Посняков Андрей. Враг императора

   Хотя, конечно, заговор определенно был – старая лиса Моген Даш обычно о пустышках не информировал. Все расследование, по сути, прекратилось где-то к июлю-августу, точнее сказать – приостановилось по приказу начальства. И вот только сейчас, осенью, кто-то из этой троицы нанес упреждающий удар! Долго же выжидал, однако.
   Вычислить, этого человека нужно было вычислить, и вычислить, как можно быстрее – вполне возможно, для поиска беглеца он привлечет и свои – пока еще неведомые – силы. Хотя, с другой стороны, может, ему просто выгоднее будет Лешку убить? Почему бы нет? Тихонько так вычислить, да послать человечка – не говоря худого слова, всадить под ребро нож. Очень простой и экономящий время, силы и нервы выход. Дескать, сбежал обвиняемый из-под стражи – значит, признал свою вину. А затем – сгинул, пропал, растворился.
   Да! Вот именно! Ведь с ним, старшим тавуллярием Алексеем Пафлагоном, именно так и хотели поступить – казнить как можно быстрее, по сути, без суда и следствия. Значит, кроме официальных поисков, следовало опасаться убийц. Интересно, установили ли они уже в качестве лешкиного пристанища дом Григория? Ежели еще нет, так в скором времени установят, хорошо хоть успел Алексей семью подальше отправить – теперь-то уж его потруднее будет ловить, крючка-то нету!
   И есть возможность нанести первый удар самому! А для того нужно возобновить расследование – вычислить, установить того самого вельможного заговорщика! Пока только это, а дальше видно будет.
   За подобными мыслями беглец провел всю вторую половину дня, до самого позднего вечера, и только лишь когда за окном совсем уж стемнело, задул светильник да повалился спать.
   Однако поспать не дали!
   Сначала снизу, с первого этажа послышался какой-то шум: ругань, крики, удары – по всей видимости, это предались своим обычным занятиям вернувшиеся с работы дебоширы-плотники, о которых и предупреждал на стене прежний жилец, точнее сказать – уже давно не жилец.
   Алексей вообще-то чувствовал себя уставшим, и раздающийся снизу шум беспокоил его лишь на первых порах. Потом непривередливый постоялец уснул, да так крепко, что даже громкий стук в дверь едва смог его разбудить.
   Спрятав под покрывалом кинжал, Лешка зажег свечу и подошел к двери – вероятно, это хозяйка доходного дома принесла ужин.
   – Кто?
   – Извините, ради бога, вы не поможете? У меня тут заклинило дверь…
   Голос был тонкий, жалобный. Та самая «похотливая шлюха», что вполне даже художественно изображена на стене? Вообще-то, если заклинило дверь, так внизу имеются профессионалы – плотники, целая дюжина, и вряд ли они откажутся услужить разбитной веселой девице…
   – Плотники отказываются, – пожаловались за дверью. – Непомерную плату требуют, сволочуги.
   Отказываются? Однако… Может, просто девка – уродина, от того и «похотливая шлюха»? Нет, некрасивых девок в природе не существует, особенно – для пьяных плотников. Тут что-то другое… Что?
   В конце концов любопытство пересилило осторожность, да и с другой стороны, подобное затворничество выглядело бы слишком подозрительно для странствующего молодого философа.
   – Сейчас, погляжу, что там у вас с дверью!
   Старший тавуллярий отодвинул засов…
   Нет, это была не девка! Парень. Обычный, скромненький такой, вьюнош с тонким приятным лицом и светлыми, ниспадающими на плечи кудрями. Этакий херувим.
   – Меня зовут Епифан, я ваш сосед… Если не затруднит, помогите! Вот, у меня и стамеска имеется – у плотников попросил. Только вот у самого сил не хватает.
   Ах, Епифан, значит! Тот самый, что прописан «содомитом», сиречь – гомосексуалистом. Ишь, скромником прикинулся, черт! Заклинил, собачина гнусная, дверь, и теперь вот, завлекает в свои сети честных философов. Хорошо, прежний жилец предупредил!
   – Пожалуйста, господин.
