Страница:
Все население деревни к полуночи упилось до скотского состояния, включая детей. Дамы горланили песни, матерились, блевали. Хороши дамы! И зачем Строганов научил их делать брагу, зачем угостил самогоном? Сам виноват. Гнал бы лучше для личных нужд, а не спаивал дикарей. Переводят добро на дерьмо! Черт! А сейчас хорошо бы с тоски напиться!
Следующим утром никто из солдаток на построение не явился. Упившихся баб и подростков продолжало тошнить, радости от вчерашнего пиршества не осталось и следа. Войско промучилось двое суток. Над островом навис смрад разложения. Мелкие хищники, птицы, грызуны доедали то, что не доели люди. Еды хватило на всех. Островитяне, забыв о наставлениях своего короля, даже скинули с себя постылые одежды, вернувшись к своему первобытному облику. В массах началось брожение, преступный замысел — умертвить бывшего властелина острова — вновь овладел умами дикарей.
Ночью туземки подтащили зловонные трупы к крепости и быстро скрылись. Началась осада форта. Таким способом подлые бабы решили вынудить обитателей укрепления покинуть свое убежище. Расчет был верный: смрад и угроза возникновения болезней должны быстро изгнать гарнизон из острога и сыграть на руку мятежницам.
Серега залез на вышку на цитадели и оглядел окрестности. Остров оказался усыпанным костями, требухой, черепами. Останки разлагались под палящими лучами солнца. Строганов размышлял, как справиться с этой проблемой: «Что произойдет раньше — покойные папуасы высохнут, как мумии, или мы провоняем и заболеем? Если не захоронить убитых, то эпидемия может обрушиться на тупые головы аборигенов, а заодно и на мою».
Серега взял автомат и вместе с подругами по несчастью вышел из крепости. Островитянки не предприняли попыток напасть, побоялись убойной мощи огнестрельного оружия. Фельдфебельши вырыли ямки и захоронили в них останки, присыпав песком. Потом умылись в море соленой водой, и санитарно-эпидемиологическая экспедиция возвратилась в укрытие.
Они немного передохнули и сделали вылазку к роднику за водой. Утром под охраной снова умылись. Купаться нельзя — у побережья курсировали голодные акулы! Можно было лишь зайти в море по щиколотку, ополоснуть лицо и руки. Пока женщины умывались, Строганов напряженно вглядывался в темные заросли джунглей. Теперь оттуда исходила угроза.
Обозленные бабы, да к тому же вооруженные и обученные военному делу, вдвойне опасны. Обиженные бабы коварней раненой кобры, мысли их полны злобы и яда. Теперь у них есть копья, дротики, дубины, луки. Нужно было что-то предпринять! Либо истребить взбунтовавшихся фурий, либо уносить отсюда ноги. Мирного сосуществования представителей разных общественных систем никак не получалось.
Устроить геноцид малой народности Серега не мог. Потом совесть замучит. Уплыть на тримаране вместе с гаремом куда глаза глядят? Ему жалко было покидать королевство, но, видимо, придется. Ведь и раньше он об этом подумывал. Что ж, надо заготовить побольше еды, сделать запас питьевой воды и отправляться в путь.
После тяжких раздумий Сергей позвал обеих девушек и предложил им покинуть отчий край. Они поспорили, поплакали, но согласились. Вот и хорошо, значит, можно браться за дело! Предстоит новое путешествие, полное приключений и, возможно, злоключений.
На свое счастье, за две недели до этих событий Сергей начал вялить рыбу, развешивая ее на крыше башни. Во дворе лежала груда кокосовых орехов, сушеные бананы, тыквы, какие-то экзотические фрукты. Этой провизии должно было надолго хватить на троих. Куда плыть? На Родину, в Россию! Даст Бог, доберется тримаран с экипажем за пару месяцев до Дальнего Востока. Вернуться с двумя шоколадными бабами домой, конечно, очень оригинально. Чем Серега хуже графа Рязанова? Только тем, что нет у него ни «Юноны», ни «Авось». Главное — доплыть!
Примерно так размышлял Строганов о дальнейших планах на будущее.
Под покровом ночи Сергей выбрался из форта и отправился на побережье проверить тримаран. Лодка по-прежнему лежала на берегу, цела и невредима. Вокруг не было ни одной живой души. К счастью для Строганова, туземки, протрезвев, а затем опохмелившись, стали тосковать по единственному на острове дееспособному мужику и с горя вновь крепко выпили. «Так вам и надо! Теперь обижайтесь на самих себя. С людоедами я дружбу не вожу! — мстительно подумал бывший король. — Пора. Сегодня ночью перенесу припасы в лодку, посажу в нее девок, и отправимся в плавание! Самое время, пока они спят, отчалить от острова», — решил наконец Сергей.
Глава 23
Глава 24
Следующим утром никто из солдаток на построение не явился. Упившихся баб и подростков продолжало тошнить, радости от вчерашнего пиршества не осталось и следа. Войско промучилось двое суток. Над островом навис смрад разложения. Мелкие хищники, птицы, грызуны доедали то, что не доели люди. Еды хватило на всех. Островитяне, забыв о наставлениях своего короля, даже скинули с себя постылые одежды, вернувшись к своему первобытному облику. В массах началось брожение, преступный замысел — умертвить бывшего властелина острова — вновь овладел умами дикарей.
Ночью туземки подтащили зловонные трупы к крепости и быстро скрылись. Началась осада форта. Таким способом подлые бабы решили вынудить обитателей укрепления покинуть свое убежище. Расчет был верный: смрад и угроза возникновения болезней должны быстро изгнать гарнизон из острога и сыграть на руку мятежницам.
Серега залез на вышку на цитадели и оглядел окрестности. Остров оказался усыпанным костями, требухой, черепами. Останки разлагались под палящими лучами солнца. Строганов размышлял, как справиться с этой проблемой: «Что произойдет раньше — покойные папуасы высохнут, как мумии, или мы провоняем и заболеем? Если не захоронить убитых, то эпидемия может обрушиться на тупые головы аборигенов, а заодно и на мою».
Серега взял автомат и вместе с подругами по несчастью вышел из крепости. Островитянки не предприняли попыток напасть, побоялись убойной мощи огнестрельного оружия. Фельдфебельши вырыли ямки и захоронили в них останки, присыпав песком. Потом умылись в море соленой водой, и санитарно-эпидемиологическая экспедиция возвратилась в укрытие.
