Из-за охватившей усталости, неодолимого желания прилечь и уснуть не трудно было понять, что стимулирующее средство, которое впрыснула мне Лин, перестает действовать. Меня шатало, движения замедлились, я споткнулся и упал на землю. Некоторое время лежал, распростершись лицом вниз, чувствуя, как все мои мышцы дрожат. Однако звук сирены, раздавшийся совсем близко, заставил подняться.
Наконец выбрался на какую-то узкую тропинку, но в изнеможении прошел слишком далеко, пропустив пригорок, который искал. Однако все-таки знал, где нахожусь, поскольку недавно крался здесь за Вулфом под дождем. За моей спиной склон горы поднимался вверх. Я повернул назад. У меня не было сомнений, что Вулф тогда нес человеческое тело. И насколько помнил — нес его легко, хотя сам не был крупным мужчиной. Тело, должно быть, было небольшим и легким. Скорее всего — женщины.
Пробираясь под деревьями по сырой земле, неожиданно я дошел до нужного места. Луч фонарика осветил небольшое, в несколько ярдов, расчищенное пространство и приглаженную, ровную поверхность могилы. Это был небольшой клочок, примерно шести футов в длину и двух в ширину, прикрытый черной свежевскопанной землей. А вокруг этого места все было плотно утрамбовано.
И хотя дождь прекратился, с деревьев с легким шорохом продолжали падать капли, чавкало под ногами, было отвратительно мокро. Установив фонарик так, чтобы луч освещал нужное мне место, в полном изнеможении и одновременно со все нарастающим чувством отвращения я принялся копать. Лопата коснулась чего-то мягкого, совсем не глубоко зарытого. Отбросив ее, я опустился на колени и начал разгребать влажную землю руками.
Как я и ожидал, это было тело. Как предполагал — тело женщины. Прежде чем очистить с него грязь, я пододвинул фонарь к краю могилы, так чтобы свет падал прямо в яму. Двигаться мне было трудно. Руки и ноги стали тяжелыми, дыхание с шумом вырывалось из открытого рта. Я подождал немного, будто теперь, когда оказался так близко к цели, расхотел увидеть то, что искал, но все же погрузил руки в землю, обхватил труп за плечи и подтянул к себе. В тусклом свете, падающем на него, какое-то время наблюдал, как с головы медленно сползают куски грязи. Это выглядело ужасно, словно от костей отходило мясо. Наконец разглядел лицо.
Я с силой отпихнул от себя труп. Он упал с легким стуком, при этом голова его странно склонилась в сторону, так что засыпанные землей глаза, казалось, уставились на меня.
Наверное, около минуты я неподвижно стоял на коленях. Затем, закрыв глаза и прижав их ладонями, заставил себя вспомнить все с того момента, когда последовал сюда за Вулфом.
Я ехал за ним. Потом подкрался сюда. Да, все происходило именно так! Он похоронил тело и вернулся в «Гринхейвен». Там я беседовал с Хантом, затем с Вулфом. Еще видел какую-то незнакомую сестру, потом сестру Диксон. Я выстрелил Вулфу в голову, потерял сознание от сильнодействующего лекарства, пришел в себя уже в присутствии полиции и очаровательной Лин. Они стояли вокруг меня. После этого убежал, вновь пробрался сюда. И все это время тело, похороненное Вулфом, находилось здесь, в земле.
Конечно, все происходило именно так! И если я в своем уме, то никак не мог видеть раньше женщину, лежащую теперь передо мной в могиле. Вероятно, какая-то ошибка, галлюцинация, злая шутка затуманенного воображения.
С силой тряхнув головой, я снова открыл глаза. Все осталось по-прежнему. Это была она!
Глава 11
Глава 12
Наконец выбрался на какую-то узкую тропинку, но в изнеможении прошел слишком далеко, пропустив пригорок, который искал. Однако все-таки знал, где нахожусь, поскольку недавно крался здесь за Вулфом под дождем. За моей спиной склон горы поднимался вверх. Я повернул назад. У меня не было сомнений, что Вулф тогда нес человеческое тело. И насколько помнил — нес его легко, хотя сам не был крупным мужчиной. Тело, должно быть, было небольшим и легким. Скорее всего — женщины.
Пробираясь под деревьями по сырой земле, неожиданно я дошел до нужного места. Луч фонарика осветил небольшое, в несколько ярдов, расчищенное пространство и приглаженную, ровную поверхность могилы. Это был небольшой клочок, примерно шести футов в длину и двух в ширину, прикрытый черной свежевскопанной землей. А вокруг этого места все было плотно утрамбовано.
И хотя дождь прекратился, с деревьев с легким шорохом продолжали падать капли, чавкало под ногами, было отвратительно мокро. Установив фонарик так, чтобы луч освещал нужное мне место, в полном изнеможении и одновременно со все нарастающим чувством отвращения я принялся копать. Лопата коснулась чего-то мягкого, совсем не глубоко зарытого. Отбросив ее, я опустился на колени и начал разгребать влажную землю руками.
Как я и ожидал, это было тело. Как предполагал — тело женщины. Прежде чем очистить с него грязь, я пододвинул фонарь к краю могилы, так чтобы свет падал прямо в яму. Двигаться мне было трудно. Руки и ноги стали тяжелыми, дыхание с шумом вырывалось из открытого рта. Я подождал немного, будто теперь, когда оказался так близко к цели, расхотел увидеть то, что искал, но все же погрузил руки в землю, обхватил труп за плечи и подтянул к себе. В тусклом свете, падающем на него, какое-то время наблюдал, как с головы медленно сползают куски грязи. Это выглядело ужасно, словно от костей отходило мясо. Наконец разглядел лицо.
Я с силой отпихнул от себя труп. Он упал с легким стуком, при этом голова его странно склонилась в сторону, так что засыпанные землей глаза, казалось, уставились на меня.
Наверное, около минуты я неподвижно стоял на коленях. Затем, закрыв глаза и прижав их ладонями, заставил себя вспомнить все с того момента, когда последовал сюда за Вулфом.
Я ехал за ним. Потом подкрался сюда. Да, все происходило именно так! Он похоронил тело и вернулся в «Гринхейвен». Там я беседовал с Хантом, затем с Вулфом. Еще видел какую-то незнакомую сестру, потом сестру Диксон. Я выстрелил Вулфу в голову, потерял сознание от сильнодействующего лекарства, пришел в себя уже в присутствии полиции и очаровательной Лин. Они стояли вокруг меня. После этого убежал, вновь пробрался сюда. И все это время тело, похороненное Вулфом, находилось здесь, в земле.
