— О'кей, психиатр! Потребуется нечто большее, чем мое подсознание, сознание и еще восемь чудес, чтобы выбраться из этого дерьма. Ну ладно! Давай поговорим о тебе. Я ведь правда знаю о тебе очень мало. Во-первых, как случилось, что такая молодая, привлекательная женщина стала психиатром?
— Мой отец был психиатром в Дьюке. Поэтому с детства я тоже хотела стать психиатром. Вот и все. Не могу сказать, что благословляю час, когда приняла такое решение, но и не жалуюсь.
Я закончила среднюю школу, шесть лет училась в колледже, потом четыре года в медицинском училище, затем еще четыре в медицинском институте, два года была интерном. После этого несколько месяцев занималась частной практикой, а потом попала в «Гринхейвен».
— Кстати, что там у вас делается? Какие-то типы бродят по коридорам, снаружи тоже происходят странные вещи. Я там увидел и услышал немало непонятного.
— Видишь ли, «Гринхейвен» несколько отличается от большинства подобных лечебниц. У нас действительно среди пациентов нет убийц, как тебе известно. — Она улыбнулась. — Только среди персонала. Больные проходят обычный курс лечения, но при этом особое внимание мы уделяем честности и откровенности.
Я нахмурился:
— А как это увязать с тем, что на людей надевают смирительные рубашки?
Лин снова улыбнулась:
— У нас редко появляются больные в таком тяжелом состоянии, в каком, предполагалось, находился ты. В основном мы имеем дело с умственным расстройством. Это серьезная вещь. Так вот, мы заставляем пациентов быть предельно откровенными друг с другом, и это все, что применяется к большинству из них. Они так привыкли к большим и маленьким хитростям, что многим из них трудно вести себя иначе. Но постепенно такой метод поразительно улучшает их умственное здоровье, поскольку нечестность и обман, которыми эти люди постоянно пользовались в жизни, тревожили их больше всего, независимо от того, сознавали они это или нет. Отсюда и произошли их неврозы.
— Мне кажется, я наблюдал ваш лечебный процесс в действии. — И рассказал ей о двух старых ведьмах.
Лин рассмеялась.
— А многим из ваших подопечных выбивают зубы?
— Никому. Такое может случиться в «Подунке», но в «Гринхейвене» — никогда! У нас не приходят в ярость, ведь все знают, что люди говорят правду. Может, что-то и звучит обидно, но не потому, что хотят сказать гадость. — На лице Лин снова появились ямочки. — У нас не так, как везде.
Я засмеялся:
— Беби, ты можешь себе представить, если бы было везде, как у вас? И все стали бы вдруг абсолютно честными? Не было бы ни войн, ни недоразумений. Не было бы ни коммунистов, ни Эмиля Поста. Не нужны стали бы суды. Отпала бы необходимость даже в детективах! Можно было бы просто спросить человека: «Кто это сделал?» — а он ответил бы: "Я".
Она захлопала в ладоши.
— Подумать только! Рекламные агенты говорили бы: «Эта маленькая пилюлька не вылечит ваш желчный пузырь, а этот шампунь не уничтожит перхоть. Они вообще не помогут ни от чего. Бесполезны».
Лин закатилась смехом, и я присоединился к ней, но вдруг вспомнил о моем деле, и это меня сразу же отрезвило.
— О, продолжай смеяться! Что случилось?
— Просто подумал, что в вашем очаровательном мире я оказался бы в тяжелой ситуации. И Артур Траммел не смог бы развернуть свою деятельность. Беби, готов поспорить, что массу людей в «Гринхейвен» помещают лжецы и другие подонки. По крайней мере, половину.
— Может быть, эта цена, которую приходится платить за цивилизацию? Хотя она того не стоит...
Я допил кофе.
— Знаешь, дорогая, я просто восхищаюсь твоим правдивым миром! Но стоит произнести всего одно слово, и его стены разрушатся. Вот попробуй сказать, что у тебя есть клиент по имени Шелл Скотт, что он в ужасающем состоянии, а ты должна его вылечить...
— Представляю! — не стала спорить Лин.
Мы помолчали, а потом сменили тему.
— Вот мы с тобой знаем, что Траммел забавлялся с маленькими девочками, — сказал я, — хотя ни один траммелит в такое не поверит. Они убеждены — Мастер не может совершить ничего дурного. Как тут быть? Нужны свидетели, люди, которые могли бы рассказать правду о Траммеле и его исцеляющих руках.
— Ты думаешь, могут быть и другие, такие, как... Фелисити?
— Могут быть даже убитые, хотя в этом я сомневаюсь. До сих пор за Траммелом не охотился ни один детектив. Но готов поспорить, Фелисити была не первой девушкой, которую он отправил в «Гринхейвен».
— Значит, все, что нам нужно сделать, — это найти их!
— Да, очень просто. А после того как отыщем — заставить заговорить. Надо знать этих траммелиток, увидеть, какие они молчаливые и как обожают этого типа! Возможно, после его смерти они станут еще большими тихонями. Кроме того, их тысячи. Найти нужных — не простая работенка. Один Траммел знал их имена. — Я помолчал, закурил сигарету и добавил: — Одно имя мне кажется известно. Бета Грин.
Я рассказал, как Бета вела себя, и Лин поинтересовалась:
— Ты думаешь поговорить с ней еще раз?
— Да, но не сейчас. Сначала в этом проклятом городе все должно немного успокоиться и остыть. Хорошо, если и Траммел немного похолодеет.
— Бета Грин, — тихо повторила Лин.
Мы провели ленивое утро и такое же послеобеденное время. Около шести я принял душ, а когда вышел из ванной комнаты, оказалось, что Лин куда-то ушла. В оставленной записке она оповестила меня, что вернется через час или два. Я почти протоптал дорожку на ковре, прислушиваясь, не вставляется ли ее ключ в замочную скважину.
— Где, черт возьми, ты была? — набросился, когда она, наконец, явилась.
— Ходила к Бете Грин.
— Черт побери, сколько раз...
Она подошла близко ко мне и улыбнулась:
— Все уже сделано. Веди себя разумно. Разве ты не хочешь услышать, что произошло?
Я хмурился еще одну минуту, затем буркнул:
— О'кей. Но я все же сержусь. Бета сказала что-нибудь?
— Ни слова! Она напугана. Я расспрашивала ее о Траммеле, о «Гринхейвене», о Диксон, обо всем. Она все отрицает, но не забывай: я хороший психиатр. Я утверждаю — она лжет.
