Взгляд Йэна был прикован к ее лицу. Он читал ее мысли, как открытую книгу. Фэнси была уверена, что Джон никогда бы не отдал землю брату, но она не была уверена, что Роберт не подделает бумаги, утверждавшие обратное, и, поскольку она все еще не умела читать, она не сможет доказать, что Марш лжет.
   — Ты лжешь, — сказала Фэнси.
   — Увидим. Будь благоразумна, Фэнси. — Он покачал головой. — Поверь, мне совсем не хочется идти в суд. Ты же вдова моего брата. Это мой моральный долг — и право — позаботиться о тебе.
   «Черт возьми, — подумал Йэн, — да ведь он действительно верит в то, что говорит». Он не мог просто признать, что хочет отнять у Фэнси ее землю. Нет, Роберт Марш сделал свою алчность моральным долгом и данным богом правом. Йэн понял, что у Фэнси было гораздо больше причин опасаться деверя, чем ему показалось сначала. Человек, чувствующий себя всегда правым, никогда не сдается — это знал любой шотландец.
   — А как ты намереваешься позаботиться обо мне? — поинтересовалась Фэнси. Он вкрадчиво улыбнулся.
   — Я сделаю Марш-Энд твоим домом. А если ты настаиваешь на том, чтобы остаться здесь, я выкуплю закладную этого человека и пришлю тебе в помощь двух надежных людей.
   — Я уже сказала и повторяю еще раз, мистер Сазерленд останется здесь. Марш наклонил голову.
   — Есть ли причина, по которой ты не хочешь взять двух помощников вместо одного?
   Тон и смысл его вопроса были намеренно оскорбительными. Йэн увидел, что Фэнси едва не задохнулась от возмущения.
   — Убирайся с моей земли, Роберт! — потребовала она звенящим голосом.
   — Мы еще посмотрим, чья это земля, — парировал он. — И кому принадлежит этот человек.
   — Убирайся немедленно!
   Бросив на Фэнси угрожающий взгляд, Роберт пришпорил коня и направил прямо на нее. Одним прыжком Йэн оказался между ним и Фэнси.
   — Вы слышали, что сказала миссис Марш, — громко произнес он. — Она хочет, чтобы вы уехали.
   Марш побагровел от ярости. Натянув поводья с такой силой, что конь взвился на дыбы, он резко повернулся и, прежде чем уехать, зло выпалил:
   — Не думай, что все кончено. Если ты оставишь здесь этого каторжника, тебя ждет всеобщее осуждение. А эта земля все равно достанется мне. Даю тебе неделю на размышления, Фэнси. — И, хлестнув коня кнутом, Роберт ускакал.
   Йэн посмотрел на Фэнси. Гнев на Марша и жалость к этой хрупкой смелой женщине переполняли его.
   — Почему вы не скажете ему, что хотите остаться здесь, и не отдадите ему мои бумаги в обмен на двоих человек, которых он пообещал? — спросил Йэн, лихорадочно ища выход из ситуации, которая угрожала перечеркнуть его планы.
   — Он убьет вас, — просто ответила она. — От него вы не сбежите.
   — Я сам могу о себе позаботиться.
   — Вы не знаете, насколько он безжалостен. Если вы сбежите от него, он вас разыщет на краю света.
   «Не разыщет, если я сбегу сегодня!» — едва не ответил ей Йэн. Роберт Марш не найдет его на судне, затерявшемся посреди Атлантики. Дом уже казался ему таким близким.
   — Кроме того, — продолжала Фэнси, — он не остановится, заполучив ваши бумаги. Его главная цель — вернуть себе ферму и лошадей. Для Роберта вы всего лишь препятствие на пути к этому.
   А если он уедет сегодня, пронеслось у Йэна в мозгу, то добровольно устранится с пути Роберта, и Фэнси останется с ним один на один.
   Боже, перед каким выбором ставит его судьба! Он должен решить, что для него важнее — его сестра или Фэнси Марш и ее семья. Как случилось, что он позволил Фэнси занять такое важное место в его сердце, что она соперничает с Кэти, его долгом и преданностью своей земле?