   Взгляд юного извращенца был настолько настойчиво умоляющ, что Лешка решил – помогу. Но только пусть попробует сделать хоть какой-нибудь грязный намек!
   – Давай сюда свою стамеску!
   – Вот… Подождите, я принесу свечу.
   – Да есть у меня светильник, возьми.
   – Спасибо.
   Ишь ты – вежливый содомит попался.
   А дверь-то и в самом деле заклинило – почти намертво, видать, извращенец ее слишком сильно захлопнул. Слишком сильно? Старший тавуллярий искоса оглядел Епифана – худосочный и далеко не силач – нет, вряд ли такой сможет этак вот хлопнуть! Тогда кто? Бабка, что ли?
   Нет, стамеска тут не поможет, дверь-то открывалась вовнутрь. Лешка с силой толкнул – такое впечатление, будто изнутри ее кто-то держал.
   – А ну-ка, давай вместе, с разбега!
   Легко сказать – с разбега! Где тут разбежишься-то?
   И все же…
   – Ра-два… Взяли!
   С третьей попытки дверь в комнату жалобно скрипнула и поддалась.
   – Ну наконец-то! – подняв повыше светильник, хозяин комнаты переступил порог… да так и застыл с вытянувшимся лицом. Оглянулся, захлопал ресницами:
   – Что?! Что это?!
   – Похоже, мертвяк, – оглянувшись, пожал плечами Лешка. – А ну-ка, проходи, парень, не стой.
   Внизу, на лестнице, уже слышались чьи-то быстро приближающиеся шаги. Некстати! Ох, как некстати!
   Алексей быстро зашел в комнату и, захлопнув за собой дверь, задвинул засов. Прежде чем перед кем-то оправдываться, нужно было хорошенько подумать – откуда в комнате взялся труп? Судя по выражению ужаса на бледном лице Епифана, тот был явно ни при чем.
   – Кто… Кто это?
   – Я думаю – тебе лучше знать, – старший тавуллярий спокойно уселся на табурет.
   И в этот момент в дверь постучали:
   – Епифан! Огнива нет или свечки?
   Женский… нет – девичий… голос.
   Епифан дернулся было, да Лешка живо заткнул ему рот:
   – Тсс!
   – Черт, и здесь никого нет! Да куда они все подевались? Эй, Епифан! Спишь, что ли? Тьфу ты…
   Немного потоптавшись у двери, девчонка, похоже, ушла. Да, ушла – слышно было, как вновь заскрипела лестница.
   – Это кто? – кивая на дверь, тихо спросил Алексей.
   – Мелезия, соседка, – так же шепотом пояснил содомит. – Хорошая девчонка, честная… Ой! – Взгляд его вновь упал на труп. И старший тавуллярий решил, что пора заняться этим делом профессионально.
   – Подними светильник повыше.
   – Так?!
   – Да, так… Да не дрожи ты! Угу…
   На шее убитого – лысого тощего старика – зияли сизые отпечатки пальцев. Задушили! Набросились сзади. Расправились умело и быстро. Ясно – старик с кем-то беседовал, потом вдруг рванулся к двери… где и нашел свою смерть. Никто ничего не услышал – услышишь тут, когда внизу этакие буяны. Сделав свое дело – спонтанно или специально, сейчас что об этом гадать? – убийца спокойно вылез в окно – спустился во двор по платану да был таков. Интерес-сно, что это за встречи в чужой комнате?
   Лешка посмотрел на дрожащего парня:
   – Ну, еще не признал, кто это?
   – П-признал, – чуть заикаясь, неожиданно заявил тот.
   – Ну? И кто же это?
   – С-созонтий. Сосед.
   – Созонтий?!
   Вот так штука! Как раз его-то бывший жилец и призывал опасаться. Интересно – за что? А этот чертов извращенец наверняка знает больше, чем говорит. А, может, ну их ко всем чертям – эти непонятки-запутки! В конце-то концов, не Лешкино это дело, у него и своих собственных проблем – выше крыши.
   – Ой, а в руке-то у него листок!
