Крабат словно и не заметил протянутой руки.
– Если не я, значит, кто-нибудь другой?
– Кто-нибудь обязательно! – Мастер сделал вид, будто стирает что-то рукой со стола. – Но мы ведь можем решить это вдвоем. Пусть это будет тот, кого не жалко. Лышко, к примеру.
– Я, конечно, терпеть его не могу, но тут, на мельнице, он мой товарищ. Не хочу быть виновником его смерти. И соучастником не хочу – это одно и то же. И ты меня не заставишь, мельник! – Крабат больше не сдерживал свое отвращение. Он вскочил и крикнул: – Делай своим преемником кого хочешь, только не меня! Я ухожу!
Мастер оставался спокоен.
– Уйдешь ты или не уйдешь – решаю я. А ну-ка сядь и выслушай до конца!
Крабату нелегко было подчиниться. Может, прямо сейчас помериться силой с мельником? Но он овладел собой.
– Понимаю! Ты взволнован моим предложением. Даю тебе время обдумать.
– К чему? Все равно откажусь.
– Жаль! – Мастер глядел на Крабата, качая головой. – Раз тебя не устраивает мое предложение, значит – смерть! В сарае уже стоит гроб.
– Для кого? Это мы еще посмотрим!
Мастер и бровью не повел.
– Ты, похоже, на что-то надеешься? А тебе известно, что будет потом?
– Да! Колдовать я больше не буду.
– И ты готов пойти на это? – Мастер немного помолчал, откинулся в кресле, задумался. – Ладно! Даю восемь дней. Уж я позабочусь, чтобы ты почувствовал, что значит – жить без волшебства. Все, чему ты здесь у меня научился, ты забудешь сию же минуту. А в предпоследний вечер этого года я спрошу тебя еще раз. Посмотрим, что ты ответишь!
– Если не я, значит, кто-нибудь другой?
– Кто-нибудь обязательно! – Мастер сделал вид, будто стирает что-то рукой со стола. – Но мы ведь можем решить это вдвоем. Пусть это будет тот, кого не жалко. Лышко, к примеру.
– Я, конечно, терпеть его не могу, но тут, на мельнице, он мой товарищ. Не хочу быть виновником его смерти. И соучастником не хочу – это одно и то же. И ты меня не заставишь, мельник! – Крабат больше не сдерживал свое отвращение. Он вскочил и крикнул: – Делай своим преемником кого хочешь, только не меня! Я ухожу!
Мастер оставался спокоен.
– Уйдешь ты или не уйдешь – решаю я. А ну-ка сядь и выслушай до конца!
Крабату нелегко было подчиниться. Может, прямо сейчас помериться силой с мельником? Но он овладел собой.
– Понимаю! Ты взволнован моим предложением. Даю тебе время обдумать.
– К чему? Все равно откажусь.
– Жаль! – Мастер глядел на Крабата, качая головой. – Раз тебя не устраивает мое предложение, значит – смерть! В сарае уже стоит гроб.
– Для кого? Это мы еще посмотрим!
Мастер и бровью не повел.
– Ты, похоже, на что-то надеешься? А тебе известно, что будет потом?
– Да! Колдовать я больше не буду.
– И ты готов пойти на это? – Мастер немного помолчал, откинулся в кресле, задумался. – Ладно! Даю восемь дней. Уж я позабочусь, чтобы ты почувствовал, что значит – жить без волшебства. Все, чему ты здесь у меня научился, ты забудешь сию же минуту. А в предпоследний вечер этого года я спрошу тебя еще раз. Посмотрим, что ты ответишь!
ПОД НОВЫЙ ГОД
Это была невыносимо тяжелая неделя, – Крабат вспомнил первые дни на мельнице. Каждый мешок весил пять пудов, как ему и полагалось, а его надо было тащить из амбара на мельницу, с мельницы в амбар. Крабат валился с ног, а добравшись до постели, никак не мог заснуть. Кто владеет волшебством, может закрыть глаза, пробормотать заклинание – и спи себе сколько влезет, глубоко и спокойно!
Наверное, это измучит меня больше всего, думал Крабат.
Когда же он в конце концов засыпал, налетали мучительные сны – не трудно догадаться, откуда.
