Пройслер Отфрид. Крабат: Легенды старой мельницы

   «Это искусство мысленно разговаривать с другим человеком так, чтобы тот слышал и понимал слова, будто они исходят от него самого...»
   Ученикам сегодня нелегко быть внимательными – Лобош без конца отвлекает. Смех, да и только! То вращает глазами, то вертит шеей, то хлопает крыльями. Тут уж не до Корактора!
   Но Крабат старался не пропустить ни слова: сразу сообразил, как важен этот урок для него и Певуньи. Запомнил все слово в слово.
   Перед сном, в постели, повторил несколько раз подряд, чтобы уж век не забыть.
   В субботу перед пасхой, как только спустились сумерки, Мастер вновь отослал их по двое добывать магический знак. На этот раз Крабату выпало идти с Лобошем. Взяли по два одеяла. Больно пасмурно, как бы дождь не пошел! Уходили с мельницы последними. Нужно было торопиться, чтобы другие не заняли знакомое место. Но когда дошли, оказалось, что опасения Крабата напрасны.
   На опушке леса собрали ветки, сучья, кусочки коры. Разожгли костерок. Крабат рассказал Лобошу, для чего они здесь.
   Лобош зябко кутался в одеяло. Хорошо, хоть он здесь не один! А то бы помер со страху, и тогда уж на этом месте поставили бы еще один деревянный крест, только чуть-чуть поменьше!..
   Поговорили немного о школе чернокнижия, как в ней учатся колдовству. Помолчали... И тут Крабат стал рассказывать про Тонду и Михала. «Я ведь тебе обещал...» Едва начав, сообразил, что сидит на месте Тонды, а напротив, по ту сторону костра, такой же мальчик, каким был он сам в те далекие времена. Да, теперь он на месте Тонды.
   Не хотелось рассказывать о смерти Михала и Тонды, но чем больше говорил, тем больше убеждался – надо! Поведал о смерти Воршулы, о предостережении Тонды: подмастерья приносят девушкам несчастье. Мальчик должен был это знать.
   Так получилось, что рассказал все. Только о тайном свойстве ножа умолчал, чтобы нож его не утратил.
   – Ты знаешь, кто виноват в смерти Тонды и Михала?
   – Догадываюсь! И если мои подозрения подтвердятся, рассчитаюсь!

 
   Около полуночи начал накрапывать мелкий дождик. Лобош натянул на голову одеяло.
   – Не надо! – посоветовал Крабат. – А то не услышишь колоколов и пения в деревне.
   Вот и звон колоколов, и голос Певуньи. Вступает хор девушек и снова голос Певуньи.
   – Красиво! – тихо сказал Лобош. – Ради этого можно и промокнуть!
   Они посидели молча. Лобош понял, что Крабату не хочется разговаривать. Да и ему самому было над чем поразмыслить. Думать о судьбе Тонды и Михала – не хватит ночи...
   Девушки пели, колокола заливались звоном. Вот и дождь перестал. Крабат этого не заметил. Для него не существовало сейчас ни дождя, ни ветра, ни тепла, ни холода, ни света, ни мрака. Только Певунья, ее голос... И как сияли тогда ее глаза при свете свечи...
   Вот бы ее увидеть... Выпорхнуть из себя? Но ведь Мастер обучил их искусству мысленно разговаривать с другим человеком так, чтобы тот слышал и понимал слова, будто они исходят от него самого. А если попробовать?
   Под утро Крабат произнес заклинание и напряг всю свою волю, чтобы внушить Певунье: «Один человек просит тебя, Певунья, выслушать его. Ты его не знаешь, а он знает тебя давно. Когда наберешь в кувшин воды, отстань немного от девушек, идти одна. Этот человек хочет тебя встретить. Но так, чтобы не заметили другие, – то, что ему надо сказать, касается только тебя и его!»
   Трижды обратился он к ней с такой просьбой, трижды мысленно произнес одни и те же слова.
   Забрезжил рассвет. Смолкли колокола, затихло пение. Наступило время обменяться с Лобошем знаком тайного братства. Крабат отколол от креста две щепы ножом Тонды и сунул их в тлеющие угли. Потом научил Лобоша рисовать магический знак.