Они немного передохнули и сделали вылазку к роднику за водой. Утром под охраной снова умылись. Купаться нельзя — у побережья курсировали голодные акулы! Можно было лишь зайти в море по щиколотку, ополоснуть лицо и руки. Пока женщины умывались, Строганов напряженно вглядывался в темные заросли джунглей. Теперь оттуда исходила угроза.
Обозленные бабы, да к тому же вооруженные и обученные военному делу, вдвойне опасны. Обиженные бабы коварней раненой кобры, мысли их полны злобы и яда. Теперь у них есть копья, дротики, дубины, луки. Нужно было что-то предпринять! Либо истребить взбунтовавшихся фурий, либо уносить отсюда ноги. Мирного сосуществования представителей разных общественных систем никак не получалось.
Устроить геноцид малой народности Серега не мог. Потом совесть замучит. Уплыть на тримаране вместе с гаремом куда глаза глядят? Ему жалко было покидать королевство, но, видимо, придется. Ведь и раньше он об этом подумывал. Что ж, надо заготовить побольше еды, сделать запас питьевой воды и отправляться в путь.
После тяжких раздумий Сергей позвал обеих девушек и предложил им покинуть отчий край. Они поспорили, поплакали, но согласились. Вот и хорошо, значит, можно браться за дело! Предстоит новое путешествие, полное приключений и, возможно, злоключений.
На свое счастье, за две недели до этих событий Сергей начал вялить рыбу, развешивая ее на крыше башни. Во дворе лежала груда кокосовых орехов, сушеные бананы, тыквы, какие-то экзотические фрукты. Этой провизии должно было надолго хватить на троих. Куда плыть? На Родину, в Россию! Даст Бог, доберется тримаран с экипажем за пару месяцев до Дальнего Востока. Вернуться с двумя шоколадными бабами домой, конечно, очень оригинально. Чем Серега хуже графа Рязанова? Только тем, что нет у него ни «Юноны», ни «Авось». Главное — доплыть!
Примерно так размышлял Строганов о дальнейших планах на будущее.
Под покровом ночи Сергей выбрался из форта и отправился на побережье проверить тримаран. Лодка по-прежнему лежала на берегу, цела и невредима. Вокруг не было ни одной живой души. К счастью для Строганова, туземки, протрезвев, а затем опохмелившись, стали тосковать по единственному на острове дееспособному мужику и с горя вновь крепко выпили. «Так вам и надо! Теперь обижайтесь на самих себя. С людоедами я дружбу не вожу! — мстительно подумал бывший король. — Пора. Сегодня ночью перенесу припасы в лодку, посажу в нее девок, и отправимся в плавание! Самое время, пока они спят, отчалить от острова», — решил наконец Сергей.
Глава 23
ГИБЕЛЬ ГАРЕМА
К вечеру остров наполнился душераздирающими звуками. Пока Сергей со своими пассиями торопливо собирал пожитки, в деревне началась невообразимая вакханалия. В глубине джунглей раздавались вопли, стоны, душераздирающие крики и нескончаемый плач.
«По мне, что ли, убиваются? — удивился Строганов. — А нечего было жрать людей! Я не люблю людоедов! Нет, и впрямь, как переживают-то, сердечные. Неужели хотят меня разжалобить стонами и плачем? Не дождетесь прощения. Не будет вам ни хрена!»
Сергей собрал припасы в кучу у стены. План бегства был такой: усыпить бдительность противника, через ворота не ходить, а ночью перебросить продукты через изгородь и тайком перенести в лодку.
«Пусть аборигенки думают, что мы готовимся к отражению нападения и длительной осаде. А мы обманем этих глупых бабенок. Прочь с этого острова, найдем другой, где нет этих людоедов. Предпочитаю совсем необитаемый! Действительно, чего еще желать с таким прекрасным коллективом? Построю две хижины и буду их ночами посещать, по очереди. Красота! Главное, чтоб папуасско-фиджийские дивчины за меня глаза друг другу не выцарапали. Ну да как-нибудь совладаю с дочерями природы, усмирю, приручу, выдрессирую!» — так размышлял Сергей, надеясь на удачу и собственные силы.
Нехитрый скарб состоял из циновок, шкур, двух копий, дротиков, выдолбленных деревянных емкостей, служивших посудой, и примитивных орудий труда. Но как говорится, в хозяйстве все сгодится. Не хотелось на новом месте начинать жизнь с нуля.
Черная безлунная ночь стремительно надвигались на остров, неистовые вопли местных жительниц становились все более воинственными. Внезапно из джунглей показалась одинокая фигура. Женщина осторожно подошла вплотную к крепости и молча стала всматриваться в темноту, пытаясь что-то увидеть сквозь колья. Стояла она долго, будто чего-то ожидая. Серега и его фельдфебельши не выдержали и высунулись из-за стены, чтобы узнать, кто там скрывается у стены. Парламентер?
— Ох! Это Туама! — первой узнала соплеменницу Танька.
— Туама! Да, Туама! — подтвердила Манька, разглядев наконец беременную тетку. Большой круглый коричневый живот торчал впереди нее, как надутый шар. Видно, давно уже баба на сносях.
Серега задумался. Где-то он эту молодку видел, но не помнил где. Кто же она такая? В его островном войске этой красотки не было. Откуда она взялась? Что ей нужно? Или пришла познакомиться? Строганов силился вспомнить, видел ли он когда-нибудь эту аборигенку.
Беременная папуаска вдруг взвизгнула и, тыкая пальцем в сторону Сереги, дико закричала местные проклятия и резво убежала прочь, бережно придерживая ладонями торчащий живот.
— Мальчик! — уверенно сказала Танька. — У Туамы будет мальчик! Но откуда она взялась? Ее ведь увезли для жертвоприношения?
— Какого жертвоприношения? Кому? — ужаснулся Серега.
— Боги ее выбрали, ее возили лечить! — ответила вместо подруги Манька.
— Вы что, сами своих соплеменников приносите в жертву? Добровольно?
— Нет, верховный жрец принимает решение. Раз в год он выбирает одну больную девушку, и все мужчины вместе со жрецом увозят ее на чужой остров. Там ее лечат, изгоняют из тела больной дурных духов.
— Как лечат? — удивился Строганов странному обычаю.
— Проникновением в нее по очереди. Каждый мужчина деревни оставляет в ней свое лекарство. Если она выздоровеет, то ее повезут обратно домой, а если нет — поджарят и съедят.
