Несколько раз я оглядывался: Тодхантер не отставал от меня. Один раз он покачал головой и широко улыбнулся, указав на свое ухо, а затем на меня. Вероятно, он спрашивал на языке жестов, не имею ли я отношения к беспрецедентному столпотворению в этом глухом месте. Я кивнул. Тодхантер откинул голову и расхохотался так, что его смех прорвался даже сквозь автомобильные гудки.
Когда мы добрались до моего «кадиллака», я испугался, что нам придется бросить его и идти пешком. Машины все еще ехали навстречу со стороны Эвкалиптов, но в пятидесяти футах от моего автомобиля свалка была куда меньше. Хорошо, что я развернул «кадиллак» к городу и оставил на некотором расстоянии от развилки дорог. Благодаря этому нам, возможно, удастся выбраться отсюда. Впрочем, через несколько минут машины скопятся и на грунтовой дороге, и тогда мы наверняка застрянем. Однако, поскольку машина была повернута к городу, настоящая свалка начиналась за нашей спиной. Пока мы ехали по грунтовой дороге, шум позади нас стихал, и я впервые за последнее время вздохнул спокойно.
Добравшись до Эвкалиптов, я выскочил из машины, схватил знак объезда, все еще стоявший на дороге, бросил его на заднее сиденье и помчался прочь, не дожидаясь, пока кто-нибудь пристрелит меня.
— Значит, — проговорил Тодхантер, — в этом и заключалась ваша идея.
— И да и нет. Я подумал, что знак немного поможет мне, но не ожидал подобного столпотворения.
— Я предполагал, что вы имеете какое-то отношение к этому. Ваше появление, совпавшее с этим беспрецедентным происшествием, показалось мне неслучайным. Вы, вероятно, очень тщательно все спланировали.
— Я вообще ничего не планировал. Признаться, если бы я хорошенько подумал, то едва ли решился бы на такое.
— Слава богу, что решились, мистер Скотт, — сдержанно проговорил Тодхантер. — Не сомневаюсь, нас обоих уже не было бы в живых, если бы не такое количество свидетелей.
— Думаю, да.
Я помолчал, размышляя о другом, затем продолжил:
— Мистер Тодхантер, я даже не успел сообразить, что мне делать после того, как увижу вас в «Равенсвуде»... живым или мертвым. И может быть, поговорю с вами. Поэтому давайте обсудим, куда вам лучше поехать.
— Вероятно, в отель. Зарегистрируюсь под вымышленным именем. Я не хочу, чтобы меня снова упекли в психиатрическую лечебницу или повесили. — Он помолчал. — Кстати, меня зовут Гордон. Странно, что вы называете меня Тодхантер... хотя только что спасли мне жизнь. Я, несомненно, сделал правильный выбор, написав вам ту записку на конверте, адресованном дочери. Кстати, как она?
— Тодди? С ней все в порядке. Мы скоро увидим ее.
— Прекрасно, прекрасно. — Тодхантер улыбнулся. — Тодди... Вы ее так называете?
— Да. Разве это не ее имя?
— Прозвище. Я всегда называл ее Барбара. — Гордон вздохнул. — Я даже не был уверен, что она заметит мою приписку и поймет ее. Но это казалось мне единственным шансом.
Я свернул с Эвкалиптов и поехал к центру Лос-Анджелеса.
— Как вам удалось отправить это?
— Я сказал доктору Бичему, что он поступит разумно, позволив мне отослать письмо. Я обещал дать ему прочесть его, соглашался написать под диктовку и предлагал убедиться, что я не посылаю никаких зашифрованных сообщений. Я утверждал, что в противном случае Барбара немедленно нагрянет в клинику. Наконец я убедил его, что моя единственная забота — успокоить дочь.
— По ее словам, она путешествовала и, вернувшись, нашла в ящике письмо.
Тодхантер кивнул:
— Бичем, конечно, этого не знал. Я надеялся, что она дома, поскольку мне не было известно, когда Барбара приедет. Как бы то ни было, я убедил Бичема, что лучше всего для него разрешить мне послать дочери безобидное письмо с просьбой не навещать меня. Я написал его на глазах у директора. — Гордон улыбнулся. — Я еще способен выдвигать веские аргументы. Я ведь адвокат, вы же знаете... То есть был им. Адвокат корпорации. И неплохой. Сейчас в отставке.
— Да.
Тодхантер внезапно оживился:
— А знаете ли вы, что заработали десять тысяч долларов?
— Совсем забыл об этом, — признался я, — хотя вы упомянули о деньгах в вашей записке под клапаном...
— Да, — перебил Гордон. — Я написал вам, но не был уверен, что почерк разборчивый. Так вот, вы, несомненно, заработали их.
— У меня еще есть уйма вопросов, мистер Тод... Гордон.
— Я скажу вам все, что знаю. Но некоторые из ваших вопросов наверняка озадачат и меня.
Мы подъезжали к деловой части Лос-Анджелеса и решили продолжить разговор в маленьком отеле «Престон» на Двенадцатой улице. Тодхантер назвался мистером Элбертом Джекобсом. Когда мы поднялись в его номер, я сказал:
— Ну что ж, Гордон, может, начнете с самого начала?
— Вероятно, так будет лучше. — Он помолчал. — Видите ли, я до сих пор не могу прийти в себя. Час назад я висел в петле, в сущности, был мертв. А сейчас... — Он покачал головой. — Я еще не готов играть в гандбол, но жив, разговариваю...
— Меня весьма интересует имеющаяся у вас информация. Кстати, откуда вы узнали, что кто-то собирается убить меня?
Тодхантер откинулся на спинку кресла и обхватил руками колено.
— Я случайно влез во все это, хотя до сих пор не знаю, во что именно. Это случилось в ночь убийства Стоуна. В клубе «Мелоди».
— Джорджа Стоуна?
— Да. Я услышал, как двое мужчин говорили об этом... Заметьте, это произошло до того, как об убийстве написали в газетах. На следующее утро все газеты были полны сообщений, но тогда мне показалось неслучайным, что я уже слышал об этом. Я находился в Аскот-Билдинг на Уилшир, беседовал там с моим сборщиком налогов, затем ушел из его кабинета и спустился в вестибюль, в мужской туалет. Бывали ли вы когда-нибудь в этом здании? Туалет там состоит из двух комнат, а во второй, в углу, есть маленькая ниша с умывальником. Если вы не знаете о нем, то и не заметите его, и комната покажется вам пустой. Я не очень понятно объясняю...
— Вполне понятно.
— Так вот, я находился в этой нише. Вошли двое мужчин, огляделись и, очевидно, решили, что они там одни. Вне всяких сомнений, им показалось, что это совершенно безопасное место для разговора. Кстати, мистер Скотт...