   Огонь противоречий сжигал его, и он не видел средства его потушить.

12.

   В конце концов, Фэнси сама все решила за него.
   Закончив вечерний урок, Йэн ушел в конюшню, приготовившись к ожиданию, когда дом погрузится в темноту. У него не было вещей, нечего было собирать в дорогу. Только надежда и чувство вины.
   Вдруг открылась дверь, и вошла Фэнси.
   — Пойдемте со мной, — позвала она, выходя на улицу.
   Йэн неохотно последовал за ней. Ее появление могло нарушить его планы, но он старался сохранить безразличие, чтобы не вызывать у нее ни малейшего подозрения.
   Главная комната в доме была пуста; дети и Фортуна уже легли спать.
   — Подождите здесь, — попросила Фэнси и исчезла за дверью примыкающей комнаты.
   Вернувшись, она несла в руках бумаги, ручку и чернила. Йэн сразу узнал бумаги — это была его закладная.
   Заинтригованный, он наблюдал, как она раскладывает все это на столе.
   — Я хочу вернуть вам свободу, — сказала Фэнси. — Как это сделать?
   Йэн лишь смотрел на нее в замешательстве.
   — Роберт все равно найдет способ заполучить вас, — продолжала она. — Вы нажили себе врага, и он не забудет, как вы встали на мою защиту. У него есть власть, и он не ограничится подделкой документов. Я не могу этого допустить.
   Он стоял, пытаясь собраться с мыслями и осознать смысл ее слов.
   — Вы хотите освободить меня? Безо всяких условий? Фэнси опустила глаза, и Йэн понял, что она вспомнила их недавний разговор и свои угрозы.
   — Безо всяких условий. Я не могу рисковать вашей жизнью.
   В этот момент она привязала его к себе крепче любых цепей.
   Этот поступок, ставящий под угрозу будущее ее детей, сделал Йэна ее вечным должником. Честь, значившая для него больше, чем жизнь, требовала возврата долга.
   На миг он почувствовал к ней ненависть за то, что она убила его мечту. Он распрощался с планом побега. Фэнси, сама о том не подозревая, нашла единственный способ удержать его.
   — Что я должна сделать, чтобы освободить вас? — настаивала она.
   Йэн вздохнул. Дьявол, должно быть, усмехался, наблюдая за этой сценой.
   Ему объяснили условия его приговора. Многие из каторжников их не понимали, но не Йэн. Он изучал закон в Эдинбурге, вместе с другими науками.
   Он взял бумаги, которые до сих пор не читал. Кто бы ни составил их, либо был глупцом, либо привык иметь дело с другого рода документами, поскольку в его закладной не исключалась возможность выкупить свою свободу.
   Свобода! Но ее цена оказалась больше любых богатств!
   Он поднял взгляд от бумаг. Фэнси напряженно ждала, прикусив губу. Она не догадывалась, какие муки причиняла ему.
   — Я могу выкупить свои бумаги, — наконец сказал он.
   — Тогда я продам их за ту сумму, что у вас есть.
   — Вы же хотели разыскать меня на краю света, — медленно произнес он. — Почему вы передумали? Фэнси грустно улыбнулась.
   — Я бы никогда этого не сделала. Я просто надеялась, что вы постепенно… привыкнете жить здесь.
   Йэн вздохнул. Он не хотел говорить о Кэти, последней живой частичке его сердца.
   — Дело не в том, что мне здесь не нравится, миссис Марш. Дело в том, что ни одному человеку не нравится, когда у него отбирают свободу.
   Фэнси вновь опустила глаза.
   — Но теперь, когда вы…
   Он знал, на что она надеялась.
   — Нет, миссис Марш, — после долгой паузы сказал он. — Я говорил вам, что у меня есть обязательства в Шотландии. У меня есть сестра, Кэти, ровесница вашего Ноэля. Пока я был в тюрьме, она исчезла. Я не знаю, где она и что с ней, и обязан ее найти.
