Ричард С. Пратер
Убить клоуна
Посвящаю трем замечательным женщинам: Билли, Никки, Пэт.
Salud у amor у pesetas... [1] и прекрасные девушки
Все герои этой книги выдуманы, и любое сходство с людьми живыми или умершими является только случайным совпадением.
Salud у amor у pesetas... [1] и прекрасные девушки
Все герои этой книги выдуманы, и любое сходство с людьми живыми или умершими является только случайным совпадением.
Глава 1
В практике сыскного агентства был случай, когда Шелдон Скотт, частный детектив, — речь идет обо мне, — согласился верой и правдой служить своей клиентке еще до того, как она рассказала ему о своих проблемах. Она не подозревала, что я готов выполнить любую ее просьбу: ведь она еще и рта не успела раскрыть, — зато разинул рот я.
Эта девушка появилась в моей унылой конторе как весенний ветерок среди зимней стужи и аккуратно закрыла за собой наружную стеклянную дверь. Пока она шла к моему столу, я не сводил с нее глаз.
Не каждый день встречаешь таких красавиц.
У нее были рыжие, как языки пламени, волосы, мягкие, как нежный шепот, губы и фигура, в сравнении с которой остальные женщины казались в два раза толще.
Она была высокого роста. Во мне почти шесть футов два дюйма, но, когда я поднялся из-за стола, губы ее всего на пять дюймов не доставали до моих, хотя все же находились на слишком большом расстоянии. Однако ее голубые глаза как-то не соответствовали остальному облику — они казались слишком холодными и колючими, как кусочки льда в только что налитом бокале мартини.
Наверное, это должно было насторожить меня. Но тогда у меня не возникло никаких сомнений.
— Вы, очевидно, мистер Скотт. Надеюсь, у вас найдется время, чтобы помочь мне. Помощь мне нужна позарез.
Ее нежный голос обволакивал меня, как теплый кокон личинку бабочки. Мне показалось, что я уловил тонкий аромат духов. Ее бархатистый, трепетный голос манил меня надеждой на исполнение самых несбыточных желаний. Мои коротко остриженные, жесткие, как проволока, волосы почти совсем белые, это верно; но я не старик.
— Меня зовут Шелл Скотт. И я свободен. Решение принято.
Я с улыбкой придвинул поближе глубокое кожаное кресло, а сам уселся в свое, вращающееся. Но у моей клиентки явно не было настроения улыбаться в ответ.
— Я — Дорис Миллер, — сообщила она.
Приятное имя, но мне оно ни о чем не говорило.
— Росс Миллер — мой брат. Возможно, вы слышали о нем, — он сейчас в тюрьме Сан-Квентин.
И тут я вспомнил. Сегодня у нас суббота, 28 октября, первая половина дня, а почти год назад здесь, в Лос-Анджелесе, убили человека по имени К.С. (иначе Кейси [2]) Флегг, совладельца адвокатской фирмы «Томкинс, Борк и Флегг». Поговаривали, что у него были обширные связи среди городских чиновников и влиятельных людей. Флегга застрелили вечером в его роскошном номере в отеле «Уайтстоун». Полиция не заставила себя ждать, поскольку в участок сообщили о случившемся по телефону, — очевидно, позвонил человек, услышавший выстрел, но не пожелавший сообщить свое имя. Полицейские обнаружили на месте преступления молодого адвоката, недавно принятого на работу в фирму Флегга. Всего за два дня до этого события подозреваемый крепко поссорился со своей жертвой, в результате чего был уволен. Казалось, налицо явный случай преднамеренного убийства. И если мне не изменяла память, человека, обвиненного в убийстве, звали Россом Миллером.
— Ваш брат был причастен к убий... смерти Кейси Флегга? — спросил я.
Она молча кивнула в ответ, потом заговорила:
— Росса обвинили в убийстве. Знаю, что все улики против него, но он не виновен. Мистер Флегг с самого начала не хотел брать Росса на работу, у него на примете был другой, но его партнер выбрал Росса. Брат считал Флегга бесчестным человеком, настоящим проходимцем, и сказал ему об этом прямо в глаза. Их ссора и послужила основным доказательством вины Росса. Многие слышали, как они ругались, и в полиции воспользовались этим, чтобы предъявить ему обвинение. Но Росс не убивал Флегга! — Разволновавшись, она даже привстала с кожаного кресла. Снова опустившись в него, медленно продолжала: — Обвинение против Росса строится исключительно на основе косвенных улик, и самые убийственные показания против него дал лифтер, Вайс. Помните, мистер Скотт?
— Угу.
Честер Вайс, работавший лифтером в «Уайтстоуне», был человеком средних лет, на суде он выступал главным свидетелем обвинения. Вайс показал, что, кроме Росса Миллера, в тот вечер никто не поднимался в апартаменты, расположенные на верхнем этаже. Миллер поднялся туда приблизительно за час до убийства Флегга, что прочно привязывало Миллера к дальнейшим событиям.
— Мистер Вайс пришел ко мне вчера, — продолжала моя красавица, — и сказал, что его заставили дать на суде ложные показания и что мой брат, вероятно, не виновен. Мистер Вайс хотел рассказать мне правду, снять груз со своей совести, как он объяснил, но идти со мной в полицию и повторить все это там отказался. Ужасно боялся, что его засадят за решетку.
— За лжесвидетельство, как правило, действительно грозит тюремное заключение.
Она кивнула, при этом луч света блеснул в ее рыжих волосах.
— Вайс все же пообещал прийти ко мне сегодня утром, изложить свои показания в письменном виде и подписать их.
— Но он не пришел, — предположил я.
— Вы угадали.
— И со вчерашнего дня о нем ни слуху ни духу?
— Верно. Я звонила к нему в отель — он по-прежнему работает в «Уайтстоуне», — но он там не появлялся. А я не могу ждать. Мне необходимо сегодня же хотя бы получить его заявление.
— Понимаю, почему вы так встревожены, мисс... — сказал я, бросив на нее взгляд, — я вас правильно называю?
Она молча наклонила голову.
— А почему нельзя отложить все это до завтра?
Мне хотелось узнать, чем вызвана такая спешка. И она объяснила.
— Сегодня суббота, — сказала она, — а в среду Росс попадет в газовую камеру.
— Все ясно.
Среда. До нее осталось всего четыре дня. На самом деле и того меньше. В течение многих лет казни в Калифорнии проходили по пятницам, но уже больше года назад суд принял постановление проводить казни по средам, в десять утра. Так что времени оставалось совсем мало.