Конечно, все происходило именно так! И если я в своем уме, то никак не мог видеть раньше женщину, лежащую теперь передо мной в могиле. Вероятно, какая-то ошибка, галлюцинация, злая шутка затуманенного воображения.
С силой тряхнув головой, я снова открыл глаза. Все осталось по-прежнему. Это была она!
Глава 11
На открытой ровной местности земля слегка дымилась под лучами солнца. На ней образовывались трещины, были видны чьи-то следы. Множество маленьких человеческих фигурок танцевали и вертелись вокруг. От их движений вверх поднимались извивающиеся ленты пыли. Фигурки были какие-то странные, с тонкими изогнутыми телами и огромными головами. И все монотонно смеялись, раскрывая огромные рты.
А еще я видел себя с гротескной, шарообразной головой на болтающемся, как веревка, теле. Я один оставался неподвижным и наблюдал за остальными откуда-то с площадки и с другого места, отдаленного, находящегося где-то наверху. И их всех, и себя мне было видно очень хорошо. Они крутились, хохотали, указывали на меня пальцем. Знакомые все лица! Здесь была Лин, смеющаяся и подмигивающая, Джо Перрайн, Артур Траммел, который орал и проповедовал, насмехаясь надо мной, была и сжимающая лоскут мексиканской ткани Олив Фейрвезер, и миссис Гиффорд с дрожащим, как желе, подбородком, появилась Фелисити, смеющаяся и плачущая одновременно.
Там были все, за исключением сестры Диксон. Но вся эта картина виделась мне сквозь какое-то огромное прозрачное лицо, заполняющее небо. Это было уродливое, костлявое лицо со скулами, выпирающими из-под туго натянутой кожи, и большим черным родимым пятном на щеке, расползающимся, как мягкий круглый слизняк. Какое-то жидкое лицо, мерцающее, тающее, все время меняющее форму.
Я бросился бежать, но не от тех танцующих, а именно от этого лица. И вдруг упал, покатился по земле. Но в этот момент проснулся и с облегчением понял, что видел сон.
Солнце светило и пригревало меня сквозь ветви деревьев. Я лежал на расчищенном участке, весь в грязи, окоченевший и скрюченный.
Усталые, онемевшие мускулы еще оставались скованными, но я уже твердо знал, что видел сон, а теперь уже не сплю. Однако то лицо все еще было передо мной. Оно таяло, мерцало, расплывалось перед глазами. Я мог даже различить черные волоски, торчащие из родинки. Лицо сначала раздувалось до огромных размеров, затем уменьшилось и наконец исчезло совсем.
Спросонья мозг мой работал слабо, поэтому я довольно долго тупо смотрел на мертвое лицо сестры Диксон. Оно было неподвижным, не шевелилось, не таяло, не просвечивало. Теперь оно было абсолютно реальным. Я видел его резкие, испачканные кровью черты, раздвоенный подбородок, засыпанные землей глазницы. Грязь в них засохла и отвердела.
Я лежал на животе, повернувшись лицом к могиле. Тело сестры Диксон как бы наполовину высунулось из нее. Одна рука была подвернута и придавлена теперь уже окаменевшим корпусом, а другая тянулась вперед. Казалось, она пыталась выбраться из земли и в этот момент замерзла.
Я вспомнил последние минуты, когда был в сознании, как впервые увидел лицо Диксон. Вроде бы отбросил труп от себя, потом снова взял за плечи и с недоверием стал вглядываться в безжизненные черты. Наконец оставил его в могиле и отполз на несколько футов. Я был уверен, что следовал за Вулфом именно сюда, слышал, как он ее зарывал. Но ведь после этого я видел, как Диксон влетела в его кабинет в «Гринхейвене»! Спустя пару минут после этого я убил Вулфа. Отлично помнил, что убил его. Прекрасно сознавал это, хотя меня охватывали усталость и непреодолимый сон. Теперь восстановил все точно.
Внезапно, помимо усталости, я ощутил нарастающее чувство голода. Солнце начало двигаться на запад. Очевидно, я проспал не менее двенадцати часов. С трудом поднялся на ноги. Колени были мокрыми, но я стоял выпрямившись. Повернувшись спиной к застывшему трупу, потянулся, стараясь разогнать ноющую боль, которую чувствовал во всем теле. Затем спихнул покойную мисс Диксон в могилу, забросал ее землей и поспешил убраться ко всем чертям.
Я шел по дороге и думал о докторе Вулфе и мисс Диксон. И вскоре, припомнив отдельные факты, сделал вполне здравый вывод. Должен существовать кто-то третий, кто-то живой — мужчина или женщина. Этот человек может ответить на все вопросы. Он должен знать, где находился Вулф около одиннадцати тридцати прошлой ночью, когда я следовал за ним под дождем. Он должен был знать, что сделал Вулф и почему.
Мой «кадиллак» раскалился под солнцем, как палка стриптизерши, поэтому я не сел в машину, а побрел дальше, пока не дошел до довольно отдаленной автозаправочной станции. Там, в туалете, как мог счистил с себя грязь, подозвал служащего и попросил его пригнать мой автомобиль, заняться им.
Сам же вошел в помещение станции. Полицейские полностью очистили мои карманы. Вынули и все деньги. Однако под прилавком я обнаружил частный телефон, снял трубку и вызвал оператора. Затем назвал номер телефона в городской ратуше Лос-Анджелеса. А когда мне ответили, произнес низким голосом:
— Говорит сержант Бентон. Кто у телефона?
— Это Джун. Привет, Том! Что тебе нужно?
Я знал Джун, и она немного знала меня, поэтому старался говорить басом:
— Я сейчас в Роли, Джун. Занимаюсь одним мерзким преступлением. Это место называется «Гринхейвен», ну, ты знаешь, где Скотт учинил драку.
— Да, ну и что?
— Посмотри для меня все вчерашние звонки из «Гринхейвена» с восьми вечера, ну, скажем, до двух ночи. И еще мне нужно также знать, откуда звонили в «Гринхейвен».
— Перезвонить тебе?
— Нет. Меня здесь не будет. Я сам позвоню через полчаса, о'кей?
— Конечно, Том! Постараюсь все выяснить к этому времени. «Гринхейвен», так?
— Так. А что ты думаешь об этом Скотте? Правда, забавно?
— Так и должно было быть. Я всегда считала, что он немного не в себе. — Она рассмеялась. — На этот раз сорвался. Верно, Том?
— Да, на этот раз точно определился. — Я повесил трубку и отошел от телефона.
