Постников Юрий Михайлович. Волшебная школа

   Самоделкин повернул самолёт, и машина, конечно, сразу послушалась его. Но пока самолёт летел туда, куда и ветер, всё было в порядке. А когда перегруженный самолёт пошёл обратно, сильный ветер закачал его, словно это был не самолёт, а лодка среди плюхающих морских волн. Крылья задрожали, мотор начал давать перебои, машину тряхнуло. Ребята схватились друг за друга, чтобы не выпасть из багажника.
   — Надо ждать, пока переменится ветер, — в полном отчаянии сказал железный пилот и повернул машину туда, где в море зеленел крохотный островок, обрызганный волнами.
   Самолёт, натужно гудя мотором, сел среди настоящих, но, вероятно, совсем не нарисованных пальм. Ах, если бы они были нарисованы!
   — Это, наверное, Карандаш нарисовал пальмы на жёлтом песке, — тихо сказала девочка.
   Самоделкин только печально вздохнул. Ребята сели на мягкую, как перина, траву. Море шумело за деревьями, плюхалось о берег. Пальмы баюкали тихим шелестом.
   — Я спа-ать хочу! — зевнула девочка. И уснула.
   Ведь она была совсем ещё маленькая девочка.
   — Я тоже спать хочу! — жалобно сказал Чижик. И уснул.
   Ведь он был совсем ещё маленький.
   Настенька видела во сне ребятишек, у которых почему-то были расстёгнуты все пуговицы на курточках. И ребята могли простудиться.
   Мальчику снились папа и мама, которые до сих пор так и не знают, как зовут их ненаглядного Чижика: Зайчонок? Солнышко? Звоночек? Или Воробушек?

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ, а которой появляются…

   Я даже не знаю, кто появляется в этой главе. Пока Самоделкин с ребятами ждёт на далёком острове, пока художник и Нарисованный Мальчик летят неизвестно где, наверное, очень даже не близко, нам надо посмотреть на Волшебную школу, проведать Прутика.
   Но сначала я расскажу о том, какой парусный кораблик увидел Самоделкин, пролетая над городом. Потому что не все ребята знают про этот кораблик. Вот раньше все мальчики знали. Даже многие девочки. А теперь знают не все.
   Кораблик очень красивый. Такой, какими были старинные-старинные парусные корабли. У него три высокие тонкие мачты. Они скрипят, поют, если ветер качает их, надувая белые лёгкие паруса. И ветер гудит в медных старинных пушках, словно это не пушки, а сигнальные трубы.
   — Оооо! — глухо звут они. — Ооо! Давай уплывео-оммм!
   А на палубе сидит унылый удивительный человек с большой рыжей бородой, в полосатой тельняшке. Он мрачно глядит на воду и не слышит, о чём говорят прохожие на берегу. Прохожие, которые Самоделкину с высоты казались, наверное, муравьишками. Только пусть прохожие не обижаются. Они казались. А на самом деле ничего подобного. Солидные уважаемые люди.
   — Какой удивительный кораблик! — заметил один прохожий. — Почему в городе стоит необыкновенный парусный кораблик?
   — Неужели вы не знаете? — повёл плечами другой уважаемый солидный прохожий. — На этом корабле настоящий магазин для ребят.