— Вайс признался, что дал под присягой ложные показания? — спросил я.
— Да. Он сказал, что ему пришлось солгать, иначе его убили бы.
— Кто угрожал ему? Он сказал вам?
— Квин. Фрэнк Квин.
Я невольно застонал. Фрэнк Квин напоминал слизняка: расплывшаяся рожа, дряблое тело. Этот гангстер занимал весьма солидное положение в рэкете. Как ни странно, четыре-пять лет назад никто и не слышал об этом бездельнике; он появился неизвестно откуда, так, никчемная личность, но вскоре стал гангстером. Заметной фигурой в деловых кругах Лос-Анджелеса. Я несколько раз сталкивался с Квином, и каждый раз при виде его мне хотелось стать марсианином. Можно сказать иначе: он был единственным марсианином, который заставлял меня радоваться, что я принадлежу к человеческому роду.
Дорис Миллер вопросительно смотрела на меня.
— Вы знаете этого человека? Его имя упоминали в суде.
— Мы встречались.
Она скорчила рожицу:
— Ведь он... гангстер?
Гангстер. В ее пухлых алых губках это слово прозвучало странно. Мне казалось, что эти губки вот-вот улыбнутся. И такое намерение можно было только приветствовать.
— Квин один из тех типов, — объяснил я, — о которых говорят, что они действуют за кулисами. Не сомневаюсь, что на пути наверх он перестрелял и передушил немало народу, но теперь, обосновавшись там, обзавелся двумя-тремя десятками наемников, которые выполняют за него всю грязную работу.
— Похоже, это опасный тип.
— Так оно и есть. Вайс объяснил, почему Квин заставил его лжесвидетельствовать на суде?
— Да. Он рассказал мне, что Квин поднялся в эти апартаменты в «Уайтстоуне» немного раньше Росса. Как раз в то самое время, когда было совершено убийство. Мистер Вайс почти уверен, что этого человека убил сам Квин, а потом подставил вместо себя Росса.
— Понятно. И Квин приказал Вайсу молчать, иначе он пришьет его, верно?
— Именно так он и сказал, — подтвердила она.
Одно меня удивляло, и я спросил об этом Дорис:
— Как же Вайс решился наконец обнародовать то, что знал? Если он так боялся Квина во время судебного процесса, почему осмелел сейчас?
— Недавно мистер Вайс перенес серьезный сердечный приступ. Чуть не умер, по его словам. И он сказал, что с тех пор все раздумывал, как ему поступить, пока наконец не решился сказать правду. Он признался, что все еще боится Квина, но еще больше боится, что не успеет рассказать, как все было на самом деле... до среды.
— Угу. В этом есть смысл. Что еще вам известно?
Но она знала об убийстве Флегга только со слов брата, а тот говорил, что он не виновен. Росс объяснил ей, что в тот вечер ему позвонил будто бы сам К.С. Флегг и попросил срочно прибыть в «Уайтстоун». Росс поехал туда, поднялся на лифте вместе с Вайсом в апартаменты, расположенные наверху, и, войдя в номер, нашел убитого Флегга. И почти тотчас прибыла полиция. То же самое он говорил на суде, и история его была настолько проста, что мало походила на правду.
— Так, — сказал я, — времени у нас в обрез. Но если Вайс хотя бы повторит свою историю при свидетелях, нам удастся кое-что сделать.
— Вы... но вы даже не сказали, что согласны помочь мне, мистер Скотт.
— Разве? Я не сказал вам об этом? Мне казалось, мы понимаем друг друга. Конечно, я берусь помочь вам.
Наконец-то на ее губах появилась улыбка. Но потом она, вероятно, вспомнила о брате, которому предстоит дышать ядовитыми испарениями цианида, и выражение ее прекрасного лица изменилось.
Мы оговорили сумму моего вознаграждения, но ее бархатистый голос, ее губы, даже ее уши и брови обещали так много, что деньги в сравнении с этим не имели никакого значения. Особенно настойчиво она просила меня разыскать Вайса и хотя бы получить от него подписанное заявление или, еще лучше, уговорить Вайса повторить свои показания под присягой. Она умоляла меня спасти ее брата. Я обещал ей сделать все, что в моих силах, и даже сверх того.
Как правило, я предоставляю своим клиентам возможность самим выбираться из моего кабинета; спустившись на один этаж, они оказываются в центре города. Но эту клиентку я проводил до дверей и не спускал с нее глаз, пока она шла по коридору, направляясь к лифту. Жаль, что не видел, как она пришла сюда.
Вернувшись к себе, я некоторое время приводил в порядок известные мне факты по этому делу. К.С. Флегг был убит выстрелом из пистолета вечером 24 ноября прошлого года. Миллера арестовали в ту же ночь, предъявив ему обвинение в совершении этого преступления; он заявил, что не виновен и предстал перед Верховным судом Лос-Анджелеса в январе. Через две недели суд вынес вердикт: виновен в убийстве первой степени.
Когда дело перешло к присяжным заседателям для вынесения приговора, Росс Миллер получил на полную катушку. Судья Торнуолл Смит назначил день казни: среда, 1 ноября, десять часов утра; именно в этот день и час Миллера должны были казнить, применив смертельный газ. Автоматически было подано прошение о помиловании, это обязательная процедура, когда речь идет о смертной казни, и приговор был оставлен в силе. Так что сейчас Росс Миллер находился в тюрьме штата Калифорния Сан-Квентин, на этаже, где находятся камеры приговоренных к смерти: единственное их отличие от других точно таких же камер — то, что это большие гробы для живых.
Имя Фрэнка Квина возникло в процессе судебного разбирательства по инициативе защиты, которая попыталась — правда, безуспешно — доказать, что Квин, возможно, сам побывал в апартаментах Флегга в ночь убийства. Было известно, что он заходил в тот вечер в «Уайтстоун», но в момент убийства он, по его словам, был занят «деловой беседой» с девицей по имени Лолита Лопес, которая проживала на втором этаже той же гостиницы. Мисс Лопес подтвердила его рассказ, и защите не удалось опровергнуть ее показаний — так же, как и показаний Вайса.
Другие свидетели рассказали о том, что Дорис назвала «ссорой» между Россом и Кейси Флеггом. Это вылилось в нечто большее, чем обычная ссора, начавшись с перебранки и закончившись рукоприкладством. Или, точнее, пинком под зад. Росс попытался ударить Флегга и промазал. Флегг попытался ударить Росса и не промазал. Когда Миллер покидал поле боя, слышали, как он говорил, что еще поквитается с «этим сукиным сыном Флеггом», чего бы ему это ни стоило.
