Пратчетт Терри. К оружию! К оружию!

   В миллионах вселенных данное повествование очень быстро подошло к концу.
   Эдуард задремал с книгой на коленях, и ему приснился сон. Ему приснилась славная борьба. Прилагательное «славный» было еще одним важным словом в его личном словаре помимо «чести».
   Если изменники и бесчестные люди не желают видеть истину, тогда он, Эдуард Муэрто, станет указующим перстом Судьбы.
   Однако основная проблема заключалась в том, что Судьба зачастую не смотрит, куда сует свой перст.
 
   Капитан Сэм Ваймс из Городской Стражи Анк-Морпорка (Ночная Смена), облаченный в свой лучший плащ, в начищенном до блеска нагруднике, положив шлем на колени, сидел в продуваемой всеми сквозняками приемной и ждал аудиенции патриция.
   Он тупо смотрел на стену.
   «Ты должен чувствовать себя счастливым», — говорил он себе. И чувствовал себя таковым. В некотором роде. Определенно. Счастливым как никогда.
   Через несколько дней он женится.
   Перестанет быть стражником.
   Будет вести жизнь праздного господина.
   Капитан Ваймс снял свой значок и рассеянно потер его об полу плаща. Потом поднял так, что — бы свет отразился от покрытой благородной патиной поверхности. «ГСАМ № 177». Интересно, иногда думал он, сколько стражников носили этот значок до него?
   Вскоре значку предстояло в очередной раз сменить хозяина.
 
   Это — Анк-Морпорк, «Горад Тысичи Сюпризов» (как он называется в периодическом рекламном буклете-путеводителе, выпускаемом Гильдией Купцов и Торговцев). Что еще тут добавить? Разве что следующее: это, кроме всего прочего, беспорядочно растущий метрополис, приютивший миллион людей, крупнейший на всем Плоском мире, раскинувшийся вдоль обоих берегов Анка, реки настолько грязной, что иногда создается впечатление, будто она течет вверх дном.
   «Но как он существует? — может изумиться приезжий. — Что его поддерживает? Откуда поступает питьевая вода, если воду из реки, прежде чем проглотить, нужно хорошенько прожевать? Что является основой городской экономики? И как так случилось, что этот город, вопреки всему, РАБОТАЕТ!
   Хотя на самом деле приезжие редко интересуются подобными мелочами. Обычно они задают несколько иные вопросы, типа: «Э-э, не подскажете, как пройти к, ну, знаете… к молоденьким дамочкам?»
   Однако если бы гости города хоть иногда думали головой, а не кое-чем другим, то все вышеприведенные вопросы наверняка заинтриговали бы их.
 
   Патриций Анк-Морпорка откинулся на спинку самого обычного стула, и на лице его заиграла бодрая улыбка крайне занятого человека, который на исходе полного событий дня вдруг увидел в своем графике напоминание: «19.00—19.05. Быть веселым и раскованным, улыбаться людям».
   — Разумеется, я крайне опечалился, получив твое письмо, капитан…
   — Так точно, сэр, — откликнулся Ваймс, лицо которого было сейчас более деревянным, чем целый мебельный склад.
   — Прошу, капитан, присаживайся.
   — Так точно, сэр. — Ваймс остался стоять. Из гордости.
   — Но я тебя прекрасно понимаю. Насколько мне известно, земельные владения Овнецов довольно обширны. Уверен, госпожа Овнец высоко оценит твою сильную правую руку.
   — Сэр? — В присутствии правителя города капитан Ваймс всегда концентрировал свой взгляд на точке футом выше и шестью дюймами левее его головы.
   — И ты станешь весьма состоятельным человеком, капитан.
   — Так точно, сэр.
   — Надеюсь, ты все обдумал? У тебя ведь появятся новые обязанности.
   — Так точно, сэр.
   До патриция наконец дошло, что, по сути дела, в разговоре участвует он один. Лорд Витинари раздраженно передвинул на столе несколько бумажек.
   — Кроме того, придется назначить нового старшего офицера Ночной Стражи, — продолжил он. — Есть какие-нибудь предложения, капитан?
