Страница:
Чтобы понять, что перед тобой труп, света не надо.
Наклонившись, я нащупал холодную руку, распущенные длинные волосы, сбившийся халат.
Женщина.
Я ни на секунду не усомнился – на лестнице лежала мадам Дегри. В общем, мне было плевать на это, но меня обожгло мерзким холодком. Я коснулся ее руки, ее волос, ее халата.
Я даже попятился, но пересилил себя. Переступил через труп, поднялся в коридор, нашел третью дверь и толкнул ее.
В комнате горел ночник.
Тускло блеснуло зеркало, врезанное в стену, кажется, на месте бывшей двери. Два высоких окна были затянуты шторами, на полу лежал зеленоватый ковер. Шкаф, два кресла, столик с неубранными бутылками. А в глубине комнаты что-то вроде алькова.
Духота сковывала движения, кондиционер не работал. Зачем Джеку занавес над кроватью? Ему мешают москиты?
Я шепотом позвал:
– Джек.
Никто не откликнулся.
– Джек!
Тишина.
Я медленно подошел к алькову. Потом собрал в кулак тонкую ткань и резко рванул занавес вниз.
Занавес упал, и я увидел Джека Берримена.
Рубашку Джек успел снять, но на брюки сил не хватило. Внезапный сон сморил его, он упал лицом вниз. Мощные мышцы расслабились, Джек странно съежился. Я далее пульс не стал искать. Достаточно того, что я уже прикасался к старухе.
Значит, вот так выглядит человек, убитый адентитом?
Я подошел к столику.
Моя миссия сразу потеряла смысл. Я прибыл на остров помогать Джеку Берримену, но помогать было некому.
Минуты две я тупо смотрел на картину, выбранную, вероятно, по вкусу мадам Дегри. Чудовищный смерч расшвыривал по морю крошечные кораблики. Непонятно, куда они шли таким большим караваном? Не отрывая глаз от дурацкой картины, я хлебнул из ближайшей бутылки, потом плеснул виски в ладонь и растер лицо.
Глупо так умирать, подумал я. И сказал вслух:
– Глупость, она тоже от Бога.
И услышал:
– Неверно, Эл. Глупость – она от рождения. Бог не занимается такими мелочами.
Я стремительно обернулся.
Джек Берримен сидел на кровати, опустив на пол босые ноги. Он здорово похудел, глаза лихорадочно блестели, и вид у него был недовольный.
– Тут нелегко достать виски, Эл, – пробормотал он. – Зачем ты умываешься моим виски?
До меня явственно докатилась волна перегара.
– А зачем ты оборвал занавес, Эл?
Я наклонил голову и злобно уставился на Джека:
– Ты спрашиваешь?
Только тогда он, наконец, ухмыльнулся:
– Почему нет? Я человек любопытный. Что там, кстати, с погодой?
– Как в могиле, – выругался я. – Душно.
– Думаешь, в могиле душно? – Джек лениво встал. – Ладно, не злись. И не делай вид, что не рад меня видеть. И не суйся с рукопожатиями, я не приму ничьей руки. И не пугайся, черт побери, я не покойник. Просто Отис потерял меру, мне приходится его успокаивать.
Он внимательно поглядел на меня:
– Что-нибудь не так, Эл?
– Там на лестнице труп, Джек. Наверное, это мадам Дегри.
– Да? – равнодушно удивился Джек. – Всегда говорил ей, эти добровольные дежурства в клинике не для ее возраста. У нее было больное сердце. – Он вдруг рассмеялся: – Тебе всегда везло, Эл. Мадам Дегри единственный человек, который мог что-то заподозрить. Но теперь ее нет. А всем остальным абсолютно плевать, кто ты на самом деле.
Он потянулся:
– Я приму душ. А ты плесни в стакан мне и себе. Еще. Не жалей. И выдави туда лимон. Чего-чего, Эл, а лимонов у нас хватает. Кислота, это хорошо, Эл. Ты еще убедишься в этом. Санитаров к мадам Дегри я вызову чуть позже. Отдохни пять минут. Похоже, нам надо поговорить. Правда?
Глава третья
Теперь я понял, что зеленоватый оттенок воздуху придавали деревья, плотно закрывающие дом от улицы и мерцающая сквозь них полоска пролива.
– Это лучшее, что ты нашел в шкафу? – Джек критически меня осмотрел. – Смени рубашку. На острове Лэн не следят за модой, но Эл Хуттон слывет аккуратистом. Никто этого не может доказать, но все знают, Эл Хуттон – аккуратист.
– Мы что, в театр собираемся?
– К сожалению, в бар. Всего лишь в бар, Эл.
– В бар? – удивился я. – С утра? Здесь работают бары?
– Преимущественно китайские. В них охотнее ходят. С некоторых пор власти кое на что стали смотреть сквозь пальцы. Люди одичали, Эл. Человек – общественное животное, его нельзя держать взаперти. Потихоньку несколько баров открылись. Эти заведения, сам знаешь, могут функционировать и в дни мирового потопа. Правда, пьют у нас порто, отчаянное дерьмо, конечно, но мы с тобой отыщем что-нибудь получше. Некоторые бармены пробавляются фирменными напитками.
Он рассеянно огляделся.
– Санитаров я вызвал. Скоро они заберут бедную мадам Дегри. И, конечно, загадят весь коридор, этой химии у них хватает. Часов до пяти придется болтаться по городу. – Он хмыкнул. – Если нам захочется это делать. Но в пять часов мы должны быть в пансионате. Придет Отис. Он должен принести довольно любопытную бумажку. От нее, Эл, многое зависит. Постарайся встретить его помягче, он не очень любит твою болтовню.
– А если он меня не узнает?
– Он вечно пьян. Он тебя узнает. Главное, побольше болтай. Держись как настоящий Хуттон. Тут все – братья по беде, все связаны телефонными знакомствами, никто тебя никогда толком не видел.
– Даже Отис?
– Даже Отис. Состояние, в котором он находится, позволяет надеяться, что он запомнил тебя только в общих чертах. И не вздумай кому-нибудь сунуть руку, здесь это не принято. Это почти непристойный жест.
– Послушай, Джек… – Я заколебался.
– Ну? – поторопил он меня.
– Тобой тут кто-нибудь интересуется?
Он хмыкнул:
– Что ты имеешь в виду?
– Видишь ли… Случайность, конечно… Ночью под твоими окнами паслись два придурка.
– О чем они говорили?
– О тебе. Обо мне. О гостях, которые, возможно, тут появятся. Но насколько я понял, гости не появились.
– Вот видишь, – ухмыльнулся Джек. – Они убедились, я чист. Ни у кого нет ко мне претензий.
– Кто эти ребята?
Джек пожал плечами:
– Может, мальчики Мелани? Право, не знаю.
Он чего-то не договаривал.
– Мелани?