Вернувшись через тридцать минут, снова позвонил Джун. Она сообщила, что за интересующее меня время из «Гринхейвена» было всего четыре звонка. Два с номера главного психиатра Ларчмонт 8-44-26 и два с телефона доктора Фрэнка Вулфа — Ларчмонт 8-44-29.
Я поспешно записал время звонков, протараторенное Джун, опасаясь, как бы она не догадалась, что с ней говорит не Бентон. Ведь номер, с которого я звонил, тоже могли зафиксировать. Нетрудно представить, какая бы поднялась суматоха.
С телефона Вулфа звонили в девять тридцать и в девять сорок. Потом, пока он рыл могилу, и позже, когда вернулся, его аппарат молчал. Я выругался. Моя великолепная идея ничего не дала. Значит, она и не была такой уж великолепной.
— А куда звонили из кабинета главного психиатра?
— В департамент полиции, в Роли. Оба звонка.
— С телефона Вулфа?
Я просто задавал те вопросы, которые, как считал, должен был задать Бентон. И тут вспомнил, что около девяти двадцати или немного позже я уже был в смирительной рубашке и почти убит. Из его кабинета звонили примерно в это время. Один раз до попытки меня убить, второй — возможно, позже. Только не знал, значит ли это что-нибудь.
— Оба раза звонили в Девенпорт, по номеру, принадлежащему Артуру Траммелу, — ответила Джун.
Я так долго молчал, уставившись на телефонный аппарат, что она дважды меня окликнула:
— Том!
Наконец вышел из оцепенения, быстро поблагодарил ее и повесил трубку. Потом еще постоял с минуту на месте. Мозги мои вертелись, как зад танцора, пристукивающего каблуками.
Посмотрев на служащего станции, который топтался снаружи, я взял телефонную книгу. Машина моя уже стояла на улице, а служащий хмурился, поглядывая в мою сторону. Наверняка ему не нравилось, что я пользовался его частным телефоном, но мне все равно было необходимо еще раз позвонить. С сегодняшнего вечера я собирался стать траммелитом, поэтому мне требовалась кое-какая информация. Я искал номер телефона Рэндолфа Ханта.
Мне ответил мягкий, хрипловатый шепот, я понял, что трубку подняла Джо, искательница развлечений. После некоторого бессвязного диалога она сообщила, что Хант прибыл домой посреди ночи и рассказал ей, что видел меня. Но кто бы что ни говорил, она, Джо, не верит, что я маньяк, хотя газеты полны об этом сообщений. Между прочим, кое-что скверное успел уже сказать и Артур Траммел.
Я прервал ее:
— Могу себе представить, беби! У меня проблема, и она как раз связана с Траммелом. Мне нужно узнать все возможное о нем и его секте, все подробности, как она действует. Но, к сожалению, сейчас не могу свободно бродить по улицам средь белого дня, а ты и твой дядя единственные люди, не считающие меня безумцем. Можно нам как-то встретиться всем вместе? Мне необходимо как следует побеседовать с твоим дядей.
— Где ты находишься? — поинтересовалась Джо.
— Сейчас прямо... как раз застрял... на автозаправочной станции. — Я глянул на служащего за окном. — Но мне нужно отсюда уйти. Там парень слишком настойчиво таращит на меня глаза.
Это было правдой.
— Сейчас попрошу дядю за тобой подъехать. — Джо рассмеялась. — Он тоже не считает тебя сумасшедшим. Говорит, ты и вполовину не такой сумасшедший, как он.
Мы договорились о месте встречи, примерно в двух кварталах от заправочной станции. Я вышел из здания. А спустя двадцать минут уже стоял в нескольких футах от дороги, в зарослях колючего кустарника, и выглядел при этом, полагаю, довольно странно.
Наконец показалась длинная черная иностранная машина с белыми шинами и массой хромированных деталей. У нее были чудовищно большие фары, как, впрочем, и все остальное. Машина мчалась по шоссе, словно локомотив.
Такая машина не могла принадлежать никому, кроме Рэнди Ханта. А когда промчалась мимо, притормозила в следующем квартале, развернулась и поехала назад, я понял, что вел ее он. Да, это был Рэнди Хант.
Механический монстр вновь пролетел мимо меня еще на полквартала и только там остановился. Я бросился к нему. Из окна вылез блестящий лысый череп.
— Где ты, мальчик? Ты здесь? Эй! — закричал Хант и, увидев, как я продираюсь через кусты, расплылся в улыбке. — Прыгай назад, сынок!
Я залез в машину. Колеса заскрежетали, внезапный рывок бросил меня прямо на Джо Перрайн.
О, это была езда! Я не имел представления о том, куда мы едем, но был почти уверен, что живыми никуда не доберемся. Особенно на поворотах.
Мы почти не разговаривали. Первое, что я произнес, обращаясь к Джо, было:
— Извините!
Она ответила:
— Ничего!
Потом я снова сказал:
— Ой, извините!
А она воскликнула:
— Фу ты, черт!
Затем умолкла и только тихонько посмеивалась. К тому моменту, как машина свернула с дороги и заскрипели тормоза, мы были уже лучшими друзьями.
— Готово! — сказал Рэнди, оборачиваясь с переднего сиденья. Он остановил машину перед бревенчатым зданием, напоминавшим вигвам индейцев племени калнева. — Вот моя хижина!
Я продолжал сидеть в машине.
— Ну, выходите! — скомандовала Джо.
— Да, конечно, — отреагировал я, оставаясь на месте. Мне требовалось время, чтобы прийти в себя.
Она улыбнулась, что-то пробормотала, потом перелезла через меня и выскочила из машины.
Когда я вошел в хижину, в нос ударил запах жареного мяса.
Мы устроились с Рэнди в гостиной перед каменным очагом. Джо удалилась на кухню и занялась приготовлением чего-то, что должно было спасти меня от голодной смерти.
Комната была очень большой, со стенами из обыкновенных сосновых досок. На полу из какого-то темного дерева с отверстиями от выпавших сучков, перед очагом, лежала шкура белого медведя.
Рэнди выглядел блистательно в белых фланелевых брюках, спортивной рубашке всех цветов палитры художника и пиджаке цвета близкого к лиловому. Никак иначе его не назовешь.
— Рэнди, как вам удалось так быстро уехать вчера ночью? — задал я первый вопрос.
— После нашего разговора я начал думать об Олив, — объяснил он. — Как она там одна? Поэтому сразу встал и уехал. Моя машина стояла на улице, за полквартала оттуда.
— Вы видели мисс Диксон?
— Нет. А ты ее видел? Ну, что она?
