Посняков Андрей. Саркофаг

   Спокойно выслушав угрозы, Максим подобострастно улыбнулся и тихо поинтересовался насчет сырья.
   – Об этом не переживай: есть один возчик – Василий… через него все получишь. Я тебя с ним сведу.
   До воскресенья оставалось два дня, в течение которых Максим с Арни работали не покладая рук. Хвостик, кстати, тоже получал бонусы – нет, к плотникам он не попадал (как с ухмылкой пояснил Акимыч, «молодой ишшо»), однако получил право один день «бездельничать», подметая ангар, пока остальные корячились на полях.
   – Вот здорово, что вы на завод, дядя Макс! – восторженно радовался напарник. – Хоть людей новых повидаете, расскажете, что там да как.
   – Рассказать? – Максим усмехнулся. – Что, любопытно?
   – Конечно! – с жаром заверил подросток. – Ведь правда расскажете, да?
   – Да расскажу, расскажу, отстань. Сам еще не знаю, как там все обернется.
 
   Обернулось все хорошо, как и обещал Акимыч: в субботу вечером председатель Николай Николаевич велел Максу задержаться после отбоя для короткой беседы, в ходе которой и объявил о «достойной награде» за проявленную трудовую доблесть.
   – Завтра пойдешь, мил человек, с плотниками, поработаешь… на два фронта. – В этом месте Николай Николаевич и бригадир переглянулись и тихонько засмеялись. – Потом нам все расскажешь. Будешь хорошо работать и дальше – каждое воскресенье пойдешь с плотниками. Ну, а к зиме ближе – посмотрим.
   Горячо поблагодарив, молодой человек забрался на нары в глубокой задумчивости, не реагируя на полусонные вопросы Хвостика. Не до напарника сейчас было, ведь по ходу разговора председатель случайно обмолвился о зиме, а этот вопрос давно уже интересовал Максима – ангар явно не был рассчитан на морозы, уже и сейчас спать было откровенно холодно, а никаких попыток организовать хоть какое-то отопление не делалось. Хотя у самого входа и дымилась буржуйка и такие печки, наверное, можно было бы установить по всему коридору, однако никто этим не занимался. Более того, по некоторым отрывкам из разговоров охранников можно было догадаться, что скоро их на этих полях не будет, вот уберут урожай и… Что «и», можно было представить. Ну кому нужны морковные рабы зимой, когда убирать нечего? Ладно, где-то в мае можно затевать посадки, а до этого-то срока что? Зря кормить? Зачем… Особым гуманизмом организаторы уборки овощей не отличались… Убить или, лучше, выгнать к черту всех невольников на мороз – а дальше сами сдохнут… если в город не убегут. В город… Если б точно знать, что отпустят… однако на этот счет имелись большие сомнения – к тому же ближе к окончанию уборочных работ, невольников вдруг стали кормить, всех, независимо от трудовых успехов. Каждому по вечерам давали миску овощной баланды с каким-то непонятным привкусом… Всем, кроме плотников. Кстати, Хвостик ее тоже почему-то не ел, лишь делал вид, под шумок выливая, да и Максу сказал делать так же – мол, что-то уж больно подозрительно все это доброхотство. Тихомиров не спорил – ив самом деле подозрительно, к тому же «господа ударники» приноровились каждый день жечь костер у морковной кучи, пекли картошку, те же овощи, а охранники даже иногда притаскивали выловленную где-то в пруду рыбу – этакая вот идиллия…
 
   Воскресным утром, туманным и промозглым, все, как всегда, поднялись спозаранку. Максим сразу же пристроился к плотникам – хмурым неразговорчивым парням. В отличие от тех же морковных рабов, это были вовсе не доходяги, впрочем, и не особо упитанные, обычные молодые мужики. С ними, под особым конвоем, и зашагал Максим, сначала по идущей у поля дорожке, затем по шоссе. На ходу никто не разговаривал, так, проскакивал иногда весело-злой матерок, да что-то кричали друг другу охранники на гнедых сытых конях. Вот тоже интересный вопрос: чем они лошадей-то кормят? Наверное, где-то рядом выращивают и овес, а летом косят сено.