– Да, Мелани Кертрайт. На обложках книг свое имя она пишет немного иначе – Мелани Ф.Кертрайт. Она биолог, она ведет лабораторию Гардера. Эпидемия сделала Мелани известным человеком, ведь это она сформировала санитарные службы и настояла на жестком карантине. Властям ничего не оставалось, как работать по ее указаниям. Наш общий приятель Кирк Отис не пожалеет злых слов для Мелани, не верь ему. Мелани много сделала для острова, больше, чем кто-либо. Другое дело, она не в меру любопытна, ее мечта – знать все. Она хотела бы слышать все слова, произнесенные на кухнях этого города. Грандиозная мечта, но, как ты понимаешь, малоосуществимая… Не знаю, почему я попал в сферу ее интересов… Право, не знаю… Отис? Его болтовня?.. Но, Эл, у меня не было выбора, адентит убил других возможных помощников.
Он странно покосился на картину:
– Время. Вот чего у нас мало, Эл.
И раздраженно прошелся по комнате:
– Видишь зеркало? Раньше на его месте находилась дверь. В последние годы наплыв туристов был так велик, что стало выгоднее сдавать комнаты, чем двухкомнатные номера.
– Ты жил здесь и раньше?
– Я три года подряд снимал этот номер. Мадам Дегри считала меня совсем своим человеком.
– Джек…
– Ну?
– Кстати о мадам… Там, на лестнице… Я прикасался к ней!
– Однако ты прыток, мадам давно не в том возрасте.
– Оставь. Ты знаешь, о чем я.
– О чем?
– Эта болезнь… Я не мог ею заразиться?
Он нехорошо улыбнулся:
– Вскрытие покажет.
– Мне не нравятся твои шутки, Джек.
– Привыкай. Здесь так шутят. И поставь кофейник на плитку. Я хочу еще чашку кофе. Потом пойдем. Не ленись, здесь все приходится делать самому. Что значит, где вода? В кране.
– Она не опасна? Джек подмигнул:
– Не более, чем мадам Дегри.
– Как это понимать?
– Как нечто ободряющее. Мадам Дегри умерла от сердечного приступа, адентит тут ни при чем. Слишком жаркое лето, Эл, и вообще… Чем меньше ты будешь понимать, тем, может быть, лучше. Советую думать о мадам Дегри только как о своей удаче.
Я хмуро кивнул:
– Ладно.
И спросил:
– А Отис? Если он ненадежен, зачем ты связался с ним?
– Он удобен. Это важно. Ты еще поймешь, почему. К тому же, он не дурак. Полистай «Зоологическое обозрение».
– Почему «Зоологическое»?
– Иногда он публикует в нем свои работы. Он криптозоолог.
– Что это такое?
– Специалист по необычным видам. Животных, конечно. Но может быть, и растений. Не знаю.
– Необычные виды?
– Ну да. Разве не слыхал про такие? Снежный человек, скажем, Несси или тот же глоубстер. Вроде бы всем известны, даже оставляют следы, но никто не держал в руках даже шерстинки с них.
– Разве глоубстер не стал реальностью? Его же выбросило на берег.
– Лучше бы он оставался мифом! – выругался Джек. – Отису с ним крупно не повезло.
– А тем, кто попал на кладбище?
– Оставь, Эл. Те, кто попал на кладбище, в игре уже не участвуют. Мелани Кертрайт все последние годы издевалась над Отисом, ее сотрудники, как могли, высмеивали Кирка. Никто, кроме Отиса, не верил в существование глоубстера, а попала эта тварь в руки Мелани. Даже ты на месте Кирка возненавидел бы Мелани Кертрайт.
Стоило шерифу погрозить кулаком в сторону моря, как Отис мгновенно появлялся на телевизионном экране. Эта штука, сынок, говорил он, передразнивая шерифа и имея в виду, конечно, глоубстера, – эта штука, сынок, старше тебя на десятки миллионов лет. Не думаю, что такие цифры дойдут до тебя, сынок, но представь себе, даже твои волосатые предки говорили о глоубстере с уважением. Стоило Мелани или ее сотрудникам в очередной раз посмеяться над суевериями и мифами островитян, как Отис вновь появлялся на телевизионном экране. Военно-морской флот, – говорил он, обращаясь к жителям острова Лэн, – довольно не беден. Благодаря нам, налогоплательщикам, конечно. И если Мелани Кертрайт и ее недоумки не верят фактам, значит, наш военно-морской флот вкладывает наши деньги вовсе не туда, куда следовало бы их вкладывать. Не стоит так щедро оплачивать глупость людей, даже если многие из них имеют ученые степени.
Телевидение любило Отиса. Его выступления отдавали скандалом. Он никогда не церемонился, и, благодаря его стараниям, глоубстер в самом деле стал предметом некоей гордости для островитян. Ведь у других ничего подобного не было.
Начинал Отис как зоолог. И начинал интересно, обратил на себя внимание. Правда, возня с вонючими препаратами быстро ему наскучила. Он жаждал доблестей и славы. Он увлекся аквильским чудищем. Даже когда было доказано, что аквильское чудище – блеф, он не потерял вкуса к тайнам. В течение трех лет он издал три книги. «Тайны больших глубин», «Еще о тайнах больших глубин» и, наконец, томик, напичканный формулами и цифрами. Изучив данные доступных ему святых книг, Отис доказал, что Иисус был распят не в какой-то другой день, а именно двадцать второго марта. Он предложил помечать этот день в календарях особыми цифрами. У одних оппонентов Отиса такое предложение вызвало гнев, у других чувство неловкости. Но Отис плевал и на тех и на других. Он занялся научной журналистикой. Он много путешествовал. В Уганде на него напал живой птеродактиль. Так Отис утверждал, показывая искалеченные пальцы на левой руке, других доказательств у него не было. Академические круги перестали принимать слова Отиса на веру, из журналистики он тоже ушел, закончив моргом – так называют в редакциях газетный архив. Последние семь лет Отис безвыездно провел на острове Лэн. Кажется, он извлек из архивов все существующие указания на прежние появления глоубстера. Кое-кто считал, Отис и глоубстера выдумал.
А потом эта тварь попала в руки Мелани.
Мы шли по пустой улице, стараясь держаться в тени. Но от каменных стен несло жаром, падали с ветвей скрюченные листья равеналии – дерева путешественников, отовсюду несло прелью и запустением. Я слушал Джека, но думал не об Отисе. Отис, похоже, столь же редкая тварь, как и глоубстер, но меня сейчас интересовал город.
Вялые равеналии, встопорщенные колючие пальмы, огромный эвкалипт, по колени погрузившийся в сброшенную с себя кору, ломкие стебли персимона, пожелтевшая трава, и везде – на клумбах, на крышах, под заборами, под ногами – листья, листья, всех форм, всех расцветок.
Колючие, угловатые, овальные, почти круглые, даже сердцевидные… Я дивился, откуда столько листьев?
Ну да, никто не следит за чистотой дворов и улиц, таких и служб-то сейчас, наверное, нет, и все же: как могло скопиться за два месяца такое количество листьев? Они шуршали под ногами, падали с веток. С ними мешались обрывки лиан, неопределенные растоптанные стебли, вайи папоротников, явно занесенные из парка. Природа, не контролируемая человеком, прямо взбесилась.