Еще одним важным свидетелем против Миллера был ростовщик шестидесяти двух лет, по имени Хейман. Орудие убийства, найденное полицией около тела Флегга вечером 24 ноября, было приобретено в лавке Хеймана 22 ноября, в тот самый день, когда Флегг дал пинок под зад Россу Миллеру. И Хейман под присягой показал, что молодой человек с безумным взглядом, купивший у него пистолет, был этот самый Росс Миллер. Росс заявил, что Хейман лжет, но присяжные совещались недолго, всего два часа двадцать минут.
Я несколько раз пытался дозвониться до Вайса, но так и не разыскал его, а поэтому в три часа пополудни решил поехать в отель «Уайтстоун». Дежурный администратор, от которого несло перегаром, объяснил мне, уставившись на меня бессмысленным взглядом, что Вайс уволился несколько дней назад, но по-прежнему живет в номере 39. Администратора совершенно не интересовали мои дальнейшие действия: я мог подняться наверх, спуститься вниз или поджечь отель — как угодно, — однако я попросту отправился в номер Вайса.
Дверь номера была приоткрыта, и, постучав, я подождал ответа. За дверью царила тишина. Через несколько секунд я постучал еще раз, более настойчиво, и дверь бесшумно распахнулась.
— Вайс, — тихо окликнул я. — Вы дома?
Не дождавшись ответа, я вошел в комнату.
Он был на месте, но ни одной живой души я не нашел. Тщательно одетый, Вайс лежал на спине на неприбранной постели в противоположном конце комнаты, и, взглянув на положение тела, я понял, что он мертв.
Подойдя к кровати, я наклонился над ним и прикоснулся к его коже, потом приподнял веко и увидел остановившийся зрачок. Вне всяких сомнений, он мертв. Я не обнаружил ни пятен крови, ни пулевых отверстий, ни ножевых ранений, никаких следов ни на лице, ни на теле; похоже, он скончался по естественным причинам, но я не собирался принимать этот факт на веру, пока его не осмотрит коронер. Снаружи и внутри. Время его ухода в мир иной было выбрано слишком удачно, что меня никак не устраивало.
Быстро осмотрев комнату, я не нашел ничего интересного для себя и позвонил в отдел по расследованию убийств. Двадцать минут спустя полицейские закончили осмотр комнаты, ребята из криминальной лаборатории почти завершили свою работу и, положив тело Вайса на носилки с колесиками, покатили через вестибюль отеля к выходу.
Из холла я позвонил Дорис Миллер. Она почти сразу подняла трубку.
— Да?
— Это Шелл Скотт.
— Вы уже что-то выяснили?
— Да. Вайс никогда не появится у вас. Он мертв. Сильно подозреваю, что кто-то помог ему перейти в мир иной и...
— Мертв! — перебила она. — Ох, я так и знала, предчувствовала, что случится нечто ужасное... Что же теперь будет с братом? Как можно...
— Минуточку. Я звоню вам главным образом вот по какой причине: до тех пор, пока не произведут вскрытия, никто не может сказать, умер ли Вайс естественной смертью или его убили но если его убили, то произошло это почти сразу после свидания с вами, Дорис, а это означает, что за ним, скорее всего, следили. Тогда тот, кто выследил Вайса и убрал его с дороги, может решить, что вам известно слишком много. — Я перевел дыхание. — Так оно и есть на самом деле. Поэтому будьте поосторожнее, понятно?
Несколько секунд в трубке молчали. Потом я услышал голос Дорис:
— Постараюсь. Но... Боже мой! Что же теперь делать?
Ее голос задрожал, похоже, из голубых глаз вот-вот хлынут слезы, а я не хотел, чтобы эта красавица плакала.
— Послушайте, — поспешно заговорил я, — даже сейчас дела обстоят намного лучше, чем раньше, до того, как Вайс разговаривал с вами, разве не так?
— Да, вы правы, — ответила она, шмыгая носом.
— Тогда успокойтесь. Я ведь только начал заниматься вашим делом.
— Но что от вас зависит? Единственный человек, который мог помочь мне и Россу, умер.
— Это далеко не все. Ведь мы уверены, что ваш брат не виновен.
— Конечно.
— Тогда у нас в запасе есть тот, кто на самом деле застрелил Кейси Флегга. Так что пора, пожалуй, навестить Фрэнка Квина.
Пообещав Дорис увидеться с ней позднее, я повесил трубку. Выйдя из «Уайтстоуна», я сел в свой «кадиллак» с откидным верхом и направился в загородное поместье Фрэнка Квина.
Эта девушка появилась в моей унылой конторе как весенний ветерок среди зимней стужи и аккуратно закрыла за собой наружную стеклянную дверь. Пока она шла к моему столу, я не сводил с нее глаз.
Не каждый день встречаешь таких красавиц.
У нее были рыжие, как языки пламени, волосы, мягкие, как нежный шепот, губы и фигура, в сравнении с которой остальные женщины казались в два раза толще.
Она была высокого роста. Во мне почти шесть футов два дюйма, но, когда я поднялся из-за стола, губы ее всего на пять дюймов не доставали до моих, хотя все же находились на слишком большом расстоянии. Однако ее голубые глаза как-то не соответствовали остальному облику — они казались слишком холодными и колючими, как кусочки льда в только что налитом бокале мартини.
Наверное, это должно было насторожить меня. Но тогда у меня не возникло никаких сомнений.
— Вы, очевидно, мистер Скотт. Надеюсь, у вас найдется время, чтобы помочь мне. Помощь мне нужна позарез.
Ее нежный голос обволакивал меня, как теплый кокон личинку бабочки. Мне показалось, что я уловил тонкий аромат духов. Ее бархатистый, трепетный голос манил меня надеждой на исполнение самых несбыточных желаний. Мои коротко остриженные, жесткие, как проволока, волосы почти совсем белые, это верно; но я не старик.
— Меня зовут Шелл Скотт. И я свободен. Решение принято.
Я с улыбкой придвинул поближе глубокое кожаное кресло, а сам уселся в свое, вращающееся. Но у моей клиентки явно не было настроения улыбаться в ответ.
— Я — Дорис Миллер, — сообщила она.
Приятное имя, но мне оно ни о чем не говорило.
— Росс Миллер — мой брат. Возможно, вы слышали о нем, — он сейчас в тюрьме Сан-Квентин.