   Она смотрела на него с пониманием и сочувствием. В этот момент надежда умерла в его сердце.
   Фэнси прикоснулась к его руке.
   — Мне очень жаль, — тихо сказала она.
   — Я хотел уехать сегодня ночью, — признался Йэн. — Вы должны это знать. В Честертоне стоит корабль, который на рассвете уплывает на Ямайку. Оттуда я хотел добраться до какой-нибудь французской колонии, потом во Францию и наконец в Шотландию.
   В глазах Фэнси не было ни осуждения, ни упрека.
   — Скажите мне, где поставить свою подпись. — Она ничем не выдала своих чувств. — А вы можете вернуться на родину?
   — Да, если об этом не узнают англичане. Она посмотрела на его руку, обезображенную клеймом.
   — Я хотел выжечь его, — объяснил Йэн.
   — У меня есть немного денег, — наконец сказала она. — Вы можете взять все. — После недолгого колебания Фэнси добавила: — Вы также можете продать одну из лошадей в Честертоне.
   Йэн никогда в своей жизни не встречал подобного благородства. Она ни о чем не просила взамен, предлагая свою помощь, несмотря на отчаянное положение, в котором находилась сама.
   — А вы, миссис Марш? Что будете делать вы?
   — Благодаря вам у меня будет табак. Может быть, молодой Тим Уоллес поможет мне собрать его. Если нет, я продам двухлеток и постараюсь найти иммигранта, согласного работать на меня.
   — А как же Роберт Марш?
   — Он лжет. У него нет никаких бумаг. Он просто хотел запугать меня.
   Йэн не разделял уверенности Фэнси.
   — Вы обещали вернуть мне свободу через год, — сказал он, чувствуя, что попал в ловушку. — Я буду работать у вас этот год свободным человеком.
   — А как же ваша семья? — спросила она.
   — Мой старший брат погиб в бою при Каллодене, а младший был повешен вскоре после этого, — резко ответил он. — От моего клана мало что осталось, и одному богу известно, где эти немногие.
   Фэнси вновь прикусила губу, но ему не нужно было ни ее сострадания, ни симпатии. Он хотел лишь вернуть свой долг, и ничего больше. Год! Что, если этот год окажется слишком большим сроком, чтобы спасти сестру! Она догадывалась о том, какие мысли обуревали его.
   — Я считаю, что вы должны ехать, или вы никогда не простите себе этого.
   — Я не прощу себе, если что-то случится с вами и вашими близкими, — сухо возразил Йэн. — Я не могу оставить вас на милость этого подлеца.
   От него не ускользнула ирония и противоречивость их спора. Она убеждала его уехать, а он доказывал, что должен остаться. Вкус свободы был горек.
   Фэнси замолчала, убедившись, что он не передумает, по крайней мере сейчас.
   — Я не думаю, что мы должны рисковать вашей свободой. — Она взяла в руки ручку. — Где я должна подписаться?
   Йэн покачал головой.
   — Подпись должна быть засвидетельствована тем, кому вы доверяете.
   — Фортуной?
   — Она недостаточно взрослая.
   — Тогда преподобный отец, — сказала Фэнси и спохватилась, — но он вернется лишь на следующей неделе. Думаю, что должна расписаться на закладной сейчас. Я не доверяю Роберту.
   Бумаги лежали на столе между ними. Для Йэна они были стеной, отделявшей его от Шотландии.
   Но Фэнси была права. Ее подпись все же лучше, чем ничего.
   Тем не менее ее подпись не имела смысла, если она не сможет доказать, что знала, что подписывает. А это означало усиленные занятия чтением и еще большее сближение.
   Он колебался, понимая, что, допустив это, свяжет себя по рукам. Наконец Йэн написал: «Вследствие полной уплаты закладная выкуплена». Он смотрел, как Фэнси старательно выводит свое имя, ища одобрения в его глазах.
