- Тут вопрос другой, - покачал головой Росин - Тут все от мастера зависит. Кто-то так выкует, что доспех и стрелу выдержит, и болт арбалетный, а кто-то из мягкого железа свяжет - так такую броньку и ножом можно проткнуть. Это тебе не бронежилеты, которые робот на станке согласно ГОСТу шлепает. У робота ведь ни лени, ни совести. Он не для человека, он по программе работает.
- Ну, положим, пулю от «Макарова» жилет останавливает, - выступил на защиту своих спецсредств патрульный.
- Да неужели? - не удержался от подколки Костя.
- Запросто.
- Ну сними, поставь его на капот, - предложил мастер. - Проверим.
- Как?
- Сейчас, я Юлю позову.
Бывшая спортсменка уже переоделась в длинный полотняный сарафан, отделанный внизу сине-красной вышивкой. Правда голова у нее, вопреки обычаю, оставалась непокрытой, а талию стягивал широкий ремень с обычными для участников фестиваля ножом и кожаным мешочком. На перевязи через плечо висел колчан.
- Юля, в жилет попадешь? - подошел к ней Росин и указал в сторону «УАЗика», на капоте которого стояла современная броня.
Девушка натянула на правую руку толстую перчатку из лосиной кожи, подняла лук, достала из колчана стрелу.
- Тут ведь всего полсотни метров, мастер, - кротко предупредила она.
Лук у спортсменки был отнюдь не кленовый или ясеневый, о которых так любят повествовать в мифах и сагах, а охотничий, из весьма недешевого углепластика. Юля с ним на равных с ливонцами тягалась - а поклонники рыцарского ордена пользовались не только самодельными арбалетами, но и самыми обычными, из магазина, тоже углепластиковыми. Причем и наконечник на стреле был совсем не свинцовый, а из хорошо закаленной стали.
- Ну что, попробуем? - окликнул милиционера Костя.
- Давай!
Тетива тренькнула. Бронежилет чуть дернулся, немного подумал и упал. Постовой подхватил его, поднял перед собой:
- От, блин… Ну, сержант мне завтра навставляет…
- Скажешь, бандитская пуля.
- Ага, навылет прошла. А я пригнулся. Жвачка есть? Хоть залепить ее, что ли.
- Сейчас, найдем.
В клубе Черного Шатуна жвачных животных не изображал никто, но на фестивале всегда хватало посторонних, и пластинку-другую этой отравы Росин надеялся найти без особого труда.
На берегу, у самой воды дружинники развели небольшой костер. Костя увидел там девушку в алом платье, о которой так и не успел ничего узнать, направился к огню, но со стороны выезда на шоссе опять послышался гул автомобильного двигателя - на поляну выезжал коротконосый темно-синий «Додж». Росин вздохнул и направился навстречу.
- Привет, - из-за руля выпрыгнул детина ростом с Юру Симоненко, коротко стриженный, с медленно двигающейся квадратной нижней челюстью. Коричневый в крупную клетку пиджак только чудом не расползался на нем по швам, а маленький узелок галстука врезался в короткую шею. - Чего это вы тут делаете?
- Фестиваль военного искусства двенадцатого века в честь семисотлетия канонизации святого князя Александpa, - выпалил Росин, желая увидеть, как переварит детина всю эту информацию.
- Оп-па! - удивился парень. - Это который Невский, что ли? А почему я не знаю?
- А кто вы такой? - в свою очередь поинтересовался Костя. То, что громила опознал в святом князе Александра Невского, несколько подняло его интеллектуальный рейтинг в глазах мастера.
- Из мэрии я, из комитета по благоустройству, - гость полез во внутренний карман пиджака, достал визитку и протянул Росину. - Приехал домой, на дачу, а тут прямо под окнами прямо битва идет. Вон мой дом, отсюда видно.
Он указал в сторону здания из красного кирпича, выглядывающего над кронами деревьев метрах в трехстах за вигвамами.
- В самой Келыме живу. Здесь родился, здесь и останусь, никуда не поеду.
