Потёмина Наталья. Зачем тебе любовь?

   – Убедиться экспериментальным путем? – поинтересовалась Ленка, подумав про себя, что вдали от дома даже на самых примерных отцов семейств нападает игривое настроение.
   – Ну да! – обрадовался Игорь. – Как это в нашей последней песне поется? Напомни мне.
   –  Я провожу эксперимент один-единственный, ты подготовлен, разогрет, такой таинственный, не все тебе цветочки мять, и я побалуюсь... –подсказала Ленка.
   – Так что же ты! Давай побалуемся вместе.
   На ловца и зверь бежит. По намеченному Ленкой плану Игорь должен был стать вторым номером ее программы.
   – Так как насчет яблок? – Неугомонный текстильщик склонялся над Ленкой плакучей ивой и услужливо улыбался.
   Ленка глянула на его красное веснушчатое лицо и поняла, что ее миссия невыполнима в принципе.
   – Иди отсюда! – вспылил Игорь.
   – Оставь его, – попросила Ленка, – он же от всей души.
   Текстильщик смотрел на Игоря глазами побитой собаки и не трогался с места. Игорь переставил свой стул так, чтобы не видеть его и снова обратился к Ленке:
   – А не пройти ли нам в номера?
   Ленка, ни разу не видевшая Игоря пьяным, наконец поняла, что, видимо, «велосипедовка» и его не пощадила.
   – Знаешь, что я тебе скажу, дорогой мой, любимый мой Игорек! – начала Ленка, отодвигаясь от него подальше. – Мы с тобой сколько лет знакомы?
   Игорь уставился на свои пальцы, пошевелил ими и, сделав из них какую-то неприличную фигуру, уверенно произнес:
   – Лет шесть, не меньше.
   – Так вот. Если это не случилось за предыдущие пять-шесть лет и не продвинулось вглубь ни на йоту, значит, так оно и должно быть.
   – Что должно быть? – не понял Игорь.
   – Как говорится, раньше хорошо не трахались, незачем и начинать.
   – Дура ты Ленка, – заржал Игорь, – и принципы у тебя устарелые.
   – Я не просто дура, Игорь, я дура порядочная, – миролюбиво ответила Ленка, – и если мне твоя Оля – лучшая подруга, то и ты мне только друг, и не больше.
   – Все равно – дура, – настаивал Игорь.
   – А может, ты и прав... В последнее время меня все кому не лень дурой называют.
    – Вот видишь! – радостно воскликнул Игорь. – Значит, в этом есть доля истины.
   – Наверное, – согласилась Ленка, – но ведь обидно!
   – Ничего обидного тут нет. Баба должна быть дурой. А если она не дура, то, стало быть, все равно дура!
   – Почему это?
   – Потому что умных женщин мужики боятся и обходят стороной. А в нашей благословенной стране мужик в дефиците. Так что если хочешь иметь дефицит – притворяйся.
   – А я что, по-твоему, делаю? – усмехнулась Ленка.
   Игорь засмеялся и полез целоваться.
   – Съешь лучше яблоко, – отбивалась она.
   – Да я их не то что есть, я их видеть не могу.
   Эдик, оставлявший их на время, вернулся и церемонно попросил у Игоря разрешения пригласить Ленку на танец.
   Игорь завозражал, попытался встать, что-то пошутил про корову, которая нужна ему самому, но тут же рухнул на стул и устало махнул рукой.
   Ленка поднялась с места, поцеловала Игоря в лысину и пошла за Эдиком.
   В толпе танцующих почувствовалось едва заметное оживление.
   Сначала Ленка обратила внимание только на ослепительно-розовые кружева, а только потом на их обладательницу. Во всей своей невозможной красе навстречу им продвигалась Курочкина. Рассекая людские волны, она бестолково размахивала над головой серебристым палантином и своим решительным видом напоминала рыбу лосось, упрямо идущую на нерест.
   – А вот и я! – издалека завопила Курочкина.
   Только теперь Ленка заметила, что та была не одна. Пробираясь по проходу между столиков, Любка тащила за руку дедушку лет девяноста пяти, который все время спотыкался и беспомощно оглядывался по сторонам.
