Пратер Ричард С.. Двойные неприятности

   Он встал и глумливо усмехнулся через железную сетку:
   — Ты спятил!
   — Неужели? Ты считаешь, они подготовили того, кто будет собирать обломки, когда карточный домик Майка Сэнда рухнет?
   Чарли все еще усмехался.
   — Хольт обеспечивал Рейгена и Лос-Анджелесское отделение «Братства» некоторой информацией. Ты об этом знал? Если не знал, спроси Хоуп. Однако Хольта убили, и если только убил его не ты, Чарли, то это означает, что тут, на Востоке, существует не единственная группировка. Если они убрали Хольта, почему ты считаешь, что следующим не можешь оказаться ты?
   — Одно скажу: ты спятил.
   Однако Чарли начал проявлять беспокойство.
   — Аббамонте послал тебя сюда на дело. Что ты должен был сделать, я не знаю. Но либо у кого-то другого были другие планы и он прихлопнул Хольта до того, как ты к нему явился, либо Аббамонте специально придумал для тебя какое-то задание, чтобы тебя подставить, если, конечно, это не ты его убил. Выбирай, что тебе больше по душе.
   — Ха-ха-ха! Подставил меня! Недурно.
   — Конечно. Мы ведь с тобой сейчас находимся в отеле. И у тебя определенно номер люкс.
   Лицо Чарли перекосилось от замешательства и сомнения.
   — Послушай, сыщик, — сказал он осевшим голосом, — пошли слухи, что Торгесен заигрывает с Таунсендом Хольтом. У Торгесена есть компромат на Майка Сэнда. Я приехал туда, чтобы найти его. Вот и все.
   — Для Аббамонте?
   — Никто меня не подставлял! — заорал Чарли.
   Больше он не станет отвечать ни на какие вопросы. Я уселся на койку и закурил последнюю сигарету. Бледное солнце опустилось за горизонт, стало прохладно. Ближе к пяти часам в дальнем конце коридора показался красномордый надсмотрщик. С ним рядом шел молодой парень, которого я никогда прежде не видел. Бледный блондин в добротном костюме классического фасона. Они прошли мимо камеры Чарли и остановились возле моей. Зазвенели ключи, и дверь в мою камеру отворилась.
   Молодой блондин протянул мне руку. Я пожал ее:
   — Вас прислал сенатор?
   — Верно. Я Эриксон. Пойдемте, Драм. Вы свободны.
   Чарли посмотрел на меня и на Эриксона и расхохотался.
   — Сосунок! — бросил он.
   Я замешкался и не огрызнулся. Тогда я не совсем понял, что он имел в виду.
   Внизу надсмотрщик вернул мне все мои вещи, кроме «магнума» 44-го калибра. Он о нем ничего не знал. Полицейские пригнали мой автомобиль во Фронт-Ройал, и теперь он поджидал меня рядом с участком. Эриксон сказал, что он приехал на поезде.
   Не успели мы дойти до моей машины, как я увидел Хоуп, идущую по засыпанному снегом тротуару. Линдсей крепко держал ее под руку. Она вскрикнула от неожиданности, увидев меня с Эриксоном. Я направился к ней.
   Она отпрянула, словно опасаясь удара, и закричала:
   — Держись от меня подальше! Ты, лживая крыса!
   — Погоди, — сказал я, — послушай...
   — Вижу, вас выпустили, а? — встрял Линдсей. Он досадливо плюнул на снег. — Большой человек со связями.
   Эриксон ничего не сказал.
   — Почему бы вам не попытаться вызволить и девушку? — съехидничал он.
   Я взглянул на Эриксона, но тот лишь недоуменно пожал плечами.
   — Вам это не удастся, даже если у вас при себе водородная бомба, — продолжал Линдсей. — Вы знаете, кто она такая? Главный свидетель преступления.
   И он повел Хоуп дальше. Та шла, вызывающе вскинув голову.
   — И как насчет нее? — спросил я у Эриксона.
   — Мне не давали никаких указаний насчет девушки.
   — Не могли бы мы позвонить сенатору?
   Эриксон покачал головой:
   — Думаю, он сейчас на каком-то банкете.