— Шелл.
— Хорошо, Шелл. Я... Я уже упоминал о своем желании, но сейчас очень хотел бы встретиться с дочерью. По крайней мере, сообщите ей, что у меня все в порядке.
— Конечно. Простите меня, я не подумал об этом.
Я позвонил в «Билтмор» и через несколько секунд услышал восхитительный сонный голос Тодди на другом конце провода.
— Тодди, это Шелл.
— Что тебе надо?
— Ты ведь больше не сердишься, верно? Едва ли ты злопамятна.
— Если ты звонишь только поэтому...
Я испугался, что Тодди повесит трубку, и быстро сказал:
— Нет. Ты хотела бы поговорить со своим отцом?
— Что за шутки, Шелл?
— Никаких шуток.
Я подозвал Тодхантера.
Он, улыбаясь, взял трубку:
— Барбара? — Гордон молча послушал и засмеялся. — Да, дорогая, — ответил он. — Мистер Скотт... Да, Шелл. Он окружил «Равенсвуд» целым парком автомобилей и затем каким-то образом вошел... Что? Да, знаю, это прозвучит дико... Но они повесили меня. То есть я уже висел в петле, почти мертвый... Нет, со мной все в порядке. Конечно правда... Да... Да... Все верно. — Сообщив ей адрес отеля и номер комнаты, Тодхантер обратился ко мне: — Барбара сейчас приедет. Она опасается, не повлияло ли на мой рассудок столь долгое пребывание в «Равенсвуде», и почему-то боится моего общения с вами. Ах да, Барбара просила передать, что прощает вас. За все.
В его тоне сквозило удивление, но я сделал вид, что не заметил этого. Не рассказывать же ему, за что его дочь рассердилась на меня.
— Так что с теми двоими мужчинами? — спросил я.
— Да-да. Не помню точно их слова, особенно после событий последних дней, но один из них сказал, что о Стоуне позаботились. Второй... кажется, главный... спросил, действительно ли Стоун мертв. Первый кивнул... Стоя там, я видел их отражения в зеркале.
— Вот как.
— Затем второй, главный, пробормотал что-то одобрительное, но при этом попросил первого позаботиться и о Шелле Скотте... и проявить большую осмотрительность. По его словам, смерть Скотта должна выглядеть как несчастный случай, или поднимется вонь. Да, так он и сказал. Вот, собственно, и все.
— Значит, вы хорошо рассмотрели этих мужчин?
— Одного из них, того, что пониже. На крупного я взглянул всего раз, но узнал бы его, увидев снова. И я запомнил его голос. Но в тот момент низенький повернулся, увидел меня в зеркале, выругался и бросился ко мне. Я... Ну, я поддерживаю себя в довольно хорошей форме и очень сильно ударил его.
Я вполне отчетливо представил себе, о чем говорил Тодхантер, поскольку уже дважды видел, как он наносит удары, которые при определенном стечении обстоятельств могли бы снискать ему известность.
— Высокий сразу же выбежал, — продолжал Тодхантер, — а низенький не потерял сознания и вытащил револьвер. Я не сделал попытки объясниться с ним. Все произошло очень быстро: я кинулся к лифту и покинул здание. Вот и все, что случилось. — Гордон помолчал. — На следующий день я, конечно, увидел газеты. Там много писали о связи Стоуна с тем, что вы сейчас расследуете... Я следил за слушаниями в Сан-Франциско. Поэтому я немедленно написал вам, сообщив, что знаю, кто убил Стоуна, и прочее.
Я слегка запутался.
— Да. Это меня весьма встревожило. На следующий день... то есть в тот день, когда сообщения об убийстве Стоуна появились в газетах?
— Верно. Я догадывался, что один из двоих мужчин узнал меня. Я человек довольно известный, особенно в среде адвокатов. Так или иначе, вскоре после того, как я отправил письмо... точнее, в тот же самый вечер... низенький явился ко мне домой, наставил на меня револьвер и заставил пойти с ним. Я мало что помню об этом, потому что был не в себе, возможно под воздействием лекарств... или обезумел... а потом очутился в больнице.
— Это все, что вы знаете о людях, которые упекли вас в «Равенсвуд»?
— Да.
— Значит, именно низенький явился к вам домой после того, как вы подслушали его разговор с напарником?
— Это был тот, кого я ударил в туалете... у него не хватало двух пальцев.
Мне следовало ожидать чего-то подобного, но все же я был несколько ошарашен. Однако теперь кое-что начало проясняться.
— У него не хватало двух пальцев на левой руке?
Тодхантер кивнул и продолжал кивать, пока я описывал Доу, убитого мной сегодня ночью.
Но все это время, с тех пор, как я впервые увидел Тодхантера, точнее, когда вынул его из петли, меня крайне беспокоила мысль об идиотских письмах в комиссию. Мне не терпелось спросить о них и разрешить свои сомнения.
— Гордон, — не выдержал я, — есть еще один важный вопрос. Сейчас, поговорив с вами, я вижу, что вы в своем уме и совершенно нормальны. То есть... Уверен, вы не сделали бы ничего, не имея на то разумных оснований. Так почему же, черт побери, вы написали эти идиотские письма?
Тодхантер нахмурился:
— Письма? О чем это вы?
— Те три идиотских письма, типа «Я вас всех уничтожу» и так далее. За такие дела не мешает упрятать в психиатрическую лечебницу.
— Не знаю, о чем вы говорите. Я написал только одно письмо.
Я уставился на него, открыв рот от изумления. А затем словно залп ракет взорвался в моей голове. Озарение! Я внезапно подумал, будто знаю ответы на все вопросы. Но потом, все еще слегка ошарашенный, немного успокоился, почти пришел в себя и понял, что нужно получить побольше информации. Возможно, тогда мне удастся найти ответ на вопрос, кто и почему убил Стоуна, кто охотится за мной. Кроме того, у меня было еще несколько дел, вполне готовых как для передачи полиции, так и для представления комиссии.
Тодхантер смотрел на Меня широко открытыми глазами.
— Три письма? Да о чем вы?
Я объяснил ему.
Помолчав, Гордон выругался:
— Какое злодейское, дьявольское... — Вдруг он улыбнулся. — Но ведь это неплохо, верно?
— Да. Пока мне не ясно как, но уже совершенно очевидно, что именно произошло.
— И конечно же это, несомненно, доказывало бы, что я сумасшедший.
— Верно. Вам не мешало бы взглянуть на эти письма. Жаль, что я не помню всего дословно, но поверьте, казалось, что это писал одержимый.