— Ты не должна была ходить к ней, Лин. Черт, ты ведь сама сказала, что если есть место, где я в безопасности, то это здесь, в твоей квартире, в квартире психиатра, который объявил меня психом! Теперь оно стало не таким безопасным. И видишь, ничего у тебя не получилось. — Я сердито посмотрел на нее: — Что ты имела в виду, говоря, что она напугана? Тебя испугалась?
— Нет. — Лин потянула меня к кушетке. А когда мы сели, пролепетала: — Самое странное. Она услышала об этом и говорит, что все траммелиты уже оповещены. Не знаю, верит ли сама Бета в это или нет...
— Не понимаю, о чем ты говоришь?
— Ходят слухи, что через три дня произойдет воскрешение Траммела.
Глава 19
— Мой отец был психиатром в Дьюке. Поэтому с детства я тоже хотела стать психиатром. Вот и все. Не могу сказать, что благословляю час, когда приняла такое решение, но и не жалуюсь.
Я закончила среднюю школу, шесть лет училась в колледже, потом четыре года в медицинском училище, затем еще четыре в медицинском институте, два года была интерном. После этого несколько месяцев занималась частной практикой, а потом попала в «Гринхейвен».
— Кстати, что там у вас делается? Какие-то типы бродят по коридорам, снаружи тоже происходят странные вещи. Я там увидел и услышал немало непонятного.
— Видишь ли, «Гринхейвен» несколько отличается от большинства подобных лечебниц. У нас действительно среди пациентов нет убийц, как тебе известно. — Она улыбнулась. — Только среди персонала. Больные проходят обычный курс лечения, но при этом особое внимание мы уделяем честности и откровенности.
Я нахмурился:
— А как это увязать с тем, что на людей надевают смирительные рубашки?
Лин снова улыбнулась:
— У нас редко появляются больные в таком тяжелом состоянии, в каком, предполагалось, находился ты. В основном мы имеем дело с умственным расстройством. Это серьезная вещь. Так вот, мы заставляем пациентов быть предельно откровенными друг с другом, и это все, что применяется к большинству из них. Они так привыкли к большим и маленьким хитростям, что многим из них трудно вести себя иначе. Но постепенно такой метод поразительно улучшает их умственное здоровье, поскольку нечестность и обман, которыми эти люди постоянно пользовались в жизни, тревожили их больше всего, независимо от того, сознавали они это или нет. Отсюда и произошли их неврозы.
— Мне кажется, я наблюдал ваш лечебный процесс в действии. — И рассказал ей о двух старых ведьмах.
Лин рассмеялась.
— А многим из ваших подопечных выбивают зубы?
— Никому. Такое может случиться в «Подунке», но в «Гринхейвене» — никогда! У нас не приходят в ярость, ведь все знают, что люди говорят правду. Может, что-то и звучит обидно, но не потому, что хотят сказать гадость. — На лице Лин снова появились ямочки. — У нас не так, как везде.
Я засмеялся:
— Беби, ты можешь себе представить, если бы было везде, как у вас? И все стали бы вдруг абсолютно честными? Не было бы ни войн, ни недоразумений. Не было бы ни коммунистов, ни Эмиля Поста. Не нужны стали бы суды. Отпала бы необходимость даже в детективах! Можно было бы просто спросить человека: «Кто это сделал?» — а он ответил бы: "Я".
Она захлопала в ладоши.
— Подумать только! Рекламные агенты говорили бы: «Эта маленькая пилюлька не вылечит ваш желчный пузырь, а этот шампунь не уничтожит перхоть. Они вообще не помогут ни от чего. Бесполезны».
Лин закатилась смехом, и я присоединился к ней, но вдруг вспомнил о моем деле, и это меня сразу же отрезвило.
— О, продолжай смеяться! Что случилось?
— Просто подумал, что в вашем очаровательном мире я оказался бы в тяжелой ситуации. И Артур Траммел не смог бы развернуть свою деятельность. Беби, готов поспорить, что массу людей в «Гринхейвен» помещают лжецы и другие подонки. По крайней мере, половину.
— Может быть, эта цена, которую приходится платить за цивилизацию? Хотя она того не стоит...
Я допил кофе.
— Знаешь, дорогая, я просто восхищаюсь твоим правдивым миром! Но стоит произнести всего одно слово, и его стены разрушатся. Вот попробуй сказать, что у тебя есть клиент по имени Шелл Скотт, что он в ужасающем состоянии, а ты должна его вылечить...
— Представляю! — не стала спорить Лин.
Мы помолчали, а потом сменили тему.
— Вот мы с тобой знаем, что Траммел забавлялся с маленькими девочками, — сказал я, — хотя ни один траммелит в такое не поверит. Они убеждены — Мастер не может совершить ничего дурного. Как тут быть? Нужны свидетели, люди, которые могли бы рассказать правду о Траммеле и его исцеляющих руках.
— Ты думаешь, могут быть и другие, такие, как... Фелисити?
— Могут быть даже убитые, хотя в этом я сомневаюсь. До сих пор за Траммелом не охотился ни один детектив. Но готов поспорить, Фелисити была не первой девушкой, которую он отправил в «Гринхейвен».
— Значит, все, что нам нужно сделать, — это найти их!
— Да, очень просто. А после того как отыщем — заставить заговорить. Надо знать этих траммелиток, увидеть, какие они молчаливые и как обожают этого типа! Возможно, после его смерти они станут еще большими тихонями. Кроме того, их тысячи. Найти нужных — не простая работенка. Один Траммел знал их имена. — Я помолчал, закурил сигарету и добавил: — Одно имя мне кажется известно. Бета Грин.
Я рассказал, как Бета вела себя, и Лин поинтересовалась:
— Ты думаешь поговорить с ней еще раз?
— Да, но не сейчас. Сначала в этом проклятом городе все должно немного успокоиться и остыть. Хорошо, если и Траммел немного похолодеет.
— Бета Грин, — тихо повторила Лин.
Мы провели ленивое утро и такое же послеобеденное время. Около шести я принял душ, а когда вышел из ванной комнаты, оказалось, что Лин куда-то ушла. В оставленной записке она оповестила меня, что вернется через час или два. Я почти протоптал дорожку на ковре, прислушиваясь, не вставляется ли ее ключ в замочную скважину.
— Где, черт возьми, ты была? — набросился, когда она, наконец, явилась.
— Ходила к Бете Грин.
— Черт побери, сколько раз...
