Поттер Патриция. Серебряная леди

   Делани улыбнулся. Несмотря на то, что Кэт никогда не проявляла к нему амурного интереса, он не терял надежды и… мечтал.
   — Я постараюсь задержать выдачу ему лицензии, — пообещал капитан, заглядывая в вырез платья.
   Кэт одарила его многообещающей улыбкой, и он почувствовал, что стал намного выше и сильнее. Настанет день, и…
   Через 48 часов капитан потерпел фиаско. Оказалось, что адвокат мистера Кантона получил лицензию заблаговременно.
   — Это неспроста. За этим что-то кроется, — озадачила Каталина Майка Делани.
   Капитан напустил на себя глубокомысленный вид.
   — Должно быть да, — в конце концов вынужден был согласиться он.

* * *

   Еще неделя, и!.. Марш с гордостью собственника окинул взглядом помещение. Последнее время он был одержим идеей открытия салуна. Он ухватился за нее с упрямством одноглазого мула, которого привели на участок с клевером.
   Когда Кантон не наблюдал за ходом ремонта, он исследовал Сан-Франциско. Он обнаружил существование двух несоединимых миров: один — утонченный город с роскошными отелями и жилыми особняками, другой — грубый и продажный, как любой другой город.
   Внимание Кантона привлекли Побережье Барбары и Китай-город. За свою скитальческую жизнь он побывал едва ли не в каждом крохотном городке Запада и во всех районах, где занимались скотоводством, от Мехико до Канады, но он нигде не видел такой распущенности и такого пьянства, как в этих местах.
   Притоны, приторговывающие опиумом и дешевыми проститутками, открыто процветали. Марш быстро понял, что весь город — снизу доверху — подкуплен. Впервые он столкнулся с этим, когда узнал сумму, которую надо было заплатить, чтобы получить лицензию на открытие салуна. Обычные деловые расходы, прокомментировал адвокат, когда ему пришлось выложить за лицензию чуть ли не 2 000 долларов.
   Оба — Девро и Дэйвид Скотт — предупреждали его, что не следует заказывать, а главное — пить спиртное в заведениях на Побережье, если он не хочет однажды поутру очнуться накаченным наркотиком и обобранным или — что еще хуже — проданным в матросы на какое-нибудь китайское судно. Этот способ получения денег и расправы с неугодными был довольно новым в Сан-Франциско, и для несчастных жертв только что придумали название — «шанхаированный».
   Однажды, поздно вечером, когда рабочие разошлись по домам, Марш замешкался в салуне и не пошел в отель. Его задержало странное, неопределенное, гнетущее чувство, причину которого он никак не мог установить. Может быть, его душевные терзания странным образом были связаны с новым пианино, которое только сегодня доставили из магазина. Марш присел на стульчик перед пианино, и после пары пробных аккордов весь оказался во власти чувств и воспоминаний о той радости, которой он достигал благодаря музыкальному дару, унаследованному от матери.
   А потом… его пальцы немилосердно обрушились на клавиши, исторгая из инструмента утробную какофонию. То время прошло. Чертово пианино! Оно было необходимо как залог процветания заведения. Он собирался предложить публике такие развлечения, каких не было в «Серебряной леди». Закуски, честная игра. То же, что в соседнем салуне. И еще кое-что.
   Марша охватила внезапная дрожь. Нелюбимое дитя судьбы, он решил обойти самые известные салуны на Побережье. «Моро», «Гром среди ясного неба», «Капля росы». Поговаривали, что некоторым посетителям удавалось только войти в эти заведения, выйти — никогда, по крайней мере через парадный вход.
   Марш оставил еду для собаки и приоткрыл окно, чтобы животное могло беспрепятственно входить и выходить. Пес никогда не притрагивался к пище в присутствии Марша. Во время отлучек хозяина еда исчезала, и собака стала выглядеть не такой заморенной, как на заре их знакомства, хотя своего отношения к человеку, видимо, не изменила. Ну что ж, думал Марш, он и сам мало менялся с годами.
   Кантон собрался уходить. Бедром он, как всегда, чувствовал холодок винтовки, почти скрытой черной плотной курткой. Марш закрыл входную дверь на замок и зашагал по улице. На этот раз он решил пройтись пешком: ему необходимо было выплеснуть накопившуюся энергию и успокоиться.
   Новый город и новое окружение притупили его врожденную осторожность. В Сан-Франциско у него не было явных врагов, хотя, кто знает… изрядное количество братьев, кузенов и другой родни несчастных, отправленных Маршем на тот свет, не отказались бы свести счеты с ним в любом месте. Так или иначе он не придал особого значения тому, что какой-то человек, кажется, выслеживал его. Мужчина был ниже среднего роста, и наметанный глаз Марша сразу определил, что он безоружен. Когда мужчина неожиданно исчез, Марш сказал себе, что он чрезмерно подозрителен и, обжегшись на молоке, дует на воду.
   Заглянув в «Гром среди ясного неба», Кантон довольно быстро понял, что оружие здесь не было некстати. Салун был почти до отказа набит мерзкими рожами, вооруженными ножами и дубинками.
   Здесь, среди проституток и головорезов, Марш почувствовал себя Маленьким Лордом Фонтлероем. Припомнив предупреждение Девро о наркотиках, подсыпаемых в стакан с выпивкой, Марш потребовал себе непочатую бутылку. Бармен выполнил заказ с явным неудовольствием, что заставило Кантона подвергнуть бутылку тщательному осмотру. Удовлетворив непраздное любопытство, Марш плеснул изрядную дозу в стакан, выбрал свободный столик и сел спиной к стене, лицом к выходу.