— Она мертва.
Хант наклонился вперед, лицо его стало серьезным.
— Что ты сказал?
— Она убита. Видел ее размозженную макушку. — Помолчав несколько секунд, я добавил: — Рэнди, вы единственный человек, с которым я могу говорить и который может дать мне нужную информацию. Полагаю, вы представляете мое положение?
— Только из газет, сынок. Этого, конечно, недостаточно. Я им не верю.
— Спасибо. Большую часть случившегося, как мне кажется, я могу объяснить. — И я рассказал ему, что произошло после нашего с ним разговора, подчеркнув при этом главное: — Я застрелил Вулфа, потому что он намеревался меня убить. А сейчас, Рэнди, мне нужна любая информация о Траммеле и его действиях. Важно абсолютно все, что вы можете сказать.
Он нахмурился:
— Ну, я не знаю многого. Вот Олив — настоящая, что называется, траммелитка. Знает там все. Но опишу, что сам видел.
И он подробно рассказал о своей первой встрече с Олив на одном из собраний траммелитов, куда отправился скорее из любопытства, чем по какой-либо другой причине, — просто в поисках развлечения.
— Но сделать это стоило. Точно, — продолжил Хант. — Никогда не видел ничего подобного! Те еще сборища! И скажу тебе, сынок, что они действительно возбуждают. Этот Траммел может говорить как никто. Никогда раньше не слышал, чтобы так говорили. Люди просто катались между рядами и кричали, я сам был готов кататься.
— И чем же достигается такое возбуждение, Рэнди? Никогда не наблюдал ничего подобного. Траммел, что, нашел новый путь к небесам?
— Ну, честно говоря, сынок, не знаю. Чтобы понять, надо это пережить. Может, на разных людей и действует по-разному. Меня поразило, как он говорил о грехе, о том, сколько существует способов согрешить и что совершать греховные поступки ужасно. И говорил так, что я начал так же думать. Некоторые его пассажи звучали прекрасно, он целиком овладевал аудиторией, так что уже казалось, люди были не в состоянии мыслить самостоятельно. — Хант хихикнул.
Я тоже улыбнулся:
— Представляю себе этого типа, Рэнди. Значит, он впечатляет?
— Да! Стоит там на возвышении и вещает так, что, если бы из его рта вырвались пламя и дым, людей бы и это не очень удивило. Если его послушать, то каждая душа в этой толпе обречена попасть в ад. — Он пожал плечами. — Ну, я сидел рядом с Олив в тот первый раз, она вроде внимательно слушала, но все же мне удалось с ней заговорить. А когда проповедь в шатре закончилась, мы вместе отправились в так называемую «Комнату истины».
— Вроде видел. Это такое низкое темное здание?
— Правильно. Недалеко от шатра. Свет там был выключен, мы с Олив сидели рядом, и это было даже еще более возбуждающе, чем в шатре. Я, сказать тебе правду, разгорелся, как утюг. С этого вечера мы начали встречаться.
Я покосился на него:
— И что за действо там устраивает Траммел? Вы сказали, что свет был погашен?
— Да. Он начинает говорить, а свет медленно гаснет, так чтобы вы могли полностью сосредоточиться на истинах, которые он изрекает. Вообще-то, честно говоря, я не очень вникал в то, что он болтал.
Кое-что из рассказа Рэнди меня заинтересовало.
— И сколько времени продолжается проповедь в шатре?
— Начинается в восемь и кончается где-то около девяти.
— А в этой «Комнате истины», куда он направляется затем? Сколько времени находится там?
— Не знаю точно, полагаю, тоже около часа.
Грубо рассчитав, я решил, что все это длилось до десяти вечера. Как раз в это время Вулф звонил Траммелу. Но если Траммел был занят, делясь своими познаниями истины, то с кем же он тогда разговаривал?
Вошла Джо, принесла поднос, на котором стояла еда и лежала пачка газет. Поднос она поставила мне на колени, а газеты бросила рядом на пол. Затем уселась, поджав ноги, на медвежью шкуру.
Я впился зубами в бифштекс, в то время как Рэнди продолжал вспоминать какие-то подробности из увиденного и услышанного на проповедях Траммела. Когда я покончил с едой, Джо унесла поднос на кухню.
— К сожалению, я начисто забыл спросить Олив о том, кто работал вместе с Дикси, — признался Хант. — Но могу поехать в город и привезти ее, если ты считаешь, что это может тебе помочь.
— Было бы не вредно! Кстати, как долго она находилась в «Гринхейвене», когда вы отвезли ее туда в первый раз?
— Приехали вечером, а на следующий вечер уехали.
Это было несколько необычно. Большинство тех, кто делает подпольные аборты, заставляет своих пациентов уходить через полчаса или час после операции. В «Гринхейвене» явно осторожничали, не хотели, чтобы кто-нибудь видел, как пациент приезжает и уезжает.
— Мне пригодится все, что Олив сможет добавить к вашему рассказу, Рэнди. Не думаю, что Диксон была связана с Вулфом. Скорее с кем-то еще. Мне нужен человек, который мог бы ответить на вопросы. Ведь эти оба мертвы.
Он почесал затылок, затем встал со стула.
— Похоже, что ты здорово влип, сынок. О'кей, поездка не займет много времени. Ты знаешь, я езжу быстро.
Мне пришлось улыбнуться. Хант пошел к выходу, но остановился и повернулся ко мне.
— Эй, а какой у тебя размер? — спросил неожиданно. — То, что сейчас на тебе надето, может только пугать ворон.
Действительно, моя одежда была в плачевном состоянии. Я пытался придумать, как расплатиться за новую, поскольку был без денег и не мог выписать чек, но он догадался о моих затруднениях.
— Гром и молния! Мальчик, перестань беспокоиться о деньгах! Нечего сыпать песок на песчаном берегу. Я просто чрезмерно богат. И с годами, сынок, получаю денег все больше и больше. На тот свет их с собой не возьмешь, а если бы и можно было взять, то что с ними делать там? — Довольный, Рэнди рассмеялся. — Когда свалюсь замертво, правительство все равно заберет все до последнего цента и использует на покупку масла или на строительство плотин в пустыне. Ну, так какой у тебя размер?
Я назвал. Через пять минут он исчез, предварительно показав мне, где находится выложенная плиткой душевая, и выдав халат, сшитый, возможно, из золотых самородков. Раздеваясь, я услышал знакомый скрип резиновых шин. Мне было интересно, уехала ли вместе с ним Джо?