И тут я вспомнил. Сегодня у нас суббота, 28 октября, первая половина дня, а почти год назад здесь, в Лос-Анджелесе, убили человека по имени К.С. (иначе Кейси [2]) Флегг, совладельца адвокатской фирмы «Томкинс, Борк и Флегг». Поговаривали, что у него были обширные связи среди городских чиновников и влиятельных людей. Флегга застрелили вечером в его роскошном номере в отеле «Уайтстоун». Полиция не заставила себя ждать, поскольку в участок сообщили о случившемся по телефону, — очевидно, позвонил человек, услышавший выстрел, но не пожелавший сообщить свое имя. Полицейские обнаружили на месте преступления молодого адвоката, недавно принятого на работу в фирму Флегга. Всего за два дня до этого события подозреваемый крепко поссорился со своей жертвой, в результате чего был уволен. Казалось, налицо явный случай преднамеренного убийства. И если мне не изменяла память, человека, обвиненного в убийстве, звали Россом Миллером.
— Ваш брат был причастен к убий... смерти Кейси Флегга? — спросил я.
Она молча кивнула в ответ, потом заговорила:
— Росса обвинили в убийстве. Знаю, что все улики против него, но он не виновен. Мистер Флегг с самого начала не хотел брать Росса на работу, у него на примете был другой, но его партнер выбрал Росса. Брат считал Флегга бесчестным человеком, настоящим проходимцем, и сказал ему об этом прямо в глаза. Их ссора и послужила основным доказательством вины Росса. Многие слышали, как они ругались, и в полиции воспользовались этим, чтобы предъявить ему обвинение. Но Росс не убивал Флегга! — Разволновавшись, она даже привстала с кожаного кресла. Снова опустившись в него, медленно продолжала: — Обвинение против Росса строится исключительно на основе косвенных улик, и самые убийственные показания против него дал лифтер, Вайс. Помните, мистер Скотт?
— Угу.
Честер Вайс, работавший лифтером в «Уайтстоуне», был человеком средних лет, на суде он выступал главным свидетелем обвинения. Вайс показал, что, кроме Росса Миллера, в тот вечер никто не поднимался в апартаменты, расположенные на верхнем этаже. Миллер поднялся туда приблизительно за час до убийства Флегга, что прочно привязывало Миллера к дальнейшим событиям.
— Мистер Вайс пришел ко мне вчера, — продолжала моя красавица, — и сказал, что его заставили дать на суде ложные показания и что мой брат, вероятно, не виновен. Мистер Вайс хотел рассказать мне правду, снять груз со своей совести, как он объяснил, но идти со мной в полицию и повторить все это там отказался. Ужасно боялся, что его засадят за решетку.
— За лжесвидетельство, как правило, действительно грозит тюремное заключение.
Она кивнула, при этом луч света блеснул в ее рыжих волосах.
— Вайс все же пообещал прийти ко мне сегодня утром, изложить свои показания в письменном виде и подписать их.
— Но он не пришел, — предположил я.
— Вы угадали.
— И со вчерашнего дня о нем ни слуху ни духу?
— Верно. Я звонила к нему в отель — он по-прежнему работает в «Уайтстоуне», — но он там не появлялся. А я не могу ждать. Мне необходимо сегодня же хотя бы получить его заявление.
— Понимаю, почему вы так встревожены, мисс... — сказал я, бросив на нее взгляд, — я вас правильно называю?
Она молча наклонила голову.
— А почему нельзя отложить все это до завтра?
Мне хотелось узнать, чем вызвана такая спешка. И она объяснила.
— Сегодня суббота, — сказала она, — а в среду Росс попадет в газовую камеру.
— Все ясно.
Среда. До нее осталось всего четыре дня. На самом деле и того меньше. В течение многих лет казни в Калифорнии проходили по пятницам, но уже больше года назад суд принял постановление проводить казни по средам, в десять утра. Так что времени оставалось совсем мало.
— Вайс признался, что дал под присягой ложные показания? — спросил я.
— Да. Он сказал, что ему пришлось солгать, иначе его убили бы.
— Кто угрожал ему? Он сказал вам?
— Квин. Фрэнк Квин.
Я невольно застонал. Фрэнк Квин напоминал слизняка: расплывшаяся рожа, дряблое тело. Этот гангстер занимал весьма солидное положение в рэкете. Как ни странно, четыре-пять лет назад никто и не слышал об этом бездельнике; он появился неизвестно откуда, так, никчемная личность, но вскоре стал гангстером. Заметной фигурой в деловых кругах Лос-Анджелеса. Я несколько раз сталкивался с Квином, и каждый раз при виде его мне хотелось стать марсианином. Можно сказать иначе: он был единственным марсианином, который заставлял меня радоваться, что я принадлежу к человеческому роду.
Дорис Миллер вопросительно смотрела на меня.
— Вы знаете этого человека? Его имя упоминали в суде.
— Мы встречались.
Она скорчила рожицу:
— Ведь он... гангстер?
Гангстер. В ее пухлых алых губках это слово прозвучало странно. Мне казалось, что эти губки вот-вот улыбнутся. И такое намерение можно было только приветствовать.
— Квин один из тех типов, — объяснил я, — о которых говорят, что они действуют за кулисами. Не сомневаюсь, что на пути наверх он перестрелял и передушил немало народу, но теперь, обосновавшись там, обзавелся двумя-тремя десятками наемников, которые выполняют за него всю грязную работу.
— Похоже, это опасный тип.
— Так оно и есть. Вайс объяснил, почему Квин заставил его лжесвидетельствовать на суде?
— Да. Он рассказал мне, что Квин поднялся в эти апартаменты в «Уайтстоуне» немного раньше Росса. Как раз в то самое время, когда было совершено убийство. Мистер Вайс почти уверен, что этого человека убил сам Квин, а потом подставил вместо себя Росса.
— Понятно. И Квин приказал Вайсу молчать, иначе он пришьет его, верно?
— Именно так он и сказал, — подтвердила она.
Одно меня удивляло, и я спросил об этом Дорис:
— Как же Вайс решился наконец обнародовать то, что знал? Если он так боялся Квина во время судебного процесса, почему осмелел сейчас?
— Недавно мистер Вайс перенес серьезный сердечный приступ. Чуть не умер, по его словам. И он сказал, что с тех пор все раздумывал, как ему поступить, пока наконец не решился сказать правду. Он признался, что все еще боится Квина, но еще больше боится, что не успеет рассказать, как все было на самом деле... до среды.
— Угу. В этом есть смысл. Что еще вам известно?