Она подошла близко ко мне и улыбнулась:
— Все уже сделано. Веди себя разумно. Разве ты не хочешь услышать, что произошло?
Я хмурился еще одну минуту, затем буркнул:
— О'кей. Но я все же сержусь. Бета сказала что-нибудь?
— Ни слова! Она напугана. Я расспрашивала ее о Траммеле, о «Гринхейвене», о Диксон, обо всем. Она все отрицает, но не забывай: я хороший психиатр. Я утверждаю — она лжет.
— Ты не должна была ходить к ней, Лин. Черт, ты ведь сама сказала, что если есть место, где я в безопасности, то это здесь, в твоей квартире, в квартире психиатра, который объявил меня психом! Теперь оно стало не таким безопасным. И видишь, ничего у тебя не получилось. — Я сердито посмотрел на нее: — Что ты имела в виду, говоря, что она напугана? Тебя испугалась?
— Нет. — Лин потянула меня к кушетке. А когда мы сели, пролепетала: — Самое странное. Она услышала об этом и говорит, что все траммелиты уже оповещены. Не знаю, верит ли сама Бета в это или нет...
— Не понимаю, о чем ты говоришь?
— Ходят слухи, что через три дня произойдет воскрешение Траммела.
Глава 19
— Произойдет что? — Я вытаращил глаза. — Кто воскреснет? Не Траммел же, беби! Не представляю себе, где и когда могла зародиться такая идея!
— Похоже, среди траммелитов, — предположила Лин. — Они потрясены его смертью, и большинство из них хочет, чтобы их лидер вернулся. Конечно, принимают желаемое за действительное. Однако теперь, когда распространился такой слух, очень многие в него поверили. И будут верить, что это произойдет, пока не разочаруются.
— Полагаю, надежда постоянно живет в человеческих душах. Но интересно, как же возник такой слух? — Я помолчал, а спустя некоторое время улыбнулся Лин. — Черт, по-моему, ты готова поспорить, что Траммел не воскреснет!
На этот раз она уставилась на меня.
— Беби, боюсь, ты можешь проиграть. Эти жаждущие чуда траммелиты не разочаруются. Конечно, это не будет настоящий Артур Траммел, если только они не сумеют собрать все его куски, но что-то такое, что пастве его вполне заменит.
Она ухмыльнулась:
— Между прочим, я считаюсь психологом!
— Ну, тут мы с тобой на равных. Я считаюсь детективом. И все может быть именно так, как я думаю. Уцелевшие «наставники» постараются не упустить ситуацию из своих рук. Траммелизм — большое дело, очень доходное. И становится могущественным. Но без Траммела это будет просто еще одна секта. Если «наставники» хотят сохранить бизнес, их босс должен вернуться, и он вернется!
— Шелл, — мягко проговорила Лин, — я не понимаю, что ты имеешь в виду. Это, конечно, неосуществимо. Ты ведь знаешь, как выглядел Траммел. Он был уродом!
— Что ж, может, они отыщут какого-нибудь тощего типа, стиснут его голову тисками и... Короче, сделают так, что он будет достаточно похож на их лидера. А воскрешение, скорее всего, будет происходить темной ночью, и тощий тип с клювом, как у Траммела, выползет, восклицая: «Аллилуйя!» Кучка присутствующих прихожан не сможет как следует рассмотреть мошенника, а спустя несколько секунд его уберут. Но из уст в уста очень быстро будет передаваться: «Мастер воскрес!» Ну, как вам это, доктор Николс?
— Давай я лучше посчитаю твой пульс, мистер Скотт. Но может быть, ты и прав.
Мы пообсуждали это еще некоторое время, затем переменили тему. Последнее, что я об этом сказал, было:
— Что ж, поживем — увидим.
Долго нам ждать не пришлось.
В пятницу, на другой день после того, как я сказал: «Поживем — увидим», к нашему удивлению, слух о предстоящем воскрешении, который накануне передавался шепотом, превратился чуть ли не в громкий крик. При этом никого не смущало, что объявленный «третий день» отсчитывался, как ни странно, не с момента смерти Траммела, а с четверга, когда поползли слухи. Но это было просто несущественной мелочью по сравнению с фантазиями о том, каким грандиозным будет предстоящее событие.
Зародыш безумия и фанатизма разрастался буквально на глазах, охватывая все больше и больше людей, достигая даже самых отдаленных мест. Естественно, новость не обошла и газеты, которые не преминули посвятить небольшие заметки еще одной забавной истории.
Однако на второй день из разряда заурядных местных происшествий она стала превращаться в настоящую сенсацию, что в принципе еще как-то можно было понять. Почему бы не поговорить о чем-нибудь необычном! Естественно, не многие из миллионов читателей воспримут это всерьез.
Между тем возбуждение среди траммелитов и членов других сект и даже обычных жителей Лос-Анджелеса росло не на шутку. Вера и неистовая надежда вскоре сменили слух на исторгаемый верующими лозунг: «Траммел воскреснет!»
И хотя лихорадка охватила главным образом дураков, неуравновешенных и просто тронутых, пугало, что таких оказалось немало. Люди с невероятной легкостью поверили в патентованную ложь.
В субботу утром предстоящее событие стало в некотором роде официальным, поскольку «наставники» на полном серьезе сообщили некоторым траммелитам, что Артур Траммел возродится в воскресенье, в три часа пополудни, и даже назвали место, где это произойдет. Приблизительно я его знал — не раз тренировался там в стрельбе по мишени или по консервным банкам, поставив их у подножия скалы. Оно находилось в нескольких милях от Лос-Анджелеса, возле небольшого городка Холлис.
Трудно поверить, но газеты подхватили и эту галиматью. Не отстало от них и радио. И хотя преподносилась эта информация с юмором, тем не менее граждане были оповещены.
Мы с Лин обсуждали это.
— Для «наставников» главное, чтобы им поверили, — высказался я. — Если траммелиты уверуют, что их «пастор» воскреснет, они поверят во что угодно. Деньги потекут рекой. «Наставники» станут миллионерами.
Лин хмурилась.
— Шелл, в четверг вечером я с тобой согласилась. Твое предположение было вполне реальным и таким остается. Но не похоже, что это будет небольшое представление лишь для горстки траммелитов. И к тому же будет происходить не при свете луны.
Что-то тут не так. «Наставники» должны быть достаточно уверены в себе.
