Я обогнал их на два квартала и стал держаться на этом расстоянии, следя за ними в зеркальце заднего обзора. Если я буду ехать впереди, они вряд ли заподозрят, что я их преследую. Так мы проехали почти две мили, и в это время я старался вспомнить все, что закралось в мои мысли тогда, в переулке, прежде чем меня сбили с ног и я потерял сознание. Тогда я не успел додумать до конца. Я вспомнил искаженное лицо Чака... И то, что тогда было смутно, вдруг прояснилось, и я содрогнулся.
Я не просто подозревал его теперь, не просто догадывался — я знал!
Я вспомнил, как дрогнуло и налилось гневом лицо Чака, когда я показал ему фотографию Пэм. Ту, что была снята в морге. Я сделал это просто для того, чтобы вывести его из равновесия, но, когда он посмотрел на нее, выражение его лица и его слова подсказали мне, что убил ее он. Я видел изувеченное лицо Пэм в морге и на посмертной фотографии: она совсем не походила на себя. Чак не стал рассматривать фото, пока не овладел собой, но с первого, мгновенного взгляда он понял, что это — Пэм. Он мог узнать ее только в одном случае — если именно он был тем, кто сделал это.
Внезапно машина, за которой я следил, свернула налево. Я нажал на тормоз, развернулся и помчался обратно до поворота. Я догнал их, между нами было несколько сот ярдов. Я не представлял себе, куда они направляются, потому что впереди начиналась пустынная местность. Огни города мы оставили далеко позади, а луна снова скрылась за тучами.
Мысль о том, что теперь меня легко заметить, беспокоила меня. Впереди показалась одиноко стоявшая заправочная станция, и я подумал, что для меня это, может быть, последний шанс связаться с капитаном Сэмсоном и попросить его послать мне людей в помощь. Против меня — трое, и у одного из них револьвер, мой револьвер. Какая-то неясная мысль промелькнула у меня в голове, но справа уже возникла заправочная станция. Если я остановлюсь, я могу упустить Чака, но я должен пойти на риск.
Я остановился, подбежал к телефону, сунул в автомат монетку и набрал номер полиции. Трубку снял Сэмсон.
— Сэм? Это Шелл. Чак Дорр — тот, кто нам нужен.
Я кратко рассказал ему обо всем, что произошло.
— Я следую за ними, — сказал я. — Их четверо: Чак, его красотка и еще два парня. Направляются на равнину — одному мне их не взять. Направь несколько человек.
— Какая красотка? — прервал он меня.
— Какая-то платиновая блондинка — девочка Дорра. У них была маленькая потасовка, но сейчас все, видимо, о'кей. Они выехали на равнину...
— Ты где?
Он так завопил, что я испугался. Я выпалил все данные о моем местонахождении и об их маршруте.
— Господи, Шелл! — сказал он взволнованным и напряженным голосом. — Ведь она — из полиции!
Меня бросило в жар, и тут же внутри все похолодело. Я услышал, как он бросил трубку и что-то кому-то сказал. Кажется, эта новость не должна была меня удивить, но я больше чем удивился, я был ошеломлен. Сэм отсутствовал лишь несколько секунд, но за это время я вспомнил все, что он говорил мне при нашем свидании. «Мы положили глаз на „Черную банду“... Я буду в курсе твоих дел...» и еще многое другое, что должно было подготовить меня и открыть глаза на истинное значение ссоры Чака с девушкой.
Сэмсон снова взял трубку.
— Шелл, слушай меня внимательно. Я сказал тебе тогда, что не очень тебя обнадеживаю, не хотел, чтобы ты потерял бдительность. Я не мог тебе сказать про нее, потому что даже ты, увидев ее там, мог бы нечаянно выдать, что знаешь, а я не мог подвергать ее риску в таком месте. Но она знала, что ты туда явишься, вот почему я позволил тебе пойти в этот притон. У нее есть пистолет, стреляет она гораздо лучше тебя и могла бы тебя прикрыть. Шелл, как ты думаешь, есть хоть малейшая опасность, что Дорр догадается, что она из полиции?
Прежде чем ответить, я вдруг вспомнил недоуменное выражение в ее карих глазах, когда я кивком пригласил ее выйти на улицу. Она-то знала, кто я. Возможно, она подумала, что я хочу передать ей что-нибудь от Сэмсона. Теперь я понял, каким образом Сэм узнал, что Чак не имеет алиби на вчерашний вечер. Это она сказала Сэму. И даже зная, что Чак наверняка убийца Пэм, она решилась выйти ко мне, забыв в тревоге свою сумку, в которой Чак нашел ее пистолет и, может быть, ее удостоверение или что-нибудь в этом роде. И тут же вслед за этим меня избили и, вероятно, должны были убить. А потом они покинули клуб и привезли ее в это безлюдное место.
— Сэм, — крикнул я, — он знает!
Вешая трубку, я слышал его проклятия.
Я бросился в машину. Спидометр показывал почти девяносто. Проехав миль пять или шесть, я очутился у перекрестка: узкая дорога пересекала шоссе, уходя в разные стороны. Я выругался и помчался дальше, но ни одна машина не попадалась в свете моих фар. Раздумывать о том, в какую сторону они свернули, было некогда, я повернул налево на ухабистую неровную дорогу и остановился, потом выключил фары, вышел из машины и открыл багажник. Я нашел инфракрасный прибор для ночного видения и снова сел за руль. Если бы они увидели меня на этой темной безлюдной дороге, мне была бы крышка и ей тоже. Я медленно ехал с выключенными фарами, вглядываясь в темноту через маленькую трубку. Глядя в нее, я мог на расстоянии двухсот-трехсот футов видеть очертания любых предметов, невидимых в темноте простому глазу. Ведя машину, я представил себе лицо Чака, когда он меня ударил; лицо Пэм в морге и лицо Люсиль. Я вспомнил, как мне пришло в голову, что, если бы не толстый слой косметики и не эти металлические волосы, Люсиль, возможно, была бы очень хорошенькой.
Я был готов уже повернуть обратно и попробовать в другом направлении, как вдруг я увидел в трубке моего прибора отчетливые очертания автомобиля. Он стоял у самой дороги справа от меня, и я остановился, не доехав сотню футов, прошел их пешком, захватив с собой молоток. Автомобиль принадлежал Чаку, но в нем никого не было.
Ночь была черной, безмолвной, тучи на небе скрывали луну, но, глядя в трубочку, я различил очертания разбросанных тут и там деревьев и кустов. Но мои четверо, как будто, сквозь землю провалились. Они оставили машину справа от дороги, поэтому я пошел направо.
