Ноги из глины

 
   Теплой весенней ночью в дверь заколотили с такой силой, что чуть не выбили ее из петель.
   Хозяин отпер дверь и выглянул на улицу. Ночь была облачной, и от реки шел туман, густой как парное молоко.
   Но все же через некоторое время хозяин разглядел на границе выходящего из дома света какие-то тени. Очень много теней, внимательно наблюдающих за ним. Он подумал что, вероятно, были какие-то слабые отблески света…
   Хотя, насчет фигуры стоящей перед ним у него не было никаких сомнений. Большая, темно-красная, но все же похожая на детскую глиняную фигурку. Глаза ее светились как два маленьких уголька.
   – Ну? И что вы хотите в это время ночи?
   Голем протянул ему грифельную доску, с надписью:
    Говорят, Вам нужен голем.
   Конечно же, големы не умеют разговаривать.
   – А. Нужен– да. Но я не в состоянии. Я немного поспрашивал об этом, но при нынешних диких ценах…
   Голем стер слова на дощечке и написал:
    Для Вас – сто долларов.
   – Это ты на продажу?
    Нет.
   Голем отступил в сторону, уступая место другому голему.
   Второй, несомненно, тоже был големом. Но не той обычной глиняной глыбой, которые иногда попадаются на глаза. Этот блестел как новенькая отполированная статуя, сделанная отлично, вплоть до деталей одежды. Он напомнил один из старых портретов королей города, надменного вида и с величественной прической. Фактически, у него даже была маленькая корона, вылепленная на голове.
   – Сто долларов? – человек подозрительно. – А какие у него дефекты? Кто его продает?
    Никаких дефектов. Хорош во всем. Девяносто долларов.
   – Похоже, кто-то хочет от него по быстрому избавиться …
    Голем должен работать. У голема должен быть хозяин.
   – Да, правильно, но бывают же случаи… Сходят с ума, изготавливают слишком много предметов, все такое.
    Не сумасшедший. Восемьдесят долларов.
   – Он выглядит… новым, – сказал человек, постукивая по поблескивающей груди. – Но сейчас никто не изготавливает големов, из-за этого цены слишком высоки для бюджета маленького бизнеса… – он остановился. – Кто-то снова начал их изготавливать?
    Восемьдесят долларов.
   – Я слышал, священники давно запретили их изготавливать. Человек может попасть в большуюпеределку.
    Семьдесят долларов.
   – Кто этим занимается?
    Шестьдесят долларов.
   – Он продает их Албертсону? Или Спаджеру и Вильямсу? У нас здесь большой спрос на големов, а у них есть деньги для вложения в новую фабрику…
    Пятьдесят долларов.
   Человек обошел вокруг голема:
   – Нельзя просто сидеть и смотреть, как его предприятие обанкротится из-за нечестного урезания цен, я имею в виду…
    Сорок долларов.
   – Религия – это, конечно, очень хорошо, но «что в приходе знают о доходе», так? Хм… – Он посмотрел на бесформенную фигуру голема в тени. – Там ты написал «тридцать долларов», как мне показалось?
    Да.
   – Мне всегда нравилось заниматься оптовой торговлей. Подождите минутку. – Он зашел внутрь и вернулся с рукой полной монет. – Вы продадите всех этих ублюдков?
    Нет.
   – Хорошо. Скажите своему хозяину, что было очень приятно вести дело с ним. Заходи, Солнечный Джим.
   Белый голем вступил в фабрику. Человек, посмотрев по сторонам, вбежал за ним и захлопнул дверь.
   Тени задвигались в темноте. Послышалось легкое шипение. Затем, немного покачиваясь, большие темные фигуры стали удаляться.
   Сразу же после продажи, прямо за углом, попрошайка, в надежде вытянувший руку за милостыней, был очень удивлен, обнаружив, что он стал богаче на тридцать долларов [1].