   Марш откинулся на стуле и присмотрелся к публике. Много проституток. Одна из них, с нечесаными волосами и в полурасстегнутом платье, направилась прямо к нему, не обращая внимания на призывы других мужчин. Проститутка изогнулась над столом, давая возможность Кантону насладиться одновременно видом пухлых ляжек и полувысохших грудей. Поигрывая прядью его волос, она для начала поинтересовалась:
   — Что такой джентльмен, как ты, делает в этом притоне?
   Маршу нечего было ответить. Он и сам толком не знал, что он здесь делает. Просто обстановка салуна соответствовала его мрачному настроению. Марш криво усмехнулся, и проститутка отдернула руку с такой поспешностью, как будто притронулась к чему-то опасному. Наверное, ее напугали глаза, подумал Кантон. Он предполагал, что сегодня они холоднее, чем всегда.
   — Не предложите ли леди выпить? — сделала еще один заход проститутка.
   Марш припомнил странную девушку из салуна «Серебряная леди», которую он встретил несколько дней назад, ее смущение, даже наивность, удивительную для рода ее занятий. В женщине, стоящей напротив, не было ни смущения, ни наивности. Очевидно, она только вернулась в зал после короткой отлучки «в нумера».
   Неожиданно Кантон почувствовал, как внутри растет брезгливое отвращение, и понял, почему пришел именно сюда. Чтобы побыть среди своих. Таким образом он напоминал сам себе, откуда он вышел. Он, Марш Кантон, не принадлежал к кругу таких людей, как Квинн Девро или Дэйвид Скотт, он был частичкой этой накипи, этих отбросов общества. Какой смысл притворяться, изображать из себя того, кем ты на самом деле не являешься? Марш хмыкнул.
   — Почему бы и нет? У меня здесь целая бутылка. Проститутка настороженно посмотрела на него.
   — По правде сказать, я бы предпочла шампанское, — проговорила она и улыбнулась.
   Частенько так же улыбался и сам Кантон — натренированно и неискренне. И снова Марш вспомнил Молли. Она тоже просила шампанского.
   — Хорошо, — согласился Кантон, не вполне понимая, зачем он это делает.
   Ее размалеванное лицо, крашенные-перекрашенные волосы, обрюзгшее тело внушали ему отвращение. Перед его внутренним взором стояла изящная, грациозная Каталина с горделивой осанкой и гневными изумрудами глаз. Кантон опрокинул себе в глотку стакан и тут же налил следующую порцию.
   Женщина внимательно наблюдала за ним. Он похож на змею, посетила ее первая, безжалостная мысль. А на подходе была уже вторая. Марш улыбнулся, прекрасно зная, что улыбка повергнет ее в ужас. Он чертовски хорошо умел выбить почву из-под ног у любого человека, а уж заставить нервничать…
   Пусть уж убирается побыстрее. Как Молли. Но эта женщина, похоже, была не из пугливых.
   — Всего за 30 долларов, мой сладенький, ты получишь все тридцать три удовольствия. Что твое сердце пожелает.
   — Нет, — отрезал Кантон и отодвинулся от стола, бросив несколько монет.
   — Думаешь, ты слишком хорош для меня? — уязвленно спросила проститутка.
   — Совсем наоборот, милашка, совсем наоборот.
   Марш направился к дверям и по дороге снова увидел маленького человека, приткнувшегося к стойке бара со стаканом в руке. Совпадение, сказал сам себе Марш, выйдя на улицу и вдохнув полной грудью. Боже! Какой тяжелый дух стоял в этом салуне. Марш сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы освободить легкие от остатков запаха дешевой парфюмерии, немытых тел и разбавленного виски.
   Кантон подумал о «Серебряной леди», о ее спокойной, сдержанной элегантности и снова о Каталине Хилльярд.
   Его обычная осторожность была притуплена слишком большим количеством слишком быстро выпитого виски и мыслями о Кэт. На секунду Марш замешкался. По спине поползли мурашки, и он понял, что вел себя слишком легкомысленно. Прислонившись к стене, он нащупал рукой ложе винтовки, стараясь при этом выглядеть беззаботным. Все его инстинкты включились в работу, но было поздно. Трое, нет, четверо мужчин надвигались на него. Трое были вооружены дубинками. Четвертый вообще не нуждался ни в каком оружии. В нем было около шести с половиной футов, а руки по величине и силе не уступали лапам медведя-гризли. Выражения их лиц и жесты не оставляли сомнения в том, что они считали Марша своей жертвой. Кантон сразу же вспомнил предупреждение Девро о том, что его могут забрить в матросы на китайский корабль. А потом Марш вспомнил маленького человека, следившего за ним от самой «Славной дыры». И только тогда Кантон понял, что это не случайная встреча с хулиганами, а хорошо смонтированная ловушка. И теперь он знал, кто стоит за этими головорезами.
   Молниеносным движением руки Марш выхватил винтовку. Почти одновременно с выстрелом он услышал крик одного из четверых, того, кто обходил его справа. Потом раздались еще крики, ругань и глухой, тяжелый удар в грудь.
   Марш рухнул, не выпуская винтовки из рук.
   Мгновенно придя в себя, Кантон сделал перекат и еще раз выстрелил в приближающихся мужчин. Один из них упал прямо на Марша, испачкав его кровью. Пока Кантон лежал на мостовой, придавленный телом, один из бандитов выбил у него винтовку. Сбросив раненого, Марш рванулся было за оружием, но получил сильнейший удар сначала в солнечное сплетение, потом по голове и потерял сознание.