   Ваймс разом спустился с облаков, в которых только что витал. Вопрос касался РАБОТЫ.
   —  Только не Фреда Колона… Он — прирожденный сержант.
 
   Сержант Колон из Городской Стражи Анк-Морпорка (Ночная Смена) обвел взглядом жизнерадостные лица новобранцев.
   Он вздохнул. И вспомнил свой первый день. Старого сержанта Вымблера. Вот дикий был человек! Язык как кнут! Если бы старик дожил до нынешних дней…
   Как же это называется? Ах да. Конструктивный подход к процедуре набора новобранцев — или нечто вроде. Комиссия по Правам Троллей нажала на патриция, и вот…
   — Так, еще одна попытка, младший констебль Детрит, — сказал он. — Фокус в том, чтобы остановить руку чуть выше уха. Вставай с пола и попытайся отдать честь еще раз. Гм, да… Младший констебль Дуббинс?
   — Здесь!
   — Где?
   — Прямо перед тобой, сержант.
   Колон опустил взгляд и отступил на шаг. Из-под его более чем полного живота появилось задранное вверх лицо — с выражением крайней услужливости и одним стеклянным глазом. Лицо принадлежало младшему констеблю Дуббинсу.
   — Надо же…
   — На самом деле я выше, чем кажусь.
   «О боги! — устало подумал сержант Колон. — Если их сложить и разделить пополам, получится два нормальных человека, правда нормальные люди в Стражу не записываются. Тролль и гном. И это еще не самое плохое…»
 
   Ваймс забарабанил пальцами по столу.
   — Только не Колон, — повторил он. — Он уже не молод. Большую часть времени проводит в штаб-квартире, занимается всякой бумажной работой. Кроме того, у него и так полон рот…
   — Должен заметить, — перебив его, хмыкнул патриций, — судя по фигуре сержанта, рот у него всегда полон.
   — Я хотел сказать, у него полон рот хлопот. Новобранцы, — многозначительно пояснил Ваймс. — Помните, сэр?
   «Тех, что ты мне навязал, — добавил он про себя. — В Дневную Стражу их никогда не взяли бы. И эти сволочи из Дворцовой Стражи мигом погнали бы их взашей. О нет. Припишите новичков к ночным стражникам, над которыми и так весь город смеется, кроме того ночью „новобранцев“ никто не увидит. По крайней мере, никто из так называемых отцов города».
   Ваймс согласился принять новобранцев только потому, что знал: скоро эта проблема ляжет на другие плечи.
   Не то чтобы он был видистом, то есть видоненавистником, просто считал, что Стража — это работа для настоящих людей.
   — А как насчет капрала Шноббса? — спросил патриций.
   — Шнобби?
   Оба мысленно представили капрала Шноббса.
   — Нет.
   — Нет.
   — Есть еще капрал Моркоу. — Патриций улыбнулся. — Прекрасный молодой человек. Уже заслужил доброе имя, насколько мне известно.
   — Это… да, — неуверенно произнес Ваймс.
   — Может, стоит продвинуть его по службе? Что посоветуешь?
   В голове Ваймса возник образа капрала Моркоу…
 
   — Это, — сказал капрал Моркоу, — Пупсторонние ворота. Ворота ко всему городу. К городу, который мы охраняем.
   — От кого? — тут же спросила младший констебль Ангва, последняя из новобранцев.
   — Ну, понимаешь… От варварских орд, воинственных племен, армий захватчиков… От всего такого.
   — Что?! Мы одни?
   — Одни? О нет! — Моркоу рассмеялся. — Это было бы глупо! Нет, конечно нет, но если заметишь каких-нибудь подозрительных варваров, принимайся звонить в колокольчик и как можно громче.
   — И что тогда?
   — Сержант Колон, Шнобби и все остальные примчатся на помощь со всех ног.
   Младший констебль Ангва осмотрела туманный горизонт.
   И улыбнулась.
   Моркоу покраснел.