А еще я видел себя с гротескной, шарообразной головой на болтающемся, как веревка, теле. Я один оставался неподвижным и наблюдал за остальными откуда-то с площадки и с другого места, отдаленного, находящегося где-то наверху. И их всех, и себя мне было видно очень хорошо. Они крутились, хохотали, указывали на меня пальцем. Знакомые все лица! Здесь была Лин, смеющаяся и подмигивающая, Джо Перрайн, Артур Траммел, который орал и проповедовал, насмехаясь надо мной, была и сжимающая лоскут мексиканской ткани Олив Фейрвезер, и миссис Гиффорд с дрожащим, как желе, подбородком, появилась Фелисити, смеющаяся и плачущая одновременно.
Там были все, за исключением сестры Диксон. Но вся эта картина виделась мне сквозь какое-то огромное прозрачное лицо, заполняющее небо. Это было уродливое, костлявое лицо со скулами, выпирающими из-под туго натянутой кожи, и большим черным родимым пятном на щеке, расползающимся, как мягкий круглый слизняк. Какое-то жидкое лицо, мерцающее, тающее, все время меняющее форму.
Я бросился бежать, но не от тех танцующих, а именно от этого лица. И вдруг упал, покатился по земле. Но в этот момент проснулся и с облегчением понял, что видел сон.
Солнце светило и пригревало меня сквозь ветви деревьев. Я лежал на расчищенном участке, весь в грязи, окоченевший и скрюченный.
Усталые, онемевшие мускулы еще оставались скованными, но я уже твердо знал, что видел сон, а теперь уже не сплю. Однако то лицо все еще было передо мной. Оно таяло, мерцало, расплывалось перед глазами. Я мог даже различить черные волоски, торчащие из родинки. Лицо сначала раздувалось до огромных размеров, затем уменьшилось и наконец исчезло совсем.
Спросонья мозг мой работал слабо, поэтому я довольно долго тупо смотрел на мертвое лицо сестры Диксон. Оно было неподвижным, не шевелилось, не таяло, не просвечивало. Теперь оно было абсолютно реальным. Я видел его резкие, испачканные кровью черты, раздвоенный подбородок, засыпанные землей глазницы. Грязь в них засохла и отвердела.
Я лежал на животе, повернувшись лицом к могиле. Тело сестры Диксон как бы наполовину высунулось из нее. Одна рука была подвернута и придавлена теперь уже окаменевшим корпусом, а другая тянулась вперед. Казалось, она пыталась выбраться из земли и в этот момент замерзла.
Я вспомнил последние минуты, когда был в сознании, как впервые увидел лицо Диксон. Вроде бы отбросил труп от себя, потом снова взял за плечи и с недоверием стал вглядываться в безжизненные черты. Наконец оставил его в могиле и отполз на несколько футов. Я был уверен, что следовал за Вулфом именно сюда, слышал, как он ее зарывал. Но ведь после этого я видел, как Диксон влетела в его кабинет в «Гринхейвене»! Спустя пару минут после этого я убил Вулфа. Отлично помнил, что убил его. Прекрасно сознавал это, хотя меня охватывали усталость и непреодолимый сон. Теперь восстановил все точно.
Внезапно, помимо усталости, я ощутил нарастающее чувство голода. Солнце начало двигаться на запад. Очевидно, я проспал не менее двенадцати часов. С трудом поднялся на ноги. Колени были мокрыми, но я стоял выпрямившись. Повернувшись спиной к застывшему трупу, потянулся, стараясь разогнать ноющую боль, которую чувствовал во всем теле. Затем спихнул покойную мисс Диксон в могилу, забросал ее землей и поспешил убраться ко всем чертям.
Я шел по дороге и думал о докторе Вулфе и мисс Диксон. И вскоре, припомнив отдельные факты, сделал вполне здравый вывод. Должен существовать кто-то третий, кто-то живой — мужчина или женщина. Этот человек может ответить на все вопросы. Он должен знать, где находился Вулф около одиннадцати тридцати прошлой ночью, когда я следовал за ним под дождем. Он должен был знать, что сделал Вулф и почему.
Мой «кадиллак» раскалился под солнцем, как палка стриптизерши, поэтому я не сел в машину, а побрел дальше, пока не дошел до довольно отдаленной автозаправочной станции. Там, в туалете, как мог счистил с себя грязь, подозвал служащего и попросил его пригнать мой автомобиль, заняться им.
Сам же вошел в помещение станции. Полицейские полностью очистили мои карманы. Вынули и все деньги. Однако под прилавком я обнаружил частный телефон, снял трубку и вызвал оператора. Затем назвал номер телефона в городской ратуше Лос-Анджелеса. А когда мне ответили, произнес низким голосом:
— Говорит сержант Бентон. Кто у телефона?
— Это Джун. Привет, Том! Что тебе нужно?
Я знал Джун, и она немного знала меня, поэтому старался говорить басом:
— Я сейчас в Роли, Джун. Занимаюсь одним мерзким преступлением. Это место называется «Гринхейвен», ну, ты знаешь, где Скотт учинил драку.
— Да, ну и что?
— Посмотри для меня все вчерашние звонки из «Гринхейвена» с восьми вечера, ну, скажем, до двух ночи. И еще мне нужно также знать, откуда звонили в «Гринхейвен».
— Перезвонить тебе?
— Нет. Меня здесь не будет. Я сам позвоню через полчаса, о'кей?
— Конечно, Том! Постараюсь все выяснить к этому времени. «Гринхейвен», так?
— Так. А что ты думаешь об этом Скотте? Правда, забавно?
— Так и должно было быть. Я всегда считала, что он немного не в себе. — Она рассмеялась. — На этот раз сорвался. Верно, Том?
— Да, на этот раз точно определился. — Я повесил трубку и отошел от телефона.
Вернувшись через тридцать минут, снова позвонил Джун. Она сообщила, что за интересующее меня время из «Гринхейвена» было всего четыре звонка. Два с номера главного психиатра Ларчмонт 8-44-26 и два с телефона доктора Фрэнка Вулфа — Ларчмонт 8-44-29.
Я поспешно записал время звонков, протараторенное Джун, опасаясь, как бы она не догадалась, что с ней говорит не Бентон. Ведь номер, с которого я звонил, тоже могли зафиксировать. Нетрудно представить, какая бы поднялась суматоха.
С телефона Вулфа звонили в девять тридцать и в девять сорок. Потом, пока он рыл могилу, и позже, когда вернулся, его аппарат молчал. Я выругался. Моя великолепная идея ничего не дала. Значит, она и не была такой уж великолепной.
— А куда звонили из кабинета главного психиатра?