   При ближайшем рассмотрении оказалось, что дед был еще даже очень ничего и выглядел вполне импозантно. На нем отлично сидел хорошо потасканный, красный бандитский пиджак, несвежая белая рубашка была аккуратно застегнута на все пуговицы, и даже редкие седые космы, стянутые на затылке простой аптекарской резинкой, смотрелись вполне по-рокерски.
   – Подумайте только, – затараторила Любка, – я нашла его прямо у нашей гостиницы. Он стоял такой гордый и одинокий, а все эти бессовестные люди проходили мимо, и только я одна не смогла бросить человека на произвол судьбы.
   Музыка кончилась, и вся компания снова направилась к столам.
   – Дед, ты откуда? – спросил Эдик, разливая водку.
    – Я убит подо Ржевом, – с достоинством ответил дед и, никого не дожидаясь, профессионально опрокинул в себя содержимое пластикового стаканчика.
   – Уважаю, – сказал Эдик и налил ему еще.
   Дед опять не заставил себя ждать.
   Эдик помедлил и снова наполнил его стакан:
   – А где же твои ордена, дед?
   – А ордена мои, сынок, в кармане.
   – А почему не на груди?
   – А чтоб не сперли.
   – И это правильно, – кивнул Эдик и отвернулся, потеряв к деду всякий интерес.
   Курочкина нервно ерзала на месте, словно ей не терпелось поведать Ленке какую-то страшную тайну. Улучив подходящий момент, Любка нагнулась к ней и страстно зашептала:
   – Сколько, ты говоришь, твоему Серому лет?
   – Ты же у меня уже спрашивала, – напряглась Ленка.
   – А если точнее? – настаивала Любка.
   – Лет пятьдесят пять, пятьдесят семь...
   – Надо же! – восхитилась Курочкина. – Почти пенсионер, а как трахается!
   – Когда ты успела? – не поверила своим ушам Ленка.
   – А тока шо, – довольно заржала Курочкина.
   Эдик, несмотря на Любкину конспирацию, слышал весь разговор от начала и до конца.
    – Врешь ты все, Курочкина, врешь и не краснеешь, – встрял он, искоса взглянув на Ленку.
   – Я вру? – возмутилась Любка. – Вы что, не видите, я вся переодетая! Он же мне даже молнию на джинсах сломал! Только чудом не убил. Я даже посопротивляться как следует не успела.
   – Чего ты не успела? – переспросил Эдик.
   – По-со-про-ти-вляться! – отчеканила Любка. – Набросился с таким, знаете, восторгом! С такой жадностью! С таким упоением...
   – А может, у нее ранний климакс? – обратился Эдик к Ленке. – Сумасшедшие гормоны, зверский аппетит, потливость?
   – Дурное дело нехитрое, – еле слышно сказала Ленка и почувствовала, как у нее затряслись губы.
   – А нечего было на двух стульях сидеть, – огрызнулась Курочкина, – и сама не пользуется и другим не дает.
   – Не дает! – повторил за Курочкиной дед и со всей силы ударил кулаком по столу.
   – Вот видите! – обрадовалась Курочкина. – Сразу видно, что человек отогрелся моим теплом и любовью и тем же мне отвечает.
   – Наливай! – скомандовала Ленка Эдику и тут же отвернулась, чтобы он не заметил выступивших у нее на глазах слез.
   Что со мной происходит, не понимала Ленка. Что я трясусь как лист пред травой? Чем она меня так уела? Или это не она? Конечно, не она. Серый! Как он мог? После всего, что между нами было. Но при чем здесь он? Он волен делать все, что ему заблагорассудится. Наконец волен! Свободен безгранично! Но бог видит, я в этой свободе не виновата. Я этого не хотела изо всех сил. Я даже представить не могла... Всем – только хорошего, и пусть все будет как будет. Его Катя портфель за ним носила, а что я? Я бы тоже хохотала над своей обосранной жизнью. Я бы тоже не простила... Что я говорю?! При чем здесь я? А Серый, гад, каков? Веселый, блин, вдовец! Или, наоборот, невеселый? И эти постельные радости только от обиды, от отчаянья? Отчаявшийся Серый? А почему бы и нет? Ему нужна моя помощь. Кто, если не я? Но я не могу больше здесь оставаться, мне надо в Москву! Теперь-то я точно знаю, что мне нужно ехать в Москву. Серый сказал, что мне туда надо! А сам? Как художник художника! Так, что мурашки по телу. Что я тут делаю, господи? Правильно сказала Курочкина, на двух стульях сижу...