   Она подписывала бумаги с такой гордостью, что у него защемило сердце.
   Подписав, Фэнси свернула закладную.
   — Я попрошу отца Уинфри подписать ее на следующей службе.
   Он кивнул. Сделка совершилась.
   Но он не знал, как ему жить дальше.
* * *
   Роберт отдал измотанную лошадь груму и быстро прошел в дом, в библиотеку, где налил себе выпить. Сделав несколько больших глотков, он попытался обуздать свой гнев и обдумать план дальнейших действий.
   Его блеф не сработал. У него не было бумаг, подтверждающих намерение Джона отдать ему ферму. Он не думал, что Фэнси знала об этом — обычно мужчины не обсуждают дела со своими женами. Она была всего лишь хорошенькой глупышкой.
   Но он вполне мог сфабриковать новое завещание. Роберт надеялся, что ему не придется прибегать к подобным методам, но ничего другого не оставалось. Он скажет, что не предъявил свою копию завещания сразу после смерти брата, потому что не хотел лишать свою невестку фермы, но потом ему стало очевидно, что одна она не справится. Таким образом, в глазах общества он будет выглядеть великодушным и заботливым. В то же время он раздует такой скандал из факта проживания одинокого мужчины, да еще каторжника, в доме молодой вдовы, что новое завещание будет воспринято как оправданная осторожность со стороны Джона.
   Ему не составит труда получить подделку, но изготовители фальшивок проявляли большую солидарность, чем лжесвидетели. Если его предадут, и пойдут слухи о том, что он пытался обмануть вдову своего брата, его репутация серьезно пострадает. И все же он рискнет.
   Кроме того, нужно что-то сделать с этим своенравным шотландцем. Все знали, что рабы должны знать свое место, и это место — не рядом с одинокой молодой женщиной и ее детьми.
   Роберт был искренне убежден в этом. Он также считал, что Йэн Сазерлерд — опасный человек и увлечен своей хозяйкой. Он не верил, что Фэнси ответит ему взаимностью, но сама возможность этого приводила его в ярость. Фэнси постоянно отвергала любые его попытки ухаживать за ней. Ему была невыносима мысль, что она может проявить благосклонность к человеку, который не вправе распоряжаться даже самим собой.
   Он должен позаботиться, чтобы между ними ничего не произошло. Роберт заставит Фэнси принять его помощь и избавит ее от общества шотландца.
   Потом он займется и самим Сазерлендом. Никто не мог безнаказанно оскорблять его, тем более презренный каторжник. Роберт знал, как усмирять рабов.
   Роберт налил еще виски и залпом осушил бокал. Он начнет приводить свой план в действие — сначала поговорит с англиканским священником, потом с властями графства. Он заставит их усомниться в безопасности своей невестки.
   Через несколько дней Фэнси поймет, что лучший выход для нее — продать ему шотландца. Потом он убедит ее переехать в его дом. Возможно, при удачном стечении обстоятельств ему не придется прибегнуть к фальшивому завещанию.
   Роберт улыбнулся, смакуя мысль о том, что, как только шотландец окажется в Марш-Энде, он научит его уважать своего господина.
* * *
   Нескончаемая работа должна была заставить дни лететь быстрее, но каждая секунда казалась Йэну вечностью.
   Он написал письма в Шотландию и отвез их в Честертон два дня спустя после отплытия «Елизаветы». На этот раз он поехал один. Его сопровождало лишь доверие Фэнси. И эта поездка напоминала поездку в ад.
   Избегая разговоров с кем бы то ни было, он отправил письма и сразу уехал, ненадолго остановившись в порту. «Елизаветы» не было видно, на ее месте раскачивалась на якоре другая шхуна. Йэн не стал заходить в таверну, опасаясь, что поддастся искушению нарушить обещание, данное Фэнси.
   Его сердце разрывалось на части. Как он сможет прожить год здесь, изнывая от тревоги за Кэти? Его энергичная натура требовала активных действий, розысков. Он понимал, что несколько писем не помогут ему найти сестру, тем более что его друзья, которым они были адресованы, скорее всего, погибли. Кроме того, письма вообще могли не попасть в Шотландию.