Но она знала об убийстве Флегга только со слов брата, а тот говорил, что он не виновен. Росс объяснил ей, что в тот вечер ему позвонил будто бы сам К.С. Флегг и попросил срочно прибыть в «Уайтстоун». Росс поехал туда, поднялся на лифте вместе с Вайсом в апартаменты, расположенные наверху, и, войдя в номер, нашел убитого Флегга. И почти тотчас прибыла полиция. То же самое он говорил на суде, и история его была настолько проста, что мало походила на правду.
— Так, — сказал я, — времени у нас в обрез. Но если Вайс хотя бы повторит свою историю при свидетелях, нам удастся кое-что сделать.
— Вы... но вы даже не сказали, что согласны помочь мне, мистер Скотт.
— Разве? Я не сказал вам об этом? Мне казалось, мы понимаем друг друга. Конечно, я берусь помочь вам.
Наконец-то на ее губах появилась улыбка. Но потом она, вероятно, вспомнила о брате, которому предстоит дышать ядовитыми испарениями цианида, и выражение ее прекрасного лица изменилось.
Мы оговорили сумму моего вознаграждения, но ее бархатистый голос, ее губы, даже ее уши и брови обещали так много, что деньги в сравнении с этим не имели никакого значения. Особенно настойчиво она просила меня разыскать Вайса и хотя бы получить от него подписанное заявление или, еще лучше, уговорить Вайса повторить свои показания под присягой. Она умоляла меня спасти ее брата. Я обещал ей сделать все, что в моих силах, и даже сверх того.
Как правило, я предоставляю своим клиентам возможность самим выбираться из моего кабинета; спустившись на один этаж, они оказываются в центре города. Но эту клиентку я проводил до дверей и не спускал с нее глаз, пока она шла по коридору, направляясь к лифту. Жаль, что не видел, как она пришла сюда.
Вернувшись к себе, я некоторое время приводил в порядок известные мне факты по этому делу. К.С. Флегг был убит выстрелом из пистолета вечером 24 ноября прошлого года. Миллера арестовали в ту же ночь, предъявив ему обвинение в совершении этого преступления; он заявил, что не виновен и предстал перед Верховным судом Лос-Анджелеса в январе. Через две недели суд вынес вердикт: виновен в убийстве первой степени.
Когда дело перешло к присяжным заседателям для вынесения приговора, Росс Миллер получил на полную катушку. Судья Торнуолл Смит назначил день казни: среда, 1 ноября, десять часов утра; именно в этот день и час Миллера должны были казнить, применив смертельный газ. Автоматически было подано прошение о помиловании, это обязательная процедура, когда речь идет о смертной казни, и приговор был оставлен в силе. Так что сейчас Росс Миллер находился в тюрьме штата Калифорния Сан-Квентин, на этаже, где находятся камеры приговоренных к смерти: единственное их отличие от других точно таких же камер — то, что это большие гробы для живых.
Имя Фрэнка Квина возникло в процессе судебного разбирательства по инициативе защиты, которая попыталась — правда, безуспешно — доказать, что Квин, возможно, сам побывал в апартаментах Флегга в ночь убийства. Было известно, что он заходил в тот вечер в «Уайтстоун», но в момент убийства он, по его словам, был занят «деловой беседой» с девицей по имени Лолита Лопес, которая проживала на втором этаже той же гостиницы. Мисс Лопес подтвердила его рассказ, и защите не удалось опровергнуть ее показаний — так же, как и показаний Вайса.
Другие свидетели рассказали о том, что Дорис назвала «ссорой» между Россом и Кейси Флеггом. Это вылилось в нечто большее, чем обычная ссора, начавшись с перебранки и закончившись рукоприкладством. Или, точнее, пинком под зад. Росс попытался ударить Флегга и промазал. Флегг попытался ударить Росса и не промазал. Когда Миллер покидал поле боя, слышали, как он говорил, что еще поквитается с «этим сукиным сыном Флеггом», чего бы ему это ни стоило.
Еще одним важным свидетелем против Миллера был ростовщик шестидесяти двух лет, по имени Хейман. Орудие убийства, найденное полицией около тела Флегга вечером 24 ноября, было приобретено в лавке Хеймана 22 ноября, в тот самый день, когда Флегг дал пинок под зад Россу Миллеру. И Хейман под присягой показал, что молодой человек с безумным взглядом, купивший у него пистолет, был этот самый Росс Миллер. Росс заявил, что Хейман лжет, но присяжные совещались недолго, всего два часа двадцать минут.
Я несколько раз пытался дозвониться до Вайса, но так и не разыскал его, а поэтому в три часа пополудни решил поехать в отель «Уайтстоун». Дежурный администратор, от которого несло перегаром, объяснил мне, уставившись на меня бессмысленным взглядом, что Вайс уволился несколько дней назад, но по-прежнему живет в номере 39. Администратора совершенно не интересовали мои дальнейшие действия: я мог подняться наверх, спуститься вниз или поджечь отель — как угодно, — однако я попросту отправился в номер Вайса.
Дверь номера была приоткрыта, и, постучав, я подождал ответа. За дверью царила тишина. Через несколько секунд я постучал еще раз, более настойчиво, и дверь бесшумно распахнулась.
— Вайс, — тихо окликнул я. — Вы дома?
Не дождавшись ответа, я вошел в комнату.
Он был на месте, но ни одной живой души я не нашел. Тщательно одетый, Вайс лежал на спине на неприбранной постели в противоположном конце комнаты, и, взглянув на положение тела, я понял, что он мертв.
Подойдя к кровати, я наклонился над ним и прикоснулся к его коже, потом приподнял веко и увидел остановившийся зрачок. Вне всяких сомнений, он мертв. Я не обнаружил ни пятен крови, ни пулевых отверстий, ни ножевых ранений, никаких следов ни на лице, ни на теле; похоже, он скончался по естественным причинам, но я не собирался принимать этот факт на веру, пока его не осмотрит коронер. Снаружи и внутри. Время его ухода в мир иной было выбрано слишком удачно, что меня никак не устраивало.
Быстро осмотрев комнату, я не нашел ничего интересного для себя и позвонил в отдел по расследованию убийств. Двадцать минут спустя полицейские закончили осмотр комнаты, ребята из криминальной лаборатории почти завершили свою работу и, положив тело Вайса на носилки с колесиками, покатили через вестибюль отеля к выходу.
Из холла я позвонил Дорис Миллер. Она почти сразу подняла трубку.
— Да?
— Это Шелл Скотт.
— Вы уже что-то выяснили?