   Это означало, что Хоуп будет вынуждена оставаться в участке, пока мы не вернемся в Вашингтон. Но почему она на меня так посмотрела? В чем она меня подозревает?
   Мы с Эриксоном сели в мой автомобиль.
   — Вы торопитесь? — спросил я у него.
   — Нет. Что вы задумали?
   — Съездить к Торгесену. Хочу нанести ему визит.
   — Зачем?
   — Брат этой девушки в предвариловке. Его послали отыскать какие-то бумаги, хранившиеся у Торгесена. Сенатору они могли бы пригодиться, если, конечно, их уже не взяли оттуда. Черт побери, сенатор отдал бы за них свою правую руку!
   — Я с вами, — сказал Эриксон.
   Я нажал на стартер.
   К тому времени как мы добрались до большой усадьбы Нелса Торгесена в колониальном стиле, уже стемнело. Огромный белый дом тоже погрузился в темноту. Я припарковался перед домом, и мы на всякий случай обошли его кругом, прежде чем войти внутрь. Полицейские машины уехали. Большая комната со стеклянными дверями, где был убит Таунсенд Хольт, находилась в тыльной части дома. Я надел перчатку и выдавил стекло в одной из ячеек возле дверной ручки, затем просунул руку в отверстие и открыл замок изнутри.
   Мы с Эриксоном вошли в дом. Я пошарил по стене и нащупал выключатель. В этот момент у фасада дома остановился какой-то автомобиль. Эриксон, стоявший рядом со мной, напрягся.
   — Господи, что теперь будет? — выдохнул он.
   Мы услышали, как хлопнула автомобильная дверца, затем во входной двери повернулся ключ. Мужской голос позвал:
   — Эрик! Ты дома?
   И тут Эриксон удивил меня. Отойдя от меня, он ответил:
   — Мы здесь, папа.
   Вошел мужчина. Ростом он был всего шести футов четырех дюймов, с гривой седых волос, делавших его дюйма на три выше. У него были выцветшие голубые глаза, вместо бровей — пушистые гусеницы стального цвета и огромный орлиный носище с красно-фиолетовыми прожилками, свидетельствующими о пристрастии его владельца к горячительным напиткам.
   Я его сразу же узнал. В былые времена его фотографии не сходили с газетных полос. Это был Нелс Торгесен, отставной президент «Братства».
   — Черт побери, что тут происходит, Эрик? — спросил он. — Ты заставил меня гнать изо всех сил. Хольта не оказалось дома. Я напрасно проделал такой долгий путь.
   — Не напрасно, папа, — сказал человек, назвавшийся Эриксоном. — Видишь ли, Хольт сам сюда приехал.
   — Да ну? И ты об этом знал? Мне следует тебя отшлепать. — Бледные глаза обратились на меня. — А это еще кто, черт побери?!
   — Это Честер Драм, частный детектив, ведущий расследование по поручению Хартселльской комиссии, и он собирается совершить со мной небольшое путешествие. Вот так-то, папочка.
   Эриксон превратился в Эрика Торгесена, сына Нелса Торгесена. Меня обвели вокруг пальца, как сосунка. Чарли Дерлет понял это еще в участке, вероятно, он узнал Эрика Торгесена. И если Хоуп тоже узнала его на улице — что кажется вполне вероятным, — то это объясняет ее гнев. Она решила, что я не имею никакого отношения к Хартселльской комиссии и приехал во Фронт-Ройал вовсе не по ее просьбе, и вообще я заодно с Торгесенами. А что еще она могла подумать?
   — Который из этих опереточных полицейских уговорил вас изобразить из себя адвоката комиссии? Линдсей? — спросил я у Эрика.
   Впрочем, я мог и не спрашивать. Наверняка это Линдсей.
   Баллинджера не было поблизости, когда я звонил сенатору.
   — Где Хольт? — рявкнул Торгесен на своего сына, который так и не ответил мне. — Я хочу его видеть!
   — Ты ошибаешься, отец. Ты возмечтал заставить Майка Сэнда страдать так же, как страдал сам, но поверь, ничего у тебя не получится. Ты поставил не на ту лошадку.