 
   Впереди, за заводом (впрочем, лучше сказать, за заводами: «Тойота», «Дженерал Моторс», «Опель» – чего тут только не было), высилась громада храма Воскресения Христова, купол которого тускло светился в густом желтоватом тумане, скрывавшем также и верхние этажи многоэтажных жилых комплексов, ныне в большинстве своем брошенных – лишь из немногих окон торчали дымящиеся трубы буржуек. Похоже, трехглазым и тем, кто за ними стоял, заводы были зачем-то нужны, а местные жители – нет, вот последних и вынудили убраться… если вообще не убили. Остались одни охранники, возчики и такие типы, как Акимыч или председатель. Да, на улице совсем не было видно детей… значит, и вправду обычные люди здесь уже давно не жили.
   Пока стояли у перегораживающих шоссе ворот, кое-кто из плотников украдкой крестился на храм Воскресения либо на часовню святой Ксении Петербуржской, также расположенную поблизости. Тихомиров тоже перекрестился, попросив помощи во всех делах.
   Сверив плотников по бригадирскому списку, охранник махнул рукой – ворота медленно отворились, и невольники, быстрым шагом пройдя по шоссе, сошли на повертку к заводам. Новенький, наверное, года два-три, асфальт еще не успел потрескаться. Видать, иностранцы дорогу строили как положено, а не как принято у нас. На проходной плотников обыскали, не особенно тщательно, так, проформы ради, после чего всех скопом отправили в цех, точнее сказать, бывший цех – огромное полутемное помещение со множеством станков и застывшим конвейером с красавицами-«тойотами», увы, уже никому не нужными. Часть машин находилась в стадии сборки, штук десять уже были собраны и стояли у самого входа, полностью готовые к продаже… которой так и не дождались. Все тут потихоньку гнило, приходило в упадок, о чем красноречиво свидетельствовали груды самого непостижимого хлама, строительный мусор, пыль и бегавшие повсюду крысы – видать, один из многочисленных бывших цехов (а может, и не один даже) приспособили под овощехранилище или перевалочную базу.
   Миновав этот цех и, следом за ним, другой, столь же запущенный, плотники оказались в достаточно светлом помещении, видимо бывшей модельной: вокруг стояли деревообрабатывающие станки, а на полу были аккуратно разложены инструменты – ножовки, молотки, стамески и все такое прочее.
   В этот день делали рамы для окон – не столь уж это оказалось и сложно. Никто из плотников с новичком не разговаривал, хотя многие и кидали любопытные взгляды, а впрочем, эти люди не общались и между собой, за чем строго следила охрана. Да и некогда было – работали индивидуально, до тех пор, пока где-то часа в четыре бригадир не стукнул в рельс:
   – Ну, вот и ужин.
   Максим бросил взгляд в окно – еще даже не начинало темнеть, не рановато ль для ужина-то?
   Что ж, как скажете…
   Вместе со всеми он прошел в обычную заводскую столовую, где, к большому удивлению Макса, обнаружился горячий и неимоверно вкусный борщ, которого наливали, не жадничая, – хлебай, не хочу! Был даже хлеб – тоже местной выпечки, из не особенно-то качественной муки, плохо пропеченный, серый, но и то было сейчас за счастье! В ангаре-то вообще никакого хлеба не выдавали.
   Плотно поужинав или, скорей, пообедав, молодой человек откинулся на спинку стула, ощутив непередаваемое блаженство от обычной, нормальной человеческой пищи. Даже потянуло в сон, однако поспать не дали – встав из-за стола, бригадир (угрюмый неразговорчивый верзила с перебитым носом боксера и маленькими белесыми глазками, которого звали почему-то Мухой) повелительно махнул рукой и хмыкнул:
   – Пошли на главное дело, парни!