   А ничего содомит – глазастый. И впрямь – листок. Оборванный… Ага, вот, рядом, на полу, еще обрывки…
   – Ты свети, свети, парень!
   Как видно, убийца вырвал листок из руки убитого, прочел, и, не найдя в нем ничего интересного, просто-напросто выбросил к чертям собачьим.
   Любопытно, о чем это пишут покойники?
   Старший тавуллярий составил обрывки вместе:
   – …высокий, светловолосый, глаза серые, с зеленоватым отливом. По словам Паскудницы, называет себя философом из Мистры…
   Господи! Так это же про него, Лешку!
   Интересные заворачиваются дела, ничего не скажешь! Вот тебе и спокойный приют. Отсиделся, мать вашу…
   Быстро приняв решение, Алексей строго посмотрел на дрожащего Епифана.
   – Вот что, парень, а труп-то нам надо спрятать. Вытащить в окно да подбросить куда-нибудь в кусты.
   – Подбросить? – Епифан задрожал еще больше. – Зачем подбросить?
   – А затем, что, коли его здесь найдут, так первым делом обвинят в убийстве нас – больше-то некого! Тебе лишние проблемы нужны?
   – Н-нет.
   – Вот и мне – нет! Давай-ка, затуши светильник.
   Подойдя к окну, Лешка выглянул на улицу – тьма, хоть глаз выколи! Лишь когда глаза привыкли к темноте, у окна нарисовался платан.
   – Как свистну, втащишь его в окно и подтолкнешь, – кивнув на покойника, старший тавуллярий ловко выскочил наружу и спустился по платану во двор. Огляделся, прислушался. Вроде все тихо, если не считать доносившейся со второго этажа песни. Гуляли плотнички-то!
   Кажется, здесь где-то должна быть копна сена. Ага, вот она…
   Подтащив сено ближе к окну, Алексей еще раз оглянулся и негромко свистнул… едва успев увернуться от упавшего на сено трупа.
   И тут же поднял голову:
   – Давай и сам вылезай. Что же, я тут один возиться буду?
   Парнишка послушно спустился во двор и, словно послушный солдат, застыл в ожидании приказаний.
   – Так… Этого – к забору… Стоп! Тс-сс… Вроде снаружи нет никого… Перекидываем… И – рраз! Молодец! Теперь – сами.
   И вдруг над самым забором резко вспыхнуло огниво!
   – Ловко вы тут мертвяками кидаетесь! Ого…

Глава 4
Осень 1448 г. Константинополь
Заботы и хлопоты

   Ясных не видно причин.

Клавдиан «Похищение Прозерпины»

   …Кого я вижу? Никак Епифан! И чего это ты мертвяками разбрасываешься?
   – Привет, Мелезия, – обернувшись, с самым глупым видом отозвался подросток. – А мы тут это… гуляем.
   Первым желанием Алексея было метнуть в эту так некстати появившуюся девчонку кинжал. Однако дальнейшие слова и действия Мелезии сделали сие действие не особенно нужным, уж, по крайней мере – пока. А потом – видно будет.
   – Так вы побыстрее прогуливайтесь, – понизив голос, посоветовала девчонка. – И подальше от освещенных окон.
   Тут Лешка был полностью согласен – тусклого потока льющегося из окна первого этажа света все же хватало, чтобы достаточно хорошо рассмотреть всю компанию.
   – Хватайте, – кивнув на труп, быстро распорядилась Мелезия. – Отнесем его в кусты, за развалинами. Я пойду впереди – мало ли, кто встретится?
   Над крестом церкви Апостолов висел серебристый серп месяца, несколько освещавший путь. И тем не менее Алексей с Епифаном несколько раз спотыкались, падали и, шепотом чертыхаясь, поднимали мертвое тело вновь. И тащили дальше.
   – Сюда, сюда, – время от времени оборачивалась идущая впереди Мелезия.
   Ловкая, худенькая и, кажется, весьма симпатичная – впрочем, это пока было не очень-то видно. Что там написал про нее прежний жилец? «Похотливая шлюха», кажется…
   – Вот, здесь вполне подходящее местечко. – Девушка поджидала сообщников за углом. – Тут, за кустами, ямы, никто вовек не сунется.
