Вскоре после полудня в замке повернулся ключ, вошла Лин. В комнате сразу стало светлее.
   — Привет! Как поживает мой сумасшедший? — поинтересовалась она.
   — О'кей. Скучал без вас. Узнали что-нибудь?
   — Немного. Идемте, Шелл, на кухню, я приготовлю обед. Мне нужно вернуться к часу.
   Я пошел за ней в маленькую, сверкающую чистотой кухоньку, и, пока она суетилась, бросая что-то в скороварку, мы поговорили. У Лин было много дел в «Гринхейвене». Она не обнаружила ничего, что могло бы меня поразить, зато добыла подтверждение целому ряду фактов, до которых я дошел путем логических рассуждений.
   Главный психиатр поговорила с охранниками, отправленными по моей милости в госпиталь «Гринхейвена». Они признались, что Вулф велел им меня «укротить», поскольку я буйный псих. И сам напал на меня сзади.
   Лин не нашла никаких следов того, что Вулф и Диксон занимались абортами, но я этого и не ждал. Естественно, после убийства Фелисити они позаботились, чтобы в клинике не было новых клиенток.
   Еще она организовала проверку содержимого в шприцах Вулфа. В одном из них оказался цианистый калий.
   — Это практически подводит подо всем черту. Вы сделали очень много, Лин. Огромное спасибо.
   Она нахмурилась:
   — Но это не охватывает Траммела! Как вы сможете найти надежные доказательства против него?
   — Логическим путем. Задавая ему вопросы, — улыбнулся я.
   — Вопросы? Ему? Вы хотите сказать, что отправитесь сегодня вечером туда? — Она не скрывала пронзившего ее страха.
   — Нет, не сегодня. Сегодня свидания с ним не будет. Для того, что я задумал, нужно провести встречу с большим размахом. Она должна состояться завтра. И кстати, я не говорил, что буду задавать ему вежливые вопросы.
   Лин выглядела изумленной, я сменил тему:
   — Никаких неприятностей сегодня утром не было?
   — Нет... но со мной беседовали несколько полицейских.
   — И что вы им сказали?
   — Что вы шизофреник и что вы убежали. Серьезная история, Скотт!
   — Хорошо. Вы уверены в том, что делаете?
   — Я же обещала вам помочь. Но... — она сдвинула брови, — была одна осечка.
   Лин беседовала с репортером, который знал, что сестра Диксон исчезла в ту же ночь, когда я застрелил Вулфа и скрылся. Репортер выведал у полицейских, что я видел Диксон, перед тем как выстрелил в Вулфа. Нельзя ли предположить, спросил он главного психиатра, что Скотт убил и ее, поскольку сестра могла быть свидетельницей убийства Вулфа?
   — Мне пришлось согласиться с тем, что это возможно, — сообщила она.
   — Конечно, милая! Теперь он будет ссылаться на это, как на сообщение, поступившее из авторитетных источников.
   Я представил себе статью, которая появится из-под пера этого репортера: «Очаровательная молодая медицинская сестра Глэдис Диксон, возможно, вторая жертва ненормального убийцы Шелдона Скотта, — сказала сегодня доктор Л. Николс, главный психиатр „Гринхейвена“. Мисс Диксон — молодая, обаятельная, привлекательная, хорошо сложенная, темпераментная...» и так далее.
   — Вы видели газеты? — спросила Лин.
   Я кивнул. Она подошла ко мне и положила руки мне на грудь.
   — Шелл, не лучше ли будет мне просто выступить и сказать, что вы абсолютно нормальный человек? Ведь все против вас. Скоро это нельзя будет остановить. И переубедить людей будет невозможно.
   Я сжал ее руки:
   — Нет, спасибо, Лин. Мы договорились. Уже и без того плохо, что я торчу здесь и подставляю вас. Никто не станет вас слушать. Ваши слова будут восприняты так, словно вы взялись опровергнуть энциклопедию. Если дело когда-нибудь дойдет до суда, я использую весь этот пар, который вы к тому времени накопите, но не раньше, чем сам попрошу вас об этом, и конечно же не раньше, чем Траммел раскроет себя. Но спасибо!
   Почти мгновенно она пожарила свиные отбивные, приготовила в скороварке картошку и морковь. Еда была такой вкусной, что, поглощая ее, мы забыли о разговорах, так что за столом царило молчание.