   – Я мечу тебя углем от деревянного креста!
   – Я мечу тебя, брат, Знаком Тайного Братства!
   И вот они двинулись в обратный путь.
   Крабат так торопился на мельницу, словно хотел во что бы то ни стало прийти раньше всех. Маленький Лобош едва поспевал за ним. Уже возле Козельбруха Крабат вдруг остановился, стал шарить в карманах...
   – Кажется, я забыл его возле креста!
   – Что забыл?
   – Нож!
   – Подарок Тонды?
   – Да!
   Теперь Лобош знал, что нож был для Крабата единственной памятью о Тонде.
   – Тогда вернемся, поищем!
   – Нет! Побегу один, это быстрее! А ты пока посиди, подожди. Так будет лучше.
   – Да? – мальчик подавил зевок. – Ну, ладно.
   Лобош сел под куст, на прошлогоднюю траву, а Крабат поспешил к тому месту, мимо которого, как он знал, должны пройти девушки. Здесь и укрылся в тени изгороди. Вот и они! Певуньи среди них нет. Значит, услышала, значит, поняла!
   Наконец-то она! Одна. Плотно закутанная в шаль.
   Он вышел на дорогу.
   – Я – Крабат, подмастерье из Козельбруха. Не бойся меня!
   Певунья не удивилась. Подняв глаза, посмотрела прямо в лицо. Казалось, она ждала его.
   – Я тебя знаю. Видела во сне. И еще одного человека, который замышлял против тебя зло. Но нам это было все равно – и тебе и мне. С тех пор я все ждала, когда ты появишься. Наконец-то ты пришел!
   – Я пришел, но не могу быть тут долго. Меня ждут на мельнице.
   – И мне тоже надо домой. Мы еще увидимся? – Она обмакнула краешек шали в кувшин с водой и молча, не торопясь, словно делала это всю жизнь, стерла со лба Крабата магический знак.
   Крабат почувствовал себя так, будто с него смыли позорное клеймо. Как хорошо, что она есть на свете, и стоит тут рядом, и смотрит ему в глаза!

СНЫ

   Лобош тем временем заснул под кустом на опушке. Когда Крабат разбудил его, он спросил, протирая глаза:
   – Нашел?
   – Что?
   – Да нож!
   – Ах, да! Вот он! – Крабат вынул нож, выдвинул лезвие. Оно было черным.
   – Нужно почистить как следует! А потом смазать. Лучше всего собачьим жиром.
   – Так я и сделаю!
   Теперь уж и в самом деле надо было торопиться. На полдороге они повстречали Витко с Юро, те тоже запаздывали.
   – Ну как, до дождя успеем? – спросил Юро, взглянув на Крабата так, словно у того чего-то не хватает, было не так.
   Ах вот оно что! Знак на лбу!
   Страх охватил Крабата. Если он появится без знака на мельнице, ему несдобровать. Мельник обязательно что-то заподозрит. Тогда Певунье тоже грозит беда.
   Он порылся в кармане, вдруг найдется уголек! Но нет, он и сам знал – напрасная надежда!
   – Быстрей! Быстрей! Побежали! – спохватился Юро. – А то нам достанется!
   Когда выходили из леса, сильный порыв ветра сорвал шапку с Витко и с Крабата. И тут же хлынул ливень. Промокшие до нитки, явились они на мельницу.
   Мастер был раздражен, ожидал их с нетерпением. Они согнулись под воловьим ярмом, получили пощечины.
   – А где, черт подери, ваш знак?
   – Да вот же он! – удивился Юро, ткнув себя пальцем в лоб.
   – Там его нет! – взревел Мастер.
   – Значит, проклятый дождь все смыл.
   Мельник на мгновение задумался.
   – Эй, Лышко! Вытащи-ка из печки уголь! Да побыстрей! – Он поспешно нарисовал знак всем четверым, обжигая их горячим углем. – За работу!
   Ну и досталось же им в этот день! Целую вечность пришлось надрываться, пока потом не смыло знак со лба.
   Лобош на этот раз первым почувствовал облегчение. Ликуя, он подбросил над головой мешок с зерном.