— Да, это смущает и меня. Кажется, я могу себе представить всю затею, за исключением одного — как они найдут парня, достаточно похожего на Траммела. Это невозможно, если только задуманная игра не планировалась заранее. Но если завтра им все-таки удастся выкинуть этот номер, потом уже не будет особых сложностей. «Всемогущий» сможет еще долго не появляться среди своих прихожан, и это будет легко объяснить. Можно, например, говорить, что он еще слаб. Ведь быть три дня мертвым — не пустяк, что-то да значит для человека. Тут сотни зацепок, которые они смогут использовать. Ведь у них магнитофонные записи с подлинным голосом Траммела, его речи и проповеди...
— Да, действительно похоже, что они собираются сделать попытку, — согласилась Лин.
— Должны ее сделать, иначе придется свернуть весь бизнес! Некоторое время никто не будет приближаться к поддельному Траммелу, а спустя какое-то время толпы людей воспримут его как настоящего, который всегда был с ними, даже если у него вырастет другая голова. И вот еще одна мысль: он может отрастить себе бороду. Не важно, как этот Джо Смит выглядит на самом деле, — он все равно будет Артуром Траммелом с бородой. Черт, существует масса трюков, которые можно применить. Но одно необходимо — завтра его никто не должен хорошо рассмотреть...
— Вероятно, и не допустят этого.
— Конечно. Представляю, как будут орать: «Траммел воскрес!», падать в обмороки и биться в припадках, а из гроба вдруг возьмет да и вылезет Джон Л. Льюис! [4] И все же абсолютно не могу понять, каким образом «наставники» найдут кого-нибудь, достаточно похожего на Траммела. Ведь в их распоряжении для поисков всего три дня, ну, может, четыре... Всего за... Нет, черт меня побери! — Внезапно я нашел ответ на беспокоивший, ставивший меня в тупик вопрос и заорал: — О чем мы говорим? У этих типов было вовсе не три дня, чтобы отыскать нового Траммела! У них были месяцы, годы! Столько времени, сколько хотели! Черт возьми, это же они убили его!
— Что? — воскликнула Лин.
— Ты не ослышалась. Не знаю почему. Может, «наставники» хотели какой-то остроты, может, большей славы, может, Траммел стал дурно пахнуть, но факт тот, что это они его уничтожили. Хорошенько подготовились и провернули задуманное мероприятие. Вот почему и дальше действуют так уверенно!
Все встало на свои места. Теперь многое можно было объяснить.
Траммел отнюдь не по случайному совпадению погиб именно в тот момент, когда глаза всех присутствующих были обращены на него. Убийцы хотели, чтобы запланированный ими «несчастный случай» — этот ужасный взрыв — увидели тысячи людей, чем больше, тем лучше, чтобы они стали свидетелем того, как Артура Траммела разорвало и растерзало, и чтобы знали без всяких оговорок и сомнений, что он безвозвратно, бесспорно мертв. А вот настоящее чудо произойдет, когда восстанет из гроба их новый, избранный ими «лидер», которого они, возможно, долго искали, и траммелиты его примут.
«Наставники» были чертовски близки к тому, чтобы совершить задуманное. Практически одним сомнительным моментом оставалось само воскрешение. Это было их самое слабое место, и тут как раз нужен я, чтобы им помешать.
— Вот еще что, — объяснил я Лин. — Поскольку «наставники» так быстро включились в дело, это означает, что они были к нему давно готовы, лишь ждали подходящего случая. А разве могло быть что-либо лучшее, чем вечер среды?
В воскресенье я угрожал Траммелу, затем сошел с ума. Ночью в воскресенье и в понедельник я убивал людей направо и налево, как мух, а в понедельник вечером напал на самого «Всемогущего». В это, во всяком случае, все поверили, а «наставники» хотели, чтобы люди в это поверили. Если будет доказано, что Траммел был убит, в головах множества людей это немедленно ассоциируется с именем человека, который однажды уже пытался его прикончить, то есть с моим. Во вторник вечером в шатре собрания не было. «Несчастный случай», разумеется, мог бы произойти, но тогда бы его не видели траммелиты. Вот «наставники» и воспользовались первым же шансом в среду.
С минуту я размышлял — и кого же они обвинят? Ну конечно, меня, парня, подготовленного как на заказ!
Мы уже получили газету, но у нас еще не было времени ее просмотреть. Газета лежала раскрытой на коленях Лин. Она опустила глаза, что-то прочла в ней и неожиданно сказала:
— То, что ты говоришь, пожалуй, может меня убедить, что сегодня вечером взлетит пророк.
Я рассмеялся:
— Кто?
— Какой-то сектант. Вот тут написано, что сегодня в три часа дня он поднимется в небо...
Лин указала на заметку и склонилась к моему плечу. Мы прочли ее вместе.
Какой-то «Возлюбленный пророк», главный вершитель судеб любимых чад «Царства солнца», или как там еще, объявил о своем грядущем отбытии с земли. «Возлюбленный пророк» собрался вновь улететь на солнце. «Я вернусь на солнце, откуда прибыл», — цитировала его газета.
Для меня самым интересным было то, что «Возлюбленный» уличал Артура Траммела в обмане, утверждая, что только он, единственный, умеет воскресать. Между прочим, сообщил, что сейчас пребывает в своем семнадцатом перевоплощении. А главное, в заметке говорилось, что «Возлюбленный» взлетит с того самого места, где обманщик Траммел не сумеет воскреснуть.
— Похоже, этот плутишка решил вырваться из безвестности и вызвать к себе интерес! — прокомментировал я прочитанное. — Не случайно его затея состоится точно за двадцать четыре часа до мероприятия, которое собираются осуществить «наставники». Там уже, наверное, собралось немало сектантов.
Некоторое время мы сидели молча. Лин опять забралась ко мне на колени, обняла руками за шею и сказала, тесно прижав губы к моему уху:
— Шелл, если траммелиты поверят, что их лидер вернулся, они уже никогда не станут выступать против него. Не скажут против него ни слова — ни мне, ни тебе, никому. Так что если «наставникам» это завтра удастся...
Я прервал ее, даже не подумав, какое впечатление могут произвести на нее мои слова. Просто на мгновение забыл, что хотел держать эту идею при себе, не желая, чтобы кто-то еще находился рядом, когда мои руки и ноги окажутся оторванными. В общем, выпалил так, будто уже сообщал об этом Лин раньше:
— Не забудь, дорогая, как бы хорошо у них ни получилась подделка, им обязательно придется покрыть его гримом, краской и чем-то еще, чтобы он стал похожим. А это можно будет содрать. Завтра в три часа я буду там, среди толпы, и раскрою обман. Я подниму такой шум!