   – Будем надеяться, – сварливо пробурчал старший тавуллярий, запоздало коря себя за то, что ввязался в это гнусное дело, которое еще неизвестно каким боком выйдет.
   Немного передохнув, Лешка с Епифаном затащили труп старика за кусты и сбросили в темноту. Булькнула вода. Действительно – яма.
   – Теперь нескоро найдут, – шепотом произнесла девушка. – Ну, что? Пошли обратно.
   – А куда же еще-то? – ухмыльнулся Лешка и неожиданно обернулся, посмотрев туда, куда они только что сбросили труп. Подумалось вдруг: каков бы ни был этот Созонтий при жизни, а все ж не годится вот так… как собаку.
   – Давайте хотя бы молитву прочтем, – тихо предложил Епифан и тут же принялся шептать заупокойный чин. Видать – знал откуда-то.
   Алексей и Мелезия молча крестились.
   – Ну, новопреставленный раб божий Созонтий, – дождавшись, когда Епифан закончит, подвел итог Алексей. – Пусть земля тебе будет пухом. Крест сейчас ладить не предлагаю – опасно. А вот, чтобы где-нибудь в церкви, хоть в самой захудалой, батюшка за упокой помолился – это бы хорошо было. Не собака все-таки – человек.
   – Помолятся, – кивнул Епифан. – У моей подружки брат – пономарь в церкви Апостолов.
   У подружки?! Лешке показалось, что он ослышался. Какая может быть подружка у содомита? Может быть, такая же, как и он сам?
   – Он прав, – на ходу заметила Мелезия. – Лариса хорошая девушка и все выполнит.
   – Какая Лариса?
   – Ну моя подружка же!
   Однако…
   Обратная дорога, естественно, заняла гораздо меньше времени, так что у Алексея сложилось впечатление, что они спрятали труп чуть ли не здесь же, за соседним домом.
   Пришли…
   Буяны-плотники уже угомонились, и вокруг повисла тишина, показавшаяся Лешке какой-то обволакивающей, осязаемо гнетущей… или вот – мертвой!
   – Стой! Куда? – старший тавуллярий еле успел схватить Епифана за руку. Прошептал, оглядываясь: – Всем трое разом – подозрительно будет.
   – Верно, – согласно кивнула девушка. – Епифан зайдет один – пусть хозяйка считает, что он только что явился, он так часто делает – задерживается у своей Лариски… А, Епифан?
   – Лариса – очень хорошая и добрая девушка! – обидчиво возразил парень. – И вообще я подумываю на ней жениться!
   Жениться!
   – Да кто бы спорил? – Мелезия хохотнула, да так громко, что Лешка не выдержал, цыкнул на обоих:
   – А ну-ка молчком! Не хватало еще кого-нибудь разбудить. Что встал, Епифан? Иди, иди, стучись в дверь, буди старуху… Хотя нет, постой. Подожди немножко, сначала – мы.
   Схватив Мелезию за руку, опальный тавуллярий увлек ее на задний двор. Как пришли, прошептал:
   – Видишь платан? Давай лезь. Впрочем, нет, сначала я – потом втяну тебя в комнату. Сможешь без помощи взобраться?
   – Спрашиваешь! Конечно, смогу, что тут лезть-то?!
   Вообще-то, как девчонка держалась, Лешке импонировало. Без всяких соплей и прочего – спокойно и деловито, даже с некоторым намеком на кураж. Интересно, что она себе думает – что это Лешка с Епифаном старика укокошили?
   Быстро взобравшись на дерево, старший тавуллярий ловко полез по толстому суку в направлении к окну своей комнаты…
   Ага, вот оно. Подтянуться… Столкнуть внутрь слюдяную решетку… Так!
   Нырнув в комнату, Алексей быстро вскочил на ноги и, приникнув к окну, тихонько спросил:
   – Мелезия, ты где там?
   – Да здесь я, – тут же отозвалась девушка. – Руку дай.
   Протянув руку, Лешка почувствовал теплую девичью ладошку. Ухватил покрепче:
   – Тяну!
   – Давай.