Правда, и люди от нее не отставали.
Я никогда не видел столь запущенных улиц.
Женский туфель под ногами, бесконечные, злобно поблескивающие под солнцем обрывки магнитофонной пленки, какие-то бумажки, пакеты, тряпье.
– Тут что, мусор не вывозят?
– Мусор? – удивился Джек. – Были дни, когда трупы вывозить не успевали.
– А это?
Я остановился перед рекламным щитом. Он потемнел от пыли, выцвел от солнца, но кое-какие надписи еще проглядывали сквозь слой пыли.
И не только надписи.
Я различил в нижнем углу щита крошечное черное солнце с лучами-протуберанцами.
Крошечное черное солнце.
– Глоубстер, – без особого интереса подтвердил Джек. – Пока острову ничего не грозило, глоубстер красовался на всех рекламных щитах. Его лепили на джинсы, на рубашки, он украшал фасады отелей, о нем распевали куплеты, это сейчас он ничего, кроме страха, не вызывает.
– А болезнь… Этот адентит… О самой болезни что-то уже известно?
– Ничего определенного.
– На острове много специалистов. В той же лаборатории Гардера. Что они говорят?
– «Сохраняйте спокойствие!» – вот что они говорят, – раздраженно отмахнулся Джек, увлекая меня к запущенному трехэтажному дому. – Они ничего не знают. Даже возбудитель адентита ими пока не выявлен.
Он поднял руку и указал на неприметную дверь. На двери красовалось черное солнце, под его извилистыми лучами угадывались стилизованные буквы.
«Цо-цо».
Я улыбнулся.
Зато бармен привел меня в изумление.
Сперва он искал что-то под стойкой, и мы его не видели, но потом он выпрямился.
Он был тучный, тяжелый, рубашка на груди и на плечах промокла от пота. И он был совершенно лысый. Я впервые такое видел: кожа на голове была изрезана складками, как морщинами. И он был не китаец.
– Привет, Нестор.
– Привет, Джек, – бармен положил на стойку тяжелые кулаки. – Ты уже слышал?
– О чем?
– Ну как? Весь город гудит. Я об этих подонках.
– Кого ты называешь подонками?
– Осквернителей могил.
– Вот как? Опять?
– Второй случай за неделю, – голос у Нестора звучал несколько надорвано. – На этот раз пострадала могила Купера. Помнишь старого Купера?. Он работал в банке. Ему ухо отхватили, Джек.
– Оно еще сохранилось? – усмехнулся Джек. – Там было что отхватывать? Он же помер месяц назад.
– Вот-вот, – бармен моргнул и вдруг пальцем поманил нас к себе. Мы перегнулись через стойку, чуть не стукнувшись головами. – Я говорил с шерифом, он врать не станет. Этот Купер, каким его положили, такой он и лежит. Ничего с ним не сделалось, будто он и не умирал. Ни печатки, ни кольца не сняли с него, Джек, просто отхватили ухо, а Купера там же бросили. Это или сумасшедший, Джек, или террорист. Он ведь может опять разнести заразу по всему городу. Мы только начали успокаиваться.
Джек пожал плечами:
– Мало ли что болтают. Не надо всему верить, Нестор.
– Я с шерифом говорил. Это не болтовня.
Бармен выпрямился.
Китайцы с любопытством смотрели на нас издалека, только человечек в голубой рубашке ни на что не обращал внимания. Сидел над газетой, как примерный школьник, лицо его в полумраке казалось скорбным. Может быть, от загара.
Бармен, наконец, обратил внимание на меня:
– Значит, ты Эл? Джек обещал вытащить тебя на прогулку, я знаю. Как ты?
Я улыбнулся.
– А твой приятель? – неодобрительно спросил бармен у Джека. – Твой Кирк, где он?
Джек пожал плечами:
– Не видел его со вчерашнего дня.
– Я тоже, – сказал бармен. – Но вчера я дважды выбрасывал его на улицу.
– Были проблемы?
– Разве это проблема, – вздохнул бармен. – Что выпьете? Налить порто?
– Пусть его китайцы пьют, Нестор. Налей нам фирменного.
Нестор ухмыльнулся и полез под стойку. Потом выставил на цинк пару стаканов, наполовину заполненных прозрачной жидкостью.
– Выжми туда по лимону. Ну, ты знаешь.
Нестор кивнул.
– Пару месяцев назад, Эл, – сказал он мне, – я угостил бы вас устрицами. Я поставил бы перед вами розеточки с икрой морского монаха. Немного водорослей, немного ракушек. Море бодрит. Но ты же знаешь, сейчас я сам ничего этого в рот не возьму. Эта морская тварь все тут испакостила.
– Это не навсегда, Нестор, – улыбнулся Джек. – Налей и себе. Я плачу.
Бармен кивнул и снова полез под стойку.
Выпив, он коротко ткнул рукой в сторону китайцев:
– Никогда не думал, что желтая опасность столь реальна, Джек. Китайцев даже адентит не берет. Боюсь, в стране скоро останутся одни китайцы.
– Не преувеличивай, – хмыкнул Джек, но было видно, шутка бармена его почему-то насторожила. Он даже повернулся к китайцам и они, перехватив его взгляд, дружно закивали.
– Видишь, – сказал бармен. – Они подтверждают мою правоту.
– Да нет, – сказал Джек. – Денег у них мало. Они хотят тебе понравиться.
– Как здоровье, Эл? – сразу потеплел бармен. – Можно сказать, тебе повезло, так ведь?
Что-то уж очень часто сегодня говорится о моем везении, суеверно подумал я, и быстро кивнул:
– Нормально. Почти нормально, Нестор. Это раньше в груди хрипело, как в мехах. Я отплевываться не успевал. А сейчас нормально. Я, конечно, многого тут не видел, Нестор, но лежать в постели тоже хреново. Я однажды в Чикаго жил. Там была такая дыра, что я уснуть не мог. Грузовики и прочая дрянь. Все тряслось, стены ходуном ходили, а уши я затыкал ватой. А тут ночами не сплю, ковыряю в ушах, все хочу вытащить ту вату. Глухо, как в отстойнике, Нестор, не нравится мне это. Джек редко заглядывает, а Кирк всегда пьян. Вот я и решил прогуляться. Джек мне друг, с ним можно. Что ты обо всем этом думаешь, Нестор?
Бармен растерялся:
– Ты погоди, ты не торопись, Эл. Этак ты сразу все выложишь. Нельзя же все выкладывать вот так, сразу, одним махом.
– Да ну, – сказал я. – Что мне, слов жалко?
Джек довольно хохотнул. По его виду я понял, что веду себя правильно. Но излишне рисковать Джек все же не захотел:
– Пошли за столик, Эл. А ты, Нестор, сделай нам что-нибудь. Мы еще ничего не ели.