Она чуть не упала в обморок. Потом вскочила и закричала:
— Ты самоубийца! Безмозглый сумасшедший!
Эта сцена продолжалась достаточно долго. Когда Лин наконец немного успокоилась, ей ничего не оставалось, как принять услышанное, несмотря на неистовые возражения и гнев, а также слезы. Однако вырвала у меня одну уступку. Заставила согласиться взять ее с собой и позволить быть рядом до последнего момента.
В два часа я сказал:
— Ну, можем уже сегодня положить начало нашей затее — пойти и посмотреть, как полетит пророк.
— Пошли!
— Кто знает, милая. Может быть, это будет забавно. И о чем нам беспокоиться? До завтра ничего не случится, и не исключено, что весь этот бордель разрушится раньше.
— Может быть, — согласилась она. — Пойду за машиной.
Это была ровная, гладкая площадка, длиной в полмили, со всех сторон окруженная разной высоты холмами. Прямо перед нами возвышалась скала, у подножия которой я стрелял по консервным банкам. Получался своего рода амфитеатр, разделенный надвое скалой. «Наставники» выбрали великолепное место!
Воронкообразная чаша была по крайней мере в два раза больше Колизея в Лос-Анджелесе, который вмещает сто тысяч зрителей. На холмах было сколько угодно мест для зрителей, желающих поглазеть на грандиозное мошенничество.
Я направил бинокль влево к городскому шоссе, которое находилось на расстоянии полумили, затем посмотрел назад. К нам от шоссе шла немощеная дорога. Она тянулась параллельно скале и уходила вправо, к маленькому городку Холлис, который отсюда не был виден. Единственное, что можно было разглядеть, — это цементный резервуар с запасом воды для Холлиса да старый заброшенный карьер.
Гроб еще не установили, однако для него или чего-то другого, что используют «наставники», канатами уже отгородили участок размером в двадцать квадратных футов, очень похожий на боксерский ринг. В самом его центре возвышалась деревянная платформа, поднимаясь над землей примерно на ярд.
Мы находились на расстоянии нескольких миль от шатра траммелитов, и мне показалось странным и нелепым, что воскрешение будет происходить не там, где «Всемогущий» умер. Но еще больше меня поразили уже собравшиеся люди.
Их было, наверное, больше тысячи. Большая часть группировалась у скалы, ближе к центру события. Мужчины и женщины были со спальными мешками, стояло несколько палаток. Шел дым от костров, на которых готовили пищу.
Я передал бинокль Лин:
— Посмотри!
Я был по-прежнему в моем черном ансамбле и пока не предпринял ничего большего для маскировки. Во-первых, я вообще мало что мог бы изменить без хирургического вмешательства, а во-вторых, просто рассчитывал, что нам повезет, мы ни на кого не наткнемся. Так и произошло. Мы пробрались сюда без труда. Однако я совершенно не представлял себе, как это удастся проделать завтра, прокладывая путь к участку, огороженному канатами. Ведь там будет толпа из тысячи мужчин и женщин.
— Ужас сколько народу! — сказала Лин. — Можно подумать, там, у подножия, что-то раздают бесплатно.
— Очень похоже! Часть толпы, наверное, состоит из «возлюбленных», но, полагаю, большинство старается занять хорошие места из-за завтрашнего зрелища. Который сейчас час?
Она лежала на животе и слегка подвинулась, чтобы посмотреть на мои часы.
— Десять минут четвертого. — Потом снова глянула в бинокль. — Вон тот тип в белом, очевидно, и есть «Возлюбленный».
Лин передала бинокль мне, и я отыскал человека в белом.
— Должен заметить, он не выглядит симпатичным.
Это действительно было так. Почему-то я рассчитывал увидеть человека ростом в шесть футов или около того, широкоплечего, крепкого, с массой ниспадающих на плечи волос, хотя не было никаких оснований представлять его именно таким. Может быть, из-за понравившихся мне слов, сказанных им в адрес Траммела?
«Возлюбленный» оказался ростом ниже людей, окружавших его, — не более пяти футов. У него были тоненькие ручки, торчащие из белой мантии, окутывавшей его до самой земли, и к тому же длиннющая седая борода.
— Странный тип, — заключил я. — Знаешь, если полетит, будет довольно неприятное зрелище, аж мурашки побегут по телу.
Лин рассмеялась:
— Увы, люди не летают.
— Да что ты? Тебе просто не приходилось видеть, — улыбнулся я. — Они все время летают. Надо только в это поверить, вот и все. Самое трудное — первый дюйм, а потом очень легко.
Она сделала мне гримасу:
— Ты сказал, что должен... что? Изучить место и наметить путь для отступления. Займись-ка этим!
Я вновь поднес к глазам бинокль и принялся тщательно изучать окружающие холмы. Программа была намечена; и это была выработанная нами общая программа. Между нами больше не существовало разногласий. Завтра Лин привезет меня сюда, высадит из машины и постарается пристроить ее где-нибудь неподалеку.
— Так, чтобы ты мог до нее добежать, — уточнила она, — разумеется, в том случае, если у тебя уцелеют ноги.
— Отлично, дорогая, — не стал я спорить. — Чтобы не беспокоиться, где оставить машину, лучше было бы прилететь на вертолете. Но, увы, среди гор не пролетишь, да и спрятаться негде.
Лин попросила у меня бинокль. Через мгновение радостно сообщила:
— Можно поставить машину за резервуаром! Со скалы меня там никто не увидит.
— Верно... Для тебя удачное местечко. Вот только одна сложность. Чтобы туда добраться, я должен уметь летать.
— Смотри! Смотри! Он машет крыльями! — закричала Лин. — То есть руками! Собирается лететь!
— Не впадай в истерику! — прикрикнул я.
Лин сдвинула бинокль, чтобы я мог посмотреть во второй окуляр. Немного повозившись, мы устроились так, что смогли оба наблюдать за происходящим.
«Возлюбленный», воздевая руки к небу и сильно раскачивая головой, по-видимому, что-то говорил, обращаясь к людям, одетым в такие же, как он, белые одежды. Он стоял на краю утеса, лицом к нам и спиной к собравшимся возлюбленным «Царства солнца». Человек двадцать в белых одеждах образовали за ним полукруг. Среди них наблюдалось какое-то движение. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы рассмотреть, что они хлопают в ладоши. Я бы многое отдал за то, чтобы еще и услышать, что при этом произносят, потому что наверняка напевали нечто таинственное. Интересно было бы послушать.