   Лин была такой женщиной, какой мужчина может восхищаться целый день, все двадцать четыре часа! Она не считала необходимым все время болтать. Мне нравилось смотреть на нее, говорить с ней, знать, что она рядом, даже если в этот момент я ее не видел.
   В час дня Лин сказала:
   — Ну что же, Шелл, увидимся около трех.
   — Около трех? Я думал, вы собираетесь работать.
   — Да, собираюсь, но скоро вернусь, — улыбнулась она. — Этим утром у меня, как ни странно, раскалывалась голова. Не думаю, что кто-то рассчитывает, что я пробуду на работе целый день.
   — Умно! Неплохо соображаете, с моей точки зрения.
   — Неужели? — Она встала и пошла к выходу.
   — Подождите минутку! — сказал я. — Это слишком внезапно!
   — Хо-хо! — Дверь открылась и закрылась. Лин ушла.
   Эти два часа, с часу до трех, тянулись, как долгий скучный полдень, а когда Лин вернулась, наступил счастливый, но короткий вечер.
   Сначала мы прослушали радиопередачу, затем Лин вышла, купила вечернюю газету, и мы ее вместе просмотрели.
   По-видимому, миссис Гиффорд вызвала полицейских, а те снабдили информацией репортеров. Теперь все знали, что я известил миссис Гиффорд о смерти ее дочери. Между строк отчетливо просматривался намек, что я мог сам убить девушку, а по отношению к ее матери проявил садизм. С этой новостью оставалось только смириться, а вот заявление лейтенанта Френча из Бюро по розыску пропавших в Лос-Анджелесе заставило меня принять решение. Он вполне логично заметил, что нет никаких доказательств гибели девушки и, пока тело не найдено, преждевременно считать ее мертвой.
   — Похоже, сегодня мне все же придется уйти из вашей квартиры, — сообщил я Лин, прочитав это заявление.
   — Шелл, я не хочу, чтобы вы уходили, вам нет надобности уходить, — откликнулась она.
   — Я не сумасшедший, чтобы самому попасться. Но должен позвонить Френчу, а отсюда звонить не стану. Главная причина, почему я до сих пор не сообщил полиции о смерти Диксон и Фелисити и об их могиле, — боязнь, что распространится слух, будто убил обеих я. Но как бы то ни было, теперь это все равно висит в воздухе. В общем, у меня серьезный повод выбраться из укрытия.
   Спустя полчаса я стоял в телефонной будке в нескольких милях от квартиры Лин, ожидая, когда меня соединят с Френчем. Лин настояла на том, чтобы отвезти меня сюда, — ее «крайслер» был припаркован в соседнем квартале.
   Когда Френч ответил, я сказал, что звоню ему в связи с его заявлением, опубликованным в газете. Он сразу же заинтересовался. Но стоило мне сообщить, что я могу указать, где найти тело Фелисити, на другом конце провода надолго воцарилось молчание. Потом он спросил:
   — Кто это говорит?
   — Отвечу вам, если вы быстро все прокрутите. Не вздумайте пытаться установить, откуда я звоню. Все равно меня там уже не будет...
   После короткой паузы он произнес:
   — Хорошо.
   Но я понял, что он все же принимает меры, чтобы установить, откуда звонят.
   — Это говорит Шелл Скотт...
   Очень быстро я рассказал ему, что Фелисити убили Вулф и Диксон и что я видел, как Вулф зарыл тело, знаю, где находится могила.
   — Вы найдете в ней обеих — Фелисити и Диксон. Я не убивал ни ту ни другую. Девушку отравили цианистым калием, но вскрытие покажет, что перед этим ей сделали аборт. Не важно, в чем меня еще обвиняют, но уж этого никто не сможет приписать! Поэтому найдите ее, а Скотта вычеркните из числа подозреваемых, и сделайте это вслух!
   — Где они находятся?
   Я объяснил ему, как найти могилу, что, к сожалению, заняло слишком много времени. Мне хотелось поскорее закончить разговор и убраться подальше от этого телефона, особенно потому, что близко была Лин.
   — То, что я не могу вам сообщить из-за недостатка времени, вы можете узнать у сержанта Медоуса и его напарника, патрульного Эла из полиции Роли, — добавил я напоследок. — А также можете все узнать от типа, который направил Фелисити к Диксон и Вулфу, — Артура Траммела. Он виновник беременности Фелисити, и он же убил Диксон, чтобы не осталось никого, кто мог бы на него показать.