   Основные ритуалы, исполняемые Ночной Стражей, младший констебль Ангва освоила с первой же попытки. Правда, обмундирование ей еще не выдали — и не выдадут, пока кто-нибудь не отнесет, э-э, давайте называть вещи своими именами, НАГРУДНИК к оружейнику Ремитту и не попросит его сделать большие выпуклости вот тут и тут. Кроме того, ни один шлем в мире не смог бы полностью скрыть эту копну пепельного цвета волос. Впрочем, как считал капрал Моркоу, обмундирование Ангве и не понадобится — люди и так будут выстраиваться в очередь и умолять, чтобы она их арестовала.
   — Ну, куда теперь? — спросила она.
   — Пора следовать в штаб-квартиру, — пожал плечами Моркоу. — Сержант Колон должен зачитать вечернюю сводку.
   Мастерством следовать куда-либо констебль Ангва овладела очень быстро. Все без исключения патрульные офицеры во всей множественной вселенной ходят исключительно этой походкой, не иначе — небольшой подъем ступни, размеренное движение ноги, и так час за часом, улица за улицей. Младшему констеблю Детриту еще только предстояло освоить эту науку — но сначала он должен был научиться не сбивать себя с ног, отдавая честь.
   — Сержант Колон — это такой толстый, да? — уточнила Ангва.
   — Именно так.
   — А где он взял ту ручную обезьяну?
   — Ты, наверное, имеешь в виду капрала Шноббса? — осторожно осведомился Моркоу.
   — Так он — человек? А что у него с лицом? Он выглядит так, словно кто-то долго играл на нем в «крестики-нолики».
   — Э-э, его вечная проблема, прыщи. Бедняга, и что только он с ними не делал. Когда Шнобби смотрится в зеркало, к нему лучше не подходить.
   Людей на улицах почти не было. Жара стояла жуткая — даже по меркам анк-морпоркского лета. Буквально все вокруг полыхало жаром. Река сонно ворочалась на дне русла, как студент в одиннадцать часов утра. Люди, у которых срочных дел не было, прятались в подвалах и наружу появлялись только по ночам.
   Моркоу, покрытый легким слоем честного трудового пота, с видом собственника шествовал по жарившимся на солнце улицам, обмениваясь приветствиями с редкими прохожими. Моркоу знали буквально все — его трудно было с кем-либо спутать. Копна огненно-рыжих волос и два метра росту несколько выделяют тебя из толпы. Кроме того, Моркоу шагал так, словно весь город принадлежал ему одному.
   — А что это был за тип с каменным лицом, ну там, в штаб-квартире? — продолжила свои расспросы Ангва, пока они следовали по Брод-авеню.
   — Тролль Детрит, — откликнулся Моркоу. — Раньше он был, э-э, немного преступником, но потом влюбился в Рубину, а она настояла на том, чтобы…
   — Да нет, другой, — перебила его Ангва, поняв, что Моркоу испытывает определенные трудности с метафорами. — Который выглядел так… словно его пыльным мешком стукнули, — использовала она сравнение попроще.
   — А, капитан Ваймс. Просто жарко, пыль повсюду, а так он обычно следит за собой. Ха, хотел бы я посмотреть на того, кто осмелится стукнуть мешком, тем более пыльным, нашего капитана! А вообще, в конце недели он уходит в отставку и женится.
   — Что-то я не заметила, чтобы он особо этому радовался, — хмыкнула Ангва.
   — Ничего не могу сказать.
   — Мне показалось, от новых стражников он тоже не в восторге.
   Еще одной чертой характера капрала Моркоу была полная неспособность врать.
   — Видишь ли, ему не сильно нравятся тролли. Мы целый день слова не могли из него вытянуть, когда он узнал, что мы берем на службу тролля. А потом нам еще пришлось взять гнома — чтобы не начались беспорядки. Я сам гном, правда местные гномы считают иначе.
   — А по тебе не скажешь, — Ангва смерила его критическим взглядом.
   — Я был усыновлен.
   — Но я-то не тролль и не гном, — мягко заметила Ангва.
   — Да, но ты — же…
   Ангва резко остановилась.