   — Плавающий магазин? — удивился первый прохожий. — Никогда не видел таких магазинов. Я приехал издалека. И в моём городе есть большой пруд, но магазины почему-то не плавают. Хотел бы я чтонибудь купить в магазине, который плавает.
   — Боюсь, вы ничего не сможете купить, — вздохнул другой. — Вот раньше, я помню, корабль плавал на самой середине реки. А вокруг него кружились игрушечные заводные пароходики. Белые, синие, зелёные, с мачтами, с трубами, штурвалами и фонариками.
   Синие гудели, белые пыхтели, зелёные свистели. А здесь, на берегу, там где мы с вами так увлекательно беседуем, буквально проходу не было от мальчишек.
   Они шумели, прыгали от нетерпения в ожидании, пока за ними подойдёт к берегу этот магазин. Они вбегали на палубу, ветер надувал тугие паруса и корабль…
   — Вы подумайте, как интересно! — сказал первый прохожий.
   — Да, да… «Мне с трубой, — шумели ребята, — мне без трубы, но чтобы гудел, а мне с красной полосой на боку»… Там были заводные пароходики самые разные.
   Кому какой понравится. Только надо сачком выловить пароходик из реки. Поймал — и неси, пожалуйста, себе домой.
   — Но позвольте! — воскликнул первый прохожий. — Позвольте, я не вижу на речке ни одного пароходика.
   Ни одного! И продавец, извините, в магазине такой неприветливый, такой несимпатичный. Сковородки ему продавать, а не заводные синие, белые, зелёные…
   — Да, — печально кивнул другой прохожий, — с тех пор, как в магазин пришёл новый продавец, на берегу не стало покупателей, весёлых мальчиков и девочек. А в реке не то что пароходиков, даже лягушек не видно, зелёных в пупырышках.
   — Но почему? — возмутился первый прохожий. — Почему?
   — Никак не могу вам объяснить. Поговаривают, будто новый продавец бывший разбойник! И даже, извините, пират.
   — Не может этого быть! Взрослый человек, а такое говорите. Не бывает никаких разбойников. Особенно этих, извините, пиратов. Я, между прочим, не маленький…
   Обиженный прохожий, конечно, ушёл. Прохожие потому и прохожие, что куда-нибудь уходят.
   И вот, когда на тихой набережной не осталось ни одного прохожего, на ней появился никому не знакомый человечек с длинным, как морковка, носом. Он поглядел вокруг и побежал по деревянному трапу на палубу плавающего магазина.
   — Это я, — шёпотом сказал человек с тонким, как морковка носом. — Это я!
   — Неужели? — вскочил продавец. — Я тебя не узнал… А ты совсем такой же, каким был, р-разбойник… хо-хо!
   — Разве тебе не надоело продавать и выдавать?
   — Тьфу! — плюнул продавец. — Надоело… чтоб он утонул!
   — Тогда идём скорей. У меня такие новости! Говорят, они улетели… — совсем тихо прошептал необычный посетитель.
   И дальше я не мог разобрать ни одного слова. Поэтому нам надо вернуться в покинутую всеми Волшебную школу.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ, где появляются два новых учителя