   — Где Таунсенд Хольт? — сурово повторил вопрос Торгесен-старший.
   — Почему бы не попытаться поискать его в морге? — вкрадчивым тоном посоветовал сынок.
   Торгесен насторожился:
   — Он мертв? Ты его убил?
   — Я? Не будь смешным. Хольт изо всех сил старался накормить Весельчака Джека Рейгена всей этой чепухой, чтобы отправить Майка Сэнда в федеральную тюрьму. Как, впрочем, и ты. Ты считаешь, я пойду против собственного отца? Подумай хорошенько, папа. Дело в том, что, если убрали Хольта, могут попытаться отделаться и от тебя.
   — Не знаю, на что ты способен, — холодно сказал Торгесен. — Может, ты продашь собственного отца Майку Сэнду. — Старший Торгесен взирал на потолок, ища вдохновения, но единственное, что он смог добавить, было: — Этому грязному подлецу!
   — Что с тобой, отец? Я стараюсь тебе помочь.
   — Я не нуждаюсь в твоей помощи!
   — Чем так громко кричать, лучше послушай меня. Я повезу Драма сегодня ночью к Аббе. Теперь, когда Хольта убрали, Весельчак Джек Рейген старается плыть вверх по течению без весла. Но если ты считаешь, что Майк Сэнд согласится подбирать крошки и что я придерживаюсь того же мнения, то ты спятил. Потому что, хотя Майк Сэнд пока и не знает об этом, с ним уже покончено... так же как и с тобой.
   Старший Торгесен ударил сына. Влепил ему пощечину, однако рука у старика была тяжелая, и удар получился чувствительный. Эрик упал почти на то же самое место перед камином, где до этого лежало накрытое брезентом тело убитого Хольта. Он с трудом поднялся. Две струйки крови текли у него из носа, и он вытер ее тыльной стороной левой руки, потому что в правой держал маленький никелированный пистолет.
   — Тебе не следовало этого делать, папа, — сказал он.
   Они смотрели друг на друга не отводя глаз. Я мгновенно шагнул вперед и схватил запястье правой руки Эрика своей левой, а правым кулаком ударил его по подбородку, отчего его голова запрокинулась назад. Эрик попытался пнуть меня ногой, но я отшатнулся и вывернул его запястье. Он вскрикнул от боли. Я отобрал у него оружие.
   Пока младший Торгесен тер свое запястье и испепелял меня взглядом, я вытащил обойму из его никелированного пистолета и высыпал оттуда пули.
   — Мы собираемся нанести визит Аббамонте? — уточнил я.
   — Только если вы будете без оружия. Иначе вас и на порог не пустят.
   Я вернул ему незаряженный пистолет.
   — Вам не удастся отвезти меня куда-либо под дулом пистолета.
   Он пожал плечами, бросил пустой пистолет и направился к стеклянным дверям. Его отец молча последовал за ним. Я вышел вместе с ними на улицу и обошел дом, держа путь к своему автомобилю.
   Эрик велел мне вести машину.
   — Садись с ним на переднее сиденье, отец, — сказал он, усаживаясь на заднее.
   Младший Торгесен строил из себя крутого парня. Надо отдать ему должное, он умел делать хорошую мину при плохой игре.
   Было уже почти половина девятого вечера, когда я, следуя указаниям Эрика, подкатил к фасаду штаб-квартиры «Национального братства грузоперевозчиков» в Вашингтоне. Света ни в одном окне не было. Какой-то грузовой фургон без номеров поджидал на обочине дороги впереди. Я вырубил двигатель и фары. Кто-то вышел из фургона и направился к нам. Эрик открыл заднюю дверцу автомобиля.
   — Господи Иисусе, почему так долго? — посетовал подошедший к нам человек. — Я всю задницу отморозил, вас поджидая.
   Это был коротышка в твидовом пальто с плаксивым голосом. И в очках. Последний раз, когда я видел его, у него имелся еще и кастет.
   — А что тут делает старикан? — спросил он.
   — Пускай едет тоже, — сказал Эрик.
   — Что ж, — ответил Очкарик, флегматично хихикая, — он не мой отец.