— А кто решает, что духи изгнаны?
— Жрец, — ответила Танька голосом, в котором чувствовалось почтение и вместе с тем священный ужас.
— Вот это ничего себе! Вначале «жарят» по очереди, а затем вновь жарят и всем скопом жрут. Хитрованы, однако, ваши жрецы, настоящие жеребцы. И что, какая-нибудь девушка выживала после такого лечения и возвращалась домой здоровой?
— Не знаю. Не помню, — честно призналась Танька. — Кажется, не было такого ни разу. В последний раз заболела Туама, наши мужчины уплыли с ней и до сих пор не возвратились. Мы решили, что духи их победили и они не смогли вылечить Туаму. Наоборот, сами заболели и погибли.
— Дурные болезни, говорите, лечили мужики? Что ж вы, красавицы, не предупредили, что они сидят внутри вас? Я бы к вам на пушечный выстрел не подошел, не то что день и ночь кувыркаться с целым инфицированным гаремом! Что за болезни? Что выводит из строя ваш дух?
— Болит голова и душа! — ответила с серьезным выражением лица Манька и задумалась.
— Интересный метод! Болит сверху, а лечат снизу? Какие хитрые ваши жрецы! Бесплатное удовольствие, а затем еще и большая жратва!
Чем больше Серега рассуждал вслух, тем больше ему казалось, что где-то он видел эту бедняжку. Внезапно догадка поразила его.
«Кажется, я вспомнил эту только что удалившуюся симпатичную задницу в форме сердечка. Да, точно! Я видел это миловидное личико, приплюснутый носик, заплетенные косички. Губа не дура у этого жреца. Не стал увозить на остров наслаждений какую-нибудь толстую страхолюдину, выбрали симпатяшку! Постой-постой, но ведь тогда выходит...
Ага! Вот куда делись мужчины из деревни! От мала до велика, от великовозрастного юнца до дряхлого старика, все как один поплыли наслаждаться прелестями этой симпатичной девицы. Тут-то они и попались мне под горячую руку. Я же их всех перестрелял! Черт, принесла нелегкая эту Туаму именно сегодня. Как я ее тогда назвал? Среда? Точно — Среда!
Значит, дикаркам станет известно, что это я уничтожил „племенных" мужиков. Она сейчас им все расскажет. Ой, что будет! Вот как отплатила шоколадная девица своему спасителю — черной неблагодарностью! А ее пузо? Я причастен, или это жрецы успели оплодотворить по пути к острову? Это мой генофонд? Подарок нашего века — вашему, эксперимент слияния рас и времен. Но у девушки большой срок! Неужели я здесь уже дольше чем полгода? А ведь верно! Дичаю, потерял счет дням, забываю о времени, о календаре и вообще о цивилизации. О боже! Уже девять месяцев как меня смыло волной!»
Сергей выдал в свой адрес длинную тираду из одних русских матюков, а девицы с восхищением слушали этот перебор специфических слов, склоняющих и спрягающих женские и мужские половые органы, а также все возможные и невозможные действия между ними.
В джунглях плач и причитания стихли, их сменили громкие проклятия и ругательства.
«Дело плохо! Среда рассказала про мою битву с дикарями! — понял Серега. — Надо убираться отсюда, пока целы. Разъяренные бабы злее любых леопардов и пантер, вместе взятых. Даже мужики не бывают такими агрессивными и неуправляемыми, как толпа рассвирепевших баб. Они страшнее львиц в неистовости и слепой злобе. Либо мне придется их всех перебить, а это вряд ли получится, потому что патронов не хватит, либо они повесят меня за гениталии на самой высокой пальме. Не хочется быть казненным. Значит, как можно быстрее спасаемся бегством!»
— Девчонки! Хватайте еду, барахлишко, перебрасывайте через изгородь. Быстро! Я буду все добро оттаскивать в лодку. Живее! За работу!
Серега швырнул первый узел, наполненный сушеными бананами, затем другой — с кокосами. Следом сумку и рюкзак. Перелез сам и начал переносить вещи в тримаран. Пока он тащил продукты к лодке, девицы перекинули за стену свои оставшиеся манатки и следом перемахнули через нее. Сергей бегом вернулся обратно к крепости, схватил бурдюки с водой. Минута — и вещи в тримаране.
Девчата замешкались, подбирая какие-то рассыпавшиеся мелочи, и в этот момент Строганов увидел мчащуюся из леса толпу островитянок. Жены смертельно испугались и, побросав оставшееся имущество, устремились к спасительному суденышку.
Строганов пальнул из пистолета в воздух, но в этот раз выстрел никакого впечатления на аборигенок не произвел, они ни на секунду не остановились. Видимо, привыкли к стрельбе, или гнев был сильнее страха перед смертью. Бабы на бегу швыряли дротики, довольно умело пускали стрелы. Одна из них поразила верную подругу Таньку в ногу, а дротик вошел чуть ниже правой лопатки. Она охнула и тяжело рухнула на песок.
— У-у! Твари! Всех порешу! — вскричал обезумевший от гнева Сергей. Ему хотелось немедленно отомстить этим дикаркам за преданную душой и телом подругу.
Манька схватила под руки тяжело раненную Таньку, а в это время Серега в изумлении увидел Фэй, несущуюся к девушкам с копьем наперевес. Запаска мчалась, явно замышляя убить бывшего повелителя и своих подруг. Проклятая предательница! Змею он пригрел на своей груди!
Сергей вскинул пистолет и со второго выстрела попал ей в ногу. Фэй взвизгнула и упала, зарывшись лицом в песок.
Строганов в три прыжка очутился у тела Таньки и бережно принял ее из рук Машки, но было поздно. Пока он стрелял, еще одна стрела попала точно в цель, перебив раненой шейные позвонки.
— Проклятые стервы! — в исступлении закричал Сергей, когда понял, что девушка больше не дышит.
Он выпрямился, гневно глядя на приближающихся папуасок, нравственной дилеммы — стрелять в женщин или не стрелять — для него больше не существовало. «Забыть, что это женщины, бывшие подданные! Теперь они враги. Огонь на поражение!» — скомандовал Строганов самому себе.
Его бывший прайд продолжал приближаться, впереди всех мчалась огромная, почти двухметровая Пенелопа. Серж с ней был близок только один раз, и то по принуждению, не трезвым. Он благоразумно опасался ее неженской силы и неистового темперамента. Теперь она, видно, мстила за то, что король все время избегал ее.