И вдруг я их увидел; четыре отчетливые фигуры ярдах в пятидесяти от меня. Что они делали, было непонятно. Я бросился к ним, стараясь не производить шума, который мог бы привлечь их внимание. Потом я остановился и пошел медленно, крадучись, пока не услышал голос Чака. Я все еще не мог разглядеть их невооруженным взглядом, но через трубку увидел, как длинная рука Чака схватила Люсиль за блузку и рывком разорвала ее донизу. Двое других стояли позади нее и держали ее за руки. Я подобрался поближе, сжимая в руке молоток.
Теперь я уже видел их собственными глазами. Я слышал напряженный голос Чака, злобные, дикие, грязные слова, которые он швырял в Люсиль, красочно расписывая ей, что он и два его товарища сделали с Пэм вчера вечером. Потом он сказал ей, что они собираются сделать с ней.
Я был так близко, что мог бы схватить их, и вслушивался в то, что говорил Чак, так напряженно и внимательно, что не заметил, как луна выглянула из-за туч. И вдруг лунный свет все посеребрил вокруг мягким, но ярким сиянием. Я тут же заметил и узнал двух спутников Чака: это были Крыс и Коротышка. Крыс меня заметил.
Еще прежде, чем он успел крикнуть, я увидел в руке Чака пистолет, увидел, как он поднял руку и ударил Люсиль пистолетом по голове, как она, согнувшись, упала на землю, услышал, как подросток закричал:
— Берегись, Чак! Это...
Я бросился к ним, размахивая тяжелым молотком.
Чак круто повернулся, и из дула пистолета вырвалось пламя. Я увидел, как те двое бросились мне навстречу. Чак целил мне в лицо и готов был выстрелить второй раз. Но я швырнул в него молоток. Услышал, как попал в него, и в то же мгновение, упершись в землю левой ногой, повернулся и прыгнул на тех двоих. Один не успел отскочить в сторону, и мой левый кулак угодил ему в живот, вдавив его чуть ли не до позвоночника. Когда он падал, я ударил его ребром ладони по шее. Второй, тот, что поменьше, оказался в двух ярдах от меня, и в руке у него был револьвер. Я оттолкнулся и прыгнул ногами вперед, изогнувшись всем телом влево. Пуля пролетела у моей головы, и я, приземлившись и скользя по траве, ударил его в ногу правой ступней. Он тяжело упал на спину, а я поднял ногу и что было силы ударил его пяткой в пах.
В лунном свете я увидел, что Чак Дорр, скорчившись, тычется руками в землю, пытаясь встать. Очевидно, молоток повредил ему плечо, и он выпустил из рук пистолет. Поднявшись, слегка сгибаясь, опустив длинные мощные руки, он пошел на меня.
Я ждал. Но как только он приблизился, он внезапно упал и схватил меня за щиколотки. Я почувствовал, как его щека задела мое колено. Потом он обхватил меня за ноги и рывком опрокинул наземь. Я тяжело упал набок. Он хрипел, резкие отрывистые звуки вылетали из горла, его кулак уперся мне в спину и прошелся по позвоночнику, в то время как я пытался откатиться от него. Он прыгнул на меня, и его кулаки заколотили по моей голове и лицу. Я ударил его в челюсть и перевернулся на спину, лягнув его в лицо, в то время как он, подобравшись ко мне на четвереньках, пытался схватить меня за горло.
Моя нога задела его подбородок и ударила в плечо. Он перевернулся, а я, подобрав под себя ноги, попытался подняться, но он, удержав равновесие, ринулся на меня. Его руки обхватили мою шею и сдавили ее, большими пальцами уперлись в ямку под горлом, наверное, так же, как они сдавливали горло Пэм. Подняв, однако, руки, он оставил незащищенными грудь и живот. Я откинул назад правую руку, раскрыл ладонь, вытянул и напряг пальцы и нацелился ему в солнечное сплетение. Его пальцы все глубже впивались мне в шею, и черные круги колыхались перед моими глазами, но, собрав все силы, я выбросил вперед правую руку, направляя ему в живот.
Мой удар пришелся слишком высоко и наткнулся на твердое ребро. Я почувствовал, как под моими руками треснула кость. Он вскрикнул от боли и ослабил свою хватку. Я сжал руки в кулаки и устремил их кверху, поддав запястьями его руки. Он оторвал пальцы от моего горла, и я, раскрыв ладони, ребром их ударил его по шее с обеих сторон.
Его руки бессильно опустились и, когда он обнаружил, что не может поднять их, было уже поздно. Я выиграл массу времени и наотмашь ударил его в зубы, вложив в этот удар весь вес своего тела. В то время как он отшатнулся, готовый упасть, я сгреб его, притянул к себе и снова ударил по зубам. Он был уже готов, но я на всякий случай еще раз ударил его в челюсть и дал упасть.
Низкорослого подростка, которого я ударил в пах, рвало. Я пошарил вокруг, нашел молоток и револьвер, подошел к нему и стукнул его молотком по голове. Он упал. Крыс тихо стонал, так что я стукнул его тоже. Потом подошел к Чаку, надеясь, что он пошевелится и даст мне повод врезать ему еще раз. Он не двигался. «Что за черт!» — подумал я и все-таки ударил его. Может быть, я извлекал из этого слишком много удовольствия, но я думал о Пэм и о том, хотя бы малом удовлетворении, которое, может быть, доставлю мистеру Франклину, когда расскажу ему, кто изнасиловал и убил его дочь. В конце концов Чак получит свое. Он попадет в газовую камеру. Люсиль и я услышали вполне достаточно для того, чтобы бросить его в камеру смертников.
Люсиль!
Я обернулся. Она лежала без сознания. Ее блуза превратилась в лохмотья. Я встал на колени и нащупал ее пульс. Нормальный! На голове у нее вздулась большая шишка, но, благодаря волосам, кожа была цела. Впервые я видел ее лицо естественным и спокойным и был вынужден отказаться от первоначального мнения об этой девушке. Когда она сотрет с лица всю косметику и смоет с ресниц густые комки краски, она будет высший класс. Это первый полицейский, о котором я подумал, как об очаровательной женщине.
Прошло минуты три или четыре, она застонала, и сознание начало медленно возвращаться к ней. В глазах появилось осмысленное выражение. Но она приподнялась и быстрым движением протянула руку с длинными, согнутыми крючком пальцами, готовыми вцепиться мне в лицо.
— Эй! Эй! — завопил я. — Это я! Это я!
Она замерла, села прямо и, удивленно мигая, уставилась на меня.
— О! — произнесла она. — Мистер Скотт! Как...
Она все еще была ошеломлена. Я бегло объяснил ей ситуацию и сказал, что теперь все в порядке.
Она огляделась.
— И все это сделали вы один?
С минуту я не отвечал, я как будто испытывал еще один шок. Ее голос! Он был совсем не гнусавым! В нем был мед и теплое вино, он ласкал слух своей мелодичностью, и я почувствовал приятный трепет. Как же это я не сообразил! Ведь она играла, как актриса, и тот голос был частью ее игры.