Крабат в разорванной одежде тянет за веревку повозку с камнями. Передвигается через силу, каждый шаг дается с трудом. Стоит одуряющая жара. Хочется пить, горло пересохло от жажды. Ни колодца, ни деревца, ни тени. Проклятая повозка! Он должен доставить ее в Каменец, торговцу скотом. За нищенскую плату. С тех пор как случилась беда – правая рука угодила в дробилку, – он рад любой работе, какую ему дают. Жить ведь на что-то надо! Вот он и тащится с тележкой, полной камней, и слышит знакомый хриплый голос: «Ну что? Хорошо быть калекой, Крабат? Не лучше ли было б послушать меня и стать моим преемником в Козельбрухе? А сейчас ты сказал бы „нет“?» Что это, слова Мастера или его собственные мысли? Ах вот оно что: он думает голосом и словами Мастера...
Каждую ночь Крабату снилась его страшная судьба. То он стар и болен, то, невинный, сидит в темнице, в глубоком подземелье, то лежит в поле смертельно раненный, истекая кровью. И каждый раз он себя спрашивал голосом Мастера: «Ты и сейчас сказал бы „нет“, Крабат?»
Сам Мастер явился во сне всего лишь раз, в последнюю ночь.
Крабат превратился в коня, чтобы облегчить участь Юро. Мастер в одежде польского пана заплатил за него на рынке в Витихенау сто гульденов, купил вместе с седлом и уздечкой. Безжалостно гонит Мастер вороного коня напрямик через изгороди и канавы, по полям и холмам, через заросли и болота.
«Помни, что я – Мастер!»
Бьет куда попало кнутом, вонзает шпоры.
«Я тебе покажу!»
«В галоп! Налево! Направо!»
Незнакомая деревня. Мастер рванул удила. Остановились у кузницы.
«Эй, кузнец, где ты, черт подери!»
Выбежал кузнец.
Вытирая руки о фартук, спрашивает, чего желает господин.
Мастер соскочил с седла.
– Подковать рысака! Раскаленным железом!
Кузнец не поверил своим ушам.
– Раскаленным?..
– Тебе что, дважды повторять? Пусть шибче бегает!
– Эй, Бартек! – позвал кузнец своего ученика. – Подержи-ка коня его милости!
Веснушчатый мальчуган мог бы быть братом Лобоша, так похож!
– Возьми кусок железа потяжелей! – приказывает Мастер. – Покажи-ка, что у тебя там есть!
Кузнец повел Мастера в кузницу, парнишка тем временем сдерживает коня, шепча ему по-сорбски:
– Спокойнее, лошадка, спокойнее. Ты вся дрожишь!
Крабат потерся о плечо мальчика. Если бы тот снял уздечку, можно было бы попытаться...
Парнишка заметил кровь на его ухе – натер ремень узды.
– Обожди-ка, я ослаблю! Он ослабляет ремень, сдвигает уздечку с уха коня.
Крабат, освободившись от уздечки, тут же превратился в ворона. Каркая, поднялся в небо, полетел в Шварцкольм. Над деревней сияет солнышко, внизу, у колодца, стоит Певунья с корзинкой в руках – кормит кур. Вдруг – тень! Крик ястреба! «Мастер!» Камнем бросился Крабат в колодец, обернулся рыбой.
Спасен?
Слишком поздно он понял, что отсюда нет выхода! Напряг все силы, чтобы внушить девушке: «Певунья, помоги мне выбраться из колодца!» Девушка опустила руку в воду. Крабат вынырнул на поверхность золотым колечком на ее пальце.
У колодца, откуда ни возьмись, одноглазый барин в красном польском костюме для верховой езды. Серебряная шнуровка, черный позумент.
– Скажи-ка, девушка, откуда у тебя такое чудесное кольцо? Ну-ка, покажи!
Он уже протягивает руку.
Крабат скользнул с пальца Певуньи в корзину, обернулся ячменным зернышком. Она сыплет курам зерно. Бросила горсть – и он на земле, у ее ног.
Польский пан исчез. Черный, как смоль, одноглазый петух поспешно клюет зерно. Но Крабат его быстрее. Обернувшись лисой, кидается на петуха, перегрызает горло. Солома хрустит у него на зубах, сухая солома, труха.
Крабат проснулся весь в поту, долго не мог успокоиться. То, что во сне он одолел Мастера, было как счастливый знак. Теперь ему стало ясно: дни Мастера сочтены, и это он, Крабат, положит конец его козням, победит злую силу.
Вечером Крабат пришел в комнату Мастера.
– Я отказываюсь. Делай кого хочешь своим преемником.
Мастер выслушал его, казалось, спокойно.