- А разве Келыма не там? - махнул Костя рукой в сторону шоссе.
- Нет, там только станция. А сама деревня здесь. - Детина еще немного подвигал челюстью и добавил: - Деревня наша, говорят в летописях еще в пятнадцатом веке упомянута. Кельмимаа, Земля Мертвых. Странное название для селения, правда?
- Ну, почему странное? Сожгли ее, может, когда-то, никого в живых не оставили. Или мор какой прошел, и стала деревня мертвой. Люди потом вернулись, а название осталось. Да, кстати, а жвачки у вас нет?
- Вроде, «Дирол» тут оставался, - он захлопал себя по карманам. - Вот, нашел. Прямо полпачки осталось.
- Спасибо, - Костя заграбастал жвачку в левую руку а правую протянул гостю. - Извините, забыл представиться: Костя Росин, председатель исторического клуба «Черный Шатун». А заодно и верховный мастер на этом фестивале.
- Никита Хомяк, - пожал руку детина и вздохнул: - Хорошее было имя. Жаль, эта мымра из Австралии испоганила.
- Пошли, - Росин позвал гостя за собой в палатку.
- Знакомьтесь, это Никита Хомяк из питерской мэрии. - Мастер перекинул пачку «Дирола» пострадавшему милиционеру и указал Никите на сверкающего начищенными пластинами ратника: - А это Миша Немеровский, мой десятник.
- Вот это здорово! - бахтерец привел Хомяка в восторг. - Давайте я хоть телевидение приглашу? Такое зрелище пропадает!
- Завтра после полудня приедут, - кивнул Росин. - Высадку шведов снимать.
- Может, еду организовать?
- У моего джипа полевая кухня стоит, - ткнул пальцем на стену палатки Миша.
- Ночлег могу устроить…
- Ты чего, издеваешься, Никита? - не выдержал Немеровский. - Мы же военным лагерем стоим! У нас не просто все есть, нас еще и не выкуришь отсюда без долгой драки. Вон, Лехе уже бронежилет прострелили.
- Ну давайте, хоть чего-нибудь сделаю? Не могу же я так просто сесть и уехать! Прямо вижу, делом нужным занимаетесь. Как представитель мэрии хочу поддержать.
- В ополчение записывайся, - предложил Миша. - Мы тут завтра шведов бить собираемся. Тебе бы кирасу поверх ватника, да алебарду в руки - и татары не пройдут!
- А у вас алебарды есть? - мгновенно загорелся Хомяк.
- У меня в машине палица лежит, - задумчиво вспомнил Немеровский. - Не по руке оказалась. Могу дать. Да и продать могу, не по руке она. Щитов, правда, лишних нет. Слушай, а может, у тебя дома топорик есть? Топорище здесь вытешем. И переодеть тебя надо попроще, а то шведы не поймут… Ну что, мастер, берем ополченца?
- Почему не взять? - пожал плечами Росин. - Ополченцы нам нужны.
- Слушай, Никита, а магазин у вас в деревне есть? - вспомнил Немеровский.
- Есть, конечно.
- Не подбросишь? А то я уже принял… Я тут пол-ящика водки ливонцам проспорил. Отдать отдал, а самим теперь не хватает. И соль еще купить надо, совсем про нее забыл.
- Ты чего, дрался утром? - не понял Росин.
- А чего делать оставалось, мастер? - развел руками Миша. - Вас нет, я один, они приехали. Ну, и вызвал магистра на поединок.
- Сколько хоть продержался, вояка? - вздохнул Росин.
- Минут пять, не меньше.
- Ладно, завтра сочтемся, - махнул рукой мастер. - Авось, получится их на шлюпки посадить.
Костя Немеровскому не поверил ни на йоту. Что бы рубиться в полном доспехе целых пять минут и не свалиться от усталости, нужно быть Карлом Великим, а не прогуливающим тренировки бизнесменом.