   Все оживились, кое-кто даже пригладил пятерней растрепавшиеся волосы…
   Пройдя вслед за бригадиром по полутемной подсобке, сплошь заставленной какими-то ящиками и деталями, плотники поднялись на второй этаж, оказавшись в неожиданно светлом коридоре, с одной стороны которого, словно в какой-нибудь школе, располагались сплошные окна, по другую же сторону – двери. Одна за другой, под номерами, от единицы до… тридцати пяти, что ли, Максим не успел рассмотреть. Подойдя ближе, бригадир грубо толкнул его в плечо и гаденько ухмыльнулся:
   – Ну, что стоишь? Заходи, бычок-производитель.
   Молодой человек послушно открыл дверь и вошел в небольшую, площадью метров восемь-девять, комнатку с просторной двуспальной кроватью, тумбочкой и торшером. Торшер, конечно же, не горел, и свет проникал через расположенное прямо над дверью оконце.
   Однако вовсе не это поразило сейчас Максима…
   На кровати, обняв себя руками за плечи, сидела абсолютно голая девушка, крашеная блондинка лет двадцати – двадцати пяти с приятным круглым лицом и ярко-голубыми глазами. Сидела, ничем не занимаясь, просто тупо уставившись в стену.
   – Здравствуйте… – останавливаясь у порога, озадаченно промолвил Макс. – Мне сказали, сюда идти…
   – Ну, заходи, раз сказали. – Девчонка, ничуть не стесняясь, улеглась на кровати. – Ложись, делай свое дело. Раздевать я тебя не буду… уж сам. Ну? Чего ж ты стоишь? Новенький что ли?
   – Новенький, – тихо признался гость.
   – Я так и подумала… Ну, давай же! Иначе… сейчас вот заглянут в дверь, а мы тут просто сидим. Ну, раздевайся, ложись же!
   Тупое безразличие в голубых глазах девушки явственно сменилось страхом…
   – Ну пожалуйста… делай!
   Пожав плечами, молодой человек быстро сбросил с себя одежду и лег, догадываясь уже, почему так хмыкали и переглядывались Акимыч и председатель. Ясно – публичный дом для особенно ценных работников! Так сказать, премия за ударный труд.
   А девчонка вдруг вскочила, схватила Максима за руку, притянула к себе, прижалась теплой, быстро твердеющей грудью, с неожиданным пылом поцеловала в губы…
   – Эх…
   Молодой человек не знал, что и делать, наверное, ведь то самое и делать, зачем, собственно говоря, пришел. Улыбнулся, погладив девушку по спине:
   – Тебя как зовут-то, ма шер?
   – Какая тебе разница?
   Обворожительно улыбнувшись, жрица несвободной любви повалилась на постель, увлекая за собой гостя…
   Впрочем, долго блаженствовать им не позволили, застучали в дверь:
   – Все! Пора. Уходим!
   А за окнами темнело уже – надо же, как быстро пролетело время.
   – Ну… пока…
   Быстро натянув на себя одежду, Максим чуть смущенно улыбнулся и даже сделал попытку поцеловать девчонку, однако та равнодушно отстранилась:
   – Не надо. Не ты первый…
   Не ты последний – такое, как видно, было бы продолжение.
   Пожав плечами, молодой человек вышел, на пороге остановился, махнул рукой – девушка даже бровью не повела, снова тупо уставилась в стену.
   Да-а-а… вот и поговорили…
   А в общем-то Макс вовсе не корил себя за то, что вот так взял и воспользовался, в конце концов, он же был нормальный мужик, без всяких сексуальных отклонений. Да и девчонка удовлетворение получила – уж в этом-то можно было не сомневаться.
   Плотники вновь прошли по тем же цехам, мимо недоделанных авто, вышли во двор, остановились, поджидая своего где-то замешкавшегося бригадира. Максим с любопытством рассматривал залитый серым асфальтом двор с пробивающимися кое-где кустиками. Неподалеку, у проходной, ржавели уткнувшиеся в забор легковушки – две раздолбанные «лады»-«десятки» и горбатый «ниссан-ноут». Выбитые стекла, распахнутые в салон двери – видать, в машинах что-то искали, и явно – не их хозяева. Надеялись поживиться… или поживились. У всех автомобилей недоставало колес – открутили да поставили на гужевые телеги? Все может быть.