Если бы Серега не смотрел как зачарованный на этого мастодонта, а попытался бы среагировать, возможно, дротики и не поранили бы никого. Но Строганов как загипнотизированный глядел на этот огромный, надвигающийся на него монумент из черной потной плоти. Ни дать ни взять ожившее изваяние работы скульптора Церетели.
Пенелопа метнула дротики одновременно из обеих рук. Зверь баба! Швырнула не задумываясь, и оба в цель, попав прямо в грудь жертве и пронзив тело насквозь. Наконечники торчали между ребрами, и красная кровь брызнула и струилась по спине Маньки.
Это она закрыла грудью, словно телохранитель, своего любимого бледнолицего мужа. Выходило, что на свою голову Серега качественно подготовил и обучил военному делу амазонок, вдов убитых им же самим мужей-людоедов.
Пенелопа выхватила из рук другой бабы еще два дротика, намереваясь в этот раз попасть именно в ту цель, которую наметила изначально. В ее руках было смертельное оружие — обычно наконечники этих дротиков пропитывали парализующим ядом. Сергей первым выстрелил из браунинга. В гигантское тело женщины-монстра ударили три пули, они попали в лицо, грудь, живот, опрокинули фурию на спину. Великанша несколько секунд скребла ногами песок, обливаясь кровью, и затихла, изогнувшись в предсмертных судорогах.
А рядом со Строгановым умирала Машка. Она дернулась в предсмертных конвульсиях и замерла на руках у Сереги, когда он пытался донести ее до лодки, чтобы вынуть из тела дротики и перевязать. Нет, дротики и стрелы действительно были пропитаны ядом.
Ох как страшен мир позапрошлого века! Насилия, убийства, поедание человека человеком! Но вот вопрос: а было ли вмешательство цивилизованного человека в эту первобытную жизнь таким уж благотворным для нее?.. Ведь, кроме плодов просвещения, он привнес в судьбу островитян новую волну насилия. Да и сами плоды просвещения носили сомнительный характер. Пьянство, например. Разве оно улучшило жизнь дикарей? Такие горькие мысли не давали покоя нашему герою после всего, что с ним произошло.
— Эх, Серж, тебе ли, перестрелявшему без малого полсотни туземцев за время путешествия во времени, говорить о жестокости! — обвинял Сергея пессимист.
Тримаран, покачиваясь на волнах, спокойно шел под парусом, а Строганов продолжал размышлять о вечной проблеме добра и зла. Спор этот никак не утихал.
— Но ведь этому есть оправдание, — возражал оптимист. — Ты никогда первым не нападал, а только защищался. Неужели тебе хотелось быть съеденным?
— Конечно, нет! — сдался пессимист.
— Коварство и любовь! Получается, что между любовью и ненавистью существует очень тонкая грань. Любовь и слезы, слезы и любовь. Не жизнь, а сплошные разочарования и расстройства, — вздыхал Сергей. — Когда же наконец будут только счастье, радость и наслаждение?
— А знаком ли ты, мой друг, с любовью? — усмехался пессимист. — В лучшем случае твоя любовь — обыкновенная похоть, заменяющая тебе это романтическое чувство.
— Как же я устал от этих проклятых вечнозеленых тропических островов! — простонал Сергей, поменяв тему. — Живу бестолково, бесцельно. И куда я поплыву дальше, что меня ждет? Сколько можно скитаться?
После того как Сергей убил темнокожую великаншу и подстрелил еще одну наиболее агрессивную тетку, племя вышколенных его же муштрою воительниц под натиском губительных автоматных очередей отступило к спасительным джунглям. Строганов, не стесняясь слез, погрузил в тримаран бездыханные тела своих спутниц, оттолкнул лодку от берега и вывел ее на веслах из акватории, за пределы круглой гряды рифов, через секретный фарватер.
Легкие волны били о нос, но особо не мешали. Установив самодельный парус, сработанный из тонко выделанной кожи, Серж сумел направить утлое суденышко на север, хотя точно выдерживать курс не получалось — тримаран постоянно сносило морским течением на запад. Строганов вскоре устал бороться с водной стихией, бросил руль и парус и доверил свою судьбу волнам и ветру.
Да и какая, собственно, разница, куда плыть?! Все одно это было не его время. Приплывет беглый король в имперскую Россию, а там закуют в цепи и сошлют на каторгу. Призраки прошлого будут вершить над ним суд! Хороши призраки! Дерутся, убивают, и еще они защищают, любят и умирают на его руках. Ничего себе фантомы! Все было в этих призрачных девчонках из прошлого настоящим и осязаемым: и кровь, и плоть, и страсть.
«По мне, что ли, убиваются? — удивился Строганов. — А нечего было жрать людей! Я не люблю людоедов! Нет, и впрямь, как переживают-то, сердечные. Неужели хотят меня разжалобить стонами и плачем? Не дождетесь прощения. Не будет вам ни хрена!»
Сергей собрал припасы в кучу у стены. План бегства был такой: усыпить бдительность противника, через ворота не ходить, а ночью перебросить продукты через изгородь и тайком перенести в лодку.
«Пусть аборигенки думают, что мы готовимся к отражению нападения и длительной осаде. А мы обманем этих глупых бабенок. Прочь с этого острова, найдем другой, где нет этих людоедов. Предпочитаю совсем необитаемый! Действительно, чего еще желать с таким прекрасным коллективом? Построю две хижины и буду их ночами посещать, по очереди. Красота! Главное, чтоб папуасско-фиджийские дивчины за меня глаза друг другу не выцарапали. Ну да как-нибудь совладаю с дочерями природы, усмирю, приручу, выдрессирую!» — так размышлял Сергей, надеясь на удачу и собственные силы.
Нехитрый скарб состоял из циновок, шкур, двух копий, дротиков, выдолбленных деревянных емкостей, служивших посудой, и примитивных орудий труда. Но как говорится, в хозяйстве все сгодится. Не хотелось на новом месте начинать жизнь с нуля.
Черная безлунная ночь стремительно надвигались на остров, неистовые вопли местных жительниц становились все более воинственными. Внезапно из джунглей показалась одинокая фигура. Женщина осторожно подошла вплотную к крепости и молча стала всматриваться в темноту, пытаясь что-то увидеть сквозь колья. Стояла она долго, будто чего-то ожидая. Серега и его фельдфебельши не выдержали и высунулись из-за стены, чтобы узнать, кто там скрывается у стены. Парламентер?