   — Так вот в чем дело?! О боги! На дворе век Летучей мыши! Неужели он…
   — Капитан немного старомоден.
   — Закоснелый тип!
   — Патриций сказал, что в Страже должны быть представлены все видовые меньшинства, — попытался объяснить Моркоу.
   — Меньшинства?!
   — Прости. Да и все равно — несколько дней, а потом капитан уйдет и…
   С противоположной стороны улицы донесся шум. Они повернулись и успели заметить некую серую фигуру, выскочившую из таверны и помчавшуюся вверх по улице; следом за человечком, отставая всего на несколько шагов, мчался толстяк в переднике.
   — Стой! Стой! Ограбление! Нелицензированное ограбление!
   — А, — вздохнул Моркоу.
   Он направился через улицу, Ангва последовала за ним. Толстяк, очевидно устав, перешел на шаг вразвалку.
   — Доброе утро, господин Фланнель, — поздоровался Моркоу. — Неприятности?
   — Он забрал целых семь долларов, а когда я попросил его предъявить воровскую лицензию, негодяй взял и сбежал! — завопил Фланнель. — Сделайте же что-нибудь! Я исправно плачу налоги!
   — Буквально через мгновение мы бросимся в погоню, — успокоил его Моркоу, доставая блокнот. — Значит, семь долларов, я правильно понял?
   — Вообще-то, все четырнадцать.
   Господин Фланнель оглядел Ангву с головы до ног. Мужчины редко упускали такую возможность.
   — А почему на ней шлем? — удивился он.
   — Это один из наших новобранцев, господин Фланнель, — пояснил Моркоу.
   Ангва улыбнулась, а господин Фланнель невольно отступил на шаг.
   — Но она ведь…
   — Мы должны двигаться в ногу со временем, господин Фланнель, — сказал Моркоу, убирая блокнот.
   Господин Фланнель вспомнил о наболевшем.
   — Я лишился целых восемнадцати долларов и вряд ли когда-нибудь их увижу! — рявкнул он.
   — О, господин Фланнель, право, отчаиваться не стоит, — попытался подбодрить его Моркоу. — Констебль Ангва, за мной. Следуем согласно новому плану.
   Он проследовал прочь. Фланнель проводил их безумным взглядом и широко открытым ртом.
   — Не забудьте о моих двадцати пяти долларах! — проорал он им в спины.
   — Тот парень, он же убегает! Мы будем за ним гнаться или нет? — поинтересовалась Ангва, переходя на бег, чтобы не отстать от широко шагающего капрала.
   — Зачем? — пожал плечами Моркоу, сворачивая в переулок такой узкий, что человек неопытный принял бы его за обычную щель между домами.
   Они принялись протискиваться между двумя влажными, поросшими мхом стенами, никогда не видевшими солнечного света.
   — Что интересно, — продолжил Моркоу. — Готов поспорить, немногие знают, что с Брод-авеню можно попасть на Зефирную улицу. Спроси кого угодно, и тебе скажут, что Рубашечный переулок — это тупик. Но пройти все-таки можно — нужно свернуть на Мормскую улицу, протиснуться между этими решетками в Урчащую аллею — хорошие решетки, из очень хорошего железа, — и вот мы уже в Некогда-переулке…
   Он дошагал до конца переулочка, остановился и прислушался.
   — Чего мы ждем? — удивилась Ангва.
   Послышались чьи-то торопливые шаги. Моркоу прислонился к стене и высунул руку на Зефирную улицу. Раздался мягкий удар. Рука Моркоу даже не шелохнулась. Человек словно наткнулся на балку.
   Стражники опустили глаза на бесчувственную фигуру. Серебряные доллары раскатились по булыжной мостовой.
   — Вот те на, вот те на… — пробормотал Моркоу. — Все тот же бедолага Здесь-И-Сейчас. Он же ОБЕЩАЛ завязать. О боги…
   Он схватил тело за ногу.
   — Пересчитай монеты, — попросил он.
   — Да тут всего доллара три, — удивилась Ангва.