* * *

   Тедди закрывал салун, и Каталина, чуть живая от усталости, поднялась к себе. Была уже половина четвертого. Предыдущие ночи Каталина провела почти без сна. Женщина подошла к окну и выглянула на улицу. В отличие от предыдущих ночей, в окнах «Славной дыры» не было огней.
   Каталина распустила волосы, и, когда они легли вдоль спины густой волной, принялась расчесывать их. Женщина вспомнила, что, когда она приводила себя в порядок к вечернему приему посетителей, из «Славной дыры» донеслось несколько чарующих мелодий, которые резко и натужно оборвались.
   Каталина могла предположить только, что Марш нанял музыканта или тапера. Но вечером прозвучала совсем не та музыка, которую исполняют в увеселительных заведениях. Эти мелодии были плавными, благозвучными, и при этом в них звучала острая нота одиночества. Каталина не очень хорошо разбиралась в музыке, но ей показалось, что она слышала именно то, что называется хорошей музыкой. Может, она когда-нибудь пойдет на концерт классической музыки и… Нет, она была отверженной.
   Так или иначе Каталина запомнила эти мелодии, и они не отпускали ее. Один раз вечером она поймала себя на том, что напевает их.
   Интересно, подумала Каталина, не означает ли приобретение нового пианино, что в «Славной дыре» будет нечто сверх азартных игр и виски. Она предположила, однако, что наличие дополнительных развлечений будет обратно пропорционально количеству выпитого. Клиенты выпьют больше, если их не отвлекать. Но… вдруг… чем черт не шутит.
   Черт бы его побрал — в любом случае.
   Едва Каталина начала расчесываться, раздался стук в дверь, и, получив разрешение, вошел Тедди. Он выглядел озабоченным.
   — Что-нибудь с Молли? — спросила Каталина, зная, что Тедди беспокоится о девушке.
   — Нет, — ответил он. — Она у себя в комнате.
   Замешательство вызвало паузу. Каталина вопросительно склонила голову набок.
   — Капитан Делани прислал сказать, что ваши неприятности закончились, — проговорил наконец Тедди.
   — Неприятности?
   — «Славная дыра».
   — Каким образом?
   — Он устроил все дело так… что хозяина «Славной дыры» забрили в матросы. Капитан хочет, чтобы вы знали, что проблем больше не будет.
   — Когда это случилось? — с дрожью в голосе поинтересовалась Каталина.
   Тедди пожал плечами.
   — Наверное, вечером.
   — Ты знаешь, какие корабли отплывают утром?
   Тедди отрицательно покачал головой. Кэт прикусила губку. Из «шанхаированных» почти никто не возвращался назад. Капитаны и владельцы судов не могли позволить им поведать кому-нибудь о том, как они попали на корабль и что там делали. Обычно перед окончанием плавания с таким матросом происходил несчастный случай. Каталина подумала о высоком незнакомце, его вызывающей улыбке и пружинящей походке хищника. Недолго он протянет на судне, где требуется железная дисциплина. Проклятый Делани. Она не просила его заходить так далеко. Одно дело неприятности со строительством, с получением лицензии, совсем другое… Если бы обычные средства не дали желаемого результата, она бы понаблюдала, честную ли игру в карты ведет Кантон со своими клиентами, и прижала бы его на жульничестве. Такие «домашние» способы расправы ничуть не отягощали совесть Каталины Хилльярд.
   Быть «шанхаированным» — все равно что быть убитым. Однажды она уже убила человека. С тех пор она не может отмыть кровь с рук и избавиться от потрясения. В кошмарных снах она видит себя, убийцу, и все, что случилось той ночью. И она не хочет больше убийств.
   — Нет! — внезапно крикнула от Тедди. — Скажи капитану Делани «нет». Пойди сам. Я не возьму этот грех на душу.
   Тедди одарил ее одной из своих редких улыбок, которая преобразила его лицо, лицо бывшего боксера. Голубиная душа в оболочке свирепого бандита, подумала Кэт.
   Она плотно закрыла дверь за Тедди, села за туалетный столик и в который раз принялась расчесывать волосы. Казалось бы, она должна испытывать чувство удовлетворения. Но вместо этого Каталина чувствовала внутреннюю опустошенность. Невыносимую пустоту.