   Пока ждали Муху, Тихомиров, беззаботно заложив руки за спину, прошелся вокруг «ноута»… незаметно открутил крышку бака… А бензинчик-то был!
   Максим, вконец обнаглев, пошатал машину, прислушался – ну вот он, плескается! Наверняка не девяносто второй… жаль только, без колес не поедешь.
   – Ты что там бродишь? – грозно окликнул Макса появившийся наконец бригадир.
   – Смотрю. – Молодой человек улыбнулся и пожал плечами. – Когда-то хотел точно такую купить. Нравилась.
   – Когда-то и мы много чего хотели, – неожиданно философским тоном заявил Муха. – А теперь… Ладно, давай в строй, уходим.
 
   Вечером, точнее сказать, ночью Хвостик, конечно же, пристал с расспросами. Максим отвечал односложно, делая вид, что умаялся. Потом всю неделю до воскресения вновь работали на полях – убирали турнепс. Бригадир Акимыч никаких вопросов не задавал, лишь ухмыльнулся, но в субботу дал понять, что пора бы уже начинать действовать:
   – Хлама там всякого много, в цехах тоже есть где спрятаться, и Василий, ежели что, прикроет. Там кочегарка, печи… там можно… Ну, Вася знает.
 
   Возчик Василий – интеллигентного вида парень лет двадцати пяти, долговязый брюнет с легкой небритостью – утром, едва только плотников ввели во двор, подошел сам, громко здороваясь с бригадиром. Поболтав с Мухой, махнул рукой, посмеялся да, словно бы невзначай, подошел к Тихомирову:
   – Ты – Макс?
   – Я. А ты – Василий?
   – Василий, Василий… – Возчик явно спешил высказаться. – Слушай и не перебивай. После работы постарайся попасть в двенадцатый номер, там девка сговорчивая… Че ты лыбишься-то? Я не в том смысле… Короче, договоришься с ней, чтоб подстраховала, можешь на меня ссылаться… сам же будь начеку… как придет время, я в дверь стукну… Все понял?
   – Угу. Двенадцатый номер. Сговорчивая девка. Только вот о какой страховке с ней договариваться-то?
   – Чтоб не стуканула, что ты с ней не был, балда! Ну, Леночка – девка хорошая. Правда, долго ей здесь не жить…
   – Почему не жить?
   – Ладно, пошел я…
   В этот момент к обоим подошел уладивший формальности с охранниками бригадир. Ухмыльнулся:
   – О чем базар?
   – Да вот, земляка встретил, – во весь рот ухмыльнулся возчик. – Тоже на Петроградке когда-то жил.
   – Все-то у тебя земляки. – Верзила нехорошо прищурился. – Ты когда-то мне плеточку обещал, Вася. Забыл?
   – Да ты че?! Помню. На днях подгоню. Понедельник-вторник… там парень нужный приболел что-то.
   – Ладно. – Бригадир вроде бы успокоился и махнул рукой плотникам: – Пошли.
 
   Опять часов до четырех занимались плотницким делом – на этот раз выстругивали какие-то полозья, как понял Максим, – для саней. Похоже, здесь-то, на заводе, к зиме готовились… в отличие от овощных полей.
   Потом снова был обед, опять борщ – пусть однообразно, но сытно, – и снова лестница, коридор с окнами… На этот раз Тихомиров подсуетился, вбежал в первых рядах, быстро считая двери: вторая, третья… десятая… Ага – вот он, двенадцатый номер. Внаглую, без всякого стука, Макс распахнул дверь.