Да, Тодхантер написал в комиссию то, что я условно назвал вторым письмом. В нем говорилось, что автор знает, кто убил Джорджа Стоуна, и прочее... то, о чем он только что рассказал мне. Первое и третье наверняка были фальшивками. Единственное же письмо Тодхантера не вызывало сомнений в нормальности этого человека, если рассматривать его само по себе. Только прочитанное вместе с фальшивками, нарочито проникнутыми безумием, письмо выглядело под стать им. Теперь, уяснив многое, я все же не мог докопаться до причины.
— Вы сказали, что этот парень без двух пальцев... Доу, я знаю его под таким именем... напал на вас именно в ту ночь, когда вы отослали письмо.
— Да.
— Значит, до того, как письмо доставили.
— Конечно.
— Тогда... — Меня охватило замешательство. — Вы сказали этому парню, что написали письмо в комиссию или лично мне?
Тодхантер изумленно уставился на меня:
— Зачем?
— Это очень важно.
Гордон смутился:
— Честно говоря, я ни в чем не уверен. Но не думаю, что мог это сделать. Однако случившееся оказало дурное воздействие на мою память. Может, я и сказал ему... если хотел потянуть время. Те, кто старались превратить здорового человека в безумца, запихнуть его в клинику для душевнобольных... Да, они были способны на многое.
— Согласен. А вы не знаете, кто, кроме Доу, замешан в этом деле?
— Понятия не имею.
Я закурил.
— Как вам удалось написать записку для меня на конверте?
— Я уже написал вам, как члену комиссии, Шелл, и был уверен, что вы проявите интерес к той ситуации, в которой я оказался. Тем более, что я располагал информацией об убийстве Стоуна. Я не сомневался, что вы захотите ее получить.
— Я заинтересовался бы в любом случае.
Гордон покачал головой:
— Поскольку я не знал о других письмах... и о том, что вы считаете меня сумасшедшим... я полагал, что логика событий вынудит вас помочь мне. Кроме того, у вас репутация человека, доводящего дело до конца, хотя ваши методы не всегда обычны.
— Разговор о необычных методах, вроде шприца в руке, — это далеко не все, что мне приходилось слышать.
— Я предпочел бы никогда не слышать об этом. Надеюсь, это не окажет побочного действия, — Гордон улыбнулся, — как это случилось с доктором Джекилом.
Французский телефон стоял на столике возле дивана. Я поднял телефонную трубку.
— Может, мне удастся выяснить. Терпеть не могу, когда такие мысли посещают меня.
Я позвонил в отель «Спартан». Через две двери от моей квартиры на втором этаже живет доктор Пол Энсон, повеса правда, но вполне компетентный врач, осведомленный о современных веяниях.
Узнав меня, Энсон спросил:
— Ну, какой залог?
— Что?
— Ты разве не в тюрьме?
— Черт возьми, нет! А почему я должен быть в тюрьме?
— Полицейские звонили сюда, даже мне, пытаясь найти тебя.
— В чем дело?
— Что-то связанное с изменением направления дорожного движения...
— Ах это!
— Что ты хочешь сказать? Я знаю, что местная полиция, дорожный патруль, психиатры и половина населения Лос-Анджелеса и Кукамонги охотятся за тобой. Господи помилуй, что ты там натворил?
— Я украл знак «Объезд».
— Сержант Симмонс сказал мне, что минимум пятьдесят человек позвонили и сообщили номер твоей машины, возмущенные блокированием дороги и беготней вокруг больницы с револьвером. Видимо, кое-кто узнал тебя, и...
— Я расскажу обо всем подробно, но попозже, Пол, а сейчас звоню по другой причине. Возможна ли инъекция, после которой человек будет казаться сумасшедшим как самому себе, так и окружающим?
— Ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Я серьезно, Пол.
— Хорошо. Некоторые препараты из класса индолов вызывают симптомы, напоминающие шизофрению.
— Шизофрения? Подходит.
— Да. Есть несколько соединений, включая мескалин... Даже Хаксли однажды пробовал его и неплохо на этом заработал, помнишь?
— Нет.
— Эх, ты, невежда! Несколько врачей-психиатров приняли дозы этих препаратов, дабы в течение нескольких часов чувствовать то же, что и шизофреники. Им хотелось лучше понять пациентов. Ясно?
— Да. Послушай, я знаю человека, действительно подвергшегося действию одного из таких лекарств. Возможны ли нежелательные последствия? Например, рецидив?
— Насколько я знаю, все проходит через несколько часов, как только заканчивается действие лекарства.
— Отлично. Спасибо, Пол.
— Шелл, главное в том, что это многообещающее открытие. Если маленькие дозы препаратов могут ненадолго вызывать психическое расстройство, значит, они вызывают дисбаланс в здоровом организме и, вероятно, провоцируют душевное заболевание. Понимаешь? Это позволяет предполагать, что единственная разница между так называемыми психически полноценными и душевнобольными людьми заключается в химическом различии между ними. Как раз в прошлом году...
Мне пришлось прервать его, хотя Энсона трудно остановить. Я начал было пересказывать Тодхантеру все, что узнал от Пола, но тут мы услышали шаги в коридоре, а затем быстрый, легкий стук в дверь.
В коридоре стояла Тодди, невообразимо восхитительная.
— Привет! — выдохнул я.
Девушка даже не взглянула на меня. Я не осудил ее, но, признаться, мне стало не по себе. Тодди, посмотрев мимо меня, бросилась к отцу и обняла его.
Наконец наступил и мой черед.
— Шелл, дорогой, как мне отблагодарить тебя?
Я-то знал как.
— Прости нас, — добавила Тодди, — ведь я почти целый год не видела папу.
— Конечно. Кстати, мне пора кое-что сделать, поэтому я должен оставить вас.
— Вам и в самом деле нужно уйти? — спросил Тодхантер. — Надеюсь, это не из-за слов Барбары...
— Нет, у меня дела. Но ради всего святого, не выходите отсюда.
— Ладно.
Тодди приблизилась ко мне, взяла меня за руки и повернулась спиной к Тодхантеру. Теперь, когда я закрыл ее от отца, девушка посмотрела на меня и послала мне воздушный поцелуй, полузакрыв карие глаза.
— Ты замечательный парень, Шелл, и я уже забыла, что сердилась на тебя.
Бросив взгляд на Тодхантера, я подумал: возможно, он считает свою дочь взрослой, но все же его едва ли порадуют мои виды на нее. Поскольку лицо его выражало крайнее любопытство, я решил держаться на расстоянии от Тодди, по крайней мере, когда мы втроем.
Я высвободился из ее рук и, направляясь к двери, пообещал:
— Я вернусь очень быстро. Никуда не уходите.
Оба кивнули, и я ушел.