* * *
   Диск Мира повернулся на блистательном фоне космоса, очень аккуратно вращаясь на спинах четырех гигантских слонов, которые устроились на панцире Великой А'Туин – звездной черепахи. Континенты медленно проплывали, вращаясь в системах погоды, которые в свою очередь мягко поворачивались против ветра, как танцоры, кружащиеся в вальсе на сцене. Миллиарды тонн географии медленно катились по небу.
   Люди изучают такие вещи как география и метеорология не только потому, что стоят на одной и промокают от другой. Эти предметы не совсем похожи на настоящие науки [2]. Но география – это всего лишь то, что изучают физики, ну может, еще несколько деревьев торчат из нее, а метеорология наполнена восхитительным и захватывающим хаосом, да и вообще очень сложна. Лето – это не только время. Это еще и место. Лето – это двигающееся существо, и уходит на юг для зимовки.
   Даже на Диске Мира, с крошечным солнцем вращающемся по орбите вокруг крутящегося мира, времена года сменяются. В Анх-Морпорке, в величайшем из городов, Лето отпихнуло Весну, и в свою очередь получила толчок в спину от Осени.
   Говоря географически, в самом городе не чувствовалось никакой разницы, хотя поздней весной пена на реке часто становилась приятного изумрудно-зеленого цвета. Туманы весны переходили в туманы осени, которые смешивались с дымом и копотью от магических кварталов и мастерских алхимиков, до тех пор, пока не становится похоже, что они ожили своей плотной и душной жизнью.
   А время продолжало идти вперед.
* * *
   Осенний туман наседал на полуночные оконные стекла.
   Кровь текла струйкой на разорванные страницы редких книг с религиозными размышлениями.
    «Так нельзя»,– подумал отец Тубелчек.
   Следующая мысль была, что его тоже не надо было бить. Но отец Тубелчек никогда не заострял внимания на подобного рода вещах. Люди излечиваются, а книги никогда. Он протянул трясущуюся руку и попытался собрать страницы, но снова опрокинулся назад.
   Комната вращалась.
   Дверь распахнулась. По полу заскрипели тяжелые шаги, один шаг, по меньшей мере, и потом шум от волочения.
   Шаг. Волочение. Шаг. Волочение.
   Отец Тубелчек попытался сфокусировать взгляд.
   – Ты? – прохрипел он.
   Кивок.
   – Собери… все… книги.
   Старый священник смотрел, как плохо приспособленные для такой работы пальцы собирают книги и аккуратно укладывают их в стопки.
   Вошедший подобрал из обломков писчее перо, что-то аккуратно написал на кусочке бумаги, затем скатал его и осторожно всунул его между губ отца Тубелчека.
   Умирающий священник попытался улыбнуться.
   – С нами это не срабатывает, – прошептал он, маленький цилиндр у него во рту раскачивался как последняя сигарета. – Мы… делаем… нашу… ж…
   Преклоненная фигура некоторое время внимательно наблюдала за ним, а затем, очень осторожно, медленно наклонилась и закрыла глаза священника.
* * *
   Коммандер Сэр Самуэль Ваймз, Городской Страж Анх-Морпорка, нахмурился своему отражению в окне и начал бриться.
   Бритва – это меч свободы. Бритье – это акт мятежа.
   В эти дни кто-то готовил ему ванную (каждый день! никогда бы не подумал, что человеческая кожа может вынести такое к ней отношение). И кто-то раскладывал ему одежду (и какую одежду!). Кто-то готовил ему еду (и какую еду! – он набирал вес, он знал это). И кто-то даже начищал ему ботинки (и какие ботинки! – не изношенные ботинки на картонной подошве, а большие и крепко сшитые ботинки из замечательной блестящей кожи). Всегда был кто-то, кто делал за него все, но все же есть некоторые вещи, которые мужчина должен делать сам, и одним из них было бритье.