   Положив трубку, я бросился к машине. Лин включила двигатель. Всю дорогу назад, в ее квартиру, я обдумывал то, что сообщил Френчу, особенно про Траммела. К сожалению, не было времени объяснить ему мелкие подробности, которые могли убедить его в моей правоте. Я убеждал себя, что поступил правильно, что не ошибаюсь в своих выводах, и все же у меня оставалась крупица сомнения.
   На следующее утро мы с Лин узнали, что полицейские побывали на месте, которое я описал Френчу, поднялись на вершину холма, но ничего не нашли. Никаких тел. Только взрыхленную, мягкую землю, которая могла быть прежде могилой.
   Отойдя от первоначального шока, я понял, что это даже к лучшему. Зато теперь у меня не осталось никаких сомнений относительно Траммела!

Глава 17

   Была среда. До захода солнца оставалось не более часа. Я лежал на животе на высоте холма, откуда был хорошо виден весь комплекс сооружений во владении Траммела. На мне по-прежнему были темный костюм, шляпа и плащ. Мы расстались с Лин всего полчаса назад. Она высадила меня приблизительно в миле отсюда, после тщетных попыток уговорить отказаться от задуманного мною плана, и вернулась домой. Лин боялась, что меня могут убить.
   Это случилось в машине, за минуту до того, как я вылез. Лин внезапно придвинулась, обхватила мою шею и поцеловала. Ее губы были мягкими, теплыми и алчущими. В этой минуте, вероятно, было больше шестидесяти секунд, потому что за это время я пережил очень много. Если бы она не отняла рук и не подтолкнула меня, велев идти, я бы, наверное, никогда не ушел! Мне бы и в голову не пришло уйти!
   План мой был прост. Я собирался похитить Артура Траммела.
   За его домом, между низким темным зданием, называемым «Комнатой истины», и шатром, клубилась пыль. До моих ушей долетел звук отдаленного взрыва — там все старались увеличить площадь для «Дома вечности». На площадке суетилась дюжина рабочих. Однако я обратил внимание еще на нескольких людей в костюмах, которые, казалось, не делали ничего, кроме того, что наблюдали. Вот они-то, скорее всего, и станут возражать, когда я буду похищать «Всемогущего».
   Однако на свете существовал только один человек, с чьей помощью я мог оправдаться. И этот человек был Артур Траммел. В отношении его у меня не осталось ни малейшего сомнения. Как только я понял, что он виновник беременности Фелисити и ее смерти, все встало на свои места, разрозненные факты соединились воедино. Я вспомнил горячее выступление Траммела в воскресенье на собрании «наставников» и его поведение сразу же после того, как я упомянул имя Диксон. Тогда он очень постарался вызвать у меня раздражение. Разгоревшегося скандала ему показалось мало — продолжил свои нападки на меня в газете. Теперь я мог даже объяснить, почему тела Фелисити и Диксон оказались в одной могиле.
   Вероятно, распорядившись убить Фелисити, Траммел с перепугу не подумал как следует. Потому что из всех мужчин Лос-Анджелеса он, пожалуй, единственный не мог допустить, чтобы его разоблачили. Если бы поползли слухи, что он развратничает со своими молодыми прихожанками, пользуясь их молодостью и неосведомленностью, и таким образом практикует совершенно противоположное тому, что проповедует, Артур Траммел сразу же упал бы в глазах своей паствы и вместо «Мастера» стал бы просто обезьяной. Его преданные траммелиты захотели бы в него плюнуть, так же как этого хотел я.
   Фелисити, безусловно, не была единственной пострадавшей. Я подумал, что таких должно быть много. Например, Бета Грин. А помимо этих убедительных причин мне хотелось добраться до него еще и потому, что никто, кроме самого Траммела, не смог бы рассказать всю историю этого преступления по-настоящему, подробно и хоть как-то объяснимо. Скажем, где теперь искать пропавшие тела? Он, вероятно, перенес их в какое-то более надежное место. Но какое? Если мне повезет, это, как и все остальное, я узнаю сегодня вечером. Нужно будет только хорошенько его допросить. Для осуществления задуманного плана мне необходимо было спуститься вниз, похитить «Всемогущего», а затем вместе с ним раствориться.
   Внизу, возле стройки «Дома вечности», снова поднялась пыль от нового взрыва, а спустя секунду до меня донесся глухой звук. Когда пыль осела, люди внизу вдруг заметались. Один человек размахивал руками. Другой подбежал к воронке, возникшей в скалистой почве в результате взрыва, и как-то странно стал вертеться вокруг. А все остальные бросились в разные стороны.