Уже возле своего «кадиллака» я услышал звук мотора и, оглянувшись, увидел новый «паккард». Фары машины не горели, внутри никого не было, но мотор работал, и этот звук насторожил меня. Вначале я не понимал, в чем дело, но затем вспомнил, что почти такой же звук предупредил меня об опасности той ночью, когда Доу отправили покончить со мной.
Вздрогнув при этой мысли, я тут же догадался, что это машина Тодди. Конечно, она очень спешила встретиться с нами. Вернее, увидеть отца. Впрочем, девушка вела себя вполне дружелюбно и со мной, особенно в последние несколько минут.
Сев в свою машину, я направился к Административному центру. Мне было несколько неуютно в «кадиллаке», номер которого знали уже все стражи порядка в семи западных штатах, но я очень спешил. Сосредоточившись, я подытожил все услышанное от Тодхантера и попытался понять, что это значит.
«Он случайно подслушал разговор Доу и... назовем его пока Смитом, — подумал я. — Те говорили об убийстве Стоуна и о том, чтобы прикончить меня, изобразив это как несчастный случай. Затем Гордон написал письмо, утверждая, что может опознать убийцу Стоуна. Я показал письмо сенатору Вайзу, тот прочел его и, взглянув на подпись, отправился в архив. Оттуда он извлек предыдущее письмо, предположительно тоже написанное Гордоном Тодхантером».
Теперь я знал, что как это, так и третье письмо, направленное Бизли, фальшивки. Их сфабриковали, чтобы подлинное письмо Тодхантера было принято за бред сумасшедшего. В таком случае никто не прислушался бы ни к одному его слову. Это означало, что его слова весьма опасны для кого-то.
Я сообразил наконец, что первое письмо не могло попасть в архив комиссии за две недели до того, как было написано подлинное.
Внезапно в моем мозгу что-то вспыхнуло, но так же мгновенно исчезло. Я попытался воспроизвести в памяти письмо Тодхантера. Кажется, он советовал изучить самих себя, чтобы найти виновных. Это оставалось для меня загадкой, и я удивился, почему до сих пор не спросил об этом Тодхантера.
Не желая строить гипотезы, я снова попытался вспомнить, какие выводы сделал, прочитав это письмо. И тут же все понял.
В туалете беседовал с Доу, скорее всего, сенатор Себастьян Вайз.
Ведь именно Вайз, прочитав письмо, полученное мною от Тодхантера, отправился в архив и извлек оттуда его первое послание. Он сказал мне, что письмо попало в архив за пару недель до этого. Это было ложью.
Справившись с шоком и еще раз проанализировав ситуацию, я понял все. Хотя Тодхантер не помнит точно, но, видимо, он все же сообщил Доу, Вайзу или другому члену его шайки, что послал мне письмо. Вайз за ночь изготовил фальшивку, еще более безумную, чем настоящее письмо, и положил в архив, чтобы предъявить мне, как только я получу послание Тодхантера.
Когда пришло письмо, и я читал его, Вайз уже находился в моем кабинете. Наверняка он ждал там доставки письма, чтобы оказаться рядом со мной, случайно «вспомнить» странное имя Тодхантера и извлечь фальшивку из архива.
Представив себе, как Тодхантер слушает в туалете разговор Доу и Себастьяна Вайза, а не каких-то случайных людей, я отчетливо понял план операции.
Если бы хоть один человек увидел письмо Тодхантера, он догадался бы, что его убили не случайно, и это послужило бы доказательством его обвинений. Вайз не мог так рисковать. Тодхантер заметил его в туалете. Не важно при этом, знал ли он, кто такой Вайз. Представ перед комиссией, Тодхантер опознал бы его как второго соучастника, замешанного в убийстве Стоуна.
Поскольку Вайз не мог убить Тодхантера, ему пришлось дискредитировать его так, чтобы ни одно слово этого человека не принималось всерьез. Только сейчас я оценил хитроумие и дальновидность Вайза. Не ограничившись двумя фальшивками, которые можно было воспринять лишь как фантазии душевнобольного, Вайз решил превратить Тодхантера в сумасшедшего. А после этого для Гордона оставался только один путь — в «Равенсвуд», где он легко мог покончить с собой.
Я остановил машину у Административного центра и поднялся по ступенькам, зная, что ночной сторож позволит мне войти даже сейчас, около четырех часов утра. У меня были ключи от моего кабинета и от архива, потому что временами я работал допоздна. Мне удалось разобраться почти во всем случившемся, но кое-что я до сих пор не мог объяснить. Поэтому хотел снова взглянуть на все три письма Тодхантера.
За двадцать минут я перерыл все папки, но не нашел ни одного из трех писем. Еще бы! Зачем Вайзу оставлять их в архиве? Если бы Тодхантера вынули из петли на несколько минут позже, а меня прикончили бы выстрелом из револьвера или подстроив автокатастрофу, у Вайза не осталось бы никаких проблем.
Но сейчас они только начнутся... если мне удастся найти его.
Однако Вайза дома не было. Я позвонил Лестеру Бизли, Эндрю Картеру и Поле, но так и не выяснил, где он.
Наконец я позвонил в отель «Престон», в номер мистера Элберта Джекобса, собираясь описать Вайза Тодхантеру и спросить, не тот ли это человек, который разговаривал с Доу в туалете.
Телефон Тодхантера не отвечал.
Подумав, что перепутал имя, вымышленное Гордоном, я попросил клерка соединить меня с номером 212. Молчание! И тут, вспомнив темный пустой «паккард» с включенным мотором, я бросился к машине. Через пять минут я взлетел по ступенькам «Престона» и, добежав до 212-го номера, распахнул дверь. Ни Тодди, ни Тодхантера не было. Застыв посреди комнаты, я пытался найти хоть одну зацепку.
Никаких признаков борьбы в номере: ни перевернутых стульев, ни крови — ничего. Просто пустая комната.
Я попытался овладеть собой и справиться с липким страхом, охватившим меня, но не смог преодолеть его. Теперь угроза нависала не только над Тодхантером, но и над Тодди — нежной, милой, очаровательной, чудесной Тодди. И мысль о ней вселяла в меня холодный ужас. Казалось, он поразил каждую мою клеточку, покрыл коркой льда мое сердце, кожу и мозг.
Наконец я вышел из номера и медленно спустился по лестнице.
Глава 13
Когда мы добрались до моего «кадиллака», я испугался, что нам придется бросить его и идти пешком. Машины все еще ехали навстречу со стороны Эвкалиптов, но в пятидесяти футах от моего автомобиля свалка была куда меньше. Хорошо, что я развернул «кадиллак» к городу и оставил на некотором расстоянии от развилки дорог. Благодаря этому нам, возможно, удастся выбраться отсюда. Впрочем, через несколько минут машины скопятся и на грунтовой дороге, и тогда мы наверняка застрянем. Однако, поскольку машина была повернута к городу, настоящая свалка начиналась за нашей спиной. Пока мы ехали по грунтовой дороге, шум позади нас стихал, и я впервые за последнее время вздохнул спокойно.