   Работа до изнеможения помогала ему хоть немного забыться, как и часы, которые он проводил, тренируя лошадей. Вечерние занятия чтением тоже помогали отвлечься, хотя Йэн и понимал, что они еще сильнее сближают его с Фэнси.
   Вчера Йэна воодушевило появление на ферме юноши по имени Тимоти Уоллес, который со своим отцом приходил на похороны Джона Марша. Это был привлекательный молодой человек с открытым лицом и умным проницательным взглядом. Фэнси сказала, что его называют Маленький Тим, потому что его отца тоже зовут Тим Уоллес.
   Юноша сообщил, что они с отцом закончили посадку кукурузы и табака на своих полях, поэтому, если миссис Марш нужны лишние руки, он с удовольствием поможет.
   — Вы уверены? — спросила Фэнси. — Но Роберт…
   — Никто не смеет указывать Уоллесам, — гордо ответил юноша, не сводя глаз с Фортуны, стоящей на крыльце.
   Позже Фэнси рассказала Йэну, что отец Тима сам был работником-иммигрантом, и с тех пор никогда никому не подчиняется. «Если ему сказать сделать одно, он сделает прямо противоположное», — добавила она.
   Итак, молодой Уоллес остался на ферме. Прошло два дня, но он и не собирался уходить. Йэн подумал, что, если дела так пойдут и дальше, они смогут обработать поле и починить забор, а сам Йэн сможет больше времени уделять подготовке трехлеток к осенним скачкам. Он отчетливо понимал, какое значение победа на скачках будет иметь для репутации конюшни миссис Марш.
   Тогда Фэнси не сможет упрекнуть его в том, что он не сдержал обещание. Он обеспечит ее всем, чем сможет, на следующий год. А в конце года у Фэнси будет процветающая ферма и знаменитые лошади, а у Йэна — чистая совесть. Он поможет ей нанять толкового управляющего и наездника для лошадей, а также работника в поле. Потом он уедет.
   Оставалось только молиться, чтобы к тому времени не стало слишком поздно искать Кэти.
   Несмотря на то, что летние дни были длинные, Йэн приехал на ферму затемно. Он увидел свет в доме и вдруг обрадовался этому. Он знал, что в доме ждут его и что ему будут рады.
   Тяжело было признать, что в этом маленьком непритязательном доме был уют, которого недоставало Бринеру — его родовому замку, внушающему трепет и овеянному легендами. Однако в Бринере жила теплота семейных воспоминаний. Йэн помнил мягкую улыбку матери и лицо отца, гордящегося его успехами, дружеское подшучивание Патрика и Дерека над своим ученым братом. Он вспомнил поздние возвращения домой, когда Кэти выбегала ему навстречу и бросалась в его объятия.
   Все это ушло безвозвратно, и ничто не могло заменить то счастливое время. И никогда не сможет.
   Подъехав прямо к конюшне, Йэн отвел Принца в стойло и не спеша начал его чистить. Потом он напоил жеребца. Он знал, что Фэнси, должно быть, ждет его появления, но не был готов встретиться с ней. Сегодня он окончательно решил остаться здесь на год, и ему тяжело далось это решение.
   Он услышал, как открылась дверь конюшни, и, даже не поднимая взгляда, почувствовал, что она подошла совсем близко и встала по другую сторону стойла. Легкий аромат цветов, нежный и волнующий, сопровождал ее.
   — Мне очень жаль, — мягко сказала она. Он продолжал ритмично водить щеткой по шее Принца.
   — Жаль чего?
   — Вы опоздали на тот корабль.
   —Да.
   Несколько минут прошли в молчании. Затем, подойдя к жеребцу с другой стороны, она тоже положила руку на шею Принца.
   — Принц был любимцем Джона, — произнесла она.