   Нелс Торгесен громко сказал:
   — Раньше имели обыкновение говорить: «Да, сэр» или «Нет, сэр» — стоило мне открыть рот.
   Но он явно разговаривал сам с собой.
   Очкарик бросил на него презрительный взгляд:
   — Эти дни ушли навсегда.
   Пока я запирал свой автомобиль, оба Торгесена подошли к задней двери фургона, распахнули ее створки и залезли внутрь.
   Я последовал за ними; Очкарик последним вскарабкался в фургон, прикрыв за собой двери. Торгесены уселись на голом полу, опершись спиной о кабину грузового фургона. Два маленьких окошечка в двустворчатой двери сзади были закрашены черной краской. Очкарик постучал в стенку фургона над головой Нелса Торгесена. Мотор зачихал, закашлял, и мы тронулись с места.
   Фургон ехал плавно. Останавливался всего несколько раз, вероятно перед светофорами. Внутри фургона было темно, если не считать бледного лучика света от красного покореженного фонарика, валявшегося на полу. Сначала я слышал звуки проезжающего транспорта — гудки, рев двигателей в триста лошадиных сил, скрежет больших дизельных трейлеров, доставляющих глухой ночью всякую всячину в Вашингтон. Потом я услыхал другие звуки — звуки поезда. Это означало, что мы направляемся либо на северо-восток от Вашингтона по Нью-Йорк-авеню мимо сортировочной станции, либо на юго-восток от города по Флорида-авеню и Беннинг-роуд.
   Не важно, куда мы ехали, но пыхтение маневровых тепловозов осталось позади. После этого движение на дороге тоже заметно уменьшилось.
   — Куда вы нас везете? — спросил Нелс Торгесен.
   — На встречу с боссом, — ответил Эрик. — Он хочет тебя видеть.
   В полумраке фургона мне удалось разглядеть, что Очкарик нервничает.
   — Может, и хочет, — сказал он. — Но почему-то просил привезти только Драма.
   Эрик Торгесен рассмеялся. Это был дикий, неуместный смех, утонувший в грохоте фургона.
   — На самом деле, — сказал он, — босс никого не просил привозить.
   Очкарик был ошеломлен.
   — Господи, о чем это ты говоришь?! — Он снял очки и уставился на Эрика своими подслеповатыми глазами. — По телефону ты мне сказал...
   — Я сказал тебе то, что нужно было. Я знаю, что делаю.
   — Да ну? Тебе лучше знать.
   Прошло пятнадцать минут. Потом двадцать. Нам больше не попадались встречные машины, но покрытие дороги было ровным. Значит, мы не на Нью-Йорк-авеню, которая за пределами города переходит в Балтимор-Вашингтон-парквей и всегда до предела забита автомобилями. Вероятно, мы находились севернее, на Род-Айленд-авеню, которая вливается в загородное шоссе номер 1. Однако и первое загородное шоссе обычно в этот час тоже загружено транспортом. Все-таки я решил, что наш путь пролегает по Флорида-авеню и Беннинг-роуд. Они ведут на юго-восток от города к Верхнему Мальборо, Чесапик-Бич и другим городкам в прибрежных районах штата Мэриленд. В этот час на Беннинг-роуд движение не слишком бойкое.
   И пока я предавался подобным размышлениям, фургон свернул в сторону и запрыгал по какой-то ухабистой местности, а потом остановился. Человек, сидевший за рулем, выключил мотор. Хлопнула дверца, и я услышал гулкие, тяжелые шаги по твердой почве.
   — Погоди-ка! — крикнул Эрик.
   Шаги замерли у задней двери фургона.
   Эрик вытащил черный шелковый шарф из кармана своего пальто.
   — Повернитесь, — приказал он мне.
   Теперь, когда мы прибыли сюда, скорее всего без санкций сверху, Эрик стал нервничать не меньше Очкарика.
   Я повернулся к нему спиной. Очкарик держал в руке пистолет, но я видел его лишь одно мгновение, потому что Эрик накинул мне на глаза шелковый шарф и завязал его на затылке. Очкарик флегматично рассмеялся:
   — Не пытайся развязать его, пока мы тебе не позволим.
   У Нелса Торгесена вырвался возглас удивления и негодования. Они и ему завязали глаза.