Добравшись до Эвкалиптов, я выскочил из машины, схватил знак объезда, все еще стоявший на дороге, бросил его на заднее сиденье и помчался прочь, не дожидаясь, пока кто-нибудь пристрелит меня.
— Значит, — проговорил Тодхантер, — в этом и заключалась ваша идея.
— И да и нет. Я подумал, что знак немного поможет мне, но не ожидал подобного столпотворения.
— Я предполагал, что вы имеете какое-то отношение к этому. Ваше появление, совпавшее с этим беспрецедентным происшествием, показалось мне неслучайным. Вы, вероятно, очень тщательно все спланировали.
— Я вообще ничего не планировал. Признаться, если бы я хорошенько подумал, то едва ли решился бы на такое.
— Слава богу, что решились, мистер Скотт, — сдержанно проговорил Тодхантер. — Не сомневаюсь, нас обоих уже не было бы в живых, если бы не такое количество свидетелей.
— Думаю, да.
Я помолчал, размышляя о другом, затем продолжил:
— Мистер Тодхантер, я даже не успел сообразить, что мне делать после того, как увижу вас в «Равенсвуде»... живым или мертвым. И может быть, поговорю с вами. Поэтому давайте обсудим, куда вам лучше поехать.
— Вероятно, в отель. Зарегистрируюсь под вымышленным именем. Я не хочу, чтобы меня снова упекли в психиатрическую лечебницу или повесили. — Он помолчал. — Кстати, меня зовут Гордон. Странно, что вы называете меня Тодхантер... хотя только что спасли мне жизнь. Я, несомненно, сделал правильный выбор, написав вам ту записку на конверте, адресованном дочери. Кстати, как она?
— Тодди? С ней все в порядке. Мы скоро увидим ее.
— Прекрасно, прекрасно. — Тодхантер улыбнулся. — Тодди... Вы ее так называете?
— Да. Разве это не ее имя?
— Прозвище. Я всегда называл ее Барбара. — Гордон вздохнул. — Я даже не был уверен, что она заметит мою приписку и поймет ее. Но это казалось мне единственным шансом.
Я свернул с Эвкалиптов и поехал к центру Лос-Анджелеса.
— Как вам удалось отправить это?
— Я сказал доктору Бичему, что он поступит разумно, позволив мне отослать письмо. Я обещал дать ему прочесть его, соглашался написать под диктовку и предлагал убедиться, что я не посылаю никаких зашифрованных сообщений. Я утверждал, что в противном случае Барбара немедленно нагрянет в клинику. Наконец я убедил его, что моя единственная забота — успокоить дочь.
— По ее словам, она путешествовала и, вернувшись, нашла в ящике письмо.
Тодхантер кивнул:
— Бичем, конечно, этого не знал. Я надеялся, что она дома, поскольку мне не было известно, когда Барбара приедет. Как бы то ни было, я убедил Бичема, что лучше всего для него разрешить мне послать дочери безобидное письмо с просьбой не навещать меня. Я написал его на глазах у директора. — Гордон улыбнулся. — Я еще способен выдвигать веские аргументы. Я ведь адвокат, вы же знаете... То есть был им. Адвокат корпорации. И неплохой. Сейчас в отставке.
— Да.
Тодхантер внезапно оживился:
— А знаете ли вы, что заработали десять тысяч долларов?
— Совсем забыл об этом, — признался я, — хотя вы упомянули о деньгах в вашей записке под клапаном...
— Да, — перебил Гордон. — Я написал вам, но не был уверен, что почерк разборчивый. Так вот, вы, несомненно, заработали их.
— У меня еще есть уйма вопросов, мистер Тод... Гордон.
— Я скажу вам все, что знаю. Но некоторые из ваших вопросов наверняка озадачат и меня.
Мы подъезжали к деловой части Лос-Анджелеса и решили продолжить разговор в маленьком отеле «Престон» на Двенадцатой улице. Тодхантер назвался мистером Элбертом Джекобсом. Когда мы поднялись в его номер, я сказал:
— Ну что ж, Гордон, может, начнете с самого начала?
— Вероятно, так будет лучше. — Он помолчал. — Видите ли, я до сих пор не могу прийти в себя. Час назад я висел в петле, в сущности, был мертв. А сейчас... — Он покачал головой. — Я еще не готов играть в гандбол, но жив, разговариваю...
— Меня весьма интересует имеющаяся у вас информация. Кстати, откуда вы узнали, что кто-то собирается убить меня?
Тодхантер откинулся на спинку кресла и обхватил руками колено.
— Я случайно влез во все это, хотя до сих пор не знаю, во что именно. Это случилось в ночь убийства Стоуна. В клубе «Мелоди».
— Джорджа Стоуна?
— Да. Я услышал, как двое мужчин говорили об этом... Заметьте, это произошло до того, как об убийстве написали в газетах. На следующее утро все газеты были полны сообщений, но тогда мне показалось неслучайным, что я уже слышал об этом. Я находился в Аскот-Билдинг на Уилшир, беседовал там с моим сборщиком налогов, затем ушел из его кабинета и спустился в вестибюль, в мужской туалет. Бывали ли вы когда-нибудь в этом здании? Туалет там состоит из двух комнат, а во второй, в углу, есть маленькая ниша с умывальником. Если вы не знаете о нем, то и не заметите его, и комната покажется вам пустой. Я не очень понятно объясняю...
— Вполне понятно.
— Так вот, я находился в этой нише. Вошли двое мужчин, огляделись и, очевидно, решили, что они там одни. Вне всяких сомнений, им показалось, что это совершенно безопасное место для разговора. Кстати, мистер Скотт...
— Шелл.
— Хорошо, Шелл. Я... Я уже упоминал о своем желании, но сейчас очень хотел бы встретиться с дочерью. По крайней мере, сообщите ей, что у меня все в порядке.
— Конечно. Простите меня, я не подумал об этом.
Я позвонил в «Билтмор» и через несколько секунд услышал восхитительный сонный голос Тодди на другом конце провода.
— Тодди, это Шелл.
— Что тебе надо?
— Ты ведь больше не сердишься, верно? Едва ли ты злопамятна.
— Если ты звонишь только поэтому...
Я испугался, что Тодди повесит трубку, и быстро сказал:
— Нет. Ты хотела бы поговорить со своим отцом?
— Что за шутки, Шелл?
— Никаких шуток.
Я подозвал Тодхантера.