— Ох! Это Туама! — первой узнала соплеменницу Танька.
— Туама! Да, Туама! — подтвердила Манька, разглядев наконец беременную тетку. Большой круглый коричневый живот торчал впереди нее, как надутый шар. Видно, давно уже баба на сносях.
Серега задумался. Где-то он эту молодку видел, но не помнил где. Кто же она такая? В его островном войске этой красотки не было. Откуда она взялась? Что ей нужно? Или пришла познакомиться? Строганов силился вспомнить, видел ли он когда-нибудь эту аборигенку.
Беременная папуаска вдруг взвизгнула и, тыкая пальцем в сторону Сереги, дико закричала местные проклятия и резво убежала прочь, бережно придерживая ладонями торчащий живот.
— Мальчик! — уверенно сказала Танька. — У Туамы будет мальчик! Но откуда она взялась? Ее ведь увезли для жертвоприношения?
— Какого жертвоприношения? Кому? — ужаснулся Серега.
— Боги ее выбрали, ее возили лечить! — ответила вместо подруги Манька.
— Вы что, сами своих соплеменников приносите в жертву? Добровольно?
— Нет, верховный жрец принимает решение. Раз в год он выбирает одну больную девушку, и все мужчины вместе со жрецом увозят ее на чужой остров. Там ее лечат, изгоняют из тела больной дурных духов.
— Как лечат? — удивился Строганов странному обычаю.
— Проникновением в нее по очереди. Каждый мужчина деревни оставляет в ней свое лекарство. Если она выздоровеет, то ее повезут обратно домой, а если нет — поджарят и съедят.
— А кто решает, что духи изгнаны?
— Жрец, — ответила Танька голосом, в котором чувствовалось почтение и вместе с тем священный ужас.
— Вот это ничего себе! Вначале «жарят» по очереди, а затем вновь жарят и всем скопом жрут. Хитрованы, однако, ваши жрецы, настоящие жеребцы. И что, какая-нибудь девушка выживала после такого лечения и возвращалась домой здоровой?
— Не знаю. Не помню, — честно призналась Танька. — Кажется, не было такого ни разу. В последний раз заболела Туама, наши мужчины уплыли с ней и до сих пор не возвратились. Мы решили, что духи их победили и они не смогли вылечить Туаму. Наоборот, сами заболели и погибли.
— Дурные болезни, говорите, лечили мужики? Что ж вы, красавицы, не предупредили, что они сидят внутри вас? Я бы к вам на пушечный выстрел не подошел, не то что день и ночь кувыркаться с целым инфицированным гаремом! Что за болезни? Что выводит из строя ваш дух?
— Болит голова и душа! — ответила с серьезным выражением лица Манька и задумалась.
— Интересный метод! Болит сверху, а лечат снизу? Какие хитрые ваши жрецы! Бесплатное удовольствие, а затем еще и большая жратва!
Чем больше Серега рассуждал вслух, тем больше ему казалось, что где-то он видел эту бедняжку. Внезапно догадка поразила его.
«Кажется, я вспомнил эту только что удалившуюся симпатичную задницу в форме сердечка. Да, точно! Я видел это миловидное личико, приплюснутый носик, заплетенные косички. Губа не дура у этого жреца. Не стал увозить на остров наслаждений какую-нибудь толстую страхолюдину, выбрали симпатяшку! Постой-постой, но ведь тогда выходит...
Ага! Вот куда делись мужчины из деревни! От мала до велика, от великовозрастного юнца до дряхлого старика, все как один поплыли наслаждаться прелестями этой симпатичной девицы. Тут-то они и попались мне под горячую руку. Я же их всех перестрелял! Черт, принесла нелегкая эту Туаму именно сегодня. Как я ее тогда назвал? Среда? Точно — Среда!
Значит, дикаркам станет известно, что это я уничтожил „племенных" мужиков. Она сейчас им все расскажет. Ой, что будет! Вот как отплатила шоколадная девица своему спасителю — черной неблагодарностью! А ее пузо? Я причастен, или это жрецы успели оплодотворить по пути к острову? Это мой генофонд? Подарок нашего века — вашему, эксперимент слияния рас и времен. Но у девушки большой срок! Неужели я здесь уже дольше чем полгода? А ведь верно! Дичаю, потерял счет дням, забываю о времени, о календаре и вообще о цивилизации. О боже! Уже девять месяцев как меня смыло волной!»
Сергей выдал в свой адрес длинную тираду из одних русских матюков, а девицы с восхищением слушали этот перебор специфических слов, склоняющих и спрягающих женские и мужские половые органы, а также все возможные и невозможные действия между ними.
В джунглях плач и причитания стихли, их сменили громкие проклятия и ругательства.
«Дело плохо! Среда рассказала про мою битву с дикарями! — понял Серега. — Надо убираться отсюда, пока целы. Разъяренные бабы злее любых леопардов и пантер, вместе взятых. Даже мужики не бывают такими агрессивными и неуправляемыми, как толпа рассвирепевших баб. Они страшнее львиц в неистовости и слепой злобе. Либо мне придется их всех перебить, а это вряд ли получится, потому что патронов не хватит, либо они повесят меня за гениталии на самой высокой пальме. Не хочется быть казненным. Значит, как можно быстрее спасаемся бегством!»
— Девчонки! Хватайте еду, барахлишко, перебрасывайте через изгородь. Быстро! Я буду все добро оттаскивать в лодку. Живее! За работу!
Серега швырнул первый узел, наполненный сушеными бананами, затем другой — с кокосами. Следом сумку и рюкзак. Перелез сам и начал переносить вещи в тримаран. Пока он тащил продукты к лодке, девицы перекинули за стену свои оставшиеся манатки и следом перемахнули через нее. Сергей бегом вернулся обратно к крепости, схватил бурдюки с водой. Минута — и вещи в тримаране.
Девчата замешкались, подбирая какие-то рассыпавшиеся мелочи, и в этот момент Строганов увидел мчащуюся из леса толпу островитянок. Жены смертельно испугались и, побросав оставшееся имущество, устремились к спасительному суденышку.
Строганов пальнул из пистолета в воздух, но в этот раз выстрел никакого впечатления на аборигенок не произвел, они ни на секунду не остановились. Видимо, привыкли к стрельбе, или гнев был сильнее страха перед смертью. Бабы на бегу швыряли дротики, довольно умело пускали стрелы. Одна из них поразила верную подругу Таньку в ногу, а дротик вошел чуть ниже правой лопатки. Она охнула и тяжело рухнула на песок.