* * *
   Солнечный свет был уже слабым, мне приходилось передвигаться очень осторожно, глядя под ноги. Я понимал — войти в дом Траммела и выйти из него будет нелегко, отлично знал, что мне предстоит отнюдь не пикник, но настойчиво шагал вперед.
   Маршрут был выбран правильный, все дальнейшие действия достаточно хорошо продуманы, мне ничего не оставалось, как идти, думать о Траммеле и о Лин и стремиться к обоим.
   Спустя какое-то время я уже сидел в темноте в гостиной дома «Всемогущего» на краешке стула, который поставил у окна. Когда совсем стемнело, вылез наружу и полежал на животе возле дома. Затем прокрался к задней двери, открыл ее, воспользовавшись отмычкой, опять вошел внутрь и, отодвинув занавеску, занял наблюдательный пункт. Пока все шло по намеченному плану. Стрелки часов приближались к девяти вечера, собрание должно было скоро закончиться.
   Я видел возле шатра примерно полдюжины человек. Их фигуры высвечивались благодаря тому, что одна сторона шатра, как и в прошлый раз, была приподнята. Траммел традиционно обходил с микрофоном толпу, напыщенно произнося что-то бредовое. Потом поднялся на сцену, чтобы завершить свое обращение. Обычно в это время все находились внутри, поэтому я решил, что люди снаружи — охранники.
   Хоровая группа начала петь. Пройдет еще минут десять, до того как Траммел покинет «Комнату истины» и вернется сюда, в дом, если, разумеется, повторит свои хитрости с магнитофоном.
   Я немного нервничал. Мне не терпелось схватить его, когда он выйдет из «Комнаты истины», если, конечно, вообще удастся это сделать. Я должен был поколебать веру последователей Траммела в его могущество, сорвать с него ореол святости. Ведь чувства, которые испытывали к нему большинство траммелитов, были такими, что даже его собственное признание в преступлении могло не поколебать их веру в него, ослабить ее как-то заранее. Правда, для начала я не мог придумать ничего лучшего, как просто увезти «Мастера» куда-нибудь подальше, в горы, предварительно переломав ему несколько костей.
   Между «Комнатой истины» и большим шатром, близко от меня, слева, но все же вдалеке от строительной площадки, где воздвигался «Дом вечности», были натянуты ограждающие канаты. А около них воткнуто несколько столбиков с надписями «Опасно!». Один человек стоял примерно на расстоянии десяти ярдов от каната. Несколько других занимали неподвижную позицию подальше. Как мне было известно, за домом тоже находился человек, но по поводу его я пока не беспокоился.
   Пение закончилось, снаружи зажглись фонари и осветили землю. Органная музыка звучала печально. Я видел, как «Всемогущий» спустился со сцены по ступеням, но дальше потерял его из виду, поскольку шатер был набит битком, это несколько мешало. Последнее сообщение о «нападении» на «Мастера» в понедельник привело в тому, что число приехавших на его очередную проповедь достигло рекордной цифры. Их собралось тысячи три, а может быть, и более.
   Траммел вышел из шатра. Напряжение, в котором мое тело находилось уже несколько часов, теперь, казалось, сосредоточилось в желудке. Глядя на него, я наклонился вперед, крепко сжал руками оконную раму.
   Он шел медленными, размеренными шагами под звуки органа. А когда прошел половину пути к «Комнате истины», двигаясь параллельно ограждающему канату, я заставил себя расслабиться, отнял пальцы от подоконника, чувствуя, как у меня дрожат руки. Вот тут все и случилось.
   Там, куда я смотрел, земля вдруг сдвинулась, задрожала, затряслась с внезапным грохотом и вспышкой. В центре этого страшного взрыва, теперь совершенно скрытый от меня крутящимся вихрем клубов дыма и пыли, находился Траммел. На несколько секунд я буквально ослеп, затем с краю этого кипящего облака разглядел человека, который до этого момента стоял неподвижно. Он завертелся и упал. Из его горла вырвался вой.
   Пыль начала оседать, а дым подниматься в воздух. Прежнее яркое освещение показалось тусклым и померкшим после той необыкновенной вспышки. Наступила гробовая тишина, особенно пронзительная после только что отгремевшего взрыва. Можно было различить лишь одинокие стенания человека, шевелящегося на земле. Но тишина стояла одно мгновение. Затем из шатра раздался общий стон, изданный тысячами глоток. Вначале он еще как-то сдерживался от потрясения, однако, после того как люди поняли, что произошло, стал нарастать.