— Не похоже, что он куда-нибудь отправится, — произнесла Лин почему-то шепотом.
— И не пытается, — подтвердил я тоже шепотом. — Смотри, они хлопают в ладоши, приближая какой-то момент. Ждут сигнала. Может, солнце разверзнется? По-моему, хлопают в такт движениям его рук.
— Похоже, среди траммелитов, — предположила Лин. — Они потрясены его смертью, и большинство из них хочет, чтобы их лидер вернулся. Конечно, принимают желаемое за действительное. Однако теперь, когда распространился такой слух, очень многие в него поверили. И будут верить, что это произойдет, пока не разочаруются.
— Полагаю, надежда постоянно живет в человеческих душах. Но интересно, как же возник такой слух? — Я помолчал, а спустя некоторое время улыбнулся Лин. — Черт, по-моему, ты готова поспорить, что Траммел не воскреснет!
На этот раз она уставилась на меня.
— Беби, боюсь, ты можешь проиграть. Эти жаждущие чуда траммелиты не разочаруются. Конечно, это не будет настоящий Артур Траммел, если только они не сумеют собрать все его куски, но что-то такое, что пастве его вполне заменит.
Она ухмыльнулась:
— Между прочим, я считаюсь психологом!
— Ну, тут мы с тобой на равных. Я считаюсь детективом. И все может быть именно так, как я думаю. Уцелевшие «наставники» постараются не упустить ситуацию из своих рук. Траммелизм — большое дело, очень доходное. И становится могущественным. Но без Траммела это будет просто еще одна секта. Если «наставники» хотят сохранить бизнес, их босс должен вернуться, и он вернется!
— Шелл, — мягко проговорила Лин, — я не понимаю, что ты имеешь в виду. Это, конечно, неосуществимо. Ты ведь знаешь, как выглядел Траммел. Он был уродом!
— Что ж, может, они отыщут какого-нибудь тощего типа, стиснут его голову тисками и... Короче, сделают так, что он будет достаточно похож на их лидера. А воскрешение, скорее всего, будет происходить темной ночью, и тощий тип с клювом, как у Траммела, выползет, восклицая: «Аллилуйя!» Кучка присутствующих прихожан не сможет как следует рассмотреть мошенника, а спустя несколько секунд его уберут. Но из уст в уста очень быстро будет передаваться: «Мастер воскрес!» Ну, как вам это, доктор Николс?
— Давай я лучше посчитаю твой пульс, мистер Скотт. Но может быть, ты и прав.
Мы пообсуждали это еще некоторое время, затем переменили тему. Последнее, что я об этом сказал, было:
— Что ж, поживем — увидим.
Долго нам ждать не пришлось.
* * *
Лос-Анджелес известен своей любовью к сплетням. Однако последующие три дня — пятница, суббота и воскресенье — были самыми сумасшедшими, фантастическими и ненормальными днями, которые даже в этом городе, как мне кажется, наблюдались впервые. Это был взрыв, бомба замедленного действия.В пятницу, на другой день после того, как я сказал: «Поживем — увидим», к нашему удивлению, слух о предстоящем воскрешении, который накануне передавался шепотом, превратился чуть ли не в громкий крик. При этом никого не смущало, что объявленный «третий день» отсчитывался, как ни странно, не с момента смерти Траммела, а с четверга, когда поползли слухи. Но это было просто несущественной мелочью по сравнению с фантазиями о том, каким грандиозным будет предстоящее событие.
Зародыш безумия и фанатизма разрастался буквально на глазах, охватывая все больше и больше людей, достигая даже самых отдаленных мест. Естественно, новость не обошла и газеты, которые не преминули посвятить небольшие заметки еще одной забавной истории.
Однако на второй день из разряда заурядных местных происшествий она стала превращаться в настоящую сенсацию, что в принципе еще как-то можно было понять. Почему бы не поговорить о чем-нибудь необычном! Естественно, не многие из миллионов читателей воспримут это всерьез.
Между тем возбуждение среди траммелитов и членов других сект и даже обычных жителей Лос-Анджелеса росло не на шутку. Вера и неистовая надежда вскоре сменили слух на исторгаемый верующими лозунг: «Траммел воскреснет!»
И хотя лихорадка охватила главным образом дураков, неуравновешенных и просто тронутых, пугало, что таких оказалось немало. Люди с невероятной легкостью поверили в патентованную ложь.
В субботу утром предстоящее событие стало в некотором роде официальным, поскольку «наставники» на полном серьезе сообщили некоторым траммелитам, что Артур Траммел возродится в воскресенье, в три часа пополудни, и даже назвали место, где это произойдет. Приблизительно я его знал — не раз тренировался там в стрельбе по мишени или по консервным банкам, поставив их у подножия скалы. Оно находилось в нескольких милях от Лос-Анджелеса, возле небольшого городка Холлис.
Трудно поверить, но газеты подхватили и эту галиматью. Не отстало от них и радио. И хотя преподносилась эта информация с юмором, тем не менее граждане были оповещены.
Мы с Лин обсуждали это.
— Для «наставников» главное, чтобы им поверили, — высказался я. — Если траммелиты уверуют, что их «пастор» воскреснет, они поверят во что угодно. Деньги потекут рекой. «Наставники» станут миллионерами.
Лин хмурилась.
— Шелл, в четверг вечером я с тобой согласилась. Твое предположение было вполне реальным и таким остается. Но не похоже, что это будет небольшое представление лишь для горстки траммелитов. И к тому же будет происходить не при свете луны.
Что-то тут не так. «Наставники» должны быть достаточно уверены в себе.
— Да, это смущает и меня. Кажется, я могу себе представить всю затею, за исключением одного — как они найдут парня, достаточно похожего на Траммела. Это невозможно, если только задуманная игра не планировалась заранее. Но если завтра им все-таки удастся выкинуть этот номер, потом уже не будет особых сложностей. «Всемогущий» сможет еще долго не появляться среди своих прихожан, и это будет легко объяснить. Можно, например, говорить, что он еще слаб. Ведь быть три дня мертвым — не пустяк, что-то да значит для человека. Тут сотни зацепок, которые они смогут использовать. Ведь у них магнитофонные записи с подлинным голосом Траммела, его речи и проповеди...
— Да, действительно похоже, что они собираются сделать попытку, — согласилась Лин.