   — Я его понимаю. В Шотландии у нас были лошади, которые могли скакать целый день без передышки, но ни одна из них не развивала такой скорости. — Йэн говорил первое, что приходило в голову, чтобы заполнить пустоту в своем сердце.
   — Я не знала, вернетесь ли вы, — сказала Фэнси.
   — Нет, знали, — с горечью возразил он. Последовала еще одна пауза.
   — Да, — призналась она. — Я хотела сказать, что не была уверена, что хочу вашего возвращения.
   Он не собирался уточнять, что она имеет в виду. Возможно, просто выражает тревогу за его сестру. А возможно, Фэнси боялась его присутствия так же, как он ее.
   — Как поработал сегодня Тим? — поинтересовался он и услышал ее вздох.
   — Он потрудился на славу. Думаю, он неравнодушен к Фортуне.
   — А как к этому относится Фортуна?
   — Настороженно, как всегда, но сегодня она согласилась отнести ему в поле хлеб и молоко.
   Их голоса были безжизненными, лишенными эмоций. Йэн продолжал расчесывать гриву Принца, и при каждом движении он видел пальцы Фэнси, гладившие шею животного.
   — Я слишком устал для вечернего урока, — сказал он. Нет, он не устал, у него всего лишь разбито сердце.
   — Я так и подумала, — откликнулась она. — Я принесла вам ужин.
   — Я не голоден.
   — Вы все еще слишком худы.
   — Это не мешает мне работать, — резко ответил он.
   — Я знаю.
   Жеребец наклонил голову, чтобы напиться, и их взгляды неожиданно встретились, а руки, повиснув в воздухе, соприкоснулись. Сердце Йэна отозвалось тупой болью при виде печали в ее глазах. Ее взгляд должен был быть торжествующим, но она грустила об их потерях.
   Разозлившись на себя и на нее, Йэн вышел из стойла и остановился у центральной подпорки конюшни, возле зажженного светильника. Мимолетного взгляда и легкого прикосновения к Фэнси было достаточно, чтобы потерять голову. Он слишком многого желал от нее, телом и душой. В его чувствах к ней смешались вожделение и жажда нежности.
   Он услышал, как за спиной захлопнулась дверца стойла.
   — Ноэль хотел дождаться вас и пожелать вам спокойной ночи, — сказала Фэнси. — Но он заснул.
   — Скорее всего, он хотел послушать про Робинзона Крузо.
   Она улыбнулась.
   — Да, и это тоже. Я сказала, что пожелаю вам спокойной ночи за него.
   Йэн закрыл глаза, желая, чтобы она немедленно ушла, пока не стало слишком поздно. Странно, как этот цветочный аромат проник в его поры, заслонив все остальные запахи и кружа голову.
   Открыв глаза, он обернулся и увидел Фэнси, прислонившуюся к дверце стойла. Их разделяли какие-то восемь футов, а возможно, восемь дюймов.
   Йэн не мог оторвать от нее глаз.
   — Вам разве не пора спать? Она пожала плечами.
   — Пора. Сейчас пойду. — Когда она откинула с лица прядь волос, в мягком свете они замерцали золотом.
   Фэнси подошла к подносу с едой и кувшином воды, который она поставила на опрокинутую бочку, служившую Йэну столиком.
   — Вы обязательно должны поесть, — вновь сказала она.
   Он кивнул, не сводя взгляда с ее лица.
   Черт возьми, почему она не уходит?
   Сам он не мог заставить себя отвернуться.
   Ему хотелось прикасаться к ней, накрутить на руку прядь ее волос, ласкать ее нежную кожу пальцами… и губами. Он хотел обнимать ее. Он хотел… слишком многого.
   Они стояли друг напротив друга, не в силах разойтись, и Йэну казалось, что вокруг них бушует шторм. В наступившем молчании Йэн не слышал даже звука дыхания, однако спокойствие было обманчивым, стоило сделать один неверный шаг, и волна захлестнет с головой. Лишь один шаг.