   На этот раз в кровати сидела не та голубоглазая туповатая флегма, а девушка поинтереснее во всех отношениях – и фигуркой, и стреляющими карими глазками, смазливая брюнеточка, причем одетая – в желтой короткой маечке и голубых шортах с белыми лампасами, этакая юная спортсменка общества «Трудовые резервы».
   – Физкультпривет! – плюхаясь на кровать, жизнерадостно поздоровался Макс. – Ты – Леночка?
   – Ну я… А ты кто?
   – Я – Максим. Привет тебе от Василия. Он тут просил кое в чем помочь.
   – А чего сам не зашел? – встрепенулась девчонка. – Хотя понятно… не время. Так чем помочь-то?
   – Да мне бы… чтоб я вроде бы как у тебя был…
   – Понятно. – Леночка усмехнулась. – Опять Васек какую-то аферу замыслил. Ох, попадется когда-нибудь. Ладно – договорились.
   Максим оглянулся на дверь… и почувствовал на своих плечах девичьи руки. Обернулся…
   – А ты ничего! А ну-ка…
   Нежно обняв гостя, девушка поцеловала его в губы… и долго-долго не отпускала, пока не стало трудно дышать. Лишь только тогда отпрянула, расхохоталась, быстро расстегивая на Максе куртку. Карие, с золотистыми чертенками-искорками глаза Леночки широко распахнулись, розовые, чуть припухлые губки приоткрылись, обнажив жемчужной белизны зубки, грудь под маечкой явно набухла, твердые соски выпирали острыми соблазнительными бугорками…
   – Ах. – Девушка потянулась, словно кошка, обнажая животик с темной ямочкой пупка… потом снова припала к губам Максима…
   Молодой человек уже не смог сдерживаться, да и не хотелось обижать девушку, тем более такую вот… такую…
   О, как она ловко работала руками, эта Леночка! Макс и опомниться не успел, как уже оказался без единой одежки… да и сам не тратил зря времени, руки его давно уже забрались к девчонке под майку, поласкали спинку, грудь… И вот уже желтая маечка полетела в угол.
   Застонав, Леночка откинулась на спину. Максим подался вперед, целуя девушке грудь, пупок… вот стащил шортики…
   Ах, как это было здорово – наслаждаться этим грациозно-податливым телом, ласкать грудь, не очень большую, но и не маленькую, как здорово было прижаться к этому плоскому животику, обнимая девчонку за плечи… Нет, это не был чисто животный секс, как, к примеру, с той блондиночкой, о нет, это была настоящая любовная игра – с прелюдией и нежным переходом к главному, игра, в которой удовольствие получали оба, которую хотелось продлить, продлить, продлить… как можно дольше…
   Наконец партнеры в изнеможении расслабились, улеглись, лаская друг друга… И тут вдруг раздался стук в дверь. Тот, которого и должен был ждать Максим.
   Молодой человек оделся в секунды, подскочил к двери:
   – Кто?
   – Пошли уже… Да я это, Василий.
   – Так входи…
   – Некогда уже…
   Тем не менее возчик все же распахнул дверь, с чувством кивнув Леночке, одарившей его столь многообещающим взглядом, что Максим почувствовал вдруг укол ревности… хотя у него и мысли-то не должно было бы возникнуть ни о чем подобном!
   – Удачи! – крикнула им вслед Леночка, осторожно прикрыв дверь.
   – Вижу – договорился, – с усмешкой произнес Василий. – Сейчас идем в цех – запоминай дорогу, обратно пойдешь один.
   Они прошли мимо бойлерной, к весовой и от нее дальше, по темному коридору. Цех оказался не таким уж и большим, но захламленным донельзя: какие-то разломанные ящики, провода, детали, канистры, старые и новые – вперемешку – станки, железные, выкрашенные в оранжевый цвет ребра, в которых Тихомиров чуть позднее признал части строительного подъемного крана. В общем, хватало всего.
   – Ну вот. – Остановившись посреди цеха, Василий обернулся и обвел все это богатство руками с таким видом, будто оно принадлежало лично ему и действительно было богатством, а не кучей старого хлама. – Смотри, бери, что надо, делай. Сюда ведь никто не ходит.