   Оп! И оба они – и Алексей, и втянутая в окно девчонка, кубарем повалились на кровать.
   – Хорошее ложе, – с усмешкой похвалила Мелезия. – Даже не развалилось.
   – Просто не успело, – засмеявшись, старший тавуллярий зажег свечу.
   Мелезия сидела на кровати, подтянув ноги – не просто симпатичная, а очень даже красивая молодая девушка – тоненькая, ловкая, темноволосая, с задорно вздернутым носиком и большими, обрамленными длиннющими пушистыми ресницами, глазами непонятно какого цвета – кажется, карими. Одета была не то чтобы богато, но с претензиями, по моде – красная, с золотистым шелковым шитьем по вороту и подолу туника, поверх которой – короткая небесно-голубая стола, вся в модных складках, однако не шелковая и не парчовая, а из простого сукна. Судя по одежке, девчонка за собой следила, и даже очень, однако вот денег у нее явно не хватало – браслетики на руках тоже оказались дешевыми, из разноцветного витого стекла. Ну уж конечно – богачи в таких трущобах не живут!
   В дверь тихонько стукнули. Епифан.
   – Вот что, парень, – задумчиво протянул Лешка. – Ты пока меня не знаешь, а я соответственно – тебя. Встретимся завтра с утра где-нибудь подальше, обсудим.
   – Лучше в гавани, у рыбачьих лодок, – смешно наморщив лоб, предложил юноша. – Там довольно людно, но никто не сует нос в чужие дела.
   Мелезия хмыкнула:
   – Я с вами не пойду – некогда. Пока, Епифанчик, спокойной ночи! Я тоже ухожу…
   – Постой, – Алексей быстро схватил вставшую девчонку за локоть. – Как раз с тобой мы и можем поговорить. У меня, знаешь ли, появилось много вопросов… Впрочем, не хочешь отвечать – не надо.
   – Да уж ладно, отвечу. Ты еще здесь, Епифан?
   – Спокойной ночи, – вздохнув – видно, ему очень хотелось остаться – парень осторожно прикрыл за собой дверь.
   – Ну! – Мелезия вновь уселась на край кровати. – Спрашивай. Нет, подожди, сначала я спрошу. Вопрос первый и, наверное, пока единственный – кто ты?
   – Ах да. – Лешка галантно поклонился. – Совсем забыл представиться – не до того было. Я – Алексей, философ из Мистры.
   – Из Мистры? Ого! – Мелезия округлила глаза. – Так ты должен бы знать Плифона!
   Лешка закашлялся – ничего себе! Эта девчонка, оказывается, знает, кто такой Плифон! А она не так проста, как кажется. Впрочем – даже не кажется, явно не простушка.
   – Знаю ли я Плифона? – с хохотом переспросил старший тавуллярий. – Скажу, не хвастая, я был его лучшим учеником!
   – Не боишься так говорить? – Мелезия внимательно посмотрела молодому человеку прямо в глаза. – У нас, в Константинополе, многие считают Плифона язычником и еретиком.
   – Грустно это слышать. Впрочем, оставим Плифона, думаю, у нас найдутся более интересные темы для разговора.
   – Спрашивай, да побыстрее – я вообще-то сегодня не выспалась.
   – Созонтий, – быстро произнес Алексей. – Что это был за человек?
   – Обычный бродяга. – Мелезия пожала плечами. – Немного разбогатевший, неизвестно с чего – так, что хватало платить за комнату. Себе на уме. Впрочем, здесь все – себе на уме.
   – С чего, я не понял, он разбогател-то?
   – Я ж сказала – не знаю, – фыркнула девушка. – И вообще, у нас здесь не принято слишком интересоваться соседями. Я и не интересовалась.
   – Понятно… А как общее о нем впечатление? Ну, чем этот Созонтий занимался-то? Может, ты его где-нибудь встречала в городе – милостыню, там, просил или что еще. Откуда у него деньги-то?
   Мелезия наморщила лоб:
   – Да вроде бы не встречала… Хотя нет, пару раз видела у церкви Апостолов. Милостыню он не просил, просто стоял у паперти. Мне показалось – вроде как ждал кого-то.