* * *

   Превозмогая боль, Марш поднялся. Голова болела; в воздухе стоял странно знакомый сладковато-едкий запах. Кантон постарался вспомнить, что бы это могло быть. Оказалось, что сосредоточиться на разгадывании этой загадки приятнее, чем испытывать приступы боли.
   Такой знакомый запах. Вспомнил!
   Безобразные стоны и крики. Скрежет хирургической пилы, вгрызающейся в живую кость. Полевой госпиталь. Хлороформ. Марш проследил последовательную связь причин и следствий и пришел к окончательному выводу. До того как его избили, ему подмешали в спиртное наркотики.
   Марш медленно, с трудом открыл глаза. Свет был приглушенный, тусклый, и это было хорошо. Вряд ли бы он вынес яркое освещение. Голова раскалывалась от боли. Марш начал понемногу осматриваться и заметил, что свет падал неровно, как бы натыкался по пути на какие-то препятствия. Кантон осторожно повернул голову, но сразу возникло ощущение, будто некто безжалостный забивает гвозди в череп.
   Решетки! Железные решетки, «украшающие» давно немытые окна, преграждали доступ свету. Было удивительно, что хоть лучик света мог просочиться сквозь грязные, пыльные стекла. Марш последовал взглядом дальше и всюду натыкался на решетки. Похоже на тюрьму.
   Кантон опустил глаза и посмотрел на запястья. На них еще оставались темно-красные рубцы, следы веревок. Очевидно, он долгое время был связан.
   Марш снова пошевелился. Каждая клеточка тела кричала от боли; ребро, должно быть, сломано. Маршу понадобилось собрать в кулак всю волю, чтобы не застонать. Он никогда не поддавался слабости. Никогда. Кантон осторожно ощупал руками тело, морщась всякий раз, когда оно отзывалось на прикосновение болью. Он вспомнил удары, пинки ногами. Очевидно, избиение закончилось только тогда, когда он потерял сознание.
   Где же он? И почему?
   Маленький человек, похожий на крысу. Боже, его провели как несмысленыша! Заманили в ловушку! И он знал, кто стоит за этим. Любой другой его бы просто убил.
   Кантон грязно выругался, употребляя слова, которые привели бы в ужас его нежную, чувствительную маму.
   В конце концов, он хотя бы не в трюме корабля. Он полагал, что именно это намеревались сделать бандиты. Почему бы еще его стали связывать и давать хлороформ?! Он еще раз осмотрел себя. Ни винтовки, ни ремня, рубашка окровавлена. Куртка и ботинки исчезли.
   Марш провел пятерней по волосам: рука окрасилась кровью.
   Кантон вновь оглядел камеру. Она едва вмещала железную койку, на которой он и лежал. В углу стояла параша. Это замечательное изобретение и кровать составляли все убранство камеры.
   В тюрьму Марш угодил впервые за последние двадцать лет немилосердной жизни. Примечательный факт, подумал Марш, наблюдая за собой как бы со стороны, что он делал довольно часто.
   Когда-то он изучал юриспруденцию, а потом балансировал на тончайшей грани, отделяющей законные действия от убийства. Только однажды он вышел за рамки закона, но и тогда был уверен, что свидетелей не было.
   Марш попробовал встать, но тело отказывалось повиноваться. Черт возьми! На нем живого места не осталось! Ему нужен врач. Во-первых, необходимо вправить ребро и туго перевязать грудную клетку, во-вторых, наложить швы на раны.
   Почему, черт возьми, его держат здесь? Неожиданно его осенило. Коррупции подвластна даже полиция. Каталина. Он готовился сразиться с ней остротой ума, а его добрая соседка объявила силовую войну. Поэтому ему следует быть таким же скрытным и хитроумным, как она.
   Каталина Хилльярд еще не знала, что раздразнила раненого тигра. Марш Тэйлор Кантон ничего не забывал. Ничего не прощал. Если бы мертвые могли говорить, они бы это подтвердили.