– Иди в сарай за киркой и лопатой. Вырой себе могилу на Пустоши. Это твоя последняя работа!
Не проронив ни слова, Крабат повернулся, направился к двери.
Когда подходил к сараю, кто-то вышел из тени ему навстречу. Юро!
– Я ждал тебя, Крабат. Можно теперь дать знать девушке?
Крабат объяснил Юро, как найти дом Певуньи.
– Скажи ей, что она может завтра, в последний вечер этого года, прийти к мельнику. – Он вынул колечко. – Покажешь колечко, чтоб она знала, что ты от меня. И не забудь ей напомнить, что она не обязана это делать. Придет в Козельбрух – хорошо, нет – тоже хорошо. Тогда мне все равно, что со мной будет. – Он обнял Юро. – Ты обещаешь мне, что не станешь уговаривать Певунью делать то, чего бы ей не хотелось?
– Обещаю!
Черный ворон с колечком в клюве полетел в Шварцкольм.
Крабат вошел в сарай. Что там в углу – гроб? Вскинул на плечо кирку и лопату. Пробираясь по глубокому снегу, побрел к Пустоши.
Где копать? А, вот тут темный квадрат посреди белого раздолья. Кому он предназначен?
– Завтра в это время все уже будет решено!..
Он взялся за лопату.
На другое утро Юро после завтрака отвел Крабата в сторону, вернул колечко. Он поговорил с девушкой.
Под вечер, лишь начало смеркаться, у ворот мельницы показалась Певунья. В праздничной одежде, с белой лентой в волосах. Ее встретил Ханцо, спросил, что ей угодно.
– Поговорить с мельником.
– Я – мельник. – Отстранив онемевших парней, Мастер вышел вперед – в черном плаще, в треуголке, бледный как мел.
– Чего тебе надо?
Певунья глядела на него без страха.
– Отдай мне моего парня!
– Твоего парня? – Мастер расхохотался. Однако смех прозвучал как блеяние. – Я его не знаю!
– Это Крабат. Я люблю его!
– Крабат? – Мастер попытался ее запугать. – Да знаешь ли ты его? Сможешь ли отыскать среди других?
– Я его знаю!
– Так может сказать любая! Мельник повернулся к подмастерьям.
– Отправляйтесь в Черную комнату, встаньте в ряд и не двигайтесь с места!
Крабат стоял между Андрушем и Сташко. Он ждал, что сейчас они все обернутся воронами.
– Стойте и молчите! И ты, Крабат, тоже, один звук, и она умрет!
Мастер вынул из кармана черный платок и, завязав глаза Певунье, ввел ее в комнату.
– Узнаешь своего парня – уведешь с собой.
Крабат испугался – такого он никак не ожидал. Как же помочь? Тут и кольцо бесполезно!
Певунья прошла вдоль ряда раз, другой... Крабат еле стоял на ногах. Он поплатится жизнью и жизнью Певуньи! Никогда еще он не испытывал такого страха: «Я один виноват в ее смерти! Один только я...»
И тут свершилось!
Певунья, пройдя вдоль ряда в третий раз, протянула руку к Крабату.
– Это – он!
– Уверена?
– Да! – Сорвав с глаз платок, она приблизилась к Крабату. – Ты свободен!
Мастер отшатнулся. Парни стояли как громом пораженные. Первым очнулся Юро.
– Берите вещи и идите в Шварцкольм! Там можно переночевать на сеновале.
Подмастерья молча вышли из комнаты.
Они знали: Мастер не доживет до утра, погибнет в полночь, а мельница рухнет в пламени.
Мертен пожал руку Крабату.
– Наконец-то Михал и Тонда отомщены. И другие тоже!
Крабат не мог слова вымолвить. Он будто окаменел.
Певунья обняла его за плечи, укутала своей шалью, теплой, мягкой.
– Идем, Крабат! – И повела его прочь с мельницы. Прошли Козельбрух, пошли к полю.
– Как же тебе удалось? – спросил он, завидев сквозь редкие деревья огни Шварцкольма. – Как ты нашла меня среди всех парней?
– Я почувствовала твой страх... Страх за меня!
Как только они подошли к деревне, посыпал мелкий снег, легкий, мягкий, словно мука из огромного решета.
Наверное, это измучит меня больше всего, думал Крабат.
Когда же он в конце концов засыпал, налетали мучительные сны – не трудно догадаться, откуда.