   – Эй, вы! Глядите, какой я сильный!
   ...Остаток дня отдыхали: пели, танцевали, рассказывали разные истории, все больше про Пумпхута. Андруш, подвыпив, произнес речь о том, какие прекрасные парни у нас здесь на мельнице. Да и вообще все подмастерья – славные ребята, а всех мастеров надо гнать к черту!
   – Или, может, кто против?
   Да нет, все, конечно, были с ним согласны, кроме Сташко.
   – Гнать к черту? – возмутился он. – Э, нет! Сатана пусть сам лично явится за каждым и свернет ему шею! Крах-х! Я за это!
   – Ты прав, братишка! – Андруш обнял его. – Пусть черт заберет всех мастеров, а нашего – первым!
   Крабат отыскал себе место в углу, так, чтобы быть вместе со всеми и все же в стороне. Пока парни пели, смеялись, произносили речи, он думал о Певунье, вспоминал, как они встретились, разговаривали... припоминал каждое ее слово, движение, каждый взгляд. Не заметил, как и время прошло.
   Воспоминания прервал Лобош, усевшийся рядом.
   – Хочу тебя спросить... – Вид у Лобоша был озабоченный.
   – Что? – Крабат с трудом вернулся к действительности.
   – Андруш такое говорил! И Сташко тоже! Если дойдет до Мастера...
   – Это же пустая болтовня! Неужели не понимаешь!
   – А мельник-то! Мельник! Если ему Лышко донесет, что будет?
   – Ничего! Ровным счетом ничего!
   – Не может быть! Ты и сам этому не веришь! Разве он такое простит!
   – Понимаешь, сегодня можно бранить Мастера сколько влезет, посылать ему на голову чуму и холеру! Даже дьявола призывать, как ты слышал. Сегодня он на это не обозлится. Наоборот!
   – Да ну?
   – Он ведь как рассуждает? Кто раз в год выскажется, облегчит душу, тот будет весь год сносить и терпеть все. Даже то, чего терпеть нельзя. А такого у нас на мельнице хватает.

 
   Крабат – уже не прежний Крабат. Он отсутствует, витает в облаках. Как будто бы и работает, как всегда, и разговаривает, отвечает на все вопросы, но на самом деле он далеко отсюда – возле Певуньи. Певунья с ним рядом, и мир вокруг с каждым днем все светлее, все зеленее.
   Никогда раньше Крабат не замечал зелени. Сколько же разных оттенков у травы! А еще зелень березовых, ивовых листочков, зелень мха, кое-где переходящая в голубизну, юная сверкающая зелень на берегу пруда, на живой изгороди, на кустах, темная затаенная зелень старых сосен в Козельбрухе, то мрачная, угрожающая, почти черная, то сверкающая, золоченная заходящим солнцем...
   Несколько раз ему снилось одно и то же: будто идут они с Певуньей не то по лесу, не то по саду. Лето, тепло. На Певунье светлое платье. "Проходят под высокими дуплистыми деревьями, Крабат обнял ее за плечи, платок съехал у нее с головы, он чувствует щекой легкий завиток, хочет, чтобы она остановилась, посмотрела на него, тогда он увидит ее лицо. Но он знает – лучше этого не делать, чтобы никто другой, умеющий проникать в чужие сны, ее не увидел!
   На мельнице заметили, что с Крабатом творится что-то неладное. Очень уж он переменился. И вот уже Лышко стал ходить вокруг Крабата – разнюхивать, допытываться.
   Ханцо поручил Крабату и Сташко подправить стершийся жернов. Они установили жернов у стены и принялись углублять желоба. Когда Сташко пошел поточить свой инструмент, явился Лышко с ворохом пустых мешков. Крабат заметил его, лишь когда тот раскрыл рот. Лышко вообще имел привычку подкрадываться.
   – Ну! – начал он, подмигнув. – Как ее зовут? Она блондинка или брюнетка?
   – Кто?
   – Да та, о ком ты все думаешь последнее время. Ты что же, считаешь, мы слепые, не замечаем, что тебе вскружили голову, может, во сне, а может, и наяву? Хочешь, помогу с ней встретиться? Я знаю один способ. Понимаешь, жизненный опыт... – И, оглянувшись по сторонам, он зашептал Крабату на ухо: – Только скажи ее имя, и я все устрою!