— Да. Вайс никогда не появится у вас. Он мертв. Сильно подозреваю, что кто-то помог ему перейти в мир иной и...
— Мертв! — перебила она. — Ох, я так и знала, предчувствовала, что случится нечто ужасное... Что же теперь будет с братом? Как можно...
— Минуточку. Я звоню вам главным образом вот по какой причине: до тех пор, пока не произведут вскрытия, никто не может сказать, умер ли Вайс естественной смертью или его убили но если его убили, то произошло это почти сразу после свидания с вами, Дорис, а это означает, что за ним, скорее всего, следили. Тогда тот, кто выследил Вайса и убрал его с дороги, может решить, что вам известно слишком много. — Я перевел дыхание. — Так оно и есть на самом деле. Поэтому будьте поосторожнее, понятно?
Несколько секунд в трубке молчали. Потом я услышал голос Дорис:
— Постараюсь. Но... Боже мой! Что же теперь делать?
Ее голос задрожал, похоже, из голубых глаз вот-вот хлынут слезы, а я не хотел, чтобы эта красавица плакала.
— Послушайте, — поспешно заговорил я, — даже сейчас дела обстоят намного лучше, чем раньше, до того, как Вайс разговаривал с вами, разве не так?
— Да, вы правы, — ответила она, шмыгая носом.
— Тогда успокойтесь. Я ведь только начал заниматься вашим делом.
— Но что от вас зависит? Единственный человек, который мог помочь мне и Россу, умер.
— Это далеко не все. Ведь мы уверены, что ваш брат не виновен.
— Конечно.
— Тогда у нас в запасе есть тот, кто на самом деле застрелил Кейси Флегга. Так что пора, пожалуй, навестить Фрэнка Квина.
Пообещав Дорис увидеться с ней позднее, я повесил трубку. Выйдя из «Уайтстоуна», я сел в свой «кадиллак» с откидным верхом и направился в загородное поместье Фрэнка Квина.
Глава 2
Часы показывали начало пятого, когда я свернул с автомагистрали на узкую асфальтовую дорогу, ведущую к поместью Квина. Проехав около мили, я остановился у массивных железных ворот, перекрывающих дорогу. За ними виднелся большой светло-желтый дом над зеленой лужайкой, похожий на гриб с квадратной шляпкой. Я впервые оказался здесь, но был наслышан об этом месте. В доме тридцать комнат, и его окружают несколько акров земли, обнесенной проволочным забором. Парочка вооруженных «охотников» днем и ночью прогуливалась по этой территории, опасаясь, очевидно, как бы туда не проскочил какой-нибудь кролик, а ворота, за которыми начиналась подъездная дорожка, ведущая к дому, открывались автоматически из небольшой сторожки за оградой. Все было сделано для того, чтобы Фрэнк Квин чувствовал себя дома в полной безопасности.
Сторожка находилась рядом с воротами, справа от меня. Не успел я вылезти из машины, как высокий сутулый мужчина появился из этой хибары и, подойдя к воротам, молча уставился на меня. Он был довольно тощим, лет пятидесяти на вид.
Как только дверца машины захлопнулась, охранник заговорил:
— Ты, парень, ошибся дорогой.
На нем были черные башмаки, украшенные замысловатым узором из белых бусинок, брюки из плащевки и рубашка в серо-зеленую клетку. Шею украшал красный шелковый платок, концы которого прямо над адамовым яблоком были заколоты серебряной булавкой. Большая жемчужно-серая ковбойская шляпа была лихо сдвинута набок. Выглядел он настоящим франтом. Двустволка небрежно болталась на сгибе локтя правой руки.
Несколько секунд я молча рассматривал его, потом подошел к воротам и остановился прямо перед ним.
— Передай Квину, что к нему приехал Шелл Скотт, — попросил я.
— Он ждет тебя?
— Он меня знает.
— Это означает, что он тебя не ждет. У меня в списке тебя нет.
— По крайней мере, сообщи ему обо мне, техасец.
— Меня звать Невада.
Он небрежно поднял двустволку, так что ее дула оказались на уровне моего живота. Процесс пищеварения тут же прекратился.
— У тебя за спиной, приятель, спрятался большой лопоухий кролик, — сказал Невада. — Если ты живенько не уберешься отсюда, я могу ненароком зацепить тебя, когда выстрелю в него.
Остатки завтрака в моем желудке превратились в чугунные гайки и болты, но я постарался ответить как можно небрежнее:
— Не много ли берешь на себя, Невада? Ты что, никогда не советуешься с боссом?
Он смерил меня суровым взглядом, но, подумав, отступил в свою сторожку. Во всех четырех стенах домика были окна с толстыми, возможно, пуленепробиваемыми стеклами, поэтому я видел, как Невада звонил по телефону. Он что-то говорил в трубку около минуты, а затем положил ее на конторку рядом с небольшим рычагом и нажал на рычаг. Железные ворота тут же поползли в стороны.
Невада вышел из сторожки и, снова наставив на меня ружье, сказал:
— Фрэнк говорит, что выкроит для тебя пару минут. Если у тебя есть пушка, для тебя же лучше оставить ее здесь.
Я замешкался. Мой кольт 38-го калибра практически всегда покоится в наплечной кобуре у меня под мышкой, я снимаю его только в ванной. Но доводы разума и наставленное прямо на меня ружье пересилили мои колебания. Я не торопясь засунул руку под пиджак и вытащил револьвер, сохраняя при этом самое миролюбивое выражение лица.
Невада приказал мне осторожно положить револьвер на землю, что я и выполнил.
— Парни около дома просто сняли бы его с твоего тела, — сообщил он ухмыляясь. — Обратно поедешь той же дорогой, если, конечно, не полезешь через ограду. А ограда под напряжением, парень. Попытаешься перелезть через нее — и поджаришься не хуже, чем на пляже в Палм-Бич в середине лета. — Помолчав, он добавил: — Веди себя прилично, и тогда на обратном пути получишь свою маленькую пушку.
Подъездная дорожка тянулась по прямой еще с сотню ярдов, потом резко сворачивала налево, к дому. Остановив машину в нескольких ярдах от входа, я вылез из нее — и поднялся по четырем широким ступенькам к парадной двери. Меня ожидали, и высокий, растрепанный морфинист с узкими бедрами и еще более узкими плечами распахнул передо мной дверь раньше, чем я успел дотянуться до звонка.
— Пошли, — сказал он и, повернувшись, пошел впереди.