Наконец я обрел дар речи.
— Ну да, — сказал я и чуть не добавил — моим молоточком.
Она передернулась.
— Ух, больно голове.
— Погодите, вот очнутся эти юнцы.
Я невольно усмехнулся. Похоже, что у всех, с кем я имел дело, пострадали головы. Мы разговаривали уже несколько минут и мне ни разу не пришло в голову, как нелепо все это выглядит: красивая, почти обнаженная девушка и я — в пустынной местности, среди чуть ли не настоящих трупов.
Я выяснил, что она — сотрудник отдела по расследованию краж и ограблений и уже три недели охотится за «Черной бандой». Она уже собрала множество улик относительно четырех ограблений, которые совершили подростки под предводительством Чака. Этих улик вполне достаточно для того, чтобы Чак, Крыс и Коротышка да еще с полдюжины членов шайки были задержаны. А тут еще дело Франклина, и преступники — та же «Черная банда». Люсиль удалось войти в доверие к Чаку, и она согласилась остаться с этой бандой еще некоторое время.
Она сказала:
— Простите, что была вынуждена дать вам пощечину, мистер Скотт...
— Шелл.
— ...но дело в том, что Чак мог в чем-то проговориться, только если бы был во мне уверен. Я должна была завоевать его доверие, мистер Скотт, и...
— Шелл.
— ...и потом, я не могла не засмеяться. У вас действительно был смешной вид, мистер Скотт.
— Шелл.
Видимо, она совершенно не представляла, какой у нее самой вид. Впрочем, она не видела себя со стороны.
— Мне пришлось держать при себе мой жетон и пистолет, — продолжала она, — иначе я не смогла бы произвести арест. И Чак их обнаружил. У него кончились все сигареты, и он полез в мою сумку, надеясь найти что-нибудь у меня. А вместо сигарет нашел совсем другое! Когда он выбежал к нам из клуба, у него в кармане был мой пистолет. Но до этого я с успехом его дурачила. — Она сделала гримасу. — Я даже позволила ему целовать меня, иначе было нельзя, но он ни разу... — Она запнулась. — Бог мой! — прошептала она. — Только что, перед тем как меня ударить, он сказал, что собирается сделать со мной... собирается меня... — Казалось, она не может выговорить, что именно, и сначала я даже не понял, что она имеет в виду. — Собирается... может, он...
И тут до меня дошло.
— Нет, нет! Я видел, как он вас ударил. А через две секунды я обрушился на него, как гром. Он не... он не... ну, словом, он не успел ничего такого.
Чувство огромного облегчения отразилось на ее лице, и она вздохнула. О господи, она глубоко вздохнула, и у меня отвалилась челюсть. То ли потому, что наш разговор принял такой оборот, то ли потому, что мы сидели так близко друг от друга, но только теперь она осознала, что Чак содрал с нее блузку.
Она тихонько ахнула и закрыла грудь руками, вспыхнув, и прошептав при этом:
— О, господи, боже!
Я усмехнулся: «Да, в самом деле».
Сегодня я столько раз рисковал, что решил пойти еще на один маленький риск. Сработало нормально.
— О, — сказала она, — о, Шелл.
С минуту ничего больше не случилось. Я был так близко, что мог коснуться ее, и мы смотрели друг на друга, откинув головы. Медленно, но это созрело. Не было никаких электрических искр, и земля не покачнулась и не разверзлась, нам просто стало жарче, чем в аду. Ее лицо смягчилось, я обнял ее за плечи и притянул к себе. Ее теплое дыхание коснулось моих губ, и я почувствовал, что сейчас растаю и просочусь сквозь землю.
А потом ее лицо придвинулось еще ближе, губы приоткрылись и коснулись моих, прильнули к ним, и она больше не прикрывалась руками, ей это было не нужно. Она была такая теплая и удивительная, лежа в моих объятиях, что мы оба стали фактически радиоактивны. Это длилось до тех пор, пока я не осознал, что мне следует сделать еще один обход с молотком в руках.
Как раз тогда, когда дело снова стало принимать интересный оборот, я услышал вой сирены, и среди деревьев вспыхнули и закачались лучи фар.
Я приподнялся и сказал:
— Ну и хорошее время они выбрали, дьяволы.
Через несколько минут появились Сэм и его два мальчика. Они живо упрятали Чака и его дружков в машину.
Сэм снял мундир и отдал его Люсиль. Даже в этой, свободно висевшей на ней одежде, она была прекрасна в моих глазах. Потом Сэм протянул мне руку, в то время как Люсиль, улыбаясь, стояла рядом.
— Мы оба многим обязаны тебе, Шелл. И мистер Франклин тоже. Теперь этим юнцам крышка.
Я не находил слов, мой пульс все еще гнал, как сумасшедший, и я не мог отвести глаз от Люсиль, когда она примостилась рядом с Сэмом в его машине.
Потом она сказала:
— Это было такое удовольствие, Шелл.
— Да... — Это было все, что я мог сказать в ответ. — Я бы хотел встретиться с вами еще... когда-нибудь... Может быть, завтра?
Я стоял достаточно близко и видел, как она покраснела и теснее запахнула на себе мундир Сэма. Я поспешно добавил:
— Давайте завтра пообедаем вместе! Ведь можно же забыть об этих малолетних преступниках?
Ее ответ утонул в смехе Сэма. И в тот же миг он сорвался с места, включив высокую скорость. А я побрел к своей машине.
Господи, до чего же она хороша! Как я хочу снова ее увидеть.
Параграф 197
Я не просто подозревал его теперь, не просто догадывался — я знал!
Я вспомнил, как дрогнуло и налилось гневом лицо Чака, когда я показал ему фотографию Пэм. Ту, что была снята в морге. Я сделал это просто для того, чтобы вывести его из равновесия, но, когда он посмотрел на нее, выражение его лица и его слова подсказали мне, что убил ее он. Я видел изувеченное лицо Пэм в морге и на посмертной фотографии: она совсем не походила на себя. Чак не стал рассматривать фото, пока не овладел собой, но с первого, мгновенного взгляда он понял, что это — Пэм. Он мог узнать ее только в одном случае — если именно он был тем, кто сделал это.
Внезапно машина, за которой я следил, свернула налево. Я нажал на тормоз, развернулся и помчался обратно до поворота. Я догнал их, между нами было несколько сот ярдов. Я не представлял себе, куда они направляются, потому что впереди начиналась пустынная местность. Огни города мы оставили далеко позади, а луна снова скрылась за тучами.