   В шатре поднялась суматоха. Мне было видно, как отдельные фигуры пробрались под поднятым краем шатра и бросились бежать. Даже не думая о том, что меня могут увидеть и опознать, я тоже выскочил в окно и ринулся туда, где лежал Траммел и еще какой-то человек.
   Там уже были десятки людей, опередившие меня на несколько секунд. Но основная масса остановила свой бег и нетерпеливо толпилась, тесня друг друга. Снова воцарилась тишина, прерываемая отдельными вздохами и криками ужаса от созерцания того, что мы, стоящие близко, уже увидели. Я ощущал тошноту в желудке и тупость в голове.
   Упавший человек поднялся на ноги без посторонней помощи, хотя сделал это медленно. Стенания его постепенно прекратились. Не глядя на него, я, тем не менее, заметил, как он внезапно остановился, заметив, наконец, то, на что смотрели все остальные.
   Артур Траммел был мертв.
   Бог мой, он был мертв! И не просто безжизнен — потрясающе, ужасно разорван, неправдоподобно и уродливо растерзан. Кровь его залила землю. Я стоял от него на расстоянии менее десяти футов, вернее, не от него, а от той части, которая от него осталась.
   «Всемогущий» лежал на спине. Половина его узкого лица была перепачкана кровью, но другая осталась чистой и почти непристойно белой. Черная мантия, в которую он был одет, разорвалась, полностью обнажив тонкое тело. Из развороченной груди выпирало разорванное мясо.
   Одна рука была странным образом подогнута под тело, а левая нога просто оторвана. Она кончалась коленом.
   В течение некоторого времени я мог думать только о том, что все мои планы и мечты умерли вместе с Траммелом. Затем, словно надеясь, что каким-то образом, может быть, это все же не он, я подошел еще поближе. Глядя на узкое лицо, вытаращенные глазки, длинный крючковатый нос, на редкость уродливые черты, понял: ошибки нет — это был Артур Траммел, и, вне всяких сомнений, мертвый.
   Подбежал мужчина с одеялом, накинул его на неподвижное тело. Снова раздались рыдания. Напротив меня, тихо всхлипывая, плакала какая-то женщина, чья-то рука обнимала ее, стараясь отвести в сторону. Эти действия вывели меня из состояния шока. Я начал отступать, протискиваясь сквозь толпу, стоящую вокруг тела. Внезапно подумал, что кто-нибудь может меня узнать. Однако все глаза были направлены на прикрытого одеялом мертвеца. Я надвинул шляпу глубже на лоб, поднял воротник плаща, чтобы полностью закрыть лицо.
   Кто-то наткнулся на меня, я резко обернулся. Но это была всего лишь женщина, тоже пытавшаяся выбраться из толпы. Опустив голову, я направился к дому Траммела и вздохнул спокойнее, войдя в отбрасываемую им тень. И тут кто-то рядом издал восклицание, схватил меня за руку.
   Повернув голову, я увидел в полумраке квадратное полное лицо с большими глазами на красном фоне. Это был один из «наставников». Он открыл рот как раз вовремя, чтобы я смог закрыть его апперкотом, предпринятым совершенно неосознанно. Зубы его щелкнули, а пока он падал, я устремился в темноту. Через несколько ярдов оглянулся, но меня никто не преследовал. Картина позади оставалась прежней, люди понемногу отодвигались от покрытого одеялом тела.
   Некоторое время я шел без определенного направления, раздумывая о том, как мог произойти такой несчастный случай. Но постепенно меня начали одолевать сомнения, что это был действительно несчастный случай. Очень многие люди желали смерти Траммелу. Мне почему-то вспомнился всплеск активности, произошедший после первого взрыва, который я наблюдал с холма. Впрочем, какая теперь разница, было это так или иначе?!
   Я продолжал идти, временами начисто забывая, что мне следует прятать лицо, избегать освещенных мест, стараться не сталкиваться с людьми. Потом вдруг осознал, что нахожусь в знакомом месте, перед знакомым зданием. Автоматически я вернулся к Лин.

Глава 18

   Лин стояла в голубом халате. Лицо ее было спокойным, но, открыв дверь и увидев меня, она улыбнулась и произнесла:
   — Шелл, я так волновалась!
   Затем прижалась ко мне, обняла за шею и склонила голову на мою грудь. Но через минуту отступила, посмотрела на меня внимательнее, хотела что-то сказать и остановилась. Должно быть, по выражению моего лица поняла, что все плохо.