- Так что, поехали? - Никите Хомяку не терпелось переодеться и получить в руки настоящее оружие. Наверняка, вечером вылезет на круг драться!
- Поехали, мастер, - предложил Немеровский. - Может, и ты чего нужное в магазине увидишь.
Деревенька Келыма целиком и полностью располагалась на верхушке небольшого продолговатого холма, одной стороной упирающимся в Неву, а другой - в кировское шоссе. По другую сторону шоссе продолжения поселка не имелось - нам начиналась низина, поблескивающая водой сквозь низкую траву. Получалось, за пятьсот лет селению так и не удалось вырасти из размера одной стометровой улицы, упирающейся в большой треугольный навигационный щит. По сторонам от узкой шоссейной дорожки стояло семь домов: два высоких, из красного кирпича, три обычных, но тоже кирпичных, один из сверкающих белизной цилиндрованных бревен, и один старый, темный, чуть покосившийся и изрядно заросший мхом. Рядом со своими соседями он казался неухоженной собачьей будкой с игрушечной телевизионной антенной на крыше и подсвеченными лампой от фонарика пыльными декоративными окнами.
- Видели? - притормаживая рядом с небольшим торговым павильоном, Хомяк кивнул в сторону развалюхи. - Мужик миллионер, между прочим. Я его хорошо знаю, строительством занимается. Спрашиваю, не стыдно ли жить в таком убожестве, а он говорит - что вот-вот новый дом отстроит. Просто сейчас, в данный момент, некогда. И так уже четыре года.
- Это бывает, - согласился Немеровский, выходя из машины и направляясь к павильону. - У меня соседка такая же.
Миша дождался, пока Никита Хомяк и Костя Росин выберутся на улицу, и толкнул дверь.
При виде ратника в островерхом теле, в бахтерце с золочеными пластинами и мечом на поясе, дородная девица лет двадцати в синем халате застыла, словно оглянувшаяся на Содом жена Лота. Глаза ее широко распахнулись, а челюсть начала медленно опускаться вниз.
- «Синопскую» будем брать, мастер? - оглянулся Немеровский. - Или «Пшеничную»?
- Соль, главное, не забудь, - безразлично пожал плечами Росин. - Соль у вас есть, девушка?
Продавщица медленно покачала головой.
- Да вон же, на полке стоит, Рая! - возмутился Никита. - Рая, ты чего?
- И водка на полке есть, - на всякий случай предупредил Немеровский. - Я видел.
- А… А вы кто? - ухитрилась спросить девушка не закрывая рта.
- Рая, ты чего, меня не узнаешь? - удивился Хомяк. - Это я, Никита, из пятого дома.
- Никита…
- Мы из Ленфильма, - произнес Росин волшебную фразу. - Мы тут кино снимаем.
- Ах, кино… - мир, перевернувшийся в сознании продавщицы, начал медленно возвращаться в нормальное положение. - Понятно, кино…
Она наконец-то закрыла рот и оглянулась на полки.
- А соль у меня есть, мелкая, крупная и йодированная.
- Иодированной, - решил Немеровский. - Наверное, давайте сразу ящик. И водки «Синопской» ящик.
- На меня запиши. Рая, - подал голос Хомяк. - Как обычно.
- Тогда два ящика, - обрадовался Миша. - А я за второй заплачу.
- Оба запиши, Рая.
- Тогда я…
- Стоп! - оборвал их состязание мастер. - Двух ящиков хватит за глаза и за уши. Нам еще шведов завтра бить, не забывайте. Два ящика водки и ящик соли. Все.
«Додж» Хомяка был перегорожен на два отсека, и если спереди помимо водительского и пассажирского сидения имелся самый настоящий раскладной полутораслальный диван, то сзади - обширный грузовой отсек. Три ящика просто потерялись в его утробе - Никита деловито захлопнул дверь и указал на дом напротив павильона:
- Это мой.
Внутри двухэтажный кирпичный особняк выглядел отнюдь не так роскошно: голые оштукатуренные стены, груды досок, сложенные на полу обширного холла, лестница без перил и циркулярная пила под ней.