   – А кого, не видала?
   – Ну конечно же не видала – что мне до чужих дел?! Своих забот хватает.
   – А никакой опасности ты от Созонтия не ощущала? Ну, может, он приставал к кому, угрожал…
   Девушка неожиданно рассмеялась:
   – Угрожал?! Созонтий?! Окстись, Алексей! Как такой может угрожать? Он вообще неприметный был, ни с кем из соседей не общался, придет к ночи, да – шасть в свою комнату. Обычный старик. Не знаю, кто и почему решил с ним расправиться. А, может, он сам по себе умер?
   – Ага, так ты не считаешь, что это мы его того…
   – Нет, не считаю, – Мелезия тряхнула головой. – Я давно знаю Епифана – он не способен на убийство и вообще-то правдив. Так старика все-таки убили?
   – Задушили. А перед этим, такое впечатление, мирно беседовали.
   – Значит, душил знакомый.
   – Может быть. Интересно только, почему они выбрали для своей встречи чужую комнату? Что, у самого Созонтия нельзя было встретиться? Загадка какая-то.
   – Да, загадка, – задумчиво покивала девушка. – И как только ее разрешить? Слушай, закрой-ка ставни – так холодом и тянет!
   Алексей усмехнулся – на улице, по его прикидкам, было никак не меньше пятнадцати градусов тепла. По местным меркам, конечно – холодно, ничего не скажешь!
   Отодвинув светильник, молодой человек закрыл ставни и, подняв с пола раму, вставил ее на место. Оглянулся:
   – Так – хорошо? Не дует?
   Мелезия ничего не ответила – закусив губу, она внимательно рассматривала нанесенные на стену кровати надписи и рисунки. Ишь какая глазастая – увидала, надо же! Не так уж они и были заметны.
   – Алексей… Ну-ка, посвети!
   – Что, интересно? – ухмыльнувшись, Лешка поднес светильник поближе.
   А Мелезия между тем покраснела, да так, что стало заметно и в полутьме!
   – Вот гад! Ну надо же такое написать!
   – Это не я, – на всякий случай пояснил старший тавуллярий. – Это до меня, прежний жилец, наверное.
   – Да знаю, что прежний. Все равно – гад, хоть и нельзя плохо о покойниках. Ладно, о Епифане такое написал, но обо мне-то за что? Я ведь никогда с ним не лаялась… ну, может, пару раз только. Ух, злыдень!
   – А про Епифана, выходит, верно написано?
   – Да как же, верно! – взорвалась девушка. – Ты больше верь тому, что на заборах да на стенах пишут! Это не Епифан содомит, а сам Анисим Бельмо! Видала я, как он таскал к себе мальчиков с Артополиона… И он, гад, видел, что я заметила… может, потому так про меня и написал? Вот и к Епифану приставал неоднократно – тот рассказывал.
   – Так, значит, Епифан не…
   – Конечно же нет! Никакой он не содомит, это все выдумки этого злыдня, Анисима Бельма. Нехорошо, конечно, так говорить – но правильно, что его пришили. Думаю, из-за долгов – бабка Виринея говорила, что он не очень-то любил их отдавать. И здесь комнату не зря снял – от кредиторов прятался! Да те его, верно, отыскали…
   – Вот оно как, значит…
   Алексей улыбнулся – вот, наконец, хоть что-то прояснилось о прежнем жильце. И еще известие о Епифане неожиданно порадовало – все ж таки хорошо, что этот парень не содомит. Права, права Мелезия – не всегда следует верить тому, что написано.
   Хитро ухмыльнувшись, Лешка решил уж заодно повыспросить, словно бы невзначай, и о самой девушке. Для начала предложил ей вина – оставалось еще в кружке.
   А Мелезия отреагировала вовсе не так, как ожидал тавуллярий! Совсем даже наоборот!
   Подбоченилась:
   – Молодой человек, девушка, широкая постель, вино… А знаешь ли ты, что говорил о подобных ситуациях Дмитрий Кидонис?
   – Не знаю никакого Кидониса! Незнаком.