   — Никого нет, — сказал Прутик учёному попугаю. — Грустно.
   — Ку-ку! — ответил попугай с ветки. — Гр-устно!
   Одинокому всегда грустно.
   Как раз в эту минуту к воротам школы подошли два удивительных человечка. Давайте послушаем, о чём они говорят.
   — Вот она — школа бездельников, — сказал один, с большой рыжей бородой, в полосатой морской тельняшке.
   — Волшебная! — хмыкнул другой, с длинным, тонким, как морковка, носом.
   — Ты погляди, какие роскошные пальмы! — воскликнул бородач. — Настоящий тропический лес! Пиратские джунгли! Орехи! Кокосы! Бананы! Чудное местечко для разбойников. А мне так надоело продавать мальчишкам и девчонкам заводные пароходики, орать всё время глупости: «Кому с трубой? Кому без трубы?..» Тьфу!
   Другой, который был с тонким и длинным, как морковка, носом, топнул сердито ногой:
   — А меня прогнали! Я был таким хорошим садовником. Искал жуков-короедов, червячков и мошек, букашек и таракашек внутри каждого яблочка и каждой груши. Я так старался, так старался…
   И он облизнулся, как будто увидел целую корзину спелых и сладких яблок или груш.
   — Проклятье! — сказал бородач. — Меня тоже хотели списать на берег. Меня! Самого лучшего на свете… продавца!
   — Тебя? — удивился Тонкий Нос. — Бывалого моряка? Настоящего морского волка? За что?
   — Я так трудился, — махнул бородой человек в тельняшке. — Так трудился!.. Когда в магазин приходили всякие маленькие мерзавчики, я вместо глупых заводных пароходиков продавал им самые чудесные, самые весёлые, самые забавные игрушки. Ха-ха!.. Мягкие тапочки с канцелярскими кнопками внутри. Водяные пистолетики с едкими чернилами вместо воды. Рогатки, верёвки, чтобы натягивать их на дорожке, где ходят всякие задумчивые глупые люди с книжками, с газетами…
   — Какие хорошие ты продавал игрушки! — похвалил Тонкий Нос.
   — Да-да! Я продавал им булыжнички, чтобы метко пулять в глупые заводные скорлупки. Они так смешно булькают, когда идут на дно. «Буль-буль-буль!» Замечательно! Ха-ха! У меня много таких чудесных игрушек, — и он похлопал себя по карманам, — только дарить некому.
   — Почему некому? — возразил Тонкий Нос, на цыпочках заглядывая через калитку. — Вон мальчишка гуляет.
   — Здравствуйте! — сказал вежливый Прутик. — Если вы пришли в школу, то здесь никого нет. Все улетели. А вы кто?
   — Ха, мы разбойники! — сказал бородач, потирая руки. — Значит, никого нет?
   — Какие разбойники? Какие такие разбойники? — дёрнул его за рукав Тонкий Нос. — Он пошутил. Он очень весёлый. Он знаешь кто? Знаменитый новый учитель! Хе-хе!.. Я тоже учитель. Самый настоящий учитель. Здравствуй, мальчик! Добрый день! Как тебя зовут?
   — Прутик.
   — Прутик-веник, — хмыкнул тихонько бородач. — Ветка еловая, шишка сосновая, полено дубовое. Разве так надо знакомиться? Я тебя научу. Ну-ка, мальчик, назови мне какую-нибудь обезьяну!
   — Горилла, — ответил ничего не подозревающий мальчик.
   — Очень приятно! Будем знакомы! А меня зовут учитель Булькин! — рявкнул учитель. — А моего почтенного друга зовут учитель Пулькин. Ха-ха-ха! — засмеялся он.
   — Добро пожаловать, милые дети! — важно изрёк учитель Пулькин. — Ученье свет, а неученье тьма. Не пей сырую воду. Руки мой перед едой.
   — Но не мылом, не водой, — подхватил бородатый учитель Булькин, — а чернилами. Семь раз отрежь, один раз отмерь. Вот видишь, какие мы научные-разнаучные.
   — Мой знаменитый учёный друг, — важно добавил Пулькин, — знает много весёлых сказок. Уважаемый коллега, не расскажите ли вы ребяткам интересную сказку?
   — Пожалуйста-препожалуйста, — кивнул бородач. — Один добрый, замечательный, умный серый волк съел одну девочку. Ну, совсем такусенькую, вроде как ты, мальчик. И надел её красную шапочку. Бабушка видит, знакомая шапочка, и говорит: «Почему, девочка, у тебя такой симпатичный хвостик?» — «Это не хвостик, — отвечал вежливый серый волк, — это кисточка от шапочки»… И с большим аппетитом скушал бабушку.
   — А я знаю весёлые детские песенки, — похвалился Пулькин. — Вот например: один козлик ушёл от своей любимой бабушки в тёмный лес. Осталась от козлика одна косточка. Хе-хе!.. Ужасно забавная песенка… Неужели вам никогда не пели таких чудесных песен? Вам, наверное, скучно. Как вы тут поживаете?
   — Скучно поживаем, — сказал Прутик. — Раньше так весело было. Нас на волшебников учили.
   — Тю! На волшебников! — свистнул бородатый учитель. — А на разбойника тебя не учили? На самого настоящего мор-р-рского разбойника?
   — Нет, — растерялся мальчик. — Это, наверное, тоже интересно?
   — Ещё бы! — гаркнул Булькин. — Лево руля, право руля! Полный вперёд! Ух, красота!
   — У нас таких уроков не было, — сказал Прутик. И в голосе его прозвучало маленькое такое сожаление.
   — А что было, уважаемый мальчик? — спросил учитель Пулькин, пробираясь в калитку.
   — Уроки Смеха и Радости, урок Стуканья-Бряканья…
   — Безобразие! — рявкнул учитель Булькин, вбегая в калитку. — Мне стыдно! Каким глупостям учили милых культурных деток! Ай, ай!
   — Ай, ай! — повторил учёный попугай с ветки. — Цыпа-цыпа, ку-ку!