   Он знал, что леди Сибил это не одобряла. Ее отец никогда не брился сам. У него для этого был специальный человек. Ваймз отпарировал тем, что он провел слишком много лет на ночных улицах, чтобы чувствовать себя счастливым оттого, что кто-то приставил бритву к его горлу, но все же настоящей причиной, о которой он ничего не сказал, была сама идея разделения мира на тех, кого бреют и тех, кто бреет. Или тех, кто носит начищенные до блеска ботинки и тех, кто счищает с них грязь. Каждый раз, когда он видел своего дворецкого Вилликинса складывающего его, Ваймза, одежду, он подавлял в себе острое желание дать пинок блистающему заду дворецкого за оскорбление человеческого достоинства.
   Бритва мягко шла по отросшей за ночь щетине.
   Вчера был какой-то официальный ужин. Сейчас он уже не мог вспомнить в честь чего. Ему казалось, что он всю свою жизнь тратит на эти мероприятия. Арка, хихикающие женщины, орущие молодые люди, которые стояли в конце строя, когда производилось построение. И, как обычно, он вернулся домой через закутанный в туман город с омерзительным настроением.
   По дороге в ванную Ваймз заметил свет из-под кухоной двери и услышал разговор и смех, и заглянул туда. Там были Вилликинс, старик, который следит за котлом, главный садовник, и мальчик, который чистит ложки и разжигает огонь. Они играли в карты. На столе стояли бутылки с пивом.
   Он вытянул стул, бросил пару шуток и попросил сдать ему карты. Они были… гостеприимны. Определенным образом. Но, пока шла игра, Ваймз чувствовал, что воздух кристаллизуется вокруг него. Он был как шестеренка в песочных часах. Никто не смеялся. Они продолжали называть его «сэр», и постоянно прочищали горло. Все было очень… аккуратно.
   В конце концов, он, пробормотав извинение, вышел. Дойдя до середины коридора, ему показалось, что он услышал комментарий, за которым последовал… ну, может быть это был просто смешок. Хотя это моглобыть и хихиканье.
   Бритва аккуратно обошла нос.
   Ха. Пару лет назад, человек вроде Вилликинса пустил бы его на кухню только из сострадания. И заставил бы снять ботинки.
    «Такова теперь твоя жизнь, Коммандер Сэр Самуэль Ваймз. Выскочка-полицейский для шишек и шишка для остальных».
   Он нахмурился отражению в зеркале.
   Он вылез из грязи, это правда. И теперь он три раза в день ел мясную пищу, носил хорошие ботинки, у него была теплая постель на ночь, и в дополнение к ней еще жена. Старая добрая Сибил, – хотя у нее появилась сильная тенденция разговаривать только о занавесках, но сержант Кишка сказал, что такое случается с женами, это их биологическая черта, и это исключительно нормально.
   Он чувствовал себя очень привязанным к своим старым дешевым ботинкам. В них он мог читать улицу, подошвы были очень тонкими. Бывало так, что он мог сказать, где находится, в ночи темной как смола, только по форме булыжников. А, ладно…
   В бритвенном зеркале Сэма Ваймза было что-то необычное. Оно было немного выпуклым, и поэтому отражало в себе больше комнаты, чем плоское зеркало, давая хороший обзор на улицу и на сад за окном.
   Хм. На макушке прореживается. Определенно там просвечивает череп.
   Меньше работы для расчески, с одной стороны, но больше лица для умывания…
   В зеркале что-то блеснуло.
   Он отпрянул в сторону и нагнулся.
   Зеркало разбилось.
   Из-за разбитого окна послышались быстрые шаги, а затем треск и крик.
   Ваймз выпрямился. Он выловил самый большой осколок зеркала из раковины и закрепил его на торчащей из стены черной стреле от арбалета.
   Закончил бритье.
   Затем позвонил в колокольчик дворецкому. Вилликинс материализовался.
   – Сэр?
   Ваймз сполоснул бритву.
   – Пошли мальчика за стекольщиком.
   Глаза дворецкого прыгали с окна на разбитое зеркало.
   – Да, сэр. И счет опять отправить в гильдию Наемных Убийц, сэр?
   – С моими наилучшими пожеланиями. И пока он там будет, пусть заглянет в магазин Пяти и Семи Дворов и принесет мне новое зеркало для бритья. Гном там знает, какие мне нравятся.