   – Вот как?! – Глаза девчонки вспыхнули, но тут же погасли. – Ты очень привлекательный, Алексей, – негромко произнесла Мелезия. – Я тоже недурна, и конечно же с удовольствием бы переспала с тобой… Но вот, после этой похабной надписи и рисунка… Извини – не могу! Я вовсе не похотливая шлюха!
   – Но…
   – Прощай! – Встав на ноги, девушка решительно направилась к двери.
   – Постой! Погоди!
   Мелезия обернулась на пороге:
   – Нет! Спокойной ночи, Алексей. Рада была познакомиться.
   – Я тоже…
   Хлопнула дверь. Легкие шаги прошуршали по коридору. И все стихло.
   – Ну Анисим… – Алексей яростно хватанул кулаком по столу. – Ну ты и гад!
   И, вытащив кинжал, принялся соскабливать со стены рисунки и надписи.
 
   Утром, едва взошло солнце, Алексей спустился вниз – Виринея Паскудница уже гремела посудой, готовила завтрак. Увидав постояльца, заулыбалась:
   – Отведаешь яичницу, мой господин?
   – Яичницу? Хорошо, пусть будет яичница.
   Усевшись за дальний столик, Лешка с аппетитом поел, косясь на спускавшихся по лестнице хмурых бородатых мужиков с плотницкими инструментами в руках.
   – Приятного аппетита! – вежливо кивали мужики.
   Лешка улыбался:
   – Утречко доброе!
   – Доброе? Кому как!
   Пить надо меньше! – этого Алексей не сказал, но подумал.
   – Вы – наш новый сосед? – один из плотников – высокий, уверенный в себе мужчина с русыми, стянутыми тоненьким кожаным ремешком волосами и окладистой бородой – на миг задержался у столика. – Зашли бы вечерком, посидели бы по-соседски, вина выпили, познакомились.
   Алексей поднял глаза:
   – А вы с какой-нибудь целью приглашаете, или – от широты души?
   – От широты души.
   – Тогда зайду обязательно.
   – Будем рады! Заглянете – спросите Прохора Богунца – это я и есть.
   – А меня Алексеем зовут.
   – Рад познакомиться.
   – Я тоже. Обязательно сегодня зайду.
   Артельщик говорил по-гречески с небольшим акцентом. Интересно, кто он? Чех? Поляк? Болгарин? А, может, и русский? Ну явно не ромей. И силен, очень силен.
   Дождавшись, когда, наконец, быстро спустившись по лестнице, выйдет на улицу Епифан, новый постоялец еще немного посидел, допил вино и, простившись с хозяйкой доходного дома, решительно зашагал в гавань.
   Ярко светило нежаркое осеннее солнышко, по светло-голубому небу бежали белые и палевые облака, падали прямо под ноги давно перезревшие каштаны, пахло только что выловленной рыбой и водорослями.
   Обнаружив Епифана сидящим на перевернутой лодке у развешенных для починки сетей, старший тавуллярий, подойдя, уселся рядом. Народу вокруг, и в самом деле, хватало – рыбаки, какие-то мальчишки, женщины… Никто не обращал на сидевших на лодке людей никакого внимания.
   – Ну, – Алексей искоса взглянул на парнишку. – Рассказывай, как докатился до жизни такой?
   – До какой такой жизни? – не понял юмора Епифан.
   – До такой, когда мертвяки в твоей комнате валяются! Для начала расскажи-ка о всех соседях – Созонтии, Мелезии, Анисиме Бельмо.
   При упоминании последнего юноша вздрогнул и, перекрестившись, решительно заявил:
   – Анисим – гад, каких мало!
   – Черт с ним, с Анисимом, ты про Созонтия расскажи!
   – Про Созонтия…
   Ничего толкового Епифан не рассказал ни про Созонтия, ни про Мелезию, ни про кого-либо еще – так, одни общие слова. Было видно, что юноша не хитрил – ну разве что самую малость, когда речь зашла о Мелезии – просто никто в доходном доме Виринеи Паскудницы (а также наверняка и в других подобных домах) не особенно-то интересовался соседями, у каждого хватало своих проблем.