ДЕВЯТНАДЦАТАЯ ГЛАВА, в которой начинаются уроки безобразия

   — Милые дети, — поднял кверху палец учитель Пулькин, — я знаю тысячу разных уроков и Веселья и Радости! Мне совсем не жалко, я расскажу, я всех научу. Ой, какие весёлые уроки знаю! Хе-хе!
   — Он такой умный учитель, — кивнул бородач.
   — Слушайте меня! — важно сказал Пулькин. — Урок первый: как стать весёлым, если у вас плохое настроение… Поймайте кошку, привяжите ей на хвост пять железных банок. А потом надо крикнуть «брысь!»
   Она побежит… Это очень-очень смешно. Хе-хе!..
   — Ха-ха-ха! — громко засмеялся учитель с рыжей бородой. — Ой, ха-ха! Вот уморил.
   — Разве смешно? — спросил неуверенно Прутик.
   — Ха-ха! — вдруг закричал попугай. — Ой, ха-ха!
   — Вот видишь, как весело, необразованный, совсем неграмотный мальчик! — подпрыгнул учитель Пулькин, потирая от удовольствия руки.
   — Ай, молодец! — похвалил своего приятеля бородач. — Я и не знал, какой ты на самом деле учёный!
   — Ай, молодец! — повторил попугай.
   — Если вас ничего на свете не радует, — вёл необычный урок Пулькин, — заверните в яркий фантик от конфетки горькую-прегорькую таблетку, позовите знакомую девочку и скажите: кушай, пожалуйста, конфетку, она сла-адкая!.. Девочка развернёт фантик, откусит горькую таблетку… Ой, как будет смешно! Ай, как будет радостно!
   — Ой, не могу! — закатился другой учитель. — Хо-хо-хо!
   Попугай чуть не упал с ветки:
   — Ой, не могу! — заверещал он. — Хо-хо-хо!
   — Ха-ха, — неуверенно хихикнул смешливый Прутик.
   — И я кое-что знаю! — смахнув с глаз весёлые слезы, поделился другой учитель. — Когда на тебя шмякнулось какое-нибудь горе, надо взять в руки водяной пистолетик, налить в него самые чер-рные-пречёрные чернила, позвать какую-нибудь знакомую девочку в новом платье, нажать курок — и пистолетик выстрелит… Ой, смешно! Ой, не могу!.. Едкими чернилами на самое-самое новое платье! Ужасно весело!
   — Ха-ха-ха! — тоненько засмеялся Прутик.
   — Ха-ха-ха! — закатился попугай Ку-Ку.
   — Минуточку! Минуточку! — ревниво сказал учитель Пулькин. — А я веселее знаю. Смотрите все на меня, дорогие детки! Вот я поднимаю камень. А вот у меня резиновая подтяжка, и нет никакой рогатки. Ну зачем культурному человеку рогатка?.. А я прикладываю камень к моей подтяжке, натягиваю резинку, прицеливаюсь… Бац!.. Если метко пульнуть в попугая, перья полетят, как из подушки. Будет очень весело!.. Эй, попугай, где ты? Цыпа-цыпа-цыпа!
   Он так и сделал, как объяснил. Резинка шлёпнула, камень взлетел.
   — Ку-ку! — сердито закричал попугай, ныряя в гущу веток.
   Но камень со свистом упал обратно и стукнул учёного Пулькина в самую макушку.
   — Ой, как смешно! Ха-ха-ха! — ревел басом Булькин.
   — Ха-ха-ха! — весело засмеялся Прутик.
   — Нет, вы только подумайте, — остановился на улице один случайный прохожий, — на воротах написано: «Волшебная школа закрыта», как будто её никогда и не было. А в ней опять смеются? Какая удивительная школа!..
   — Но если говорить серьёзно, — мотая головой от смеха, сказал бородач, — если говорить серьёзно, веселее всех тому, чьи желания мгновенно исполняются. Кто, например, имеет много-много, целую кучу денег. Маленькая золотая монетка делает весёленьким самого грустного человека. Любой запрыгает от радости!
   Вот какие слова изрёк учитель Булькин. А ты когда-нибудь видел, чтобы радость была в монетке?
   Я видел её, настоящую радость, в бумажном кораблике, в одуванчике, в капле дождя, в ладошке ребёнка, в макушке маленького мальчика, в улыбке девочки, в прыгающем котёнке, в белой тучке над лесной поляной.
   И даже в добром слове, которое не увидишь.
   Но я не верю, чтобы она, весёлая живая Радость, могла быть в монетке!