- Сам, что ли строишь? - понятливо огляделся Немеровский.
- Нет, кладку я заказывал, - покачал головой детина, отпуская узел галстука. - Ну, а уж пол настелить или перила поставить сам смогу. Что я, безрукий что ли?
- Это отлично, - поднял палец Миша. - Значит, у тебя наверняка есть рабочая роба. Брезентовые штаны, там, и ватник. И сапоги кирзовые.
- Кирзачи есть, - признал Хомяк, - я в них за брусникой хожу. А спецовка прямо грязная, олифой я ее замарал.
- Будем считать, что смолой сосновой, - тут же подкорректировал «легенду» Немеровский. - Ремень широкий кожаный имеется? Топор за него заткнешь, нож на пояс повесишь, и получится обычный вепский ополченец. Или ты думаешь, они во фраках ходили? Считай себя вышедшим на войну лесорубом. А это что?
Миша указал на небольшую металлическую гирьку, подвешенную на тонкий тросик.
- Отвес, - поднял его с пола Хомяк. - Трос от спидометра, «квадрат» стерся. Ну, я его и приспособил.
- Ты не прав, Никита, - погрозил пальцем Немеровский. - Это классический кистень. Любимое вепское оружие. Есть все-таки в тебе нечто такое… Генетически заложенное… А косоворотки у тебя нет?
- Сорочка от Версачи, - рассмеялся Хомяк.
- Не пойдет. Проще нужно быть. Фланелевая рубашка, полотняные портки. Ватник прихвати, если есть. Не броня, конечно, но и не так больно будет, если удар пропустишь.
- Ладно, сейчас, - Никита вышел в низкую дверь, ведущую то ли в гараж, то ли в подвал.
Минут через десять он вернулся в потертых кирзовых сапогах. В высокие черные голенища были заправлены штанины выцветших хлопчатобумажных армейских штанов, украшенных пятнами черной краски. Поверх он накинул короткую потертую дубленку, перепоясанную толстым кожаным армейским же ремнем, за который был заткнуть обычный плотницкий топор. Хомяк подобрал отвес, свернул его кольцами и тоже всунул за ремень: - Ну как?
- Вылитый вепс! - пьяно махнул рукой Немеровский. - Настоящий ополченец.
- С тулупом ты хорошо придумал, - кивнул Росин. - Только упаришься в нем быстро. А так - в глаза ничего особенно не бросается. В общей сече никто и внимания не обратит. Правда, топор тяжеловат.
- А чего в нем тяжелого? - детина выдернул инструмент из-за пояса, подкинул в руке. - Обычный топор.
В его руке килограммовая железяка и вправду казалась невесомой.
- Нормально, - отмахнулся Миша. - Просто топорище надо длиннее сделать. Ну, да я тебе булаву дам. Поехали.
В машине Хомяк дубленку все-таки снял, оставшись в мягкой фланелевой рубашке, завел двигатель и через минуту доставил новых знакомых обратно на поляну.
Здесь появилось пять новых палаток - приехал клуб «Глаз Одина». За время отсутствия начальства они успели не только поставить лагерь, но и устроить драку с ливонцами. Сеча шла, скорее всего, из-за женщин в длинных рубахах и замшевых костюмах с множеством кисточек, столпившихся неподалеку. Викинги явно одолевали: все они, обнажившись до пояса, изображали берсерков, и ливонцы, даром что все изрядно выпили, наносить им удары железным оружием побаивались. Зато викинги старались вовсю - только искры от рыцарских доспехов летели.
Впрочем, победа победой, а все тетки минут через десять опять переберутся в лагерь «Ливонского креста». У них там вечно происходят какие-то события в стиле Айвенго и рыцарей Круглого стола: дуэли, турниры, прекрасные дамы. Умели все-таки европейцы бабам головы охмурять! Как павлины: ни летать толком, ни драться не умеют, зато хвост - на три метра в диаметре.