Крабат в разорванной одежде тянет за веревку повозку с камнями. Передвигается через силу, каждый шаг дается с трудом. Стоит одуряющая жара. Хочется пить, горло пересохло от жажды. Ни колодца, ни деревца, ни тени. Проклятая повозка! Он должен доставить ее в Каменец, торговцу скотом. За нищенскую плату. С тех пор как случилась беда – правая рука угодила в дробилку, – он рад любой работе, какую ему дают. Жить ведь на что-то надо! Вот он и тащится с тележкой, полной камней, и слышит знакомый хриплый голос: «Ну что? Хорошо быть калекой, Крабат? Не лучше ли было б послушать меня и стать моим преемником в Козельбрухе? А сейчас ты сказал бы „нет“?» Что это, слова Мастера или его собственные мысли? Ах вот оно что: он думает голосом и словами Мастера...
Каждую ночь Крабату снилась его страшная судьба. То он стар и болен, то, невинный, сидит в темнице, в глубоком подземелье, то лежит в поле смертельно раненный, истекая кровью. И каждый раз он себя спрашивал голосом Мастера: «Ты и сейчас сказал бы „нет“, Крабат?»
Сам Мастер явился во сне всего лишь раз, в последнюю ночь.
Крабат превратился в коня, чтобы облегчить участь Юро. Мастер в одежде польского пана заплатил за него на рынке в Витихенау сто гульденов, купил вместе с седлом и уздечкой. Безжалостно гонит Мастер вороного коня напрямик через изгороди и канавы, по полям и холмам, через заросли и болота.
«Помни, что я – Мастер!»
Бьет куда попало кнутом, вонзает шпоры.
«Я тебе покажу!»
«В галоп! Налево! Направо!»
Незнакомая деревня. Мастер рванул удила. Остановились у кузницы.
«Эй, кузнец, где ты, черт подери!»
Выбежал кузнец.
Вытирая руки о фартук, спрашивает, чего желает господин.
Мастер соскочил с седла.
– Подковать рысака! Раскаленным железом!
Кузнец не поверил своим ушам.
– Раскаленным?..
– Тебе что, дважды повторять? Пусть шибче бегает!
– Эй, Бартек! – позвал кузнец своего ученика. – Подержи-ка коня его милости!
Веснушчатый мальчуган мог бы быть братом Лобоша, так похож!
– Возьми кусок железа потяжелей! – приказывает Мастер. – Покажи-ка, что у тебя там есть!
Кузнец повел Мастера в кузницу, парнишка тем временем сдерживает коня, шепча ему по-сорбски:
– Спокойнее, лошадка, спокойнее. Ты вся дрожишь!
Крабат потерся о плечо мальчика. Если бы тот снял уздечку, можно было бы попытаться...
Парнишка заметил кровь на его ухе – натер ремень узды.
– Обожди-ка, я ослаблю! Он ослабляет ремень, сдвигает уздечку с уха коня.
Крабат, освободившись от уздечки, тут же превратился в ворона. Каркая, поднялся в небо, полетел в Шварцкольм. Над деревней сияет солнышко, внизу, у колодца, стоит Певунья с корзинкой в руках – кормит кур. Вдруг – тень! Крик ястреба! «Мастер!» Камнем бросился Крабат в колодец, обернулся рыбой.
Спасен?
Слишком поздно он понял, что отсюда нет выхода! Напряг все силы, чтобы внушить девушке: «Певунья, помоги мне выбраться из колодца!» Девушка опустила руку в воду. Крабат вынырнул на поверхность золотым колечком на ее пальце.
У колодца, откуда ни возьмись, одноглазый барин в красном польском костюме для верховой езды. Серебряная шнуровка, черный позумент.
– Скажи-ка, девушка, откуда у тебя такое чудесное кольцо? Ну-ка, покажи!
Он уже протягивает руку.
Крабат скользнул с пальца Певуньи в корзину, обернулся ячменным зернышком. Она сыплет курам зерно. Бросила горсть – и он на земле, у ее ног.
Польский пан исчез. Черный, как смоль, одноглазый петух поспешно клюет зерно. Но Крабат его быстрее. Обернувшись лисой, кидается на петуха, перегрызает горло. Солома хрустит у него на зубах, сухая солома, труха.
Крабат проснулся весь в поту, долго не мог успокоиться. То, что во сне он одолел Мастера, было как счастливый знак. Теперь ему стало ясно: дни Мастера сочтены, и это он, Крабат, положит конец его козням, победит злую силу.