— Должны ее сделать, иначе придется свернуть весь бизнес! Некоторое время никто не будет приближаться к поддельному Траммелу, а спустя какое-то время толпы людей воспримут его как настоящего, который всегда был с ними, даже если у него вырастет другая голова. И вот еще одна мысль: он может отрастить себе бороду. Не важно, как этот Джо Смит выглядит на самом деле, — он все равно будет Артуром Траммелом с бородой. Черт, существует масса трюков, которые можно применить. Но одно необходимо — завтра его никто не должен хорошо рассмотреть...
— Вероятно, и не допустят этого.
— Конечно. Представляю, как будут орать: «Траммел воскрес!», падать в обмороки и биться в припадках, а из гроба вдруг возьмет да и вылезет Джон Л. Льюис! [4] И все же абсолютно не могу понять, каким образом «наставники» найдут кого-нибудь, достаточно похожего на Траммела. Ведь в их распоряжении для поисков всего три дня, ну, может, четыре... Всего за... Нет, черт меня побери! — Внезапно я нашел ответ на беспокоивший, ставивший меня в тупик вопрос и заорал: — О чем мы говорим? У этих типов было вовсе не три дня, чтобы отыскать нового Траммела! У них были месяцы, годы! Столько времени, сколько хотели! Черт возьми, это же они убили его!
— Что? — воскликнула Лин.
— Ты не ослышалась. Не знаю почему. Может, «наставники» хотели какой-то остроты, может, большей славы, может, Траммел стал дурно пахнуть, но факт тот, что это они его уничтожили. Хорошенько подготовились и провернули задуманное мероприятие. Вот почему и дальше действуют так уверенно!
Все встало на свои места. Теперь многое можно было объяснить.
Траммел отнюдь не по случайному совпадению погиб именно в тот момент, когда глаза всех присутствующих были обращены на него. Убийцы хотели, чтобы запланированный ими «несчастный случай» — этот ужасный взрыв — увидели тысячи людей, чем больше, тем лучше, чтобы они стали свидетелем того, как Артура Траммела разорвало и растерзало, и чтобы знали без всяких оговорок и сомнений, что он безвозвратно, бесспорно мертв. А вот настоящее чудо произойдет, когда восстанет из гроба их новый, избранный ими «лидер», которого они, возможно, долго искали, и траммелиты его примут.
«Наставники» были чертовски близки к тому, чтобы совершить задуманное. Практически одним сомнительным моментом оставалось само воскрешение. Это было их самое слабое место, и тут как раз нужен я, чтобы им помешать.
— Вот еще что, — объяснил я Лин. — Поскольку «наставники» так быстро включились в дело, это означает, что они были к нему давно готовы, лишь ждали подходящего случая. А разве могло быть что-либо лучшее, чем вечер среды?
В воскресенье я угрожал Траммелу, затем сошел с ума. Ночью в воскресенье и в понедельник я убивал людей направо и налево, как мух, а в понедельник вечером напал на самого «Всемогущего». В это, во всяком случае, все поверили, а «наставники» хотели, чтобы люди в это поверили. Если будет доказано, что Траммел был убит, в головах множества людей это немедленно ассоциируется с именем человека, который однажды уже пытался его прикончить, то есть с моим. Во вторник вечером в шатре собрания не было. «Несчастный случай», разумеется, мог бы произойти, но тогда бы его не видели траммелиты. Вот «наставники» и воспользовались первым же шансом в среду.
С минуту я размышлял — и кого же они обвинят? Ну конечно, меня, парня, подготовленного как на заказ!
Мы уже получили газету, но у нас еще не было времени ее просмотреть. Газета лежала раскрытой на коленях Лин. Она опустила глаза, что-то прочла в ней и неожиданно сказала:
— То, что ты говоришь, пожалуй, может меня убедить, что сегодня вечером взлетит пророк.
Я рассмеялся:
— Кто?
— Какой-то сектант. Вот тут написано, что сегодня в три часа дня он поднимется в небо...
Лин указала на заметку и склонилась к моему плечу. Мы прочли ее вместе.
Какой-то «Возлюбленный пророк», главный вершитель судеб любимых чад «Царства солнца», или как там еще, объявил о своем грядущем отбытии с земли. «Возлюбленный пророк» собрался вновь улететь на солнце. «Я вернусь на солнце, откуда прибыл», — цитировала его газета.
Для меня самым интересным было то, что «Возлюбленный» уличал Артура Траммела в обмане, утверждая, что только он, единственный, умеет воскресать. Между прочим, сообщил, что сейчас пребывает в своем семнадцатом перевоплощении. А главное, в заметке говорилось, что «Возлюбленный» взлетит с того самого места, где обманщик Траммел не сумеет воскреснуть.
— Похоже, этот плутишка решил вырваться из безвестности и вызвать к себе интерес! — прокомментировал я прочитанное. — Не случайно его затея состоится точно за двадцать четыре часа до мероприятия, которое собираются осуществить «наставники». Там уже, наверное, собралось немало сектантов.
Некоторое время мы сидели молча. Лин опять забралась ко мне на колени, обняла руками за шею и сказала, тесно прижав губы к моему уху:
— Шелл, если траммелиты поверят, что их лидер вернулся, они уже никогда не станут выступать против него. Не скажут против него ни слова — ни мне, ни тебе, никому. Так что если «наставникам» это завтра удастся...
Я прервал ее, даже не подумав, какое впечатление могут произвести на нее мои слова. Просто на мгновение забыл, что хотел держать эту идею при себе, не желая, чтобы кто-то еще находился рядом, когда мои руки и ноги окажутся оторванными. В общем, выпалил так, будто уже сообщал об этом Лин раньше:
— Не забудь, дорогая, как бы хорошо у них ни получилась подделка, им обязательно придется покрыть его гримом, краской и чем-то еще, чтобы он стал похожим. А это можно будет содрать. Завтра в три часа я буду там, среди толпы, и раскрою обман. Я подниму такой шум!
Она чуть не упала в обморок. Потом вскочила и закричала:
— Ты самоубийца! Безмозглый сумасшедший!
Эта сцена продолжалась достаточно долго. Когда Лин наконец немного успокоилась, ей ничего не оставалось, как принять услышанное, несмотря на неистовые возражения и гнев, а также слезы. Однако вырвала у меня одну уступку. Заставила согласиться взять ее с собой и позволить быть рядом до последнего момента.
В два часа я сказал:
— Ну, можем уже сегодня положить начало нашей затее — пойти и посмотреть, как полетит пророк.
— Пошли!