Милицейский наряд, рассевшись на заготовленных для кухни чурбаках, с интересом наблюдал за побоищем, даже не пытаясь вмешаться. Похоже, они собирались дождаться конца схватки, чтобы собрать трупы и арестовать победителей.
От утонувшего в сумерках индейского стойбища донеслись звуки гитары. Зазвенели струны и у костра ополченцев, бросающего на дрожащую поверхность красные отблески.
- Пошли, мужики, отметим знакомство, - оттащив ящик с солью к полевой кухне, Немеровский вернулся с упаковкой тархуна. - Водку из багажника прихватите.
В палатке на столе стоял большой казан с еще горячей пшенной кашей - догадался кто-то мастеру несколько порций принести. Тарелок, по крестьянскому обычаю, никому не полагалось - только ложки. А вот низкие пластмассовые стаканчики правила фестиваля разрешали - как предмета, без которого существование цивилизации невозможно.
- Ну, мужики, - предложил Немеровский, разливая по стаканам первую бутылку, - за Великую Русь.
Выпив, мужчины взялись за ложки и навалились на кашу, временами вспоминая армейское прошлое:
- Представляете, полгода каждый день: каша, каша, каша. Мы все мечтали: хоть бы картошечки дали! Потом подходит осень, дают картофельное пюре, - улыбнулся один из патрульных. - Все орут: ура! Потом на следующий день картошка, и на следующий, и на следующий.! Через два месяца все начинают скулить: хоть бы кашу дали!
- А нас на Ангаре одной капустой кормили, - с придыханием сообщил Миша. - Я ее до сих пор видеть не могу!
- Нас из Ахтубинска несколько раз на уборку арбузов возили, - не удержался от своей истории Костя. - Местные сказали: ешьте, сколько сможете. Мы так обожрались, что ходить не могли!
- Счастливчики, - откликнулся Никита Хомяк. - А у нас под Мурманском, кроме мха, ничего не росло.
- Мужики, - Немеровский откупорил следующую бутылку. - Думаю, нам нужно выпить за бескрайние просторы нашей земли, что лежат от полюса почти до Индийского океана, от Тихого океана и до Атлантического.
- Это ты загнул, Миша - рассмеялся один из милиционеров. - Откуда Атлантический океан взялся?
- Может, чуть меньше, - не стал спорить ратник.
- Но ненамного.
- Ладно, - согласился патрульный, - за нашу землю!
К тому времени, когда ложки застучали по дну казана, мужчины успели приговорить четыре бутылки, а разговоры ушли в чистую науку: считать Черное море частью Атлантического океана, или нет?
Внезапно все звуки перекрыл чистый женский голос:
Матушка родимая, дай воды напиться,
Сердце мое, ох бросает в жар.
Долго гуляла в темном я саду,
Думала на улицу век не поду!
Теперь же под вечер аж пятки горят!
Ноженьки стройные в пляску хотят!
Я пойду на улицу, к девкам я пойду,
Голосом звонким я им подпою!
Вот уж что-что, а голос был действительно звонкий. От таких лопаются хрустальные бокалы и рассыпаются люстры. Росин поднялся из-за стола, оставив остальных спорить о географических терминах, вышел на воздух.
На Неве зажглись бакены, бросая во мрак алые огоньки, на том берегу и на острове четко пропечатывались прямоугольники освещенных окон. Несколько горящих на поляне костров не могли справиться с ночной мглой, и лишь придавали окружающему миру ощущение обжитости.
Песня растекалась от костра на берегу, и мастер спустился к своим дружинникам.
Выйду на улицу - солнца нэма,
Парни молодые свели меня с ума!
Выйду на улицу, гляну на село,
Девки гуляют и мне весело!
Пела, оказывается, та самая девушка в коротком алом платье, еще днем обратившая на себя внимание мастера. Пела легко, без напряжения, сидя на чьей-то стеганке и прикрыв ноги выделенной кем-то курткой.