   Зал заметно опустел, каждый, кто хотел спеть, уже это сделал, оркестр затих, и даже конферансье нигде не было видно. На сцену вышел местный диджей и включил старый, видавший виды магнитофон. Зазвучало танго.
   Курочкина вскочила, обвела ястребиным взглядом зал и, выбрав себе последнюю на этом празднике жизни жертву, двинулась по направлению к ней.
   За дальним столиком в полном одиночестве сидел молодой бородатый парень. Ленка слышала от кого-то, что этот бородач, несмотря на свою молодость, был известным бизнесменом, королем местных бензоколонок и по совместительству еще и спонсором конкурса.
   Надо отдать ему должное, упирался он отчаянно, но Курочкина была проворней. Сначала руки, а потом и ноги стали летать над ее головой, словно четыре смешные птицы, и бензоколонщику ничего не оставалось делать, как только принять ее вызов. Потоптавшись какое-то время рядом, он от греха подальше отошел в сторону, а Любка, не сразу заметив его отсутствие, продолжала развлекать публику в одиночестве.
   Растянута она была профессионально, и вскоре ее нескромные па стали напоминать движения матерой физкультурницы. Любка пару раз прошлась по залу колесом, прогнулась в мостик из позиции стоя, упала, сделала кувырок через голову и по-пластунски поползла прямо на бензоколощика. Бензоколонщик пятился до тех пор, пока не уперся спиной в стену. Любка настигла его, ухватилась мертвой хваткой за ногу, приподнялась и стала пытаться зубами расстегнуть ремень на его брюках.
   Зал стонал от смеха, король слабо отбрыкивался. И неизвестно, удалось бы бедному мужику отбиться от Курочкиной, но музыка внезапно кончилась, и Любка, потеряв к своей жертве всякий интерес, направилась к выходу.
   Потом она что-то вспомнила, вернулась, сняла со спинки стула серебряный палантин, и тут ее взгляд остановился на Эдике. Любкино лицо тут же оживилось, движения стали более осмысленными, и она, намотав на шею Эдика свою роскошную удавку, потянула его за собой.
   Снова заиграло танго, вокруг послышались аплодисменты, и Эдик, наученный чужим неудачным опытом, отказать Курочкиной не рискнул. Церемонно раскланявшись на все четыре стороны, он звонко щелкнул каблуками и последовал вслед за ней.
   В отличие от бородача, Эд легко с Любкой справился, и их танец мог бы даже произвести вполне благоприятное впечатление, если бы не скомканный финал. Музыка еще не стихла, но Любка на что-то разозлилась и набросилась на Эдика с кулаками.
   Ее быстренько оттащили. Она захохотала. Потом зарыдала и пошла искать утешения у бензоколонщика.
   Эдик вернулся к Ленке и сел рядом.
   – Как ты, – спросила Ленка, – живой?
   – Да вроде, – ответил Эдик, – а ты как?
   – Хорошо, – соврала она.
   – Не замерзла?
   – Замерзла.
    – Пить будешь?
   – А разве что-нибудь осталось?
   – Сиди здесь. Я сейчас принесу.
   Эдик ушел в глубь помещения и скрылся за дверями уже не работающего в столь поздний час буфета.
   Ленку мгновенно опять начали терзать неразрешимые вопросы. Зачем я здесь? Что вообще здесь делают все эти люди? Что может мне помешать встать и уйти? Добраться до гостиницы, собрать свои манатки и рвануть в Москву. Или мне все-таки нужно остаться? Или я еще нужна здесь? Помогите, люди добрые, решение принять. Господи мой Боже, Богородица пресвятая, хоть вы дайте знак!