   – Мда-а… – озадаченно протянул Макс. – А если понадобится что-нибудь припаять?
   – Вон там, у верстаков, розетки. Там и паяльники… Я-то сам в этом не разбираюсь – чистой воды гуманитарий, ну а ты – действуй.
   – Розетки… А что, тут и электричество имеется?
   – Да, забыл сказать… включают на пару часов в день – от ветряков, они там, с той стороны установлены, со двора не видно. Только уж электричество тебе придется самому ловить – всегда включают по-разному, глядя по надобности. Да и на небо в окна посматривай – как начнет темнеть, значит, и тебе пора. Не забудь! И помни, если что, никто тебя прикрывать не будет. Сам ушел, сам в цех забрался… короче, самому и выпутываться.
   – Понял.
   Оставшись один, молодой человек принялся перебирать хлам – быстро отыскал вполне подходящие для змеевика трубки, пару краников, емкость из нержавейки… канистру… к ней бы еще какой-нибудь шланг. Здесь посмотреть… а если что, может, найдется в багажнике, если не у «ниссана», то у «десяток» – должен бы…
   Тихомиров в первую очередь рассуждал о побеге, огромный город лежал прямо под боком, можно сказать – манил, оставалось лишь отсюда выбраться, а уж спрятаться потом особого труда не составит, чай, Санкт-Петербург, не какая-нибудь Жмеринка!
   Максим выбрался из цеха даже раньше времени, заглянув в коридор, осмотрелся и быстро проскользнул в двенадцатый номер. Успевшая уже натянуть шорты и маечку Леночка, казалось, ничуть не удивилась. Обернулась с улыбкой:
   – А, это ты…
   Встав с кровати, она подошла ближе и повернулась спиной:
   – Посмотри-ка, что у меня там, между лопатками… чешется… Фурункул, что ли, вскочил?
   Макс живо подтянул маечку, погладил девушке спину…
   – Ну да – фурункул! С голубиное яйцо!
   – Да ну тебя, скажешь тоже… Ах…
   Молодой человек уже целовал Леночке как раз меж лопатками, руки его скользнули к животику, поласкав пупок, поднялись выше, к груди… потом опустились на бедра, враз стянув с девушки шорты…
   Юная жрица любви игриво обернулась, подмигнула:
   – Ну, давай же… Давай…
   И снова бурный восторг, наслаждение и поток страсти овладели молодым человеком настолько, что он и не сразу сообразил, что снаружи, в коридоре, кто-то давно уже матерится на чем свет стоит зычным голосом… Вот резко распахнулась дверь…
   – А, ты тут, с Ленкой. Давай выходи уже, потом наиграешься.
 
   Во время следующего своего визита Максим все же успел соорудить самогонный аппарат, почти такой же, какой когда-то делали отец с двоюродным дядькой. Со сверкающей нержавейкой емкостью, с краном и загадочно мерцающим змеевиком, аппарат напоминал часть космического корабля.
   Запрятав сотворенное чудо среди старых покрышек, молодой человек прихватил канистру и, оглядываясь по сторонам, подтащил ее к «ниссану»… Поставил – как раз уже начинало темнеть, и надо было бы идти к Леночке, но… имелось пока иное дело, куда более важное.
   В багажнике одной из «лад» нашелся вполне подходящий шланг, его Тихомиров и приспособил, воткнул в бензобак «ниссана», втянул в себя воздух… Тьфу ты!!! Ладно, пошел ведь бензин таки, полился, теперь быстро подставить канистру… вот! Закрыть… спрятать вот здесь же, под машину…
   Едва управился, хху-у-у… Кажется, никто не заметил – охранники у ворот далеко, да и темновато уже.
   Одно дело сделано… теперь бы осторожненько пробраться в двенадцатый номер… Ага… пробрался, блин!
   На выходе из цехов возникла могучая фигура бригадира Мухи.