Мысль о том, что теперь меня легко заметить, беспокоила меня. Впереди показалась одиноко стоявшая заправочная станция, и я подумал, что для меня это, может быть, последний шанс связаться с капитаном Сэмсоном и попросить его послать мне людей в помощь. Против меня — трое, и у одного из них револьвер, мой револьвер. Какая-то неясная мысль промелькнула у меня в голове, но справа уже возникла заправочная станция. Если я остановлюсь, я могу упустить Чака, но я должен пойти на риск.
Я остановился, подбежал к телефону, сунул в автомат монетку и набрал номер полиции. Трубку снял Сэмсон.
— Сэм? Это Шелл. Чак Дорр — тот, кто нам нужен.
Я кратко рассказал ему обо всем, что произошло.
— Я следую за ними, — сказал я. — Их четверо: Чак, его красотка и еще два парня. Направляются на равнину — одному мне их не взять. Направь несколько человек.
— Какая красотка? — прервал он меня.
— Какая-то платиновая блондинка — девочка Дорра. У них была маленькая потасовка, но сейчас все, видимо, о'кей. Они выехали на равнину...
— Ты где?
Он так завопил, что я испугался. Я выпалил все данные о моем местонахождении и об их маршруте.
— Господи, Шелл! — сказал он взволнованным и напряженным голосом. — Ведь она — из полиции!
Меня бросило в жар, и тут же внутри все похолодело. Я услышал, как он бросил трубку и что-то кому-то сказал. Кажется, эта новость не должна была меня удивить, но я больше чем удивился, я был ошеломлен. Сэм отсутствовал лишь несколько секунд, но за это время я вспомнил все, что он говорил мне при нашем свидании. «Мы положили глаз на „Черную банду“... Я буду в курсе твоих дел...» и еще многое другое, что должно было подготовить меня и открыть глаза на истинное значение ссоры Чака с девушкой.
Сэмсон снова взял трубку.
— Шелл, слушай меня внимательно. Я сказал тебе тогда, что не очень тебя обнадеживаю, не хотел, чтобы ты потерял бдительность. Я не мог тебе сказать про нее, потому что даже ты, увидев ее там, мог бы нечаянно выдать, что знаешь, а я не мог подвергать ее риску в таком месте. Но она знала, что ты туда явишься, вот почему я позволил тебе пойти в этот притон. У нее есть пистолет, стреляет она гораздо лучше тебя и могла бы тебя прикрыть. Шелл, как ты думаешь, есть хоть малейшая опасность, что Дорр догадается, что она из полиции?
Прежде чем ответить, я вдруг вспомнил недоуменное выражение в ее карих глазах, когда я кивком пригласил ее выйти на улицу. Она-то знала, кто я. Возможно, она подумала, что я хочу передать ей что-нибудь от Сэмсона. Теперь я понял, каким образом Сэм узнал, что Чак не имеет алиби на вчерашний вечер. Это она сказала Сэму. И даже зная, что Чак наверняка убийца Пэм, она решилась выйти ко мне, забыв в тревоге свою сумку, в которой Чак нашел ее пистолет и, может быть, ее удостоверение или что-нибудь в этом роде. И тут же вслед за этим меня избили и, вероятно, должны были убить. А потом они покинули клуб и привезли ее в это безлюдное место.
— Сэм, — крикнул я, — он знает!
Вешая трубку, я слышал его проклятия.
Я бросился в машину. Спидометр показывал почти девяносто. Проехав миль пять или шесть, я очутился у перекрестка: узкая дорога пересекала шоссе, уходя в разные стороны. Я выругался и помчался дальше, но ни одна машина не попадалась в свете моих фар. Раздумывать о том, в какую сторону они свернули, было некогда, я повернул налево на ухабистую неровную дорогу и остановился, потом выключил фары, вышел из машины и открыл багажник. Я нашел инфракрасный прибор для ночного видения и снова сел за руль. Если бы они увидели меня на этой темной безлюдной дороге, мне была бы крышка и ей тоже. Я медленно ехал с выключенными фарами, вглядываясь в темноту через маленькую трубку. Глядя в нее, я мог на расстоянии двухсот-трехсот футов видеть очертания любых предметов, невидимых в темноте простому глазу. Ведя машину, я представил себе лицо Чака, когда он меня ударил; лицо Пэм в морге и лицо Люсиль. Я вспомнил, как мне пришло в голову, что, если бы не толстый слой косметики и не эти металлические волосы, Люсиль, возможно, была бы очень хорошенькой.
Я был готов уже повернуть обратно и попробовать в другом направлении, как вдруг я увидел в трубке моего прибора отчетливые очертания автомобиля. Он стоял у самой дороги справа от меня, и я остановился, не доехав сотню футов, прошел их пешком, захватив с собой молоток. Автомобиль принадлежал Чаку, но в нем никого не было.
Ночь была черной, безмолвной, тучи на небе скрывали луну, но, глядя в трубочку, я различил очертания разбросанных тут и там деревьев и кустов. Но мои четверо, как будто, сквозь землю провалились. Они оставили машину справа от дороги, поэтому я пошел направо.
И вдруг я их увидел; четыре отчетливые фигуры ярдах в пятидесяти от меня. Что они делали, было непонятно. Я бросился к ним, стараясь не производить шума, который мог бы привлечь их внимание. Потом я остановился и пошел медленно, крадучись, пока не услышал голос Чака. Я все еще не мог разглядеть их невооруженным взглядом, но через трубку увидел, как длинная рука Чака схватила Люсиль за блузку и рывком разорвала ее донизу. Двое других стояли позади нее и держали ее за руки. Я подобрался поближе, сжимая в руке молоток.
Теперь я уже видел их собственными глазами. Я слышал напряженный голос Чака, злобные, дикие, грязные слова, которые он швырял в Люсиль, красочно расписывая ей, что он и два его товарища сделали с Пэм вчера вечером. Потом он сказал ей, что они собираются сделать с ней.
Я был так близко, что мог бы схватить их, и вслушивался в то, что говорил Чак, так напряженно и внимательно, что не заметил, как луна выглянула из-за туч. И вдруг лунный свет все посеребрил вокруг мягким, но ярким сиянием. Я тут же заметил и узнал двух спутников Чака: это были Крыс и Коротышка. Крыс меня заметил.
Еще прежде, чем он успел крикнуть, я увидел в руке Чака пистолет, увидел, как он поднял руку и ударил Люсиль пистолетом по голове, как она, согнувшись, упала на землю, услышал, как подросток закричал:
— Берегись, Чак! Это...
Я бросился к ним, размахивая тяжелым молотком.