   – Да, сэр. Мне сразу же сходить за совком и щеткой? Сообщить госпоже о происшествии, сэр?
   – Нет. Она всегда говорит, что я их провоцирую.
   – Очень хорошо, сэр, – сказал Вилликинс.
   Он дематериализовался.
   Сэм Ваймз вытерся и спустился в утреннюю комнату, где он открыл шкаф и вынул новенький арбалет, свадебный подарок от Сибил. Сэм Ваймз привык к старым военным арбалетам, у которых была отвратительная привычка стрелять назад в самый неподходящий момент, но этот был сделанный на заказ Берлиг и Стронгинтерм с промасленным ложем из орехового дерева. Ему сказали, что лучше арбалета не сыскать.
   Потом он выбрал тонкую сигару и выбрался в сад.
   Из драконника доносилась какая-то возня. Ваймз вошел туда, захлопнув за собой дверь. Потом прислонил к ней арбалет.
   Крик и писк усилился. Маленькие язычки пламени вспыхивали над толстыми стенками загонов для молодняка.
   Ваймз склонился над ближайшим. Он подобрал только что вылупившегося дракончика и почесал ему под подбородком. Когда дракончик от удовольствия пыхнул пламенем, он прикурил сигару и с удовольствием затянулся.
   Выдул кольцо дыма в направлении фигуры повисшей под потолком.
   – Доброе утро, – сказал он.
   Фигура бешено извивалась. Проявляя чудеса героизма по контролю над мышцами, она умудрилась зацепиться ступней за скобу во время падения, но сил подтянуться обратно к потолку уже явно не хватало. А о падении вниз нельзя было и подумать. Снизу возбуждено скакала и изрыгала пламя дюжина маленьких дракончиков.
   – Э… доброе утро, – ответила висящая фигура.
   – Снова проясняется, – сказал Ваймз, подбирая корзину угля. – Хотя, мне кажется, туман еще вернется.
   Он взял маленький кусок угля и бросил его дракончикам. Те начали драться за добычу.
   Ваймз сжал другой кусок. Юный дракончик, который уже поймал уголь, выпустил заметно более длинное и жаркое пламя.
   – Мне кажется, – сказал юноша, – что у меня не получится уговорить Вас позволить мне спуститься.
   Еще один дракон поймал уголь и изрыгнул огненный шар. Юноша отчаянно изогнулся, чтобы избежать столкновения с ним.
   – Отгадал, – сказал Ваймз.
   – Мне кажется, если подумать, выбрать крышу было очень глупо с моей стороны, – сказал убийца.
   – Наверно, – ответил Ваймз.
   Несколько недель назад он потратил уйму времени, подпиливая стыки и уравновешивая черепицу.
   – Мне надо было перебраться через стену и использовать кусты.
   – Возможно, – сказал Ваймз.
   Он уже установил капкан на медведя в кустах.
   Взял еще немного угля.
   – Мне кажется, ты не скажешь, кто тебя нанял?
   – Боюсь, что нет, сэр. Вы знаете правила.
   Ваймз серьезно кивнул.
   – У нас был сын леди Селачи за неделю до патриция, – сказал Ваймз. – А сейчас есть парень, которому надо выучить что «нет» не означает «да, пожалуйста».
   – Может быть, сэр.
   – А потом было это дело с сыном лорда Раста. Нельзя стрелять в слуг за то, что они неправильно поставили туфли, знаешь ли. Это слишком неприятно. Ему надо отличать правое от левого, так же как и всем нам. И правое от неправого тоже.
   – Я понимаю, что Вы говорите, сэр.
   – Наша беседа, кажется, зашла в тупик, – сказал Ваймз.
   – Кажется так, сэр.
   Ваймз прицельно бросил кусок маленькому бронзово-зеленому дракончику, который ловко его поймал. Жар становился невыносимым.
   – Чего я не понимаю, – сказал он, – почему вы, ребята, в основном стараетесь убить меня или здесь, или в офисе. Я имею в виду, я очень много хожу пешком, не так ли? Вы не можете застрелить меня на улице?