Он, улыбаясь, взял трубку:
— Барбара? — Гордон молча послушал и засмеялся. — Да, дорогая, — ответил он. — Мистер Скотт... Да, Шелл. Он окружил «Равенсвуд» целым парком автомобилей и затем каким-то образом вошел... Что? Да, знаю, это прозвучит дико... Но они повесили меня. То есть я уже висел в петле, почти мертвый... Нет, со мной все в порядке. Конечно правда... Да... Да... Все верно. — Сообщив ей адрес отеля и номер комнаты, Тодхантер обратился ко мне: — Барбара сейчас приедет. Она опасается, не повлияло ли на мой рассудок столь долгое пребывание в «Равенсвуде», и почему-то боится моего общения с вами. Ах да, Барбара просила передать, что прощает вас. За все.
В его тоне сквозило удивление, но я сделал вид, что не заметил этого. Не рассказывать же ему, за что его дочь рассердилась на меня.
— Так что с теми двоими мужчинами? — спросил я.
— Да-да. Не помню точно их слова, особенно после событий последних дней, но один из них сказал, что о Стоуне позаботились. Второй... кажется, главный... спросил, действительно ли Стоун мертв. Первый кивнул... Стоя там, я видел их отражения в зеркале.
— Вот как.
— Затем второй, главный, пробормотал что-то одобрительное, но при этом попросил первого позаботиться и о Шелле Скотте... и проявить большую осмотрительность. По его словам, смерть Скотта должна выглядеть как несчастный случай, или поднимется вонь. Да, так он и сказал. Вот, собственно, и все.
— Значит, вы хорошо рассмотрели этих мужчин?
— Одного из них, того, что пониже. На крупного я взглянул всего раз, но узнал бы его, увидев снова. И я запомнил его голос. Но в тот момент низенький повернулся, увидел меня в зеркале, выругался и бросился ко мне. Я... Ну, я поддерживаю себя в довольно хорошей форме и очень сильно ударил его.
Я вполне отчетливо представил себе, о чем говорил Тодхантер, поскольку уже дважды видел, как он наносит удары, которые при определенном стечении обстоятельств могли бы снискать ему известность.
— Высокий сразу же выбежал, — продолжал Тодхантер, — а низенький не потерял сознания и вытащил револьвер. Я не сделал попытки объясниться с ним. Все произошло очень быстро: я кинулся к лифту и покинул здание. Вот и все, что случилось. — Гордон помолчал. — На следующий день я, конечно, увидел газеты. Там много писали о связи Стоуна с тем, что вы сейчас расследуете... Я следил за слушаниями в Сан-Франциско. Поэтому я немедленно написал вам, сообщив, что знаю, кто убил Стоуна, и прочее.
Я слегка запутался.
— Да. Это меня весьма встревожило. На следующий день... то есть в тот день, когда сообщения об убийстве Стоуна появились в газетах?
— Верно. Я догадывался, что один из двоих мужчин узнал меня. Я человек довольно известный, особенно в среде адвокатов. Так или иначе, вскоре после того, как я отправил письмо... точнее, в тот же самый вечер... низенький явился ко мне домой, наставил на меня револьвер и заставил пойти с ним. Я мало что помню об этом, потому что был не в себе, возможно под воздействием лекарств... или обезумел... а потом очутился в больнице.
— Это все, что вы знаете о людях, которые упекли вас в «Равенсвуд»?
— Да.
— Значит, именно низенький явился к вам домой после того, как вы подслушали его разговор с напарником?
— Это был тот, кого я ударил в туалете... у него не хватало двух пальцев.
Мне следовало ожидать чего-то подобного, но все же я был несколько ошарашен. Однако теперь кое-что начало проясняться.
— У него не хватало двух пальцев на левой руке?
Тодхантер кивнул и продолжал кивать, пока я описывал Доу, убитого мной сегодня ночью.
Но все это время, с тех пор, как я впервые увидел Тодхантера, точнее, когда вынул его из петли, меня крайне беспокоила мысль об идиотских письмах в комиссию. Мне не терпелось спросить о них и разрешить свои сомнения.
— Гордон, — не выдержал я, — есть еще один важный вопрос. Сейчас, поговорив с вами, я вижу, что вы в своем уме и совершенно нормальны. То есть... Уверен, вы не сделали бы ничего, не имея на то разумных оснований. Так почему же, черт побери, вы написали эти идиотские письма?
Тодхантер нахмурился:
— Письма? О чем это вы?
— Те три идиотских письма, типа «Я вас всех уничтожу» и так далее. За такие дела не мешает упрятать в психиатрическую лечебницу.
— Не знаю, о чем вы говорите. Я написал только одно письмо.
Я уставился на него, открыв рот от изумления. А затем словно залп ракет взорвался в моей голове. Озарение! Я внезапно подумал, будто знаю ответы на все вопросы. Но потом, все еще слегка ошарашенный, немного успокоился, почти пришел в себя и понял, что нужно получить побольше информации. Возможно, тогда мне удастся найти ответ на вопрос, кто и почему убил Стоуна, кто охотится за мной. Кроме того, у меня было еще несколько дел, вполне готовых как для передачи полиции, так и для представления комиссии.
Тодхантер смотрел на Меня широко открытыми глазами.
— Три письма? Да о чем вы?
Я объяснил ему.
Помолчав, Гордон выругался:
— Какое злодейское, дьявольское... — Вдруг он улыбнулся. — Но ведь это неплохо, верно?
— Да. Пока мне не ясно как, но уже совершенно очевидно, что именно произошло.
— И конечно же это, несомненно, доказывало бы, что я сумасшедший.
— Верно. Вам не мешало бы взглянуть на эти письма. Жаль, что я не помню всего дословно, но поверьте, казалось, что это писал одержимый.
Да, Тодхантер написал в комиссию то, что я условно назвал вторым письмом. В нем говорилось, что автор знает, кто убил Джорджа Стоуна, и прочее... то, о чем он только что рассказал мне. Первое и третье наверняка были фальшивками. Единственное же письмо Тодхантера не вызывало сомнений в нормальности этого человека, если рассматривать его само по себе. Только прочитанное вместе с фальшивками, нарочито проникнутыми безумием, письмо выглядело под стать им. Теперь, уяснив многое, я все же не мог докопаться до причины.
— Вы сказали, что этот парень без двух пальцев... Доу, я знаю его под таким именем... напал на вас именно в ту ночь, когда вы отослали письмо.
— Да.
— Значит, до того, как письмо доставили.
— Конечно.
— Тогда... — Меня охватило замешательство. — Вы сказали этому парню, что написали письмо в комиссию или лично мне?
Тодхантер изумленно уставился на меня:
— Зачем?
— Это очень важно.