— Кто знает, милая. Может быть, это будет забавно. И о чем нам беспокоиться? До завтра ничего не случится, и не исключено, что весь этот бордель разрушится раньше.
— Может быть, — согласилась она. — Пойду за машиной.
* * *
Я опять стоял на холме с биноклем, который Лин взяла напрокат. На этот раз она была со мной. Мы устроились довольно далеко от того места, которое «наставники» выбрали для церемонии, удачно расположившись почти над ним. С помощью увеличительных стекол можно было неплохо разглядеть, где будет происходить воскрешение.Это была ровная, гладкая площадка, длиной в полмили, со всех сторон окруженная разной высоты холмами. Прямо перед нами возвышалась скала, у подножия которой я стрелял по консервным банкам. Получался своего рода амфитеатр, разделенный надвое скалой. «Наставники» выбрали великолепное место!
Воронкообразная чаша была по крайней мере в два раза больше Колизея в Лос-Анджелесе, который вмещает сто тысяч зрителей. На холмах было сколько угодно мест для зрителей, желающих поглазеть на грандиозное мошенничество.
Я направил бинокль влево к городскому шоссе, которое находилось на расстоянии полумили, затем посмотрел назад. К нам от шоссе шла немощеная дорога. Она тянулась параллельно скале и уходила вправо, к маленькому городку Холлис, который отсюда не был виден. Единственное, что можно было разглядеть, — это цементный резервуар с запасом воды для Холлиса да старый заброшенный карьер.
Гроб еще не установили, однако для него или чего-то другого, что используют «наставники», канатами уже отгородили участок размером в двадцать квадратных футов, очень похожий на боксерский ринг. В самом его центре возвышалась деревянная платформа, поднимаясь над землей примерно на ярд.
Мы находились на расстоянии нескольких миль от шатра траммелитов, и мне показалось странным и нелепым, что воскрешение будет происходить не там, где «Всемогущий» умер. Но еще больше меня поразили уже собравшиеся люди.
Их было, наверное, больше тысячи. Большая часть группировалась у скалы, ближе к центру события. Мужчины и женщины были со спальными мешками, стояло несколько палаток. Шел дым от костров, на которых готовили пищу.
Я передал бинокль Лин:
— Посмотри!
Я был по-прежнему в моем черном ансамбле и пока не предпринял ничего большего для маскировки. Во-первых, я вообще мало что мог бы изменить без хирургического вмешательства, а во-вторых, просто рассчитывал, что нам повезет, мы ни на кого не наткнемся. Так и произошло. Мы пробрались сюда без труда. Однако я совершенно не представлял себе, как это удастся проделать завтра, прокладывая путь к участку, огороженному канатами. Ведь там будет толпа из тысячи мужчин и женщин.
— Ужас сколько народу! — сказала Лин. — Можно подумать, там, у подножия, что-то раздают бесплатно.
— Очень похоже! Часть толпы, наверное, состоит из «возлюбленных», но, полагаю, большинство старается занять хорошие места из-за завтрашнего зрелища. Который сейчас час?
Она лежала на животе и слегка подвинулась, чтобы посмотреть на мои часы.
— Десять минут четвертого. — Потом снова глянула в бинокль. — Вон тот тип в белом, очевидно, и есть «Возлюбленный».
Лин передала бинокль мне, и я отыскал человека в белом.
— Должен заметить, он не выглядит симпатичным.
Это действительно было так. Почему-то я рассчитывал увидеть человека ростом в шесть футов или около того, широкоплечего, крепкого, с массой ниспадающих на плечи волос, хотя не было никаких оснований представлять его именно таким. Может быть, из-за понравившихся мне слов, сказанных им в адрес Траммела?
«Возлюбленный» оказался ростом ниже людей, окружавших его, — не более пяти футов. У него были тоненькие ручки, торчащие из белой мантии, окутывавшей его до самой земли, и к тому же длиннющая седая борода.
— Странный тип, — заключил я. — Знаешь, если полетит, будет довольно неприятное зрелище, аж мурашки побегут по телу.
Лин рассмеялась:
— Увы, люди не летают.
— Да что ты? Тебе просто не приходилось видеть, — улыбнулся я. — Они все время летают. Надо только в это поверить, вот и все. Самое трудное — первый дюйм, а потом очень легко.
Она сделала мне гримасу:
— Ты сказал, что должен... что? Изучить место и наметить путь для отступления. Займись-ка этим!
Я вновь поднес к глазам бинокль и принялся тщательно изучать окружающие холмы. Программа была намечена; и это была выработанная нами общая программа. Между нами больше не существовало разногласий. Завтра Лин привезет меня сюда, высадит из машины и постарается пристроить ее где-нибудь неподалеку.
— Так, чтобы ты мог до нее добежать, — уточнила она, — разумеется, в том случае, если у тебя уцелеют ноги.
— Отлично, дорогая, — не стал я спорить. — Чтобы не беспокоиться, где оставить машину, лучше было бы прилететь на вертолете. Но, увы, среди гор не пролетишь, да и спрятаться негде.
Лин попросила у меня бинокль. Через мгновение радостно сообщила:
— Можно поставить машину за резервуаром! Со скалы меня там никто не увидит.
— Верно... Для тебя удачное местечко. Вот только одна сложность. Чтобы туда добраться, я должен уметь летать.
— Смотри! Смотри! Он машет крыльями! — закричала Лин. — То есть руками! Собирается лететь!
— Не впадай в истерику! — прикрикнул я.
Лин сдвинула бинокль, чтобы я мог посмотреть во второй окуляр. Немного повозившись, мы устроились так, что смогли оба наблюдать за происходящим.
«Возлюбленный», воздевая руки к небу и сильно раскачивая головой, по-видимому, что-то говорил, обращаясь к людям, одетым в такие же, как он, белые одежды. Он стоял на краю утеса, лицом к нам и спиной к собравшимся возлюбленным «Царства солнца». Человек двадцать в белых одеждах образовали за ним полукруг. Среди них наблюдалось какое-то движение. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы рассмотреть, что они хлопают в ладоши. Я бы многое отдал за то, чтобы еще и услышать, что при этом произносят, потому что наверняка напевали нечто таинственное. Интересно было бы послушать.
— Не похоже, что он куда-нибудь отправится, — произнесла Лин почему-то шепотом.
— И не пытается, — подтвердил я тоже шепотом. — Смотри, они хлопают в ладоши, приближая какой-то момент. Ждут сигнала. Может, солнце разверзнется? По-моему, хлопают в такт движениям его рук.