   — Молодец. Все точно.
   — Но тавернщик сказал, что…
   — Пошли. Возвращаемся в штаб. И ты пошли, Здесь-И-Сейчас, сегодня тебе крупно повезло.
   — Почему? — не поняла Ангва. — Его же ПОЙМАЛИ!
   —  Да. Но поймали его мы, а не Гильдия Воров. Они в отличие от нас не столь милосердны.
   Голова Здесь-И-Сейчас запрыгала по булыжникам.
   — Стащил три доллара и сразу же помчался домой, — со вздохом произнес Моркоу. — В этом весь Здесь. Самый неудачливый воришка на всем Плоском мире.
   — Но ты же говорил, что Гильдия Воров…
   — Ничего, ничего, со временем ты сама разберешься, что тут к чему, — успокоил ее Моркоу. Голова Здесь-И-Сейчас ударилась о поребрик. — Непонятно как, но все работает. Просто поразительно! Работает. Хотя не должно.
 
   Пока, следуя в тюремную камеру, Здесь-И-Сейчас получал легкое сотрясение мозга, клоуна убивали.
   Тот брел по переулку с уверенностью человека, исправно платящего налоги в Гильдию Воров, когда на пути его вдруг объявилась фигура в плаще и с накинутым на голову капюшоном.
   — Бино?
   — О, привет… Эдуард, ты?
   Фигура замерла.
   — А я как раз возвращался в Гильдию, — продолжил Бино.
   Фигура в плаще кивнула.
   — С тобой все в порядке? — участливо осведомился Бино.
   — Мне очень ж-жаль, — запинаясь, произнесла фигура. — Но это во благо города. Н-ничего личного.
   Он шагнул клоуну за спину. Бино почувствовал, как что-то хрустнуло, и его внутренняя вселенная вдруг выключилась.
   Потом он сел.
   — Ой, — сказал Бино. — Больно же…
   Хотя больно уже не было.
   Эдуард Муэрто смотрел на него с выражением ужаса на лице.
   — О… Извини, я правда не хотел! Это нужно было, мне пришлось, ведь ты стоял на дороге к светлому будущему…
   — А что, попросить отойти в сторонку нельзя? Обязательно сразу бить по башке?
   Затем Бино внезапно осознал, что Эдуард смотрит совсем не на него и разговаривает вовсе не с ним.
   Он опустил взгляд, и тут его охватило странное чувство, посещающее, как правило, всех недавно усопших, — сначала он испытал ужас при виде себя, лежащего на земле, после чего у него возник мучительный вопрос: если он лежит на земле, то кто тогда стоит над ним, лежащим на земле?
   — ТУК-ТУК.
   Он поднял взгляд.
   — Кто там?
   — СМЕРТЬ.
   — Какой-такой Смерть?
   В воздухе чувствовалась прохлада. Бино ждал. Эдуард в отчаянии бил его по щекам, вернее по тому, что совсем недавно было ЕГО щеками.
   — ХМ, ЗАБАВНО… МОЖЕТ, НАЧНЕМ РАЗГОВОР ЗАНОВО? Я КАК-ТО НЕ УЛОВИЛ СМЫСЛА.
   — Что-что? — не понял Бино.
   — Прости м-меня! — простонал Эдуард. — Я не хотел!
   На глазах у Бино убийца куда-то потащил его… прежнее тело.
   — Ничего личного… — пробормотал Бино. — Хоть за это спасибо. Честно говоря, я бы не пережил, если бы меня убили по каким-то там ЛИЧНЫМ мотивам.
   — ПОНИМАЕШЬ ЛИ, МНЕ ПОСОВЕТОВАЛИ ПРОЯВЛЯТЬ ИНОГДА ЧУТЬ БОЛЬШЕ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ.
   —  Но почему? Я-то думал, мы чудесно ладим. Знаешь, человеку моей профессии так трудно найти друзей. Твоей, наверное, тоже.
   — НЕ СВАЛИВАТЬСЯ КЛИЕНТАМ НА ГОЛОВУ, А ДОНОСИТЬ ИМ ВЕСТЬ ПО ВОЗМОЖНОСТИ МЯГКО.