— У-у! Твари! Всех порешу! — вскричал обезумевший от гнева Сергей. Ему хотелось немедленно отомстить этим дикаркам за преданную душой и телом подругу.
Манька схватила под руки тяжело раненную Таньку, а в это время Серега в изумлении увидел Фэй, несущуюся к девушкам с копьем наперевес. Запаска мчалась, явно замышляя убить бывшего повелителя и своих подруг. Проклятая предательница! Змею он пригрел на своей груди!
Сергей вскинул пистолет и со второго выстрела попал ей в ногу. Фэй взвизгнула и упала, зарывшись лицом в песок.
Строганов в три прыжка очутился у тела Таньки и бережно принял ее из рук Машки, но было поздно. Пока он стрелял, еще одна стрела попала точно в цель, перебив раненой шейные позвонки.
— Проклятые стервы! — в исступлении закричал Сергей, когда понял, что девушка больше не дышит.
Он выпрямился, гневно глядя на приближающихся папуасок, нравственной дилеммы — стрелять в женщин или не стрелять — для него больше не существовало. «Забыть, что это женщины, бывшие подданные! Теперь они враги. Огонь на поражение!» — скомандовал Строганов самому себе.
Его бывший прайд продолжал приближаться, впереди всех мчалась огромная, почти двухметровая Пенелопа. Серж с ней был близок только один раз, и то по принуждению, не трезвым. Он благоразумно опасался ее неженской силы и неистового темперамента. Теперь она, видно, мстила за то, что король все время избегал ее.
Если бы Серега не смотрел как зачарованный на этого мастодонта, а попытался бы среагировать, возможно, дротики и не поранили бы никого. Но Строганов как загипнотизированный глядел на этот огромный, надвигающийся на него монумент из черной потной плоти. Ни дать ни взять ожившее изваяние работы скульптора Церетели.
Пенелопа метнула дротики одновременно из обеих рук. Зверь баба! Швырнула не задумываясь, и оба в цель, попав прямо в грудь жертве и пронзив тело насквозь. Наконечники торчали между ребрами, и красная кровь брызнула и струилась по спине Маньки.
Это она закрыла грудью, словно телохранитель, своего любимого бледнолицего мужа. Выходило, что на свою голову Серега качественно подготовил и обучил военному делу амазонок, вдов убитых им же самим мужей-людоедов.
Пенелопа выхватила из рук другой бабы еще два дротика, намереваясь в этот раз попасть именно в ту цель, которую наметила изначально. В ее руках было смертельное оружие — обычно наконечники этих дротиков пропитывали парализующим ядом. Сергей первым выстрелил из браунинга. В гигантское тело женщины-монстра ударили три пули, они попали в лицо, грудь, живот, опрокинули фурию на спину. Великанша несколько секунд скребла ногами песок, обливаясь кровью, и затихла, изогнувшись в предсмертных судорогах.
А рядом со Строгановым умирала Машка. Она дернулась в предсмертных конвульсиях и замерла на руках у Сереги, когда он пытался донести ее до лодки, чтобы вынуть из тела дротики и перевязать. Нет, дротики и стрелы действительно были пропитаны ядом.
Ох как страшен мир позапрошлого века! Насилия, убийства, поедание человека человеком! Но вот вопрос: а было ли вмешательство цивилизованного человека в эту первобытную жизнь таким уж благотворным для нее?.. Ведь, кроме плодов просвещения, он привнес в судьбу островитян новую волну насилия. Да и сами плоды просвещения носили сомнительный характер. Пьянство, например. Разве оно улучшило жизнь дикарей? Такие горькие мысли не давали покоя нашему герою после всего, что с ним произошло.
— Эх, Серж, тебе ли, перестрелявшему без малого полсотни туземцев за время путешествия во времени, говорить о жестокости! — обвинял Сергея пессимист.
Тримаран, покачиваясь на волнах, спокойно шел под парусом, а Строганов продолжал размышлять о вечной проблеме добра и зла. Спор этот никак не утихал.
— Но ведь этому есть оправдание, — возражал оптимист. — Ты никогда первым не нападал, а только защищался. Неужели тебе хотелось быть съеденным?
— Конечно, нет! — сдался пессимист.
— Коварство и любовь! Получается, что между любовью и ненавистью существует очень тонкая грань. Любовь и слезы, слезы и любовь. Не жизнь, а сплошные разочарования и расстройства, — вздыхал Сергей. — Когда же наконец будут только счастье, радость и наслаждение?
— А знаком ли ты, мой друг, с любовью? — усмехался пессимист. — В лучшем случае твоя любовь — обыкновенная похоть, заменяющая тебе это романтическое чувство.
— Как же я устал от этих проклятых вечнозеленых тропических островов! — простонал Сергей, поменяв тему. — Живу бестолково, бесцельно. И куда я поплыву дальше, что меня ждет? Сколько можно скитаться?
После того как Сергей убил темнокожую великаншу и подстрелил еще одну наиболее агрессивную тетку, племя вышколенных его же муштрою воительниц под натиском губительных автоматных очередей отступило к спасительным джунглям. Строганов, не стесняясь слез, погрузил в тримаран бездыханные тела своих спутниц, оттолкнул лодку от берега и вывел ее на веслах из акватории, за пределы круглой гряды рифов, через секретный фарватер.
Легкие волны били о нос, но особо не мешали. Установив самодельный парус, сработанный из тонко выделанной кожи, Серж сумел направить утлое суденышко на север, хотя точно выдерживать курс не получалось — тримаран постоянно сносило морским течением на запад. Строганов вскоре устал бороться с водной стихией, бросил руль и парус и доверил свою судьбу волнам и ветру.
Да и какая, собственно, разница, куда плыть?! Все одно это было не его время. Приплывет беглый король в имперскую Россию, а там закуют в цепи и сошлют на каторгу. Призраки прошлого будут вершить над ним суд! Хороши призраки! Дерутся, убивают, и еще они защищают, любят и умирают на его руках. Ничего себе фантомы! Все было в этих призрачных девчонках из прошлого настоящим и осязаемым: и кровь, и плоть, и страсть.
Глава 24
ЭКСПЕДИЦИЯ ЛАПЕРУЗА
Для нашего героя наступила грустная пора. Чем больше удалялся безымянный остров, расположенный где-то на задворках Тихого океана, тем сильнее Сергей осознавал свое одиночество в этом чужом для него мире.