   – Что? Как обычные бандиты, сэр?
   Ваймз кивнул. Это было темным и очень запутанным делом, но у гильдии Наемных Убийц была своего рода гордость.
   – Сколько я стою?
   – Двадцать тысяч, сэр.
   – Цена должна быть выше, – сказал Ваймз.
   – Я согласен.
    «Если убийца доберется до Гильдии, так и будет»,– подумал Ваймз. Убийцы довольно высоко оценивают собственные жизни.
   – Дай мне подумать, – сказал Ваймз, внимательно рассматривая конец сигары. – Гильдия берет пятьдесят процентов. Тебе остается десять тысяч долларов.
   Кажется, убийца понял намек, дотянулся до своего ремня и довольно неловко бросил мешочек в направлении Ваймза, который поймал его.
   Ваймз подобрал свой арбалет.
   – Мне кажется, – сказал он, – что если человеку позволить уйти, он сможет добежать до двери только с поверхностными ожогами. Если он бегает быстро. Ты быстро бегаешь?
   Ответа не было.
   – Конечно, для этого ему надо быть в очень отчаянном положении, – сказал Ваймз, устраивая арбалет на кормовом столе и доставая кусок веревки из кармана. Он привязал веревку к гвоздю и зацепил другой конец на тетиве арбалета. Потом, встав осторожно в сторону, он спустил курок.
   Тетива чуть сдвинулась.
   Убийца, наблюдая вверх ногами, казалось, перестал дышать.
   Ваймз сделал несколько затяжек, хорошенько раскуривая сигару. Затем он вынул ее изо рта и положил на удерживающую веревку таким образом, что осталось только доля дюйма от горящего конца до веревки.
   – Я не запру дверь, – сказал он. – Я никогда не был неблагоразумным человеком. Мне интересно посмотреть, как ты бегаешь.
   Он бросил остатки угля драконам и вышел наружу.
   Похоже, начинался еще один полный событиями день в Анх-Морпорке, и пока было только утро.
   Когда Ваймз дошел до дома, он услышал «пуфф», потом щелчок, а потом звук как кто-то пробежал очень быстро в направлении декоративного озера. Он улыбнулся.
   Вилликинс ждал с его пальто.
   – Сэр Самуэль, помните, в одиннадцать у Вас назначена встреча с его превосходительством.
   – Да, да, – сказал Ваймз.
   – И Вы должны пойти, и встретится с Геральдистами в десять. Госпожа сказала очень определенно. Дословно она сказала: «Скажи ему, пусть не старается выкрутиться на этот раз», сэр.
   – О, очень хорошо.
   – И еще госпожа сказала: «пожалуйста, попробуй никого не разочаровать».
   – Скажи ей, что я постараюсь.
   – И Ваша карета подана, сэр.
   Ваймз вздохнул:
   – Спасибо. В декоративном озере сидит человек. Вылови его и дай чашку чая, хорошо? Перспективный парень, я думаю.
   – Конечно, сэр.
   Карета. О, да, карета. Свадебный подарок от патриция. Лорд Ветинари знал, что Ваймз любит ходить пешком по улицам города, и таким образом он, как обычно, подарил ему то, что не позволяло наслаждаться прогулками на улице.
   Карета ждала. Двое слуг вытянулись в ожидании.
   Сэр Самуэль Ваймз, Коммандер Городской Стражи снова взбунтовался.
   Возможно, он долженбыл использовать эту проклятую карету, но…
   Он посмотрел на кучера и махнул большим пальцем на дверь кареты.
   – Залезай, – скомандовал он.
   – Но сэр…
   – Приятное утро, – сказал Ваймз, снимая пальто. – Я поведу сам.
* * *
    «Дорогие мама и папа…»
 
   У капитана Городской Стражи Анх-Морпорка Кэррота был выходной. Обычная рутина. Сначала завтрак в каком-нибудь маленьком кафе. Потом письмо домой.