   – Отстань! Что за чушь ты там мелешь? Работать не даешь!

 
   В эту ночь Крабату снова приснился все тот же сон. Они с Певуньей все идут и идут под высокими деревьями в летний солнечный день. Вышли на лесную опушку, и тут на них пала тень. Крабат накинул на голову Певуньи куртку. «Быстрее! Нельзя, чтоб он увидел твое лицо!» Держась за руки, они побежали обратно под сень деревьев.
   Крик Ястреба, пронзительный, резкий, ножом полоснул по сердцу. И он проснулся...

 
   Вечером Мастер вызвал Крабата к себе. Стоя перед ним и ощущая на себе его взгляд, Крабат почуял недоброе.
   – Хочу с тобой поговорить! – Мастер сидел в кресле с каменным лицом, скрестив на груди руки – судья, да и только! – Ты знаешь, я жду от тебя многого, Крабат! Ты преуспел в тайной науке. Однако в последнее время меня одолевают сомнения: могу ли я тебе доверять? У тебя появились тайны, ты что-то от меня скрываешь. Может, лучше, если ты сам, без принуждения, все мне расскажешь, не вынуждая меня выяснять? Скажи прямо, что тебя беспокоит? Подумаем вместе! Еще есть время!
   Крабат ни минуты не помедлил с ответом.
   – Мне нечего тебе сказать, Мастер!
   – В самом деле нечего?
   – Нет!
   – Тогда иди! Но потом пожалеешь!
   В сенях его ждал Юро. Он потянул его за собой на кухню, запер дверь.
   – У меня тут кое-что есть для тебя, Крабат!
   Юро сунул ему что-то в руку. Крабат раскрыл ладонь – маленький, высохший корешок на тройной крученой нитке.
   – Возьми, надень на шею, а не то поплатишься головой за свои сны!

ДОГАДКА

   Мастер стал теперь проявлять необычайное расположение к Крабату – выделял его среди других, хвалил за все, что ни сделает, словно хотел показать, что не таит зла.
   Как-то вечером, когда все остальные ужинали, будто ненароком столкнулся с ним в сенях.
   – Хорошо, что я тебя встретил! Иногда, знаешь ли, под горячую руку не сдержишься и наговоришь глупостей. Помнишь тот разговор в моей комнате? Это был глупый, ненужный разговор! Ведь правда? – Не дожидаясь ответа, он торопливо продолжал: – Жаль, если ты принял все за чистую монету! Я знаю, ты славный парень! И давно уже лучший мой ученик, верный мне, как никто другой!
   Крабату стало не по себе. Чего хочет от него Мастер?
   – Короче, я тебе докажу, как я к тебе отношусь. Сделаю то, чего никогда не делал для других! В следующее воскресенье освобождаю тебя от работы. Можешь идти куда хочешь. В Маукендорф, Шварцкольм или Зайденвинкель – мне все равно. А вернешься в понедельник утром.
   – А зачем мне туда идти? – удивился Крабат. – Что я там забыл?
   – Да ведь там трактиры, шинки. Есть девушки! Можно погулять, потанцевать. Хочешь?
   – Нет! У меня и в мыслях этого нет! Чем я лучше других?
   – Хочу наградить тебя за прилежание, за успехи в тайной науке. Ты это заслужил!
   В воскресенье утром, когда парни собрались на работу, Крабат пошел было с ними. Однако Ханцо отвел его в сторону.
   – Уж не знаю, в чем дело, но Мастер тебя отпускает. До завтрашнего утра и видеть тебя не желает. Тебе, говорит, все известно.
   – Ну да, – буркнул Крабат.
   Надев праздничную одежду, он вышел из дому. Парни работали как обычно, несмотря на воскресенье.
   За сараем Крабат сел на траву. Надо подумать. Мастер расставил ему ловушку. Это понятно. Не попасться бы в нее! Ясно одно: идти куда угодно, но не в Шварцкольм. Лучше всего бы, конечно, остаться здесь, поваляться на солнышке. Но тогда он догадается, что его замысел разгадан. Нет, надо идти! Идти в Маукендорф. А Шварцкольм обходить стороной. Да нет, так себя выдашь. Конечно, надо идти через Шварцкольм. Это ведь самый короткий путь.