Нестор кивнул.
Мы устроились за пустым столиком. Теперь и я сделал глоток. Зелье Нестора отдавало жутью.
– Ну и штука!
– Нестор сам ее готовит. Такой стакан очищает лучше клизмы. Хлебни. Хуже не будет.
Я негромко спросил:
– Джек, а эти осквернители могил… Они что, впрямь сумасшедшие? Откуда здесь террористы? Почему они не взяли ни печатку, ни кольцо, но отрезали ухо? Их же адентит убьет.
Ответить Джек не успел.
Дверь распахнулась, китайцы у входа дружно закивали.
– Джек! – Голос от порога прозвучал чуть ли не торжествующе. – Я заглянул к тебе, а там санитары. Я думал, они тебя увезли.
Джек презрительно хмыкнул, а одинокого человечка в голубой рубашке странно передернуло.
– Тогда я пошел сюда. Не поверишь, я так мать не жалел, как тебя.
Надув щеки, Кирк Отис, криптобиолог, с шумом рухнул на стул рядом с Джеком.
Никем другим этот человек не мог быть. Только Кирком Отисом, человеком из морга. И он мне сразу пришелся не по душе.
Круглая, коротко постриженная голова, колючая, как кокосовый орех. Ростом Отис уступал даже китайцам, но самоуверенности в нем хватило бы на всех, включая Нестора и китайцев. Плохо выбритые щеки, мутные глаза. Эти глаза мне больше всего не понравились. Наглость в них плавала, он никого в грош не ставил.
– Слышал прогноз, Джек?
Джек кивнул и сделал знак Нестору. Тот без всякой охоты полез под стойку – наполнить стакан для Отиса. А Отис выпятил фиолетовые губы и с подозрением уставился на меня:
– Никак не привыкну, Эл. Вечно с тобой что-то неладно. То нос вытянется, то глаза ввалятся.
– Пить надо меньше, – заметил Джек.
– Это верно, – подтвердил я. – Ты скоро сам себя узнавать перестанешь.
И спросил:
– Кирк, на тебя, правда, нападал птеродактиль?
Кажется, я попал в точку. Даже Нестор ухмыльнулся, даже человечек в голубой рубашке оторвался от газеты. Он взглянул на Отиса, и мне показалось, во взгляде его промелькнула ненависть.
– Ты что это, Эл? У тебя дерьмовое настроение, Эл? – Первый же глоток опьянил Отиса, он давно был пропитан спиртом. Тем не менее, бормоча, подозрительно меня оглядывая, он сунул мне под нос искалеченные пальцы. – Я же показывал тебе руку, Эл.
– Да ну, руку? – протянул я. Зелье Нестора и на меня подействовало. Мне самому стало интересно, что я еще выкину, руководствуясь проснувшейся интуицией. – Факты, вот что важно, Кирк! Голые факты. Поверю чему угодно, если мне представят факт. Я знал женщину, Кирк, родившую за два года троих детей, одного за другим. И это был факт, Кирк! Я сам видел этих детей.
Отис оторопело спросил:
– Ты считаешь это фактом?
Я моргнул умиротворенно:
– Знаешь, Кирк, по-моему, ты дерьмо. У меня был приятель, он всегда ходил с палкой. У него там не только пальцев, у него там, считай, и ноги не было. Но он никогда, совсем никогда, Кирк, не утверждал, что ее отъел птеродактиль.
Отис побагровел. Он смотрел на меня со все большим подозрением:
– Что у тебя с голосом?
Я удивился:
– А что у меня с голосом?
– У тебя голос изменился, Эл.
– Что у меня с голосом, Джек? – спросил я с пьяной заинтересованностью.
– Пьешь много, – охотно объяснил Джек. – А ты, Кирк, действительно, скоро перестанешь себя узнавать.
Ирреальный мир.
Какие-то осквернители могил, труп, у которого отхватили ухо, хотя этот труп уже месяц лежит в земле, бармен с головой, поблескивающей, как глянцевое яйцо, нелепый человечек в расстегнутой голубой рубашке, китайцы, кивающие далее вентилятору, вдруг заработавшему под потолком, искалеченные пальцы Отиса, Джек Берримен, вдруг впавший в необычную для него задумчивость, и этот остров за стенами бара – прирастающий кладбищем, черт возьми! И черное жирное солнце глоубстера, распростершее над миром извилистые тонкие щупальца.
– Вот что, Кирк, – пьяно сообщил я, отгоняя все эти видения. – Факты это факты, со мной не спорь… Факты всегда остаются фактами… – Я запутался в несложной фразе, но китайцы и человечек в голубой рубашке смотрели на меня, и я выпутался: – С фактами глухо… Могу дать совет… Да, Кирк, ты нуждаешься в добром совете…
Меня понесло.
Фирменный напиток Нестора и наглые мутные глаза криптозоолога вдохновляли меня.
Заниматься тварями, которых нельзя посадить в клетку, это все равно, что поденке изучать вечность, заявил я побагровевшему Отису. Не трогай вечности, Кирк. Мы все здесь поденки. А твой глоубстер, он дерьмо. Не знаю почему, но мне так кажется. Просто большая куча Дерьма, ничего больше. Вообще скажу, Кирк, несерьезное это занятие – совать пальцы в пасть птеродактилю. Совсем плохое занятие, несерьезное. И остров Лэн, Кирк, куча дерьма. А вот моя пневмония, она от Бога. Я ее схлопотал, чтобы не болтаться среди дураков. Понял? И вообще, пьяно прищурился я, завтра нос у меня будет другой. И волосы будут виться. Видишь, у меня прямые волосы, а вот завтра они будут виться. Это факт, Кирк. Это тебе не падаль, выброшенная океаном. Подумаешь, глоубстер. Дохлая медуза! Видал я таких. Есть медузы, что потянут сразу на пару тонн, вот какие! И ни костей у них, ничего такого. Зачем заразе кости, подумай сам!
И спросил:
– Бывают волосатые медузы, Кирк?
– Только в бреду, – огрызнулся Отис. – Ты бредишь, Эл.
Человечек в голубой рубашке давно уже к нам не прислушивался. Прислушивались к нам китайцы и Нестор. Я чувствовал себя, как в аквариуме. Они все смотрели на меня, как сквозь толстое стекло.
– Медуза… – повторил я. – Что бы ты ни сочинял в «Памятках», Кирк, все равно медуза… Или головоногое…
– А ты видел раковину? Или когти? Или клюв? – Отис был по-настоящему взбешен.
– Зачем так много? – пьяно возразил я. – Это не птеродактиль. Мы говорим о большой медузе. Послушай, Кирк… – В голову мне пришла новая идея. – А может эта куча дерьма быть просто гигантской амебой?
Наклонившись, я нащупал холодную руку, распущенные длинные волосы, сбившийся халат.
Женщина.
Я ни на секунду не усомнился – на лестнице лежала мадам Дегри. В общем, мне было плевать на это, но меня обожгло мерзким холодком. Я коснулся ее руки, ее волос, ее халата.