Гордон смутился:
— Честно говоря, я ни в чем не уверен. Но не думаю, что мог это сделать. Однако случившееся оказало дурное воздействие на мою память. Может, я и сказал ему... если хотел потянуть время. Те, кто старались превратить здорового человека в безумца, запихнуть его в клинику для душевнобольных... Да, они были способны на многое.
— Согласен. А вы не знаете, кто, кроме Доу, замешан в этом деле?
— Понятия не имею.
Я закурил.
— Как вам удалось написать записку для меня на конверте?
— Я уже написал вам, как члену комиссии, Шелл, и был уверен, что вы проявите интерес к той ситуации, в которой я оказался. Тем более, что я располагал информацией об убийстве Стоуна. Я не сомневался, что вы захотите ее получить.
— Я заинтересовался бы в любом случае.
Гордон покачал головой:
— Поскольку я не знал о других письмах... и о том, что вы считаете меня сумасшедшим... я полагал, что логика событий вынудит вас помочь мне. Кроме того, у вас репутация человека, доводящего дело до конца, хотя ваши методы не всегда обычны.
— Разговор о необычных методах, вроде шприца в руке, — это далеко не все, что мне приходилось слышать.
— Я предпочел бы никогда не слышать об этом. Надеюсь, это не окажет побочного действия, — Гордон улыбнулся, — как это случилось с доктором Джекилом.
Французский телефон стоял на столике возле дивана. Я поднял телефонную трубку.
— Может, мне удастся выяснить. Терпеть не могу, когда такие мысли посещают меня.
Я позвонил в отель «Спартан». Через две двери от моей квартиры на втором этаже живет доктор Пол Энсон, повеса правда, но вполне компетентный врач, осведомленный о современных веяниях.
Узнав меня, Энсон спросил:
— Ну, какой залог?
— Что?
— Ты разве не в тюрьме?
— Черт возьми, нет! А почему я должен быть в тюрьме?
— Полицейские звонили сюда, даже мне, пытаясь найти тебя.
— В чем дело?
— Что-то связанное с изменением направления дорожного движения...
— Ах это!
— Что ты хочешь сказать? Я знаю, что местная полиция, дорожный патруль, психиатры и половина населения Лос-Анджелеса и Кукамонги охотятся за тобой. Господи помилуй, что ты там натворил?
— Я украл знак «Объезд».
— Сержант Симмонс сказал мне, что минимум пятьдесят человек позвонили и сообщили номер твоей машины, возмущенные блокированием дороги и беготней вокруг больницы с револьвером. Видимо, кое-кто узнал тебя, и...
— Я расскажу обо всем подробно, но попозже, Пол, а сейчас звоню по другой причине. Возможна ли инъекция, после которой человек будет казаться сумасшедшим как самому себе, так и окружающим?
— Ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Я серьезно, Пол.
— Хорошо. Некоторые препараты из класса индолов вызывают симптомы, напоминающие шизофрению.
— Шизофрения? Подходит.
— Да. Есть несколько соединений, включая мескалин... Даже Хаксли однажды пробовал его и неплохо на этом заработал, помнишь?
— Нет.
— Эх, ты, невежда! Несколько врачей-психиатров приняли дозы этих препаратов, дабы в течение нескольких часов чувствовать то же, что и шизофреники. Им хотелось лучше понять пациентов. Ясно?
— Да. Послушай, я знаю человека, действительно подвергшегося действию одного из таких лекарств. Возможны ли нежелательные последствия? Например, рецидив?
— Насколько я знаю, все проходит через несколько часов, как только заканчивается действие лекарства.
— Отлично. Спасибо, Пол.
— Шелл, главное в том, что это многообещающее открытие. Если маленькие дозы препаратов могут ненадолго вызывать психическое расстройство, значит, они вызывают дисбаланс в здоровом организме и, вероятно, провоцируют душевное заболевание. Понимаешь? Это позволяет предполагать, что единственная разница между так называемыми психически полноценными и душевнобольными людьми заключается в химическом различии между ними. Как раз в прошлом году...
Мне пришлось прервать его, хотя Энсона трудно остановить. Я начал было пересказывать Тодхантеру все, что узнал от Пола, но тут мы услышали шаги в коридоре, а затем быстрый, легкий стук в дверь.
В коридоре стояла Тодди, невообразимо восхитительная.
— Привет! — выдохнул я.
Девушка даже не взглянула на меня. Я не осудил ее, но, признаться, мне стало не по себе. Тодди, посмотрев мимо меня, бросилась к отцу и обняла его.
Наконец наступил и мой черед.
— Шелл, дорогой, как мне отблагодарить тебя?
Я-то знал как.
— Прости нас, — добавила Тодди, — ведь я почти целый год не видела папу.
— Конечно. Кстати, мне пора кое-что сделать, поэтому я должен оставить вас.
— Вам и в самом деле нужно уйти? — спросил Тодхантер. — Надеюсь, это не из-за слов Барбары...
— Нет, у меня дела. Но ради всего святого, не выходите отсюда.
— Ладно.
Тодди приблизилась ко мне, взяла меня за руки и повернулась спиной к Тодхантеру. Теперь, когда я закрыл ее от отца, девушка посмотрела на меня и послала мне воздушный поцелуй, полузакрыв карие глаза.
— Ты замечательный парень, Шелл, и я уже забыла, что сердилась на тебя.
Бросив взгляд на Тодхантера, я подумал: возможно, он считает свою дочь взрослой, но все же его едва ли порадуют мои виды на нее. Поскольку лицо его выражало крайнее любопытство, я решил держаться на расстоянии от Тодди, по крайней мере, когда мы втроем.
Я высвободился из ее рук и, направляясь к двери, пообещал:
— Я вернусь очень быстро. Никуда не уходите.
Оба кивнули, и я ушел.
Уже возле своего «кадиллака» я услышал звук мотора и, оглянувшись, увидел новый «паккард». Фары машины не горели, внутри никого не было, но мотор работал, и этот звук насторожил меня. Вначале я не понимал, в чем дело, но затем вспомнил, что почти такой же звук предупредил меня об опасности той ночью, когда Доу отправили покончить со мной.
Вздрогнув при этой мысли, я тут же догадался, что это машина Тодди. Конечно, она очень спешила встретиться с нами. Вернее, увидеть отца. Впрочем, девушка вела себя вполне дружелюбно и со мной, особенно в последние несколько минут.
Сев в свою машину, я направился к Административному центру. Мне было несколько неуютно в «кадиллаке», номер которого знали уже все стражи порядка в семи западных штатах, но я очень спешил. Сосредоточившись, я подытожил все услышанное от Тодхантера и попытался понять, что это значит.