   – А, вот ты где, – подойдя к Максиму, усмехнулся тот. – Что-то рановато… Ленка не понравилась?
   – Да лепечет всякую дурь, понимаешь…
   – Бывает. – Муха расслабленно закурил, дожидаясь, когда у ворот соберутся все плотники. – Не только у Ленки – у всех. Заходит иногда ум за разум. Ты вот что – в таких случаях возьми какой-нибудь шланг да отстегай девку как следует. Поможет! Серьезно тебе говорю. А Ленка… она давно тут. Дольше всех, слишком много про всех знает. Потому наши ее и не любят, хоть и девка красивая и все при всем… А ты, я смотрю, на нее запал. Бывает… И все ж таки – про шланг помни. Дело говорю – проверено.
   Поблагодарив за хороший совет, Тихомиров вместе со всеми отправился за ворота, подмигнув встретившемуся по пути Василию. Тот быстро соскочил с телеги, подбежал, угостив бригадира папиросой, зашагал рядом – «общался с землячком».
   – Все готово, – улучив момент, негромко доложил Максим. – Аппарат сделан, надо бы испытать.
   – Испытаем. – Возница довольно кивнул. – В воскресенье, в бойлерной.
   – А не попадемся? Там ведь обычно народ…
   – Не будет там никого в это воскресенье, – расхохотавшись, Василий понизил голос. – Точно тебе говорю: трехглазые за мясом придут.
   Вот над этой последней фразой Тихомиров размышлял на протяжении всего пути, и мысли его, надо сказать, были безрадостны. Кто такие трехглазые, он хорошо знал, но вот «мясо»… «за мясом придут»… Максим догадывался, за каким именно «мясом»…
   Значит, в воскресенье… Пожалуй, тянуть уже было нечего – уборочная страда явно заканчивалась, а до того выглядевшие полнейшими доходягами невольники вдруг стали стремительно пухнуть, скорее всего под влиянием той гадости, что подмешивали в похлебку. Да не «скорее всего», а именно так и есть!
   А в субботу произошло еще одно событие, не просто укрепившее желание Макса бежать, но сделавшее его единственно возможным выходом.
   Он и раньше-то замечал, что Хвостик стал вольничать, позволяя себе даже ночные отлучки – болтал с охранниками или с бригадиром, но как-то не придавал этому значения – ну расслабился парень, понять можно. Правду сказать, и общаться-то среди морковных рабов было не с кем – Профессор совсем деградировал, а об остальных и говорить нечего. Ту же самую потребность – общаться – испытывал, конечно, и Макс, хотя и в значительно меньшей степени, нежели его юный напарник, все-таки круг знакомых у молодого человека в последнее время значительно расширился. И тем не менее иногда хотелось поболтать и вечером, на сон грядущий. Обычно беседовали с Арнольдом – с кем еще-то? Но парень стал вдруг все чаще уходить, и – странно – охранники смотрели на это сквозь пальцы, наверное, потому, что им и самим было скучно, а может, потому, что болтал Хвостик только лишь с бригадиром. Хотя…
   В субботу вечером, сразу после отбоя, Тихомиров как раз и задержался с Акимычем, точнее сказать, бригадир его сам остановил поговорить о самогонке. О приятном, так сказать, о предвкушении праздника.
   – Завтра выгоним первачок! – тут же похвастал Максим. – Аппарат готов, бражка у Василия давно бродит. В бойлерной расположимся… Выгоним! Так что, Акимыч, завтра ближе к ночи готовься пробу снимать!
   – Всегда готов! – по-пионерски бодро отрапортовал бригадир и тут же пригласил: – Садись, почаевничаем, погутарим.
   Да-а… видать, и Акимычу не хватало общения.
   Блаженно вытянув ноги, бригадир сидел сейчас у буржуйки на председательском стуле.
   – Бьется в тесной печурке огонь? – ухмыльнулся молодой человек. – Чайку – с удовольствием, спасибо. Сейчас вот только схожу куртку брошу.