- Знакомьтесь, мастер, - прижав ладонью струны гитары, окликнул Росина Игорь Картышов, бывший танкист, прошедший Афганистан и Чечню, горевший и на чужбине и на родине, но тем не менее при первом же сокращении отправленный в запас. Лицо его после ожогов выглядело устрашающе, но характер оставался спокойным до флегматичности. - Племянница моя, Инга. Учится в Москве, в Гнесина, приехала отдохнуть. Хотела познакомиться с принцем, вот я ее с собой и взял.
Вокруг костра засмеялись.
- А вы что, принц? - встрепенулась Инга.
- Предположим, я князь, - сел на траву Костя. - Устраивает?
- Нет, Игорь обещал, что настоящий принц будет, без обмана.
- Ну, не знаю, - покачал головой Росин. - У славян только князья были, у ливонцев демократия, у викингов ярлы. Даже не знаю, что и предложить.
- Так шведы завтра приедут! - вспомнил один из дружинников. - У них конунг, то есть король. А где король, там и маленькие принцы плодятся.
- Это мысль, - кивнул Костя. - Вот только порубим мы их всех в капусту.
- Зачем? - удивилась певица.
- Чтобы не приезжали. Земля-то наша!
- Вас послушать, так всех туристов на столбах нужно вешать, - поморщилась Инга. - Чтобы в чужие страны не ездили.
Вокруг костра снова взорвался смех.
- Так что, Инга, - предложил Росин, - если всех принцев порубаем, на князя согласишься? У меня княжны нет…
- Много вас таких, умных, - хмыкнула девушка и отвернулась к дядюшке: - Ты «Лето» помнишь?
Игорь кивнул и ударил по струнам:
Холодные тучи по небу плывут,
На крыльях печали разлуку несут
Еще одно лето простилось со мной,
Взмахнув на прощанье косынкой цветной
Зачем это лето в снегах я ждала,
Зачем это лето рябиной цвела…
Хотя темп песни был весьма бодрым и веселым, Росин почувствовал, как у него слипаются глаза. Сегодняшний день получился долгим и трудным, выпитая пополам с «тархуном» водка оказалась последним штрихом, уже неподъемной для организма тяжестью.
- Как хочешь, - с деланной обидой поднялся на ноги мастер, ушел в свою палатку и, не обращая внимания на продолжающийся за столом спор, рухнул на незастеленную раскладушку.
Глава 2. Кельмимаа
Шея болела так, словно ему свернули голову, и в первый миг Леша подумал, что он умер, и его бездыханное тело лежит на сырой земле. Правда, уже в следующее мгновение он осознал полную несуразность этой мысли: если он умер, то кто ее думает? Именно поэтому младший сержант Алексей Рубкин, сотрудник кировского РУВД, оперся руками о влажную от росы траву, оторвал голову от корня и осторожно выпрямился. Вывернутую из-за неудобной опоры голову удалось благополучно вернуть в обычное положение, милиционер попытался оглядеться, и сознание захлестнуло новым испугом: ослеп! Все вокруг словно задернула матово-белая пелена, сквозь которую не удавалось разглядеть ничего дальше трех-четырех метров. Младший сержант далеко не сразу осознал, что туман вокруг самый настоящий, природный, сочный и густой; свидетельствующей о наступлении теплого солнечного дня. За прошедшие секунды Рубкин раз пять успел дать себе слово насухо завязать с выпивкой, если с глазами все обойдется и на этот раз. Такое обещание он давал себе довольно часто - но выполнить его все как-то не удавалось.
На земле всхрапнули - это Никита Хомяк наслаждался объятиями Морфея, подложив под голову туго свернутый тулуп, и накрывшись куском потертого брезента. При взгляде на собутыльника немедленно прорезалась острая головная боль, и Леша стал пробираться к реке, чтобы засунуть башку в прохладные воды.