Глава пятая

   Ремонт в «Славной дыре» застопорился. В дверях, как часовой, торчала уродливая старая собака, будто ждала чего-то. Или кого-то.
   Из рассказа Тедди Каталина знала, что Кантона не забрили в матросы; его бросили в тюрьму, обвинив в недостойном поведении и неповиновении властям. Нелепое обвинение. На Побережье не существовало такого понятия, как достойное поведение.
   Каталина чувствовала угрызения совести, но не слишком сильные. В конце концов именно она спасла Кантона от незапланированного путешествия в Китай. Ей не хотелось детально разбираться в том, что явилось причиной ее странного душевного порыва по спасению конкурента; с одной стороны, она не просила Делани заходить так далеко, с другой… видимо, она ожидала чего-то подобного.
   Что было, то было. Ничего уже не исправишь. Цель ею достигнута: незнакомца проучили и поставили на место. Наверное, теперь он уберется туда, откуда пришел… если выберется из тюрьмы. В тот самый момент, когда Кантон оказал сопротивление бандитам и не позволил себя схватить без борьбы, он нажил смертельного врага в лице капитана Делани. Кроме обычных в таких ситуациях неприятностей Делани пришлось понести материальные издержки и заплатить бандитам, которых капитан нанял, чтобы скрутить Марша, а тот неосмотрительно изувечил их. Это задело самолюбие капитана.
   Каталина не была ошеломлена, когда узнала детали поимки Кантона. Он чуть было не прикончил четверых самых опасных головорезов в городе. И если бы одному из них не посчастливилось нанести Маршу Кантону сокрушительный удар…
   Проклятие! Почему она и двух минут не может прожить, чтобы не вспомнить о нем? Прошло уже десять дней, с тех пор как он исчез, а Каталина все еще искала взглядом на улице высокого, стройного, элегантного мужчину, который одним своим присутствием подавлял людей.

* * *

   Десять дней. Десять проклятых дней в проклятой клетке, пока, наконец, за астрономическую взятку ему не удалось уломать одного из охранников сообщить его адвокату о месте своего пребывания.
   Тело по-прежнему саднило. Ребра болели, а кожа пожелтела в тех местах, где раньше красовались синяки и кровоподтеки. Рана на предплечье затягивалась крайне медленно, оставляя за собой уродливый шрам с краями-зазубринами.
   Все проходит, кроме оскорбления и гнева. На протяжении десяти дней два этих чувства подпитывали друг друга. Его память хранила воспоминания о моментах унижения, которые ему пришлось пережить, и взывала о возмездии.
   Первые несколько дней в тюрьме были для него временем сплошной боли. Тем не менее Маршу было безразлично, где он находится: степень оскорбления и желание отомстить были таковы, что жесткая постель для него была так же хороша, как и мягкая перина. Для выздоровления жесткая кровать даже полезнее: мягкая серьезно затруднила бы любое движение, каждое из которых было очень болезненным.
   На третий день Марш окончательно пришел в себя и по-настоящему осознал все тяготы заключения: несъедобная пища, грязь, слежка и — самое главное — бессилие человека, заключенного в клетку. Пять шагов отделяли одну стену от другой, и его природная подвижность взывала о сострадании.
   Кантон постоянно просил о свидании с Дэйвидом Скоттом и постоянно получал отказы. Ярость возрастала пропорционально безнадежности. Он занимал себя тем, что измышлял способы, как свести счеты с Каталиной Хилльярд. Самым убедительным казался Маршу постельный вариант. Он знал, как заставить женщину мучиться, не причиняя ей жестокой боли, но изысканным способом продлевая нарастание страсти. Он знал, как подвести женщину к вершине… и бросить ее в агонии ожидания.
   А может… разорить ее. Во имя победы Кантон был готов рискнуть всем.
   Каталина Хилльярд повысила ставку. Он не собирался проигрывать.