   Напротив сидел бородатый бензоколонщик. Рядом на стуле, положив голову ему на колени, мирно посапывала Курочкина.
   – Хотите, я отвезу вас в Москву? – прокричал он Ленке через все столы.
   Вот оно, подумала Ленка, свершилось! По щучьему велению, по моему хотению. Провидение, оно такое, оно не подведет, оно подскажет, под спинку подтолкнет, под белы рученьки в охапку... В Москву, сестры мои, в Москву! Будем работать и работать как проклятые. Ковать свое скромное счастье. Какое облегчение, как камень с души... Я найду тебя, Малыш, я тебя из-под земли достану! Карлсон такой! Карлсон все может! Жужжи-жужжи, моторчик резвый, неси меня скорей через тридевять земель!
   – Хочу! – Ленка резко вскочила с места и тут же снова села. Ноги были совершенно ватные и почти не слушались ее.
   – Подождите пару минут, – воспользовался паузой бензоколонщик, – я только пристрою вашу подругу...
   Он взял Любку на руки и бережно, как маленького ребенка, перенес на близстоящий диван. Курочкина слабо хрюкнула во сне и отвернулась лицом к стенке.
   Парень подошел к Ленке и подал ей руку, чтобы она, вставая, могла опереться на нее. Но Ленка, не трогаясь с места, потрясла ее с чувством глубокого удовлетворения:
   – Меня зовут Лена, а вас?
   – Андрей.
   – Ну просто очень, очень, очень...
   – И мне тоже очень приятно.
   – Так что же мы с вами тут стоим? Верней, сидим? – Ленка решительно поднялась, опершись на его руку.
   За воротами парка их ждал маленький, неизвестной породы джип. Андрей открыл перед Ленкой дверь, но она, прежде чем упасть на переднее сиденье, почему-то оглянулась и увидела яблоко, которое катилось за ней следом.
   – Бедное, как ты здесь оказалось? – пробормотала Ленка и подумала, что в последнее время мужики и яблоки всех мастей преследуют ее с маниакальным постоянством.
   Когда яблоко поравнялось с ней, она подняла его и, пытаясь согреть, часто-часто на него задышала.
   – Почему я медлю? – Ленка говорила сама с собой, и то ли от звенящей высоты своего голоса, то ли от холода, ставшего еще более ощутимым, она вдруг почувствовала, что ее снова охватило внутреннее какое-то истеричное беспокойство. Что я делаю? Зачем? Уж так ли сильно надо мне в эту Москву? Кто меня там ждет? Кому я нужна?
   Она зябко повела плечами и беспомощно посмотрела на Андрея.
   Андрей тоже смотрел на нее молча, и она, не зная, что ей делать и как себя вести, просто виновато улыбнулась ему.
   Ну еще, еще, хотя бы что-нибудь! Какой-нибудь слабый намек, подтверждение! Почему ноги-то не идут? Почему они теперь сопротивляются? Или это искушение было? И передо мной вовсе не бензоколонщик? Откуда он взялся? Выскочил как из-под земли. Весь из нефти и газа.
   В этот момент она ощутила, как резко, словно от чужого настойчивого взгляда похолодела ее спина. Ленка поняла совершенно ясно, что из самой глубины парка за ней зорко наблюдают чьи-то глаза. И Андрей здесь совсем ни при чем. Пристальное внимание именно этих глаз и одновременно мертвый и какой-то нездешний покой – вот что напрягало ее последние несколько минут и мешало принять окончательное решение.
   Ленка втянула голову в плечи и медленно обернулась.
   Прямо на земле, прислонясь спиной к парковой ограде, сидел убитый подо Ржевом дед. Одна его рука с беспомощно разжатыми пальцами лежала на снегу, другая покоилась на груди.
   Вот и все, подумала Ленка, дождалась.
   Прощай, как говорится, любимый город.
   И ранней порой, мелькнет за кормой... Какой-то платок...
   – Что же ты наделал, дед? – шепотом спросила Ленка.
   Яблоко выпало из ее рук и, смешно подскакивая на кочках, покатилось в сторону дороги.