   — Порядок! — крикнул Эрик.
   Задняя дверь открылась. Когда я выбирался из фургона, либо Эрик, либо Очкарик поддерживали меня под руку. Порыв холодного ветра ударил мне в лицо. Воздух был влажный, пропитанный запахом солоноватой морской воды. Я слышал звук трепещущей на сильном ветру ткани. Сначала я не понял, что это за звук, но потом решил: это флаг, развевающийся на высоком шесте у моря. Под ногами было что-то жесткое. Моя правая рука коснулась какого-то барьера высотой мне по пояс.
   Как я понял, это было противоциклонное заграждение.
   Мы прошли еще немного, затем чья-то рука тронула меня за плечо — знак, повелевающий остановиться. Я услышал стук в металлическую дверь. И голос:
   — Это я, Очкарик. Откройте!
   Дверь со скрипом открылась. Теплый воздух и слабый запах бензина ударили мне в лицо.
   — Черт возьми, это еще что за сборище?
   Сначала я не узнал голос, потом понял, что он принадлежит Морти, парню, который так грубо обошелся с Мари Кэмбриа в штаб-квартире «Братства».
   — Скажи боссу, что мы здесь. С гостями, — сказал Эрик.
   — Я-то скажу, вот только ему это может не понравиться.
   Мы стали ждать. У меня возникло непреодолимое желание сорвать с глаз повязку, но я решил, что за этим последует удар рукояткой пистолета Очкарика. Через некоторое время Морти вернулся.
   — Можете войти, — сказал он. — Однако босс совсем не в восторге от вашего нашествия.
   Дверь за нами закрылась. Кто-то развязывал шарф у меня на затылке.
   Первое, что я увидел, было редкостной красоты лицо в ореоле светлых волос. Оно находилось на уровне моего лица, потому что барышня была высокая и к тому же в туфлях на шпильках. Таких аристократичных, надменных красавиц с безупречной фигурой и непомерно длинными ногами обычно изображают на красочных настенных календарях. На ее лице можно было прочесть «руками не трогать». На женщине было льняное платье песочного цвета, подчеркивающее все ее округлые формы.
   — Привет, — сказала она, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Проходите.
   — Иногда я прохожу даже без приглашения, миссис Сэнд.
   Человек, стоящий рядом с ней, спросил:
   — Ты знаешь этого парня, Алексис?
   — Я тебе о нем рассказывала. Его зовут Драм.
   Мужчина был невысокий, но крепкого сложения. Ростом в пять футов и шесть дюймов, но весил, наверное, около ста девяноста фунтов. У него были широкие плечи и бычья шея.
   Лицо какое-то сонное, глаза едва видны под набухшими веками, брови похожи на волосатых гусениц. На вид ему было лет тридцать пять. Одет в синий шерстяной костюм, но без галстука. Черные волосы подстрижены ежиком, а глаза очень темные, почти черные. Его внешность можно было бы охарактеризовать как чрезвычайно впечатляющую, если бы не соседство Абакуса Аббамонте. В сравнении с последним он казался анемичным, и это при том, что Абакус сидел, а он — стоял.
   Помещение походило на заброшенный гараж. Голые шлакоблочные стены, позеленевшие от времени фонари, висящие на цепях, высокий потолок и никаких окон, грязный цементный пол. Мебели здесь не было, если не считать голого деревянного стола и стула. За заваленным бумагами столом восседал Абакус Аббамонте. Этот тип был из тех, кто не тратит времени попусту и, отправляясь куда бы то ни было, всегда прихватывает с собой работу.
   — Давай побыстрей, Абба, — сказал мужчина, стоящий рядом с миссис Сэнд. — Не всю же ночь тут торчать!
   Миссис Сэнд похлопала его по руке:
   — Успокойся, Майк.
   Майк Сэнд раздраженно скинул руку жены, но, посмотрев на огромную голову Аббамонте сверху вниз, ничего не сказал. Позади Аббамонте, нахально привалившись к стене, стоял мерзавец Морти. Перед ним были: чета Сэндов, Нелс Торгесен с сыном, Очкарик с Дылдой Ровером, видимо сидевшим за рулем фургона, и частный детектив по имени Драм, который надеялся, что на его лице нельзя заметить следов замешательства. Еще бы, увидеть, что Майк Сэнд побаивается Абакуса Аббамонте!