Вечером Крабат пришел в комнату Мастера.
– Я отказываюсь. Делай кого хочешь своим преемником.
Мастер выслушал его, казалось, спокойно.
– Иди в сарай за киркой и лопатой. Вырой себе могилу на Пустоши. Это твоя последняя работа!
Не проронив ни слова, Крабат повернулся, направился к двери.
Когда подходил к сараю, кто-то вышел из тени ему навстречу. Юро!
– Я ждал тебя, Крабат. Можно теперь дать знать девушке?
Крабат объяснил Юро, как найти дом Певуньи.
– Скажи ей, что она может завтра, в последний вечер этого года, прийти к мельнику. – Он вынул колечко. – Покажешь колечко, чтоб она знала, что ты от меня. И не забудь ей напомнить, что она не обязана это делать. Придет в Козельбрух – хорошо, нет – тоже хорошо. Тогда мне все равно, что со мной будет. – Он обнял Юро. – Ты обещаешь мне, что не станешь уговаривать Певунью делать то, чего бы ей не хотелось?
– Обещаю!
Черный ворон с колечком в клюве полетел в Шварцкольм.
Крабат вошел в сарай. Что там в углу – гроб? Вскинул на плечо кирку и лопату. Пробираясь по глубокому снегу, побрел к Пустоши.
Где копать? А, вот тут темный квадрат посреди белого раздолья. Кому он предназначен?
– Завтра в это время все уже будет решено!..
Он взялся за лопату.
На другое утро Юро после завтрака отвел Крабата в сторону, вернул колечко. Он поговорил с девушкой.
Под вечер, лишь начало смеркаться, у ворот мельницы показалась Певунья. В праздничной одежде, с белой лентой в волосах. Ее встретил Ханцо, спросил, что ей угодно.
– Поговорить с мельником.
– Я – мельник. – Отстранив онемевших парней, Мастер вышел вперед – в черном плаще, в треуголке, бледный как мел.
– Чего тебе надо?
Певунья глядела на него без страха.
– Отдай мне моего парня!
– Твоего парня? – Мастер расхохотался. Однако смех прозвучал как блеяние. – Я его не знаю!
– Это Крабат. Я люблю его!
– Крабат? – Мастер попытался ее запугать. – Да знаешь ли ты его? Сможешь ли отыскать среди других?
– Я его знаю!
– Так может сказать любая! Мельник повернулся к подмастерьям.
– Отправляйтесь в Черную комнату, встаньте в ряд и не двигайтесь с места!
Крабат стоял между Андрушем и Сташко. Он ждал, что сейчас они все обернутся воронами.
– Стойте и молчите! И ты, Крабат, тоже, один звук, и она умрет!
Мастер вынул из кармана черный платок и, завязав глаза Певунье, ввел ее в комнату.
– Узнаешь своего парня – уведешь с собой.
Крабат испугался – такого он никак не ожидал. Как же помочь? Тут и кольцо бесполезно!
Певунья прошла вдоль ряда раз, другой... Крабат еле стоял на ногах. Он поплатится жизнью и жизнью Певуньи! Никогда еще он не испытывал такого страха: «Я один виноват в ее смерти! Один только я...»
И тут свершилось!
Певунья, пройдя вдоль ряда в третий раз, протянула руку к Крабату.
– Это – он!
– Уверена?
– Да! – Сорвав с глаз платок, она приблизилась к Крабату. – Ты свободен!
Мастер отшатнулся. Парни стояли как громом пораженные. Первым очнулся Юро.
– Берите вещи и идите в Шварцкольм! Там можно переночевать на сеновале.
Подмастерья молча вышли из комнаты.
Они знали: Мастер не доживет до утра, погибнет в полночь, а мельница рухнет в пламени.
Мертен пожал руку Крабату.
– Наконец-то Михал и Тонда отомщены. И другие тоже!
Крабат не мог слова вымолвить. Он будто окаменел.
Певунья обняла его за плечи, укутала своей шалью, теплой, мягкой.
– Идем, Крабат! – И повела его прочь с мельницы. Прошли Козельбрух, пошли к полю.
– Как же тебе удалось? – спросил он, завидев сквозь редкие деревья огни Шварцкольма. – Как ты нашла меня среди всех парней?
– Я почувствовала твой страх... Страх за меня!
Как только они подошли к деревне, посыпал мелкий снег, легкий, мягкий, словно мука из огромного решета.