Я даже попятился, но пересилил себя. Переступил через труп, поднялся в коридор, нашел третью дверь и толкнул ее.
В комнате горел ночник.
Тускло блеснуло зеркало, врезанное в стену, кажется, на месте бывшей двери. Два высоких окна были затянуты шторами, на полу лежал зеленоватый ковер. Шкаф, два кресла, столик с неубранными бутылками. А в глубине комнаты что-то вроде алькова.
Духота сковывала движения, кондиционер не работал. Зачем Джеку занавес над кроватью? Ему мешают москиты?
Я шепотом позвал:
– Джек.
Никто не откликнулся.
– Джек!
Тишина.
Я медленно подошел к алькову. Потом собрал в кулак тонкую ткань и резко рванул занавес вниз.
Занавес упал, и я увидел Джека Берримена.
Рубашку Джек успел снять, но на брюки сил не хватило. Внезапный сон сморил его, он упал лицом вниз. Мощные мышцы расслабились, Джек странно съежился. Я далее пульс не стал искать. Достаточно того, что я уже прикасался к старухе.
Значит, вот так выглядит человек, убитый адентитом?
Я подошел к столику.
Моя миссия сразу потеряла смысл. Я прибыл на остров помогать Джеку Берримену, но помогать было некому.
Минуты две я тупо смотрел на картину, выбранную, вероятно, по вкусу мадам Дегри. Чудовищный смерч расшвыривал по морю крошечные кораблики. Непонятно, куда они шли таким большим караваном? Не отрывая глаз от дурацкой картины, я хлебнул из ближайшей бутылки, потом плеснул виски в ладонь и растер лицо.
Глупо так умирать, подумал я. И сказал вслух:
– Глупость, она тоже от Бога.
И услышал:
– Неверно, Эл. Глупость – она от рождения. Бог не занимается такими мелочами.
Я стремительно обернулся.
Джек Берримен сидел на кровати, опустив на пол босые ноги. Он здорово похудел, глаза лихорадочно блестели, и вид у него был недовольный.
– Тут нелегко достать виски, Эл, – пробормотал он. – Зачем ты умываешься моим виски?
До меня явственно докатилась волна перегара.
– А зачем ты оборвал занавес, Эл?
Я наклонил голову и злобно уставился на Джека:
– Ты спрашиваешь?
Только тогда он, наконец, ухмыльнулся:
– Почему нет? Я человек любопытный. Что там, кстати, с погодой?
– Как в могиле, – выругался я. – Душно.
– Думаешь, в могиле душно? – Джек лениво встал. – Ладно, не злись. И не делай вид, что не рад меня видеть. И не суйся с рукопожатиями, я не приму ничьей руки. И не пугайся, черт побери, я не покойник. Просто Отис потерял меру, мне приходится его успокаивать.
Он внимательно поглядел на меня:
– Что-нибудь не так, Эл?
– Там на лестнице труп, Джек. Наверное, это мадам Дегри.
– Да? – равнодушно удивился Джек. – Всегда говорил ей, эти добровольные дежурства в клинике не для ее возраста. У нее было больное сердце. – Он вдруг рассмеялся: – Тебе всегда везло, Эл. Мадам Дегри единственный человек, который мог что-то заподозрить. Но теперь ее нет. А всем остальным абсолютно плевать, кто ты на самом деле.
Он потянулся:
– Я приму душ. А ты плесни в стакан мне и себе. Еще. Не жалей. И выдави туда лимон. Чего-чего, Эл, а лимонов у нас хватает. Кислота, это хорошо, Эл. Ты еще убедишься в этом. Санитаров к мадам Дегри я вызову чуть позже. Отдохни пять минут. Похоже, нам надо поговорить. Правда?
Глава третья
1
Рассвело. Джек отдернул шторы.Теперь я понял, что зеленоватый оттенок воздуху придавали деревья, плотно закрывающие дом от улицы и мерцающая сквозь них полоска пролива.
– Это лучшее, что ты нашел в шкафу? – Джек критически меня осмотрел. – Смени рубашку. На острове Лэн не следят за модой, но Эл Хуттон слывет аккуратистом. Никто этого не может доказать, но все знают, Эл Хуттон – аккуратист.
– Мы что, в театр собираемся?
– К сожалению, в бар. Всего лишь в бар, Эл.
– В бар? – удивился я. – С утра? Здесь работают бары?
– Преимущественно китайские. В них охотнее ходят. С некоторых пор власти кое на что стали смотреть сквозь пальцы. Люди одичали, Эл. Человек – общественное животное, его нельзя держать взаперти. Потихоньку несколько баров открылись. Эти заведения, сам знаешь, могут функционировать и в дни мирового потопа. Правда, пьют у нас порто, отчаянное дерьмо, конечно, но мы с тобой отыщем что-нибудь получше. Некоторые бармены пробавляются фирменными напитками.
Он рассеянно огляделся.
– Санитаров я вызвал. Скоро они заберут бедную мадам Дегри. И, конечно, загадят весь коридор, этой химии у них хватает. Часов до пяти придется болтаться по городу. – Он хмыкнул. – Если нам захочется это делать. Но в пять часов мы должны быть в пансионате. Придет Отис. Он должен принести довольно любопытную бумажку. От нее, Эл, многое зависит. Постарайся встретить его помягче, он не очень любит твою болтовню.
– А если он меня не узнает?
– Он вечно пьян. Он тебя узнает. Главное, побольше болтай. Держись как настоящий Хуттон. Тут все – братья по беде, все связаны телефонными знакомствами, никто тебя никогда толком не видел.
– Даже Отис?
– Даже Отис. Состояние, в котором он находится, позволяет надеяться, что он запомнил тебя только в общих чертах. И не вздумай кому-нибудь сунуть руку, здесь это не принято. Это почти непристойный жест.
– Послушай, Джек… – Я заколебался.
– Ну? – поторопил он меня.
– Тобой тут кто-нибудь интересуется?
Он хмыкнул:
– Что ты имеешь в виду?
– Видишь ли… Случайность, конечно… Ночью под твоими окнами паслись два придурка.
– О чем они говорили?
– О тебе. Обо мне. О гостях, которые, возможно, тут появятся. Но насколько я понял, гости не появились.
– Вот видишь, – ухмыльнулся Джек. – Они убедились, я чист. Ни у кого нет ко мне претензий.
– Кто эти ребята?
Джек пожал плечами:
– Может, мальчики Мелани? Право, не знаю.
Он чего-то не договаривал.
– Мелани?