Чак круто повернулся, и из дула пистолета вырвалось пламя. Я увидел, как те двое бросились мне навстречу. Чак целил мне в лицо и готов был выстрелить второй раз. Но я швырнул в него молоток. Услышал, как попал в него, и в то же мгновение, упершись в землю левой ногой, повернулся и прыгнул на тех двоих. Один не успел отскочить в сторону, и мой левый кулак угодил ему в живот, вдавив его чуть ли не до позвоночника. Когда он падал, я ударил его ребром ладони по шее. Второй, тот, что поменьше, оказался в двух ярдах от меня, и в руке у него был револьвер. Я оттолкнулся и прыгнул ногами вперед, изогнувшись всем телом влево. Пуля пролетела у моей головы, и я, приземлившись и скользя по траве, ударил его в ногу правой ступней. Он тяжело упал на спину, а я поднял ногу и что было силы ударил его пяткой в пах.
В лунном свете я увидел, что Чак Дорр, скорчившись, тычется руками в землю, пытаясь встать. Очевидно, молоток повредил ему плечо, и он выпустил из рук пистолет. Поднявшись, слегка сгибаясь, опустив длинные мощные руки, он пошел на меня.
Я ждал. Но как только он приблизился, он внезапно упал и схватил меня за щиколотки. Я почувствовал, как его щека задела мое колено. Потом он обхватил меня за ноги и рывком опрокинул наземь. Я тяжело упал набок. Он хрипел, резкие отрывистые звуки вылетали из горла, его кулак уперся мне в спину и прошелся по позвоночнику, в то время как я пытался откатиться от него. Он прыгнул на меня, и его кулаки заколотили по моей голове и лицу. Я ударил его в челюсть и перевернулся на спину, лягнув его в лицо, в то время как он, подобравшись ко мне на четвереньках, пытался схватить меня за горло.
Моя нога задела его подбородок и ударила в плечо. Он перевернулся, а я, подобрав под себя ноги, попытался подняться, но он, удержав равновесие, ринулся на меня. Его руки обхватили мою шею и сдавили ее, большими пальцами уперлись в ямку под горлом, наверное, так же, как они сдавливали горло Пэм. Подняв, однако, руки, он оставил незащищенными грудь и живот. Я откинул назад правую руку, раскрыл ладонь, вытянул и напряг пальцы и нацелился ему в солнечное сплетение. Его пальцы все глубже впивались мне в шею, и черные круги колыхались перед моими глазами, но, собрав все силы, я выбросил вперед правую руку, направляя ему в живот.
Мой удар пришелся слишком высоко и наткнулся на твердое ребро. Я почувствовал, как под моими руками треснула кость. Он вскрикнул от боли и ослабил свою хватку. Я сжал руки в кулаки и устремил их кверху, поддав запястьями его руки. Он оторвал пальцы от моего горла, и я, раскрыв ладони, ребром их ударил его по шее с обеих сторон.
Его руки бессильно опустились и, когда он обнаружил, что не может поднять их, было уже поздно. Я выиграл массу времени и наотмашь ударил его в зубы, вложив в этот удар весь вес своего тела. В то время как он отшатнулся, готовый упасть, я сгреб его, притянул к себе и снова ударил по зубам. Он был уже готов, но я на всякий случай еще раз ударил его в челюсть и дал упасть.
Низкорослого подростка, которого я ударил в пах, рвало. Я пошарил вокруг, нашел молоток и револьвер, подошел к нему и стукнул его молотком по голове. Он упал. Крыс тихо стонал, так что я стукнул его тоже. Потом подошел к Чаку, надеясь, что он пошевелится и даст мне повод врезать ему еще раз. Он не двигался. «Что за черт!» — подумал я и все-таки ударил его. Может быть, я извлекал из этого слишком много удовольствия, но я думал о Пэм и о том, хотя бы малом удовлетворении, которое, может быть, доставлю мистеру Франклину, когда расскажу ему, кто изнасиловал и убил его дочь. В конце концов Чак получит свое. Он попадет в газовую камеру. Люсиль и я услышали вполне достаточно для того, чтобы бросить его в камеру смертников.
Люсиль!
Я обернулся. Она лежала без сознания. Ее блуза превратилась в лохмотья. Я встал на колени и нащупал ее пульс. Нормальный! На голове у нее вздулась большая шишка, но, благодаря волосам, кожа была цела. Впервые я видел ее лицо естественным и спокойным и был вынужден отказаться от первоначального мнения об этой девушке. Когда она сотрет с лица всю косметику и смоет с ресниц густые комки краски, она будет высший класс. Это первый полицейский, о котором я подумал, как об очаровательной женщине.
Прошло минуты три или четыре, она застонала, и сознание начало медленно возвращаться к ней. В глазах появилось осмысленное выражение. Но она приподнялась и быстрым движением протянула руку с длинными, согнутыми крючком пальцами, готовыми вцепиться мне в лицо.
— Эй! Эй! — завопил я. — Это я! Это я!
Она замерла, села прямо и, удивленно мигая, уставилась на меня.
— О! — произнесла она. — Мистер Скотт! Как...
Она все еще была ошеломлена. Я бегло объяснил ей ситуацию и сказал, что теперь все в порядке.
Она огляделась.
— И все это сделали вы один?
С минуту я не отвечал, я как будто испытывал еще один шок. Ее голос! Он был совсем не гнусавым! В нем был мед и теплое вино, он ласкал слух своей мелодичностью, и я почувствовал приятный трепет. Как же это я не сообразил! Ведь она играла, как актриса, и тот голос был частью ее игры.
Наконец я обрел дар речи.
— Ну да, — сказал я и чуть не добавил — моим молоточком.
Она передернулась.
— Ух, больно голове.
— Погодите, вот очнутся эти юнцы.
Я невольно усмехнулся. Похоже, что у всех, с кем я имел дело, пострадали головы. Мы разговаривали уже несколько минут и мне ни разу не пришло в голову, как нелепо все это выглядит: красивая, почти обнаженная девушка и я — в пустынной местности, среди чуть ли не настоящих трупов.
Я выяснил, что она — сотрудник отдела по расследованию краж и ограблений и уже три недели охотится за «Черной бандой». Она уже собрала множество улик относительно четырех ограблений, которые совершили подростки под предводительством Чака. Этих улик вполне достаточно для того, чтобы Чак, Крыс и Коротышка да еще с полдюжины членов шайки были задержаны. А тут еще дело Франклина, и преступники — та же «Черная банда». Люсиль удалось войти в доверие к Чаку, и она согласилась остаться с этой бандой еще некоторое время.
Она сказала:
— Простите, что была вынуждена дать вам пощечину, мистер Скотт...
— Шелл.
— ...но дело в том, что Чак мог в чем-то проговориться, только если бы был во мне уверен. Я должна была завоевать его доверие, мистер Скотт, и...
— Шелл.
— ...и потом, я не могла не засмеяться. У вас действительно был смешной вид, мистер Скотт.
— Шелл.
Видимо, она совершенно не представляла, какой у нее самой вид. Впрочем, она не видела себя со стороны.