   Понятно, что с Певуньей встречаться нельзя.
   Произнеся заклинание, он мысленно обратился к девушке: «Певунья, это я, Крабат. Я прошу тебя, очень прошу – что бы ни случилось, не выходи сегодня из дому! И в окне не показывайся. Ни за что!»
   Крабату верилось, что Певунья выполнит его просьбу.
   Он хотел было уже отправиться в путь, но тут из-за сарая вышел Юро с пустой корзиной в руках.
   – А! Крабат! Вижу, ты не торопишься! Я посижу тут с тобой на травке, ладно? – Он вытащил из кармана какую-то палочку, как и тогда, после их неудачной торговли, и, очертив ею круг, нарисовал на нем какие-то знаки. – Думаешь, от комаров да мух?
   – Нет! Я ведь и тогда уже сомневался. Это ты, чтобы Мастер нас не увидел и не услышал ни вблизи, ни издали. Верно?
   – Да нет! Он мог бы увидеть нас и услышать, но не станет этого делать: он про нас забыл. Вот для чего этот круг. Пока мы в нем, Мастер думает о чем угодно, только не о тебе и не обо мне.
   – Не глупо! Совсем не глупо! – И вдруг у Крабата блеснула догадка. Пораженный ею, он глядел на Юро. – Так это ты послал крестьянам снег? Так это ты наслал на Лышко злых псов? Ты вовсе не глупый, как все мы думаем... Ты просто притворяешься!
   – Ну, а если и так? Не буду спорить. Я не так глуп, как все вы считаете. А вот ты, Крабат... Только не сердись! Ты куда глупее, чем думаешь.
   – Я?
   – Ведь ты до сих пор не понял, что происходит на этой проклятой мельнице! А то б ты умерил свой пыл! Или хоть сделал вид! Тебе что ж, не ясно, в какой ты опасности?
   – Догадываюсь...
   – Не совсем! – Юро сорвал травинку, размял ее пальцами. – Хочу тебя предостеречь. Я вот уже много лет самый глупый из всех, а ты?.. Если и дальше так пойдет, будешь следующим. Михал, и Тонда, и все остальные, зарытые на Пустоши, сделали ту же ошибку. Они слишком многому научились в школе чернокнижия, и Мастер это заметил. Ты ведь знаешь, что в каждую новогоднюю ночь один из нас должен умереть вместо Мастера.
   – Вместо Мастера?
   – Вместо него! У него договор с этим... Незнакомцем. Каждый год он должен принести в жертву одного из своих учеников или погибнет сам.
   – Откуда ты знаешь?
   – Ну, у меня есть глаза. Тут найдешь, над чем призадуматься. А кроме того, я прочитал про это в Коракторе.
   – Ты?
   – Я ведь глуп, как ты знаешь. Так думает Мастер и все остальные. Никто не принимает меня всерьез. Вот я и выполняю работу по дому. У меня какие заботы? Прибраться, вымыть пол, вытереть пыль... То же и в Черной комнате, где лежит на цепи Корактор, недоступный для тех, кто мог бы его прочесть. Мастер не зря об этом печется, держит его взаперти – ведь там написано, как ему навредить.
   – А ты? Ты... можешь его читать?
   – Да! Ты – первый, и единственный, кому я это сказал. Существует только один путь положить конец всему. Один-единственный! Если есть девушка, которая тебя любит, и если она попросит Мастера тебя отпустить и сможет выдержать испытание...
   – Испытание?
   – Ну, об этом в другой раз! Когда будет время. Пока что помни одно: остерегайся! Мастер не должен знать, кто эта девушка. Иначе все будет, как с Тондой.
   – Ты про Воршулу?
   – Да. Мастер слишком рано узнал ее имя. Он измучил ее снами так, что она с отчаянья бросилась в реку. – Юро опять сорвал травинку, размял ее. – Тонда нашел ее утром. Принес в родительский дом, положил на порог... С того дня и поседел. Конец ты знаешь.