   — Идешь себе спокойненько по переулку, и вдруг — бац! Ты мертв. Почему? Как?
   — СЧИТАЙ, ТЫ ПРОСТО ПЕРЕШЕЛ В ДРУГОЕ ИЗМЕРЕНИЕ.
   Тень клоуна Бино повернулась к Смерти.
   — Что ты там несешь?
   — ТЫ УМЕР.
   — Да знаю я, знаю.
   Бино постепенно успокоился. Мир стремительно терял к нему всякое отношение, поэтому и Бино перестал волноваться насчет событий, которые происходили уже не с ним. Типичная реакция: сначала — некоторое замешательство, после чего — абсолютное спокойствие. В конце концов, худшее уже случилось. Ну а дальше… как повезет.
   — НЕ СОБЛАГОВОЛИШЬ ЛИ ПОСЛЕДОВАТЬ ЗА МНОЙ?
   — А там тоже будут всякие торты с заварным кремом? Красные носы? Жонглирование? Должен тебе признаться, ненавижу широкие штаны…
   — НИЧЕГО ПОДОБНОГО ТАМ НЕТ.
   Большую часть своей короткой жизни Бино был клоуном. По его загримированному лицу расползлась мрачная улыбка.
   — И это ЗДОРОВО.
 
   Встреча Ваймса с патрицием закончилась так, как заканчиваются все подобные встречи: гость уходит, преследуемый смутным, но мучительным подозрением, что совсем недавно он едва-едва не расстался с жизнью.
   Ваймс устало потащился к своей невесте. Найти которую было несложно.
   Вывеска над огромными двухстворчатыми воротами на Морфической улице гласила: «Здесь Водяться Драконы».
   А на бронзовой табличке рядом с воротами было выбито: «Санаторий Госпожи Овнец Для Тяжело Больных Драконов».
   Рядом стоял очень маленький и трогательный дракончик из папье-маше, прикованный к стене толстой цепью и сжимающий в лапках коробку для пожертвований с крайне трогательной надписью: «Не Дай Моему Пламени Пагаснуть».
   Именно здесь госпожа Сибилла Овнец проводила почти все свое время.
   Насколько Ваймсу было известно, она являлась самой богатой женщиной Анк-Морпорка. На самом деле она была богаче всех прочих женщин Анк-Морпорка вместе взятых.
   «Странный будет брак», — поговаривали в народе. К людям, занимавшим высшее положение в обществе, Ваймс всегда относился с едва скрываемой неприязнью — от женщин у него болела голова, а при виде мужчин чесались кулаки. Сибилла Овнец была последней представительницей древнейшего рода Анка. Она и капитан оказались вместе, как веточки в водовороте, и подчинились стихии…
   Ваймс, когда был совсем маленьким мальчиком, думал, что богачи едят с золотых тарелок и живут в мраморных дворцах.
   Но потом он узнал много нового, а именно: очень, ОЧЕНЬ богатые люди могут позволить себе быть бедными. Сибилла Овнец вела крайне скромный образ жизни, доступный лишь НЕВЕРОЯТНО богатым людям. Это был своего рода подход к бедности с другой стороны. Обычные хорошо обеспеченные дамы копили деньги, на которые потом покупали платья, отороченные кружевами и украшенные жемчугом, в то время как госпожа Овнец была настолько богата, что могла позволить себе топать по дворцу в резиновых сапогах и твидовой юбке, доставшейся ей в наследство от матери. Она была настолько богата, что могла питаться пресными крекерами и бутербродами с сыром. И была настолько богата, что занимала в своем особняке всего три комнаты; прочие же комнаты (в количестве тридцати одной) оккупировала очень дорогая и очень СТАРАЯ мебель, закрытая чехлами от пыли.
   Знакомство с Сибиллой заставило Ваймса взглянуть на богатых людей с другой стороны: они были так богаты именно потому, что свели свои траты к минимуму.