– Да, Мелани Кертрайт. На обложках книг свое имя она пишет немного иначе – Мелани Ф.Кертрайт. Она биолог, она ведет лабораторию Гардера. Эпидемия сделала Мелани известным человеком, ведь это она сформировала санитарные службы и настояла на жестком карантине. Властям ничего не оставалось, как работать по ее указаниям. Наш общий приятель Кирк Отис не пожалеет злых слов для Мелани, не верь ему. Мелани много сделала для острова, больше, чем кто-либо. Другое дело, она не в меру любопытна, ее мечта – знать все. Она хотела бы слышать все слова, произнесенные на кухнях этого города. Грандиозная мечта, но, как ты понимаешь, малоосуществимая… Не знаю, почему я попал в сферу ее интересов… Право, не знаю… Отис? Его болтовня?.. Но, Эл, у меня не было выбора, адентит убил других возможных помощников.
Он странно покосился на картину:
– Время. Вот чего у нас мало, Эл.
И раздраженно прошелся по комнате:
– Видишь зеркало? Раньше на его месте находилась дверь. В последние годы наплыв туристов был так велик, что стало выгоднее сдавать комнаты, чем двухкомнатные номера.
– Ты жил здесь и раньше?
– Я три года подряд снимал этот номер. Мадам Дегри считала меня совсем своим человеком.
– Джек…
– Ну?
– Кстати о мадам… Там, на лестнице… Я прикасался к ней!
– Однако ты прыток, мадам давно не в том возрасте.
– Оставь. Ты знаешь, о чем я.
– О чем?
– Эта болезнь… Я не мог ею заразиться?
Он нехорошо улыбнулся:
– Вскрытие покажет.
– Мне не нравятся твои шутки, Джек.
– Привыкай. Здесь так шутят. И поставь кофейник на плитку. Я хочу еще чашку кофе. Потом пойдем. Не ленись, здесь все приходится делать самому. Что значит, где вода? В кране.
– Она не опасна? Джек подмигнул:
– Не более, чем мадам Дегри.
– Как это понимать?
– Как нечто ободряющее. Мадам Дегри умерла от сердечного приступа, адентит тут ни при чем. Слишком жаркое лето, Эл, и вообще… Чем меньше ты будешь понимать, тем, может быть, лучше. Советую думать о мадам Дегри только как о своей удаче.
Я хмуро кивнул:
– Ладно.
И спросил:
– А Отис? Если он ненадежен, зачем ты связался с ним?
– Он удобен. Это важно. Ты еще поймешь, почему. К тому же, он не дурак. Полистай «Зоологическое обозрение».
– Почему «Зоологическое»?
– Иногда он публикует в нем свои работы. Он криптозоолог.
– Что это такое?
– Специалист по необычным видам. Животных, конечно. Но может быть, и растений. Не знаю.
– Необычные виды?
– Ну да. Разве не слыхал про такие? Снежный человек, скажем, Несси или тот же глоубстер. Вроде бы всем известны, даже оставляют следы, но никто не держал в руках даже шерстинки с них.
– Разве глоубстер не стал реальностью? Его же выбросило на берег.
– Лучше бы он оставался мифом! – выругался Джек. – Отису с ним крупно не повезло.
– А тем, кто попал на кладбище?
– Оставь, Эл. Те, кто попал на кладбище, в игре уже не участвуют. Мелани Кертрайт все последние годы издевалась над Отисом, ее сотрудники, как могли, высмеивали Кирка. Никто, кроме Отиса, не верил в существование глоубстера, а попала эта тварь в руки Мелани. Даже ты на месте Кирка возненавидел бы Мелани Кертрайт.
2
Пока Джек натягивал свежую рубашку, пока мы допивали кофе и спускались на прокаленную солнцем улицу, я услышал много интересного об Отисе.Стоило шерифу погрозить кулаком в сторону моря, как Отис мгновенно появлялся на телевизионном экране. Эта штука, сынок, говорил он, передразнивая шерифа и имея в виду, конечно, глоубстера, – эта штука, сынок, старше тебя на десятки миллионов лет. Не думаю, что такие цифры дойдут до тебя, сынок, но представь себе, даже твои волосатые предки говорили о глоубстере с уважением. Стоило Мелани или ее сотрудникам в очередной раз посмеяться над суевериями и мифами островитян, как Отис вновь появлялся на телевизионном экране. Военно-морской флот, – говорил он, обращаясь к жителям острова Лэн, – довольно не беден. Благодаря нам, налогоплательщикам, конечно. И если Мелани Кертрайт и ее недоумки не верят фактам, значит, наш военно-морской флот вкладывает наши деньги вовсе не туда, куда следовало бы их вкладывать. Не стоит так щедро оплачивать глупость людей, даже если многие из них имеют ученые степени.
Телевидение любило Отиса. Его выступления отдавали скандалом. Он никогда не церемонился, и, благодаря его стараниям, глоубстер в самом деле стал предметом некоей гордости для островитян. Ведь у других ничего подобного не было.
Начинал Отис как зоолог. И начинал интересно, обратил на себя внимание. Правда, возня с вонючими препаратами быстро ему наскучила. Он жаждал доблестей и славы. Он увлекся аквильским чудищем. Даже когда было доказано, что аквильское чудище – блеф, он не потерял вкуса к тайнам. В течение трех лет он издал три книги. «Тайны больших глубин», «Еще о тайнах больших глубин» и, наконец, томик, напичканный формулами и цифрами. Изучив данные доступных ему святых книг, Отис доказал, что Иисус был распят не в какой-то другой день, а именно двадцать второго марта. Он предложил помечать этот день в календарях особыми цифрами. У одних оппонентов Отиса такое предложение вызвало гнев, у других чувство неловкости. Но Отис плевал и на тех и на других. Он занялся научной журналистикой. Он много путешествовал. В Уганде на него напал живой птеродактиль. Так Отис утверждал, показывая искалеченные пальцы на левой руке, других доказательств у него не было. Академические круги перестали принимать слова Отиса на веру, из журналистики он тоже ушел, закончив моргом – так называют в редакциях газетный архив. Последние семь лет Отис безвыездно провел на острове Лэн. Кажется, он извлек из архивов все существующие указания на прежние появления глоубстера. Кое-кто считал, Отис и глоубстера выдумал.
А потом эта тварь попала в руки Мелани.
3
Я кивнул.Мы шли по пустой улице, стараясь держаться в тени. Но от каменных стен несло жаром, падали с ветвей скрюченные листья равеналии – дерева путешественников, отовсюду несло прелью и запустением. Я слушал Джека, но думал не об Отисе. Отис, похоже, столь же редкая тварь, как и глоубстер, но меня сейчас интересовал город.
Вялые равеналии, встопорщенные колючие пальмы, огромный эвкалипт, по колени погрузившийся в сброшенную с себя кору, ломкие стебли персимона, пожелтевшая трава, и везде – на клумбах, на крышах, под заборами, под ногами – листья, листья, всех форм, всех расцветок.
Колючие, угловатые, овальные, почти круглые, даже сердцевидные… Я дивился, откуда столько листьев?
Ну да, никто не следит за чистотой дворов и улиц, таких и служб-то сейчас, наверное, нет, и все же: как могло скопиться за два месяца такое количество листьев? Они шуршали под ногами, падали с веток. С ними мешались обрывки лиан, неопределенные растоптанные стебли, вайи папоротников, явно занесенные из парка. Природа, не контролируемая человеком, прямо взбесилась.