«Очень жалко, что сорвался эксперимент по зачатию от человека из будущего туземками из далекого прошлого и рождению совместных детишек. Мои мудрые потомки могли бы стать президентами и министрами каких-нибудь банановых республик, — сожалел Строганов. — А возможно, что и не сорвался, одну беременную я точно видел, хотя и не ясно, от кого будет дите у Туамы, да и других подданных лаской не обделял».
Сергей горевал по погибшим женам, пил брагу, матерился, переживал, хмелел, пел грустные русские песни. Он осторожно переступал через тела умерших подруг, отводил от них глаза, стараясь не смотреть в искаженные болью лица темнокожих красавиц. Смерть никого не украшает, а молодых красоток обезображивает особенно сильно.
Какой ужас! Вчера еще у него были две спутницы жизни, с которыми Серж планировал переселиться на уединенный островок, плюнуть на общество и цивилизацию, любить этих дочерей дикой природы, оберегать, воспитывать и обучать. Не вышло, не уберег... Можно сказать, невольно погубил. Раскаяние и бессилие мучили его неприкаянную душу.
Со временем Строганов, обдуваемый крепким морским ветром, протрезвел, решил, что надо жить дальше, и занялся делом. Наш мореплаватель-одиночка поставил парус по ветру, высыпал из мешков снедь и начал ее сортировать. Бананы в одну кучу, кокосы в другую, вяленое мясо в третью, а пахучую рыбу отдельно от всего. Рацион раздельного питания был не слишком разнообразен.
«Как быть с телами?» — это была первая трезвая мысль, посетившая его во время плавания. Естественно, в первую очередь надо похоронить девчонок! Не бросить же их в воду на растерзание акулам. Женщины ведь не моряки, которым положено покоиться на дне океана. Такие красавицы достойны лучшей участи, чем быть съеденными рыбами. Сейчас следует упаковать их в шкуры, зашить в своеобразный саван и найти какое-то подобие суши — коралловый атолл, вулкан, песчаную отмель, хоть что-то — и предать их земле.
В разыгравшейся на острове трагедии, конечно, была и его вина. Но... Да, Сергей не дал себя оскальпировать, содрать шкуру и съесть местным мужикам-людоедам, вместо этого он сам перестрелял их до того, как они из него приготовили люля-кебаб. Но извините, друзья, все хотят жить! В тот раз повезло ему, а не людоедам, в другой раз, возможно, удача улыбнется именно охотникам за черепами.
Вдали показалась какая-то серая точка. Земля? Действительно, серое пятнышко по мере приближения превратилось в скалу вулканического происхождения, которая была похожа на окаменевшую гигантскую волну. Она поросла колючим кустарником, и единственными достопримечательностями на ней были пальма, торчавшая из какой-то расщелины, и золотистая полоска песчаного пляжа площадью не больше гектара.
Сергей причалил, закрепил тримаран за дерево, вырыл две метровые ямки — глубже не вышло, мотыга уперлась в камень. Под слоем песка шла сплошная базальтовая плита. Но и этого вполне достаточно, чтобы могилы не размыло отливами и прибоем, чтобы тела не склевали чайки и бакланы.
Строганов уложил девчат поудобнее, подсыпал холмики, утрамбовал почву. Покойтесь с миром! Он сломал две ветви кустарника и воткнул их вместо надгробия, потом достал пистолет и выстрелил в воздух. Салютовал у могил двумя последними патронами браунинга своим бесстрашным бойцам и верным женам. Сергей повертел в руках бесполезное теперь оружие. Зачем оно нужно? Орехи колоть? Нет, ни к чему создавать загадки для археологов.
Строганов размахнулся и зашвырнул пистолет подальше в море. Ремень с кобурой он отстегнул с пояса и бросил в лодку. Это еще пригодится. День ото дня он становился все более безоружным, пора готовить копья и дротики.
Сергей отхлебнул из фляжки самогона-«антифриза», постоял, помолчал и выпил почти до дна в три захода. Три тоста: за Маньку, за Таньку и за упокой их невинных душ! Какая чудовищная несправедливость, так глупо погибли хорошие девушки в расцвете лет. По всему выходило так, что он должен был сам голову сложить в этом чужом, неприветливом, жестоком мире, а вот гляди ты, вновь уцелел. О Боже, как Ты несправедлив!
Вскоре он захмелел, и начался разговор с самим собой по душам и за жизнь. Ну, пошло-поехало! Хорошо, что не было рядом настоящих собутыльников, не то дело не обошлось бы без драки и поножовщины. Сказывалось нервное напряжение последних дней.
— Какой Бог? А ты сам веришь в него? В Богато? — спросил пессимист.
— В Бога нет, не верую! Верую исключительно в высший разум, в теорию больших величин, в бесконечность! — отвечал оптимист. — В закон сохранения веществ и энергии, в бесконечную Вселенную, в наличие множества разнообразных инопланетных цивилизаций с различными формами интеллекта. В разум!
— А что такое разум? Людоед разумен? Патологические убийцы и насильники разумны? — с сарказмом поинтересовался пессимист. — А подлецы, всякие негодяи, эксплуатирующие детский труд? А сутенеры, торгующие женскими телами? А безжалостные безмозглые хулиганы, варварски, бессмысленно уничтожающие культурные ценности? А вандалы, разрушившие Великий Рим? А талибы, взорвавшие тысячелетние статуи Будды? Ой, разумны ли мы, люди, вообще? Процент здравомыслящих, думающих, созидающих людей невелик, от силы десять-пятнадцать. Мыслители, творцы, гении — продукт штучный, один на сотни тысяч человеческих особей. А вот деградирующих алкашей, подонков-убийц, бандитов, маньяков — этого добра сколько угодно.
— Ты не веришь в будущее человечества? — возмутился оптимист.
— Нет! Оно обречено на вырождение! — закончил свою речь пессимист.
Сергей потряс фляжкой, на дне что-то плескалось. Он запрокинул голову и вытряхнул последние капли в глотку.
— Ну вот! И я сам понемногу деградирую, тупею, спиваюсь. Становлюсь обычным пьянчугой. Год-другой, и подохну на затерянном в океане безвестном островке. Аминь! — сказал Строганов как третейский судья, подводя итог спора. — Эй, спорщики, хватит болтать, отчаливаем. Попутного ветра моему парусу!
— А в каком направлении он попутный? — задал вопрос пессимист. — На все четыре стороны?