— Мне пришлось держать при себе мой жетон и пистолет, — продолжала она, — иначе я не смогла бы произвести арест. И Чак их обнаружил. У него кончились все сигареты, и он полез в мою сумку, надеясь найти что-нибудь у меня. А вместо сигарет нашел совсем другое! Когда он выбежал к нам из клуба, у него в кармане был мой пистолет. Но до этого я с успехом его дурачила. — Она сделала гримасу. — Я даже позволила ему целовать меня, иначе было нельзя, но он ни разу... — Она запнулась. — Бог мой! — прошептала она. — Только что, перед тем как меня ударить, он сказал, что собирается сделать со мной... собирается меня... — Казалось, она не может выговорить, что именно, и сначала я даже не понял, что она имеет в виду. — Собирается... может, он...
И тут до меня дошло.
— Нет, нет! Я видел, как он вас ударил. А через две секунды я обрушился на него, как гром. Он не... он не... ну, словом, он не успел ничего такого.
Чувство огромного облегчения отразилось на ее лице, и она вздохнула. О господи, она глубоко вздохнула, и у меня отвалилась челюсть. То ли потому, что наш разговор принял такой оборот, то ли потому, что мы сидели так близко друг от друга, но только теперь она осознала, что Чак содрал с нее блузку.
Она тихонько ахнула и закрыла грудь руками, вспыхнув, и прошептав при этом:
— О, господи, боже!
Я усмехнулся: «Да, в самом деле».
Сегодня я столько раз рисковал, что решил пойти еще на один маленький риск. Сработало нормально.
— О, — сказала она, — о, Шелл.
С минуту ничего больше не случилось. Я был так близко, что мог коснуться ее, и мы смотрели друг на друга, откинув головы. Медленно, но это созрело. Не было никаких электрических искр, и земля не покачнулась и не разверзлась, нам просто стало жарче, чем в аду. Ее лицо смягчилось, я обнял ее за плечи и притянул к себе. Ее теплое дыхание коснулось моих губ, и я почувствовал, что сейчас растаю и просочусь сквозь землю.
А потом ее лицо придвинулось еще ближе, губы приоткрылись и коснулись моих, прильнули к ним, и она больше не прикрывалась руками, ей это было не нужно. Она была такая теплая и удивительная, лежа в моих объятиях, что мы оба стали фактически радиоактивны. Это длилось до тех пор, пока я не осознал, что мне следует сделать еще один обход с молотком в руках.
Как раз тогда, когда дело снова стало принимать интересный оборот, я услышал вой сирены, и среди деревьев вспыхнули и закачались лучи фар.
Я приподнялся и сказал:
— Ну и хорошее время они выбрали, дьяволы.
Через несколько минут появились Сэм и его два мальчика. Они живо упрятали Чака и его дружков в машину.
Сэм снял мундир и отдал его Люсиль. Даже в этой, свободно висевшей на ней одежде, она была прекрасна в моих глазах. Потом Сэм протянул мне руку, в то время как Люсиль, улыбаясь, стояла рядом.
— Мы оба многим обязаны тебе, Шелл. И мистер Франклин тоже. Теперь этим юнцам крышка.
Я не находил слов, мой пульс все еще гнал, как сумасшедший, и я не мог отвести глаз от Люсиль, когда она примостилась рядом с Сэмом в его машине.
Потом она сказала:
— Это было такое удовольствие, Шелл.
— Да... — Это было все, что я мог сказать в ответ. — Я бы хотел встретиться с вами еще... когда-нибудь... Может быть, завтра?
Я стоял достаточно близко и видел, как она покраснела и теснее запахнула на себе мундир Сэма. Я поспешно добавил:
— Давайте завтра пообедаем вместе! Ведь можно же забыть об этих малолетних преступниках?
Ее ответ утонул в смехе Сэма. И в тот же миг он сорвался с места, включив высокую скорость. А я побрел к своей машине.
Господи, до чего же она хороша! Как я хочу снова ее увидеть.
Параграф 197
«Code 197» 1955
Я свернул с улицы и остановил «кэдди» под вывеской «Тропические рыбы Гордона». Было воскресенье, и вся клиентура «Шелдон Скотт, Расследования» — это я — взяла выходной. Я выключил мотор и, повернувшись, какое-то время смотрел на Донну.
У Донны О'Рейли волнистые черные волосы, мягкие нежные губы и глаза такие же зеленые как луга ее родной Ирландии. У Донны пять футов и три дюйма восхитительных изгибов, хриплый с придыханием голос, и в ее арсенале полно прелестных маленьких трюков вроде теплого смеха вам в ухо, когда она его покусывает.
Это незабываемое ощущение я испытал всего лишь пару раз с тех пор, как познакомился с ней восемнадцать часов назад и назначил свидание на сегодня, но надежды у меня были прямо-таки стратосферные, потому что мы были в нескольких милях от Лос-Анджелеса и направлялись на пикник на холмы, уже виднеющиеся на горизонте. Пока у нас в потенциале были несколько случайных фраз и пара вышеупомянутых покусываний, но я оптимист — тем более, что Донне нравилось все, что и мне: танцы, бурбон, даже тропические рыбки.
Когда мы проезжали мимо, она заметила вывеску и промурлыкала:
— О, давай зайдем! Я знаю мистера Гордона — он разводит Amphiprion Percula. — Естественно, я притормозил.
Донна вынесла свои стройные ноги из машины.
— Пойдем, Шелл.
Она томно посмотрела на меня, провела руками от высокой груди к тонкой талии и округлым бедрам, расправляя свое голубое платье, которое, могу поклясться, в этом не нуждалось. Я нагнал Донну у входа в рыбий инкубатор.
Владельцем был тихий пожилой мужчина с седеющими висками. Увидев Донну, он просиял и радостно схватил ее за руки. Представив нас друг другу, она сказала:
— Мистер Скотт хочет посмотреть Amphiprion Percula.
Опять эти слова... Мистер Гордон провел нас к двадцатигалонному аквариуму, оставил нас и прошел в другую комнату.
— Ух ты! — сказал я, — это же рыбы-клоуны.
— Ну вот, — сказала Донна, — я хотела сделать сюрприз. А ты, оказывается, уже видел их раньше.
— В общем-то, сюрприз удался. Я думал, ты говоришь о китах или чем-то подобном. Тем не менее, я не разочарован. Никогда не видел их одновременно в таком количестве. Они прекрасны.
Они и в самом деле были великолепны. Три белых полоски, разделенные ярко-желтыми, плавники с черными кончиками. В аквариуме их было почти тридцать штук. Удача для любителя рыбок, их тяжело найти. Я услышал скрип. Оказывается, Донна захватила с собой термос. Она открыла его и разлила кофе в две металлические чашки, спрятанные в пробке. Протянула мне большую:
— Для поднятия тонуса.
— Детка, — сказал я, — лучше побеспокойся, как бы его снять.