* * *

   Дэйвид Скотт смотрел на своего бородатого, израненного клиента без видимой дрожи. По сравнению с тем, какой ненавистью пылали глаза Кантона сейчас, его прежняя воинственность казалась детской шалостью.
   — Об этом ни слова, — сказал Марш. — Вы меня предупреждали. А сейчас — как мне, к черту, выбраться отсюда?
   — Не хотите ли вы рассказать мне, что произошло?
   — Я отправился на Побережье Барбары.
   — Не моту ли я поинтересоваться зачем?
   Марш хмыкнул.
   — Просто прихоть.
   — Довольно дорогая, в этом вы еще убедитесь, — прокомментировал ситуацию Скотт. — Я разговаривал с Делани, который составляет протокол обвинения. Против вас у него ничего нет. Это наше небольшое преимущество, — адвокат помедлил и продолжал. — К счастью, те двое, которых вы ранили, совершили много преступлений, и у полиции к ним целый ряд претензий. А капитан Делани долгое время поддерживал с ними деловые отношения. — Дэйвид снова сделал паузу. — И еще. Делани — завсегдатай «Серебряной леди».
   — Я так и думал, — бесстрастно проговорил Марш.
   — Я не предполагал, что Каталина Хилльярд может так далеко зайти, — пробормотал Дэйвид.
   — А я думаю, у нее была еще более зловещая цель. Например, «шанхаировать» меня. Вы знаете, меня накачали хлороформом. Почему только я оказался в тюрьме, а не на корабле — вот загадка.
   Дэйвид тоже выглядел озадаченным.
   — Но вы — здесь! И слава Богу!
   Марш улыбнулся одними губами.
   — Вы очень наблюдательны. Что вы думаете обо всем этом?
   — Что сделано, то сделано, — последовал мудрый ответ адвоката. — Вы выполнили свой гражданский долг, расправившись с этими подонками. Никто, а особенно капитан Делани, не захочет, чтобы газетчики и репортеры выволокли наружу кое-какие подробности этой истории, если дело дойдет до суда.
   — Я и не подозревал, клиентом какого хитроумного и влиятельного адвоката являюсь.
   — Сейчас мне придется вас разубеждать в этом, — сказал Скотт. — Как бы мне ни хотелось взять вас на поруки, я не могу.
   — Кто тогда?
   — Единственный человек, которого я знаю и который обладает для этого достаточным влиянием, — это Квинн Девро. Я уже переговорил с ним, и он согласен поручиться за вас.
   Марш был ошеломлен.
   — Ему-то это зачем?
   — Пропади я пропадом, если знаю. Но он выручает людей из тяжелых ситуаций.
   Маршу не хотелось быть обязанным. Интересно, какой ответной услуги потребует Девро? Дэйвид, кажется, прочитал его мысли.
   — Вы можете отказаться и навсегда остаться здесь.
   Марш ответил холодной улыбкой.
   — Как же я выйду отсюда без ботинок?
   Скотт опустил глаза: Кантон стоял на грязном полу в одних носках; окровавленная рубашка и брюки были изодраны в клочья. Раньше Кантон выглядел если не модно, то респектабельно и ухожено. Должно быть, последние десять дней были для него равносильны аду. Дэйвид Скотт заметил, какой решительностью горели глаза Кантона. Они были еще безжалостнее, чем раньше. Дэйвид подумал, что он и сам бы решился на многое, если бы находился в таком положении, как Марш. Интересно, задумался адвокат, знает ли Девро, какого джинна он выпустил из бутылки?