Сориентироваться в тумане оказалось не так-то просто. Вскоре патрульный обнаружил, что идет вдоль берега - сперва он наткнулся на загородку рыцарского поля для поединков, а чуть дальше - на спящего на надувном матрасе под шерстяным пледом ливонца. Рядом с ландскнехтом лежали короткий широкий меч и бутылка «Тархуна». Милиционер подобрал и то, и другое, откупорил бутылку и выпил ее в несколько глотков. На душе стало немного легче - Леша воткнул меч в землю рядом с головой безмятежно спящего воина и двинулся дальше, приняв значительно левее.
Однако вскоре со стороны стоящего на взгорке поселка ему померещились странные звуки: какие-то стуки, испуганные и торжествующие выкрики, трудно различимые из-за расстояния. И вряд ли в пять часов утра это были звуки от строительных работ. После короткого колебания Рыбкин быстрым шагом направился на звук. Но когда он миновал индейские вигвамы и стал продираться сквозь неожиданно густые заросли кустарника, впереди раздался самый настоящий жалобный бабий вой - и патрульный рванулся вперед. Несколько десятков шагов - он пробежал мимо плетня и низкого сарайчика, на углах которого плясали языки пламени и увидел четверых одетых в доспехи бородатых мужчин. Они разложили прямо на низкой стоптанной траве жалобно скулящую обнаженную девушку. Двое держали ее за руки - точнее, просто наступили на руки около запястий, один деловито насиловал, а еще один молча наблюдал за этим зрелищем.
- От блин, - тяжело ругнулся Алексей, расстегивая кобуру и доставая своего «Макарова». - Значит, на подвиги все-таки потянуло? Ну-ка, бросьте свои железяги и поднимите руки.
Наблюдавший за сценой насилия воин повернул голову на голос, хмыкнул и двинулся навстречу милиционеру, неторопливо вытаскивая из ножен меч. Одежду его составляла длинная кожаная куртка с большими сверкающими дисками на груди и несколькими металлическими пластинами на подоле. Ноги до колен прикрывали серые сапоги, а выше белела голая кожа. Нечесаная голова насильника настолько поросла волосами, что из черных кудрей выглядывали только кончик носа на лице, да сверкали глубоко посаженные узкие глаза.
- Стоять! Руки вверх, - повысил голос Рубкин и передернул затвор. - Стой, брось оружие! Стрелять буду!!!
Воин все равно приближался, играя узким, чуть изогнутым обнаженным клинком. Патрульный поднял пистолет над головой и выстрелил. Мужчина недоуменно остановился, потом двинулся дальше. Леша выстрелил еще раз. Мужчина опять остановился, вглядываясь в странное оружие, а потом рывком метнулся вперед, вскидывая саблю. Рубкин торопливо выстрелил ему в грудь два раза подряд.
От сильных ударов воина откачнуло - но он удержал равновесие и снова тронулся в наступление. Алексей направил оружие на него и принялся давить на спусковой крючок, пока боек сухо не щелкнул в пустое место.
От каждого выстрела мужчину откидывало на шаг, еще на шаг, и в конце концов он все-таки упал на спину, широко раскинув руки. Алексей, видя как двое удерживающих девушку насильников сошли с ее ног, торопливо поменял обойму, передернул затвор:
- Лежать, лицом вниз! - и, не дожидаясь ответа, сделал несколько выстрелов им по ногам.
Оба врага повалились, а последний, сильным ударом в лицо сбив девушку на землю, поднялся, вынул саблю, небрежным движением вспорол обесчещенной жертве живот и повернулся к Рубкину. В этот миг в голове того и вспыхнули слова местного «мастера»: «В голову стрелять надо!».
Милиционер, раздвинув ноги, словно на тренировке, вкинул пистолет, поймал на мушку переносицу убийцы, и плавно нажал на спусковой крючок.
Tax! От головы в стороны полетели кровавые ошметки, а насильник медленно осел вниз.
- Вот так! - Рубкин спрятал оружие, оглянулся на вовсю полыхающий сарай, но в первую очередь подошел к раненым бандитам и, грубо перевернув их на живот, быстро завел заскорузлые руки за спину и сковал наручниками. - Сказал бы я вам про ваши права, но вы их теперь не имеете.