«Он случайно подслушал разговор Доу и... назовем его пока Смитом, — подумал я. — Те говорили об убийстве Стоуна и о том, чтобы прикончить меня, изобразив это как несчастный случай. Затем Гордон написал письмо, утверждая, что может опознать убийцу Стоуна. Я показал письмо сенатору Вайзу, тот прочел его и, взглянув на подпись, отправился в архив. Оттуда он извлек предыдущее письмо, предположительно тоже написанное Гордоном Тодхантером».
Теперь я знал, что как это, так и третье письмо, направленное Бизли, фальшивки. Их сфабриковали, чтобы подлинное письмо Тодхантера было принято за бред сумасшедшего. В таком случае никто не прислушался бы ни к одному его слову. Это означало, что его слова весьма опасны для кого-то.
Я сообразил наконец, что первое письмо не могло попасть в архив комиссии за две недели до того, как было написано подлинное.
Внезапно в моем мозгу что-то вспыхнуло, но так же мгновенно исчезло. Я попытался воспроизвести в памяти письмо Тодхантера. Кажется, он советовал изучить самих себя, чтобы найти виновных. Это оставалось для меня загадкой, и я удивился, почему до сих пор не спросил об этом Тодхантера.
Не желая строить гипотезы, я снова попытался вспомнить, какие выводы сделал, прочитав это письмо. И тут же все понял.
В туалете беседовал с Доу, скорее всего, сенатор Себастьян Вайз.
Ведь именно Вайз, прочитав письмо, полученное мною от Тодхантера, отправился в архив и извлек оттуда его первое послание. Он сказал мне, что письмо попало в архив за пару недель до этого. Это было ложью.
Справившись с шоком и еще раз проанализировав ситуацию, я понял все. Хотя Тодхантер не помнит точно, но, видимо, он все же сообщил Доу, Вайзу или другому члену его шайки, что послал мне письмо. Вайз за ночь изготовил фальшивку, еще более безумную, чем настоящее письмо, и положил в архив, чтобы предъявить мне, как только я получу послание Тодхантера.
Когда пришло письмо, и я читал его, Вайз уже находился в моем кабинете. Наверняка он ждал там доставки письма, чтобы оказаться рядом со мной, случайно «вспомнить» странное имя Тодхантера и извлечь фальшивку из архива.
Представив себе, как Тодхантер слушает в туалете разговор Доу и Себастьяна Вайза, а не каких-то случайных людей, я отчетливо понял план операции.
Если бы хоть один человек увидел письмо Тодхантера, он догадался бы, что его убили не случайно, и это послужило бы доказательством его обвинений. Вайз не мог так рисковать. Тодхантер заметил его в туалете. Не важно при этом, знал ли он, кто такой Вайз. Представ перед комиссией, Тодхантер опознал бы его как второго соучастника, замешанного в убийстве Стоуна.
Поскольку Вайз не мог убить Тодхантера, ему пришлось дискредитировать его так, чтобы ни одно слово этого человека не принималось всерьез. Только сейчас я оценил хитроумие и дальновидность Вайза. Не ограничившись двумя фальшивками, которые можно было воспринять лишь как фантазии душевнобольного, Вайз решил превратить Тодхантера в сумасшедшего. А после этого для Гордона оставался только один путь — в «Равенсвуд», где он легко мог покончить с собой.
Я остановил машину у Административного центра и поднялся по ступенькам, зная, что ночной сторож позволит мне войти даже сейчас, около четырех часов утра. У меня были ключи от моего кабинета и от архива, потому что временами я работал допоздна. Мне удалось разобраться почти во всем случившемся, но кое-что я до сих пор не мог объяснить. Поэтому хотел снова взглянуть на все три письма Тодхантера.
За двадцать минут я перерыл все папки, но не нашел ни одного из трех писем. Еще бы! Зачем Вайзу оставлять их в архиве? Если бы Тодхантера вынули из петли на несколько минут позже, а меня прикончили бы выстрелом из револьвера или подстроив автокатастрофу, у Вайза не осталось бы никаких проблем.
Но сейчас они только начнутся... если мне удастся найти его.
Однако Вайза дома не было. Я позвонил Лестеру Бизли, Эндрю Картеру и Поле, но так и не выяснил, где он.
Наконец я позвонил в отель «Престон», в номер мистера Элберта Джекобса, собираясь описать Вайза Тодхантеру и спросить, не тот ли это человек, который разговаривал с Доу в туалете.
Телефон Тодхантера не отвечал.
Подумав, что перепутал имя, вымышленное Гордоном, я попросил клерка соединить меня с номером 212. Молчание! И тут, вспомнив темный пустой «паккард» с включенным мотором, я бросился к машине. Через пять минут я взлетел по ступенькам «Престона» и, добежав до 212-го номера, распахнул дверь. Ни Тодди, ни Тодхантера не было. Застыв посреди комнаты, я пытался найти хоть одну зацепку.
Никаких признаков борьбы в номере: ни перевернутых стульев, ни крови — ничего. Просто пустая комната.
Я попытался овладеть собой и справиться с липким страхом, охватившим меня, но не смог преодолеть его. Теперь угроза нависала не только над Тодхантером, но и над Тодди — нежной, милой, очаровательной, чудесной Тодди. И мысль о ней вселяла в меня холодный ужас. Казалось, он поразил каждую мою клеточку, покрыл коркой льда мое сердце, кожу и мозг.
Наконец я вышел из номера и медленно спустился по лестнице.
Глава 13
А что, если Тодди с отцом просто отправились погулять? Нет, это лишено всякого смысла, поскольку они обещали дождаться в отеле моего возвращения. Я боялся, что Вайз или его люди добрались до них, но не мог вообразить, как им это удалось. Никто не ехал за мной из «Равенсвуда», никто не знал, что Элберт Джекобс в отеле «Престон» — это Тодхантер. Но наконец до меня дошло. Все оказалось просто. Я свалял дурака.
Мои мысли все это время были поглощены Тодхантером. Однако тот, кто хотел убить его или найти после бегства из «Равенсвуда», наверняка не спускал глаз с его дочери, если знал, где она. Стало быть, они знали. Скорее всего, ее обнаружил тот, кто следил за мной и вошел вместе со мной в отель. Возможно, девушка была в «Билтморе» и за ней проследили сегодня ночью... после того, как я позвонил и попросил ее приехать сюда. Я снова вспомнил ту машину с включенным мотором.
Мои мысли все это время были поглощены Тодхантером. Однако тот, кто хотел убить его или найти после бегства из «Равенсвуда», наверняка не спускал глаз с его дочери, если знал, где она. Стало быть, они знали. Скорее всего, ее обнаружил тот, кто следил за мной и вошел вместе со мной в отель. Возможно, девушка была в «Билтморе» и за ней проследили сегодня ночью... после того, как я позвонил и попросил ее приехать сюда. Я снова вспомнил ту машину с включенным мотором.