   Взять, к примеру, башмаки. Он получал тридцать восемь долларов в месяц плюс довольствие. Пара действительно хороших башмаков стоила пятьдесят долларов. А пара ДОСТУПНЫХ ПО СРЕДСТВАМ башмаков, которых хватало на сезон или два, пока не изнашивался подметочный картон, после чего они начинали течь как сито, стоила десять долларов. Именно такие башмаки Ваймс покупал и носил до тех пор, пока их подошвы не становились настолько тонкими, что даже в самую туманную ночь он легко мог определить, на какой улице Анк-Морпорка находится, лишь по ощущению булыжников под ногами.
   Хорошие башмаки служат долгие годы — вот в чем дело. У человека, который может позволить себе выложить за пару башмаков целых пятьдесят долларов, ноги остаются сухими и через десять лет, тогда как бедняк, у которого просто нет денег и который покупает самую дешевую обувку, за тот же период времени тратит на башмаки сотню долларов — И ВСЕ РАВНО ХОДИТ С МОКРЫМИ НОГАМИ.
   В этом и заключалась «Башмачная» теория социально-экономической несправедливости, разработанная капитаном Сэмюелем Ваймсом.
   Сибилле Овнец ничего не нужно было покупать. Особняк, в котором она жила, был по самую крышу набит прочной, качественной мебелью, приобретенной еще ее предками. Такая мебель способна простоять целую вечность. Шкатулки госпожи Овнец буквально ломились от всяческих драгоценностей — такое впечатление, будто Овнецы веками коллекционировали дорогие безделушки. А в винном погребе мог исчезнуть без следа целый полк спелеологов.
   В общем, госпожа Сибилла Овнец как сыр в масле каталась — и в то же время тратила она вдвое меньше Ваймса. Правда, очень много средств уходило на драконов — что есть, то есть.
   У «Санатория Для Тяжело Больных Драконов» были очень, очень толстые стены и очень, очень легкая крыша. Этот особый архитектурный стиль можно встретить только на фабриках по производству фейерверков.
   А объяснялось все очень просто: естественное состояние обычного болотного дракона — это хроническая болезнь, а естественное состояние нездорового дракона — это пребывание оного в виде тонкой пленки на стенах, потолке и полу того помещения, в котором нездоровому дракончику довелось оказаться. Дракон болотный представляет собой нестабильную химическую фабрику, которую отделяет от гибели всего один шаг. Очень короткий шаг.
   В ученых кругах бытует мнение, что привычка болотного дракона взрываться, когда он сердится, перевозбуждается, пугается чего-либо или же просто пребывает в тоске, является своеобразным методом борьбы за выживание ^[3], необходимым для отпугивания хищников. Съешьте дракона — и вам обеспечено такое расстройство желудка, что вокруг вас впору очерчивать зону поражения.
   Поэтому Ваймс, открывая дверь, соблюдал крайнюю осторожность. Его сразу же окутал запах драконов. Этот запах был необычным даже по анк-морпоркским стандартам — он вызывал в сознании Ваймса картину пруда, в который долгие годы сбрасывали алхимические отходы и который потом осушили.
   В клетках, расставленных по обе стороны от прохода, свистели и вопили болотные дракончики. Несколько случайных языков пламени опалили Ваймсу брови.
   Сибиллу Овнец он нашел в обществе молодых женщин в бриджах, помогавших ей управлять санаторием. Обычно помощниц звали Сарами или Эммами, и выглядели они совершенно одинаково. Сейчас госпожа Овнец и ее помощницы боролись с чем-то крайне похожим на разгневанный мешок. Услышав шаги, Сибилла подняла взгляд.
   — А вот и Сэм, — объявила она. — Будь лапочкой, подержи, а?
   Мешок мигом оказался у него в руках. В тот же самый момент сквозь днище продрался коготь и со скрежетом впился в форменный нагрудник, намереваясь проверить состояние капитанских кишок. С другой стороны высунулась голова с шипастыми ушами. Два ярко горящих красных глаза воззрились на Ваймса, а из усеянной зубами пасти вырвалось зловонное облако дыма.