Она понимающе усмехнулась и напомнила мне, что в комнате еще осталось на что обратить внимание. Вдоль стен стояло почти сорок аквариумов, я увидел Neons, Raspboras, Panchax, Badisbadis и множество других красивых пород. Я попытался сделать глоток, но кофе был слишком горячим и обжег мне губы. Я повернулся к Донне и заметил, что ее чашка уже опустела.
— Уже допила? — спросил я. — У тебя чугунный пищевод?
— Я любительница мексиканской пищи. Люблю горяченькое.
— Я тоже люблю горяченькое, но...
— Тогда допивай свой кофе и поехали на пикник.
Я не был точно уверен, что она имела ввиду, но мне это понравилось. Я вновь поднес чашку к губам, но тут случайно взглянул на аквариум с рыбами-клоунами за спиной у Донны. Что-то было не так.
— Погоди-ка, — сказал я ей. — Что-то не так с этими клоунами. Они взбесились.
Она засмеялась.
— Думаешь, они рассердились?
Я простонал, направляясь к аквариуму.
— Смешно...
Но тут мне стало не до шуток. Две рыбы-клоуна плавали у поверхности кверху брюхом.
— Они умерли! — сказал я Донне. — Приведи мистера Гордона.
Она метнулась куда-то, пока я наблюдал за тем, что творилось в аквариуме. Невозможно было без содрогания смотреть, как эти прекрасные цветные рыбки задыхаются, ловя ртом воздух, и умирают, но возможно, только настоящие любители рыбок почувствовали бы то, что чувствовал я в тот момент. По крайней мере, дюжина рыбок уже были мертвы.
Донна появилась рядом со мной.
— Он придет через минуту и все поправит. Пей свой кофе, Шелл, и пойдем.
Впервые я почувствовал тревогу.
— Черт возьми, милая, — сказал я, — я, пожалуй, подожду...
Я замолчал, задумавшись, что она так прицепилась с этим проклятым кофе. Я посмотрел на свою полную чашку, затем на Донну.
Она нервно облизнула губы.
— Я буду в машине, Шелл.
Я оторопело смотрел, как она уходит. Когда я вновь посмотрел на аквариум, все рыбки были мертвы. Мне показалось, что вода потемнела. Я поднял руку и вытер губы там, где они касались кофе, затем медленно поставил чашку, уставившись на нее, ощущая, как наполняюсь отвращением и недоверием. Я вышел наружу. Машина была пуста. Донна исчезла. Я обошел вокруг, вернулся в помещение, прошел в другую комнату. Она была пуста, дверь на противоположной стене распахнута. Никого не было и поблизости от здания. Я бросился к своему «кэдди», попытался завести его, но безуспешно. Подняв капот, обнаружил оборванные провода.
Ощущая, что весь вспотел, я присел возле колес, размышляя о Донне О'Рейли, которой нравилось все, что нравится мне — безусловно, все было спланировано заранее; о Донне, которая вряд ли могла выпить так быстро горячий кофе, которая вообще не собиралась пить кофе из этого термоса. Но одна мысль занимала меня особенно — я не мог представить, что такая миловидная, маленькая ирландочка способна мимоходом убить этих тридцать маленьких клоунов, ни один нормальный человек не способен на такое.
— Пей свой кофе, Шелл. Этот тебя точно не убьет.
— Возможно, не в этот раз. — Я ожидал, пока судмедэксперт сообщит, что было в той, предназначавшейся мне чашке кофе. Я рассказал свою историю полиции и просматривал журнал с фотографиями преступников, пытаясь найти Донну или мистера Гордона, но пока безрезультатно. В основном, я просто убивал время, но при этом получал удовольствие от общения с Эймосом, с которым сблизился за последнее время. Один из моих лучших друзей, бывший репортер, писатель Джим Брэндон, писал книгу, в которой использовал фактический материал, полученный от Эймоса, и мы втроем часто собирались здесь поболтать. Джим Брэндон был высокий и худой, чертовски умный, внешне немного похожий на Уильяма Холдена. Джим мне не просто нравился, я им восхищался, потому что он был хорошим американцем, и работал на благо своей страны. Иначе говоря, он был активным антикоммунистом. Его книга была антикоммунистической, документальной работой.
Эймос Уэйд сказал:
— Эта Донна соблазнительная девчонка, так ведь?
— Чисто внешне. Я встретил ее в баре Пита прошлой ночью. Похоже, она знала, что я обычно зависаю там после того, как покидаю офис. Черт, мне казалось, что это я ее подцепил!
— Есть какие-нибудь идеи насчет того, что произошло?
— Только как, но не почему. Она наполнила обе чашки из термоса, затем вылила свою в аквариум. Поскорее бы пришел рапорт от судмедэксперта. Хотелось бы знать, как я должен был умереть.
Он ухмыльнулся.
— Безусловно, в страшных мучениях, в расплату за свои грехи.
— Безусловно, но на этот раз у них не выгорело. За последний год я вел два десятка дел. Возможно, с десяток парней имеет на меня зуб.
— Только что ты выполнил кое-какую работенку для Джима, не так ли?
— Да, пришлось слетать в Бостон. Вернулся как раз прошлой ночью.
— Как продвигается его новая книга?
Я свернул с улицы и остановил «кэдди» под вывеской «Тропические рыбы Гордона». Было воскресенье, и вся клиентура «Шелдон Скотт, Расследования» — это я — взяла выходной. Я выключил мотор и, повернувшись, какое-то время смотрел на Донну.
У Донны О'Рейли волнистые черные волосы, мягкие нежные губы и глаза такие же зеленые как луга ее родной Ирландии. У Донны пять футов и три дюйма восхитительных изгибов, хриплый с придыханием голос, и в ее арсенале полно прелестных маленьких трюков вроде теплого смеха вам в ухо, когда она его покусывает.
Это незабываемое ощущение я испытал всего лишь пару раз с тех пор, как познакомился с ней восемнадцать часов назад и назначил свидание на сегодня, но надежды у меня были прямо-таки стратосферные, потому что мы были в нескольких милях от Лос-Анджелеса и направлялись на пикник на холмы, уже виднеющиеся на горизонте. Пока у нас в потенциале были несколько случайных фраз и пара вышеупомянутых покусываний, но я оптимист — тем более, что Донне нравилось все, что и мне: танцы, бурбон, даже тропические рыбки.
Когда мы проезжали мимо, она заметила вывеску и промурлыкала:
— О, давай зайдем! Я знаю мистера Гордона — он разводит Amphiprion Percula. — Естественно, я притормозил.
Донна вынесла свои стройные ноги из машины.
— Пойдем, Шелл.
Она томно посмотрела на меня, провела руками от высокой груди к тонкой талии и округлым бедрам, расправляя свое голубое платье, которое, могу поклясться, в этом не нуждалось. Я нагнал Донну у входа в рыбий инкубатор.