Правда, и люди от нее не отставали.
Я никогда не видел столь запущенных улиц.
Женский туфель под ногами, бесконечные, злобно поблескивающие под солнцем обрывки магнитофонной пленки, какие-то бумажки, пакеты, тряпье.
– Тут что, мусор не вывозят?
– Мусор? – удивился Джек. – Были дни, когда трупы вывозить не успевали.
– А это?
Я остановился перед рекламным щитом. Он потемнел от пыли, выцвел от солнца, но кое-какие надписи еще проглядывали сквозь слой пыли.
И не только надписи.
Я различил в нижнем углу щита крошечное черное солнце с лучами-протуберанцами.
Крошечное черное солнце.
– Глоубстер, – без особого интереса подтвердил Джек. – Пока острову ничего не грозило, глоубстер красовался на всех рекламных щитах. Его лепили на джинсы, на рубашки, он украшал фасады отелей, о нем распевали куплеты, это сейчас он ничего, кроме страха, не вызывает.
– А болезнь… Этот адентит… О самой болезни что-то уже известно?
– Ничего определенного.
– На острове много специалистов. В той же лаборатории Гардера. Что они говорят?
– «Сохраняйте спокойствие!» – вот что они говорят, – раздраженно отмахнулся Джек, увлекая меня к запущенному трехэтажному дому. – Они ничего не знают. Даже возбудитель адентита ими пока не выявлен.
Он поднял руку и указал на неприметную дверь. На двери красовалось черное солнце, под его извилистыми лучами угадывались стилизованные буквы.
«Цо-цо».
Я улыбнулся.
4
Бар оказался на удивление прохладным: работали кондиционеры. Мы нырнули в его полумрак, как в прохладное озеро. Столик у входа занимала компания китайцев, они дружно, с каким-то далее неестественным усердием, закивали нам. Остальные столики пустовали, правда, в углу застыл над развернутой газетой одинокий человек в голубой, расстегнутой до самого пояса рубашке.Зато бармен привел меня в изумление.
Сперва он искал что-то под стойкой, и мы его не видели, но потом он выпрямился.
Он был тучный, тяжелый, рубашка на груди и на плечах промокла от пота. И он был совершенно лысый. Я впервые такое видел: кожа на голове была изрезана складками, как морщинами. И он был не китаец.
– Привет, Нестор.
– Привет, Джек, – бармен положил на стойку тяжелые кулаки. – Ты уже слышал?
– О чем?
– Ну как? Весь город гудит. Я об этих подонках.
– Кого ты называешь подонками?
– Осквернителей могил.
– Вот как? Опять?
– Второй случай за неделю, – голос у Нестора звучал несколько надорвано. – На этот раз пострадала могила Купера. Помнишь старого Купера?. Он работал в банке. Ему ухо отхватили, Джек.
– Оно еще сохранилось? – усмехнулся Джек. – Там было что отхватывать? Он же помер месяц назад.
– Вот-вот, – бармен моргнул и вдруг пальцем поманил нас к себе. Мы перегнулись через стойку, чуть не стукнувшись головами. – Я говорил с шерифом, он врать не станет. Этот Купер, каким его положили, такой он и лежит. Ничего с ним не сделалось, будто он и не умирал. Ни печатки, ни кольца не сняли с него, Джек, просто отхватили ухо, а Купера там же бросили. Это или сумасшедший, Джек, или террорист. Он ведь может опять разнести заразу по всему городу. Мы только начали успокаиваться.
Джек пожал плечами:
– Мало ли что болтают. Не надо всему верить, Нестор.
– Я с шерифом говорил. Это не болтовня.
Бармен выпрямился.
Китайцы с любопытством смотрели на нас издалека, только человечек в голубой рубашке ни на что не обращал внимания. Сидел над газетой, как примерный школьник, лицо его в полумраке казалось скорбным. Может быть, от загара.
Бармен, наконец, обратил внимание на меня:
– Значит, ты Эл? Джек обещал вытащить тебя на прогулку, я знаю. Как ты?
Я улыбнулся.
– А твой приятель? – неодобрительно спросил бармен у Джека. – Твой Кирк, где он?
Джек пожал плечами:
– Не видел его со вчерашнего дня.
– Я тоже, – сказал бармен. – Но вчера я дважды выбрасывал его на улицу.
– Были проблемы?
– Разве это проблема, – вздохнул бармен. – Что выпьете? Налить порто?
– Пусть его китайцы пьют, Нестор. Налей нам фирменного.
Нестор ухмыльнулся и полез под стойку. Потом выставил на цинк пару стаканов, наполовину заполненных прозрачной жидкостью.
– Выжми туда по лимону. Ну, ты знаешь.
Нестор кивнул.
– Пару месяцев назад, Эл, – сказал он мне, – я угостил бы вас устрицами. Я поставил бы перед вами розеточки с икрой морского монаха. Немного водорослей, немного ракушек. Море бодрит. Но ты же знаешь, сейчас я сам ничего этого в рот не возьму. Эта морская тварь все тут испакостила.
– Это не навсегда, Нестор, – улыбнулся Джек. – Налей и себе. Я плачу.
Бармен кивнул и снова полез под стойку.
Выпив, он коротко ткнул рукой в сторону китайцев:
– Никогда не думал, что желтая опасность столь реальна, Джек. Китайцев даже адентит не берет. Боюсь, в стране скоро останутся одни китайцы.
– Не преувеличивай, – хмыкнул Джек, но было видно, шутка бармена его почему-то насторожила. Он даже повернулся к китайцам и они, перехватив его взгляд, дружно закивали.
– Видишь, – сказал бармен. – Они подтверждают мою правоту.
– Да нет, – сказал Джек. – Денег у них мало. Они хотят тебе понравиться.
– Как здоровье, Эл? – сразу потеплел бармен. – Можно сказать, тебе повезло, так ведь?
Что-то уж очень часто сегодня говорится о моем везении, суеверно подумал я, и быстро кивнул:
– Нормально. Почти нормально, Нестор. Это раньше в груди хрипело, как в мехах. Я отплевываться не успевал. А сейчас нормально. Я, конечно, многого тут не видел, Нестор, но лежать в постели тоже хреново. Я однажды в Чикаго жил. Там была такая дыра, что я уснуть не мог. Грузовики и прочая дрянь. Все тряслось, стены ходуном ходили, а уши я затыкал ватой. А тут ночами не сплю, ковыряю в ушах, все хочу вытащить ту вату. Глухо, как в отстойнике, Нестор, не нравится мне это. Джек редко заглядывает, а Кирк всегда пьян. Вот я и решил прогуляться. Джек мне друг, с ним можно. Что ты обо всем этом думаешь, Нестор?
Бармен растерялся:
– Ты погоди, ты не торопись, Эл. Этак ты сразу все выложишь. Нельзя же все выкладывать вот так, сразу, одним махом.
– Да ну, – сказал я. – Что мне, слов жалко?