   Крабат опустил голову. Он думал о Воршуле и о Певунье...
   – Что ты мне посоветуешь?
   – Что посоветую? – Юро сорвал еще травинку. – Иди в Маукендорф или еще куда. И постарайся обмануть Мастера!
   Проходя по Шварцкольму, Крабат не смотрел по сторонам. Певунья не показывалась. Наверное, что-нибудь уж да придумала для домашних, чтобы не удивлялись, почему сидит дома.
   Крабат передохнул в трактире, съел кусок хлеба с ветчиной. Отправился дальше. В Маукендорфе зашел в корчму, заказал пива. Вечером танцевал с девушками, плел им какую-то чепуху, затеял ссору с местными парнями. Когда те хотели его вышвырнуть, щелкнул пальцами и пригвоздил их к месту.
   Потом крикнул:
   – Эй вы, бараны, чем меня колотить, давайте-ка отлупцуйте друг друга!
   Поднялась такая суматоха, какой в Маукендорфе еще не видывали. Летели жбаны, ломались стулья, парни дрались как одержимые, колошматили друг друга почем зря.
   Хозяин заклинал их опомниться, девушки визжали, музыканты удирали через окно.
   – А ну смелей!.. – подзадоривал Крабат. – Что, каши мало ели? А ну давай! Вот так! Вот так! Вот так!

ТЯГОСТНЫЙ ТРУД

   Утром Мастер пожелал узнать, как Крабат провел воскресенье, доволен ли прогулкой?
   – Да ну! – Крабат пожал плечами. – Ничего особенного!
   Рассказал про поход в Маукендорф, про танцы, про ссору с парнями. Ну да, было весело. Но ведь было бы куда веселей, если б он пошел туда не один, а с кем-нибудь из своих, со Сташко, с Андрушем или еще с кем из подмастерьев!
   – Например, с Лышко?
   – Нет! – Крабат не побоялся гнева Мастера.
   – Почему же?
   – Я его не выношу!
   – И ты тоже? – Мастер рассмеялся. – Ну в этом мы с тобой сошлись! Что? Удивляешься?
   – Да! Не ожидал.
   Мастер оглядел Крабата с головы до ног. Благосклонно, но с усмешкой.
   – Мне нравится, Крабат, что ты такой честный, всегда открыто говоришь, что думаешь!
   Крабат не глядел на Мастера. Как понимать его слова? Не таится ли в них угроза? Он обрадовался, когда мельник переменил тему.
   – А насчет того, о чем мы с тобой сейчас говорили, запомни: ты сам, если хочешь, можешь уходить хоть каждое воскресенье. Это привилегия лучшего ученика. И на том – точка!

 
   Крабату не терпелось встретиться потихоньку с Юро. Тот же, напротив, после разговора за сараем избегал его. Хорошо бы, конечно, мысленно обратиться к нему, чтобы он услышал, ответил, но среди своих волшебство не действовало.
   Когда они, наконец, оказались одни на кухне, Юро дал ему понять, чтобы он набрался терпения.
   – Я не забыл про тебя. Ты ведь дал мне нож наточить. Когда будет готов, принесу.
   – Хорошо! – Крабат догадался, что имел в виду Юро. Вскоре Мастер должен куда-то уехать. Дня на два, как он говорил.
   Прошло еще несколько дней. И вот Юро разбудил ночью Крабата.
   – Пошли на кухню! Там поговорим.
   – А они? – Крабат показал на подмастерьев.
   – Спят, их и гром не разбудит! Я позаботился.
   На кухне Юро очертил круг вокруг стола, зажег свечку, поставил ее между собой и Крабатом.
   – Тебе пришлось долго ждать. Но так было надо, из осторожности, понимаешь? Никто не должен догадываться, что мы потихоньку встречаемся. Я много чего тебе доверил в прошлое воскресенье. Наверно, ты думал об этом?
   – Да! Ты хотел указать мне путь к спасению. Такой путь, чтобы я отомстил за Тонду и Михала, верно?
   – Да, это так! Если тебя любит девушка, она может обратиться под Новый год к Мастеру. Попросить, чтобы он тебя отпустил. Если она выдержит испытание, он погибнет.