Мы свернули налево и, пройдя покрытый толстым ковром коридор, оказались в громадной комнате, больше похожей на танцевальный зал в какой-нибудь гостинице, чем на жилое помещение. На отполированном до блеска полу не было ковра, как будто эта комната предназначалась исключительно для танцев. Тут и там по залу были расставлены горшки с растениями. Мы промаршировали по скользкому полу к широкой лестнице, ведущей наверх. Вправо и влево от лестничной площадки тянулся коридор. Прямо передо мной была большая, украшенная резьбой закрытая дверь; в нескольких шагах от нее, налево, я увидел точно такую же, но полуоткрытую дверь. Мы направились к ней и очутились в комнате с высоким потолком, ярко освещенной лучами солнца, проникавшими через большие окна, выходящие на юг. Красные занавеси на окнах были раздвинуты, а пол был застлан черным ковром. У одной стены стоял стол черного дерева. На красной кушетке слева от меня сидел Фрэнк Квин.
На фоне красных драпировок его болезненно-желтоватая кожа приняла мертвенно-бледный оттенок, что делало его похожим на большую личинку, выползшую из куска протухшего мяса. Белки маленьких, но очень ярких глаз имели красноватый оттенок, радужную оболочку покрывала сеть мелких кровавых прожилок. Избыток плоти на щеках при малейшем движении вздрагивал, как студенистая масса, уголки чересчур красных губ опустились вниз, а складки морщинистой кожи обвисли под массивным подбородком. Он выглядел так, будто всю жизнь питался только соленой свининой и топленым свиным жиром, что не пошло ему на пользу. Позади Квина, привалившись к спинке дивана, сидел человек самой заурядной внешности, приблизительно моего возраста, то есть лет тридцати. Он не отличался особым очарованием, но рядом с Квином казался привлекательным и даже красивым. Его звали Джей, это был один из немногих помощников Квина, пользовавшихся его доверием (по моим сведениям, его правая рука). Ходили слухи, что на его счету есть пара трупов и две короткие отсидки в тюрьме другого штата.
Парень, который привел меня, закрыл дверь и остался стоять, прислонившись к ней.
— Привет, Скотт, — произнес Квин.
В голосе его не ощущалось особой радости. Мне с ним не приходилось встречаться, но я не раз сталкивался с его боевиками, в результате этих встреч его команда несколько утратила свой боевой дух. Квин, естественно, не воспылал ко мне горячей любовью. На данный момент у меня было перед ним только одно преимущество: он не знал наверняка, что именно мне известно — и даже зачем я сюда явился. Насколько я знал, он отличался вспыльчивым темпераментом, и, если бы мне удалось вывести его из себя, появлялся шанс получить из его уст любопытную информацию.
— Комиссия по уголовным преступлениям направила меня сюда, чтобы я выяснил, не являешься ли ты Дракулой? — нагло начал я.
Несколько секунд Квин ошеломленно молчал. Но потом до него дошло, он подогнул ноги и стал приподниматься, сопровождая проклятиями каждый дюйм своего движения. Он осыпал меня градом ругательств, но я резко оборвал его:
— Прекрати, приятель. Попридержи язык, хватит трепаться, а то я не посмотрю на твоих телохранителей, вырву его и заткну тебе в глотку.
Я испугался, что он подавится собственными словами. Он визжал и брызгал слюной, но потом, с неимоверным усилием взяв себя в руки, замолчал и как будто успокоился, по крайней мере внешне.
— Скотт, — заговорил он дрожащим от ярости голосом, — за эти слова я убью тебя своими руками.
— Как К.С. Флегга?
— Флегга я не трогал, заруби это себе на носу, тупица. Но тебя прикончу с большим удовольствием. Если ты явился ко мне рассказывать сказки, то напрасно потратил время.
— Успокойся, Квин. Неужели ничего не понял? — Он с недоумением уставился на меня, а я продолжал: — Ладно, скажу тебе, зачем приехал: поговорить о Честере Вайсе.
— Не знаю, что случилось с Честером...
Он оборвал фразу на полуслове, но было поздно. Конечно, ему не положено знать, что случилось с Честером Вайсом, если только сам он не приложил руку к случившемуся. Итак, его реакция подтвердила мои подозрения: смерть Вайса не случайна, и Квин или несет ответственность за убийство, или немало знает об этом.
Но внезапно Квин совершенно успокоился.
— Ты, Скотт, наверное, знаешь, — медленно произнес он, — что излишек мозгов здоровья не прибавляет.
— А не поговорить ли нам о Честере, Квин?
— А что с Честером? — спросил он вкрадчиво. — Чем он сейчас занят?
— Его кто-то убил.
— Что ж. Очень плохо. Чего хорошего, когда убивают приличного человека. Знаешь, Скотт, по-моему, ты тоже приличный человек.
Сторожка находилась рядом с воротами, справа от меня. Не успел я вылезти из машины, как высокий сутулый мужчина появился из этой хибары и, подойдя к воротам, молча уставился на меня. Он был довольно тощим, лет пятидесяти на вид.
Как только дверца машины захлопнулась, охранник заговорил:
— Ты, парень, ошибся дорогой.
На нем были черные башмаки, украшенные замысловатым узором из белых бусинок, брюки из плащевки и рубашка в серо-зеленую клетку. Шею украшал красный шелковый платок, концы которого прямо над адамовым яблоком были заколоты серебряной булавкой. Большая жемчужно-серая ковбойская шляпа была лихо сдвинута набок. Выглядел он настоящим франтом. Двустволка небрежно болталась на сгибе локтя правой руки.
Несколько секунд я молча рассматривал его, потом подошел к воротам и остановился прямо перед ним.
— Передай Квину, что к нему приехал Шелл Скотт, — попросил я.
— Он ждет тебя?
— Он меня знает.
— Это означает, что он тебя не ждет. У меня в списке тебя нет.
— По крайней мере, сообщи ему обо мне, техасец.
— Меня звать Невада.
Он небрежно поднял двустволку, так что ее дула оказались на уровне моего живота. Процесс пищеварения тут же прекратился.
— У тебя за спиной, приятель, спрятался большой лопоухий кролик, — сказал Невада. — Если ты живенько не уберешься отсюда, я могу ненароком зацепить тебя, когда выстрелю в него.
Остатки завтрака в моем желудке превратились в чугунные гайки и болты, но я постарался ответить как можно небрежнее:
— Не много ли берешь на себя, Невада? Ты что, никогда не советуешься с боссом?