ДВАДЦАТАЯ ГЛАВА

   — Веселее всех тому, чьи желания сбываются, — махнул бородой учитель Булькин.
   — А почему тогда Карандаш улетел очень грустный? — спросил мальчик.
   — Он глупый, твой Карандаш. Ничего не понимает и не умеет.
   — Умеет, — не согласятся Прутик. — Он все умеет. И заводной автомобиль, и деревянную лошадку, и велосипед, и кораблик…
   — Тю! Кораблик? — перебил, ухмыляясь, бородач. — Я говорю: глупый! Зачем кораблик, если моря нет, уплыть некуда?
   — Он и море может нарисовать, — сказал мальчик, — синее море.
   — Ну да? — не поверил учитель Булькин. — А подводную лодку может? Я больше терпеть не могу кораблики. Весь на виду — и сплошной сквозняк.
   — Может, — сказал мальчик. — Он все умеет, и все даром. Никакой монетки не надо.
   Два новых учителя дёрнулись так, словно ежата нечаянно залезли к ним под мышки и щекочут их своими колючками. Прибежали из леса, не подумали хорошенько, что будет, и залезли под мышки. Славные такие, но ужасно колючие симпатичные ежата.
   — Ха-ха-ха! Даром? Хо-хо-хо! Даром!! Га-га-га! Вот насмешил. Я же говорю: глупый!
   — Он волшебник, — сказал мальчик.
   — А волшебники все глупые, — наставительно изрёк учитель Пулькин. — Разбойники, вот кто умные — так умные!
   — Разбойников не бывает, — пискнул Прутик.
   И мне послышалось, будто в голосе мальчика прозвенело маленькое такое сожаление.
   — Как это не бывает? Много ты понимаешь, — фыркнул учитель Булькин, сверкнув глазами. — В таком дремучем лесу вполне могут весело жить-поживать разбойники. Только пещеры не хватает, полной всяких пиратских сокровищ и с потайной дверью, чтобы никто не нашёл. Только моря не хватает. Широченного моря вокруг и со всех сторон. Чтобы никто никогда, ни милиция, ни всякие самоделкины-недоделкины ржавенькие, не могли добраться к нам сюда на р-разбойничий остров.
   — Какой? — удивился мальчик. — Повторите, пожалуйста…
   — Разбойничий, вот какой! — рявкнул Булькин. — Хочешь, мы станем тебя учить на разбойника? А?
   — Хочу! — весело сказал мальчик и захлопал в ладоши. — Ура!
   — Какой способный, какой умный-умный мальчик! — подмигнул учитель с тонким носом.
   А другой пощекотал Прутика своей бородой:
   — Маленький р-разбойничек. Пистолета ему настоящего не хватает. Пиф-паф!
   — Жаль, Карандаша нет, — пискнул Прутик, — он бы все нарисовал. И потайную пещеру, и пистолет…
   — И подводную лодочку! И настоящее море! — подсказал Булькин. — По морям, по волнам, шитокрыто…
   — И много-много всякого-разного, — мечтательно пропел учитель Пулькин, облизываясь. — Пирожное, мор-роженое, кофе-какаву.
   — Не мешало бы нам закусить. Мы устали от уроков. Хе-хе!.. Да вот и бананы висят! — заметил учитель Булькин. — Дорогие дети, урок окончен. Перемена! Большая перемена!
   — Бананчики! — облизнулся другой учитель. — Свеженькие, жёлтенькие.
   Они бросились к бананам и стали рвать и уплетать их тут же под зелёными деревьями, урча от удовольствия.
   Когда учитель Булькин проглотил двенадцатый банан, он запел хриплым шёпотом учительскую необыкновенную песенку. Наверное, так чтобы не слышал её примерный ученик Прутик или какой-нибудь случайный прохожий на улице:

 
Мы р-разбойнички-душегубчики!
Чики-брики!
Карамба!
Компас!
Если нам попадётесь, голубчики,
Будет жалко нам, бедненьких, вас!
 

   Учитель Пулькин уплёл семнадцатый банан и подхватил тоненьким шепотком:

 
Ой, как жалко нам, бедненьких, вас!
 

   И тут они вместе затопали ногами, шепча друг другу такой разудалый припев:

 
Хрундиляк и пундиляк!
Брундиляк и хрундиляк!
 