   – А испытание тяжелое?
   – Девушка должна доказать, что знает тебя, отыскать среди других и сказать: это – он!
   – А потом?
   – Это все, что написано в Коракторе. Может быть, тебе это кажется легче легкого? Детской забавой?
   Да, Крабату так и казалось. Но, наверное, в этих словах есть какой-нибудь тайный смысл? Надо знать текст точно!
   – Текст там прямой и ясный. Но Мастер толкует его по-своему. – Юро подправил фитилек свечи. – Когда я только еще появился на мельнице, здесь был подмастерье Янко. Его девушка пришла точно – в последний вечер старого года – и попросила мельника отпустить ее парня. «Хорошо! – ответил тот. – Отыщешь Янко, он – свободен!» Привел ее в Черную комнату, где мы, все двенадцать, сидели на жерди, превратившись в воронов. Он еще раньше заставил нас всех спрятать клюв под левое крыло. Так мы и ждали. «Ну? – говорит Мастер. – Где он? Первый справа? Посередине? Подумай! Ты же знаешь, что ждет вас обоих!» Она-то знала! Поколебавшись, ткнула наугад в одного из нас. Это был Кито.
   – Ну?
   – Они не пережили эту ночь. Ни Янко, ни его девушка.
   – А потом?
   – Только Тонда еще решил попытаться. С помощью Воршулы. Ну, это ты знаешь!
   Свечка опять нагорела. Юро еще раз подправил фитиль.
   – Одного я не понимаю! – прервал Крабат долгое молчание. – Почему больше никто не пытался?
   – Мало кто знает этот путь. А кто и знает, надеется из года в год, что уж как-нибудь пронесет. Нас ведь двенадцать, а погибает один. Да! Вот еще что тебе надо знать. Если девушка выдержит испытание, Мастер побежден. С его смертью чары рассеются, мы станем обычными подмастерьями, и только! С колдовством – все!
   – А если бы Мастер погиб как-нибудь еще?..
   – Тогда колдовство бы не пропало. Некоторые еще и поэтому не пытаются. А он каждый год покупает себе жизнь ценой гибели кого-нибудь из подмастерьев.
   – А ты? Почему же ты не попробовал?
   – Не осмеливаюсь. Да и девушки у меня нет.
   Он сосредоточенно двигал подсвечник по столу – туда-сюда, будто в этом занятии был какой-то скрытый смысл.
   – Ты вот что, Крабат, пока не решай окончательно. Но попробуем сделать, что в наших силах, чтобы облегчить испытание девушке. А начать можно уже сейчас.
   – Да я ведь могу мысленно внушить ей все, что надо! Этому нас учили!
   – Не получится!
   – Почему?
   – Мастер в силах этому помешать. Так он проделал с Янко, проделает и с тобой. Не сомневайся!
   – Как же быть?
   – Тебе надо за лето и осень научиться противостоять воле Мастера. Когда мы сядем на жердь, обернувшись воронами, и он прикажет спрятать клюв под левое крыло, ты один должен ослушаться и спрятать под правое. Понимаешь? Ты должен чем-то отличаться от нас, чтобы девушка знала, на кого ей указать.
   – А что для этого надо делать?
   – Упражнять волю!
   – Всего-то!
   – Это много! Сейчас поймешь. Начали?..
   Крабат кивнул.
   – Тогда давай так. Я – Мастер. Я отдаю приказ, а ты пытайся делать наоборот. Например, я приказываю передвинуть что-то справа налево, а ты двигаешь слева направо. Приказываю встать – оставайся сидеть. Требую смотреть на меня – смотри в сторону. Понял?
   – Понял!
   – Начнем! – Юро указал на подсвечник. – Возьми его и придвинь к себе!
   Крабат протянул руку с твердым намерением отодвинуть подсвечник к Юро. Но почувствовал сопротивление. Неведомая сила сковала его волю, парализовала желание.
   Началась молчаливая борьба. Юро приказывает – Крабат стоит насмерть: «Отодвинуть! От себя! От себя! Отодвинуть!» Но мало-помалу Юро стал брать верх, сковывая его волю.
   – Как ты хочешь! – услышал Крабат свой голос.