Владельцем был тихий пожилой мужчина с седеющими висками. Увидев Донну, он просиял и радостно схватил ее за руки. Представив нас друг другу, она сказала:
— Мистер Скотт хочет посмотреть Amphiprion Percula.
Опять эти слова... Мистер Гордон провел нас к двадцатигалонному аквариуму, оставил нас и прошел в другую комнату.
— Ух ты! — сказал я, — это же рыбы-клоуны.
— Ну вот, — сказала Донна, — я хотела сделать сюрприз. А ты, оказывается, уже видел их раньше.
— В общем-то, сюрприз удался. Я думал, ты говоришь о китах или чем-то подобном. Тем не менее, я не разочарован. Никогда не видел их одновременно в таком количестве. Они прекрасны.
Они и в самом деле были великолепны. Три белых полоски, разделенные ярко-желтыми, плавники с черными кончиками. В аквариуме их было почти тридцать штук. Удача для любителя рыбок, их тяжело найти. Я услышал скрип. Оказывается, Донна захватила с собой термос. Она открыла его и разлила кофе в две металлические чашки, спрятанные в пробке. Протянула мне большую:
— Для поднятия тонуса.
— Детка, — сказал я, — лучше побеспокойся, как бы его снять.
Она понимающе усмехнулась и напомнила мне, что в комнате еще осталось на что обратить внимание. Вдоль стен стояло почти сорок аквариумов, я увидел Neons, Raspboras, Panchax, Badisbadis и множество других красивых пород. Я попытался сделать глоток, но кофе был слишком горячим и обжег мне губы. Я повернулся к Донне и заметил, что ее чашка уже опустела.
— Уже допила? — спросил я. — У тебя чугунный пищевод?
— Я любительница мексиканской пищи. Люблю горяченькое.
— Я тоже люблю горяченькое, но...
— Тогда допивай свой кофе и поехали на пикник.
Я не был точно уверен, что она имела ввиду, но мне это понравилось. Я вновь поднес чашку к губам, но тут случайно взглянул на аквариум с рыбами-клоунами за спиной у Донны. Что-то было не так.
— Погоди-ка, — сказал я ей. — Что-то не так с этими клоунами. Они взбесились.
Она засмеялась.
— Думаешь, они рассердились?
Я простонал, направляясь к аквариуму.
— Смешно...
Но тут мне стало не до шуток. Две рыбы-клоуна плавали у поверхности кверху брюхом.
— Они умерли! — сказал я Донне. — Приведи мистера Гордона.
Она метнулась куда-то, пока я наблюдал за тем, что творилось в аквариуме. Невозможно было без содрогания смотреть, как эти прекрасные цветные рыбки задыхаются, ловя ртом воздух, и умирают, но возможно, только настоящие любители рыбок почувствовали бы то, что чувствовал я в тот момент. По крайней мере, дюжина рыбок уже были мертвы.
Донна появилась рядом со мной.
— Он придет через минуту и все поправит. Пей свой кофе, Шелл, и пойдем.
Впервые я почувствовал тревогу.
— Черт возьми, милая, — сказал я, — я, пожалуй, подожду...
Я замолчал, задумавшись, что она так прицепилась с этим проклятым кофе. Я посмотрел на свою полную чашку, затем на Донну.
Она нервно облизнула губы.
— Я буду в машине, Шелл.
Я оторопело смотрел, как она уходит. Когда я вновь посмотрел на аквариум, все рыбки были мертвы. Мне показалось, что вода потемнела. Я поднял руку и вытер губы там, где они касались кофе, затем медленно поставил чашку, уставившись на нее, ощущая, как наполняюсь отвращением и недоверием. Я вышел наружу. Машина была пуста. Донна исчезла. Я обошел вокруг, вернулся в помещение, прошел в другую комнату. Она была пуста, дверь на противоположной стене распахнута. Никого не было и поблизости от здания. Я бросился к своему «кэдди», попытался завести его, но безуспешно. Подняв капот, обнаружил оборванные провода.
Ощущая, что весь вспотел, я присел возле колес, размышляя о Донне О'Рейли, которой нравилось все, что нравится мне — безусловно, все было спланировано заранее; о Донне, которая вряд ли могла выпить так быстро горячий кофе, которая вообще не собиралась пить кофе из этого термоса. Но одна мысль занимала меня особенно — я не мог представить, что такая миловидная, маленькая ирландочка способна мимоходом убить этих тридцать маленьких клоунов, ни один нормальный человек не способен на такое.
* * *
Капитан Эймос Уэйд был тощий, почти мертвенно бледный коп, под чью юрисдикцию попадал Банко, также в его обязанности входила борьба с подрывной деятельностью и осуществление связи между полицейским департаментом и ФБР. Он откинулся в кресле и произнес:— Пей свой кофе, Шелл. Этот тебя точно не убьет.
— Возможно, не в этот раз. — Я ожидал, пока судмедэксперт сообщит, что было в той, предназначавшейся мне чашке кофе. Я рассказал свою историю полиции и просматривал журнал с фотографиями преступников, пытаясь найти Донну или мистера Гордона, но пока безрезультатно. В основном, я просто убивал время, но при этом получал удовольствие от общения с Эймосом, с которым сблизился за последнее время. Один из моих лучших друзей, бывший репортер, писатель Джим Брэндон, писал книгу, в которой использовал фактический материал, полученный от Эймоса, и мы втроем часто собирались здесь поболтать. Джим Брэндон был высокий и худой, чертовски умный, внешне немного похожий на Уильяма Холдена. Джим мне не просто нравился, я им восхищался, потому что он был хорошим американцем, и работал на благо своей страны. Иначе говоря, он был активным антикоммунистом. Его книга была антикоммунистической, документальной работой.
Эймос Уэйд сказал:
— Эта Донна соблазнительная девчонка, так ведь?
— Чисто внешне. Я встретил ее в баре Пита прошлой ночью. Похоже, она знала, что я обычно зависаю там после того, как покидаю офис. Черт, мне казалось, что это я ее подцепил!
— Есть какие-нибудь идеи насчет того, что произошло?
— Только как, но не почему. Она наполнила обе чашки из термоса, затем вылила свою в аквариум. Поскорее бы пришел рапорт от судмедэксперта. Хотелось бы знать, как я должен был умереть.
Он ухмыльнулся.
— Безусловно, в страшных мучениях, в расплату за свои грехи.
— Безусловно, но на этот раз у них не выгорело. За последний год я вел два десятка дел. Возможно, с десяток парней имеет на меня зуб.
— Только что ты выполнил кое-какую работенку для Джима, не так ли?
— Да, пришлось слетать в Бостон. Вернулся как раз прошлой ночью.
— Как продвигается его новая книга?