   Мы простояли так почти десять минут. Аббамонте просматривал закладные с огрызком карандаша в руке, а Очкарик нервно расхаживал из стороны в сторону. Один раз, ни с того ни с сего, Очкарик хихикнул. По тому, как огрызок карандаша замер в руке Аббамонте, можно было догадаться, что тот услышал этот смешок. Очкарик сразу сделался серьезным, даже перестал ходить.
   — Эрик, — наконец изрек Аббамонте, постукивая по столу огрызком карандаша, — все свидетельствует о том, что ты задолжал мне шесть тысяч пятьсот зелененьких.
   У Нелса Торгесена перехватило дыхание.
   — Я никогда не предполагал...
   — Ты шутишь? — перебил его Аббамонте. — С тех пор как Майк занял твое место, ты только и делал, что предполагал.
   Майк Сэнд засмеялся. Этот беззаботный смех должен был означать, что ему нравится, как управляется с делами его правая рука. Но этот смех прозвучал так, словно Сэнд задыхался и пытался подавить рыдания; он выглядел как человек, узнавший, что у него неоперабельный рак.
   — Я их отработаю, — искренне пообещал Эрик. — Я уже начал их отрабатывать.
   — Да, работничек из тебя еще тот, — саркастически заметил Аббамонте. — Зачем ты приволок сюда этих людей? Ты же знаешь, что, не спросив моего разрешения, ты не имеешь права кого-либо сюда приводить.
   — Драм вынюхивал что-то в доме моего отца. Он...
   — А твой старикан заигрывал с Таунсендом Хольтом и Весельчаком Джеком Рейгеном. Это ни для кого не новость.
   — Конечно, мистер Аббамонте. Драм шнырял поблизости, когда был обнаружен труп.
   Аббамонте стиснул зубы.
   — Какой еще труп, мальчик мой?
   — Хольта. Ему нанесли удар по голове во Фронт-Ройале. Смертельный.
   Аббамонте отодвинулся от стола и тяжело поднялся. Стол зашатался, и закладные полетели на пол. Морти стал подбирать их, ползая на коленях.
   — Ладно, — сказал Аббамонте. — Ладно, черт с ним, с Хольтом. Никто о нем плакать не станет.
   Майк Сэнд улыбнулся:
   — Нам следует это отпраздновать, Абба. Он был в лагере противников. Мы же знаем: стоит дать комиссии малейший повод, и стая акул немедленно набросится на нас. Такое случалось и раньше. Посмотрите на Нелса.
   — Смотри на него сам, — сказал Аббамонте. — Меня от него тошнит. Ему бы успокоиться, когда ты занял его место, Майк. Я всегда это тебе говорил. Так нет! Хочешь знать, что происходит за твоей спиной? Торгесен, Хольт и Рейген объединились. Они задумали тебя скинуть.
   — Я знаю, — нетерпеливо сказал Майк Сэнд. — Но теперь все иначе. Мы...
   — Одно твое слово, босс, — перебил его Очкарик, — и тебе больше не придется беспокоиться о Торгесене.
   — Когда я захочу... — начал было Майк Сэнд, но Аббамонте жестом заставил его замолчать.
   — Очкарик говорил не с тобой. — Аббамонте тяжело обошел стол и стоял теперь перед Очкариком подобно баобабу.
   Потом заговорил, чеканя слова и тыкая при этом своим толстым указательным пальцем в тщедушную грудь Очкарика:
   — Ты, глупый косоглазый негодяй! В начале недели ты еще исполнял приказы Хольта и Рейгена. Ты только и знаешь что разевать свою поганую пасть, готовый любому перегрызть яремную вену, лишь бы услужить Хольту и Весельчаку Джеку. И мне. Лишь бы услужить кому-то или просто так, без всякой надобности. Ты и Ровер. Какая умная парочка!
   — Теперь мы будем выполнять только ваши приказы, босс, — сказал Ровер.