Он смерил меня суровым взглядом, но, подумав, отступил в свою сторожку. Во всех четырех стенах домика были окна с толстыми, возможно, пуленепробиваемыми стеклами, поэтому я видел, как Невада звонил по телефону. Он что-то говорил в трубку около минуты, а затем положил ее на конторку рядом с небольшим рычагом и нажал на рычаг. Железные ворота тут же поползли в стороны.
Невада вышел из сторожки и, снова наставив на меня ружье, сказал:
— Фрэнк говорит, что выкроит для тебя пару минут. Если у тебя есть пушка, для тебя же лучше оставить ее здесь.
Я замешкался. Мой кольт 38-го калибра практически всегда покоится в наплечной кобуре у меня под мышкой, я снимаю его только в ванной. Но доводы разума и наставленное прямо на меня ружье пересилили мои колебания. Я не торопясь засунул руку под пиджак и вытащил револьвер, сохраняя при этом самое миролюбивое выражение лица.
Невада приказал мне осторожно положить револьвер на землю, что я и выполнил.
— Парни около дома просто сняли бы его с твоего тела, — сообщил он ухмыляясь. — Обратно поедешь той же дорогой, если, конечно, не полезешь через ограду. А ограда под напряжением, парень. Попытаешься перелезть через нее — и поджаришься не хуже, чем на пляже в Палм-Бич в середине лета. — Помолчав, он добавил: — Веди себя прилично, и тогда на обратном пути получишь свою маленькую пушку.
Подъездная дорожка тянулась по прямой еще с сотню ярдов, потом резко сворачивала налево, к дому. Остановив машину в нескольких ярдах от входа, я вылез из нее — и поднялся по четырем широким ступенькам к парадной двери. Меня ожидали, и высокий, растрепанный морфинист с узкими бедрами и еще более узкими плечами распахнул передо мной дверь раньше, чем я успел дотянуться до звонка.
— Пошли, — сказал он и, повернувшись, пошел впереди.
Мы свернули налево и, пройдя покрытый толстым ковром коридор, оказались в громадной комнате, больше похожей на танцевальный зал в какой-нибудь гостинице, чем на жилое помещение. На отполированном до блеска полу не было ковра, как будто эта комната предназначалась исключительно для танцев. Тут и там по залу были расставлены горшки с растениями. Мы промаршировали по скользкому полу к широкой лестнице, ведущей наверх. Вправо и влево от лестничной площадки тянулся коридор. Прямо передо мной была большая, украшенная резьбой закрытая дверь; в нескольких шагах от нее, налево, я увидел точно такую же, но полуоткрытую дверь. Мы направились к ней и очутились в комнате с высоким потолком, ярко освещенной лучами солнца, проникавшими через большие окна, выходящие на юг. Красные занавеси на окнах были раздвинуты, а пол был застлан черным ковром. У одной стены стоял стол черного дерева. На красной кушетке слева от меня сидел Фрэнк Квин.
На фоне красных драпировок его болезненно-желтоватая кожа приняла мертвенно-бледный оттенок, что делало его похожим на большую личинку, выползшую из куска протухшего мяса. Белки маленьких, но очень ярких глаз имели красноватый оттенок, радужную оболочку покрывала сеть мелких кровавых прожилок. Избыток плоти на щеках при малейшем движении вздрагивал, как студенистая масса, уголки чересчур красных губ опустились вниз, а складки морщинистой кожи обвисли под массивным подбородком. Он выглядел так, будто всю жизнь питался только соленой свининой и топленым свиным жиром, что не пошло ему на пользу. Позади Квина, привалившись к спинке дивана, сидел человек самой заурядной внешности, приблизительно моего возраста, то есть лет тридцати. Он не отличался особым очарованием, но рядом с Квином казался привлекательным и даже красивым. Его звали Джей, это был один из немногих помощников Квина, пользовавшихся его доверием (по моим сведениям, его правая рука). Ходили слухи, что на его счету есть пара трупов и две короткие отсидки в тюрьме другого штата.
Парень, который привел меня, закрыл дверь и остался стоять, прислонившись к ней.
— Привет, Скотт, — произнес Квин.
В голосе его не ощущалось особой радости. Мне с ним не приходилось встречаться, но я не раз сталкивался с его боевиками, в результате этих встреч его команда несколько утратила свой боевой дух. Квин, естественно, не воспылал ко мне горячей любовью. На данный момент у меня было перед ним только одно преимущество: он не знал наверняка, что именно мне известно — и даже зачем я сюда явился. Насколько я знал, он отличался вспыльчивым темпераментом, и, если бы мне удалось вывести его из себя, появлялся шанс получить из его уст любопытную информацию.
— Комиссия по уголовным преступлениям направила меня сюда, чтобы я выяснил, не являешься ли ты Дракулой? — нагло начал я.
Несколько секунд Квин ошеломленно молчал. Но потом до него дошло, он подогнул ноги и стал приподниматься, сопровождая проклятиями каждый дюйм своего движения. Он осыпал меня градом ругательств, но я резко оборвал его:
— Прекрати, приятель. Попридержи язык, хватит трепаться, а то я не посмотрю на твоих телохранителей, вырву его и заткну тебе в глотку.
Я испугался, что он подавится собственными словами. Он визжал и брызгал слюной, но потом, с неимоверным усилием взяв себя в руки, замолчал и как будто успокоился, по крайней мере внешне.
— Скотт, — заговорил он дрожащим от ярости голосом, — за эти слова я убью тебя своими руками.
— Как К.С. Флегга?
— Флегга я не трогал, заруби это себе на носу, тупица. Но тебя прикончу с большим удовольствием. Если ты явился ко мне рассказывать сказки, то напрасно потратил время.
— Успокойся, Квин. Неужели ничего не понял? — Он с недоумением уставился на меня, а я продолжал: — Ладно, скажу тебе, зачем приехал: поговорить о Честере Вайсе.
— Не знаю, что случилось с Честером...
Он оборвал фразу на полуслове, но было поздно. Конечно, ему не положено знать, что случилось с Честером Вайсом, если только сам он не приложил руку к случившемуся. Итак, его реакция подтвердила мои подозрения: смерть Вайса не случайна, и Квин или несет ответственность за убийство, или немало знает об этом.
Но внезапно Квин совершенно успокоился.
— Ты, Скотт, наверное, знаешь, — медленно произнес он, — что излишек мозгов здоровья не прибавляет.
— А не поговорить ли нам о Честере, Квин?
— А что с Честером? — спросил он вкрадчиво. — Чем он сейчас занят?
— Его кто-то убил.
— Что ж. Очень плохо. Чего хорошего, когда убивают приличного человека. Знаешь, Скотт, по-моему, ты тоже приличный человек.