   Письма домой всегда доставляли ему неприятности. Письма издома были интересны, полны статистики по добычи руды и восхитительными новостями о новых жилах и перспективных пластах. Онже мог написать только про убийства и тому подобное.
   Кэррот пожевал конец карандаша.
 
    «Ну, снова была интересная неделя (написал он). Я скачу здесь как блоха с голубым брюшком и Никаких Ошибок! Мы открываем новый Дом Стражи на Читлинг-стрит, что близко к Теням, таким образом, у нас теперь будет не менее четырех Домов Стражи, включая Сестер Долли и Длинную Стену, а я все еще единственный капитан и все мое время занято. Лично я иногда скучаю по той службе, что была раньше, когда здесь служили только Нобби и сержант Кишка, но ведь теперь настал век крылана. Сержант Кишка собирается на пенсию в конце этого месяца, он говорит, что миссис Кишка хочет, чтобы он купил ферму, и что он в нетерпении ждет спокойствия и уединения деревенской жизни и близости к природе. Я уверен, что вы желаете ему самого лучшего. Мой друг Нобби все еще Нобби, только немного больше чем был раньше».
 
   Кэррот с отсутствующим взглядом взял полусъеденную говяжью отбивную и сунул под стол. Раздалось ам.
 
    «В любом случае, возвращаясь к работе, я также уверен, что уже говорил вам об особенностях Кэбл-стрит, хотя это все еще в Псевдополис-ярде, людям не нравится когда полицейские не носят униформы, но Коммандер Ваймз говорит, что преступники тоже не носят униформы, и таким образом, посылает всех к черту».
 
   Кэррот задумался. Очень много говорили о Капитане Кэрроте, что даже после почти двух лет в Анх-Морпорке, он все еще не мог свободно обращаться со словом «черт».
 
    «Коммандер Ваймз говорит, что раз секретные преступники, то надо иметь секретных полицейских…»
 
   Кэррот задумался опять. Он обожал свою униформу. У него не было другой одежды. Идея о маскировке полицейских была…ну, немыслима. Это как те пираты, которые плавают под фальшивыми флагами. Как шпионы. Однако он прилежно продолжил:
 
    «… и я уверен, что коммандер Ваймз знает, о чем говорит. Он говорит, что не будет больше старомодной полицейской работы по отлову бедолаг, слишком глупых, чтобы убежать!! В любом случае, с любой точки зрения это означает очень много дополнительной работы и много новых лиц в полиции».
 
   Ожидая, пока сформулируется новое предложение, Кэррот взял сосиску со своей тарелки и опустил под стол.
   Снова прозвучало ам.
   Официант засуетился.
   – Еще подать, мистер Кэррот? За счет заведения, – все рестораны и закусочные в Анх-Морпорке предлагали бесплатное угощение Кэрроту, будучи уверенными, что он всегда настоит на оплате.
   – Нет, правда, все было очень вкусно. Вот, пожалуйста… двадцать пенсов и сдачу оставьте себе, – сказал Кэррот.
   – Как поживаете Ваша подруга? Что-то ее не видно сегодня.
   – Ангуа? О, она… где-то неподалеку, знаете ли. Я, конечно, передам ей, что Вы спрашивали о ней.
   Гном счастливо кивнул и заспешил по своим делам.
   Кэррот прилежно написал еще несколько строчек и потом сказал, очень тихо:
   – Эта лошадь с телегой все еще там, рядом с пекарней Железнокорки?
   Под столом кто-то тихо прорычал.
   – Правда? Это странно. Все закупщики ушли уже несколько часов назад, а муку и гравий привезут только после обеда. Кучер все еще там?
   Кто-то тихо пролаял.
   – И довольно-таки неплохая лошадь для телеги закупщиков. Знаешь ли, кучер обычно вешает мешок с кормом для лошади. Сейчас последний четверг месяца. Когда у Железнокорки день оплаты? – Кэррот положил карандаш и культурно помахал рукой, чтобы привлечь внимание официанта.
   – Мистер Буравчик – чашку желудевого кофе. С собой.