   Они обменялись необходимыми фразами, настала пора пожелать друг другу спокойной ночи и расстаться. И все же…
   Они одновременно шагнули навстречу друг другу. Поколебавшись, она сделала еще шаг. И еще один…
   Сознавая, что совершает чудовищную ошибку, Йэн раскрыл объятия. Фэнси прильнула к его груди, и он знал, что она слышит все убыстряющийся стук его сердца.
   Руки Фэнси обвили его шею, она еще теснее прижалась к нему. Лишь тогда она подняла на него глаза.
   На миг Йэн растворился в ее взгляде, отражавшем его собственное желание и нежность. Затем, склонив голову, он нашел ее губы.
   Страсть поглотила его целиком, завладела им без остатка. Отчасти это был зов плоти, но превыше всего было стремление вновь почувствовать себя живым.
   Йэн чувствовал, что и для Фэнси это было не менее важно. Ее взгляд, дрожь в теле, взволнованное дыхание были красноречивее любых слов.
   Ему было все равно, что влекло их друг к другу и почему. Он отбросил все сомнения. Когда внутри его разразился шторм, он покорился инстинкту. Языком он провел по ее губам, и ее рот поддался, еще сильнее разжигая его желание.
   Ее тело плавилось как воск от его ласк, а ее пальцы бесцельно блуждали по его спине. Ее прикосновения сводили его с ума, Йэн готов был разорвать на ней одежду. Он неистово прижал ее к себе, чтобы она почувствовала всю силу его желания.
   Она прерывисто вздохнула и замерла, когда Йэн начал осыпать поцелуями ее лицо.
   На губах он ощутил соленый вкус. Вкус слез.
   Сжигавший его огонь готов был вырваться наружу, возбужденная плоть требовала удовлетворения. Он мог получить его: ее тело было готово к этому. Но ее слезы сказали ему, что ее сердце еще не готово.
   Йэн поднял голову и нежно прижал ее лицо к своей груди. Тело Фэнси сотрясали беззвучные рыдания, слезы, которым она не давала пролиться, сдерживая усилием железной воли.
   Взяв себя в руки, Фэнси затихла.
   — Это единственный способ облегчить душу, — прошептал он. — Ты не можешь носить их в себе вечно. Дай им волю.
   Она замотала головой, но, не сдержавшись, все-таки заплакала. Его рубашка скоро стала мокрой от ее слез, но он все крепче обнимал Фэнси, нежно гладя по голове.
   Он не имел понятия, сколько простоял так, обнимая ее, успокаивая и шепча ласковые шотландские слова, которых она не понимала. Наконец поток ее слез иссяк, и она лишь изредка всхлипывала. Йэн продолжал обнимать ее, но наконец она выпрямилась и отстранилась от него.
   — Мне… жаль, мне очень жаль, — пробормотала Фэнси, глядя на него покрасневшими глазами. Йэн прижался губами к ее лбу.
   — Не нужно ни о чем жалеть. Ни о чем.
   Несколько мгновений Фэнси смотрела на него, потом, резко высвободившись из его объятий, подхватила юбки и выбежала во двор.
   Подойдя к распахнутой двери, Йэн проводил ее взглядом. Она бежала к дому так, словно за ней гнались все демоны ада.
   Он горько усмехнулся, подумав, что один демон остался, чтобы мучить его… долгие месяцы его пребывания здесь.

13.

   Никогда в жизни Фэнси не было так стыдно. Не прошло и месяца после смерти мужа, а она ведет себя, как кобыла в брачный период.
   Зарывшись головой в подушку, она пыталась не вспоминать чувства, заставившие ее забыть о приличиях. «Прости меня, Джон», — шептала она.
   Ее рука погладила пустое место рядом, где он прежде спал. Когда интимная близость стала угрожать здоровью Джона, она с некоторым смущением отметила, что совсем не скучает по его ласкам. Для нее акт любви был всего лишь супружеским долгом, не лишенным удовольствия, но не пробуждающим страстное желание.
   Такое, какое она испытывала несколько минут назад.