— В департамент полиции, в Роли. Оба звонка.
— С телефона Вулфа?
Я просто задавал те вопросы, которые, как считал, должен был задать Бентон. И тут вспомнил, что около девяти двадцати или немного позже я уже был в смирительной рубашке и почти убит. Из его кабинета звонили примерно в это время. Один раз до попытки меня убить, второй — возможно, позже. Только не знал, значит ли это что-нибудь.
— Оба раза звонили в Девенпорт, по номеру, принадлежащему Артуру Траммелу, — ответила Джун.
Я так долго молчал, уставившись на телефонный аппарат, что она дважды меня окликнула:
— Том!
Наконец вышел из оцепенения, быстро поблагодарил ее и повесил трубку. Потом еще постоял с минуту на месте. Мозги мои вертелись, как зад танцора, пристукивающего каблуками.
Посмотрев на служащего станции, который топтался снаружи, я взял телефонную книгу. Машина моя уже стояла на улице, а служащий хмурился, поглядывая в мою сторону. Наверняка ему не нравилось, что я пользовался его частным телефоном, но мне все равно было необходимо еще раз позвонить. С сегодняшнего вечера я собирался стать траммелитом, поэтому мне требовалась кое-какая информация. Я искал номер телефона Рэндолфа Ханта.
Мне ответил мягкий, хрипловатый шепот, я понял, что трубку подняла Джо, искательница развлечений. После некоторого бессвязного диалога она сообщила, что Хант прибыл домой посреди ночи и рассказал ей, что видел меня. Но кто бы что ни говорил, она, Джо, не верит, что я маньяк, хотя газеты полны об этом сообщений. Между прочим, кое-что скверное успел уже сказать и Артур Траммел.
Я прервал ее:
— Могу себе представить, беби! У меня проблема, и она как раз связана с Траммелом. Мне нужно узнать все возможное о нем и его секте, все подробности, как она действует. Но, к сожалению, сейчас не могу свободно бродить по улицам средь белого дня, а ты и твой дядя единственные люди, не считающие меня безумцем. Можно нам как-то встретиться всем вместе? Мне необходимо как следует побеседовать с твоим дядей.
— Где ты находишься? — поинтересовалась Джо.
— Сейчас прямо... как раз застрял... на автозаправочной станции. — Я глянул на служащего за окном. — Но мне нужно отсюда уйти. Там парень слишком настойчиво таращит на меня глаза.
Это было правдой.
— Сейчас попрошу дядю за тобой подъехать. — Джо рассмеялась. — Он тоже не считает тебя сумасшедшим. Говорит, ты и вполовину не такой сумасшедший, как он.
Мы договорились о месте встречи, примерно в двух кварталах от заправочной станции. Я вышел из здания. А спустя двадцать минут уже стоял в нескольких футах от дороги, в зарослях колючего кустарника, и выглядел при этом, полагаю, довольно странно.
Наконец показалась длинная черная иностранная машина с белыми шинами и массой хромированных деталей. У нее были чудовищно большие фары, как, впрочем, и все остальное. Машина мчалась по шоссе, словно локомотив.
Такая машина не могла принадлежать никому, кроме Рэнди Ханта. А когда промчалась мимо, притормозила в следующем квартале, развернулась и поехала назад, я понял, что вел ее он. Да, это был Рэнди Хант.
Механический монстр вновь пролетел мимо меня еще на полквартала и только там остановился. Я бросился к нему. Из окна вылез блестящий лысый череп.
— Где ты, мальчик? Ты здесь? Эй! — закричал Хант и, увидев, как я продираюсь через кусты, расплылся в улыбке. — Прыгай назад, сынок!
Я залез в машину. Колеса заскрежетали, внезапный рывок бросил меня прямо на Джо Перрайн.
О, это была езда! Я не имел представления о том, куда мы едем, но был почти уверен, что живыми никуда не доберемся. Особенно на поворотах.
Мы почти не разговаривали. Первое, что я произнес, обращаясь к Джо, было:
— Извините!
Она ответила:
— Ничего!
Потом я снова сказал:
— Ой, извините!
А она воскликнула:
— Фу ты, черт!
Затем умолкла и только тихонько посмеивалась. К тому моменту, как машина свернула с дороги и заскрипели тормоза, мы были уже лучшими друзьями.
— Готово! — сказал Рэнди, оборачиваясь с переднего сиденья. Он остановил машину перед бревенчатым зданием, напоминавшим вигвам индейцев племени калнева. — Вот моя хижина!
Я продолжал сидеть в машине.
— Ну, выходите! — скомандовала Джо.
— Да, конечно, — отреагировал я, оставаясь на месте. Мне требовалось время, чтобы прийти в себя.
Она улыбнулась, что-то пробормотала, потом перелезла через меня и выскочила из машины.
Когда я вошел в хижину, в нос ударил запах жареного мяса.
Мы устроились с Рэнди в гостиной перед каменным очагом. Джо удалилась на кухню и занялась приготовлением чего-то, что должно было спасти меня от голодной смерти.
Комната была очень большой, со стенами из обыкновенных сосновых досок. На полу из какого-то темного дерева с отверстиями от выпавших сучков, перед очагом, лежала шкура белого медведя.
Рэнди выглядел блистательно в белых фланелевых брюках, спортивной рубашке всех цветов палитры художника и пиджаке цвета близкого к лиловому. Никак иначе его не назовешь.
— Рэнди, как вам удалось так быстро уехать вчера ночью? — задал я первый вопрос.
— После нашего разговора я начал думать об Олив, — объяснил он. — Как она там одна? Поэтому сразу встал и уехал. Моя машина стояла на улице, за полквартала оттуда.
— Вы видели мисс Диксон?
— Нет. А ты ее видел? Ну, что она?
— Она мертва.
Хант наклонился вперед, лицо его стало серьезным.
— Что ты сказал?
— Она убита. Видел ее размозженную макушку. — Помолчав несколько секунд, я добавил: — Рэнди, вы единственный человек, с которым я могу говорить и который может дать мне нужную информацию. Полагаю, вы представляете мое положение?
— Только из газет, сынок. Этого, конечно, недостаточно. Я им не верю.
— Спасибо. Большую часть случившегося, как мне кажется, я могу объяснить. — И я рассказал ему, что произошло после нашего с ним разговора, подчеркнув при этом главное: — Я застрелил Вулфа, потому что он намеревался меня убить. А сейчас, Рэнди, мне нужна любая информация о Траммеле и его действиях. Важно абсолютно все, что вы можете сказать.
