверенно. Он побил своего отца.
   Эвердон передал ему золотой перстень:
   – Он твой.
   – Я дам тебе шанс его отыграть.
   – Нет, оставь его себе, – попросил барон. Его карие глаза со значением посмотрели на Гаррика. – Я получил его от моего отца.
   Гаррик взял перстень и надел на палец. Перстень подошел идеально.
   – Сколько ты выиграл?
   – Понятия не имею, – пожал Гаррик плечами. – Думаю, достаточно. – Он поднялся с кресла. – Я закончил, – заявил он.
   Головы повернулись в его сторону.
   – Что ты говоришь, Армитидж? – спросил принц. – Больше не играешь?
   – Зачем ему? – засмеялся Моллюск. – Гарри, может, помочь тебе сосчитать выигрыш?
   – Честно, я и в самом деле закончил – навсегда, – уточнил Гаррик. – До тех пор, пока жив, я не буду играть в карты. Клянусь памятью моей матери. – Он перекрестился и добавил: – Упокой Господь ее душу.
   – Аминь, – тихо сказал барон.
   Гаррик собрал клочки бумаги. Черт, сколько же у него было противников? Он старательно подводил итог – пять тысяч, восемьсот, шесть тысяч, тринадцать тысяч...
   – Тысяча двести гиней наличными, – сообщил Моллюск.
   – Всего двадцать шесть тысяч.
   – Смотри, ты не заметил вексель от его королевского высочества. Двести пятьдесят.
   Гаррик ухмыльнулся:
   – Леди Бек, вы должны одолжить мне свой мушкетон и пистолеты. Это будет катастрофа, если меня ограбят по дороге в дом моей кузины!
   – Здесь всего лишь пара шагов, – заметила она, подавив зевоту.
   – Мы проводим тебя, – предложил принц. – Пойдемте, Хангер, Парфитт. Мы будем эскортировать лорда Гаррика, самого выдающегося игрока Британии.
   – Бывшего игрока, – поправил Гаррик, набивая карманы сюртука векселями и гинеями.
   Конечно, Лавиния, как и весь Лондон, знает, где и как он провел всю эту ночь и утро. Он был разочарован тем, что она не машет ему из окна и не ждет у входа, – ему необходим был свидетель его триумфального возвращения домой.
   Селвин впустил его в дом. Он прервал поток поздравлений дворецкого:
   – Где леди?
   – Мадам в своей гостиной с...
   Он не услышал остального и бросился по лестнице, прыгая через ступеньки.
   – Франческа, Лавиния!
   В гостиной он обнаружил троих, но среди них не было той, которую он жаждал увидеть.
   – Гарри, – выдохнула кузина с облегчением. – Наконец-то!
   – Эдвард, я не знал, что ты в городе! Мистер Шоу! – Он ударил себя кулаком по лбу. – Бог мой, я ведь должен был свидетельствовать в Олд-Бейли! Вот что хотел сказать Карло, когда он... о, мне очень жаль. Я совсем забыл об этом.
   – Мистер Уэбб осужден, милорд, – объявил адвокат. – Его приговорили к ссылке, и он проведет четырнадцать лет в исправительной колонии в Новом Южном Уэльсе.
   – Тогда почему у вас такие мрачные лица? – Он подошел к кузине, вытащил ее из кресла и попытался закружить по комнате.
   – Гарри, не надо! У меня плохое настроение, и у тебя будет такое же, когда ты услышишь то, что мы хотим тебе сказать.
   – Вы ждете, что мне будет жаль этого негодяя, эту грязь?
   – Это о Лавинии.
   Он перестал резвиться.
   – Где она, черт возьми?
   – Ей пришло срочное письмо. Ее сестра заболела, она может не выжить. Вчера в восемь часов вечера Лавиния уехала из Лондона в Ливерпуль на ночной почтовой карете.
   Об этом, конечно, и пытался сказать ему Карло. Мистер Шоу собрал свои бумаги.
   – Я прибыл в неподходящий момент. Я просто хотел проинформировать вас, лорд, и леди Лавинию о приговоре, вынесенном Уэббу. Я буду рад обсудить с вами подробности в удобное для вас время.
   – Вот. – Гаррик протянул ему пригоршню гиней. – Раздайте их на Флит-стрит, среди печатников. Уговорите их не упоминать имя леди в своих проклятых газетах.
   – Я сделаю все, что смогу. – Адвокат поклонился герцогу и Фрэнсис Рэдсток и вышел.
   – Я еду за Лавинией, – объявил Гаррик.
   – Что? – взорвался его брат.
   – Почему? – спросила кузина.
   – Потому что она в беде, и я ей нужен.
   – Гарри, ты трезв? – осведомилась Фрэнсис.
   – Трезв как судья. Ньюболд не поехал с ней, ведь так?
   – Нет. Она расторгла помолвку.
   – Хорошая девочка, – заметил он вполголоса.
   – Гарри, ты не можешь помчаться за этой девчонкой, – твердо произнес Эдвард. – А как же скачки в Эпсоме? И в Ньюмаркете?
   – Ты не беспокоился о том, что я пропущу скачки в Эпсоме и Ньюмаркете, когда приказал мне уехать на континент, разве не так? Когда я бросил Серену Холси, ты избавился от меня – ради собственного спокойствия. Теперь, когда я еду по своей воле, ты требуешь, чтобы я остался. Прости, но я не могу. Я потерял мать, и я знаю, как несчастна и напугана сейчас Лавиния.
   – Гарри, – вставила Фрэнсис, – она сказала, что не может выйти замуж за Уильяма из-за тебя. Ты тоже ее любишь?
   – Больше жизни, больше чести – и больше моей семьи.
   – И все это время ты позволял мне думать, что ты ненавидишь ее? Лучше бы ты не обманывал меня.
   Он увидел боль в глазах кузины, и это задело его за живое.
   – Да, так было бы лучше. Я желал Лавинию с того дня, как впервые встретил ее, а в Лэнгтри я узнал, что она испытывает те же чувства ко мне. Но тогда ты уже толкала ее в объятия Ньюболда, а затем Эдвард намекнул, что я должен жениться на Кэролайн Роджерс. Поэтому Лавиния и я собирались сбежать, но нам помешал этот проклятый Уэбб. Когда я узнал, что ее отец сидит в тюрьме, я нагрубил ей, и, прежде чем я успел с ней помириться, она уехала из Лондона. Вернувшись, она приняла предложение Ньюболда. Я был расстроен и рассержен – почти все время пил и ругал ее на чем свет стоит. Я мало сделал для того, чтобы продемонстрировать свои достоинства, – признал он. – Она гораздо лучше знает о моих недостатках. Неудивительно, что она предпочла богатство такому бродяге, как я. – Он криво усмехнулся. – Теперь у нее будет и то и другое.