   — Хрундиляк и пундиляк! — неожиданно для себя громко запел мальчик.
   — Ай, какой способный ученик! — поедая бананы, сказал учитель Пулькин своему приятелю.
   Прутик, мурлыкая «хрундиляк и пундиляк», убежал в дом, отыскал большой кусок мела, вернулся к воротам школы, снял табличку с надписью «Волшебная школа закрыта» и на другой стороне таблички написал крупными буквами:

ШКОЛА РАЗБОЙНИКОВ

   Малыш как ни в чём не бывало повесят табличку на прежнее место.

ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ ГЛАВА, где все хотят быть разбойниками

   Вы не знаете, почему в городе начался такой переполох? Если догадаетесь, расскажите, пожалуйста, мне. А то я не знаю, как дальше рассказывать. Непонятная сказка, совсем не сказка, даже наоборот.
   Почему на улице так много взволнованных мам? Они стоят сплошной цепочкой у ворот школы и говорят одна другой:
   — Вы только подумайте! Мой убежал ночью. Мы с мужем искали, звали, кричали. Поймали у самых ворот. Он опять убежал. Где-нибудь рядом ходит, выжидает, негодный…
   — Ах, разбойник! — отвечает ей другая очень взволнованная мама. — Я своего на самой ограде поймала. За ногу стянула. Он кричал: «В первый класс хочу!» Теперь дома сидит, к умывальнику привязанный. Муж дома сторожит, а я тут на всякий случай…
   — А я внучонка на балконе закрыла, — вмешалась в беседу очень взволнованная бабушка. — Он там сидит и поёт: «Хрундиляк и пундиляк!..» Тьфу!.. Мне дед говорит: «Глупая, на балконе удочки с лесками. Убежит! Все равно убежит». Вот я и караулю тут. Не дам в калитку войти. Меня, старую, не проведёшь…
   — Мамочки, милые! — кричит самая молоденькая очень взволнованная мама. — Кто бинокли дома имеет? Бегите скорее на крыши, глядите, милые в оба. Мой такой маленький, всюду прошмыгнёт. Беленький он, в матроске, на шапке ленточка…
   — Ах, такой-сякой, ах, разбойник! — сочувствуют мамы, плотнее смыкая взволнованные ряды. — Ишь чего надумали, сорванцы! День и ночь будем стоять, всю неделю, никого не пропустим, никто не прошмыгнёт!..

ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ ГЛАВА — про синее море

   Но постойте, постойте! Не может этого быть! Кто там летит над городом на тонком и лёгком шаре?
   Он! Конечно, он, мой добрый волшебный художник! Летит и смотрит: нет ли где обиженного мальчика?
   Чтобы утешить его. Помочь малышу, если не опоздал.
   За каждого нами нарисованного мальчика мы в ответе. Ни один мальчик, даже самый маленький, не должен остаться одиноким.
   Но шара с мальчиком нигде не было. Ветер нёс лёгкий, почти невесомый шар, бил, и швырял, и раскачивал кабину. Художник цепко держался обеими руками за борт. Вы, конечно, помните: на шаре не было никаких приборов, и художник совсем не умел управлять полётом. Ветер нёс его сначала в дальние дали.
   Потом ветер подул в обратную сторону и, как вы понимаете, вернулся туда, где была необыкновенная школа.
   «Наверное, так и надо, — подумал художник. — Я никогда не найду Нарисованного Мальчика без моего друга Самоделкина». И нарисовал на дне кабины камень. От груза шар опустился пониже. Камень вышел отменный, хотя рисовать при такой болтанке не очень удобно. Карандаш нарисовал другой камень, чтобы шар не улетел мимо школы, и увидел внизу непонятного человека с длинным, как морковка, носом.
   Человек махал руками, подпрыгивал, потом наклонился, поднял камень, приложил его к одной своей резиновой подтяжке, натянул её, как рогатку, резинка шлёпнула, камень взлетел и ударил в упругую ткань шара. И тоненький голубой шар начал падать, словно детский шарик, если проколоть его какой-нибудь острой булавкой.
   — Необычайно смешно! Хе-хе-хе! — подскакивал внизу человечек. — Ой, не могу! Невероятно смешно! Хе-хе! Ужасно весело…
   На высокой пальме кричал, махая крыльями, взъерошенный попугай:
   — Ха-ха-ха! Ой, не могу, ку-ку!
   — Ха-ха-ха! — пищал внизу маленький мальчик, сверху очень похожий на Прутика.
   — Ах, разбойник! — ахнул Карандаш, падая вместе с кабиной.
   На этом, наверное, могла кончиться наша печальная сказка, если бы находчивый Карандаш не успел нарисовать парашют.
   Учитель Пулькин мгновенно удрал в кусты, где жевал бананы другой учитель, с рыжей бородой.
   Парашют опустился во дворе школы, и художник увидел мальчика.
   — Прутик, — сказал Карандаш. — Почему ты смеялся? Кто пульнул в меня камнем?
   — Очень смешно получилось, — ответил мальчик. — Шар так смешно лопнул. Пиф-паф!..
   — Неужели тебе весело? Где научили тебя так смеяться?
   — На весёлом уроке Смеха и Радости.
   — Кто?! — вскричал художник. — Самоделкин? Может быть, я?
   — Нет, — сказал Прутик, — учитель Пулькин и учитель Булькин. Здесь у нас теперь школа Разбойников. Нам очень весело. У нас много новых игрушек.
   — Дудочки? Барабан? Хоккейные клюшки? Мячик? — спросил добрый художник.
   — Тю! — свистнул мальчик. — Глупости какие! Разбойники так не играют. Пожалуйста, нарисуй мне синее море, подводную лодку и потайную пещеру. Я ждал тебя, чтобы ты нарисовал мне синее море.
   — Ай, молодец! — шипел из укрытия Пулькин. — Пускай нарисует. И чтобы остров на нём. Остров! Настоящий пиратский остров! Учебное море. Наглядное пособие.
   — Нарисуй море, — как ни в чём не бывало повторил мальчик. — У нас уроки такие будут. Учебное море. А на нём — чтобы настоящий остров.
   Художник покачал головой:
   — Ты, наверное, болен. Где Самоделкин? Где ребята?
   — Не говори! — выбежал из кустов учитель Пулькин и следом за ним учитель Булькин. — Пускай сначала нарисует. Некультурно обманывать маленьких.
   — Некультурно обманывать маленьких, — пискнул Прутик.
   — Здравствуйте, кто вы? — спросил удивлённый Карандаш. — Я вас, кажется, где-то видел.
   — Моя фамилия Пулькин. Я совсем новый учитель.
   — Курикуки! — вдруг крикнул с ветки учёный попутай.
   — Курикуки! — повторил свирепый учитель с большой рыжей бородой. — Мурлыпузя мурлыкузя.
   Карандаш очень удивился:
   — Мурлыпузя мурлыкузя? Вы сказали: мурлыпузя мурлыкузя? Но я ничего не понимаю!
   — Конечно, — подбоченился Пулькин. — Сразу видно, кто настоящий учитель, а кто нет. Учёные люди всегда говорят непонятно. Мой почтенный друг — самый знаменитый учитель. Он сказал: здравствуйте! Как поживаете? Добро пожаловать! Ученье свет, а неученье тьма. Уходя, гасите свет. Пейте, дети, молоко, будете здоровы. Дважды два — пять.
   — Он учёный, — объяснил мальчик.
   — О, карамба! — сказал учитель Булькин. — Крюква не бряква!
   — Мой друг недоволен, — объяснил Пулькин. — Он говорит: какая никудышная школа, какой никуда не годный учитель, если не может подарить крохотулечке синее море. Подумаешь, какие пустяки. Море, водичка, плюх, плях, рыбки, чайки, р-русалочки. Плях, плюх.
   — Подумаешь, какие пустяки! — весело подхватил мальчик. — Ерунда, море.
   — Брундиляк и хрундиляк! — негодовал знаменитый учёный.
   — Он говорит, — перевёл Пулькин, — ему горько и стыдно за таких никчёмных учителей. Он жалеет бедненьких мальчиков и девочек. И слезы мешают ему смотреть на такое безобразие. Он требует закрыть навсегда эту школу, если не будет моря, если не будет подводной лодки, если не будет потайной пещеры, где мальчики смогут играть в разбойников.