Он нахмурился:
— Ну, я не знаю многого. Вот Олив — настоящая, что называется, траммелитка. Знает там все. Но опишу, что сам видел.
И он подробно рассказал о своей первой встрече с Олив на одном из собраний траммелитов, куда отправился скорее из любопытства, чем по какой-либо другой причине, — просто в поисках развлечения.
— Но сделать это стоило. Точно, — продолжил Хант. — Никогда не видел ничего подобного! Те еще сборища! И скажу тебе, сынок, что они действительно возбуждают. Этот Траммел может говорить как никто. Никогда раньше не слышал, чтобы так говорили. Люди просто катались между рядами и кричали, я сам был готов кататься.
— И чем же достигается такое возбуждение, Рэнди? Никогда не наблюдал ничего подобного. Траммел, что, нашел новый путь к небесам?
— Ну, честно говоря, сынок, не знаю. Чтобы понять, надо это пережить. Может, на разных людей и действует по-разному. Меня поразило, как он говорил о грехе, о том, сколько существует способов согрешить и что совершать греховные поступки ужасно. И говорил так, что я начал так же думать. Некоторые его пассажи звучали прекрасно, он целиком овладевал аудиторией, так что уже казалось, люди были не в состоянии мыслить самостоятельно. — Хант хихикнул.
Я тоже улыбнулся:
— Представляю себе этого типа, Рэнди. Значит, он впечатляет?
— Да! Стоит там на возвышении и вещает так, что, если бы из его рта вырвались пламя и дым, людей бы и это не очень удивило. Если его послушать, то каждая душа в этой толпе обречена попасть в ад. — Он пожал плечами. — Ну, я сидел рядом с Олив в тот первый раз, она вроде внимательно слушала, но все же мне удалось с ней заговорить. А когда проповедь в шатре закончилась, мы вместе отправились в так называемую «Комнату истины».
— Вроде видел. Это такое низкое темное здание?
— Правильно. Недалеко от шатра. Свет там был выключен, мы с Олив сидели рядом, и это было даже еще более возбуждающе, чем в шатре. Я, сказать тебе правду, разгорелся, как утюг. С этого вечера мы начали встречаться.
Я покосился на него:
— И что за действо там устраивает Траммел? Вы сказали, что свет был погашен?
— Да. Он начинает говорить, а свет медленно гаснет, так чтобы вы могли полностью сосредоточиться на истинах, которые он изрекает. Вообще-то, честно говоря, я не очень вникал в то, что он болтал.
Кое-что из рассказа Рэнди меня заинтересовало.
— И сколько времени продолжается проповедь в шатре?
— Начинается в восемь и кончается где-то около девяти.
— А в этой «Комнате истины», куда он направляется затем? Сколько времени находится там?
— Не знаю точно, полагаю, тоже около часа.
Грубо рассчитав, я решил, что все это длилось до десяти вечера. Как раз в это время Вулф звонил Траммелу. Но если Траммел был занят, делясь своими познаниями истины, то с кем же он тогда разговаривал?
Вошла Джо, принесла поднос, на котором стояла еда и лежала пачка газет. Поднос она поставила мне на колени, а газеты бросила рядом на пол. Затем уселась, поджав ноги, на медвежью шкуру.
Я впился зубами в бифштекс, в то время как Рэнди продолжал вспоминать какие-то подробности из увиденного и услышанного на проповедях Траммела. Когда я покончил с едой, Джо унесла поднос на кухню.
— К сожалению, я начисто забыл спросить Олив о том, кто работал вместе с Дикси, — признался Хант. — Но могу поехать в город и привезти ее, если ты считаешь, что это может тебе помочь.
— Было бы не вредно! Кстати, как долго она находилась в «Гринхейвене», когда вы отвезли ее туда в первый раз?
— Приехали вечером, а на следующий вечер уехали.
Это было несколько необычно. Большинство тех, кто делает подпольные аборты, заставляет своих пациентов уходить через полчаса или час после операции. В «Гринхейвене» явно осторожничали, не хотели, чтобы кто-нибудь видел, как пациент приезжает и уезжает.
— Мне пригодится все, что Олив сможет добавить к вашему рассказу, Рэнди. Не думаю, что Диксон была связана с Вулфом. Скорее с кем-то еще. Мне нужен человек, который мог бы ответить на вопросы. Ведь эти оба мертвы.
Он почесал затылок, затем встал со стула.
— Похоже, что ты здорово влип, сынок. О'кей, поездка не займет много времени. Ты знаешь, я езжу быстро.
Мне пришлось улыбнуться. Хант пошел к выходу, но остановился и повернулся ко мне.
— Эй, а какой у тебя размер? — спросил неожиданно. — То, что сейчас на тебе надето, может только пугать ворон.
Действительно, моя одежда была в плачевном состоянии. Я пытался придумать, как расплатиться за новую, поскольку был без денег и не мог выписать чек, но он догадался о моих затруднениях.
— Гром и молния! Мальчик, перестань беспокоиться о деньгах! Нечего сыпать песок на песчаном берегу. Я просто чрезмерно богат. И с годами, сынок, получаю денег все больше и больше. На тот свет их с собой не возьмешь, а если бы и можно было взять, то что с ними делать там? — Довольный, Рэнди рассмеялся. — Когда свалюсь замертво, правительство все равно заберет все до последнего цента и использует на покупку масла или на строительство плотин в пустыне. Ну, так какой у тебя размер?
Я назвал. Через пять минут он исчез, предварительно показав мне, где находится выложенная плиткой душевая, и выдав халат, сшитый, возможно, из золотых самородков. Раздеваясь, я услышал знакомый скрип резиновых шин. Мне было интересно, уехала ли вместе с ним Джо?
Глава 12
После огненного душа, накинув халат, я вернулся в гостиную и принялся просматривать газеты. В двух из них рассказывалась вся история, а третья к моменту выхода в свет, по-видимому, еще не располагала всем материалом, поэтому не сообщала о смерти доктора Вулфа. На первой полосе мелькали заметки о рядовых кражах и некоторых новых «секретных» документах, составленных некоторыми «секретными» коммунистами, однако в левом углу над двумя колонками шел заголовок: «Частный детектив сходит с ума в частном сумасшедшем доме».
Происшедшее излагалось просто, без особых преувеличений. Впрочем, преувеличивать было нечего. Мое имя называлось правильно, а еще говорилось, что на меня пришлось надеть смирительную рубашку.
В следующей газете было почти все то же самое, за исключением того, что тут я уже превратился в маньяка-убийцу, поскольку без всякого повода застрелил «доктора Фрэнка Вулфа, сотрудника местного лечебного заведения». И оповещалось, что убийца все еще на свободе.