   — Что случилось? — Глаза ее были широко раскрыты.
   — Все разлетелось. Буквально. К чертям. — Я попытался улыбнуться. — Вернись на место. Подожди. Я выйду и снова постучусь. Попробуем еще раз. Или, может быть...
   — Что значит «все разлетелось»?
   Я рассказал ей всю историю. Мы сидели на бугристой кушетке, и она, не перебивая, с интересом слушала. Лин знала все — и что я сделал, и что вычислил... знала, как много значила для меня эта ночь.
   — Мне очень жаль, Шелл, — проговорила мягко. — Ты уверен, что это был Траммел?
   — Да, беби, уверен! Были сумерки, но все его хорошо разглядели. Лицо исковеркалось только с одной стороны. Ты же знаешь, как выглядела эта старая шляпа? Никто никогда не спутал бы его ни с каким другим человеческим существом. И никого нельзя за него принять. Нет, Лин, Траммелу капут.
   — Что же ты теперь будешь делать, Шелл?
   — Хороший вопрос.
   Честно говоря, я понятия не имел, что теперь можно будет предпринять. Мозг мой совершенно отупел от внезапности происшедшего. Мы молча сидели на кушетке. Я откинулся, закрыв глаза. Через минуту почувствовал на щеке дыхание Лин, а потом ее губы — мягкие, теплые и нежные.
   Я повернулся к ней, ее губы скользнули по моим, все еще теплые, мягкие и нежные, но ставшие уже более требовательными. Я притянул Лин к себе, крепко прижал. Где-то в глубине ее горла раздавались мурлыкающие звуки. Не открывая глаз, она заговорила со мной почти шепотом.
* * *
   Утром небо изменилось, стало сыро и холодно. Для депрессии мне не хватало только этой мрачной, серой погоды. Никогда еще я не был так подавлен, как вчера вечером.
   Теперь я сидел на кушетке, а Лин — у меня на коленях. И эхо была одна из причин, по которой сегодня я почувствовал себя лучше. Эта женщина умела говорить хорошие слова. У нее был прекрасный логический ум, которым она, однако, пользовалась не всегда, будучи женщиной, а время от времени, как психиатр. И женщина, и психиатр были потрясающие! Постепенно я вернулся к нормальному состоянию.
   — Представь себе самое худшее, Шелл, — бормотала она. — Даже если все поверят в ужасные вещи, которые сейчас о тебе говорят, ты ведь знаешь, что это не правда. И я тоже знаю это.
   — Здорово! А что дальше? Найти остров, построить там хижину и загорать в течение пятидесяти лет? Подумай только, как замечательно это будет!
   На очаровательных гладких щечках появились ямочки.
   — Не говори глупостей, Шелл! Ты должен что-то предпринять. Мы знаем, что ты не виновен, значит, должен быть какой-то способ доказать это.
   Я хмыкнул.
   Она соскользнула с моих коленей:
   — Пойду приготовлю кофе, а ты сосредоточься.
   Пока она шумела на кухне, я действительно сосредоточился, но безрезультатно. Мир вокруг меня был в огне. Я не мог свободно ходить по улицам, разговаривать с людьми, задавать вопросы и даже стукнуть кого-нибудь по голове.
   С утра пораньше мы с Лин прочли утренние газеты и прослушали новости по радио. Всюду обсуждалось последнее событие.
   «Наставники» утверждали, что это я взорвал Траммела, разорвав его на куски.
   Больше никто такого не говорил, но мое имя все время упоминалось, поскольку парень, которого я сбил с ног, сообщил, что видел меня на месте трагедии. И хотя допускалась возможность несчастного случая, поскольку, как я и сам подумал прошлым вечером, там находились различные взрывчатые вещества и даже смышленый шестилетний ребенок мог устроить взрыв, журналисты на все лады продолжали мусолить мою встречу с Траммелом и «наставниками», а также мое «нападение» на «Мастера» в понедельник. Меня это не очень удивило. Ну и разумеется, множество стрел летело в адрес полиции. На нее и раньше оказывалось давление, но теперь ее просто душили.
   Вошла Лин с двумя чашками кофе.
   — Ну, так что же ты вычислил?
   Я взглянул на нее.
   Она улыбнулась:
   — Послушай, Шелл, мы слишком много об этом думаем. Это, заметьте, сэр, говорит психиатр. Перестань на какое-то время думать, освободи голову. Пусть работает подсознание.