«Очень жалко, что сорвался эксперимент по зачатию от человека из будущего туземками из далекого прошлого и рождению совместных детишек. Мои мудрые потомки могли бы стать президентами и министрами каких-нибудь банановых республик, — сожалел Строганов. — А возможно, что и не сорвался, одну беременную я точно видел, хотя и не ясно, от кого будет дите у Туамы, да и других подданных лаской не обделял».
Сергей горевал по погибшим женам, пил брагу, матерился, переживал, хмелел, пел грустные русские песни. Он осторожно переступал через тела умерших подруг, отводил от них глаза, стараясь не смотреть в искаженные болью лица темнокожих красавиц. Смерть никого не украшает, а молодых красоток обезображивает особенно сильно.
Какой ужас! Вчера еще у него были две спутницы жизни, с которыми Серж планировал переселиться на уединенный островок, плюнуть на общество и цивилизацию, любить этих дочерей дикой природы, оберегать, воспитывать и обучать. Не вышло, не уберег... Можно сказать, невольно погубил. Раскаяние и бессилие мучили его неприкаянную душу.
Со временем Строганов, обдуваемый крепким морским ветром, протрезвел, решил, что надо жить дальше, и занялся делом. Наш мореплаватель-одиночка поставил парус по ветру, высыпал из мешков снедь и начал ее сортировать. Бананы в одну кучу, кокосы в другую, вяленое мясо в третью, а пахучую рыбу отдельно от всего. Рацион раздельного питания был не слишком разнообразен.
«Как быть с телами?» — это была первая трезвая мысль, посетившая его во время плавания. Естественно, в первую очередь надо похоронить девчонок! Не бросить же их в воду на растерзание акулам. Женщины ведь не моряки, которым положено покоиться на дне океана. Такие красавицы достойны лучшей участи, чем быть съеденными рыбами. Сейчас следует упаковать их в шкуры, зашить в своеобразный саван и найти какое-то подобие суши — коралловый атолл, вулкан, песчаную отмель, хоть что-то — и предать их земле.
В разыгравшейся на острове трагедии, конечно, была и его вина. Но... Да, Сергей не дал себя оскальпировать, содрать шкуру и съесть местным мужикам-людоедам, вместо этого он сам перестрелял их до того, как они из него приготовили люля-кебаб. Но извините, друзья, все хотят жить! В тот раз повезло ему, а не людоедам, в другой раз, возможно, удача улыбнется именно охотникам за черепами.
Вдали показалась какая-то серая точка. Земля? Действительно, серое пятнышко по мере приближения превратилось в скалу вулканического происхождения, которая была похожа на окаменевшую гигантскую волну. Она поросла колючим кустарником, и единственными достопримечательностями на ней были пальма, торчавшая из какой-то расщелины, и золотистая полоска песчаного пляжа площадью не больше гектара.
Сергей причалил, закрепил тримаран за дерево, вырыл две метровые ямки — глубже не вышло, мотыга уперлась в камень. Под слоем песка шла сплошная базальтовая плита. Но и этого вполне достаточно, чтобы могилы не размыло отливами и прибоем, чтобы тела не склевали чайки и бакланы.
Строганов уложил девчат поудобнее, подсыпал холмики, утрамбовал почву. Покойтесь с миром! Он сломал две ветви кустарника и воткнул их вместо надгробия, потом достал пистолет и выстрелил в воздух. Салютовал у могил двумя последними патронами браунинга своим бесстрашным бойцам и верным женам. Сергей повертел в руках бесполезное теперь оружие. Зачем оно нужно? Орехи колоть? Нет, ни к чему создавать загадки для археологов.
Строганов размахнулся и зашвырнул пистолет подальше в море. Ремень с кобурой он отстегнул с пояса и бросил в лодку. Это еще пригодится. День ото дня он становился все более безоружным, пора готовить копья и дротики.
Сергей отхлебнул из фляжки самогона-«антифриза», постоял, помолчал и выпил почти до дна в три захода. Три тоста: за Маньку, за Таньку и за упокой их невинных душ! Какая чудовищная несправедливость, так глупо погибли хорошие девушки в расцвете лет. По всему выходило так, что он должен был сам голову сложить в этом чужом, неприветливом, жестоком мире, а вот гляди ты, вновь уцелел. О Боже, как Ты несправедлив!
Вскоре он захмелел, и начался разговор с самим собой по душам и за жизнь. Ну, пошло-поехало! Хорошо, что не было рядом настоящих собутыльников, не то дело не обошлось бы без драки и поножовщины. Сказывалось нервное напряжение последних дней.
— Какой Бог? А ты сам веришь в него? В Богато? — спросил пессимист.
— В Бога нет, не верую! Верую исключительно в высший разум, в теорию больших величин, в бесконечность! — отвечал оптимист. — В закон сохранения веществ и энергии, в бесконечную Вселенную, в наличие множества разнообразных инопланетных цивилизаций с различными формами интеллекта. В разум!
— А что такое разум? Людоед разумен? Патологические убийцы и насильники разумны? — с сарказмом поинтересовался пессимист. — А подлецы, всякие негодяи, эксплуатирующие детский труд? А сутенеры, торгующие женскими телами? А безжалостные безмозглые хулиганы, варварски, бессмысленно уничтожающие культурные ценности? А вандалы, разрушившие Великий Рим? А талибы, взорвавшие тысячелетние статуи Будды? Ой, разумны ли мы, люди, вообще? Процент здравомыслящих, думающих, созидающих людей невелик, от силы десять-пятнадцать. Мыслители, творцы, гении — продукт штучный, один на сотни тысяч человеческих особей. А вот деградирующих алкашей, подонков-убийц, бандитов, маньяков — этого добра сколько угодно.
— Ты не веришь в будущее человечества? — возмутился оптимист.
— Нет! Оно обречено на вырождение! — закончил свою речь пессимист.
Сергей потряс фляжкой, на дне что-то плескалось. Он запрокинул голову и вытряхнул последние капли в глотку.
— Ну вот! И я сам понемногу деградирую, тупею, спиваюсь. Становлюсь обычным пьянчугой. Год-другой, и подохну на затерянном в океане безвестном островке. Аминь! — сказал Строганов как третейский судья, подводя итог спора. — Эй, спорщики, хватит болтать, отчаливаем. Попутного ветра моему парусу!
— А в каком направлении он попутный? — задал вопрос пессимист. — На все четыре стороны?