* * *
   В музее Гномьего Хлеба, на алее Каруселей, мистер Хопкинсон был очень взволнован. Вне всякого здравого смысла его только что убили. Но сейчас его больше всего беспокоили досадные обстоятельства убийства.
   Ему нанесли смертельный удар буханкой хлеба. Такое нельзя вытворить при помощи даже самого черствого человеческого хлеба, но хлеб гномов обладал замечательными свойствами оружия нападения. Гномы рассматривают выпечку как боевое искусство. Когда они выпекают каменные торты, это ни у кого не вызывает улыбки.
   – Посмотрите на эту выемку, – сказал Хопкинсон. – Корка сильно смята!
   – КАК И ТВОЙ ЧЕРЕП, – сказал Смерть.
   – О, да, – сказал Хопкинсон, голосом человека, который запросто покупает черепа десятками за пенни, но в то же время, знающего редкую ценность качеств хорошего хлеба. – Но почему не простым кошем [3]? Или даже молотком? Я бы достал, если бы заказали.
   Смерть, сама довольно таки крутая личность, понял, что стоит перед лицом крутого хозяина. В последнее время мистер Хопкинс говорил пискливым голосом и носил очки на длинной черной ленте – его дух сейчас также был в духовных двойниках очков, что всегда было признаком ума, который полирует нижнюю часть мебели и располагает бумажные папки по размерам.
   – Действительно очень плохо, – сказал мистер Хопкинсон. – И неблагодарно также, после того как я им помог с печью. Я чувствую, что мне действительно придется жаловаться.
   – МИСТЕР ХОПКИНСОН, ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО ВЫ МЕРТВЫ?
   – Мертв? – запричитал куратор. – О, нет. Я не могу сейчас умереть. Ни на секунду. Сейчас просто самый неподходящий момент. Я еще даже не составил каталог боевых булочек.
   – ТЕМ НЕ МЕНЕЕ.
   – Нет, нет. Я извиняюсь, но так не пойдет. Вам придется подождать. У меня сейчас действительно нет времени на эту ерунду.
   Смерть растерялся. Большинство людей после начального замешательства как-то быстро понимали, что они умерли. Подсознательный вес снимался с плеч.
   Оставшаяся космическая туфля сбрасывалась. Самое худшее свершилось, и люди могли, говоря метафорически, свести счеты с жизнью. Только немногие считали, что это простое недоразумение и этого можно избежать, если достаточно убедительно поспорить.
   Рука мистера Хопкинса прошла сквозь крышку стола.
   – Ой.
   – ВИДИШЬ?
   – Так не вовремя. Вы не могли все организовать в более подходящее время?
   – ТОЛЬКО ДОГОВОРИВШИСЬ С ТВОИМ УБИЙЦЕЙ.
   – Все сделано так ужасно. Я хочу подать жалобу. В конце концов, я плачу налоги.
   – Я – СМЕРТЬ, А НЕ НАЛОГОВЫЙ ИНСПЕКТОР. ЯПРИХОЖУ ТОЛЬКО РАЗ.
   Тень мистера Хопкинса начала таять.
   – Просто я всегда все планировал заранее, наилучшим образом…
   – Я СЧИТАЮ НАИЛУЧШИМ ПРИНИМАТЬ ЖИЗНЬ ТАКОЙ, КАКАЯ ОНА ЕСТЬ.
   – Это очень безответственно…
   – У МЕНЯ ВСЕГДА СРАБАТЫВАЕТ.
* * *
   Карета попала в пробку рядом с Псевдополис-ярдом. Ваймз оставил слугу парковать ее, и снова накинув пальто, пошел пешком.
   Было время, кажется, совсем еще недавно, когда в Доме Стражи было почти пусто. Там был старый добрый сержант Кишка, дремлющий на стуле, и капрал Ноббс, стирающий портянки перед печкой. А потом все внезапно изменилось…
   Сержант Кишка ждал его с папкой.
   – Сэр, готовы отчеты из остальных Домов Наблюдения, – сказал он, семеня рядом с Ваймзом.
   – Что-то особое?