Я взял в руки «Леджер». Заголовок гласил: «Маньяк терроризирует город». А ниже — подзаголовок: «Шелдон Скотт убивает прекрасного врача».
Естественно, автором статьи был Айра Борч. На шестой странице шло продолжение истории. Там красовалась моя фотография, сделанная пару лет назад вечером на ступенях городской ратуши, после того как я, занимаясь одним делом, не спал около тридцати часов, в течение которых меня к тому же изрядно потрепали. Фотограф снял меня снизу, да и свет вспышки придал зверский вид. Я действительно выглядел как сумасшедший.
В доказательство того, что я всегда был слегка не в себе, газета припомнила мои предыдущие убийства, однако не упомянула о том, что все, кого я застрелил, стреляли в меня.
Приводилась также цитата из высказываний «известного и уважаемого гражданина» Артура Траммела, утверждавшего, что Шелл Скотт был вчера явно не в себе, потому что напал на него и на «наставников», выступал против организованных религиозных мероприятий, порочил Бога и беззащитных детей. Траммел и «наставники» призывали всех порядочных граждан оказать помощь в поимке этого «монстра».
Я спокойно сидел в глубоком кресле с газетами на коленях, когда неожиданно две руки обхватили мою шею. Несколько часов тому назад это могло привести к тому, что я свалился бы замертво с разрывом сердца, но сейчас просто рассмеялся. Хрипловатый голос за спиной произнес:
— Хай, Шелл!
— Хай, Джо!
Руки, обнявшие шею, проделали и другие прикосновения.
— Ужасно, правда? — спросила она.
— Не говори глупостей. Это чудесно!
— О, я про эти истории.
— А, про статьи!
Джо рассмеялась:
— Тебе идет этот халат!
Я прочистил горло.
— Правда? Спасибо, что сказала.
Она обошла кресло и уселась на подлокотник, продолжая левой рукой поглаживать мою шею и таким образом оставаясь ко мне прижатой, а вернее, пристегнутой, хотя это слово звучит несколько глупо, учитывая происходящее. Губы ее были изогнуты в форме «да-да», что делало всю картину труднопереносимой.
— Шелл, что с тобой случилось? — прошептала Джо.
— Бог мой, если бы я знал!
— Хочу сказать, ты сейчас не такой, как был в машине.
— Этот дом не подпрыгивает так, как подпрыгивала машина. А та машина в настоящий момент несется, словно ракета, чтобы забрать Олив и доставить ее сюда.
— Прекрасно, будут две пары для игры в гольф.
— Нет, мне необходимо задать ей несколько вопросов.
— Шелл, посмотри на меня!
— Смотрю.
— Взгляни на мое лицо.
Я поднял голову, а она уставилась на меня большими зелеными глазами и наклонилась еще ниже, в результате чего между нашими носами осталось расстояние не более одной восьмой дюйма.
— Его же не будет некоторое время, — предположила она.
— Увы, совсем недолго, очень недолго. Он ведь ведет машину как гонщик.
— Так что же нам делать?
— Делать?
Происшедшее излагалось просто, без особых преувеличений. Впрочем, преувеличивать было нечего. Мое имя называлось правильно, а еще говорилось, что на меня пришлось надеть смирительную рубашку.
В следующей газете было почти все то же самое, за исключением того, что тут я уже превратился в маньяка-убийцу, поскольку без всякого повода застрелил «доктора Фрэнка Вулфа, сотрудника местного лечебного заведения». И оповещалось, что убийца все еще на свободе.
Я взял в руки «Леджер». Заголовок гласил: «Маньяк терроризирует город». А ниже — подзаголовок: «Шелдон Скотт убивает прекрасного врача».
Естественно, автором статьи был Айра Борч. На шестой странице шло продолжение истории. Там красовалась моя фотография, сделанная пару лет назад вечером на ступенях городской ратуши, после того как я, занимаясь одним делом, не спал около тридцати часов, в течение которых меня к тому же изрядно потрепали. Фотограф снял меня снизу, да и свет вспышки придал зверский вид. Я действительно выглядел как сумасшедший.
В доказательство того, что я всегда был слегка не в себе, газета припомнила мои предыдущие убийства, однако не упомянула о том, что все, кого я застрелил, стреляли в меня.
Приводилась также цитата из высказываний «известного и уважаемого гражданина» Артура Траммела, утверждавшего, что Шелл Скотт был вчера явно не в себе, потому что напал на него и на «наставников», выступал против организованных религиозных мероприятий, порочил Бога и беззащитных детей. Траммел и «наставники» призывали всех порядочных граждан оказать помощь в поимке этого «монстра».
Я спокойно сидел в глубоком кресле с газетами на коленях, когда неожиданно две руки обхватили мою шею. Несколько часов тому назад это могло привести к тому, что я свалился бы замертво с разрывом сердца, но сейчас просто рассмеялся. Хрипловатый голос за спиной произнес:
— Хай, Шелл!
— Хай, Джо!
Руки, обнявшие шею, проделали и другие прикосновения.
— Ужасно, правда? — спросила она.
— Не говори глупостей. Это чудесно!
— О, я про эти истории.
— А, про статьи!
Джо рассмеялась:
— Тебе идет этот халат!
Я прочистил горло.
— Правда? Спасибо, что сказала.
Она обошла кресло и уселась на подлокотник, продолжая левой рукой поглаживать мою шею и таким образом оставаясь ко мне прижатой, а вернее, пристегнутой, хотя это слово звучит несколько глупо, учитывая происходящее. Губы ее были изогнуты в форме «да-да», что делало всю картину труднопереносимой.
— Шелл, что с тобой случилось? — прошептала Джо.
— Бог мой, если бы я знал!
— Хочу сказать, ты сейчас не такой, как был в машине.
— Этот дом не подпрыгивает так, как подпрыгивала машина. А та машина в настоящий момент несется, словно ракета, чтобы забрать Олив и доставить ее сюда.
— Прекрасно, будут две пары для игры в гольф.
— Нет, мне необходимо задать ей несколько вопросов.
— Шелл, посмотри на меня!
— Смотрю.
— Взгляни на мое лицо.
Я поднял голову, а она уставилась на меня большими зелеными глазами и наклонилась еще ниже, в результате чего между нашими носами осталось расстояние не более одной восьмой дюйма.
— Его же не будет некоторое время, — предположила она.
— Увы, совсем недолго, очень недолго. Он ведь ведет машину как гонщик.
— Так что же нам делать?
— Делать?