   — И как долго? Может, до следующего воскресенья? — Аббамонте ударил Очкарика тяжелой жесткой рукой. Очкарик принял удар, не сдвинувшись с места. Ровер поморщился. Аббамонте резко повернулся к Майку Сэнду: — А ты что хочешь сказать, Майк?
   — Меня не было в городе. Я разговаривал по телефону с Алексис, и она сказала, что ты хочешь со мной встретиться. Вот почему мы здесь. Ты — верный, преданный человек, Абба. Ты всегда был таким. Не будем ничего менять. И к тому же у меня есть для тебя хорошие новости.
   Сэнд посмотрел на Алексис. Она отвела глаза.
   — Моя жена привезла с побережья большую часть бумаг своего отца. Достаточно, чтобы знать, в чем нас обвиняют, достаточно, чтобы...
   — Я не говорила, что отдам их Абакусу Аббамонте, — холодно заметила Алексис Сэнд.
   — Аббе? А я и не собираюсь отдавать их Аббе. Но ведь мы с ним работаем в одной упряжке.
   — Я хотела помочь тебе, Майк. Мне было жаль тебя.
   — Абба работает на меня! — завопил Сэнд. Губы его побелели от ярости.
   — Ровер, — тихо сказал Аббамонте, — у тебя есть пистолет?
   — Да, босс.
   — Покажи.
   Ровер повиновался. Это был кольт 45-го калибра.
   — Наставь его на мистера Сэнда.
   Ровер сделал, как велел Аббамонте. Майк Сэнд не двинулся с места.
   — Что ты сделаешь, если я велю тебе спустить курок?
   Вид у Ровера был растерянный.
   — Возможно, я спрошу у вас, сколько раз, — сказал он, неожиданно просияв. — Ага. Спрошу, сколько раз.
   — Ладно. Убери оружие.
   Ровер, явно разочарованный, убрал пистолет.
   — Ты больше не босс, Майк, — сказал Аббамонте. — Ты перестал быть боссом. Понимаешь? Теперь тебе ясно? Эй, Майк! Рейген и Хольт хотели власти. Нелс просто мечтал о буче. А ты, Майк, был так озабочен тем, чтобы стать первым номером, что упустил из виду организацию. Теперь она у меня в кармане. — Аббамонте вернулся к столу и стукнул кулаком по столешнице. — Я получил все, что хотел, Майк. Вот они где у меня, вся эта свора. Неужели ты думаешь, что нужен мне теперь? Стоит мне только слово сказать, и твой труп будет обнаружен на берегу залива Чесапик. Единственный для тебя сейчас выход — последовать примеру Нелса. Просто незаметно исчезни вместе с награбленным добром. Да, и еще одно.
   Майк Сэнд уперся взглядом в цементный пол, словно пехотинец, изучающий карту вражеской территории.
   — Мне нужны твои бумаги, беби, — сказал Аббамонте, обращаясь к Алексис Сэнд.
   — От меня ты их не получишь!
   Аббамонте пожал плечами и снова заговорил с Майком Сэндом:
   — Как тебе понравится, если ребята сейчас наедут на нее?
   Очкарик облизнул губы. У него даже потекли слюнки.
   — Если, — продолжал Аббамонте, — Очкарик, Ровер и Морти пустят ее по кругу?
   — Я убью тебя, Абба! — заорал Майк Сэнд. — Я убью тебя за это!
   Последовало напряженное молчание. Я воспользовался им, чтобы внести и свою лепту.
   — Ты отпустишь ее, Аббамонте, — сказал я, — ты выпустишь ее отсюда, и я скажу тебе почему.
   Морщины на массивном лбу Аббамонте сложились гармошкой, однако его толстые губы раздвинулись в улыбке.
   — Возьмите его на мушку, — приказал он.
   Одновременно Майк Сэнд зарычал:
   — Ты говоришь о моей жене! Я убью того, кто коснется ее пальцем!
   — Насколько мне известно, она больше тебе не жена, — спокойно сказал Аббамонте. — Я уже сказал, что ты теперь никто. Ты ничего собой не представляешь. Поэтому заткнись!
   Майк Сэнд ринулся к Аббамонте рыча, словно раненое животное.