Джек довольно хохотнул. По его виду я понял, что веду себя правильно. Но излишне рисковать Джек все же не захотел:
– Пошли за столик, Эл. А ты, Нестор, сделай нам что-нибудь. Мы еще ничего не ели.
Нестор кивнул.
Мы устроились за пустым столиком. Теперь и я сделал глоток. Зелье Нестора отдавало жутью.
– Ну и штука!
– Нестор сам ее готовит. Такой стакан очищает лучше клизмы. Хлебни. Хуже не будет.
Я негромко спросил:
– Джек, а эти осквернители могил… Они что, впрямь сумасшедшие? Откуда здесь террористы? Почему они не взяли ни печатку, ни кольцо, но отрезали ухо? Их же адентит убьет.
Ответить Джек не успел.
Дверь распахнулась, китайцы у входа дружно закивали.
– Джек! – Голос от порога прозвучал чуть ли не торжествующе. – Я заглянул к тебе, а там санитары. Я думал, они тебя увезли.
Джек презрительно хмыкнул, а одинокого человечка в голубой рубашке странно передернуло.
– Тогда я пошел сюда. Не поверишь, я так мать не жалел, как тебя.
Надув щеки, Кирк Отис, криптобиолог, с шумом рухнул на стул рядом с Джеком.
Никем другим этот человек не мог быть. Только Кирком Отисом, человеком из морга. И он мне сразу пришелся не по душе.
Круглая, коротко постриженная голова, колючая, как кокосовый орех. Ростом Отис уступал даже китайцам, но самоуверенности в нем хватило бы на всех, включая Нестора и китайцев. Плохо выбритые щеки, мутные глаза. Эти глаза мне больше всего не понравились. Наглость в них плавала, он никого в грош не ставил.
– Слышал прогноз, Джек?
Джек кивнул и сделал знак Нестору. Тот без всякой охоты полез под стойку – наполнить стакан для Отиса. А Отис выпятил фиолетовые губы и с подозрением уставился на меня:
– Никак не привыкну, Эл. Вечно с тобой что-то неладно. То нос вытянется, то глаза ввалятся.
– Пить надо меньше, – заметил Джек.
– Это верно, – подтвердил я. – Ты скоро сам себя узнавать перестанешь.
И спросил:
– Кирк, на тебя, правда, нападал птеродактиль?
Кажется, я попал в точку. Даже Нестор ухмыльнулся, даже человечек в голубой рубашке оторвался от газеты. Он взглянул на Отиса, и мне показалось, во взгляде его промелькнула ненависть.
– Ты что это, Эл? У тебя дерьмовое настроение, Эл? – Первый же глоток опьянил Отиса, он давно был пропитан спиртом. Тем не менее, бормоча, подозрительно меня оглядывая, он сунул мне под нос искалеченные пальцы. – Я же показывал тебе руку, Эл.
– Да ну, руку? – протянул я. Зелье Нестора и на меня подействовало. Мне самому стало интересно, что я еще выкину, руководствуясь проснувшейся интуицией. – Факты, вот что важно, Кирк! Голые факты. Поверю чему угодно, если мне представят факт. Я знал женщину, Кирк, родившую за два года троих детей, одного за другим. И это был факт, Кирк! Я сам видел этих детей.
Отис оторопело спросил:
– Ты считаешь это фактом?
Я моргнул умиротворенно:
– Знаешь, Кирк, по-моему, ты дерьмо. У меня был приятель, он всегда ходил с палкой. У него там не только пальцев, у него там, считай, и ноги не было. Но он никогда, совсем никогда, Кирк, не утверждал, что ее отъел птеродактиль.
Отис побагровел. Он смотрел на меня со все большим подозрением:
– Что у тебя с голосом?
Я удивился:
– А что у меня с голосом?
– У тебя голос изменился, Эл.
– Что у меня с голосом, Джек? – спросил я с пьяной заинтересованностью.
– Пьешь много, – охотно объяснил Джек. – А ты, Кирк, действительно, скоро перестанешь себя узнавать.
Ирреальный мир.
Какие-то осквернители могил, труп, у которого отхватили ухо, хотя этот труп уже месяц лежит в земле, бармен с головой, поблескивающей, как глянцевое яйцо, нелепый человечек в расстегнутой голубой рубашке, китайцы, кивающие далее вентилятору, вдруг заработавшему под потолком, искалеченные пальцы Отиса, Джек Берримен, вдруг впавший в необычную для него задумчивость, и этот остров за стенами бара – прирастающий кладбищем, черт возьми! И черное жирное солнце глоубстера, распростершее над миром извилистые тонкие щупальца.
– Вот что, Кирк, – пьяно сообщил я, отгоняя все эти видения. – Факты это факты, со мной не спорь… Факты всегда остаются фактами… – Я запутался в несложной фразе, но китайцы и человечек в голубой рубашке смотрели на меня, и я выпутался: – С фактами глухо… Могу дать совет… Да, Кирк, ты нуждаешься в добром совете…
Меня понесло.
Фирменный напиток Нестора и наглые мутные глаза криптозоолога вдохновляли меня.
Заниматься тварями, которых нельзя посадить в клетку, это все равно, что поденке изучать вечность, заявил я побагровевшему Отису. Не трогай вечности, Кирк. Мы все здесь поденки. А твой глоубстер, он дерьмо. Не знаю почему, но мне так кажется. Просто большая куча Дерьма, ничего больше. Вообще скажу, Кирк, несерьезное это занятие – совать пальцы в пасть птеродактилю. Совсем плохое занятие, несерьезное. И остров Лэн, Кирк, куча дерьма. А вот моя пневмония, она от Бога. Я ее схлопотал, чтобы не болтаться среди дураков. Понял? И вообще, пьяно прищурился я, завтра нос у меня будет другой. И волосы будут виться. Видишь, у меня прямые волосы, а вот завтра они будут виться. Это факт, Кирк. Это тебе не падаль, выброшенная океаном. Подумаешь, глоубстер. Дохлая медуза! Видал я таких. Есть медузы, что потянут сразу на пару тонн, вот какие! И ни костей у них, ничего такого. Зачем заразе кости, подумай сам!
И спросил:
– Бывают волосатые медузы, Кирк?
– Только в бреду, – огрызнулся Отис. – Ты бредишь, Эл.
Человечек в голубой рубашке давно уже к нам не прислушивался. Прислушивались к нам китайцы и Нестор. Я чувствовал себя, как в аквариуме. Они все смотрели на меня, как сквозь толстое стекло.
– Медуза… – повторил я. – Что бы ты ни сочинял в «Памятках», Кирк, все равно медуза… Или головоногое…
– А ты видел раковину? Или когти? Или клюв? – Отис был по-настоящему взбешен.
– Зачем так много? – пьяно возразил я. – Это не птеродактиль. Мы говорим о большой медузе. Послушай, Кирк… – В голову мне пришла новая идея. – А может эта куча дерьма быть просто гигантской амебой?